По Каширскому шоссе в сопровождении эскорта нёсся кортеж, во главе которого ехал чёрный «Мерседес» с регистрационным номером 005 на фоне государственного флага России.

– Я что-то не пойму, может, за время моего отсутствия меня уже выбрали президентом? – пошутил Томилин, глядя на довольные физиономии Кузьмина и Добрынина. – А где же наш третий лоботряс? – поинтересовался он у ребят, и в тот же миг стекло, отделяющее водителя от салона, опустилось, и Николай Петрович увидел за рулём машины Соболева, который мастерски управлял автомобилем на скорости не меньше ста двадцати километров в час.

– Здравствуйте, Николай Петрович, – проговорил Степан, поворачивая голову к салону.

– Ты это, того, не отвлекайся от дороги, – с некоторым испугом в голосе произнёс Томилин, призывая Соболева соблюдать хоть какие-то элементарные правила дорожного движения.

– Ты лучше скажи мне, Степан, куда ты нас везёшь?

– Нет, товарищ полковник, не скажу. Не велено.

– Кем не велено?

– Им! – и Степан показал указательным пальцем вверх, давая понять, что этот жест всё объясняет.

Однако Томилин, ничего не поняв, с тем же вопросом обратился к Кузьмину, сидящему к нему поближе.

– Володя, куда мы едем, а то наш Степан вечно говорит какими-то загадками, а у меня мозги уже ничего не соображают?

– Вот для того, чтобы они начали соображать, мы и везём вас, Николай Петрович, в одно очень замечательное место, где вас моментально поставят на ноги.

Поняв, что коллеги вступили в негласный сговор и сейчас ничего не скажут, Томилин замолчал и откинулся на спинку сиденья.

Последние семьдесят два дня он безвылазно сидел глубоко под землёй, изучая архив Берии. Так уж случилось, что после ареста Берии на все материалы, связанные с его именем, был наложен гриф секретности. Никто в то время не знал, какой компромат и в каком количестве накопал всесильный нарком на первых лиц государства, поэтому, чтобы всё это оставалось в глубокой тайне, было решено отправить собранные материалы в «Особый архив».

Работу, которую провёл Томилин, можно было назвать титанической. В море разрозненной и противоречивой информации ему все-таки удалось отделить зёрна истины от плевел и найти то, ради чего он спустился под землю.

Удивительным было то, что никто из его руководителей, включая Субботина и Директора ФСБ, не поинтересовался результатами его изысканий. Или они понимали, что по-другому у Томилина просто быть не могло, или же в должностной инструкции архивариуса Клавдии Степановны были и другие обязанности? Впрочем, это уже не имело никакого значения. Главное было то, что теперь он знал, в каком направлении надо искать и что делать дальше.

Через тридцать минут автомобильный кортеж свернул с дороги, проехал по тенистой липовой аллее два километра и остановился перед высокими металлическими воротами.

– Что это за место? – поинтересовался Томилин, вопросительно глядя на коллег.

– Это центр реабилитации сотрудников внешней разведки, – ответил за всех Кузьмин, – в котором наши разведчики-нелегалы проходят «карантин» после возвращения из зарубежных командировок. Учитывая то обстоятельство, что ваш мозг за последнее время был подвергнут колоссальным нагрузкам, мы добились через генерала Субботина, чтобы с вами поработали самые лучшие специалисты этого ведомства.

– Вы что, решили, что я умом тронулся??? – полковник перешёл на повышенный тон.

В этот момент он почувствовал, как Кузьмин дотронулся до его руки, их глаза встретились, и он прочёл в них немую просьбу: «Не надо больше задавать ненужных вопросов». Посмотрев на остальных членов команды, он понял, что ребята находятся в негласном сговоре, следовательно, ему сейчас надо просто молчать.

«Значит, мои парни что-то нарыли, коль им надо попасть сюда, а в качестве приманки они решили использовать меня. Надо полагать, что салон машины прослушивается, и у них просто не было другого способа меня об этом предупредить. Интересная получается картина. Хорошо, подыграю им, а там посмотрим, чем всё это закончится», – подумал Томилин, показывая глазами, что до него всё дошло.

«Мерседес» подъехал к парадному подъезду особняка и плавно остановился. Когда Томилин вышел из машины и ступил на ступени, ведущие в дом, с ним случилось дежавю. У него было устойчивое ощущение того, что он здесь уже бывал и знает об этом месте всё, включая даже внутреннее расположение комнат. Его секундное замешательство не осталось незамеченным со стороны доктора, который спускался по ступеням навстречу ему.

– Здравствуйте, Николай Петрович, моя фамилия Ваганов, я заведующий этим учреждением и по совместительству лечащий врач. Вижу, что вы действительно чувствуете себя неважно, налицо явные признаки сильного переутомления. Я думаю, что на ваше восстановление нам понадобится от пяти до десяти дней. Сделаем анализы, проведём несколько сеансов иглоукалывания, физиотерапии, проколем витамины, и будете вы у меня, товарищ полковник, как новенький. И самое главное, поверьте моему опыту, это сон. Спите как можно больше, по нескольку раз в день. Ничто не восстанавливает так силы, как здоровый крепкий сон. А сейчас я проведу вас в вашу комнату, где вы сможете переодеться с дороги и принять душ, а ваши коллеги пока посидят на свежем воздухе. После того, как вы будете готовы, я распоряжусь, чтобы подали обед, и мы все вместе отобедаем.

С этими словами Ваганов взял Томилина бесцеремонно за локоть, словно пациента психиатрической клиники, и повёл внутрь особняка.

Пока Томилин приводил себя в порядок, в беседке полушёпотом разговаривали его «гвардейцы».

– Как ты думаешь, Володя, Петрович понял, что мы привезли его сюда не просто так?

– Мне кажется, понял. Он мужик тёртый, понимает всё с полуслова.

– А может, нам не стоило всё так усложнять? – вмешался Степан. – Пусть бы полковник спокойно себе лечился, а мы бы тем временем сами занялись поисками нашего тайника.

