Первое, что мы сделали, явившись в школу, это отыскали заведующего английской кафедрой. И я, благодаря руководящим указаниям Попрыгуньи и моему таланту златоуста, сумел убедить его, что вчера у Попрыгуньи случилось нечто вроде нервного срыва – к этому времени я уже успел понять, что практически любого упоминания о загадочной женской натуре достаточно, чтобы большинство мужчин тут же превратились в безъязыких, красномордых глупцов. Ну а при объяснении с тем преподавателем, что принимал у Попрыгуньи экзамен по английской литературе, и вовсе ничего особенно преувеличивать не потребовалось.

Некоторое время он, правда, для видимости сопротивлялся, но затем согласился написать в экзаменационную комиссию, указав на отличную успеваемость девочки и ее примерное поведение в течение всего года, и попросить в порядке исключения разрешить ей пересдать экзамен. Затем он поспешно ретировался из класса, затравленно оглядываясь через плечо.

«Пять с плюсом, – похвалила меня Попрыгунья. – Давай отметим».

И мы пошли к автомату, продающему шоколадки, – как раз об этом я и мечтал, но Попрыгунья позволила мне съесть только один небольшой брусочек, хотя мне очень хотелось попробовать и другие вкусные штуки, которых там было немало. Впрочем, первый камень в фундамент наших отношений был положен, и на этом фундаменте я намеревался выстроить все великолепное здание, как только моя «квартирная хозяйка» благополучно преодолеет стоящие перед ней испытания и препятствия, следующим из которых был очередной экзамен. Так что я с легким сердцем пообещал ей выдержать все без жалоб – но при том условии, что после экзаменов она будет поступать так, как хочу я.

Этот экзамен носил весьма странное и, на мой взгляд, занятное название «Критическое мышление». Попрыгунья перед ним весьма нервничала – у нее вообще была прискорбная привычка идти на поводу у собственных чувств. Далее мы сдавали экзамен по дисциплине, именуемой «Британская политика», что предсказуемо оказалось делом на редкость скучным, если не считать раздела, посвященного войнам; этот раздел был вполне ничего, хотя нынешние войны были все же далеко не столь впечатляющими, как те, которые мне самому довелось пережить. Впрочем, оба экзамена завершились вполне успешно, и Попрыгунья пребывала в приподнятом настроении, а это означало, что мы имеем полное право распоряжаться своим временем и встретиться с Мег – может, еще и тортик съесть, если удастся.

Я очень надеялся, что Попрыгунья согласится пойти вместе со мной на это свидание, а судя по тому, что она сказала своей бабушке, можно было предположить, что уговорить ее я вполне сумею.

Мег была забавной, умной и очень милой – честно говоря, все эти качества в прежние времена меня обычно раздражали, но в данном случае они казались мне не только вполне терпимыми, но и весьма привлекательными. Ну, допустим, подобные чувства, сколь бы невнятными они ни были, возникли у меня, скорее всего, под воздействием Попрыгуньи, однако и у меня самого одна лишь мысль о том, что я смогу вскоре снова увидеться с Мег, вызывала приятную дрожь.

Мы с ней условились встретиться в «Розовой зебре», той самой кофейне, где впервые и познакомились. Правда, в Попрыгунье чувствовались определенные колебания на сей счет и одновременно какое-то странное возбуждение – по-моему, все это было у нее вызвано ощущением некоторой нереальности происходящего. Ей казалось, что она-то во всем этом живого участия не принимает, что это просто чья-то чужая жизнь, чей-то сон или мечта. Но не значило ли это, что и ей можно наслаждаться происходящим с нею, не испытывая ни вины, ни тревоги?

Довольно глупые рассуждения, по-моему. Однако начало было положено.

Мег сидела в уголке за тем самым столиком, который я уже мысленно называл «нашим». На ней была футболка с изображением акулы и ожерелье из резных деревянных бусин в виде цветочков. Не знаю, почему я обратил внимание на подобные вещи: особого значения они не имели. И все же – снова эти человеческие чувства! – в ее дешевых деревянных бусах было что-то удивительно трогательное; я даже, пожалуй, испытал за нее некоторую тревогу. Я понимаю: в моих устах это звучит смешно, но, честное слово, все так и было. Отец Лжи, Повелитель Волков, Асгардский Трикстер вдруг стал на редкость мягкосердечным и податливым.

