Сидеть в мокрой сорочке было очень холодно, но без неё ещё холоднее. Когда идёшь, особенно быстро, да, тогда не зябко. Но нельзя идти бесконечно – ноги рано или поздно устанут. Особенно убывают силы, если понимаешь, что часа полтора шёл не туда.

Когда Рогна сузилась и ушла под крепостную стену, Блич понял, что ошибся с направлением. Заметив стражников, мальчик сообщил, что он пропавший племянник Воина Чести, их начальника, пусть его отведут к нему, награда будет достойной. В ответ стражники чуть не дали затрещину, отпустили пару глупых шуток, в общем, не поверили.

Блич повернул обратно, но через двадцать минут сел обессиленный на землю. Проснулось солнце, но его лучи не особо грели. Проснулись многочисленные обитатели прибережья, в основном бродяги. Они решили, что Блич задумал посягнуть на их доходы – поиск ценного в том, что люди выбрасывают или теряют в воде, – и Бличу пришлось уйти.

Река была удивительно красива на рассвете, и в другое время поэтичный мальчик непременно разродился бы какими-то строками, но сейчас Блич хотел только согреться и поесть.

Подросток отошёл от воды и начал спрашивать у прохожих, где дом Воина Чести, он его потерявшийся племянник. Над ним смеялись или просто не обращали внимания.

Когда Блич проходил мимо кабака, кабатчик подозвал, дал разбавленного вина (это помогло чуть согреться), хлеб с колбасой (немного насытило) и попросил помолиться за упокой души грешных родственников. Блич понял, что его в таком виде принимают за блаженного.

Неожиданно вспомнилось обещание Виклора Волка помочь, и мальчик нацарапал осколком кирпича знак Тропы и своё имя. Постоял, ожидая чуда, что вдруг из-за поворота выскочит Виклор и скажет что-то вроде: «Ты звал меня? Слушаю и повинуюсь! Три желания, три желания!» Разумеется, ничего не произошло.

Ещё немного поскитавшись, Блич опять оказался на прибрежье. Босые ноги снова приятно ступали по песку, а не отзывались кровью на камни мостовой. Но, главное, здесь был единственный ориентир в этом чужом пока ещё городе. Река.

Прелесть реки в том, что у неё всего два направления. И один раз ошибившись, второй раз уж точно идёшь правильно.

Бродяги на этом прибрежье были гораздо добрее тех, которые обитали ближе к крепостной стене и истоку. Шестеро, оборванные мальчишки в возрасте от восьми до двенадцати, позвали Блича есть жареную рыбу и согреться у костра.

Блич был почти уверен, что они думают его ограбить, но так как брать у него было нечего, никакого страха он не испытывал. Но беспризорники оказались славными ребятами. Они подумали, что он сбежал из дома, и, сытно накормив, начали спрашивать, почему, как его били и чем. Показывали свои шрамы, доставшиеся от отцов и дядей, мастеровых и монахинь из приюта. Бличу стало плохо, когда он услышал про розги и палки, стояния на горохе и избиения прутом, прижигание калёными щипцами и прочие мерзости взрослых, опьянённых властью над детьми. Конечно, его тоже наказывала мама, а иногда папа и тётя Инге, и даже один раз бабушка, но никогда это наказание не доставляло особой физической боли и не было унизительным.

Плохое настроение улетучилось, только когда мальчишки позвали нырять на полузатопленную баржу. Это считалось их местом, они так и называли себя: Банда Баржи. Здесь дети, полжизни проведшие на реке, поразились, как Блич глубоко ныряет, на какой долгий срок умеет задерживать дыхание под водой, с какой скоростью может плавать.

Потом пришли трое взрослых бродяг, от которых разило дешёвым пойлом шагов за двадцать. Они сказали Банде Баржи, что теперь это их место, а ребятня пусть проваливает. Тогда Блич поднял палку и вступился за беспризорников. Противники тоже взяли палки в руки. И сколь мал ни был опыт Блича в фехтовании (всего-то чтение трактата да с десяток уроков Кая Велестоса), этого хватило, чтобы не обучавшиеся фехтованию совсем получили и на орехи, и с горошком, и вообще полное меню. К тому же Блич был не один – новые друзья активно поддерживали его метко брошенными камнями.

Когда избитые бродяги ретировались, Банда Баржи торжественно приняла в свои ряды Рыцаря Бежевая Сорочка. А уж окончательно их героем Блич стал, когда выяснилось, что он побил Байки Рыбака. Байки оказался известным персонажем реки, и персонажем отрицательным. Банду Баржи Рыбак презирал и одного из мальчиков однажды чуть не утопил багром. Просто потому, что не любил нищат.

В два часа дня Блич ещё раз поел жареной рыбы, потом дал небольшой урок фехтования и ушёл, сказав спасибо Банде за тёплый приём.

То ли вкусная еда придала сил, то ли положительные эмоции, которыми зарядился от неунывающих беспризорников, но Купеческого моста Блич достиг ещё до темноты, буквально на полчаса разминувшись с ныряльщиками, которые искали его тело. И сразу же понял, куда повернуть, чтобы увидеть дом дяди. Теперь его, Блича, дом.

Всё. Приключение закончилось, и закончилось хорошо. Конечно, тётя Инге накажет. Разумеется, не розгами или калёными щипцами, но в недельном запрете на прогулки тоже хорошего мало.