– Не забывай, что это один из самых охраняемых объектов СВР, а они не особенно жалуют на своей территории посторонних. И хотя у нас есть мандат самого Президента, он всё равно не поможет нам открыть двери этого ведомства. Думаю, что первую скрипку в нашем спектакле должен теперь сыграть Виктор с его гипнотизёрскими способностями, а мы с тобой, Степан, организуем ему прикрытие. Напоминаю, что нашей основной задачей на данном объекте является извлечение контейнера, про который в своём письме указывал Анисимов…

После возвращения из Питера Кузьмин поставил группе задачу пройти путь, который в своё время проделал Старик. Кузьмин поехал в Рязань, Соболев в Тверь, Добрынин в Ярославль. Потом были Тула, Липецк, Тамбов, Нижний Новгород, Иваново, Кострома…, и вот, 28 августа Кузьмин напал на нужный след. В архиве УФСБ во Владимире он нашёл личное дело бывшего сотрудника МГБ капитана Ряжского П. И., уволенного из органов госбезопасности в сентябре 1953 года по фактам дискредитации. Ряжский после увольнения нигде не работал, пил, вёл антиобщественный образ жизни, и в марте 1954 года его тело было обнаружено на мусорной свалке со следами множества колото-резаных ран. По счастливой случайности следователь милиции капитан Егоркин Н. А. нашёл свидетеля этого убийства, некоего Маркина Т. Ф., который своими глазами видел лицо убийцы. Всё остальное было делом техники и профессионализма милиционеров. Уже через два дня был задержан подозреваемый в убийстве, некто Молочко Тимофей Карлович 1913 года рождения, имевший к тому времени шесть судимостей. Из показаний подозреваемого следовало, что Молочко и Ряжский в день убийства употребляли спиртные напитки на квартире Молочко. В какой-то момент застолья Ряжский начал рассказывать ему о том, как он во время войны охранял на секретном объекте настоящего колдуна, который был самым близким другом Берии. И что, мол, Берию расстреляли не за предательство и шпионаж, а за связь с нечистой силой. Когда Молочко узнал, что Ряжский служил в НКВД, он, недолго думая, достал нож и убил его.

Ухватившись за эту ниточку, группа Томилина переворошила центральный архив ФСБ, но всё-таки нашла место, где служил Ряжский. Это был какой-то засекреченный объект под № 26. Однако каких-либо сведений об этом объекте найти не удалось. Создавалось такое впечатление, что кто-то специально изъял о нём всю документацию, не оставив ни одного упоминания в открытых источниках. Из этого тупика вышли путём изучения документов финансово-хозяйственного Управления МГБ за 1948 год, в которых чёрным по белому было написано, какое количество общехозяйственного инвентаря было отправлено на объект № 26. Покопавшись ещё немного, нашли сводную ведомость сотрудников этого объекта, получивших жалование за сентябрь 1948 года. А когда список офицеров был на руках, проследили судьбу каждого из них. И, к своему большому удивлению, узнали, что в небольшом сибирском городке Большая Елань, Иркутской области до сих пор живёт и здравствует бывший начальник охраны объекта № 26 полковник Анисимов.

Тем же вечером группа вылетела в Иркутск, а оттуда вертолётом в Большую Елань. В город прилетели по местному времени в районе обеда, однако Анисимова дома не застали. Оказалось, что три дня назад Сергей Михайлович тихо скончался в своей постели, и сегодня его хоронят на местном кладбище.

Было крайне досадно, что ниточка, за которую они ухватились, так стремительно оборвалась. Не сговариваясь, все трое отправилась на кладбище, чтобы проститься с человеком, ради которого пролетели полстраны.

У свежей могилы, украшенной двумя венками, они увидели одиноко стоящую женщину, вытирающую кончиком платка заплаканные глаза. Поздоровавшись с ней и положив на могилу букет цветов, ребята встали в ряд по стойке «смирно», отдавая дань уважения умершему чекисту.

– Вы, наверное, будете из «конторы»? – спросила женщина, обращаясь к стоящему с края Степану.

– Да, из «конторы», – проговорил он машинально, не отрывая глаз от фотографии покойного.

– А я звонила вашему начальнику позавчера с просьбой о помощи в организации похорон, а он ответил мне отказом, ссылаясь на то, что отца уволили из органов в 1954 году за связь с Берией, и он до сих пор не реабилитирован. А сегодня, видать, передумал, коль вас прислал…

– Извините за опоздание, – вмешался Кузьмин, – мы не из местных, мы приехали из Москвы. Хотели поговорить с вашим отцом о делах давно минувших дней, да вот, видит Бог, разминулись с ним. Не успели. Примите наши самые искренние соболезнования в связи с постигшим вас горем.

– Как вас зовут, молодой человек? – перебила Кузьмина женщина, пристально всматриваясь в его глаза.

– Владимир.

– А может быть, у вас и документ, соответствующий имеется?

– Конечно, имеется, а вам это зачем? – вопросом на вопрос поинтересовался майор.

– Вот когда покажете, тогда я вам и отвечу, – сказала она как отрезала.

– Вот смотрите, – Кузьмин достал и развернул перед ней своё служебное удостоверение.

– А у этих, что с тобой, тоже есть документы?

– Товарищи офицеры, покажите гражданке свои удостоверения, – приказал Кузьмин.

После того, как её просьба была исполнена, она заговорщицки подмигнула, перейдя на шёпот:

– У меня для вас от отца есть послание. Сейчас поедем со мной на его квартиру, там помянем его, и я передам вам конверт. Ведь он вас всё время ждал, знал, что рано или поздно вы непременно приедете к нему.

– Простите, как вас зовут?

– Тамара Сергеевна я, извините, что не представилась. Ну, чего стоите, пойдёмте…

Через час, сидя за круглым столом в окружении четырёх старушек довольно преклонного возраста, Владимир, Виктор и Степан смотрели на стоящие перед ними гранёные стаканы, до краёв наполненные водкой. Одна из старушек, которая всё время внимательно рассматривала мужчин, неожиданно шепеляво спросила:

– А вы чё, не русские?

– С чего вы, бабушка, взяли, что мы не русские? – встрепенулся Степан.

– А то, что сидите, как истуканы, и даже рюмку не выпьете за упокой души Михайловича. Какой же нормальный русский мужик не выпьет водки?

