Арест Ёдзи Обары принес мало утешения семье и друзьям Люси: сама по себе новость не могла унять обрушившуюся на них боль. Не исчезла и неопределенность: токийская полиция не сообщала родителям, что Люси мертва. Кроме факта ареста Обары им вообще мало что рассказывали. Блэкманы по крохам собирали новости, просочившиеся в японские, а иногда и в британские газеты; «горячая линия» продолжала принимать случайную и бесполезную информацию. Луизе Филлипс, которая наконец улетела домой после долгих недель допросов, детективы велели ничего не говорить Блэкманам. Тим и Софи снова прилетели в Токио в середине ноября, но на встрече с ними инспектор Мицузанэ отделывался формальными сведениями, утверждая, что в настоящее время Обаре вменяется серия изнасилований, и, хотя полиция все еще активно ищет Люси, пока нельзя сказать, связаны ли эти два дела между собой.

На пресс-конференции после той встречи Тим выглядел угрюмым и несчастным.

– Насколько оптимистично вы смотрите на возможность найти Люси? – задал вопрос журналист.

– Всегда есть надежда, – ответила Софи и посмотрела на отца.

Тим произнес:

– Поскольку дочь пропала без вести четыре месяца назад, приходится реалистичнее смотреть на вещи. Конечно, есть вероятность, что она умерла. Но когда в голову приходят такие мысли, их надо гнать. Если раньше шанс найти ее живой был пятьдесят на пятьдесят, то теперь, пожалуй, двадцать к восьмидесяти.

– Я бы сказала, шестьдесят к сорока, – возразила Софи.

Тим натянуто улыбнулся:

– Реализм пожилых против оптимизма молодых.

Приближалось Рождество, непростое время для любой разрушенной семьи, а каждого из Блэкманов праздник пугал и призраком потери. Джейн, Софи и Руперт сбежали на Барбадос и провели Рождество, загорая на пляже, чтобы ассоциаций с Люси было как можно меньше. Тим остался на острове Уайт с Джозефиной и ее детьми.

– Я старался держать Люси в укромном уголке мозга, – говорил он мне, – чтобы не позволить случившейся трагедии перечеркнуть все остальное. Приближалось мое пятидесятилетие, у меня было трое собственных детей и четверо детей Джо, о которых нужно заботиться. Конечно, Люси важна для меня, но приходилось уделять время и внимание тем, кого я тоже любил… С острова Уайт я ездил на работу в Кент; на машине дорога занимает полтора часа. У меня был диск с музыкой, которую любила Люси; я слушал его на обратном пути и позволял себе погрустить, вспоминая дочь. Тогда мне было легче возвращаться к Джо с детьми и выполнять свои обязанности.

Мало-помалу Тим перестал хвататься за пустые надежды. Он отказался от мысли, что Люси еще жива, – от слепой веры, которая привлекла лишь аферистов, шарлатанов и журналистов. Он устал сдерживать гнев, направленный теперь не только на похитителя Люси и полицию, но и на всю систему тайного сговора, на безразличие властей, допустивших такую ситуацию. За два дня до Рождества Блэкман послал яростное письмо одному из детективов.

«Прошло полгода с тех пор, как пропала Люси, – писал он. – Самому не верится, но летят недели, а новостей от токийской городской полиции никаких.

Меня бесит, что полиция совершенно не учитывает чувства семьи, которая тоже находится в положении жертвы. Возмутительно и негуманно, что вы не предоставляете нам никакой информации и не собираетесь помочь родным справиться с ужасным и трагическим происшествием…

Очевидно, что за последние пять-шесть лет в Роппонги похищали и насиловали очень многих девушек (некоторые пропали без вести). Многие из них работали нелегально по туристическим визам. Поэтому они часто не сообщают о преступлении в полицию, опасаясь ареста и / или депортации. Под угрозой все девушки-хостес.

Однако некоторые из них все-таки обращались в полицию. Почему же Обаре и ему подобным долгие годы удавалось избегать наказания, похищая и насилуя девушек? Потому что полиция ничего не предпринимала, его не арестовывали. Значит, вы тоже виновны в исчезновении Люси… и, когда похитят, изнасилуют или убьют следующую жертву, полиция и иммиграционная служба обязаны ответить за преступление».

