– Долго нам ещё идти?

Отец не ответил, а у кузена Ти уже закончился запас язвительных шуток по поводу его молчания.

– Ты в курсе, что ночь на дворе? Я хотел бы успеть обнять маму и Фейли, когда вернусь, так что давай скорее. Они ложатся раньше Блича, он-то, чай, до сих пор читает по ночам. Кстати, братик, надеюсь, хотя бы жив? Да, я знаю, что с ним что-то случилось – щеночек-стражник очень непрофессионально врёт. Захочешь сделать парнишку своим штатным лжецом – запиши ко мне на семинар… Ау, папаня. Мы скоро? Ты с меня снял арест для чего? Уморить бесконечными хождениями по городу?

– Блич жив и сейчас в доме купца Ловило.

– Что он там делает?

– Собирается вернуться домой. Всё, сынок, мы пришли.

Они постучались в какую-то каморку. Дверь открыла девочка лет девяти. Худая, чумазая.

– Дядя Гулле, вы к маме?

– Да, крошка.

Гулле сказал, что встретит её маму с работы. Ти остался с малышкой наедине. Через пару минут неловкого молчания юноша спросил, а где её папа. Малышка сказала, всплакнув, что он умер. Когда Гулле привёл её мать, выяснилось как.

– Я раньше не особо верила в истории о всяком-таком. А теперь не сомневаюсь. Он не человек, а демон. Человек бы оставил хоть тело, чтоб родичи могли похоронить. А он превратил моего мужа в…

Женщина попросила девочку закрыть уши, чтобы она не услышала, что оставил Белый Призрак от тела её отца.

– Я… – кузен Ти мялся и старался не смотреть на грустную сиротку. – Я не оправдываю Белого Призрака. Но ваш муж… он же не был ангелом.

– Да, он занимался кражами! Ну, так у него руки заточены под кражи. Но он не заслужил смерть, во всяком случае, такую смерть. Один раз хозяева проснулись до того, как он успел обчистить дом. Совсем старики, он легко бы с ними справился. Но он предпочёл бежать, рискуя получить из арбалета в спину. И получил. Две недели я отхаживала мужа, грешным делом кляла, что он не зарезал стариков. А он сказал, молчи, дура. Я вор, а не убийца. Так и сказал: я вор, а не убийца.

Когда воин и его сын покидали дом, сын старался забыть большие глаза сиротки.

В следующем доме им рассказали правду о другой жертве Белого Призрака.

– …Это было его первое дело. Он был вынужден – много задолжал, играя в кости.

В третьем сетовали, что…

– …Малыш был сильно обижен на отца. Потом остыл, хотел попросить прощения. А не вышло даже на похоронах – нечего было хоронить. Белый Призрак превратил моего мужа в кучу обрубков. Теперь мальчик постоянно плачет во сне. Всё хочет увидеть отца и попросить прощения.

В четвёртом кузен Ти попытался защитить Белого Призрака.

– Но он приставил фальчион прямо к горлу жертвы… ну, свидетели говорят.

– И что? Дружище, я же тебе говорю, моего брата потому и звали Муха, что ему даже муху убить жалко. Испугать, пригрозить – это он умел, да. Но крови, клянусь Светом, на нём не было. Малому претили убийства.

И так раз за разом. Несчастные сироты, безутешные вдовы, мужчины, потерявшие братьев, матери, потерявшие сыновей. Да, воров, да, грабителей, но не убийц. Не на всех солдатах ночной армии была чья-то кровь. Белый Призрак об этом никогда не задумывался.

Со времени, когда Блич последний раз сидел в седле, прошёл не один год. А вот Ставрог (Блич узнал, что это бандит, которого он оглушил, по маске с рогами) явно знал толк в верховой езде. Солидная фора не помогла – он их догонял.

Возможность закончить разговор о чужих жёнах с наглым щенком была для Ставрога важнее судьбы собственной банды, и он бросил её, не дождавшись исхода схватки с кавалерами Эрет.

По сути, Блич не правил лошадью, а просто пытался не упасть, предоставляя животному самому выбирать дорогу. Малышка Лу прижималась к спине мужа и кричала от страха.

К счастью, лошадь вывела их к Купеческому мосту. К несчастью, двигаться дальше не представлялось никакой возможности.

– Откуда огонь? Как наш мост может гореть, Блич? Это же не Мост Плача, наш мост каменный! Ааа!

Мальчик не ответил, девочке тоже стало не до вопросов. Они оба пытались удержаться на беснующейся лошади. Стена пламени сильно испугала животное.

Позади стала собираться толпа зевак. Ставрог налетел на неё, подавил конём трёх или четырёх человек, зарубил двоих и оказался перед детьми.

Блич спрыгнул с лошади, подхватил слетевшую Лу и бросился к перилам.

Определённо Купеческий мост к нему привязался – второй прыжок за неделю.

– Ааа!

– Лу, иного выхода нет! Не бойся, я отлично плаваю.

Да, отлично. Но только без балласта в виде кольчуги, как неделю назад, или тяжёлой маленькой девочки, как сегодня.

Кузен Ти знал, что Блич отлично плавает, а Фейли немногим хуже – ещё бы, их его мама учила. На это и надеялся, когда толкал в реку. Там, дальше, берег топкий – фанатики, не зная ходу, застрянут. Плюс у детей будет фора, которую даст бой, что примет их двоюродный брат.

– Плывите! Я их задержу! Даже ценой своей жизни задержу!

– Ножи в ножны! Забьём щенка-тень дубинами, чтобы не запачкать курточку кровью! Его одежда хоть и траурная, но дорогого кроя! Можно загнать по хорошей цене. Я разбираюсь, моя мамаша была портнихой.

Ти всё понял и облегчённо вздохнул. Не фанатики. Нацепившие их одеяния, чтоб под шумок священного действа вдоволь пограбить, обычные бандиты.

– Народ, успокойся. Я не Тень, Тени не умеют лгать, значит, я говорю правду. Малых просто пожалел. Не преследуйте – с них нечего взять.

– Да кому нужны их пожитки? Нам нужны их жизни. Ты хоть знаешь, жалельщик, сколько платит его величество за каждый труп без тени?

Дело усложнилось. Не грабители, а убийцы – новоявленные охотники за головами.