Целая неделя!

Река так играла на солнце, так манила. Казалось бы, Блич уже накупался сегодня досыта, но когда знаешь, что неделю просидишь дома…

Всего один раз. Последний раз. Вот Купеческий мост, там дом… что с ним ещё может случиться?

Накупавшись, Блич вылез на берег и увидел свою сорочку в руках богато одетой девочки лет семи. Она сидела на песке и с нахальным детским интересом разглядывала юного пловца.

То, что ей шесть или семь лет, Блич понял по глазам и выражению лица. Ребёнок казался старше из-за лишнего веса. Это была самая толстая, неумеренно толстая маленькая девочка, которую Бличу доводилось видеть. Однако сквозь эту внешность в ней с трудом, но пробивались привычные детям обаяние и милота.

Прикрывшись руками, подросток робко попросил:

– Дай мне сорочку, она моя.

Девочка не ответила. Мальчик чуть поднял голову и обомлел. Его изучала не только кроха, но и её свита: человек двадцать, мужчины и женщины.

Блич почувствовал, как краснеет.

– Цена вопроса?

Мальчик не сразу понял, что спрашивает кроха. Настолько нелепой казалась такая взрослая формулировка из таких детских уст.

– Цена вопроса? Ну, мальчик, я жду.

– Какого вопроса, девочка?

– Меня зовут малышка Лу, а тебя?

– Меня Блич. И ты дашь мне одеться?

– Ты красивый. Так, цена вопроса? За сколько денег ты станешь моим другом?

Блича бросило в жар. Это уже совсем-совсем не детский вопрос. Может, ей не шесть лет, а… действительно, сколько? Сколько минимум лет должно быть девочке, чтобы это не выглядело так дико, когда она покупает мальчиков?

– Я хочу с тобой играть в прятки, в салки. Я покажу тебе свои куклы. Ты будешь катать меня на плечах. Ты будешь хорошим другом.

У Блича отлегло от сердца. Всё в порядке. Девочка хочет нормального друга для обычных детских игр. Но, стоять! Какое в порядке? Разве нормально, что друзей покупают?

– Малышка Лу, я бы, может, с тобой и поиграл, но после того, как увижу дядю и тётю и скажу им, что я в порядке. И не за деньги, разумеется.

– Понимаю. Деньги – это не товар. В золотых герцога всегда немного меди. Мама говорила, что золотые монеты для глупых, золотые слитки для умных. Ты умный. Ты и красивый, и умный. У меня давно не было умных друзей.

– Нет, не золотые слитки. Не стану за золотые слитки с тобой дружить.

– Рубины?

– Нет.

– Понимаю. Разговор не для деловых людей, как говорила мама. Ты деловой. И красивый, и деловой. У меня давно не было деловых друзей. Получается, ты знаешь, что корпорация «Друзья Гномов» перенасытила рынок и рубины вот-вот рухнут в цене. Изумруды, да?

– Нет.

Девочка уж совсем не по-детски, с какой-то просто зловещей взрослостью, прищурилась и погрозила Бличу пальцем.

– А ты не так прост, сынок, как кажешься. Бриллианты? Да, бриллианты! Хватка настоящего дельца, как сказала бы мама. Ты не только красивый, но и с цепкой хваткой.

– И у тебя давно не было друзей с цепкой хваткой. Угадал?

– Верно. Ты волшебник, ты просто волшебник! Читаешь мысли.

Девочка похлопала в ладоши и несколько раз ударила по песку от восторга.

– Так сколько бриллиантов? Одного хватит для начала?

Блич вздохнул. Всё происходящее казалось каким-то дурацким сном. А куча взрослых вместо того, чтобы остановить заигравшегося ребёнка, смотрели ему в рот (слава Свету, что наконец не на моё несчастное тело) и готовы были внимать каждому слову.

Абсурд! Вот буквально в двух шагах дом, где ждут родные, а также часики с котёнком и недочитанная книга, а он тут стоит и тратит время с каким-то странным ребёнком и кучей ненормальных взрослых.

– Слушай, вот если я скажу «да», тебе не кажется, что это будет полной ерундой?

Девочка с трудом поднялась с песка и засмеялась.

– Вы слышали, он сказал «да»? Он сказал да! В карету моего нового друга!

Блич едва успел подхватить сорочку (ведьмин поясок, чтоб не потерять, носил на голое тело), как в него вцепились десятки рук. Прежде чем он успел опомниться, его посадили на мягкое сиденье внутри богатой кареты. Блич наконец смог надеть сорочку, и вовремя. На второе место плюхнулась малышка Лу и крикнула вознице: «Трогай».

– Э, куда вы меня везёте? Мой дом на другом берегу!

Но малышка Лу слушала лишь саму себя.

– Друг, новый друг. Тебе у меня понравится. Ты будешь моим самым лучшим другом.

– Да ты просто ненормальная!

Личико девочки мгновенно собралось в обиженную мину.

– Обзываться плохо. Друзья так не поступают!

И брызнули слёзы. Обычные детские слёзы, которые хочется немедленно утереть; скорей утешить, сказать что-то хорошее.

