Каким бы ни был ответ, искать его следовало в Роппонги.

Другая семья в подобной ситуации обходила бы стороной район, где с их близким человеком случилась беда. Но Блэкманы провели там немало ночей. Для них Роппонги представлял собой лабиринт, в котором заблудилась Люси. Кроме того, само место их просто заворожило.

Август, японское лето в разгаре. Даже в центре Токио с деревьев насмешливо стрекочут невидимые цикады. Внешние блоки кондиционеров изрыгают потоки горячего воздуха, отчего на улице душно, как никогда; неоновый свет плывет в мягком влажном воздухе.

После ужина в «Беллини» за счет Хью Шейкшафта Тим, Софи и их помощники ходили по барам и клубам в поисках следов Люси. Тим заходил в «Кадо» и «Уан айд Джек», а также в заведение, где девушки танцевали вокруг шеста и раздевались до трусиков-бикини. Однажды вечером он заглянул и в «Касабланку», где работала Люси.

– Странное зрелище, – рассказывал он. – Тесное помещение, обычные западные девушки и очень оживленные японцы, которые прикидываются, будто говорят по-английски. Выглядит непристойно и отвратительно. Но Люси у меня не ассоциировалась с профессией хостес, и я знал, что она сама не считала ее своим призванием. Если бы она сказала мне: «Просто классно! Я в восторге!» – я бы очень удивился. Но ей не нравилось это занятие, что меня, как ни странно, утешало.

Блэкманы столкнулись с неоднозначным отношением со стороны «торговцев водой». Тима и Софи узнавали благодаря телепередачам и часто выражали им сочувствие или по-человечески сопереживали. Но исчезновение Люси пролило слишком много света на бизнес, который привык работать в тени полулегальности. Дела, которые десятилетиями проворачивались без вопросов, например наем иностранных туристок, подверглись неприятным проверкам. Многие хостес, бармены и «мамочки» не разговаривали с семьей Люси, и похоже, что инспектор Мицузанэ и его детективы не особо на них давили. Это возмущало Тима; он убедил себя, что полицию и владельцев баров объединяет «заговор молчания».

– Если Люси ушла на встречу с клиентом, кто-то в клубе должен знать с кем, – сказал он. – Полицейские должны пересечь воображаемую границу между властями и участниками хостес-бизнеса.

Блэкман внес предложение, которое вряд ли добавило ему друзей в Роппонги:

– Собрать всех сотрудников клуба – менеджера, владельца, девушек, – подержать их в тюрьме месяц-полтора, и пусть решают, не пора ли заговорить, – заявил он. – А потом повторить, пока не появится результат.

Некоторых шокировали постоянные прогулки Тима по Роппонги. В глаза ему ничего не говорили, но японские журналисты и сотрудники британского посольства шептались, что Тим злоупотребляет визитами в увеселительный квартал. Даже те, кому он импонировал, порой бывали озадачены.

– Мне действительно нравится Тим, но иногда он ведет себя просто… странно, – признался один японец, который уделил много времени помощи Блэкманам. – Например, мы заходили в какой-нибудь хостес-клуб, чтобы расспросить менеджера или маму-сан о Люси и девушках, которые там работают. Но вместо того чтобы задавать серьезные вопросы о дочери, Тим, казалось, просто разглядывал девушек. Мы выпивали, и он шептал мне: «Глянь на нее!» или «Красотка!». А я просто не знал, что ответить.

За те ночи в Роппонги выяснились тревожные подробности.

Во-первых, общедоступность нелегальных наркотиков. В Японии применяют очень жесткие меры наказания даже за хранение небольших доз легких наркотиков; их присутствие в молодежной культуре гораздо меньше, чем в Европе и Америке. Но в Роппонги работали дилеры из Израиля и Ирана, торгующие гашишем, кокаином и даже героином.

– В трафике участвуют все, – уверял Хью Шейкшафт, подразумевая своих знакомых торговцев, барменов и хостес.

Порошок кокаина получил сленговое название «Барри» – в честь американского певца Барри Уайта. То же самое означало еще более загадочное имя «Джереми».

– Джереми – это Джереми Кларксон, ведущий программы «Топ гир», – объяснил Хью. – А на сленге «гир» означает наркотики. Или могут, например, спросить: «Есть длинная позиция?» – как биржевом жаргоне трейдеров. «Длинной позицией» называют кокаин.