– Ой, Никитична, отстань от людей, – вмешалась Тамара Сергеевна. – Выпьют они, выпьют. Вон я даже на стол ещё не собрала, а ты уже людям водку в горло льёшь.

– Ясень пень! Наши мужики давно бы уже по бутылке на брата выпили даже без твоей закуски. А эти, и правда, наверное, из Москвы. И как там у вас сейчас жизнь в Москве? – не унималась она…

– Всё, Никитична, ты меня достала. Если не отстанешь от людей, выгоню.

– Это ж надо, – взвилась Никитична. – Где это видано, чтобы с поминок прогоняли? Креста не тебе, Томка, нет.

– Вот, смотри, крест-то на мне есть, а у тебя совести совсем нет. Что ты пристала к людям как банный лист?

И, обращаясь уже к Кузьмину, ласково:

– И действительно, помяните отца, покушайте, а потом я вам всё отдам…

…Степан открыл глаза и сразу понял, что он не транспортабелен. Во рту было такое ощущение, словно там кошки нагадили, голова раскалывалась, а в животе подозрительно урчало.

– Кто-нибудь скажет мне, где я? – выдавил он из себя.

За его спиной раздался лёгкий смешок.

– Владимир? Это ты меня вчера накачал? Ребята, дайте мне аспирин, а не то я сейчас умру.

Через минуту чья-то рука протянула ему стакан с водой, в котором плавала таблетка шипучего аспирина. Выпив его содержимое, Степан начал приходить в себя и открыл глаза.

Он был на борту «Гольфстрима» и лежал на большом кожаном диване. За соседним столиком, не обращая никакого внимания на него, сидели Владимир и Виктор, внимательно рассматривая что-то через увеличительное стекло. Предупреждая вопрос Степана, Владимир, не отрывая глаз от своего занятия, произнёс:

– Стёпа, нам лететь до Москвы ещё два часа, так что можешь спокойно поспать, я тебя разбужу…

На следующее утро, когда группа была в бункере, Кузьмин после завтрака собрал всех в кают-компании.

– Во-первых, Степан, мы с Виктором благодарим тебя за то, что ты вчера принял огонь на себя.

Виктор не сдержался и заржал.

– Да ладно вам. Лучше расскажите мне, что вчера было, а то у меня в голове полный провал памяти, – незлобно поинтересовался Соболев, наливая в стакан минералку.

– Как тебе сказать, Стёпа?! Оказывается, мы не знали обо всех твоих талантах… – и тут, не сдержавшись, Кузьмин с Добрыниным заржали как лошади, попадав с дивана.

– Дураки вы! – подытожил Степан, не обращая внимания на поведение своих товарищей. – Я что, переспал там с кем-нибудь?

И снова кают-компания наполнилась оглушительным смехом.

– Когда закончите смеяться, позовёте, – обиделся Соболев, поднимаясь со своего места.

– Извини, Стёпа! Прости нас. Всё. Всё, всё… Виктор, заканчивай смеяться. Надо делами заниматься, а они у нас не шуточные.

После того, как все уселись на свои места, Кузьмин продолжил:

– Как ты помнишь, Степан, после кладбища мы пришли на квартиру Анисимова, куда нас пригласила его дочь Тамара, чтобы передать письмо от отца. Там ты сцепился с одной бабкой, Никитичной, и стал ей доказывать, что, мол, московские разведчики не хуже местных мужиков и могут выпить больше их в сто раз. И пока ты защищал честь мундира, мы смогли спокойно поговорить с Тамарой Сергеевной, которая передала нам вот это письмо.

С этими словами Кузьмин подвинул к Степану старый советский конверт. И пока Степан доставал из него письмо, продолжил:

– В письме полковник Анисимов пишет, что он стал жертвой закулисной игры в высших эшелонах МГБ. На самом деле он якобы выполнял только свой воинский долг по охране одного очень засекреченного человека, контакт с которым был только у Берии, а он со своими подчинёнными с февраля 1943 по декабрь 1949 осуществлял только его охрану и не участвовал ни в каких заговорах против ВКП(б) и Советского Правительства. Однако он знает, что рано или поздно органы разберутся в случившейся несправедливости, и его имя будет реабилитировано. В качестве подтверждения своих слов он предлагает работникам государственной безопасности изъять на территории объекта № 26 спрятанный им контейнер, в котором, по его утверждению, есть вещественные доказательства его невиновности и фотография охраняемого лица. В конце письма имеется сноска, что человек, которого они охраняли, умер 15 декабря 1949 года, медицинского освидетельствования покойника не проводилось, труп был вывезен генерал-лейтенантом госбезопасности Эйтингоном. Место захоронения охраняемого лица Анисимову неизвестно. В конверте также указана схема расположения тайника с подробными координатами.

Что скажете, коллеги, по поводу этого письма?

– Бред выжившего из ума старика. Ради реабилитации он мог написать и не такое, – отчеканил Добрынин, который с самого начала скептически отнёсся к письму.

– А если это не так, и старик написал правду? – вступился за Анисимова Соболев. – Ты что, забыл, что видел собственными глазами в Питере или тебе напомнить? А может быть, это звенья одной цепи. Для того, чтобы в этом разобраться, нам надо немедленно изъять этот контейнер. Давайте прямо сейчас поедем туда и достанем его. Если надо, оформим официальное изъятие. Ну, что, поехали, – и Степан сорвался с места.

– Степан, сядь на место, – громко скомандовал Кузьмин. – Я ещё не закончил. С самого утра я занимался этой проблемой и выяснил, где находится объект № 26. Он по-прежнему существует и функционирует, правда, в несколько другом качестве. Теперь это карантинный пункт СВР (службы внешней разведки), а это, как вы понимаете, немного другая структура, со своим аппаратом управления и со своими «тараканами» в голове. И им не важно, какими полномочиями наделена наша группа, выше своей задницы не прыгнешь. Самое большое, что мы можем сделать в этой ситуации, это подключить к решению проблемы Субботина для того, чтобы он связался с руководством СВР и попросил их принести нам на блюдечке контейнер Анисимова. И знаете, у меня нет уверенности, что нам там пойдут навстречу. Скорее всего, когда контейнер будет ими вскрыт, они сами начнут своё собственное расследование, а это чревато потерей нашего приоритета и времени.