– Прости, Лу. Ну, прости. Я не хотел… просто… просто…

Слёзы высохли так же мгновенно, как появились. Полная счастья кроха обняла Блича и прошептала:

– Помирились! Ура, помирились!

Карета привезла их в самый богатый дом, который видел Блич в своей жизни. Но не самый красивый. С его точки зрения, отчее гнездо, брошенное в королевстве Фаэтон, было гораздо гармоничнее и внутри и снаружи. Там на фасадах не мозолила глаз ненужная лепнина, а в коридорах висели картины не самых модных художников, а самых талантливых.

– Одежду! Одежду моему другу! – крикнула девочка, и как из-под земли выросли два человека и сняли мерки, потом один побежал в мастерскую, второй просто побежал.

Малышка Лу объяснила, что это её личный портной и дядя на побегушках. Сейчас они соревнуются: быстрее будет сшит костюм на заказ или куплен в лавке и доставлен. Цена вопроса – их премиальное жалованье.

– Чего хочет мой друг?

– Сбежать от тебя, – продемонстрировал свою честную натуру мальчик-тень.

– А есть он не хочет? – не обиделась девочка.

– Да, я очень хочу есть, но…

– Кушать! Мой лучший друг хочет кушать! – закричала малышка Лу. – Я тоже поем.

Они зашли в столовую, и роскошно одетые слуги заставили стол яствами. С угощения Банды Баржи прошло уже прилично времени, поэтому Блич не стал дальше разыгрывать гордеца.

Еда была, признаться, очень вкусной, и малышка Лу съела намного больше мальчика на девять лет ее старше.

– А ты не слишком много ешь? – спросил Блич.

– Нет, это же вкусно!

– Мне – тоже вкусно, но зачем набивать желудок до отказа?

– Потому что хочется всё попробовать!

– Тебе разве мама не говорит, что нельзя так? Что если не знать меры в еде, то портится здоровье. Не только в еде, в любых удовольствиях надо знать меру.

– Мамы нет, – девочка сразу погрустнела, – мама умерла.

Бличу стало жаль сироту. Он погладил её по голове и сказал с максимальным участием:

– Понимаю твою боль. Я свою маму тоже потерял очень рано.

Девочка улыбнулась.

– Спасибо, что погладил и поддержал. Ты хороший друг.

Бличу было очень приятно, что ему получилось утешить девочку. Тем неприятней было услышать последовавшее:

– Надеюсь, ты не думаешь получить больше за это. Нет, цена вопроса определена. Один бриллиант, а количество карат – на моё усмотрение. Сделка есть сделка.

Блич хотел сказать, что не заключал он никакой сделки, но понял, что кроха истолкует это как попытку набить цену, и промолчал.

Портной опередил гонца, но второпях созданный костюм оказался настолько хуже того, что шьёт тётя Инге, что Блич его не надел. Дядя на побегушках прыгал от счастья, когда узнал, что выиграл премиальное жалованье.

– А теперь будем играть! В салки! Чур, ты водишь! Эй, друзья, кто дольше всех продержится, тому премия в двадцать золотых.

Не стоит и говорить, что солидные с виду дяди и тёти носились, словно угорелые. Блич, впрочем, и не собирался за ними гоняться. Он осалил самого медленного участника игры, её организатора, и спокойно стал наблюдать, как Лу пытается на своих коротких ножках угнаться за людьми, которых сама же мотивировала быть быстрее ветра.

За салками, после короткого перерыва на ещё одну трапезу (Силы Света! Они что, каннибалы, её на мясо кормят или хотят убить едой?) настали прятки. Лу вновь объявила премию лучшему игроку. И опять взрослые, не стесняясь, обыгрывали ребёнка. Они словно не замечали, как девочку это расстраивает. Премию, как понял Блич, Лу наивно надеялась получить сама у себя, но даже без призовых денег она бы не выиграла: ну, невозможно удачно спрятать такое толстое, пусть и короткое, тело. Но разве это честно, ни разу не поддаться маленькому ребёнку?

И Блич сразу забыл, что хотел воспользоваться прятками, чтобы бежать. Настолько его выбесили эти дурные взрослые. Он прищурил глаза и пустил свою тень по всем тёмным уголкам дома. Заглянул с её помощью в каждую щель.

Есть, нашёл!

– Лу, я знаю, где тебе спрятаться!

– Делить выигрыш я не стану.

– А я и не прошу.

Чтобы успеть до того, как водящий закончит считать, Бличу пришлось взять кроху на руки – его позвоночник жалобно заныл от такого испытания.

Мальчик-тень не знал, кто, когда и зачем сделал тайную комнату, но это было и не важно. Здесь их вовек не найдут, если сам Блич не захочет.

Не зная, чем заняться, пока свита носится с криками «ау, ты где?», малышка Лу решила вплести Бличу в его волосы, успевшие отрасти уже больше чем на полдюйма после стрижки в пещере, несколько ленточек. Блич не возражал. Так же любила поступать Фейли, когда была в возрасте Лу. Лежать и смиренно ждать, пока кроха, напевая, колдует над твоей причёской – все это оживило воспоминания о собственном детстве.

Фейли, бедная. Как ты сейчас переживаешь. Может, попробовать пустить свою тень и поискать дом дяди? Пусть найдёт Фейли и тётю Инге, всё объяснит, расскажет, где он.