Самым популярным наркотиком у хостес являлся шабу, известный в Европе как «лед» или кристаллический метамфетамин, который можно вдыхать, курить, колоть или даже вводить в задний проход. Эффект, который он вызывает, способен превратить нудный разговор с унылым клиентом в захватывающий и безумно веселый флирт. Некоторые хостес всю ночь употребляли только шабу. С Тимом и Софи обитатели Роппонги старались вести себя осторожнее, но однажды ночью Адам Уиттингтон со свойственной ему скромностью выпивал в баре с Луизой и ее знакомыми. Одна из девушек – не Луиза – пригласила его в туалет и предложила понюхать шабу; Адам отказался.

Принимала ли наркотики Люси? Мог ли мужчина, с которым она встретилась, предложить ей еще один «подарок», кроме мобильного телефона? Луиза отрицала это, но ее воспоминания тогда были очень размытыми. Семья Люси считала, что девушка не страдала настоящей наркозависимостью, однако когда-то у нее был бойфренд наркоман, который плохо кончил. К тому же она работала в Сити в середине 1990-х, когда все напропалую потребляли кокаин. В своем дневнике она беспечно упомянула о походах с Луизой по магазинам Токио и «вечную охоту на… музыку (что угодно, только не Крейг Дэвид), открытки и „колеса“». Друзья считали ее скорее любительницей выпить, чем нюхать, курить или принимать таблетки. Но возможностей достать наркотики было хоть отбавляй.

Второй неприятной новостью стало огромное множество историй, когда девушки-хостес европейской внешности пропадали без вести или подвергались нападениям клиентов.

Часть подобных баек основывалась лишь на сомнительных слухах и представляла собой обычные городские легенды, которые пересказывают обыватели. Однако нашлось и несколько подтвержденных случаев, когда в Роппонги иностранки попали в беду.

Тремя годами ранее двадцатисемилетняя хостес, канадка по имени Тиффани Фордхэм вышла в Роппонги из бара после работы и пропала; дело официально оставалось открытым, но на самом деле полиция просто сдалась. Совсем недавно, весной 2000 года поступило сообщение, что три девушки из Новой Зеландии, имена которых не раскрываются, сбежали через окно второго этажа здания, где их удерживала и постоянно насиловала группировка якудза.

Однажды вечером Хью Шейкшафт представил Блэкману двух своих подруг, австралийку Изабель Паркер и Клару Мендес из Канады. Тим тогда приехал в Японию в первый раз и находился в такой депрессии, что информация, которой поделились молодые женщины, совершенно не задержалась у него в голове.

Изабель и Клара олицетворяли мечту Роппонги: бывшие хостес, в итоге вышедших замуж за богатых западных банкиров, с которыми познакомились на работе. Обе рассказали похожие истории о дохане с богатым японским клиентом, который отвез их в свои апартаменты у моря и подсыпал наркотик в бокал вина, после чего они очнулись через несколько часов голые в его кровати. Когда Изабель Паркер проснулась, мужчина снимал ее обнаженную на видеокамеру. В порыве ярости девушка украла пленку, но вместо того чтобы отнести ее в полицию, стала шантажировать обидчика. В обмен на видео он заплатил ей несколько сотен тысяч иен.

Это было много лет назад, и ни одна из девушек не помнила, куда именно их отвезли. Но обе описывали одно и то же место: курортный отель у моря, бетонные корпуса со множеством номеров, шелест пальмовых листьев на ветру.

Однажды августовским днем по «горячей линии» позвонил японец по имени Макото Оно. Он был крайне возбужден и объяснил, что владеет очень важной информацией, которой поделится только при встрече. Тим и Адам отправились к нему по указанному адресу в Ёёги, недалеко от дома для гадзинов, где жила Люси. Таксист высадил друзей напротив неприметного многоквартирного здания, и они поднялись в лифте на верхний этаж. Их взору предстало не самое обычное жилище. Одна из комнат была заставлена осветительными приборами, камерами и кроватями. В другой размещалось оборудование для монтажа видеопленок. На столах лежали пошлые журналы на японском и английском языках, на стенах висели постеры с обнаженными женщинами.

Тим и Адам поняли, что находятся в небольшой порностудии.

Макото Оно, невысокий коренастый мужчина за сорок в футболке и спортивных штанах, выглядел достаточно прилично. Он объяснил, что раньше у него был маленький компьютерный бизнес, а теперь он продюсер фильмов для взрослых. Адам и Тим постарались отнестись к происходящему невозмутимо, как сам Макото, но не могли удержаться, чтобы не поглядывать на открытую дверь в комнату с кроватями и камерами. Впрочем, в остальной части студии было тихо. К облегчению и некоторому разочарованию гостей, съемок в настоящий момент не велось.

