16
На медицинском факультете нас учат, что последний образ, который остается в сознании, это лицо врача «Скорой помощи».
Я стараюсь никогда не забывать об этом, когда вижу перед собой глаза, полные ужаса.
Из фильма Тома Шэдиака
«Стрекоза»
Вторник, утро, больница Святого Матфея
— Вы опоздали, доктор Гэллоуэй.
— Да-да, я знаю, одну минуту, — рассеянно отвечал Сэм, застегивая халат.
Джанис Фримен, возглавлявшая отделение неотложной помощи, раздавала задания. Эта импозантная негритянка высоко ценила Сэма, и он отвечал ей взаимностью.
— У вас что, динамитная шашка на голове взорвалась? — спросила Джанис, разглядывая взлохмаченного доктора.
— У меня была бурная ночь.
— Рада за вас.
— Это не то, о чем вы подумали! — возмутился Сэм.
— О, не нужно оправдываться.
— Так, что у вас есть для меня?
— Сэм, мне нужно с вами поговорить.
Но только Джанис открыла рот, как в холл больницы ворвалась женщина с ребенком на руках.
— Нам нужен врач! Скорее!
— Я займусь ими, — сказал Сэм.
— Я помогу, — отозвалась Джанис.
— Что случилось? — спросил Сэм женщину, укладывая ребенка на каталку.
— Это мой сын, Майлз. Я вела его в школу, и его в шею укусила оса.
«Оса? Зимой?»
— Сколько ему лет?
— Четыре года.
— Вы уверены, что это была оса?
— Да… Я думаю, да…
«О черт, теперь, похоже, уже неважно, какое время года на дворе».
Сэм разрезал свитер Майлза, чтобы осмотреть место укуса. Действительно, шея у самого основания опухла.
«Черт, черт!»
— Отек Квинке? — спросила Джанис.
— Да.
— Сэм, поторопись, он уже не дышит!
— Я сделаю трахеотомию.
Он склонился над ребенком, сделал разрез и вставил трубку в трахею.
— Вентилирую легкие, — сказала Джанис.
— Дайте ему триста адреналина и четыреста солумедрола, — велел медсестре Сэм.
И, повернувшись к матери Майлза, сказал:
— Теперь все в порядке. Ваш сын вне опасности.
Стоя у кофейного автомата, Сэм с наслаждением пил первую чашку кофе за это утро. Он довольно улыбался. Ему нравилось, когда день начинался так. Правильный диагноз, немедленное вмешательство, и хоп — спасенная жизнь.
— Нравится чувствовать себя Богом? — спросила Джанис, подходя к нему.
— Нравится задавать дурацкие вопросы? — ответил Сэм.
— Что ж, отличная работа.
— Спасибо. Хотите кофе?
— Кутить так кутить! Угостите меня капучино.
— Это вы отправили мне вчера тридцать шесть сообщений на мобильный телефон?
— Я бы сказала, тридцать шесть тысяч.
— И что такого срочного было? — спросил Сэм, бросая монетки в автомат.
— Сэм, не мне вам говорить… Вы сами знаете, что наша жизнь — это череда радостей и печалей…
— Да говорите же наконец! — вдруг заволновался Сэм.
— Анджела умерла, Сэм. Вчера утром.
— Но… Это невозможно! Она была стабильна…
— Никто толком не понял, что произошло. Возможно, внезапная инфекция. Что-то необычное…
Совершенно подавленный, Сэм вышел из комнаты отдыха в коридор. Вызвал лифт. Снова и снова нажимал на кнопку. Он стоял и давил на нее, как ненормальный. Нужно подняться наверх. Он должен сам убедиться…
— Доктор Гэллоуэй, подождите!
Лифта все еще не было, и Сэм бросился наверх по лестнице, не обращая внимания на крики Джанис.
Он толкнул дверь в палату. Она была пуста. Кровать заправлена, все вещи Анджелы исчезли. Сэм чувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Ведь он верил, что сумеет спасти девочку.
В палату вошла Джанис.
— Она оставила это для вас, — сказала она, протягивая Сэму папку.
Сэм открыл ее. Там не было записки, только рисунки: пастелью, гуашью, коллажи из картона, картинки из песка, наклеенного на бумагу. На всех рисунках были загадочные изображения, выполненные густыми мазками краски и напоминавшие Сэму картины его жены. Абстрактные формы, спирали и воронки цвета запекшейся крови и выжженной земли.
Что все это значило? Сэм был педиатром и часто прибегал к арт-терапии, чтобы помочь детям выплеснуть переживания, освободиться от страха. Выражать чувства рисунками им было легче, чем словами. Иногда он даже советовал маленьким пациентам, больным лейкемией и другими видами рака, нарисовать, как организм сражается с болезнью, изобразить битву с заболеванием. Этот метод терапии не был классическим, но Сэм заметил, что рисунки давали довольно точное представление о дальнейшем развитии болезни.