Исчезает тень, когда её владельца убьют, или просто теряет все свои необычные свойства – где здесь правда, а где поверье, Ти доподлинно не знал. Ещё ни разу не пришлось бывать на похоронах отцовского народа, хотя и носил траур по отцу. Но бандиты очень надеялись на первую версию, ибо иначе обосновать претензии на награду не представлялось возможным – светлые волосы встречаются и у людей, голубые глаза тоже, а что трупы теневого народа не разлагаются, этого в Фаэтоне не знали совсем.

– Ребят, отколомошматим щенка, отобьём ему жалелку?

– Я бы на вашем месте поостерёгся.

– Придурок, ты дитё, и у тебя нет оружия.

– Я сам – оружие.

Кузен Ти был сыном портнихи, как и главарь бандитов. Но только в отцах у него ходил великий воин, а не мелкий воришка. Сделав финт левой в голову, тенир ловко пробил ботинком в пах, подхватил выпавшую из рук дубину и с прыжка ударил ей согнувшегося мужчину в темя. Мужчина рухнул как подкошенный, и тут Ти, который любил драться, но никогда ещё не бился насмерть, испугался, что убил человека. Пары секунд его замешательства хватило оставшимся бандитам, чтобы свалить храброго мальчика на землю.

– Вот тебе, жалельщик несчастный! Вот!

Сидя верхом на мальчишке, второй бандит вколачивал раз за разом кулак в его лицо. Под словом «жалельщик» он имел в виду чувства к народу Теней, но по факту наказывал за сострадание к своему же главарю.

– Ти, держись! Я плыву к тебе!

Уже готовый обмякнуть под тяжёлыми ударами, тенир моментально пришёл в себя.

Голос Блича. Видимо, он заметил, что дела кузена плохи, и решил вернуться, помочь. Ну, уж дудки, не для того лез в драку, чтоб всё оказалось напрасно.

– Нет! Плыви назад, Блич! Я справлюсь, плыви с сестрой! Ты малец совсем, ты всё равно не подмога! А я справлюсь, честное слово!

Как иногда полезно быть тениром, который может убедительно врать, а твои маленькие родственники-тени так и не привыкли, что ты не такой, как они.

– Режь его! Режь его, дружище! – завизжал третий бандит, когда не получилось привести в чувство вожака. – Он, похоже, убил старину Портянку! Хватит кулаков, доставай нож!

– Поучи отца детей стругать! Лучше переплывай реку, если дети уже на другом берегу.

– А если ещё плывут по реке?

– Тогда беги вдоль берега – как можно быть таким дураком?

Через две секунды бандита как ветром сдуло, а кузен Ти, повторяя в ритме заклинания фразу «Мне не нужно оружие, я сам – оружие», всё пытался вывернуться из-под противника, но какое там. Мужчина весил вдвое больше.

Следующий удар заставил мальчика потерять сознание.

Очнулся он, когда почувствовал, как с него снимают одежду и стягивают башмаки.

– Живёхонек, жалельщик. А мальцы-то утонули, ты знаешь?

Тенир заскрипел зубами и попытался ударить не слушавшейся рукой бандита с компрессом на голове.

– Нет, малыш, не выйдет. Тебе слишком сильно по башке прилетело, какой из тебя боец? Но не так сильно, как мне. Нормально ты дубинкой машешься. Ребят, я удивлён, что он вас не уделал.

– Он испугался, что убил тебя. Ну, и я сразу ему ноги подсёк, а дальше кулаками.

В одном нижнем белье, избитый, несчастный Ти лежал у ног бандитов и выл от боли, но не физической, а за погибших родственников.

– Пырнуть его ножом на прощание?

– Да нет. Пусть живёт и мучается, что не уберёг. Детишки ему, видно, друзьями были.

Гогоча, как целая стая гусей, бандиты скрылись из виду.

Когда через месяц отец вернулся живым и здоровым, кузен Ти не радовался. Он не мог простить папе, что его, сильного и бесстрашного, не было рядом в самый важный момент. Кто просил ехать на эту войну? Ну, напали на нас, и что? Жили бы под другим королём, и делов-то. Наш всё равно оказался мерзавцем, пустившим в страну охотников на теней.

Помня, почему проиграл самую важную драку в своей жизни, кузен Ти дал себе слово больше никогда и никого не жалеть, особенно солдат ночной армии. В нелёгком обете очень помогли запрещённые снадобья, которые начал пить, чтобы избавиться от видений утопших Блича и Фейли, а побочным эффектом выступили приступы безумия, когда не замечаешь чужой крови и наслаждаешься, лишая кого-то жизни.

Впрочем, со временем юный тенир легко научился вызывать у себя боевое безумие безо всяких стимуляторов.

И вот, Воин Чести за пару часов не оставил ничего от того Ти, жестокого и беспощадного, которого юноша в себе воспитал, и вернул того Ти, которого сам Ти с трудом помнил.

Не в силах продолжать дорогу, – ведь там, впереди, легко догадаться, ещё одна семья, у которой он кого-то отнял, – тенир упал на мостовую и сжался, застонав от душивших слёз.

И ничего! Самое страшное, что ничего нельзя вернуть!

Воин Чести молча наблюдал за страданиями сына и ждал, когда он сам захочет поговорить.

– Как… как давно ты понял? – спросил разоблачённый убийца через десять минут.

Он продолжать лежать, сжавшись в комочек, и голос его был глух от рыданий.

– Увы, намного позже, чем мог бы. Я должен был вспомнить, как однажды проснулся и нашёл странные тонкие лезвия в своей тени – твоя-то ничего не закаляет. Как ты тогда, впрочем, ловко выкрутился! Да, ты умеешь врать.

Тенир с трудом встал.

– Что дальше? Арестуешь?

– Нет. Слишком мало улик. Только косвенные. Даже если ты совершишь чистосердечное, никто не поверит, решат, что свихнулся и клевещешь на себя.

Ти упал на колени перед отцом.

– Папа, прости. Белый Призрак, даю слово, уходит на покой! Я не прикоснусь больше к запретным снадобьям. И я все силы брошу на учёбу. Я пойду другим путём. Я создам модель… модель общества, где преступность исчезнет сама. Или какое-то лекарство, которое бы лечило поведение преступника. Или…

– Сын мой. Я закончил допрос Белого Призрака, но ещё не поговорил с Безжалостным.

Кузен Ти вскочил на ноги и отшатнулся.

