Их встреча произошла на пустыре, что исключало подслушивание. Конечно, дорога с пустырей опасна – и бандиты, и просто агрессивные бродяги; но тот, кто позвал, привык рисковать, а тот, кто пришёл, боялся бандитов не больше, чем будь это маленькие дети, вооружённые бумажными мечами.

Но было то, чего опасался и он.

– Когда весь город против тебя, особенно такой большой, как ваша столица, даже нам стоит поберечься. Мы поменяли ножны, избавились от плащей, но толку? Город знает, как выглядит теневая сабля, словно они здесь заместо кухонных ножей. Когда придёт срок, мы обнажим теневые клинки, и… и всё. Подпишем себе приговор. Недавно наш младший, всего две зарубки, воробышек совсем, просто случайно засветил теневую саблю в трактире… ушёл едва живой.

– Он мог порубить обывателей с таким оружием в мелкие куски!

– Не факт. Арбалетные болты мы, например, перерубать в воздухе не научились, а от камней можно уклоняться, не когда их летит сотня. Да и, прости, ты и в самом деле хочешь здесь побоища с суеверными горожанами? Мы убийцы, но не людей. Кстати, кто распустил слухи? Не ведёшь ли ты двойную игру?

– Найди мне мотив. Что? Нет. Тогда и не смей бросать глупые обвинения.

– Хорошо. Когда мы получим Меченосца?

– Он в Башне Смертников. Оттуда одна дорога: на эшафот. Успокойтесь.

– Я тебе не говорил, что мне нужна его смерть. Мне нужен он. Завтра ночью. Как ты его вытащишь оттуда, мне неинтересно.

– А когда вы убьёте Воина Чести? Вы прибыли в Блейрон за этим!

– Я шёл в Блейрон за этим. Один. Но когда узнал, что туда же двигается Меченосец, спешно вернулся, взял с первой же стоянки ещё пятерых и прибыл уже за ним. Меченосец сейчас важнее всего на свете для нас. О каком-то там Воине Чести мои подчинённые даже не знают ничего.

– Конечно, не знают, зачем тебе с ними делиться?! Негодяй, ты же получил деньги! Исполняй договор.

– Я чту договор. Мы договаривались, что я убью Воина Чести, но не договаривались, когда именно. Как только закончу дела с Меченосцем, я вернусь и закрою контракт на твоего врага.

– Мне нужна его смерть сейчас!

– Договор был просто смерть, а сейчас, потом, через двадцать лет… мы не уточняли.

Забыв, с кем имеет дело, обманутый и униженный рыцарь обнажил меч и ударил подлого охотника. Он выиграл в общей сложности тридцать два поединка чести и проиграл только один, много побеждал на турнирах, участвовал в войне. Он знал, насколько стремительны и сильны его удары. Но теневой охотник всё равно оказался быстрей.

Дорогой клинок развалился пополам. Одно движение саблей, и правый верхний наруч расползается. Второе – то же самое с левым. Элитная сталь разошлась под остриём изящной сабли словно шёлк, упавший на лезвие из дамаска.

Острее дамаска. Острее булата. Не легендарные сплавы гномов. И даже не магические, зачарованные или заговорённые клинки. Теневые сабли действуют, как волшебные, но волшебства в них нет.

Охотник с цифрой «пятьдесят» на груди счёл, что демонстрация возможностей теневого оружия закончена, убрал саблю в ножны, поправил куртку и улыбнулся.

– Я не убью тебя, не переживай. Мы убийцы, но не людей. Да и ты ещё не отыграл своё. Меченосец нужен завтра ночью. Если да – так уж и быть, мы убьём Воина Чести. Только сразу говорю: если окажется, что он простой человек, – ведь ты не проводил меловой тест – ничего не будет.

– Он точно Тень! Говорю же, невозможно человеку быть таким честным!

– Пеняй на себя, Солбар, если ты ошибся. Денег назад ты не получишь. В общем, или завтра в полночь ты приводишь Меченосца. Или мы уходим из города. Вернёмся, возможно, с подкреплением, когда поймём, как его освободить без человеческих жертв и твоей помощи.

– Да что такого в этом мечнике, что вы по нему с ума сходите?!

– Не твоего ума дело. Я ж не суюсь в твои политические игры. Или мечник, или никакого контракта. Обращайся тогда с Воином Чести к тому наймиту, который город запугал.

– Наймиту?!

– Или отряду наймитов, подробности неинтересны. А что, скажешь, убийства Безжалостного не на твои деньги совершаются?