До сих пор исчезновением Люси интересовались в основном в Британии и Японии. Но после ареста подозреваемого и появления жертв разных национальностей весть о скандальном деле разнеслась по всему миру. О преступлениях Ёдзи Обары узнали в Испании, Италии и Турции, Германии, Дании и Голландии. В октябре тридцатипятилетний адвокат по имени Роберт Финниган сидел за своим столом в австралийском городе Сиднее, и тут его взгляд упал на статью на десятой странице «Сидней морнинг геральд». Заголовок гласил: «Возможно, список пропавших без вести неполон», а статья начиналась вопросом: «Становились ли австралийские женщины жертвами негодяя из ночного клуба, которого считают виновным в исчезновении Люси Блэкман, хостес из Британии?»

В газете выражались опасения, что главный подозреваемый Ёдзи Обара, бизнесмен из Токио, виновен в исчезновении и других молодых иностранок. Среди сотрудниц хост-баров Роппонги, зарабатывающих огромные деньги, развлекая бизнесменов, встречалось довольно много австралиек. По крайней мере две девушки из Австралии и одна из Новой Зеландии обращались в полицию по поводу изнасилования. Все они заявили, что Обара соблазнил их поездкой в роскошную квартиру на побережье к югу от Токио и подмешал им наркотик.

– Я прочел статью в обеденный перерыв, – рассказал мне позже Роберт Финниган, – и сразу все понял, хотя и не знал многих фактов. Уж очень знакомая схема. Меня она не удивило и не шокировало, потому что много лет я подозревал нечто подобное. Облегчения я не почувствовал, но теперь я точно знал ответ на вопрос, который не давал мне покоя.

Вопрос был таким: что на самом деле произошло с Каритой Риджуэй, молодой красавицей из Австралии, в которую Роберт был влюблен и которую потерял почти девять лет назад?

Карита Риджуэй выросла в Перте, на далеком побережье Западной Австралии за необъятной пустыней, в одном из самых уединенных крупных городов мира. Ее родители Найджел и Аннет были типичными детьми 1960-х: они познакомились совсем молодыми, быстро поженились и вскоре поняли, что безумно несчастны вместе. Аннет, которой в день свадьбы едва исполнилось восемнадцать, искала просветления, изучала сновидения, медитацию и астрологию. Найджел, эмигрировавший из Британии в 1966 году, играл на барабанах в рок-н-ролльной группе под названием «Перпл хейз».

– Если честно, я вообще-то не был паинькой, – рассказывал мне Найджел через много лет, после того как снова женился и стал респектабельным учителем начальной школы. – Как не был и хорошим мужем, отдаваясь сексу и пьянству. Пил я не так уж много, но девушки непреодолимо меня влекли.

Брак распался окончательно в 1983 году, когда дочерям Саманте и Карите было соответственно четырнадцать и тринадцать лет.

– Об этом я вспоминаю с дрожью, – признался Найджел. – Девочки как раз достигли переходного возраста, становились женщинами, а родители разбежались. Неподходящее время. Думаю, развод сильно повлиял на них.

Карита была энергичной и творческой личностью, талантливой танцовщицей, любила английскую литературу, театр и активный отдых. Когда родители расстались, она стала замкнутой и подавленной, хотя в свои тринадцать лет превратилась в красотку с длинными светлыми волосами, красиво очерченными яркими губами и некрупными правильными чертами лица. Аннет, которая всегда старалась поддерживать дочерей, не знала, как помочь Карите. Отчаяние девочки становилось все глубже; она высказывала мысли о суициде, и напуганная Аннет поместила ее в психиатрическую клинику. Вынужденная изоляция от внешнего мира и внимание сестер и докторов смягчили Кариту, и некоторое время казалось, что она идет на поправку. Но потом больничный психиатр, который, как выяснилось, и раньше злоупотреблял полномочиями по отношению к пациенткам, стал возить девушку в город на обеды и всячески соблазнять. Его уволили и лишили права заниматься медицинской деятельностью, прежде чем он успел причинить ей серьезный вред, но уверенность Кариты в себе окончательно рухнула.

– В отсутствие чувства собственного достоинства и поддержки семьи миловидная внешность только во вред, – поясняла Аннет. – Трудно постоять за себя, становишься легкой добычей.

Карита вышла из родной психиатрической клиники и бросила школу. Пару лет она слонялась без дела по Перту, но вскоре заскучала в слишком знакомой обстановке. Когда ее лучшая подруга Линда Дарк предложила переехать в Сидней, Карита ухватилась за этот шанс. Девушки отправились автостопом на восток через пустыню. В Сиднее Риджуэй встретила Роберта Финнигана, который только что переехал из Британии. Они полюбили друг друга и стали жить вместе.