Мег помахала мне:

– Привет, Попрыгунья!

Я с улыбкой подошел к ней, хотя то, что она называла меня Попрыгуньей, было как-то не совсем правильно. Разумеется, Маргарет никак не могла бы назвать меня моим настоящим именем – и это была одна из тех мыслей, которые с определенных пор вызывали во мне некое странное ощущение, которому я пока не мог дать должное определение. Черт бы побрал все эти человеческие чувства и ощущения! Да для того, чтобы каждое из них описать, потребовалась бы целая библиотека! Почему бы, собственно, не относиться к этому проще? В этом мире достаточно удовольствий, чтобы заполнить каждый час человеческой жизни. Так для чего тратить столько драгоценного времени на сомнения, боль и одиночество?

Итак, мы заказали торт с вишнями и стали рассказывать друг другу, как провели день и какие книги читали в последнее время, касаясь и таких сложных тем, как британская история, военное искусство и жизнь во всей ее абсурдности. Я был забавен, Попрыгунья казалась абсолютно искренней (догадываюсь, что человеку только и остается быть искренним, если он не умеет хотя бы казаться забавным), и нам, честно говоря, удалось совместными силами весьма успешно «атаковать» Мег. Она, разумеется, понятия не имела, что мы собой представляем, но, как я уже говорил, отличалась проницательным умом, а ее золотистые глаза были способны видеть удивительно глубоко.

– Ты такая странная, – сказала она наконец. Мы к этому времени уже покончили с тортом. – Словно одновременно и старая, и молодая. Весело смеешься, а через минуту уже грустишь.

– Я грущу? – удивился я. – Да никоим образом я не грущу! А сегодня, пожалуй, у меня и вовсе самый счастливый день за последние пятьсот лет!

Мег рассмеялась.

– Вот видишь! Именно это я и имела в виду. И потом, я никогда не могу быть до конца уверена, шутишь ты или нет.

– Ну, это действительно была шутка, – поспешила заверить ее Попрыгунья, довольно больно под скатертью ущипнув меня – или себя? – за ляжку.

Мег снова рассмеялась.

– Приятно слышать, иначе столь значительная разница в возрасте могла бы составить для нас определенную проблему. – И сразу же, заметив, что после ее слов Попрыгунья стала буквально сама не своя, прибавила: – Нет, я, конечно же, сразу догадалась, что это была шутка. Ты вообще, как я поняла, пошутить любишь.

И она протянула мне руку, а я ее пожал, хоть и почувствовал легкое сопротивление Попрыгуньи. Но и моя хозяйка в итоге поддалась обаянию Мег; она, пожалуй, даже вздохнула с облегчением, словно в ее душе наконец-то распахнулась некая дверца, с давних пор запертая на замок. «Вот и хорошо, – подумал я. – Пусть хоть немного расслабится».

И тут Мег, заметив мои забинтованные руки, с ужасом спросила:

– Что случилось?

Черт побери! А ведь мы с Попрыгуньей специально выбрали одежду с длинными рукавами, чтобы скрыть бинты на запястье. Но Мег все-таки сумела их заметить. Я уже собрался ответить, но Попрыгунья меня опередила.

– Да, я иногда делаю всякие такие вещи, – с заносчивым видом сообщила она, – и все пытаюсь от этой скверной привычки избавиться!

«За каким чертом тебе понадобилось говорить об этом?» – разозлился я. В ответ Попрыгунья, как бы пожав плечами, снисходительно пояснила: «Именно потому, что она такая милая. И потому что врать я не люблю».

«Ну извини. – Я поспешил пойти на попятный. – Хотя меня вообще-то считают прародителем всех лжецов, и я с полным основанием могу тебя заверить: честность в мире явно переоценивают, а в нашем положении она и подавно ведет к полному провалу. Так что очень тебя прошу: держись заданного сценария, если не трудно, и вообще завязывай с подобными признаниями, договорились? Вспомни, что мы пришли сюда, чтобы развлечься, приятно провести вре…»

Но Попрыгунья не дала мне закончить.