– Ты… ты негодяй, как смеешь! – Рыцарь помешкал, понял, что угрожать с обломком меча глупо, и сбавил тон. – Уважаемый охотник, я как раз хотел обвинить в том же вас.

– Что за чушь? Мы убийцы, но не людей.

– Вы так часто повторяете эту фразу, что поневоле начинаешь сомневаться в её искренности. Нам обоим известно, что убийства пьянят. Твои бойцы или ты лично, может, как раз страдаете сейчас похмельем. Настолько сильным, что неважно, Тень ли, человек, собака, кошка.

Охотник засмеялся и сказал:

– Я даже комментировать этот бред не стану. Пошли, провожу до кареты. А то, не ровен час, без меча обидят такого важного человека.

Когда они дошли до улицы, где Солбар оставил свою карету, рыцарь обернулся, чтобы спросить ещё кое-что, но охотника уже рядом не было.

– Помни, друг, или завтра в полночь, или мы уходим из города.

Солбар поднял голову и раскрыл рот. Охотник был на крыше. Как он туда попал – было совершенно непонятно.

Охотник, довольный эффектом, который произвела демонстрация способностей пятидесятника, сел на корточки и захихикал. А затем спросил насмешливым тоном:

– Слушай, а откуда наблюдение, что убийства пьянят? Может, я ошибся, и нет никаких наймитов? Ты решил лично устроить побоище в городе в жажде предотвратить венчание Золотого Бочонка? Думал, парой человек обойдётся, а дальше… понесло…

– Ты свихнулся? – в бессильной ярости громко зашипел Солбар. – Здесь жилые дома, как ты можешь такое говорить?

– Ну да, – продолжал рассуждать вслух охотник. – Безжалостный, говорят, убивает разным оружием. А у тебя, ты хвастался, была гордыня, драться с каждым поединщиком на том оружии, в котором он мастер: с секироносцем на секирах, с мечником на мечах, с мастером копья на копьях.

– Тварь, тварь! – Солбар с тревогой смотрел в окна, не зажжётся ли где-то свет. – Чтоб ты сдох, челядская кровь! Чтоб тебе счастья не было! Чтоб тебя бесы сожрали!

В последней фразе для пятидесятника заключался особый смысл, которого не знал рыцарь. Солбар не понял как, но охотник уже через мгновение стоял на мостовой. На его лице больше не было насмешки. Оно дышало холодной ненавистью. Так же легко, как до этого расправился с верхними наручами, пятидесятник избавил рыцаря от наплечников и рассек кирасу.

– Запомни. И заруби себе на носу, потому что в следующий раз вырежу на груди. Бесов не существует! Это подлая клевета на теневых охотников, выдуманная неблагодарными людишками, которых мы защищаем от Угрозы, а они вместо спасибо жалеют народ Теней.

Охотник убрал саблю в ножны и добавил:

– Я почти уверен, что убийца ты. Больше некому. Только тебе с этой старой герцогиней был выгоден Безжалостный. Не бывает такого везения, чтобы подобная фигура появлялась сама собой на доске именно тогда, когда тебе нужно.

И через секунду снова был на крыше. Как он это сделал, Солбар опять не успел заметить.

– Поторопись, рыцарь!

Молодой безбородый мужчина в чёрной накидке устал бродить по берегу возле игорного дома и решил посетить сам игорный дом. Всё равно Кукушонка уж след простыл. В желании найти его Клинвер пытался почувствовать на расстоянии собственную магию, но для подобных трюков нужна полная сосредоточенность. А какая сосредоточенность, когда из головы не идёт истерика начальника – гонец не нашёл мертвеца там, где ему было велено бродить? Хорошо хоть, Клинок Гнева не подначивал, а смиренно сидел в сторонке.

Чего, спрашивается, слюной брызгать, когда поиски вампира всё равно решили отложить? Ну, потерялся мертвец, и что? Как потерялся, так и найдётся. Маны у него на неделю не разлагаться, а то и больше.

В игорном доме сразу поняли, что имеют дело с магом, и вежливо объяснили то, что Клинвер и так знал: он может заказывать еду и напитки, наслаждаться танцами девушек, заигрывать с кем-нибудь, но ни за один игровой стол сесть ему непозволительно – почтение почтением, но мы не хотим разориться.

Клинвер отправился на поиски интересных знакомств среди слабого пола, но первая девушка оказалась из набожных и, осенив себя знамением Света, убежала (надо же, как по таким заведениям шляться – она не грешница, а как с колдуном потанцевать – ой, душу не погубить бы!). Вторая ждала задержавшегося в отхожем месте кавалера, а остальные Клинверу просто не нравились.