Аннет, как любая мать, расставшаяся с дочерью, беспокоилась о Карите. Ее волнение переросло в ночные кошмары, а поскольку она интересовалась подобными вещами, то годами записывала подробности снов. Там были сцены, в которых Кариту хватали и насиловали; незнакомцы в странных нарядах внушали чувство опасности и беды. Еще ей запомнился сон, в котором Карита приехала к матери и надела ей на палец кольцо, успокаивая ее. Аннет кропотливо фиксировала свои видения – и последующие события, к ее ужасу, совпали с записями из дневника сновидений.

Худший из кошмаров рисовал Кариту, сидящую за столом вместе с группой мужчин азиатской внешности. Девушка выглядела счастливой и спокойной; собеседники доброжелательно предлагали ей сделать выбор. Однако Аннет видела истинное значение сцены и грязные намерения мужчин.

– Она чувствовала себя в безопасности, – рассказывала Аннет. – Она должна была выбрать одного из мужчин. Но ими руководил холодный расчет, а она не знала и не видела, кто они на самом деле. Ужасный, просто ужасный кошмар. Я видела его во сне, но ничего не предприняла. Я думала, что азиаты просто что-то символизируют, а предсказание было буквальным. Меня до сих пор в дрожь бросает.

Между тем Кариту смущало внимание мужчин. Чтобы избавиться от него, она перекрасила светлые волосы в каштановый цвет, но все равно оставалась необычайно привлекательной. Роберт Финниган, серьезный парень в очках и с тихим голосом, влюбился в нее без памяти. Он перебрался в Сидней после путешествия по Юго-Восточной Азии, а с Каритой познакомился в одном из множества дешевых хостелов австралийской столицы. Последующие пять лет молодые люди провели вместе.

– Я просыпался утром, а она рядом, – вспоминал Роберт. – Мне даже не верилось. Помню, мы гуляли по пляжу Бондай-Бич: повсюду красотки, как с обложек журналов, но Карита затмевала любую из них. Конечно, мы были еще юными, поэтому наверняка не скажешь, но мне кажется, мы оба мечтали провести вместе всю жизнь.

Они снимали в Сиднее дешевые квартиры рядом с другими молодыми мигрантами. Работа у них была самая обычная: Роберт трудился на стройке, Карита – в прачечной, а потом в ресторане. Еще девушка придумывала дизайн футболок и продавала их, изредка подрабатывала моделью и снялась в одном студенческом фильме. Все деньги уходили на путешествия и долгие поездки – на Филиппины, в Непал, Мексику и Америку. Когда средства заканчивались, пара возвращалась в Сидней. В 1987-м, когда они первый год жили вместе, исполнялось 200 лет Австралии, и празднование вылилось в череду барбекю и вечеринок на открытом воздухе. А летом следующего года подруга Кариты Линда уговорила ее вместе поехать в Японию и поработать в хост-баре.

Роберт волновался, и не только потому, что предстояло долгое расставание с красавицей-подругой. Но Линда уже работала раньше в Токио и утверждала, что ничего опасного там нет.

– Как и многих других, меня заставили поверить, что это одна из самых безопасных стран мира, что женщина может гулять по улицам в среди ночи и ничего с ней не случится, – пояснял Роберт. – Профессия хостес выглядела несколько странно: девушкам платят, чтобы поболтать с ними в баре. Впрочем, это одна из причуд японского общества, непонятная европейцу, а для азиатских бизнесменов это лишь способ снять напряжение.

Месяцы расставания дались Роберту нелегко. Его мучили мысли о жизни, которую ведет Карита вдали от него. Девушка звонила почти каждую неделю и присылала открытки, а он рисовал для нее смешные комиксы про Синбада, рыжего кота, которого они подобрали на улице. Подруги остановились в Уцуномии, небольшом бесцветном городке в часе езды к северу от Токио. Они работали в двух клубах, «Мадам Адам» и «Тайгерз лэр», вместе с американками, бразильянками, филиппинками и новозеландками. Карита казалась вполне счастливой. Она быстро заполучила постоянных клиентов, включая богача, который возил ее на дохан в собственном «феррари» с личным водителем. «Никакого подвоха, – уверяла она мать в письме. – Здешним парням просто нравится проводить время с девушками с европейской внешностью, чтобы покрасоваться перед ними… У каждого японского мужчины не меньше трех разных женщин. Жену они оставляют дома, подружку ведут в клуб, а потом игнорируют ее и болтают с хостес».