– Что ты предлагаешь? – поинтересовался Добрынин.

– Я предлагаю провести операцию самостоятельно, не ставя никого в известность.

– Как???

– Очень просто, нам надо попасть на этот объект и изъять контейнер самостоятельно.

– А как мы туда попадём? – в два голоса одновременно спросили Степан и Виктор.

– Я и это продумал, – не унимался Кузьмин, – и сейчас хочу это с вами обсудить. Я думаю, что для этого мы используем втёмную Томилина…

Солнце припекало, но обедать ребят так никто и не звал.

– Что-то очень кусать хотса, – шутливо проговорил Степан, демонстративно поглаживая себя по животу. – Как вы думаете, они за нами следят?

– Конечно! Особенно за тобой, а то не ровен час, ты сопрёшь у них кусок колбасы.

– А если без шуток, есть очень хочется. Я сегодня утром даже не завтракал, а сейчас уже семнадцать тридцать, – продолжал канючить Соболев. – Может, стоит сходить к этому «знахарю», который уволок нашего начальника, и потребовать у него обещанного обеда…

Он ещё не закончил говорить, когда возникла некая суматоха, говорящая о том, что что-то происходит. Вскоре из особняка выбежал начальник объекта, Ваганов, затем послышался шум открывающихся ворот, и на территорию стали въезжать один за другим чёрные лимузины. Пока машины ехали к особняку, все сотрудники, находящиеся на объекте, приняли строевую стойку, отдавая честь прибывшему начальству. Из первой машины вышли Директор СВР и ФСБ, из третьей генерал Субботин. Оглянувшись по сторонам, он увидел стоящих в беседке ребят и энергичным жестом позвал их к себе.

– Почему вы в таком виде? – грозно спросил он. – Вас что, не предупредили?

– О чём, товарищ генерал? – удивлённо спросил Кузьмин.

– О том, что вас сейчас будут награждать, а Томилину вручат генеральские погоны. А вы стоите тут, как оболтусы. Вон, Соболев даже бриться перестал. Совсем распустились без своего командира! Сейчас же отправляйтесь к начальнику охраны и скажите, чтобы он подобрал для вас костюмы по росту, и немедленно назад. И смотрите мне!!! – Субботин показал кулак. – Чтобы всё прошло безо всяких там выкрутасов, на которые вы способны.

С этими словами он пошёл в особняк, а к ним подошёл офицер охраны, который попросил их проследовать за ним в жилой блок.

В жизни разведчиков бывают такие моменты, когда кажется, что сам Бог помогает и ведёт их за руку. Так случилось и в этот раз. Вместо того, чтобы искать способы проникновения в служебные помещения карантинного пункта, наши герои попали туда в сопровождении самих охранников. Всё остальное было делом техники. И когда через тридцать минут они, переодетые, собрались в беседке, Кузьмин по глазам Добрынина понял, что контейнер у них.

Уже десять минут Томилин распекал группу за непростительную самодеятельность, которую они предприняли в целях извлечения контейнера.

– Это просто уму непостижимо, чтобы боевые офицеры вздумали устраивать провокации подобного рода! Ты о чём думал, Кузьмин, когда организовывал свой план? Ты что, хотел подвести всю группу под монастырь? Мальчишка!!!

Прошло ещё не меньше пятнадцати минут, прежде чем Томилин успокоился, и разговор перешёл в русло рационального диалога.

– Покажите мне содержимое этого чёртового контейнера, – попросил Томилин, усаживаясь за стол.

И в ту же секунду откуда-то из-за спины Соболева появилась круглая жестяная коробка из-под леденцов середины прошлого века.

Получив коробку в руки, Николай Петрович начал аккуратно извлекать её содержимое на стол. Сначала он достал листок пожелтевшей папиросной бумаги с написанным от руки текстом, а следом за ним фотографию размером 5×6 сантиметров.

Текст был анонимный. В нём были проставлены даты и время посещения «узника». Нельзя сказать, что этого человека часто тревожили, зато фамилии посетителей говорили сами за себя. В 99 % случаев напротив даты стояла фамилия Берии, в остальных Эйтингона. Фотография была низкого качества, однако на ней было легко рассмотреть пожилого человека лет восьмидесяти с седой окладистой бородой, спадающей до самого пояса.

При виде этого старика у Томилина на лбу выступила испарина, и он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Николай Петрович, вам нехорошо? – участливо поинтересовался Кузьмин, подходя к шефу поближе.

– Нет, нет. Это совсем не то, что вы подумали, – отмахнулся новоиспечённый генерал. – Это совсем другое…

Он на минуту задумался и затем произнёс:

– Вы же ничего ещё не знаете, где я был и что я там видел. Садитесь и слушайте.

В «Особом архиве», где я пробыл более двух месяцев, мне запрещалось делать какие-либо записи. Поэтому вся информация, которую я там нарыл, хранится у меня в голове.

Первое: архив Берии, с которым я работал, ещё толком не разобран. Имеется, правда, несколько разделов, в которых поработали архивисты, но основная масса документов до сих пор лежит без движения. Разобраться во всей этой путанице было делом чрезвычайно трудным. Может быть, поэтому я и получил так быстро разрешение на его посещение, поскольку думали, что я там ничего не найду, а я взял, да и нашёл. И теперь у нас есть информация, на основании которой мы можем продолжить нашу работу.

Второе: то, что я сегодня увидел в контейнере Анисимова, и то, что я нашёл в архиве, удивительным образом связано между собой, но сначала всё по порядку.