Но что же означали рисунки Анджелы?
Джанис окликнула Сэма. Пора было возвращаться к повседневным делам. Сэм вдруг вспомнил вчерашний разговор с Грейс Костелло.
— Джанис, задумываетесь ли вы иногда о том…
— О чем, Сэм?
— О том, куда они уходят?
— Вы имеете в виду пациентов, которые…
— Да.
Джанис вздохнула.
— Сэм, они никуда не уходят. Они умирают.
* * *
С бутербродом в одной руке и телефоном в другой Сэм расхаживал по верхней террасе больницы. Здесь находилась посадочная площадка для вертолетов, которые привозили из других больниц пациентов или органы для пересадки. Доступ на крышу был строго ограничен, и врачам категорически запрещалось проводить тут обеденный перерыв. Но Сэму очень нравилось это тихое место, где он мог спокойно покурить. Он слишком ценил несколько минут свободы, чтобы торчать внизу, перед зданием больницы, вместе с другими неисправимыми курильщиками, которых общественное мнение преследовало так, будто они были приспешниками самого дьявола. Купить сигареты в Соединенных Штатах было проще простого, но вот покурить было теперь негде.
Сэм позвонил адвокату, который взялся защищать Жюльет. Ее все еще не выпустили, и адвокат не надеялся, что это случится в ближайшие несколько часов. Сэм сказал, что приедет в участок, как только сможет, и внесет залог. Чтобы получить еще хоть какую-то информацию, он позвонил во французское консульство и сказал, что он жених Жюльет. Его долго пересылали от одного человека к другому, и после бесконечного ожидания он наконец удостоился чести говорить с чиновником, который заверил его, что «консульство приняло все возможные меры для защиты мадемуазель Бомон».
Но когда Сэм попытался выяснить, что же это за меры, чиновник тут же заговорил казенным языком. Он возмущался тем, что с Жюльет так обошлись, и заявлял, что Франция — образцовый пример европейской демократии! — не допустит, чтобы ее гражданин был брошен на произвол судьбы. А еще этот чиновник посоветовал Сэму не поднимать шума. Всем абсолютно ясно: версия о том, что Жюльет причастна к авиакатастрофе, не лезет ни в какие ворота, но в отношениях между Соединенными Штатами и Францией наступило некоторое охлаждение из-за Ирака. Теперь Париж пытается помириться с Вашингтоном и не станет раздувать скандал.
Сэм возмутился:
— Ну разумеется! Вам ничего не стоит испортить жизнь гражданину вашей страны, прикрываясь политическими интересами!
В тот самый момент, когда он обрушил на головы французских властей град упреков, дверь на крышу распахнулась и появилась Грейс Костелло. Послушав, как Сэм кричит в трубку, она подошла к нему, отобрала телефон и выключила его.
— Немедленно отдайте телефон!
— Успокойтесь, доктор Гэллоуэй. Вашу подругу обязательно выпустят. Рано или поздно.
— Вот только вас мне не хватало! Если вы будете меня преследовать, я…
— Но вы сами предложили мне прийти!
Сэм хотел опять закурить, но передумал и глубоко вздохнул.
— Итак, Грейс, или как там вас на самом деле зовут, что вы сегодня расскажете? Что вы убили Кеннеди?
— Вы подумали о нашем вчерашнем разговоре?
— Знаете, мне было чем заняться и кроме этого.
— Вы ведь не поверили ни одному моему слову? Не поверили, что я посланник?
Сэм опять вздохнул. Грейс подошла к краю крыши и опасливо заглянула вниз.
Отсюда открывался потрясающий вид на город. Воды Ист-ривер сверкали на солнце, с одной стороны возвышался великолепный небоскреб, с другой, на западе Квинса, тянулась промышленная зона.
— Неплохо, да? — сказал Сэм, подходя к Грейс. — Но вы-то там, на небе, уже должны к этому привыкнуть.
— Ха, отлично! Вы не пробовали писать тексты для комиков?
Она легко взобралась по чугунной лестнице на узкий карниз, на котором торчало нечто вроде антенны. Это было опасное место, и забираться туда было запрещено, но Сэм полез за Грейс, отчасти потому, что не хотел уступать ей в удали, отчасти — чтобы остановить, если ей придет в голову броситься вниз. После смерти Федерики он всех подозревал в намерении совершить самоубийство.
— Похоже, вы не в настроении, доктор. Что-то не так?
— Все не так. Женщина, которую я люблю, в тюрьме, и я только что потерял совсем юную пациентку, к которой был очень привязан.
Грейс грустно кивнула.
— Вы говорите об Анджеле?
— Откуда вы знаете?..