– Что ты сказал, отец?

– А как иначе ты объяснишь, что на любое из убийств у тебя нет алиби? А смерть семьи и стаи собак так вообще приходится как раз на то время, когда тебя отпустили из-под ареста, но на учёбу ты не пошёл. А я, кстати, был уверен, что, пока ты за решёткой, Безжалостный не станет охотиться.

– Это совпадение! Уверен, что у десятков тысяч горожан и гостей столицы нет алиби.

– И все они уже были замечены раньше в чудовищной жестокости? В получении удовольствия от убийства, наслаждении смертью?

– Отец… я даю тебе слово…

– Я давно не верю твоему слову. Ты всё сделал для этого.

Кузена Ти захлестнула обида. Привыкших лгать глубоко оскорбляет, если им не верят в те редкие минуты, когда они, переступая через натуру, говорят правду.

Отец попытался взять его за плечо, Ти вывернулся и подбежал к стене ближайшего дома. На одно мгновение он словно сам стал стеной, заскользил по её поверхности, будто бегущая тень, и вот уже стоит на крыше.

Трюк, которым пятидесятники владеют с первой минуты, а тениры долго учатся.

Заметив, что ему получилось удивить отца, юноша засмеялся.

– Ах, сколько раз я пытался закалить в своей тени разные предметы и как плакал, когда ничего не получалось. Как завидовал Бличу, Фейли, тебе, всей общине, чувствовал себя ущербным по сравнению с вами. Но и у тениров, как видишь, есть то, что недоступно вам. Ваша сила в вашей тени, а наша в нас самих!

Вот только силой прыжка пятидесятника тениры не обладают, поэтому, чтобы не разбиться, там, где расстояние между крышами больше пятнадцати футов, Ти должен был спускаться. Это давало отцу шансы для преследования.

С крыши заброшенного дома Ти не стал спускаться, а вместо этого влез в окно.

Здесь, здесь второй комплект!

Но спрятанная в нише дорожная сумка была пуста.

– Не это ищешь?

Ти выглянул в окно и увидел Воина Чести, который держал аккуратно, чтобы не порезаться о теневые лезвия, костюм Белого Призрака.

Юноша по-звериному зарычал, встал на подоконник, в прыжке прижался к стене и заскользил быстрой тенью вниз. Приземлившись, он вырвал боевую одежду из рук отца и даже не заметил, что папа этому особо и не противился.

Кузен Ти бежал, на ходу облачаясь в свой костюм. Когда отец нагнал его, Белый Призрак был в полном боевом облачении. Вот только вместо зловещей маски что-то жуткое, но невнятное: тенир мазал лицо меловым порошком второпях, не перед зеркалом.

– А мел, как понимаю, это на случай, если придётся биться с охотниками?

– О, да, Воин Чести! Глупый мужчина, раб предрассудков своего народа! Ах, если б я знал других тениров, таких же смелых и безжалостных! Можно было бы объединиться и прекратить отступать, перейти наконец в наступление!

– Я знаю о твоих планах. Я нашёл карту, где ты отмечаешь местоположение всех известных лагерей охотников.

– А почему это делаю я? Почему ты, великий воин, не соберёшь свой народ и не поведёшь на ваших врагов? Не ждать охотников здесь, а прийти к ним. Перебить всех, сжечь их лагеря, уничтожить саму идею охоты на теней!

– Среди нас мало воинов. У народа Теней никогда не было армии, нам непонятна сама идея войны. Я воин, наверное, только потому, что родился в королевстве людей.

– Тебе было восемь лет, когда напали на Долину, получается, ты родился там.

– Как ты мало знаешь о родном папе. Я никогда не видел, в отличие от матери и отца твоих кузенов, Долины Теней. Твоя бабушка – моя мачеха, твой дедушка – мой отец, моя сестра – твоя тётя… я обрёл заново семью, только когда они поселились в Фаэтоне. Уже после уничтожения Долины. Моя мать и твоя родная бабушка умерла при родах. Её привёз в Фаэтон лечиться от одной болезни отец Найруса, уже беременной. Болезнь вылечили, но роды всё равно отправили женщину по ту сторону. И так вышло, что не было возможности меня привезти в Долину Теней, даже когда я достаточно подрос, чтобы перенести путешествие.

Мысли о матери, которая умерла, давая ему жизнь, заставили глаза бывалого воина увлажниться. Тем больнее было, когда сын грубо оборвал историю о своей родной бабушке.

– Расскажешь всё это Ти! А Белому Призраку не до семейных преданий. Пусть воинов мало, но у нас теневое оружие.

– Как и у охотников. Но ладно бы охотники. Ты думаешь, короли стран Угрозы будут стоять и наблюдать за этой дракой? Нет. Они пришлют на помощь охотникам свои войска. Это будет не просто война, а огромная война, наверное, с сотнями тысяч жертв.

– Жертвы меня не пугают. Я не собираюсь никого жалеть.

– Конечно, ты же Безжалостный!

Белый Призрак пришёл в ярость и напал на отца.

– Я же дал слово – это не я! – кричал он, пытаясь поразить Воина Чести теневыми когтями.

– А до этого дал слово, что Белый Призрак ушёл на покой, – напомнил воин, уклоняясь от атак обезумевшего сына.

Стоило Ти надеть этот костюм, помнивший смерть десятков людей, и в нём не осталось ничего от того терзаемого совестью парня, которого вытянули на свет из глубин одной юной души визиты в дом убитых. Он больше не был кузеном Ти. Он был Белым Призраком, чьё тело – оружие. Пришёл в себя тенир, лишь когда Воин Чести обнажил меч.

Короткий укол – туда, между полосок теневой стали, где клинку не грозит гибель – и юноша пятится назад. Рана неглубокая, но сам вид крови, точнее, знание, что её пустил тебе родной отец, заставляет колени трястись, а руки дрожать.

Юноша смотрит то на кровь, вытекающую сквозь прореху на кожанке, то на бойца с обнажённым мечом и понимает, что Воин Чести решил избавиться от Безжалостного единственным верным путём: убив лично. И не помеха, что Безжалостный в костюме Белого Призрака. Уж слишком хорош в фехтовании этот мужчина-тень.

– Но ведь я не Безжалостный. Клянусь, я не Безжалостный. Я убивал только ночную армию.