У него уже был опыт плотской любви с человеческими женщинами, но вкус у чёрного мага на них имелся особый. Никаких светловолосых, никаких русых. Ему была нужна или тёмная шатенка, или черноволосая девушка, но при этом… чтоб она не походила на ведьму. Достаточно редкое, в принципе, сочетание.

Не походила не чертами лица, здесь как раз проблем не было: у ведьмы уникальный фенотип, который почти не встречается у человеческих девушек. А чтобы в блеске глаз, в игре света с волосами даже на секунду не чудилось ведьмовщинки. Здесь уже нелёгкая задача найти себе пару.

Кажется, с виду обычная брюнетка, простая, земная, но вот чуть отодвинешь свечу, и мигнёт в зрачках или бликах волос какая-то не этого мира тайна.

Он не боялся натолкнуться на ведьму, тайком живущую среди людей, нет. Даже ребёнку известно, что ведьмы не расстаются с особым перстнем на указательном пальце, и по нему сразу распознаешь её, даже загримированную. А именно пропадало желание иметь что-то с девушкой, даже просто похожей на ведьму.

И вот наконец он нашёл то, что искал. Чёрные волосы, карие глаза, а в каждом изгибе шикарной фигуры… нет, не колдовство. То земное, то природное, что люди иногда неправильно зовут магией просто потому, что не нашли в своих языках верного определения.

– Угостишь девушку напитком?

Как холодной водой окатили мага. С такого вопроса начинают знакомство жрицы продажной любви.

– Нет, не богат я сегодня.

Разочарованный (и здесь неудача!) и оскорбленный, он присел за дальний столик (места для еды и напитков стояли отдельно от игровых столов), взял себе вина и вдруг…

Тёмная шатенка. Около сорока, но фигуру сохранила. Лицо красивое. Подошла сама.

– Свободно?

– Да, конечно. Как тебя зовут?

– А разве это имеет значение?

Она по-хозяйски уселась напротив. Вела себя развязно и сдержанно одновременно – чувствуется свободный характер, но явно не привыкла к увеселительным заведениям. На пальце кольцо, видимо, обручальное.

– Что? Решила отдохнуть от мужа? Бьёт?

– Отдохнуть от себя. Мой муж замечательный… Самый замечательный мужчина. Но бывает, что замечательность достаёт. Достаёт настолько, что хочется простого, земного, несовершенного.

Маг выпил. Впервые со времён, когда был подростком, пил перед разговором с женщиной для храбрости. В этой шатенке что-то было, чего не хватало во всех его предыдущих пассиях. Какая-то уверенность в себе и самодостаточность.

Завязался обычный разговор двух флиртующих. Женщина одновременно говорила о себе всё и не говорила ничего. Мужчина сыпал комплиментами и отвечал общими фразами на общие вопросы. Оба понимали, что это формальность. Что главное свершилось в тот момент, когда она спросила, свободно ли, а он разрешил присесть. И обоим сразу стал ясен финал: жаркая ночь и торопливое прощание.

Вот только что ж молодого мага трясёт, как мальчика на первом свидании, и хочется вновь и вновь прикладываться к бутылке.

И тут Клинвер понял причину. Её муж. Уверенность в себе была порождена жизнью с мужчиной, на которого можно положиться. Который никогда не предаст и всегда защитит. Клинвер понимал, что похищает, пусть на одну ночь, чужую женщину, причём человека сильного и состоящего из одних достоинств. В этом и было волнение.

– Скажи, маг, а откуда ты взял свой берет?

Предельно конкретный вопрос так выбивался из моря общих, что женщине пришлось повторить его второй раз.

– Берет? Я… я купил его в одной лавке.

Не рассказывать же случайной знакомой всю историю, тем более в конце которой мальчик над тобой посмеялся.

– Надо же… а может, ты его украл у одного мальчика? Лет пятнадцати. С волосами светлее, чем блонд, одетого в тонкую белую куртку.

Клинвер поперхнулся.

Как! Неужели произошло то, что не должно было произойти? Ведьма! Проклятая ведьма! Так, значит, кольцо на твоей руке не обручальное, а хитро замаскированный перстень-артефакт!

– Вот так бывает, случайно выйдешь погулять, забыть опостылевшего мужа, а наткнёшься на похитителя детей.