— Сочувствую вашему горю. Я знаю, вы хороший врач, но вас кое-чему забыли научить в университете.
— Чему же это?
— Тому, что бесполезно бороться с ходом вещей, — — ответила Грейс, взвешивая каждое слово.
— Ход вещей! Да что это такое?! Это вы о том, что все предопределено? Я в это не верю.
— Я и не говорю, что нужно быть фаталистом, — вздохнула Грейс, — но нужно понимать, что иногда борьба бесполезна…
— Прекратить борьбу, покориться?.. От меня этого не ждите.
Грейс сухо оборвала его:
— Всем рано или поздно приходится умирать. Ничего не поделаешь!
— Да что вы об этом знаете?
Сэм смотрел на Грейс. На ее лице снова появилось жесткое выражение.
— Я знаю об этом все. Потому что я умерла.
— Вы бредите!
И он тут же пожалел, что дал выход своему гневу. Эта женщина не в своем уме. С ней нужно обращаться как с пациенткой.
— Послушайте, вы в больнице. Может быть, воспользуетесь случаем, чтобы немного отдохнуть?
— Я не устала.
— Я мог бы найти вам палату в отделении психиатрии. У нас отличные специалисты, которые…
— Прекрасно! Думаете, я сумасшедшая? Я мертва, но это не повод оскорблять меня!
— Ну да, а через пять минут вы скажете, что ваш разум захватили инопланетяне…
— Идите к черту!
— Да вы сами меня преследуете!
Грейс опять вздохнула.
— Ладно. Так у нас ничего не выйдет, — сказала она, вставая. — Вы слишком много говорите и слишком мало слушаете.
Она достала из кобуры револьвер и направила на Сэма.
— Тем хуже для вас. Сами напросились.
* * *
Кабинет Сэма представлял собой мрачную комнату, выходившую окнами на реку. На рабочем столе рядом с ноутбуком стояла пустая рамка для фотографий, лежали бейсболка с эмблемой «Янки» и старый бейсбольный мяч с автографом. На стене напротив двери висела пробковая доска с детскими рисунками.
Грейс уселась в кресло, а Сэм, которому она все еще угрожала револьвером, сел на стул напротив нее.
— Теперь вам придется меня выслушать и отнестись к моим словам серьезно. И больше никаких ехидных замечаний, договорились?
— Договорились, — ответил Сэм, одновременно испытывая и страх, и любопытство.
— Начнем с того, что все сказанное мной вчера правда. Десять лет назад меня убили, а теперь, сама не знаю почему, я послана сюда, чтобы выполнить то, что мне поручено.
Сэм хотел ответить, но прикусил язык.
— Вы по-прежнему мне не верите?
— Как я могу в это поверить?
— Хорошо. Тогда как вы все это объясняете?
— Я думаю, что вы не были убиты. Я думаю, что вы устроили представление. Я думаю, что полиция помогла вам исчезнуть, чтобы защитить вас.
— От кого?
— Ну, не знаю. От мафии, от какой-нибудь банды, которая вам угрожала… Я слышал такие истории.
Грейс закатила глаза.
— Вы что, думаете, все так на самом деле и происходит?
Она поднялась с кресла и стала прохаживаться по кабинету, раздумывая, как заставить Сэма поверить ей. Вдруг она ткнула пальцем в статью, лежавшую на столе, где говорилось о ее гибели.
— Скажите, сколько мне, по-вашему, было лет, когда я умерла?
— Тридцать восемь, — ответил Сэм, взглянув на листок.
— Кто изображен на этой фотографии?
— Вы или кто-то очень на вас похожий. Может быть, ваша сестра.
— У меня нет сестры, об этом сказано в моем деле.
Грейс подошла к нему. Двигалась она удивительно плавно.
— Вы в этом разбираетесь?
— В чем?
— В женщинах.
Стоя у стола с револьвером в руках, она слегка наклонилась к Сэму. От нее исходила волна сексуальности. Сэм понял, что она играет с ним, и напрягся, чтобы не дать вывести себя из равновесия.
— Как вы считаете, сколько мне лет?
— Не знаю.
— Ну же, давайте!
— Между тридцатью и сорока.
— Спасибо за тридцать. На самом деле я выгляжу именно так, как выглядела в день своей гибели. Так, словно время для меня остановилось десять лет назад. Вам это не кажется странным?
Сэм не ответил, и Грейс продолжила:
— Сколько же мне должно быть сегодня?
— Почти пятьдесят лет.
— И что, я выгляжу на пятьдесят?
— Сейчас очень развита пластическая хирургия. Я знаю пятидесятилетних женщин, которые могли бы сниматься в «Плейбое».
Грейс приблизила к нему свое лицо, откинула волосы и спросила:
— Вы видите какие-нибудь следы операции?
— Нет, — признал Сэм.