Что толку оправдываться? Он сам сделал всё, чтобы даже родной отец ему не верил.

– Папа, – тенир встал на колени, – клянусь, что больше не буду тебе врать. Никому больше не стану врать, если только не ради друзей и семьи. Папа, поверь мне! Прошу, папа, поверь мне!

Парень давно был не в ладах со своим отцом, но всё равно мысль, что именно он убьёт его, казалась чудовищной. И всё, что можно сделать, чтобы предотвратить ужасный конец, это вновь попросить того, чьё доверие уже столько раз обманывал:

– Верь мне, папа.

Отец встал на колени рядом с сыном. Снял перчатки, проверяя, насколько сильное кровотечение. Убедившись, что рана неглубока и не смертельна, он медленно протёр кровью, которая осталась на пальцах, лицо сына. Затем сухой ладонью стёр получившуюся смесь крови и мела.

Жуткая маска исчезла, и открылось лицо восемнадцатилетнего юноши, перекошенное болью непринятого раскаяния, и глаза, полные страха принять смерть от родного отца.

– Помни. Ты обещал больше никогда не врать. Мне – не врать. И… считай… считай, что это я тебя просто… просто я тебя… так сурово выпорол.

– Папа!

Тенир, полный чувств, хотел обнять отца, но отец вовремя выставил руки.

– Когда снимешь костюм. Сейчас твои объятия смертельны.

Со счастливым смехом прощённый грешник стал избавляться от смертоносного облачения. Но когда он закончил, Воину Чести было уже не до объятий. Офицер с тревогой вглядывался в столб дыма вдалеке.

– Сынок, повтори свой трюк с крышей. Горит то ли Купеческий квартал, то ли наш.

Тенир в одно мгновение слазил на крышу и спустился вниз.

– Да! Горит или Купеческий мост, или совсем рядом.

Дурные предчувствия тисками сжали сердце Воина Чести. Ах, как жаль, что он отпустил карету. Пешком добираться столько времени.

– Сынок! Я обещал сегодня привести Блича! Но это сделаешь ты. А я… Я должен попасть как можно скорее домой.

Он мог пустить свою тень вперёд, посмотреть, что происходит, но и без неё чувствовал, что там, в доме, нужна его помощь.

– Да, я не хочу повторять заново то, что знаю из учебников. Я вообще не понимаю, зачем мне вся эта стратегия и тактика? Я лучший воин и в доспешном, и бездоспешном бою среди всех парней моего возраста, я лучший в фехтовании и в драках на кулаках, я…

– Ты, прежде всего, мой воспитанник, а значит, я выбираю науки для твоего обучения.

Олэ закусил губу. Он уже совсем взрослый. Ему почти двадцать лет. Трое знакомых сверстников уже женаты и ждут детей. А рыцарь до сих пор считает, что может распоряжаться его судьбой.

Но ничего, война, которую учитель так долго ждал, на пороге. Олэ примет участие в войне, отдаст долг учителю и сеньору, на чьи деньги столько лет кормился, а когда всё закончится, сам выберет свою судьбу.

Теневой охотник, профессиональный воин или мирный обыватель – зять королевского следопыта и наследник его ремесла, – время покажет.

Впервые ночная армия осмелилась на штурм дома, где проживал ненавистный Воин Чести. И штурм этот проходил по всем правилам военного искусства.

Первым делом бандиты лишили защитников возможного подкрепления. Аркабейрам Гуллейн жил совсем недалеко от головного здания своей организации и ещё ближе к штаб-квартире Братства Пера – самого лояльного ночной страже объединения вольных фехтовальщиков. Это соседство служило мощным сдерживающим фактором для всех недоброжелателей. А если ещё вспомнить, что за Купеческим мостом квартал людей, которые едва ли не молятся на главного врага воров и разбойников…

Купеческий мост бандиты перекрыли горящими телегами, а на братьев Пера и здание столичной стражи произвели ложные атаки. В бой погнали «мясо» – простых людей, задолжавших за игру в кости и не знающих как расплатиться. А настоящие солдаты ночной армии атаковали дом Гулле.

Легковооружённые бойцы обрушили на защитников с помощью пращей шквал каменных снарядов, а в это время гвардейцы, объединённые в отряды по шесть человек, перебежками начали продвижение к дому. Человек по кличке Смертник заставил взять их большие грубые (сколачивали наспех) щиты для защиты от арбалетов.

Пращники били не прицельно, но часто, поэтому с самой удобной позиции для ответной стрельбы Райнес (Найрус отдал командование обороной ему, как человеку, бывшему на войне) увёл всех арбалетчиков. Ястребы использовали окна как бойницы, а на крыше остался один рыцарь со своим луком. Стальным латам снаряды из пращей были почти не страшны. Секира целился, выбирая вожаков, и не меньше трёх раз его стрелы настигали свою цель.

– Их ведёт некто сведущий в войне, – пробормотал он, заметив, что гвардейцы пошли в атаку не толпой, а штурмовыми группами.

На счастье защитников дома, их возглавлял тоже не чуждый командирской науки человек.

Если бы не Райнес, то бойцов охранения просто бы перебили. Но рыцарь сразу понял, что с таким перевесом сил в сторону атакующих непозволительная роскошь держать две линии обороны. Он созвал всех воинов в дом до появления Атамановой Гвардии, поэтому потерял всего двух человек.

Зная, какие из стражников никудышные стрелки, Секира приказал им бросить арбалеты, предоставив «обмен любезностями» работавшим на втором этаже Ястребам, а затем очень быстро разбил на шесть групп – по числу окон и дверей – и дал задание укреплять вверенные участки. Во главе каждой группы стоял фехтовальщик братства Пера.

Отдав все распоряжения, Райнес вернулся на крышу и продолжил выцеливать вожаков.

Следом за обычными снарядами полетели огненные: обвалянные в горючем материале камни пращники поджигали и запускали в сторону ненавистного дома.

Когда крыша в нескольких местах запылала, стало светло, почти как днём. Несколько снарядов залетели и в окна, но их быстро потушили.

– Стражу на ножи! На ножи ночную стражу! – подбадривали себя бандиты.

– За Воина Чести! За охранителя города! – отвечали им защитники дома.