Клинвер хотел отодвинуть ведьму заклятием, но с трудом чувствовал ману.

– Что? Не колдуется? Я знала, когда поила тебя. Вы, говорят, совсем никакие в этом деле, когда пьяные. А теперь, сволочь, быстро говори мне, где мой Блич!

– Не знаю никакого Блича.

– Не смей врать! Я лично сшила ему этот берет! Бежевый, белый и лазурь – его любимые цвета. А с изнанки вышита буква «Б»!

Клинвер протёр лицо.

Так, значит, не ведьма. Мать или тётя того телёнка неблагодарного. Где Блич? А мне-то откуда знать, где твой невоспитанный юный хам? На другом берегу – всё, что известно.

– Что молчишь? Куда ты его дел? Ты чернокнижник, да? Что-то сделал с моим мальчиком ради своих грязных опытов с тёмной магией?!

Будь Клинвер трезв, он бы понял горе женщины. Рассказал бы, как встретился с мальчиком, потом поучаствовал бы в поисках. И никогда бы не осмелился так жестоко шутить.

Но Клинвер был пьян. И не он, вино, которое в нём сидело, слышало только обиду на то, что чёрных магов опять перепутали с тёмными, что снова записали в чернокнижники.

– Да, конечно, я чернокнижник! Принёс твоего Блича в жертву, а тело в речку бросил. Возле Балки, давай сходим, вместе посмотрим.

– Умри, мразь! За Блича!

Втыкая в тело чёрного мага нож, женщина опрокинула его на пол, а потом её оттащили.

– Лекаря! Именем Света, лекаря! – на распорядителе зала лица не было. – Убийство мага в нашем игорном доме! За что мне это, за что!

Впрочем, смерть любого из расы Пелинорга грозила неприятностями не только игорному дому, но и всему городу, а уж если убит представитель мстительной и жестокой Чёрной фракции – это вообще беда; и не то что герцог, который всё равно пропал, а сам король здесь не защитник простым людям. Именно поэтому убийцу хотели немедленно линчевать, несмотря на крики нескольких человек, которым почудилась жена Воина Чести. Но женщина вырвалась, махнула плащом, и по глазам всех присутствующих ударил сноп света. Когда толпа снова могла видеть, убийцы след простыл.

Толпа вырвалась на улицу. К счастью Инге, им показалось, что убийца убежала в сторону, противоположную Балке.

Достигнув места, которое указал чёрный маг, Инге прямо в одежде нырнула искать тело Блича.

С водой женщина была на «ты» – именно она учила когда-то племянника плавать.

После десятого погружения Инге стало совершенно ясно, что тела Блича здесь нет. Она вылезла на берег. Её знобило. Не только от холода, но и от догадки, что мужчина просто глупо пошутил. Что он не причинял вреда мальчику.

– Вы знаете Блича?

Женщина обернулась. Перед ней стояла черноволосая продажная, с которой маг заигрывал до того, как Инге подошла к нему.

Эта испорченная девушка всем своим видом была настолько далека от чистоты, наивности, непорочности, поэтичности, чуткости, ранимости – всех тех качеств, которые у Инге ассоциировались с племянником, – что женщине казалось каким-то кощунством, что она может быть с ним хоть чем-то связана.

– Я слышала, как вы кричали «Блич»! Вы его знаете?

– Да… я его… его тётя.

– С ним что-то произошло?! Тот мужик причинил ему вред? Умоляю вас, скажите, с Бличем всё в порядке?!

Чем дальше, тем удивительней. Продажная не просто была связана чем-то с Бличем – он очень много для неё значил. Инге показалось, что если она сейчас скажет, что Блич мёртв, девушка тотчас утопится.

– Я не знаю… никто не знает… он пропал.

– Он найдётся! Я носом землю взрою, но он найдётся! Вы замёрзнете здесь, на берегу, в мокрой одежде! Пойдёмте, я знаю, где вам переодеться и обсохнуть!

– Что вы, Солбар, хотите мне показать?

– Самую сильную случайную фигуру на доске. Пусть Ловило катится со своей набожностью – само Провидение играет на нашей стороне! Только сядьте, прошу, сядьте. И я взял вам успокоительные капли. Вначале выпейте их.

– Не томите, друг мой!

– Нет, госпожа, пока вы не выпьете капель и не присядете.

Мать-герцогиня села в кресло, выпила успокоительное, и Солбар ушёл на несколько минут. Вернулся с мужчиной лет тридцати. И, несмотря на лекарство, женщине стало плохо.