Но пуская тень в дозор, надо примерно представлять местность, чтобы не завести её неведомо куда вместо родного дома. А Блич не запомнил дороги.

Мальчик сам не заметил, как пение девочки убаюкало его.

Проснулся он уже утром, от детских криков. Лу прибежала похвастать, как плакали вчера взрослые, когда не выиграли деньги в прятки, рассказала, как негодяй лакей чуть не уронил его, когда переносил в гостевую комнату.

Блич позавтракал и хотел попрощаться, но Лу впала в такую истерику, что слуги и свита начали угрожать избить мальчика за то, что огорчает госпожу. Что они сами вчера неуёмным рвением в играх доводили её до слёз – никто не вспоминал. Видимо, здесь считалось нормальным расстраивать ребёнка, но исключительно из корысти.

Второй день дружбы с Лу оказался намного хуже первого. Мальчика ждали не салки или прятки, а гонка за слитком.

Малышка села с Бличем в открытую карету, в которую запрягли людей вместо лошадей. Затем Лу достала удочку и заставила бежать за золотым слитком упряжку. Кроха умело травила своих «друзей», делая удочку то длиннее, то короче. В конце концов она ошиблась, и слиток оказался в руках одного из мужчин.

Вторая игра называлась Камехт Лу. Взрослые дрались за монеты, которые бросала им Лу, а Лу делала ставку на победителя и уговаривала принять участие в тотализаторе Блича. Блич только качал головой.

К вечеру случилось что-то совсем дикое. Малышка на прогулке заметила, что у неё грязные башмачки. Толпа тут же бросилась в дом за щётками для обуви, но Лу сделала капризную рожицу и сказала, что хочет чистоты немедленно.

И тут же один мужчина встал на корточки перед ребёнком, высунул язык, и Блич вовремя успел его оттолкнуть.

– Ты что делаешь, Лу! Ты зачем заставляешь людей так унижаться?

– Никто никого не унижает, никто никого не заставляет, – хлопала глазами девочка. – Это не бесплатно. Цена вопроса: пятьдесят золотых.

– Нельзя ставить такие вопросы! Как ты не понимаешь?

А мужчина понял Блича по-своему.

– Посмеешь только коснуться языком подошвы, я тебе нос откушу! Её башмаки – моя поляна, я здесь щиплю зарплатную травку, всем известно! Живи, сопляк, но и не мешай жить другим.

– Чего?

– На чужой каравай рот не разевай – вот чего!

– Ты что… совсем? Ты взрослый мужчина… Как ты можешь за полста золотых так себя…

– А, раскусил, парень! Ты дешевле хочешь малышке предложить? Цены сбиваешь, гнидёныш?

Мужчина схватил Блича за грудки, но Лу не дала им подраться. Она сказала, что передумала, башмачки не такие и грязные.

За вечерней трапезой Лу сидела рядом с Бличем и говорила, что он особенный. А Блич с тоской думал о том, как его, наверное, уже похоронили родные.

Не выдержав, он молча, без объяснений побежал к воротам, но его настигли и вернули, а Лу хлопала в ладоши и кричала, что Блич здорово придумал играть в догонялки.

Мальчик подумал применить ведьмин артефакт, но испугался, что змея покусает максимум двоих, а остальные просто растерзают его, приняв за сына ведьмы, с них станется. И решил действовать другим способом.

– Я племянник начальника стражи! Мой дядя сам Воин Чести! Да он за меня…

Напрасно Блич пугал своим грозным родственником. Ему никто не поверил, а малышка Лу подумала, что он предлагает новую игру.

– Всё! Мы с Бличем – Воин Чести и его стража, а вы все – ночная армия! Мы начинаем за вами охоту.

Ночной армии выдали оружие, бумажные мечи, а себя Лу вооружила деревянным. Не стоит и говорить, что «бандиты» и «разбойники» дорого заплатили за то, что пошли против Герцогова Ока.

Когда настал черёд следующей игры «плевки в слуг», Блич не выдержал.

– Лу… Лу, не обижайся, но ты… ты просто чудовище.

– Обзываться плохо. Друзья так не поступают!

И вновь брызнули слёзы настоящей, искренней обиды.

Блич обнимал девочку, успокаивал, просил прощения, а потом стал кричать на одних, которые были готовы плеваться наперегонки, и вторых – уже вовсю готовых ловить плевки лицом.

– Вы что делаете, сволочи! Неужели не понимаете чудовищность вашего поведения? Вы же окончательно уродуете её душу!

Настала тишина. И в этой тишине один человек шёпотом выразил общее мнение.

– Не кипятись, парень. Люди просто деньги зарабатывают.

Блич не знал, что ответить. Зато было что сказать малышке Лу.

– Как ты не понимаешь, друг? Ты же большой. А я маленькая. Но уже понимаю. Деньги – это волшебство.

– Лу, милая Лу, ну, деньги могут не всё.

Лу засмеялась и спросила Блича, показав на одного толстяка, может ли он сделать сальто. Блич уверенно сказал: нет.

– Э, мужик, сальто с тебя! Цена вопроса: сто золотых.

И толстяк сделал сальто. Пусть от лестницы и да, сломав себе ногу, но сделал.