– Я бы предпочел, чтобы она обучала японцев английскому или вроде того, – признался Роберт. – Но мне не хотелось давить на Кариту – иногда лучше не мешать.

Через несколько месяцев девушка ушла из «Тайгерз лэр», и Роберт вылетел в Гонконг, чтобы оттуда отправиться с возлюбленной в Сингапур и Таиланд.

В 1990 году Карита с Линдой снова поехали на очередную трехмесячную вахту, на сей раз в клуб в Роппон-ги, где в их обязанности входили «танцы». Роберт не стал вдаваться в подробности, но предположил, что речь идет о танцах топлес.

– Думаю, Линде было не впервой, но Карита стеснялась, – рассказывал он. – Она попыталась пару раз, но вряд ли преуспела.

К сентябрю она вернулась к нему в Сидней и стала снова работать моделью и официанткой. Девушка поддержала Роберта, когда он подал документы в Университет Нового Южного Уэльса на юридический факультет.

На следующий год Карита поехала в Токио в третий раз в компании своей сестры Саманты, которая встречалась с японцем. Сестры жили вместе в доме для гайдзинов недалеко от языковой школы, где преподавала Сэм. Карита работала в клубе под названием «Аякодзи» в районе Гинза, где хостес носили пышные старомодные платья с оборками и нижними юбками. Декабрь и январь 1992 года сестры провели в Японии. На Рождество они полакомились свиными ребрышками в ресторане «Лайон» в Гинзе и трюфелями, которые прислал из Перта отец. Двадцать шестого декабря в Токио выпал снег, и на Новый год девушки поехали за город в гости к семье Хидэки, бойфренда Сэм.

Вскоре у Роберта появились потрясающие новости: его зачислили в университет. Карита была просто счастлива и уверяла, что очень им гордится. Порой знакомые удивлялись, как они уживаются вместе: спокойный Роберт, предпочитающий стабильность, и Карита, любительница роскоши и приключений, которой исполнился всего двадцать один год. Но если девушка и сомневалась в прочности их отношений, то предпочитала молчать. После пяти лет вместе было трудно представить влюбленных врозь.

Но в один из февральских понедельников Роберту внезапно позвонила Саманта, растерянная и обеспокоенная. Карита уехала на выходные мне вернулась домой, а теперь она в тяжелом состоянии лежит без сознания в токийской больнице.

Аннет, Найджел и Роберт вылетели в Токио вместе и сразу же отправились к Карите в больницу. Случившееся не укладывалось в голове. Карита, которая никогда не болела, не курила и не принимала наркотики, в пятницу вечером была абсолютно здорова. Она поехала на работу в хост-клуб. А в понедельник Сэм позвонили и сообщили, что она находится в больнице недалеко от клуба. Девушка в ужасе помчалась туда, готовая устроить сестре нагоняй за то, что та за все выходные ни разу не позвонила. Но Карита была в полусознательном состоянии; она не могла говорить и с трудом узнала Сэм. Тем утром девушку привез в больницу некий Акира Нишида и тут же уехал. Вскоре Карита потеряла сознание, а через несколько часов доктора диагностировали у нее острую печеночную недостаточность и объявили, что шансы на выживание меньше пятидесяти процентов.

К среде, когда родители и бойфренд добрались до больницы, жизнь пациентки поддерживали капельницами и дыхательными трубками; кожа у нее пожелтела из-за отравления желчью. На следующий день она впала в глубокую кому. Роберт и семья Риджуэй по очереди дежурили у кровати, пока доктора проводили дорогостоящую процедуру перегонки крови. Видимого улучшения не наблюдалось, и Кариту перевезли в более крупную и современную больницу. Но к выходным в организме накопились не уничтоженные печенью токсины, и у девушки начались конвульсии. К концу следующей недели доктора признали очевидное: мозг Кариты уже не функционирует.

Доктора кололи ее иголками – никакой реакции; зрачки не двигались и не реагировали на свет. Саманта и Роберт не могли смириться с утратой, но Найджел и Аннет согласились, что нет никакого смысла искусственно поддерживать жизнь. В високосную субботу 29 февраля четверо близких Кариты Риджуэй в последний раз приехали в больницу.