Первые десять дней я, словно слепой котёнок, тыкался по полкам, пытаясь разобраться в ворохе разрозненных документов, пока мне в руки не попалась папка с докладом Судоплатова, в котором речь шла о работе органов безопасности по розыску лиц, обладающих особыми экстрасенсорными способностями. Оказывается, наши предшественники в конце тридцатых годов не упускали из поля зрения ни одного вопроса, связанного с безопасностью страны. В общем, речь там шла о том, что, по данным нашей агентурной разведки, на территории СССР находится человек с ярко выраженными феноменальными способностями, поиском которого занимались агенты ряда зарубежных разведок. Наш НКВД не оставил эту информацию без внимания и провёл полномасштабную проверку на всей территории страны. Однако расставленные сети никакого улова не принесли. Посчитали, что это просто происки империалистов, которые пытаются таким образом отвлечь внимание чекистов от их основной работы, дальнейшие поиски были приостановлены. Вернулись к этому вопросу только после каких-то событий, произошедших в блокадном Ленинграде в 1942 году. Я не нашёл конкретных ссылок на то, что там было, однако именно в это время появляется объект № 26 со своим таинственным узником.

Третье: в архиве Берии хранятся тысячи катушек магнитной записи, на которых записаны различные деяния НКВД, начиная от банальных допросов на Лубянке и заканчивая правительственными совещаниями в кабинете Сталина. Берия записывал всех и вся. Можно сказать, что он держал за «яйца» всю номенклатуру, и у него на любого был компромат.

Так вот, совершенно случайно, хотя вы прекрасно знаете, что я в случайности не верю, мне попадается запись разговора Берии с неким человеком по имени Архип Захарович. В их разговоре обсуждалось много философских вопросов, в том числе и вопрос об отношении человека к чуду. Я грешным делом подумал, что собеседником Берии является какой-то священник, и уже хотел отложить эту плёнку в сторону, когда услышал фразу примерно такого содержания: «Лаврентий Павлович, вы как атеист всё время пытаетесь поймать меня на обмане, считая мои способности чистой мистификацией. Разве я был недостаточно убедителен в своих способностях, когда мысленно приказал всему личному составу охраны собраться в караульном помещении или я не раскрыл перед вами истинное лицо вашего адъютанта? Вы до сих пор не можете смириться с мыслью, что в мире существуют вещи, которые вам неподвластны. И это вас бесит. Не отрицайте, это прекрасно видно по вашим глазам. Напрасно вы не захотели, чтобы я прикоснулся к вам. Вот тогда-то вы точно смогли бы убедиться в моих пророчествах наяву. А так всё это такие мелочи, про которые я даже и говорить не хочу…».

После этой записи я понял, что Берия всё-таки нашёл того человека, которого безуспешно искали в конце тридцатых. Поэтому можно предположить, что именно он в 1953 году спас Берию от расстрела и увёз его в Карпиху, где тот впоследствии умер естественной смертью. Я прослушал, наверное, тысячу плёнок, но только на трёх из них нашёл записи их разговоров. Если бы у меня на тот момент были сведения о посещении объекта Берией, то можно было бы восстановить полную картину их разговоров и узнать об этом человеке гораздо больше.

Поэтому, глядя на фотографию старика, я думаю, что это и есть тот самый Архип Захарович, про которого я вам сейчас рассказал. Отсюда я делаю вывод, что поскольку наши две разнонаправленные ветви поисков сошлись в одной точке, надо рассматривать Бурмистрова Алексея как прямого потомка этого Архипа Захаровича.

– Да, только на фотографии ему далеко за семьдесят, и вряд ли у него в этом возрасте могли быть дети. К тому же у нашего Фантома были отец и мать, которые погибли в Крымске, а его дед, Бурмистров Пётр Васильевич, никогда в своих автобиографиях не упоминал о каких-либо родственниках, поскольку он был сиротой и воспитывался в детдоме, – энциклопедично подытожил Добрынин.

– Да, Виктор, с твоими контраргументами трудно спорить, но мне всё-таки кажется, что это звенья одной цепи, и нам надо это доказать. Кстати, наш Фантом не объявлялся, а то ведь он обещал со мной поговорить?

– Нет, товарищ генерал…

– Отставить! В наших отношениях с присвоением мне очередного воинского звания ничего не изменилось. Я для вас по-прежнему Николай Петрович! Ясно?

– Так точно, товарищ генерал! – хором ответили ребята, приняв строевую стойку.

– Идите вы к чёрту, балбесы! – только и сказал Томилин, удаляясь из кают-компании.

Посещение Томилиным «Особого архива», а также найденный контейнер Анисимова помогли в какой-то мере сформулировать хлипкую версию, объясняющую, каким образом Берия мог оказаться в Карпихе. Правда, в этой версии было много белых пятен и нестыковок, но теоретически такое могло произойти. Тем не менее, единственным человеком, который мог приоткрыть завесу этой тайны и расставить все точки над «i», по-прежнему был Алексей Бурмистров.

Уже давно были проведены обыски в квартирах семейства Бурмистровых, были изъяты все фотографии, письма, записи и т. п., но ничего такого, что могло говорить о невероятных способностях Фантома в предыдущие годы его жизни, обнаружено не было, и это ставило всех в тупик. Кроме того, не было дано никакого объяснения письму, найденному на Ямозере. Физики объясняли нахождение Алексея в двух местах одновременно телепортацией, эзотерики – чёрной магией.

Поэтому для того, чтобы двигаться дальше, требовалось срочно найти Бурмистрова. А пока он не попал в фокус объективов технических средств наблюдения, Томилин позволил себе вернуться к изучению очередного «Секретного материала».

9 мая 1945 года в пригороде Берлина, Карлсхорсте, был подписан «Акт о безоговорочной капитуляции Германских вооружённых сил», который ознаменовал собой окончание войны в Европе, а 2 сентября 1945 года был подписан «Акт о капитуляции Японской империи», ознаменовавший окончание второй мировой войны. Эти две памятные даты навсегда вошли в историю человечества как события, подведшие черту под самой кровопролитной войной в истории человечества.

Правда, 1945 год был насыщен и другими, не менее знаменательными событиями, которые на фоне грандиозных побед были заметны не так сильно, однако их значимость в историческом аспекте от этого не уменьшилась.

Первое событие произошло 12 апреля 1945 года. В этот день без видимых на то причин на глазах многочисленных свидетелей скоропостижно скончался 32-й Президент Соединённых Штатов Америки Франклин Делано Рузвельт. Ему было всего 63 года. Официальной причиной смерти было названо кровоизлияние в мозг, однако никаких сопутствующих заболеваний у президента не было, и даже его лечащий врач Сэм Браун не был согласен с таким заключением о смерти своего пациента. Завесу тайны могло бы приоткрыть вскрытие, но родственники, сославшись на обычай семьи, его проводить не стали.