На крыше становилось всё жарче. Латы Райнеса раскалились, и ему стало трудно дышать. Он понял, что если пламя дойдёт до перекрытий, его бойцам настанет конец безо всякого штурма. И словно откликаясь на тревожные мысли, из чердачного люка вынырнул Герт. Не тушуясь обстрела, мальчик начал делать то, что не успевал Райнес: сбрасывать ударами ног огненные снаряды вниз, сбивать плащом пламя там, где оно уже взялось за крышу. Жара ощутимо поубавилось – к Райнесу вернулась свобода дыхания.

– От меня всё равно мало проку там, внизу, – уклонившись от очередного камня, объяснил своё появление Герт. – Я не умею стрелять из арбалета совсем, а мечом владею ещё плохо.

– У тебя лёгкий доспех! – напомнил мальчику Секира, выпуская стрелу за стрелой в штурмовую группу, ближе всех подобравшуюся к дому.

Райнес тревожился по делу. Для полного облачения стражника новичок был ещё слишком юн и неопытен, потому получил лишь кольчугу и защиту головы. Идеально – приучаться к тяжести доспеха, но далеко не лучший вариант, чтобы выжить под обстрелом. Вот только юного стражника это мало заботило.

– Я ловкий малый. Они по мне не попадут, – задорно ответил рыцарю Герт, и словно в насмешку над мальчишеской бравадой, очередной горящий камень сбил с него шлем.

Подросток зашатался, но не упал. Шлем укатился куда-то, а Герт, нимало не смутившись, продолжил спасать дом от пожара.

– А ты храбрый паренёк, – с искренним восхищением сказал рыцарь. – У меня нет оруженосца, я вынужден пользоваться слугами, чтоб надеть латы. Хочешь пойти со мной в странствия, если выберемся живыми из этой передряги? А потом ты выйдешь из простолюдья: станешь рыцарем, получишь золотые шпоры!

– Спасибо, достойный сударь, но никаких странствий. Моё место здесь, мой враг там. Я дал присягу защитить страну от разбойников и воров и не отступлю от неё.

– Сильно сказано, юноша! Мы станем друзьями, если выживем.

Немного подумав, Райнес повторил своё предложение. Признался, что у него имеется веская причина, чтобы, разделавшись с одним подонком, начать тихую оседлую жизнь, но ради рыцарского воспитания приглянувшегося юноши он готов продлить стезю странника на пару лет. Красиво расписал преимущества, какие Герт получит, когда войдёт в высшее сословие. Открыл, что Гулле – его друг и легко освободит новичка от присяги, если Райнес попросит.

Но Герт остался непреклонен. Эту присягу он дал не устами, а сердцем, и только сам может себя от неё освободить.

Рыцарь ещё раз выразил своё восхищение мальчиком и заверил, что они будут не просто друзьями, а лучшими друзьями, несмотря на разницу в возрасте и сословную пропасть. Осталось только не погибнуть в этом бою. А бой, судя по всему, не дошёл ещё даже до середины.

Первая штурмовая группа, потеряв вожака (с шестой или седьмой стрелы, но Райнес поразил его в лицо), повернула назад. Следующие две достигли окон почти одновременно. Побросав тяжёлые и неудобные щиты, гвардейцы взялись за палицы и разбили в щепы мебель, которой укрепили ключевые точки обороны защитники, но зайти в дом всё равно не вышло. Стражники использовали преимущества алебард, как более длинного оружия, чтобы колоть противника через оконный проём. Одна штурмовая группа среагировала на это, отойдя на несколько шагов и начав метать ножи, вторая догадалась поднять с земли щиты. В итоге обоим удалось ворваться внутрь, только с разными потерями, но там их ждал бесславный конец в кровавой пьесе, где главную роль исполнили мечи братьев-фехтовальщиков. Правда, и стражники потеряли нескольких человек.

Обстрел понемногу стихал – у бандитов кончались снаряды. Не осталось стрел и у Райнеса Секиры, он израсходовал и основной колчан, и два запасных и теперь раздумывал: оставаться ли на крыше или присоединиться к стражникам. В итоге решил остаться, как выяснилось, не зря.

На первом этаже завязался бой ещё с двумя штурмовым группами, а к дому скакали на быстрых лошадях десятка полтора Диких Котов – банды, чей основной промысел состоял в грабеже мансард, куда они добирались с помощью особых «когтей». И возглавлял их… Райнес не мог поверить своим глазам, рыцарь. Такой же рыцарь, как и он, в полных латах и тем умением держаться в седле, которое даётся только годами тренировок.

За годы странствий Секира понял, что, мягко говоря, не все златошпорцы соответствуют образу из баллад менестрелей. Например, его враг Солбар. Но ему возглавить праведных каторжан ради любых мотивов помешала бы спесь. А этот воин вёл в бой ночную армию, видимо, совсем не чувствуя уколов гордости.

Не останавливая лошадь, неизвестный рыцарь встал на седло (при иных обстоятельствах Райнес бы поаплодировал такой ловкости) и прыгнул. Зацепившись за крыло орлиной статуи, он быстро забрался на крышу.

Теперь Райнес окончательно уверился, что имеет дело с братом по сословию. Чтобы проделывать такие трюки в полных латах, надо тренироваться в них с самого детства.

На подмогу своему рыцарю уже карабкались по стенам Дикие Коты. Первому не дал взойти на крышу Герт. Он ткнул, не глядя, мечом и попал в лицо. Бандит полетел вниз, а Герт, не успевший освободить застрявший в кости клинок, остался без основного оружия. Но бежать мальчику даже в голову не пришло. Он достал кинжал и бесстрашно ринулся на второго Дикого Кота. Нож бандита не сумел справиться с кольчугой, а Герту повезло поразить врага в шею. Дикий Кот упал навзничь, а Герт побежал искать следующего противника. Никаких переживаний, что он только что убил человека, у него не возникло. Это был враг, напавший на дом Фейли, о чём переживать-то?

– Мальчик, ты молодец! Ты доказал, что не зря носишь свою форму!

Увы, Райнес Секира мог помочь только морально. Он схлестнулся с неизвестным рыцарем. Точнее… с воином, который воевал, как рыцарь, носил латы рыцаря, но при этом не был посвящён в рыцари.

– У тебя нет золотых шпор! – крикнул Райнес в очередной паузе между фехтовальными сходами. – Но ты знаешь бой в латах. Кто ты, забери тебя Тьма, такой?!

– Тот, кто убьёт тебя, – прозвучал лаконичный ответ.