– Она лежала в окружении трубок и разных приборов, подсоединенная к аппарату искусственной вентиляции легких, а потом все это убрали, – рассказывал Найджел. – Мы видели по монитору, как сердце стучит все медленнее и медленнее, пока кардиограмма не превратилась в прямую линию. Когда все трубки сняли, Карита снова стала похожа на себя, красивая и очень спокойная. Мне не было страшно: фактически она уже умерла, мы просто ее отпустили. Но Сэм и особенно Робу пришлось нелегко, очень нелегко. Все мы плакали и обнимали Кариту, потом сестры попросили нас выйти на минуту. Когда мы вернулись, ее переодели в красивое розовое кимоно, а руки аккуратно сложили на груди. И всюду цветы – на кровати лежало столько цветов.

Тело Кариты поместили напротив буддийского алтаря на цокольном этаже больницы; Аннет и Найджел всю ночь провели возле дочери, воскуривая ладан. Через день они поехали в крематорий в дальний пригород Токио. Они попрощались с Каритой, умиротворенно лежавшей в гробу среди лепестков роз, и проследили, как она исчезает за стальными дверьми печи. Никто не был готов к тому, что произошло потом.

Через некоторое время родных отвели в комнату с другой стороны здания и дали каждому по паре белых перчаток и палочки. На стальном листе перед ними лежали останки Кариты, вышедшие из пламени печи. Кремация была не полной. Дерево, одежда, волосы и плоть сгорели, но самые крупные кости ног, рук и черепа, хоть и потрескались, но сохранили форму. Вместо маленькой емкости с пеплом семейство Риджуэй получило обожженный скелет Кариты. По японским традициям после кремации семья должна палочками взять кости и положить в урну.

– Роб не сумел справиться с эмоциями, – вспоминал Найджел. – Он посчитал нас извергами, а сам даже думать не мог о таком святотатстве. Возможно, дело в том, что мы родители, а она наша дочь… Сейчас, когда я вам рассказываю, звучит чудовищно, но тогда нам так не казалось. Очень трогательный процесс. Он меня даже успокоил. Мы будто ухаживали за Каритой в последний раз.

Найджел, Аннет и Сэм взяли самые крупные кости и сложили их в урну с пеплом. Сверху оказались самые крупные куски черепа.

Карита умерла за три дня до двадцать второго дня рождения, потому что всего за одни выходные у нее вдруг отказала печень. Как такое могло случиться? У врачей не нашлось объяснений. Вначале доктора сочли девушку наркоманкой, но Сэм, Роберт и все, кто хорошо ее знал, в один голос твердили, что Карита не употребляла наркотиков. Тогда медики предположили, что смерть вызвал вирусный гепатит, но не сходились во мнениях, какого типа и как она могла заразиться.

Единственным человеком, способным пролить свет, был господин Акира Нишида, который в понедельник утром привез девушку в больницу. Но он не оставил никаких контактов. Однако у него был телефонный номер Саманты, и в ту неделю, когда Карита сражалась за жизнь, Нишида несколько раз звонил ее сестре.

Он хорошо говорил по-английски, держался заботливо и спокойно, даже когда Сэм плакала. Он объяснил, что познакомился с Каритой в хост-клубе и пригласил съездить в Камакуру, небольшой приморский город к югу от Токио, где девушка отравилась несвежими устрицами; казалось, он очень обеспокоен тяжелым состоянием Карты. Сэм попросила у него адрес и телефонный номер, однако Нишида с сожалением отказал ей, хотя звонил почти каждый день. Роберта Финнигана больше всех мучили подозрения: необъяснимая природа отношений Кариты с этим человеком и выходные, которые они провели вместе, стали для него очередной пыткой. По его просьбе Хидэки, бойфренд Сэм, связался с полицией и попросил выяснить, кто такой господин Нишида.

В больницу приехали два детектива и допросили Сэм и Хидэки. Встреча получилась очень странной. Задав нескольких вопросов о Нишиде, полицейские обвинили Хидэки в распространении наркотиков, а дальше последовал логичный вывод, что именно он виновен в болезни Кариты.

– Мы больше не обращались в полицию, – заявила Саманта. – Детективы напугали нас куда больше, чем тот человек с мягким голосом, который называл себя Нишидой и, казалось, волновался за нас.

В день, когда Карита умерла, Нишида позвонил снова и долго говорил с Хидэки. Он сказал, что хочет возместить часть расходов семьи на билеты и похороны. Речь шла о миллионе иен (6250 фунтов). Он также намеревался пообщаться с Найджелом и Аннет. На следующий день после смерти девушки семья поехала на встречу с таинственным благодетелем в отель недалеко от токийского аэропорта внутренних рейсов.