Так что же там произошло на самом деле и так ли это важно для нас сейчас? Для выяснения этого вопроса мы обратимся к историческим фактам.

Как вы помните, Рузвельт пришёл к власти в трудное для США время, когда страна находилась в глубоком экономическом кризисе. Из всех претендентов на президентских выборах 1932 года иллюминаты выбрали Франклина Рузвельта как наиболее подходящего для них человека, и, кроме всего прочего, Рузвельт был масоном. Своё посвящение он прошёл 10 октября 1911 года в ложе «Голландия» № 8 в Нью-Йорке. Он достиг 32-степени Шотландского Устава и был представителем ложи штата Джорджия при великой масонской ложе в Нью-Йорке. Рузвельт был не просто масоном, он был первым «засвеченным» иллюминатом, и сильные мира сего сделали на него ставку, как на хорошего породистого скакуна. Надо признать, что он полностью оправдал оказанное ему доверие и сделал всё, чтобы в сентябре 1939 года началась вторая мировая война. Президент был «послушным мальчиком», за что был вознаграждён четырёхкратным избранием на пост Президента США. Он был и остаётся на сегодняшний день единственным политиком в США, который удостоился этого почётного права. Однако длительное пребывание на «троне» развращает людей, и у них начинаются комплексы «звёздной» болезни. Потеряв чувство реальности, Рузвельт всё дальше и дальше дистанцировался от магистров ордена, и это стало его главной ошибкой. Дело в том, что по замыслу иллюминатов заключительной точкой второй мировой войны должно было стать событие, ознаменовавшее собой образование государства Израиль. Эта была своеобразная дань или, если хотите, подарок тайного ордена своим соплеменникам за те гонения, которым подвергался еврейский народ на протяжении последних двух тысяч лет. Этот вопрос был решён окончательно и бесповоротно и под сомнение иллюминатами не ставился.

Что же делает Рузвельт? После окончания Ялтинской конференции в феврале 1945 года он садится в самолёт и прямой наводкой летит в сторону Суэцкого канала, где на борту американского военного корабля «Куинси» встречается с египетским королём Фаруком и королём Саудовской Аравии Абдул-Азиз ибн Саудом. Спрашивается, что он там забыл, и для чего ему была нужна эта встреча? А всё оказалось проще пареной репы. Просто американский президент решил немного отвлечься от государственных дел и заняться своим личным бизнесом.

Ещё в 1936 году Рузвельт сошёлся с кланом Рокфеллеров и вложил значительную часть своего состояния в «Standard Oil Company of California» (CASOC), которая в том же году начала масштабные геологоразведочные работы в Аравийской пустыне. Во время Ялтинской конференции ему поступило секретное донесение, что в Саудовской Аравии открыли крупное месторождение нефти, которое предвещало неслыханные барыши. Пока «мухи» не слетелись на жирный «пирог», он решил сыграть на опережение, и в тайне от всех организовывает свою новую нефтедобывающую компанию: «Arabian American Company» (ARAMCO). Арабы ещё не совсем понимают, какие преференции они получат от нового месторождения, поэтому отпираются от назойливого вторжения на свою территорию иностранцев и требуют личных гарантий Президента США. Рузвельт такие гарантии даёт и на их основании заключает так называемый «пакт Куинси», по которому монополия на дальнейшую разведку и разработку нефти на Аравийском полуострове передавалась исключительно его компании, «Arabian American Company». В свою очередь, президент заверяет своих арабских друзей, что «…он не будет способствовать переселению евреев в Палестину». Когда эти слова услышал его помощник Гарри Гопкинс, который верой и правдой служил своему патрону более десяти лет, ему стало не по себе. Уж кто-кто, а он-то прекрасно знал, что Рузвельт обещал иллюминатам «официально, частным порядком и, по собственному убеждению, содействовать сионизму». Гопкинс покидает переговоры и через три дня тайно бежит с президентского корабля в США. После этих событий они уже никогда больше не виделись. Однако до Рузвельта не дошло, что хотел показать своим демаршем его помощник, и когда арабы попросили от Президента письменных гарантий, он направил королю Абдул-Азизу ибн Сауду официальное письмо, в котором написал: «В качестве главы Американского правительства я не предприму никаких действий, которые могли бы оказаться враждебными по отношению к арабскому народу…». Это был смертный приговор, который Рузвельт подписал себе собственноручно. Такие промахи и самонадеянность иллюминаты не прощали никому и никогда.

Через две недели президент в присутствии своих подчинённых возьмёт из пачки сигарету (пропитанную цианидом), сделает одну затяжку и упадёт замертво у всех на глазах…

Следующим важным событием 1945 года стала Потсдамская конференция, прошедшая с 17 июля по 2 августа. На конференции планировалось обсудить ряд вопросов, таких как: послевоенные границы Германии, разрешение территориальных претензий, отношение к военнопленным, экономическое обустройство Европы, вопросы репарации. Накануне её открытия, 16 июля 1945 года, США провели успешное испытание своей первой атомной бомбы, которая полностью развязала руки их новому президенту Гарри Трумэну. Правда, на его витиеватые намёки о том, что у США появился новый вид оружия, генералиссимус Сталин даже ухом не повёл, что поставило американского президента и Премьера Великобритании в тупик. С одной стороны, им хотелось продемонстрировать советскому лидеру свою новую «атомную дубину», с помощью которой они намеревались теперь повелевать миром, с другой, они боялись Сталина как чёрт ладана, и во время разговора с ним даже не смотрели ему в глаза. А вся эта демонстрация силы была нужна им только для того, чтобы склонить Сталина к ратификации Бреттон – Вудского соглашения. Чтобы разобраться в этом вопросе, нам надо ненадолго вернуться назад, а конкретно в лето 1944 года…