Нет. Не может быть. Так, значит, там, возле кареты, это было не видение!

На мать-герцогиню нахлынули воспоминания о событиях, случившихся почти четверть века назад.

Разрушенный мост в Ярн-Геронде. Поединок двоих: любовника и мужа. Поединок двоих: отца и сына. Поединок двоих: обманщика и обманутого. И она – его единственная виновница.

Оба без доспехов: один выехал якобы на охоту, другой якобы уехал в гости к другу – бургомистру города. Охотничий меч Сердца Рыцаря как оружие для поединка в подмётки не годился поясному мечу Длиннобородого. Блейрнемер – один из трёх родовых мечей Блейронов, оружие, полностью оправдывающее свою дороговизну. Но Блейри был моложе на двадцать лет, поэтому теснил Краскура шаг за шагом.

Оба залиты кровью, но только все раны Блейри поверхностные, а Краскур уже не мог пользоваться левой рукой.

Блейри отпрыгнул, чтобы утереть с лица кровь, стекавшую из рубленой раны на лбу, и попытался ещё раз воззвать к благоразумию Длиннобородого.

– Довольно, отец! Ради будущего моего сына и твоего внука прекратим этот греховный поединок.

– Греховный для тебя. Ты первый достал меч.

– Но твой клинок – нет, клинок нашей фамилии – первым испил крови! Поверить не могу, отец! И это после того, как я вас уже один раз простил. И тебя, и свою жену.

– Не из великодушия, сынок. А заставив при жизни уступить тебе цепь герцогства и убив нашего малыша!

– Клянусь, что готов был воспитать своего брата, как родного сына. Это она, женщина-чудовище, убила родное дитя, а тебя заставила думать, что по моему приказу. Чтобы ты на почве ненависти ко мне когда-нибудь опять сошёлся с ней! Давай сбросим эту змею с моста и забудем всё, что было. Она и только она причина нашей ссоры!

– Она будет жить, и мы будем продолжать встречаться. А ты правь герцогством, воспитывай сына, заведи любовницу, и о нашей связи делай вид, что ничего не знаешь. И всем будет хорошо.

– Отец, вы не слышите себя. Вы сошли с ума! Но я верну вам разум, избавив от чар этого чудовища!

Сердце Рыцаря опять сошёлся с собственным отцом в поединке. Этот фехтовальный сход закончился в три удара. Двумя обманками Блейри заставил раскрыться Краскура и подрезал ему колено.

И сразу же бросился с занесённым мечом на завизжавшую от страха жену. Краскур застонал, когда понял, что с искалеченной ногой не может догнать Блейри.

– Умри, змея! Умри та, что не ценит прощения!

Он бы точно убил её, если бы не предательство собственного вассала, семнадцатилетнего оруженосца. Герцог доверял парнишке как самому себе, но Солбар, будущая мать-герцогиня это знала, был уже несколько лет влюблён в неё и сходил с ума, зная, что девушка делит супружеское ложе с его сеньором и ложе любовников с отцом сеньора. И только мальчишке ничего не досталось, кроме надежд.

Срывать злость на пажах и младших оруженосцах – всё, что ему оставалось. И в этом Солбар был мастер: дня не проходило, чтобы один из мальчиков не получал затрещину или в нос по надуманным поводам.

Драться с опытным в поединках рыцарем совсем не одно и то же, что показывать удаль на тех, кто младше и слабее, но Солбару сыграл на руку фактор неожиданности. В четыре схода он оттеснил герцога к самому краю моста, а дальше герцог оступился и…

– Солбар! Дай руку, Солбар! Поверить не могу, что ты меня предал… Ты из такой знатной и достойной семьи… Неужели змея и тебя пленила… Дай руку! Я сказал, дай руку своему сеньору, неблагодарный сквайр!

До оруженосца, кажется, только сейчас дошла чудовищность проступка – напасть на сеньора. Уронив меч, он в ужасе пятился назад, а до края моста, где висел преданный всеми герцог, дополз Краскур Длиннобородый.

– Папа, дай мне руку! Дай мне руку, папа!

Но по лицу отца Блейри понял, что руки он ему не подаст.

– Последняя просьба, папа! Воспитай своего внука! Не дай ей сгубить ребёнка, как она уже сгубила одного! Чтобы после твоей смерти он принял страну, а не она – змея лелеет такие планы. Только тогда я прощу тебя, папа, и не буду приходить во сне!