Родственники прождали в лобби около часа, прежде чем Нишида наконец пригласил их подняться в номер, который он, как оказалось, снял специально ради этой встречи. Японец однозначно дал понять, что желает видеть только родителей Кариты; возмущенные Сэм и Роберт остались ждать внизу. Как вспоминает Аннет, гостиничный номер был разделен своего рода экраном; у нее возникло неприятное ощущение, что с другой стороны ширмы их кто-то подслушивает. Сам Нишида не произвел никакого особого впечатления: мужчина средних лет в темном костюме, по словам Аннет, «не слишком приятной внешности, с некрасиво заостренным носом». Обращала на себя внимание разве что его потливость: он постоянно вытирал влажное лицо носовым платком или полотенцем.

– Нам было очень не по себе, – призналась Аннет. – У нас на глазах только что умерла дочь. И вот теперь мы сидим в номере и ждем, что кто-то вот-вот выпрыгнет из-за экрана.

Мистер Нишида встретил Найджела и Аннет в гостиной за низким кофейным столиком.

– Я любил вашу дочь, – заявил он им, – и хотел провести с ней больше времени.

– Мы тоже, – сказала Аннет.

Нишида описал выходные, которые они с Каритой провели вместе, начиная со встречи в хост-клубе в пятницу вечером.

– Он сообщил, что в субботу вечером они собирались пойти поужинать, – вспоминала Аннет. – Но Карита чувствовала себя не очень хорошо, и они остались в квартире. Оба пошли спать – насколько я поняла, в разных кроватях, – но посреди ночи Карита проснулась. Ей было очень плохо, а утром в воскресенье стало еще хуже. Нишида вызвал доктора, и тот сделал ей укол от тошноты и боли. Но потом состояние девушки снова ухудшилось, и к тому времени, когда он отвез ее в больницу в понедельник, она была почти без сознания. Если судить по его словам, он пытался позаботиться о Карите, ухаживал за ней и не знал, в чем причина ее недомогания. Нишида упоминал некоторые комментарии Кариты, и они действительно были похожи на ее слова: она извинялась, что заболела и не может составить ему компанию. Дочь так и говорила бы, если бы заболела.

Найджел добавил:

– Он все время твердил, как он сожалеет о случившемся и как это ужасно. Казалось, он хорошо знает Кариту, будто она его девушка. Он действительно был расстроен, говорил: «Такой ужасный несчастный случай» и «не вините себя». Я ему поверил.

Через сорок пять минут японец достал две коробочки и передал их Риджуэям. В одной была золотая цепочка, в другой – кольцо с бриллиантом. Обычная подарочная упаковка отсутствовала, и кольцо не было вставлено в бархатную подушечку, а болталось в коробке.

– Он снова повторил: «Я любил вашу дочь и хотел провести с ней гораздо больше времени», – вспоминала Аннет. – А потом добавил: «Я собирался подарить это ей на день рождения на следующей неделе».

Позже Аннет снова и снова размышляла, что могли означать эти предметы. Ей вспомнились сны о мужчинах-предателях и кольцо, которое Карита принесла ей во сне. Но в тот момент сказать было нечего, и Риджуэям оставалось лишь принять подарки и уйти.

– Мы были очень потрясены, очень, – призналась мне Аннет. – История вполне походила на правду. Мы не могли ни в чем обвинить японца, потому что толком не знали, что случилось с Каритой. Полицию персона Нишиды не заинтересовала, австралийское посольство тоже. Его рассказ звучало достаточно правдоподобно, и получалось, что он сделал все возможное.

С чувством неловкости Риджуэи попрощались и вышли в коридор. Когда они шли к лифтам, Аннет оглянулась и заметила, что мистер Нишида, выглядывая из-за двери, следил за ними с непроницаемым выражением лица, пока они не исчезли из поля зрения.

Родители покинули Японию с прахом дочери на следующий день после похорон, а Саманта осталась в Токио еще на несколько месяцев. Риджуэи улетели в Перт, Роберт вернулся в сиднейскую квартиру, где они жили с Каритой. Больше полугода он рыдал по ночам, а в университете весь первый год ходил как сомнамбула. И еще очень долго не мог поверить, что когда-нибудь обретет покой. Молодой человек жил один и ухаживал за Синбадом, рыжим котом Кариты. Затем Роберт закончил учебу, получил диплом юриста и нашел работу в Сиднее в «Филлипс Фокс», одной из крупнейших юридических компаний в Австралии. И именно в их офисе на Маркет-стрит он прочитал в тот день статью в «Сидней морнинг геральд» и сразу понял: подозрительный Акира Нишида и насильник Ёдзи Обара – один и тот же человек.