— Спасибо за откровенность, — ответила она, довольная тем, что выиграла одно очко.
— Но этого все равно мало, чтобы доказать то, что вы говорили мне вчера. О том, что судьба каждого человека предрешена, и…
Сэм не смог продолжить и просто взмахнул рукой.
— Вы, конечно, несколько искажаете мои слова, но в целом все верно.
— Это абсурдно! Нелепо! Кто сегодня верит в предопределение свыше?
— Извините, конечно, но все мировые религии уже больше двадцати столетий бьются над этим вопросом. И вряд ли вы найдете ответ за один вечер.
Грейс снова села в кресло.
— Доктор, постарайтесь хотя бы две минуты побыть серьезным. Я очень хорошо понимаю: гораздо приятнее думать, что мы властны над событиями, которые происходят в нашей жизни. И большую часть времени нам удается в это верить. Но бывают такие обстоятельства, с которыми ничего не поделаешь. Жюльет должна была погибнуть в той катастрофе. Мне очень жаль, но каждый должен идти предназначенной ему дорогой.
— Теперь какая-то буддистская чушь!
— Это не имеет никакого отношения к буддизму. И нравится вам это или нет, но я заберу Жюльет с собой.
— Простите за нескромность, а как вы собираетесь это сделать? На каком транспортном средстве вы отправитесь обратно в загробный мир? На летающей тарелке?
— Ну, честно говоря, средств хоть отбавляй. Мы обе вернемся одним и тем же путем.
Грейс открыла ноутбук, подключилась к Интернету и что-то набрала в поисковой строке. Потом развернула ноутбук, и Сэм увидел сайт ежедневной газеты «Нью-Йорк пост». Верхняя часть экрана была занята большим заголовком:
УЖАСНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
НА КАНАТНОЙ ДОРОГЕ
Сегодня утром в 12.30 одна из кабин канатной дороги на Рузвельт-Айленд упала в воду. В кабине было два пассажира.
Сэм все равно не понимал. Час назад в столовой он слышал выпуск новостей, и о канатной дороге там не было ни слова. Эта женщина точно чокнутая. Она даже подделала страницу «Нью-Йорк пост», чтобы подтвердить свои слова.
— Это произойдет в следующую субботу, — объяснила Грейс. — В кабине будем мы с Жюльет.
Сэм едва не ответил: «Я вам не позволю это сделать», но тут же взял себя в руки и спросил:
— Зачем вы мне все это рассказываете?
Грейс внимательно посмотрела ему в глаза, и Сэм понял, что сейчас она скажет, зачем на самом деле пришла к нему.
— Я хочу, чтобы вы мне помогли.
* * *
Сэм не отрываясь смотрел на экран. Грейс сказала:
— Это произойдет через четыре дня. Ровно в двенадцать тридцать. Жюльет верит вам. Сделайте так, чтобы она вошла в кабину, но сами туда не входите.
— Если вы думаете, что я стану вам помогать…
— Боюсь, у вас нет другого выхода.
— Вы мне угрожаете?
— Нет, но дело в том, что все будет именно так.
Сэм уперся кулаками о стол.
— Вы не просто сумасшедшая, вы по-настоящему опасны!
Грейс покачала головой.
— Вижу, вы так ничего и не поняли. Ничто не помешает мне убить Жюльет гораздо раньше. Я даю вам отсрочку, потому что сочувствую вам. Потому что знаю, как это на самом деле тяжело…
Она показала ему револьвер.
— Но если вы мне не поможете, будьте уверены, я не стану ждать субботы, чтобы прикончить вашу Джульетту, и вы больше никогда не увидите ее живой.
— Это мы еще посмотрим.
Сэм вскочил и бросился на нее. Грейс легко отпрыгнула, и он промахнулся. Ей случалось давать отпор и более крутым парням, но она вдруг почувствовала усталость и позволила Сэму схватить себя за руку.
— Похоже, теперь мы поменялись ролями! — воскликнул он, выхватив у нее револьвер.
Держа Грейс на мушке, Сэм снял телефонную трубку.
— Алло, охрана? Говорит доктор Гэллоуэй. Я у себя в кабинете! Быстрее! В здание проникла вооруженная женщина, но я сумел ее разоружить.
Повесив трубку, он обратился к Грейс:
— Ну что, теперь вы успокоитесь?
— Вы поверили, что он заряжен? — ответила она, пожав плечами.
С раннего детства, проведенного в не самых спокойных районах города, Сэм научился обращаться с оружием. Он проверил: револьвер действительно не был заряжен. Грейс распахнула дверь кабинета. Стоя на пороге, она обернулась и сказала:
— Доктор Гэллоуэй, я в последний раз прошу поверить мне. И помочь. Это нужно нам обоим.
С этими словами она пулей вылетела в коридор.