– Ну, это мы ещё поглядим! – не согласился Райнес и занёс секиру для нового удара.

Дикие Коты не вмешивались ни в их поединок, ни в новую схватку Герта. Пока один бандит катался по крыше в борцовских объятиях с юным стражником, остальные спешили на второй этаж. Там уже поджидали гостей короткие мечи. Встречи с ними Дикие Коты стремились избежать, прицельно метая ножи в их владельцев.

Услышав, что битва бушует уже совсем рядом, Найрус поторопил мага.

– Скорей колдуйте ваше заклятье!

– Я стараюсь! Я же понимаю, что мы с вами сейчас в одной лодке, – бормотал маг, водя руками над алебардой. – Алебарда Ярости очень сложное заклятие, но, по счастью, не требует много маны. Ещё минута, уважаемый профессор!

Профессор выглянул из комнаты как раз в тот момент, когда один из Ястребов не сумел уклониться от метательного ножа. Он посмотрел вниз и увидел, что одна из штурмовых групп, потеряв половину людей, все же пробилась к лестнице и сейчас присоединится к Боевым Котам. Возглавлял удачливых гвардейцев плечистый парень, вооружённый большим топором, перепачканным в крови.

– Вы ещё узнаете Ракку Безбородого в деле, вонючие стражники! Воин Чести, хватит прятаться за спинами своих бойцов! Выходи биться сам, трус!

Безбашенный и не знающий пощады Ракка был самым молодым из атаманов. Он единственный принял участие в сражении лично.

– Что вы тянете, господин маг?! – крикнул Найрус, захлопнув дверь и начав толкать к ней шкаф. – Там люди гибнут!

Какая-то мысль пришла в голову профессору. Он посмотрел на Морэ. С блаженной улыбкой, словно это была чудесная музыка, мальчик слушал звон оружия.

– Что ж я раньше… тупой я осёл! У нас же люди гибнут!

Догадавшись, что собирается сделать Найрус, Фейли встала на его пути.

– Нет, профессор.

– Фейли, мы обязаны выпустить беса! Он перебьёт всех, не думай о нём, как о простом ребёнке. Не за него надо бояться, а за них!

Фейли заколебалась.

– Верь мне, девочка моя, как верила раньше.

Фейли отступила. Но выпустить беса не удалось. Воспользовавшись моментом, серый маг схватил алебарду и просунул между прутьев.

– Что? Купился? Какая Алебарда Ярости, в помине не было такого заклятия! Немедля говори, где бумаги, или я проколю бесовской череп – девчонка привязалась к Морэ, она не простит тебе его гибели.

– Опомнись, Лигер! Идёт бой!

– Мне-то что? Мы не в одной лодке. На мне накидка мага, никто не осмелится тронуть меня! Решайся, Найрус! – Лигер стрельнул глазами в сторону настенных часов. – Даю тебе пять минут на раздумье.

Тем временем на крыше в бою двух латников настала патовая ситуация. Раз пять или шесть меч неизвестного воина врезался в доспехи Райнеса, но ни один удар даже не погнул брони. А вот Райнес знал, что его оружием вполне можно прорубить или продавить латы. Но толку от этого знания, если противник вообще не позволяет в себя попасть?

Там, где бессильно мастерство, приходит на помощь случай. На одну секунду противник потерял равновесие, споткнувшись о торчащий кусок черепицы, и Райнес обрушил свою секиру, метясь в голову. Увы, мечник успел подставить плечо. Секира прорубила сталь и, судя по выступившей крови, пробила и гамбезон. Но глубокой раны противник не получил, иначе бы не смог, дёрнув плечом, легко обезоружить Райнеса. Обнажив кинжал, рыцарь бросился в ближний бой, но мечник первым перехватил своё оружие за лезвие и приёмом полумеч ударил под забрало.

Последней мыслью рыцаря было сожаление, что одно дело с подонком Солбаром останется незавершённым. Райнес умер, так и не узнав, что с черепицей был не случай, а тактическая хитрость противника. Латник бандитов знал, что успеет подставить наплечник, и готов был рисковать целостностью плеча в надежде обезоружить врага.

Воин сотворил знамение Света над мёртвым телом. Не потому, что был очень религиозен. А просто из уважения к мужественному противнику.

– Ты убил его! Ты убил… он был настоящим рыцарем!

Герт после долгой возни наконец смог заколоть третьего Боевого Кота в своём послужном списке и теперь намеревался с тем же оружием, штатным кинжалом стражи, идти на воина в латах. Безумие? Нет, юность.

Трещал огонь (крыша кое-где ещё горела), дул ветер, воин молча ждал, когда мальчик подойдёт достаточно близко.

– Кто бы ты ни был, ты никто по сравнению с ним. Но он умер… а ты жив. Почему? Почему такая несправедливость!

Герт бросился на латника, латник, почти не глядя, ударил его ножнами по голове. Знакомыми Герту ножнами, с сорока восемью зарубками.

С этого удара началось знакомство Олэ с сыном горшечника, этим ударом и продолжилось кровавой ночью.

Меченосец склонился над оглушённым подростком и зло сказал:

– Герт, три раза ты встаёшь на моём пути, и три раза я тебя жалею. Но терпение лопнуло. В следующий раз я тебя убью.

На второй этаж Олэ спустился, как раз когда Безбородый приканчивал последнего Ястреба.

– Что? Плохие латы ребята подогнали? – спросил Ракка, показав на прорубленный наплечник.

– Видали и получше. Но здесь просто противник был достойный, – ответил мечник. – Вы нашли Воина Чести?

– Воин Чести, видно, обгадился со страха! – захохотал Атаман.

– Он не знает страха, – расстроил Ракку Меченосец и двинулся по коридору.

Путь преградил фехтовальщик Пера, но его меч не причинил вреда латам. Олэ вошёл в ближний бой и пробил висок бойцу с длинным пером на охотничьей шляпе навершием меча. Алебарда следующего противника могла бы причинить серьёзный урон, если бы противник ей лучше владел. Перерубив древко, Олэ сократил дистанцию с уколом, и молодой стражник отошёл в мир иной.

– Воин Чести! Я же говорил, что у нас будет второй поединок! Теперь я тоже в латах, вот, правда, в полных, в отличие от твоих, но всё равно честнее, чем в гроте. Где ты? Твой противник ждёт тебя!