Как объяснил мистер Оно, помимо продюсирования, он увлекается садомазохизмом. Он назвал его своим «шуми» – хобби, излюбленным времяпрепровождением. Как и многие японцы, он разделял свой интерес с группой единомышленников, входящих в садомазосообщество, члены которого делились видео, журналами и фантазиями, а иногда устраивали и совместные оргии со специально приглашенными девушками.

Более десяти лет назад он входил в группу, которой руководил человек по имени Рюдзи Мацуда, богатый бизнесмен из соседнего портового города Иокогама. Впервые Макото увидел его на собрании, где собирали деньги, чтобы нанять девушек (обычно студенток, которым нужно подработать), нарядить их в кожу, скрутить веревками и фотографировать в помещении, декорированном в стиле подземелья. Мацуда сразу же показался ему опасным; японцы называют таких заимствованным английским словом «маньяк». Мужчина отличался чрезмерным аппетитом к жестокому сексу, что отталкивало умеренного садиста Макото. Все члены сообщества хвастались своими подвигами, реальными или мнимыми, но рассказы Мацуды по-настоящему пугали.

– У меня у самого есть дочь, – признался Оно, обращаясь к Тиму. – Я увлекаюсь садомазохизмом, но все же есть граница, которую нельзя пересекать.

У Мацуды была любимая фантазия: замучить сексуальную партнершу насмерть. Он похитил бы женщину, говорил он, высокую иностранку со светлыми волосами и большой грудью, и снял на видео, как пытает ее до смерти в своем «подземелье». «Какой мужчина, – спрашивал он Макото, – не мечтает хотя бы раз в жизни совершить по-настоящему безумный поступок?»

В конце концов Оно перешел в другое общество, с более мягкими нравами, и порвал с группой Мацуды. Но продолжал общаться с одним из ее участников, мужчиной 52 лет по имени Акио Такамото. Как и большинство приятелей Мацуды, в реальной жизни он был крайне уважаемым господином, управленцем из компании «Фудзи филм», головной офис которой находился в нескольких сотнях метров от Роппонги. В середине июля, через неделю после новостей об исчезновении Люси, Такамото связался с Оно.

– Он пришел ко мне очень расстроенный, – вспоминал тот. – Нес всякий вздор, говорил: «Надо поговорить с Мацудой». И твердил: «Он решился. Он все-таки решился». А потом добавил: «Может, есть видеозапись. Мы обязаны пойти к нему выкрасть ее».

У Оно мороз пробежал по коже, он сразу все понял: его товарищ Такамото считает, что хвастун Мацуда наконец осуществил свою фантазию и похитил Люси Блэкман.

У Мацуды только что появилось новое «подземелье», поведал Такамото, секретное логово, где он мог удовлетворять свои желания. Однако он не показывал его приятелям-садомазохистам и никого туда не приглашал, что выглядело подозрительно. Такамото сразу вспомнил, как Мацуда, разрабатывая план похищения, придумал способ обмануть полицию: убедить ее, что пропавшая жертва вступила в религиозную секту. Звучало действительно правдоподобно.

– Мацуда точно в чем-то замешан, – уверял Макото Оно. – Такой не остановится перед убийством. Он обращался с женщинами как с куклами.

После ухода Такамото он немедленно отправился в полицейский участок Азабу и выложил им всю историю. Детективы с интересом его выслушали, записали имена и адреса упомянутых лиц и предупредили Оно, что ему придется дать показания еще раз.

Такамото опять навестил его на следующей неделе, он был в полном смятении и снова выразил уверенность, что Люси убил Мацуда. Прошло две недели, но ни от Такамото, ни от полиции ничего не было слышно. Однажды утром продюсеру позвонил еще один знакомый, с которым связалась жена Такамото: ее муж не вернулся домой после работы накануне вечером. Не знает ли Оно, где тот может быть?

И Оно знал кое-что, о чем не подозревали остальные, включая семью Такамото: что у уважаемого управляющего «Фудзи филм» тоже есть собственное «подземелье», маленькая съемная квартира в нескольких остановках на электричке от дома.

В тот день Оно вышел из своей порностудии пораньше и направился прямо туда.

Однокомнатная квартира располагалась на втором этаже старого гнилого деревянного здания с самым дешевым жильем. Продюсер постучал, но ему никто не ответил. Он потянул за ручку, дверь открылась, и Макото оказался в крошечном коридоре. Там стояли туфли Такамото – значит, он внутри. Продюсер отодвинул бумажную дверь, которая разделяла коридор и комнату. Первое, что он почувствовал, – сильный запах. Воняло бензином и отхожим местом. По комнате валялись груды книг, журналов и видеопленок; мерцал экран компьютера. И тут за комодом Оно заметил бледные ноги.