– А видишь ту тётю? Ты знаешь, она не умеет плавать. Я ей пообещаю сто золотых, и случится чудо. Она переплывёт речку. Ну, а на какое чудо ты способен, чего другие не повторят за деньги?

И Блич решился. Плевать, что обвинят в ведьмовстве, плевать, что растерзают на части, но он обязан пусть не спасти этого ребёнка, так хотя бы заронить зерно сомнений в ее веру во всесилие денег.

Он переоценил смелость дядь на побегушках и их подружек с жадным блеском в глазах. Какое там растерзать на части. Когда тень Блича обернулась драконом и стала, отпрыгивая от теней мебели, гнаться за ними, они разбегались с таким визгом, что впору со стыда вешаться. А Лу не испугалась. Её страшно развеселили и дракон, и испуганная свита.

– Любые деньги! Любые деньги тому, кто сумеет так же! Ты волшебник, Блич. Волшебник же, да?

– Нет, я не волшебник, не маг, и вообще это не колдовство.

Признание Блича дало надежду толпе. В эту ночь подростку поспать не удалось. Люди наперебой ломились к нему в комнату. Предлагали деньги, ценности, жён и дочерей в постель, лишь бы он научил своему трюку. Что это? Зеркала? Обман зрения?

Его от них просто тошнило. Нет, конечно, и от сверхплотного ужина тоже – привычка переедать оказалась заразна.

Последняя посетительница ничего не говорила про деньги, а сказала:

– Юноша, идёмте со мной. Я… выведу вас отсюда.

– Как? Отсюда нет неохраняемого чёрного хода, я проверял.

– Я знаю как. Доверьтесь мне.

Сердце мальчика-тени забилось сильнее, пальцы задрожали. Неужели нашлась хоть одна добрая душа в этом вертепе!

– Спасибо вам, милая женщина. Свет да благословит вашу жизнь. Мои родные просто с ума, наверное, сходят. Вы делаете очень доброе дело.

– Всё в порядке, юноша. Вы зрите в корень: здесь одни сволочи, а не люди.

На удивление, женщина привела Блича к той самой скрытой комнате, в которой они играли в прятки с малышкой Лу.

– Вы ошибаетесь, добрая женщина. Эта комната не имеет тайного хода.

Вместо ответа женщина громко задышала и затолкала Блича внутрь.

– Они настоящие сволочи. Столько времени ни один не может удовлетворить. Возможно, у юного красавчика получится. Я была на реке, когда толстуха нашла тебя. Я успела увидеть… увидеть всё, что нужно. Нет, ты уже не ребёнок, очень даже не ребёнок.

– Что вы делаете, зачем вы раздеваетесь? Уберите от меня руки!

– Ах, как ты умело играешь невинность, это меня так заводит.

– Уйдите, меня тошнит.

– Да, я понимаю, что не красавица, но это не бесплатно. Я заплачу тебе. Я знаю, какова цена вопроса.

Блич уже понял, что он со своей чистотой и непорочностью пользуется определённой популярностью именно у распутниц. А вот женщина не поняла, что этот мальчик никогда не врёт. И если он говорит, что его тошнит, значит, его действительно тошнит.

– Ааа! Что ты наделал, гадёныш?!

– Это не я… Это вы меня сдавили… я же говорил.

Пока женщина бежала к фонтану, её видели несколько слуг, и каждый поразился тому, насколько изощрилась унижать людей за деньги малышка Лу. Но малышка Лу мирно спала в своей комнате. А истинный виновник, превозмогая боль в животе, пополз в гостевую комнату. Если и побег, то не сегодня. Силы Света, как Лу умудряется переживать без проблем каждый такой ужин!

В ту ночь ему хотелось сжечь этот дом. Сжечь целиком, со всеми людьми. Только под утро боль в животе прошла, и Блич ненадолго забылся.

А на следующий день пришло избавление.

– Ха-ха-ха, ну, конечно, ты можешь идти на все четыре стороны. Ты свободный человек и волен поступать как хочешь.

– Но, папа! Он мой друг.

– Смирись, Лу, у тебя никогда не будет друзей.

Девочка заревела, но отец, видимо, привык её огорчать.

Ловило Золотой Бочонок не поверил в историю Блича о племяннике Воина Чести, но не сомневался, что все рассказы о муках, пережитых в плену у малышки Лу, правда.

– Да, кроха способна на такое. Не сердись на неё. Материнская кровь!

– При чём здесь материнская кровь! Это целиком воспитание.

– Именно, материнское воспитание. Я могу смягчить её жестокий нрав, но переделать – уже нет.

– Как нет?! Изгоните для начала из дома ничтожеств, которые изображают за деньги её друзей!

– И с кем она тогда будет общаться? Вот скажи, ты бы стал с такой дружить задарма? Что молчишь?.. То-то же. По товару и купец, как говорят у нас, у торговых людей.

Блич не считал Ловило правым, но был слишком вымотан рабством у испорченного ребёнка, чтобы дальше спорить.

– Толстушка, ты отдала ему плату? Не позоришь купеческое слово?

– Я не толстая! Обзываться плохо. Друзья так не поступают!

Но слёзы Лу не имели никакого влияния на её папу.

– Я тебе не друг, я тебе отец. Быстро принесла, что обещала!