Выломав дверь, за которой, судя по шуму, явно были люди, Олэ оказался в комнате Фейли.

Он ещё не снял забрала, но по ножнам с зарубками профессор и Фейли его узнали.

– Меченосец… ты же… ты же в Башне Смертников!.. Девочка моя, уходи через окно, я задержу его!

– Я не брошу Морэ.

Морэ?!

При виде мальчика ноги воина подкосились, а руки стали ватными. Но не настолько, чтобы не наказать серого мага, вздумавшего угрожать ребёнку.

Лигер был уверен, что успеет поразить Морэ в ответ на любое опасное движение в свою сторону. Он явно переоценил собственную реакцию. Выпустив алебарду, окровавленный маг упал на пол. Был бы Меченосец в полной силе, Лигер бы оказался рассечен от плеча до бедра, но слабеющей рукой Олэ смог только ранить мага.

Профессор хотел заколоть Меченосца кинжалом, но был отброшен пинком подоспевшего Ракки. Ударившись затылком о стену, он впал в короткое беспамятство.

– Какая удача, старший стражи! – Атаман со смехом воткнул в пол топор и достал нож. – Нет, здесь топором слишком мало удовольствия!

Олэ зашатался и упал на колени. Снял шлем, чтобы было легче дышать. Забыв про старшего стражи, Безбородый схватил за плечо Меченосца.

– Э, браток, ты в порядке? Браток, да ты как стрелу в позвоночник схватил.

Нет, молодой атаман, не в позвоночник, а в сердце. И не стрелу, а многим хуже. Постыдные воспоминания.

– Так она не убила его… она обещала его убить, но не убила…

Она и не должна была. Он, как мужчина, обязан был умертвить отпрыска. Его проклятие сделало сына бесом. Но он сбежал, струсил, взял с дочери королевского следопыта клятву избавиться от маленького убийцы самой, а себе дал клятву спать отныне только с продажными. С ними можно не опасаться населить мир бесами – специальные врачи-палачи не дают таким девушкам рожать.

– Папа!

Морэ протянул руки сквозь прутья клетки и улыбнулся – бесята чувствуют родную кровь. Теперь Фейли стало ясно, почему им с Гертом казалось знакомым его лицо.

– Он сказал мне папа? Он… говорит? Он теперь говорит?

Никогда Фейли не думала, что ей доведётся увидеть слёзы в глазах сурового мечника.

– Да, он говорит, и только благодаря мне! Моя тень лечит его Бешенство, дарует ему разум! Ты, лицемер, истреблял мой народ, обвиняя в одной угрозе, а сам принёс другую. Знаешь, сколько людей уже убил твой сын?! Что будешь делать, охотник? Выбор за тобой. Убьёшь меня и Морэ? Говорят, страшно живётся на этом свете сыноубийцам. Убьёшь меня и оставишь Морэ жить? Без меня он так и останется бесом. Может, хватит уже крови, охотник? Хватит того выбора, где кому-то всегда приходится умирать! Сделай выбор, где все остаются жить! Да, мы – Угроза, да, Морэ – угроза, но кто, если рассудить, не угроза? Кто поручится за любого человека, что он никогда никого не убьёт, даже на пьяную голову, не соблазнится украсть, не заболеет по глупости чем-то и не заразит полгорода? Оставь в покое меня, Блича, дядю, мой народ, и взамен получишь настоящего сына! С которым можно ходить на рыбалку и играть в мяч, что-то обсуждать и чем-то делиться. А не безумного мычащего зверька.

– Что она бормочет, браток? – спросил охотника Безбородый. – Какие-то бесы, какие-то тени, говорит, что малец твой сын… Тронутая, что ли?

– Она племянница Воина Чести, – безучастно ответил Олэ.

– Что ж раньше язык в одном месте держал? Считай, Воин Чести у нас в кармане!

Бандит потёр руки, выдернул топор и крикнул понемногу приходившему в себя Найрусу:

– Эй, ты, старший. Передашь Гулле, что или он будет паинькой, или девочка познает Ночь Девяти.

Фейли сняла замок с бесовой ловушки, но освобождённый бесёнок не успел ничего сделать в защиту девочки-тени. Отец взял его за руку, и Морэ не посмел вырваться.

А затем Олэ наклонился и поцеловал Морэ в лоб. Мальчик сразу же впал в оцепенение.

– Прости, Морэ. Я ещё не готов. Не готов сделать выбор. Позже.

Поцелуй отца (или матери). Единственная возможность для родителей беса, которые не знают, как собирать бесову ловушку, обезопасить мир от своего сына или дочери на то время, пока они не могут находиться рядом. Вот только есть один минус у такого способа.

– Сними с него Поцелуй отца, Олэ! Он же умрёт с голода, если ты не вернёшься! А ты не вернёшься!

– Прости, Фейли, но я ещё не готов. Не готов сделать выбор.

Безбородый с вырывающейся от него девочкой и Меченосец, на ходу надевая шлем, вышли из комнаты и спустились на первый этаж. Там вовсю кипела битва между новыми прорвавшимися гвардейцами и уцелевшими защитниками дома. Двое стражников заметили, что племянницу предводителя взяли в плен, и бросились её освобождать. Олэ в три взмаха меча убил их. У дверей встретил раненный в плечо вольный фехтовальщик. На него у охотника ушло чуть больше времени.

Его рукам вернулась твёрдость. Его глаза под забралом шлема опять были сухи. Он снова был готов убивать.

Оказавшись на улице, Безбородый скомандовал:

– Ребят, отступаем!

Их не пытались преследовать. В суматохе боя большинство стражников не заметили, что бандиты уходят не с пустыми руками. И только когда по ушам ударил девичий крик, они поняли, что отстояли дом, но проиграли бой.

– Спасите, кто-нибудь!

– Фейли! Фейли, любимая!

Рискуя поломать все кости, Герт спрыгнул с крыши, но ему повезло – он приземлился на трупы Диких Котов. Спотыкаясь на каждом шагу, превозмогая боль в голове, стараясь не обращать внимания на шум в ушах, подросток попытался догнать бандитов, увозящих ту, которую обещал защищать, но через полста ярдов потерял сознание.

Случилось худшее: малышка Лу почти не умела плавать. Ставрог зря дежурил в ожидании, когда Блич выберется на берег. Тяжёлая супруга тащила подростка на дно даже вернее кольчуги.