Это был Такамото, по всей вероятности, мертвый. Он висел на веревке, привязанной к настенному крюку. Тело не раскачивалось, прислоненное к стене, ноги касались пола; ниже пояса мужчина был голым. Запах бензина шел от перевернутой канистры, содержимое которой впиталось в татами на полу, а изо рта трупа вытекало нечто похожее на человеческие экскременты.

Продюсера затрясло, он выскочил на улицу и позвонил в полицию.

За несколько секунд, проведенных в комнате, Макото Оно заметил и еще кое-что. На стенах в синих рамках висело несколько объявлений с надписями на английском и японском языках. На фотографии была улыбающаяся Люси Блэкман.

Через пару часов на месте преступления собралось человек двадцать полицейских, как в форме, так и в штатском. Следующие несколько дней Оно подолгу общался с ними.

Как выяснилось, после его заявления Такамото вызвали на допрос. Он состоялся 5 августа, три дня назад, в субботу – полиция не хотела причинять свидетелю неудобства и вынуждать его прогуливать работу. Такамото рассказал о своих опасениях по поводу Мацуды. На следующий день он внес арендную плату – мизерные 20 000 иен (125 фунтов) в месяц – за свое секс-логово. В понедельник, как обычно, попрощался с семьей и ушел на работу. А в период между тем вечером и следующим днем Такамото умер.

Журналы и видео в его «подземелье» носили порнографический характер; в компьютере обнаружились файлы с жестким порно из Интернета. На большинстве фотографий фигурировали белокожие женщины в унизительных позах. Соседи подтвердили, что тихий управленец в очках почти каждый день приходил в квартиру ранним вечером, хотя они не имели ни малейшего понятия, кто он и чем там занимается. Полиция не стала глубоко копать и заключила, что случайная смерть произошла по причине аутоэротического удушения, когда временно перекрывается доступ кислорода в мозг, чтобы усилить ощущение оргазма. Опасная забава в последние годы стала причиной многих смертей, хотя семьи погибших зачастую предпочитали публично заявить о самоубийстве.

Но Оно не верил вердикту полиции.

Возможно, Такамото намеренно свел счеты с жизнью, опасаясь, что в результате допроса всплывут его садомазохистские наклонности? Но, если он так боялся осуждения и унижения, почему он покончил с собой таким несуразным способом? А объявления с фотографией Люси – почему Такамото не говорил о них своему другу Оно, с которым неоднократно обсуждал дело пропавшей девушки? А что, если их развесили уже после смерти Такамото, чтобы пустить полицию по ложному следу? Бензин на полу мог указывать, что незваный гость пытался сжечь квартиру, но ему помешали.

По словам Оно, главной уликой он считал самую отвратительную подробность – фекалии во рту и на лице Такамото. Полиция определила, что они принадлежали самому покойнику.

– Порнопродюсер объяснил, что, если человека вымажут чужим дерьмом, это просто извращение, – вспоминал позже Адам Уиттингтон. – Но если собственным, это знак презрения, страшное оскорбление.

Вот зачем Оно обратился к Тиму и Адаму: он хотел поделиться подозрением, что девушку похитил Мацуда, и он же убил Такамото, поскольку тот узнал правду.

– Мне тогда попадалось немало весьма странных людей, – рассказывал мне Тим. – Но это уже было просто из ряда вон. Я имею в виду его предположение… хуже не придумаешь, правда? Хотя как знать… В любом случае к тому времени я совсем ополоумел, что, пожалуй, меня и спасло. Если бы я поверил в такую судьбу дочери… Но я не мог воспринять всерьез столь безумную идею, и это только к лучшему.

Однако Адам отнесся к рассказу мистера Оно серьезно, включая информацию, которой тот поделился с ними перед уходом: адреса тайных «подземелий» покойного мистера Такамото и его предполагаемого убийцы мистера Мацуды.

Через несколько дней Адам и Ёши Курода, японский журналист, помогавший Блэкманам, отправились в логово Мацуды. Они припарковались в жилом районе Иокогамы с невысокими многоквартирными домами – в пыльном старомодном квартале, где по вечерам гуляют старушки с собачками и где не встретишь детей. Снаружи дом напоминал не камеру пыток, а обычный склад. Перебравшись через деревянный забор, Адам обошел вокруг скрытое от чужих глаз здание, пока Ёши караулил на улице. Окна были занавешены, но в щель между шторами виднелась часть комнаты. Адам заметил ковер на полу и разбросанные по нему видеокассеты.