Утирая глаза рукавом, Лу принесла обещанный камень. Блич не собирался его брать, а просто хотел посмотреть, как Лу держит слово. Видно, у девочки с этим были проблемы.

– Камень фальшивый. Я бы его всё равно не взял, но он фальшивый.

Но слово не умела держать не девочка.

– Папа! Ты же, когда его дарил… а купеческое слово?!

– А ты что мне, клиент, заказчик, кредитор? Нет, всего лишь родная дочь. Если бы все деньги и ценности, которые раздаёшь этим своим лизоблюдам, были настоящими, ты б даже такую торговлю, как у нас, под откос пустила.

Ловило был приятно удивлён, что Бличу достаточно подержать камень секунду в руке, чтобы понять, что он не настоящий. Он принёс мальчику на испытание ещё несколько камней. Почти не глядя, мальчик определил, какой из них фальшивый.

– Да ты феномен, парень! Когда отойдёшь от приключений у моей толстушки, приходи в контору, поговорим. Ты долго этому учился?

– Никогда не учился. Это природный дар. Мы чувствуем драгоценные камни, хотя и равнодушны к ним. Не ценим в том понимании, которое вкладывают в это слово люди. И узнаём, есть ли в золотой монете приплав меди, мы тоже без труда. Ах, если б и в людях фальшь было так легко найти, как в золотой монете.

– Кто – мы? Почему равнодушны? А, не важно. Парень, ты должен работать на меня! Обязательно загляни после моей свадьбы! Предложение будет интересным. А сейчас поешь на дорожку. Ещё раз извинения за поведение дочери.

Купец ушёл куда-то, а Блич воспользовался приглашением подкрепиться перед дорогой. Пока он ел, вокруг него бегала малышка Лу и таскала жемчуга, рубины, изумруды, монеты, умоляя остаться. Видя, что никакие драгоценности мальчику неинтересны, она начала складывать у его ног самое дорогое: куклы и прочие игрушки.

– Мы будем играть, во что ты хочешь. Мы будем делать то, что ты хочешь. Не бросай меня. Бросать – плохо. Друзья так не поступают!

Блич очень хотел её пожалеть. И было за что: слёзы текли ручьями, а в голосе сквозило самое настоящее отчаяние. Она привязалась к нему и понимала, что он может дать то, чего никогда не дождёшься от друзей за деньги.

Но у Блича просто не осталось сил на жалость. Он был измотан, измочален и мечтал только об одном: прижать к груди сестру, тётю Инге и кузена Ти, попросить прощения у дяди и у Найруса, а потом лежать под светильником с запахом имбиря в секретной позе для чтения, но не читать, а просто слушать часики с котёнком. И так – дня два.

Он уже заканчивал трапезу, когда Лу принесла из кабинета отца какую-то бумагу.

– Ну, ты возьмёшь от меня хотя бы одно кольцо на память?

– Хорошо, – сдался Блич, – но только не слишком дорогое. А бумага зачем?

– Подпиши, что ты не имеешь ко мне никаких претензий. Что не потащишь нас с папой в суд, обвиняя, что удерживали насильно.

Блич, не глядя, подписал. Впрочем, даже если бы посмотрел, всё равно бы ничего не прочёл: он уже мог свободно говорить по-блейронски, но блейронской грамоты не знал.

Девочка надела на палец Блича кольцо, потом попросила зачем-то надеть второе кольцо ей и поставила под росписью мальчика свою закорючку.

– Ну, всё, я пойду. Прощай, малышка Лу.

– И куда ты уходишь из собственного дома?

– Эээ… ты мне что подписать дала, вредная девчонка?

Лу загадочно улыбнулась и подняла брови.

– Да слыханное ли дело, господин Ловило, чтобы взрослый парень дитё малое в жёны брал. Грех!

– Не лезь не в свою карету, здесь есть кому подумать о грехах. С нами сам верховный священник столицы.

– Сын мой, не тревожься. В исключительных случаях заветы позволяют это сделать. А тебе, Ловило, напомню, что работаю в долг. Ты ещё за обратный постриг монахини до конца не расплатился.

– Как только получу контроль над всеми деньгами, обещаю, вы получите сполна, отче. Старуха накопила такое состояние, что куш на миллионы тянет. Слово я держу, должны помнить ещё по тому времени, когда я ваш двор убирал.

– Господин Ловило, господин святой отец, да как же взрослый и…

– Угомонись, Вык! Никто тебе не подсовывает малышку в постель, мало того, я тебе причиндалы отрублю даже за подобные мысли. Ты супруг лишь по бумаге. Кстати, бумаги уже оформлены, тебе только подписать.

– И что ж… я после этих бумаг…

– Да, станешь вместе со своей супругой распорядителем всего состояния. Но это на бумаге, а на деле…

– Вы, господин, всё будете вершить.

– И если ты осмелишься…

– То трижды пожалею. Я помню, господин Ловило.

Трое – готовый плясать от радости Золотой Бочонок, его запуганный слуга с явными признаками умственной деградации на лице и священник, знакомый Ловило ещё по прежней бедной жизни, – вошли в дом. Прямо в холле их встретила хихикающая и потирающая ручки малышка Лу, а с ней возмущённый Блич.

– Господин Ловило! Ваша дочь окончательно рехнулась, простите за грубость! Она надела мне на палец какое-то кольцо, обманом заставила подписать некую бумагу… и, представьте себе, утверждает, что мы теперь с ней супруги!