Краскур Длиннобородый мог этого не делать, пальцы уже отказывались служить Блейри, всё равно бы он не избежал падения. Но тем не менее Краскур достал кинжал и несколькими ударами отправил тело сына в реку.

– Я… я сделал это… своего сеньора… я, – Солбар смотрел на свои руки, и всё не мог поверить, что они подняли меч на сюзерена.

– Всё в порядке, юный Солбар. Ты сделал то, что требовало твоё сердце, – сказала теперь уже вдова герцога и обняла оруженосца.

Оруженосец вдохнул аромат её волос и успокоился. Протянул руки, чтобы прижать любимую женщину к груди, но встретил ими воздух. Любимая женщина была уже подле любовника, помогала ему перевязывать раны.

И вдруг оруженосец понял, что так будет всегда. Она будет перевязывать чужие раны, делить чужое ложе, а ему только и останутся лёгкие объятия.

– Госпожа и… господин Краскур. Дозвольте мне, как только стану рыцарем, покинуть герцогство и пуститься в странствия?

– Нашёл время, Солбар! Не видишь, Краскур истекает кровью.

Дай она тогда Краскуру истечь кровью, а потом избавься от сына, или, воспитав его так, чтобы по совершеннолетии, приняв у неё герцогскую цепь, он был бы герцогом только формально, то не пришлось бы сейчас трястись от страха, что какой-то купчишка станет первым человеком в стране. Она правила бы все эти годы.

Но коварная женщина не рискнула, решила подождать другого шанса. Солбар выглядел взбудораженным и непредсказуемым. Он мог как и помочь убить Длиннобородого, так и обвинить, что погибший сеньор был прав – перед ними змея.

Судьба другого шанса не предоставила. Краскур охладел с той ночи к невестке. Всё время проводил с внуком. Матери запрещал с ним даже общаться.

А дальше словно вместе с молодостью из неё стали утекать и коварство и амбиции. Она вдруг начала чувствовать усталость от одних мыслей о новых интригах. Прошли годы. И собственные ужасные поступки ей казались чужими. И только пропажа (по слухам, смерть) сына и открывшиеся перспективы стать никем при герцоге-купце всколыхнули тень той прежней интриганки. Вот только у матери-герцогини уже не осталось бесстыжей смелости жертвовать чужими жизнями, сталкивая самых близких и родных ради своих корыстных целей. Другое дело, Солбар. Он с годами, наоборот, стал способен на то, на что бы не осмелился подростком.

Да, Солбар всегда отличался крутым нравом – пережившие пажество при герцоге в годы, когда он был оруженосцем, не дадут соврать. Но до убийств мальчиков-слуг и затаптывания конём нищей старухи там ещё было далеко.

Каждые несколько лет Солбар возвращался из своих странствий, чтобы задать вдове герцога один и тот же вопрос. И каждый раз, получив ответ «нет», он снова седлал коня и грузил поклажу на мулов.

И так до тех пор, пока ожидание, превратившееся в пытку, не пережгло всё хорошее, что осталось от юного оруженосца, ужаснувшегося предательству сеньора даже ради спасения любимой женщины, а из пламени вылезло наружу нечто, что поначалу пугало даже мать-герцогиню.

Он всё так же стоял перед ней на коленях, но только уже зрелый мужчина, а не молодой рыцарь, и так же просил стать его женщиной. Хотя в голосе уже не было того трепета, а в глазах преклонения. После отказа он не стал седлать коня, а избил конюха якобы за то, что плохо следил за табуном породистых дистриэ в его отсутствие. Бил долго и жестоко, до потери сознания. Потом велел привести в чувство и снова бил.

Конюх стал инвалидом, а Солбар завсегдатаем балов, роскошно одетым кавалером по кличке Франт. Слухи о его бесчисленных любовных победах заставляли мать-герцогиню чувствовать какую-то странную ревность. Она привыкла к постоянному поклонению с его стороны, к мысли, что где-то там всегда есть человек, который видит её во сне и слагает о ней стихи.

И тогда мать-герцогиня села перед зеркалом, стёрла всю пудру и румяна и вдруг только сейчас заметила свой возраст. И что совсем уже чуть-чуть осталось до того печального времени, когда кожа становится серой и тусклой, а возможность родить ребёнка теряется навсегда. Появись перед ней Солбар сейчас, упади в ноги, она бы, не раздумывая, сказала «да». Но Солбар где-то на балу очаровывал очередную молодую девушку.

И только когда столица зазвенела от слухов о смерти герцога, а Ловило Золотой Бочонок объявил о второй свадьбе, мать-герцогиня узнала, что поклонник её не разлюбил, а даже мятеж рыцарей организовывал ради неё.