6 июня 1944 года союзнические войска высадились в Нормандии и начали неспешное продвижение в сторону Парижа. На Востоке с 23 июля по 29 августа Красная Армия, провела блестящую операцию «Багратион», в результате которой уничтожила группу армий «Центр», освободила Белоруссию и сдвинула линию фронта на 550-600 километров в сторону Запада. То есть стали вырисовываться все признаки скорого окончания войны. Все эти события заставили иллюминатов понервничать и перейти в срочном порядке к обсуждению вопроса о послевоенном устройстве мировой экономики. Для этой цели с 1 по 22 июля 1944 года в курортном городке Бреттон-Вудс, расположенном в американском штате Нью-Хэмпшир, была организована международная конференция под названием «Реформирование традиционной системы золотых стандартов национальных валют». В ней приняли участие представители 44 стран, в том числе и представители от СССР. Итогом конференции стало подписание документа, вошедшего в историю под названием «Бреттон-Вудское соглашение». В этом документе были изложены основные принципы построения будущей экономической модели современного общества, фундаментом в которой должен был стать американский доллар.

Поскольку большинство индустриально развитых стран под конец второй мировой войны лежали в развалинах и не имели в достаточном количестве золотых слитков, предлагалось настоящую стоимость национальных валют определять путём их привязки к доллару, а уже через эту операцию определять их стоимость в золотом эквиваленте. В качестве золотой пропорции предлагалось взять соотношение 35 долларов за тройскую унцию золота. Такая «схема» позволяла определять покупную способность национальных валют при совершении торговых операций и в то же время ставила доллар на одни весы с золотом. То есть миру было предложено накапливать не золотые слитки, как это делалось в былые добрые времена, а золотовалютные резервы в виде американской валюты.

Ратификацию Бреттон-Вудского соглашения на уровне правительств суверенных государств было запланировано провести в декабре 1945 года для того, чтобы мировая экономика вошла в 1946 год с новой экономической моделью.

Так вот, к моменту проведения Потсдамской конференции американцам было не ясно, ратифицирует ли Сталин Бреттон-Вудское соглашение или нет, что ставило идею иллюминатов о мировом финансовом господстве под сомнение. С целью демонстрации «усатому азиату» своей силы они провели 6 и 9 августа 1945 года показательную атомную бомбардировку двух японских городов, Хиросимы и Нагасаки. Однако этот акт устрашения вызвал у Сталина совершенно другую реакцию, и вместо подписания Бреттон-Вудского соглашения он подписывает 29 августа 1945 года Постановление Государственного комитета обороны № 9887 СС/ОП «О создании Специального комитета для руководства всеми работами по использованию атомной энергии» во главе с Л. П. Берией.

Несговорчивое поведение Сталина не на шутку рассердило иллюминатов, и они решились на то, чтобы выставить СССР в глазах мирового сообщества государством-изгоем, с которым можно не церемониться. Для такого публичного заявления был выбран бывший Премьер Великобритании Черчилль, который к началу 1946 года оказался за бортом большой политики. Мероприятие решили провести с большой помпой и обставить его соответствующими масонскими декорациями, смысл которых был понятен только избранным. В качестве площадки проведения выступления выбрали штат Миссури, который символизировал собой линкор «Миссури», на котором состоялось подписание акта о капитуляции Японии, что в свою очередь олицетворяло мощь и могущество США. Трибуной выступления выбрали Вестминстерский колледж в городе Фултоне, который олицетворял собой Вестминстерский дворец (резиденцию английских монархов), что в свою очередь указывало на единение США и Великобритании, а в их лице всей западной цивилизации. «Шоу» провели 5 марта 1946 года, и оно вошло в историю под названием «Фултонской речи У. Черчилля». Именно в этот день между странами западного мира и СССР был опущен «железный занавес», который остаётся на своём месте и поныне.

Надо сказать, что Иосиф Виссарионович как в воду глядел, предвидя осложнения СССР со странами западного мира. Уже летом 1945 года Великобритания разработала план операции Operation «Unthinkable» (операция «Немыслимое»), которым предусматривался разгром советской группировки в Берлине и Западной Германии. В результате этого удара предполагалось оттеснить советские войска за государственную границу СССР, а на зачищенных территориях восстановить прозападные правительства. За этим планом последовало бесчисленное количество других, в которых ставка делалась исключительно на применение ядерного оружия. Американские и английские политики мечтали отбросить матушку Русь в «каменный век», но у них кишка оказалась тонка. Уже 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне в Казахстане СССР успешно провёл испытание советской атомной бомбы, и они поняли, что время для начала полномасштабной ядерной войны с Советским Союзом упущено. К тому же, к этому времени иллюминатам стало известно то, чего другим знать было не велено…

30 апреля 1945 года в 14 часов 10 минут американские солдаты обнаружили в Нюрнберге похищенное Гитлером Копьё Судьбы. Информацию об этом немедленно засекретили, а сам артефакт отправили в США на исследование в специально созданную исследовательскую лабораторию WQ 34, которая пришла к неутешительному заключению, что копьё, хоть и является старинным раритетным оружием, но не имеет никакого отношения к настоящему артефакту. Привлечённые к экспертизе парапсихологи, медиумы и экстрасенсы сделали своё заключение, по которому настоящее Копьё Судьбы следовало искать на территории СССР. Увязав эту информацию с победой Сталина в прошедшей войне, иллюминаты решили не переходить в отношении Советского Союза к активной фазе боевых действий, а ограничиться лишь демонстрацией своих «мускулов».

В 1952 году список верхушки иллюминатов чуть было не попал на страницы мировой прессы. Какими-то путями вездесущие журналисты раскопали информацию об иллюминатах и планировали предать её международной огласке, однако на их пути встали «люди в чёрном». В тот год по всему свету прокатилась эпидемия таинственных и загадочных смертей в рядах пишущей братии. На фоне этих событий мировое информационное пространство раскалилось настолько, что иллюминаты были вынуждены сфабриковать широко разрекламированную дезинформацию, суть которой заключалась в следующем. В сентябре месяце того же года в голландском городке Остербек в отеле «Бильдерберг» прошло собрание организации, получившей название «Бильдербергский клуб», который стал позиционировать себя как некий высший мировой совет, принимающий решения по глобальным политическим и экономическим вопросам. Для солидности в его состав ввели глав монархических династий, воротил финансового бизнеса, политических деятелей, глав корпораций и т. п., что позволило настоящим кукловодам мира оставаться в тени…

Томилин посмотрел на часы, которые показывали 23:56, и решил прервать чтение до утра.