Блич ожидал, что Ловило или засмеётся, или начнёт рассыпаться в извинениях, но купец моментально побледнел, вцепился в занавеску, чтобы не упасть, и ослабил ворот, чтобы не задохнуться. Священник посмотрел бумагу и закатил глаза. Слабоумный слуга глупо улыбался.

– Я… – Ловило протянул руку к документу о браке, – я порву эту бумагу в клочья!

Священник воспротивился.

– Сын мой, бесполезно, это не простой лист, а светлоокий. Светлоокие листы… роспись на них автоматически появляется во всех приходских книгах.

– Где вы их берёте, пройдохи в рясах? У каких колдунов?

– Что за обвинения, сын мой! Даже общаться с колдуном противно истинной вере!

– Ну, передо мной-то хоть шута не корчите. Ааа!

Ловило издал рёв умирающего кабана и сгрёб Блича в охапку.

– Ах ты, подлец! Втёрся в доверие, чтобы завладеть моими деньгами? Немедленно давай развод малышке Лу!

– Отпустите его! – опять заговорил священник. – Бесполезно. Развод не даётся так быстро. Нужно запрашивать королевского священника. Одно рассмотрение прошения займёт не меньше двух лет.

Ловило истерически захохотал. Ударив себя несколько раз по щекам, успокоился.

– Совсем ничего нельзя сделать?

– Ничего. С этой минуты он уже супруг её пред небом, через три дня станет и пред людьми.

– Три дня, – глаза Ловило зловеще блеснули, – то есть три дня он ещё не владелец состояния? И ещё три дня не наследник первого порядка, получается…

Слабоумный слуга и малолетние новобрачные ничего не поняли, зато намёк купца не остался загадкой для священника. Похолодев от ужаса, он замотал головой и стал пятиться к стене.

– Нет, сын мой, нет! Именем Света запрещаю даже думать! Это за любыми пределами!

Купец словно его не слышал, он схватил дочку за плечи и стал трясти, приговаривая:

– Ты понимаешь, что натворила, дура толстая?! Ты просто не оставила мне выхода! Иного выхода! Думаешь, мне будет это легко сделать? Но ты не оставила выхода!

Он отшвырнул девочку. Малышка Лу ударилась, и у нее пошла кровь.

– Сударь, как вы смеете так обращаться с ребёнком!

– Она уже не ребёнок, идиот, она теперь твоя супруга. Чтоб к полуночи тебя не было здесь, ублюдок! Для твоего же блага.

– Да уж, поверьте, не задержусь! Слово дать?

– Да пошёл ты…

Ловило со слугой и священником ушли. А Блич передумал и задержался. Супруга она ему или это всё-таки какой-то глупый розыгрыш, нельзя было бросать её в таком состоянии. Он приложил к разбитой губе малышки компресс, вытер с пухлых щёк слёзы, напоил горячим молоком и уложил в кровать, накидав игрушек.

– Я просто хотела друга, настоящего друга, – всхлипнула кроха, прижимаясь к тряпичным мишкам и зайчикам, помолчала и добавила: – Это ты для меня играешь своей тенью?

– Я не играю своей тенью.

– А что же это?

Блич посмотрел туда, куда показывала малышка Лу, и узнал тень родного дяди. Улыбнулся и послал свою тень обменяться объятиями.

– Дядя, дядя… Как я рад, что ты нашёл меня… – Блич утёр слезу, – прости, что заставил волноваться!

– Да, простите. Это я его задержала, – подтвердила девочка.

– Как там дома, дядя? – спросил Блич.

Тень пожала плечами.

– Ты давно не был дома?

Тень кивнула.

– Почему?

Тень приняла облик ножа.

– А, понятно, гоняетесь за убийцей. Опасным?

Тень кивнула. Потом ткнула пальцем в Блича и превратилась в тарелку с дымящейся едой.

– Да, меня здесь очень хорошо кормят. Я ещё никогда так много не ел. И спал в тепле. Одежду вот мне Лу подарила. Не беспокойся за меня. Я же вижу, у тебя другое срочное дело. Встретимся позже у Купеческого моста. Думаю, помыкаюсь, но найду дорогу. Если ты пришёл и меня там нет, значит, я уже дома или ещё у Ловило. Сейчас идти не могу… я ещё должен побыть… со своей супругой.

Тень схватилась за голову, пробежалась по стене и потолку и превратилась в знак вопроса.

– Долгий разговор. Потом. До свидания, дядя Гулле. У Купеческого моста после того, как завершишь дела.

Тень Гулле исчезла.

– Ты же останешься на первую брачную ночь? – осторожно поинтересовалась шестилетняя супруга.

– Ну, на полночи, – ответил пятнадцатилетний супруг и почесал голову. – Хотя что мы будем с тобой делать на брачном ложе?

Мальчик-тень захохотал. А вот малышка Лу была серьёзна.

– А что делают обычно в первую брачную ночь молодожёны?

Блич замялся. Врать он не умел, а говорить правду чувствовал себя не вправе.

– А давай ты мне почитаешь сказки? Мне никто с тех пор, как умерла мама, не читал сказок.

– Ну… давай. Только если есть книги на Едином. На блейронском я читать не умею.