– …Это… это он?

Картины прошлого наконец отпустили. Матери-герцогине вернулось самообладание и дар речи. Блейри Сердце Рыцаря привыкли видеть с широкой бородой, но мать-герцогиня достаточно знала своего мужа, чтобы узнать и безбородым.

– Нет, конечно. Даже если б он и выжил после падения в реку – тело-то мы не искали, – то сейчас ему было бы почти пятьдесят.

Женщине опять стало страшно.

– Тогда… Кто ты? Кто ты, отвечай! Демон? Призрак?

– Я слуга Клинвера Кливе, – впервые заговорил тот, кого привёл преданный рыцарь, и голос его наводил тоску своей монотонностью.

– Бесполезно, моя госпожа, – предупредил Солбар дальнейшие расспросы человека, похожего на ожившую куклу. – Он слабоумен. Вероятно, какой-то добрый малый приспособил его на лёгкую работу, а потом, устав терпеть, оставил на берегу.

– Если это не призрак моего мужа…

– Не призрак, не призрак, он осязаем!

– То кто тогда?..

– А вот об этом нам сейчас расскажет один простолюдин, верностью которого вы так гордились. Твой выход, челядь!

Возница вышел из-за двери. Половины того, что он говорит, мать-герцогиня не понимала – мужчина лишился почти всех зубов, пока Солбар выпытывал правду, как он исполнил давнее поручение госпожи. Но суть рассказа она уловила.

Возница не утопил мальчика, которого жена Блейри нагуляла от его же отца, а оставил в одном приюте в Ярн-Геронде. Ибо, мыслимое ли это дело, младенцев, словно щенков, топить. Тем более что хороший хозяин и щенков не топит, а раздаёт соседям, у кого собаки нет ни дом охранять, ни на охоту ходить.

– Вот, моя госпожа, чего стоит верность простолюдина. Смешные люди, вместо молитвы и благочинья в светлые праздники они ходят под себя, нализавшись, и смертным боем бьют собутыльника за дурное слово, за косой взгляд, спят в лужах и подворотнях, но, протрезвев, погладят уличную собачку или дадут пряника сиротке, и всё, для них грех замолен. Нигде вы не услышите столько разговоров о нравственной чистоте, как от бродяг, ковыряющихся в мусоре. Ты, кровь свинопасова, кто такой, чтобы рассуждать, что хорошо, а что плохо, когда есть приказ госпожи? Госпожа родилась в знатной семье, у неё были десятки образованных учителей, а ты с чего взял, что знаешь, что грешно, а что нет?

Возница прошепелявил, что он сердцем чувствует, и ткнул себя в грудь. А потом посмотрел на мужчину, которого привёл Солбар, и улыбнулся беззубым ртом. По его щеке покатилась слеза. Он понял, что младенец, которому оставил жизнь, не пропал в приюте, а вырос и вот стоит перед ним.

Эта улыбка окончательно вывела рыцаря из себя. Он заколол возницу даже не кинжалом, а обломком меча. Ярости хватило, чтобы пробить и таким оружием грудную клетку. Вдавливая обломанный клинок всё глубже и глубже, Солбар придерживал свободной рукой умирающего, смотрел ему прямо в глаза и кричал:

– Сердцем, говоришь, чуешь?! А что сейчас чувствует твоё сердце?! Оно чувствует мою сталь? А, чувствует?

Мать-герцогиня лет двадцать назад только бы поморщилась от этой сцены, а сейчас потеряла сознание. Когда Солбар привёл её в чувство и извинился за несдержанность, труп возницы уже унесли.

– И что теперь? Приклеим моему сыну бороду и выдадим за моего воскресшего мужа?

– Почему воскресшего? Просто… он чудом выжил. Скитался в лесах. Потерял умение говорить связно от долгого одиночества. Или второй вариант. Говорим правду, что он ваш погибший сын. Всё валим на мёртвого возницу, дескать, похитил, гад, мальчика… придумаем что-нибудь. Тут, даже если ваш второй сынок неожиданно объявится, он уже не у дел. Нашему парню двадцать восемь, он его на два года старше.

– Если докажут, что отцом был Краскур, а не Сердце Рыцаря…

– Как докажут, не смешите меня, госпожа. А даже если и так, то он ещё больший претендент на престол. Ибо отпрыск более старшего Блейрона. Ещё есть время подумать, госпожа. Конкретный вариант объявим Золотому Бочонку, когда он уже обвенчается. Небольшой сюрприз к свадьбе: ни власти, ни денег! А пока всё должно остаться в тайне.