– Человек за бортом!

Блич с трудом вынырнул вместе с малышкой Лу и увидел, что к нему приближается плот. Плотом правили хорошо знакомые мальчишки. И они его узнали, несмотря на лицо в саже.

– Это же Рыцарь Бежевая Сорочка!

– Банда Баржи! Скорей, я едва держусь!

Они втянули их с малышкой «на борт». Блич спросил, что они здесь делают. Мальчишки ответили, что просто путешествовали, а потом остались поглазеть на пожар.

Блич прислушался и понял, что где-то рядом кипит бой. В той стороне, где головное здание стражи и… и его, Блича, дом.

– Причаливайте к тому берегу, парни!

– Не можем. Это территория Прибрежных Дикарей. Они наши враги.

Блич пригляделся и увидел не меньше дюжины бродяг, которые бросались камнями, размахивали палками, баграми и самодельными копьями и обещали жестоко побить Банду Баржи, если только она наберётся смелости высадиться.

А на другом берегу Ставрог ждал на коне с обнажённой саблей. Ничего не оставалось, кроме как плыть по реке.

Плыли они долго – Ставрог не отставал.

И вот уже совсем рядом полузатопленная баржа. Но Ставрог по-прежнему маячит на берегу.

И тогда Блич решился. Попросив мальчишек позаботиться о Лу, если он не вернётся, подросток разделся и прыгнул в реку. Ставрог, увидев, что Блич плывёт к нему, сошёл с лошади и забрёл в воду по колено. Но, не доплыв самой малости, Блич сказал ругательство, значения которого не знал, но слышал, что оно является самым страшным у тех, кто живёт понятиями праведных каторжан, и поплыл обратно.

Взбешённый Ставрог ринулся в погоню. Саблю он оставил на берегу, а нож держал в зубах.

Блич был великолепным пловцом, но Ставрог тоже не последним. И злость придавала ему сил. У самой баржи он почти нагнал Блича, и тут Блич нырнул. Ставрог нырнул следом.

Подросток на миг обернулся. Ставрог так и не снял своей маски рогатого демона и казался сейчас чудовищем, что воззвал из глубин водяной, дабы наказать чем-то провинившегося перед ним мальчика. По сути, главарь Бесов и был чудовищем, хотя любил себя называть настоящим человеком, тем, какими станут все люди, когда отправят религию на свалку истории, а с ней и ограничения, которые накладывает такое устаревшее понятие, как мораль.

Блич скрылся в пробоине в барже – Ставрог последовал за ним. Подросток, чудом ориентируясь в темноте, морской змеёй извивался среди узких коридоров и гор всякого хлама в попытке оторваться от врага. Но неистовым духом зла Ставрог продолжал преследование. Что может не хватить воздуха, главаря Бесов мало заботило. Не хватит ему – значит, не хватит и мальчишке. Уничтожить щенка, пусть даже ценой собственной жизни!

А мальчик сам себя загнал в ловушку. Из помещения, в котором они оба оказались, не имелось выхода – это было хорошо видно благодаря светящимся рачкам, облюбовавшим стены. Ставрог взял в руку нож и подплыл вплотную к подростку. Он знал, что сам тоже умрёт: воздуха в груди не хватит, чтобы вернуться назад. Но мальчик должен погибнуть от его ножа, а не от воды в лёгких. И ещё, Ставрог хотел последний раз насладиться своим любимым дурманом. Сладким дурманом чужого страха. Самой изысканной его разновидностью – страхом детей.

Но в глазах Блича страха не было. В них было… Ставрог не мог подобрать точное описание. Он лишь понимал, что встретил самый острый взгляд, какие приходилось видеть. Настоящие глаза-бритвы. А ещё в них блестело торжество победителя.

Это была ловушка только для одного. Мальчик, хорошо изучивший баржу за время, которое провёл с её бандой, знал, куда плыл. Блич уверенно скользнул в узкую, едва заметную щель в потолке. Ставрог рванул следом, но не смог протиснуть тело широкоплечего мужчины туда, где с трудом проходил подросток. В бессильной ярости главарь Бесов попытался достать Блича ножом, но лишь оцарапал ему пятку.

Блич вырвал из пролезшей по плечо руки нож и пригвоздил ладонь бандита к стене. Рука задёргалась, а снизу раздалось бултыхание и удары кулаком по дереву – у Ставрога кончился воздух. Не дожидаясь окончания конвульсий, Блич вышел наверх, где его встретили радостными криками Банда Баржи и малышка Лу.

Подросток улыбнулся и лёг на спину. Грудь его тяжело вздымалась. Он чувствовал себя до предела вымотанным.

Ещё до того, как увидел свой дом, Воин Чести знал, что предчувствия не обманули – ветер принёс запах гари и крики горя потерявших в бою товарищей.

Узнав, что племянница похищена, и что ей обещали бандиты, если не будут выполнены все условия, Гулле не сказал ни слова, а просто сел на землю и обхватил голову руками.

Тем временем в доме Найрус оказывал помощь раненым. Выжило два фехтовальщика Пера и только девять бойцов Герцогова Ока, включая Герта. И каждый нуждался в помощи врача.

А окровавленный серый маг напрасно требовал к себе внимания.

– Нет, проклятый колдун, подыхай. У тебя нет шансов. Меч разрубил грудинную артерию. Осталось жить тебе полчаса от силы.

Лигер заплакал.

– Помоги мне, лекарь! Клянусь и своей, и чужой маной, что скажу тебе правду! Это мой брат… это всё из-за моего младшего брата. Глупый мальчишка, вечно встревает во всякие истории, а род его выручает… Мы все из-за него постарели раньше времени. Но он родная кровь, Найрус, понимаешь, родная кровь! Он дурак и безответственный парень, но он родной брат. Самый любимый брат. Я не прощу себе, если он умрёт!

Найрус вздохнул и сказал:

– Ты купился так же, как я на Алебарду Ярости. От повреждённых артерий умирают гораздо быстрее, а никакой грудинной артерии нет и в помине. Твоя рана не опасна, если избежать заражения.

Слёзы мгновенно высохли на лице мага.

– Один – один, господин Лигер. Клятву своей и чужой маной не нарушают, поэтому попрошу дать все объяснения.

Лигер сказал, что они должны остаться наедине. Как выяснилось, не зря.