– Да я уж поняла, – хихикнула девочка и принесла несколько книг.

Блич выбрал самую интересную, если судить по обложке с суровым воином и какими-то детьми, и, пропустив пролог (обычно там скука), начал читать.

– Однажды в одном трактире…

– Подожди, можно я лягу тебе на колени? Ой, чего я спрашиваю! Я ж твоя жена. Конечно, можно.

Девочка положила голову точно так же, как когда-то и он с Фейли и кузеном Ти клал голову на колени бабушке и дедушке. Блич стал читать. С выражением и всеми интонациями.

Такой странной была его первая брачная ночь. С сопливой малышнёй вместо красивой жены, с чтением сказок вместо потных спин. Всё не как у людей. А впрочем, он и не человек.

Когда девочка заснула, Блич аккуратно заменил свои колени подушкой и, поцеловав супругу в темя, ушёл.

– Цена вопроса?

– Я продолжу исправно платить вам дань.

– Ты платишь не за кровавое дело, а за спокойствие собственных лавок. А за кровавое дело… цена вопроса?

– Всё, что найдёте в доме, ваше. Правда, половина золота и камней там фальшивые, но всё равно выйдет отличная сумма.

– Свидетели?

– Всех нужных мне людей я уже вывел. Охрану снял. Остальные… режьте всех, кого встретите. Не страшно. Что за ограбление да без жертв?

– И всё-таки, цена вопроса?

– Повторяю, там будет очень много денег.

– Вот что ты всё заладил, купеческая душонка! Только о деньгах и думаешь. Но разве в этом мире всё золотом меряется? Нет, есть же ещё и уважение. Цена вопроса?! Что ты сделаешь, чтобы мы поняли, как велико твоё почтение к Девяти атаманам?

Ловило обтёр платком потное лицо. Что же нужно этим злодеям, какое почтение?

– Нет почтения – нет согласия!

– Я вам окажу почтение, увеличив дань на два процента!

– Вот опять всё к деньгам сводишь. Не выйдет с тобой согласие, ой, не выйдет.

Купцу прозрачно намекали, что разговор закончен, но Ловило не уходил. Ему нужно было время, чтобы понять. Понять и решиться.

– Перед ликвидацией… можете… можете провести с ней Ночь Девяти. Это моё… почтение атаманству.

Купец сам не верил, что только что это сказал. Атаманы встали. Купец упал на колени и сжался, ожидая удара.

Никакой попытки защититься он не делал, потому что понимал справедливость грядущего возмездия.

Режьте меня! Режьте на куски за то, что вам и дочь родную… малышку, которой только шесть исполнилось. Я заслужил! Я не заслуживаю иного!

– Ты рехнулся, Ловило? Да кому нужна твоя сопливая толстуха?

– Да-да, я скорее соглашусь провести ночь с настоящей свиньёй, чем с этой страхолюдиной.

– Ха-ха-ха, Ловило. Ты нас разыгрываешь, что ли? А купчик-то с юморком!

Они принялись наперебой гоготать и обсуждать малышку Лу. Сколько же грязных эпитетов и мерзких метафор нашли на блейронском и Едином атаманы по поводу её лишнего веса.

И купец испытывал одновременно и облегчение, что Ночи Девяти не будет, всё закончится быстро, а с другой стороны… хотелось вскочить и резать каждого кинжалом, приговаривая: «Моя дочь – не уродина!» А потом пусть уцелевшие рвут его на части, убивают самым диким способом. Бейте меня, рвите меня! Не заслуживаю я жить после того, что предлагал для такой крохи.

– Позабавил… нет, почтение здесь – просто принять от каждого нашу атаманскую ласку.

Он стоял перед ними на коленях, главный купец страны, а они отвешивали ему пощёчину за пощёчиной. Ловило не протестовал. Мало того, многое бы отдал, чтобы это были удары пожёстче, например кастетом.

Восемь атаманов издевались над заказчиком, а девятый, сам Верховный Бэй, поил каторжанским чаем в главной зале катакомб дорогого гостя. Впервые он встретил человека, который аж с самой Башни Смертников дёру дал. Немыслимое дело, но доказательство налицо: особые кандалы, которые только на будущего висельника вешают.

Даже если бы кто-то избежал смерти и пленения после боя в гроте, всё равно вряд ли смог узнать неистового охотника с бородой и без характерного плаща и пояса. Снятие обвинений в деле о трактирной драке ставило минус к уважению каторжан (так ты не убивал государевых людей, что ли?), поэтому Меченосец не счёл нужным называться настоящим именем. Просто Смертник.

Правду, что он облапошил какого-то рыцаря, который вывел его из Башни на допрос, Олэ не открыл. Вместо этого придумал красивую и завораживающую историю с десятком убитых стражников.

– Заманчиво, очень заманчиво, Смертник… Воин Чести уже давно обществу в печёнках сидит, но только знаешь, уже сколько раз мы пытались поставить его на ножи? И ничего не выгорело.

– Потому что у вас не было меня. Со мной – выгорит.

– Что тебе нужно?

Назвавшийся Смертником засмеялся. И этот смех не предвещал ничего хорошего Воину Чести.

– Для начала – дать мне пару ныряльщиков. Помочь вернуть один меч и ножны.