Рыцарь велел проводить безучастного ко всему наследника престола в одну тайную комнату, а сам взял несколько бутылок дорогого вина, которое, он знал, обожает смотритель Башни Смертников, и ушёл по «одному важному делу».

Мать-герцогиня осталась одна. Ей было над чем подумать.

Прошло ровно семь дней с боя в гроте и пленения Олэ Меченосца и четыре с пропажи Блича и первых убийств Безжалостного. С последней даты Гулле ни разу не появлялся дома. О побеге жены ему всё-таки не осмелились доложить. Нападение на мага даже не фиксировалось в отчётах, по просьбе самих магов, товарищей неудачливого шутника, к счастью, живших в гостинице напротив. Они просто забрали окровавленное тело и ушли, велев всем забыть о происшествии (ага, забудешь, как маги впервые не грозили карами Пелинорга за нападение на своего). Донесение о свидетеле преступлений маньяка, и что свидетель даже живёт у племянников Воина Чести, потерялось благодаря тому, что один старший стражник забыл дать на пиво обидчивому курьеру. Поэтому Воин Чести мог не отвлекаться от поисков Блича. И именно сегодня Гулле эти поиски закончил, о чём известил Найруса и попросил встретиться в известной им таверне.

Гулле заметно осунулся после ночёвок неизвестно где и благодаря щетине очень внешне постарел. Когда прибыл взбудораженный Найрус, Воин Чести уже успел опустошить одну бутылку вина и приступал ко второй. Тем не менее он не выглядел пьяным. Сильно подавленным – да. Пьяным – нет.

– Ты не поверишь! Я уверенно могу сказать, кто Безжалостный! Разобрался во всей этой интриге.

– Правильно, – меланхолично ответил Гулле. – Не поверю.

– Ещё извинишься за свой скепсис, глупый воин, – засмеялся Найрус. – Вот выложу я тебе свои доводы.

– Не трать время, старый пройдоха. Я и так знаю, что ты ошибся. Просто…

Гулле опрокинул ещё кружку. Мотнул головой, словно стряхивая наваждение. Закусил толстым куском колбасы.

– Просто я тоже знаю, кто Безжалостный. И знаю, что наши версии не совпадают. Иначе ты бы не прыгал, как козлик весенний, от радости.

– Я радуюсь тому, что вычислил опасного маньяка и понял, кто за ним стоит. Разве это плохо? – обиженно сказал Найрус.

– Да ничего ты не вычислил, – махнул рукой Гулле.

– Да нет, ты выслушай!

– Ничего не буду слушать. Отпускай Райнеса и иди домой, к Фейли и Герту. Я тоже сейчас пойду.

– Куда? Брать Безжалостного?

– Вроде того.

– Сколько бойцов берёшь с собой?

– Нисколько.

– Стой… ты… ты идёшь на Безжалостного в одиночку?!

Гулле осмотрел меч, достаточно ли остра кромка, удовлетворенно кивнул, сделал то же самое с кинжалом, затем тяжело встал из-за стола, расплатился по счёту и пошёл к дверям, на ходу надевая шлем. Найрус побежал следом.

– Э, дружище. Так не пойдёт. Я с тобой.

– Нет, Найрус. Я один. Всё будет хорошо. Скажешь детям, что ночью или утром я приведу Блича.

– Ты нашёл его? Здорово!

– Да. Началось с того, что поймали одного слизняка. Кольчугу, которую я лично покупал Бличу, он пытался заложить. Чуть не пошёл против своих принципов не избивать задержанных, когда тварёныш внаглую соврал, что это, мол, наследство дедушки-мечника. А дальше закрутилось-завертелось.

– Так, может, вместе сходим за Бличем вначале?

– Поверь, я мечтаю обнять мальчишку не меньше твоего, но Безжалостный важнее. Бличу ничего не угрожает. Он одет, обут, накормлен, спит в тепле.

Найрус понял, что дальше говорить с Гулле бесполезно. Внезапно Гулле остановился, поднял забрало, обнял Найруса и попросил:

– Когда увидишь мою жену, скажи ей… скажи ей… впрочем, не надо, ничего не говори. Я скажу сам.

И сев в карету Герцогского Ока, он уехал в одиночку завершить следствие по самому опасному убийце, с каким имела дело когда-либо столица герцогства Блейрон.