Кузьмину снился сон, что он сидит в маленькой лодке посреди заросшего пруда, водную гладь которого покрывает густой ковёр из цветущих кувшинок. Тишина этого места и умиротворённость природы окутали его разум мягким одеялом безмятежности, в котором не было ничего, кроме вселенского покоя и бесконечного блаженства. Невидимая ниточка, которая доселе связывала его сознание с реальным миром, оборвалась, и он, поддавшись невидимому течению сна, поплыл по волнам грёз и сновидений в бесконечную даль иллюзорных видений, в которых его настоящее, прошлое и будущее переплелось в клубок смутных образов. Сны приходили последовательной чередой, сменяя одни декорации на другие, но неизменным оставался образ молодой женщины, незримо присутствующей во всех его снах. И каждый раз, когда он пытался с ней заговорить, происходили события, которые мешали ему задать свой сокровенный вопрос: «Кто ты, и зачем приходишь ко мне во снах?». Вот и сегодня, когда он хотел спросить её об этом, он услышал удар набатного колокола, за ним второй, третий…

Кузьмин проснулся от пронизывающего звука сирены. Под потолком то и дело вспыхивала и гасла красная лампочка тревожной сигнализации, а из динамика доносился голос речевого информатора, который призывал всех присутствующих в бункере собраться в центральном зале. Одеваясь на ходу, он выскочил на одной ноге в коридор и лоб в лоб столкнулся с Добрыниным, который, как и он, летел «на всех парусах» к месту сбора. Больно ударившись головами, майор и капитан, злые как черти, влетели в центральный зал и остановились с раскрытыми ртами. В зале, помимо Томилина и Соболева, находился Субботин, одетый в генеральскую форму.

Увидев, что вся команда в сборе, Субботин объявил:

– Час назад из службы внешней разведки пришло сообщение, что разыскиваемый нами Фантом был неделю назад замечен в Швейцарии.

– И они всё это время молчали? – вырвалось у Соболева, и в тот же момент он был остановлен резким окриком Субботина.

– Молчать, Соболев! Свои вопросы зададите, когда я закончу. Ясно?

– Так точно, товарищ генерал! – по-военному отрапортовал Степан.

А Субботин, не обращая внимания на покрасневшего, как рак, капитана, продолжил:

– Как я уже сказал, информация к нам пришла из Службы внешней разведки. Так уж получилось, что интересы двух наших ведомств пересеклись в одной точке, и в силу сложившихся обстоятельств принято решение, повторяю, принято решение на самом верху (!) о задержании Фантома и его принудительном возвращении в Россию. Для этих целей в боевую готовность приведена вся наша агентурная сеть в Европе. Операции присвоен наивысший гриф секретности.

В двух словах о том, что нам известно на сегодняшний день. По имеющимся данным, Фантом вылетел в Швейцарию две недели назад, 18 сентября, рейсом Аэрофлота Москва – Женева в 18 часов 10 минут под фамилией Ордынцев. Сейчас служба собственной безопасности разбирается, почему не сработала программа видеослежения в аэропорту Шереметьево и почему данные о его отлёте своевременно не попали к нам на стол.

После прилёта в Женеву он пропал из поля зрения наших коллег из СВР и был обнаружен ими только спустя два дня. К этому времени он обзавёлся паспортом на имя Жана-Батиста Мовье, взял напрокат автомобиль сроком на три недели и отправился в курортный город Ньон, где поселился в частном пансионате «Катрин», расположенном по адресу улица Николь, дом № 4. Он говорит на прекрасном франко-провензальском диалекте, что позволило ему без труда выдать себя за жителя французского кантона Вале. Он представляется писателем, который длительное время проживал в США, а сейчас приехал на родину, чтобы собрать материал для своей новой книги.

За время своего короткого нахождения в Ньоне Фантому удалось познакомиться и сблизиться с несколькими влиятельными особами, в частности с прокурором Ньона Максом Рульфом, заместителем управляющего банком Pictet Клаусом фон Беком, комиссаром полиции Огюстом и мэром города де Ревилем. Вся эта компания по пятницам собирается в доме фон Бека играть в бридж, и два последних раза наш Фантом провёл вечер в кругу этой тёплой компании.

Естественно, всё это не осталось незамеченным со стороны СВР, которые захотели заполучить Фантома в качестве своего агента. С их стороны была предпринята несогласованная с нашим Центом попытка его вербовки, которая с треском провалилась. Работник торгового представительства в Женеве, которому поручили провести вербовку Фантома, после встречи с ним оказался в Женевской клинике для душевно больных с диагнозом «параноидальная шизофрения». И поскольку единственным человеком, с которым он пойдёт на контакт, являетесь вы, Николай Петрович, руководство решило направить вашу группу в Швейцарию для участия в операции, которая пройдёт под руководством СВР.

Во всей этой истории есть ещё один очень нехороший момент. Дело в том, что три дня назад нашего Фантома взяло под усиленное наблюдение ЦРУ. Нам ещё неизвестно, чем заинтересовал их Фантом, но факт остаётся фактом. Учитывая ту наглость, с которой американцы в последнее время похищают людей по всему миру, не исключено, что нечто подобное они намереваются предпринять и в отношении нашего подопечного. Посему это дело не терпит отлагательств, а времени у нас на раскачку нет.

Сейчас я раздам каждому из вас пакет, в котором вы найдёте свои новые документы и легенду прикрытия, которую надо выучить как «Отче наш». Спрашивать буду по всей строгости. И смотрите мне! – Субботин погрозил пальцем.

Потом посмотрел на Кузьмина и Добрынина, вытянувшихся по стойке «смирно», и уже по-отечески тихо добавил:

– Вылет через шесть часов. Летите двумя рейсами. Генерал Томилин летит первым, а ваша троица через час после него. Дополнительный инструктаж получите перед вылетом в аэропорту. Вопросы есть? Вопросов нет! За работу…