Сильным ударом камня Уиттинтон разбил окно. Маленький и юркий, он дотянулся до шпингалета, пролез в открытое окно и впустил Ёши через входную дверь.

Они оказались в прямоугольной комнате; грязную раковину скрывала неряшливо прикрепленная за один угол простыня. Плотные шторы почти не пропускали свет, однако можно было разглядеть стулья, телевизор, видеомагнитофон и матрасы на полу, а также груды порнографических журналов и видеокассет. На этикетках красовались фотографии японских и западных женщин. Большинство кассет были фабричного производства, но попадались и самодельные.

– И еще по всей комнате валялись секс-игрушки, – с отвращением вспоминал Адам. – Фаллоимитаторы, зажимы для сосков – гадкие, нездоровые предметы. Пояса, ремни и какие-то приспособления, которых я никогда раньше не видел. Одно с трубками, которые вводят в женщину; нечто вроде фиксаторов, чтобы удерживать ноги раздвинутыми; цилиндр, размещаемый между ног.

Инструменты унижения и боли, придуманные для удовольствия.

Они с Ёши просмотрели наклейки на видеозаписях в поисках связи с Люси, но ничего не нашли. Стены оставались пустыми: никаких объявлений о пропавших без вести. У Адама колотилось сердце, ведь они находились в настоящей пыточной камере, храме сексуальной деградации, о которых многие слышали, но вряд ли захотели увидеть своими глазами. Ощущения не поддавались описанию словами. Место выглядело настолько дико и немыслимо, что почти логично было бы обнаружить здесь разгадку исчезновения Люси. Но, к своему огромному разочарованию, друзья ничего и никого не нашли. Они искали девушку повсюду и наконец добрались до самого темного уголка человеческой души, до мира наручников, экскрементов, жестокости и смерти – но Люси не оказалось и здесь. Они почти мечтали обнаружить банду садомазохистов в процессе оргии, шабаш ведьм, приносящих человеческие жертвы; раскрыть осязаемое, явное зло, связанное с насилием. Что угодно, лишь бы не полное отсутствие всяких следов Люси.

Комната выглядела безжизненной и грязной. Слой пыли покрывал блестящие вибраторы и глянцевые страницы журналов. Адам внимательно осмотрел пол, матрасы и раковину в поисках светлых волос. Ёши постучался к нескольким соседям, но ни один из них ничего не знал о квартире и о человеке, который ее снимал; никто не видел и не слышал ничего подозрительного.

Позже Ёши посетил квартиру, где умер Такамото. Там было пусто и чисто. Журналист даже отправился домой к повешенному, проехав три остановки на пригородном поезде, на котором тот каждый день ездил на работу. Дверь открыла вдова Такамото; Ёши поразили ее молодость и красота. Он представился репортером, но беседа не задалась.

– Я пытался с ней поговорить, но она только плакала, – рассказывал он. – Настоящая трагедия: у человека прекрасная жена, красивые дети и красивый дом, а его ждал такой конец. К его вдове уже приходили репортеры, и она была в отчаянии. Умоляла меня: «Пожалуйста, уходите, просто уходите». Мне стало так паршиво, что я сбежал.

Наконец Ёши поехал домой к Рюдзи Мацуде в более респектабельный пригород Иокогамы. Он уже собирался позвонить в дверь, но решил спрятаться на другой стороне улицы. Через некоторое время показался Мацуда – коренастый, энергичный на вид мужчина среднего возраста, с полным круглым лицом и короткой стрижкой. Журналист хотел подойти и представиться, но передумал. Прежде чем Мацуда уехал, Ёши сфотографировал его с сильным приближением возле дверей дома.

Но что делать с этими снимками и полученной информацией? Несколько недель Макото Оно досаждал Тиму и Адаму звонками и визитами, твердя, что убежден в причастности Мацуды к исчезновению Люси. Адам задумался о причине такой активности. С одной стороны, история выглядела убедительно, но кто знает, какие споры и вражда могли возникнуть между рассорившимися садистами?

– Макото вел себя как ребенок в собственном остросюжетном фильме, – вспоминал Адам. – Ему хотелось везде успеть. По правде говоря, он просто наслаждался происходящим. Под конец он уже всех достал, пытался контролировать расследование, указывал нам, что делать. Я бы и сделал, будь у нас достоверная информация. Но она ограничивалась россказнями японца, оседлавшего любимого конька. Мы с Тимом пересказали полицейским слова Оно. Но у них уже были имена участников общества и адрес Мацуды. О расследовании я знаю не больше вашего. Когда мы говорили с детективами, реакции не было никакой. Они выслушали нас, сделали несколько заметок, а потом выпроводили за дверь.