– Послушай, Мег, – тихо сказала она. – Ты мне действительно очень нравишься. Правда-правда. Но я не уверена, что прямо сейчас завязать с кем-то новые отношения – это хорошая идея. Нет, только не сейчас!

– Это еще почему? – Мег в полном изумлении подняла брови, но смотрела на Попрыгунью по-прежнему ласково.

– Потому что я… это не совсем я, – сказала Попрыгунья.

Я попытался вмешаться: «Какого?..» Но она опять помешала мне.

– Там, в «Пламени», я была совсем другим человеком. Поверь, такой я бываю далеко не всегда. Но и притворяться перед тобой не хочу.

– Я поняла, – кивнула Мег. – В этих делах ты новичок.

Попрыгунья молча посмотрела на нее и кивнула.

– Ну и ничего страшного, – сказала Мег. – Пойми, я знаю, о чем говорю. И нам совсем не обязательно что-то такое делать, можно ведь просто разговаривать. Или танцевать. Или есть торт. Все это уже очень хорошо. И пусть все развивается так неспешно, как лучше тебе.

Я издал внутренний вопль. «О боги! Я просто поверить не могу, что ты на это решилась! А я-то считал тебя просто своим «носителем», просто телом, в котором я временно обитаю. А ты похожа на самый большой в мире куст крыжовника: полезешь за ягодкой и угодишь в ловушку. Теперь в ситуации «ménage à trois» мне, похоже, отведена роль третьего, которому и смотреть-то на остальных двоих не хочется».

А Мег, помолчав, спросила:

– Ну что, такой вариант тебя устраивает?

Несколько мгновений Попрыгунья колебалась, я это чувствовал. Мег явно ей нравилась. Мало того, ее к ней тянуло – причем не менее сильно, чем меня самого. В этой девушке и впрямь было нечто притягательное. Нечто на редкость теплое, доброе, милое. Я попытался определить для себя, в чем же тут дело. Ведь Мег отнюдь не принадлежала к тому типу женщин, который меня обычно привлекает. Никакой косметики, никаких украшений. Только скромненькие деревянные бусы да пышные волосы, завивающиеся мелкими спиральками и облаком окутывающие ее лицо. Нет, она, конечно, была очень даже ничего, но я встречал и куда более красивых женщин. Причем немало. Но именно эта почему-то действовала на меня гораздо сильнее. И совсем по-другому. А потому затмевала всех прочих красавиц, вместе взятых.

Наконец Попрыгунья решилась. Вздохнула, тихонько сказала: «Да, устраивает», и Мег ободряюще ей улыбнулась.

– Вот и хорошо. А знаешь, что я тебе скажу: хоть вчера вечером ты мне и показалась симпатичной, но сейчас ты мне нравишься гораздо больше.

– Правда? – Попрыгунья была явно поражена этим признанием.

«Что-что?» – попытался снова влезть я, но Мег уже продолжала:

– Понимаешь, вчера ты словно чью-то чужую роль играла. И я это сразу почувствовала. Это было забавно, но не больше. А мне бы хотелось узнать, какая ты настоящая.

Попрыгунья подняла глаза, робко протянула руку и нежно погладила ее по щеке.

«О, так ты решила вести серьезную игру? Ну что ж, хорошо. Но если ты думаешь, что она…»

«Заткнись, Локи», – оборвала меня Попрыгунья.

Губы у Мег оказались теплыми, нежными, а от кожи исходил слабый аромат миндаля. И я – а точнее, Попрыгунья – от ее близости мгновенно покрылся мурашками.

«Слушай, ну что ты все время тут торчишь! – возмутилась Попрыгунья. – Дикость какая-то! Может, все-таки уберешься куда-нибудь? И хоть на время исчезнешь?»

Ну, меня не так-то легко заставить лишиться дара речи. Но тут я действительно его лишился. И дело вовсе не в том, что Мег, похоже, предпочла Попрыгунью, а не меня – она, видимо, сочла ее более искренней, ну и ради бога! – а в том, что я наконец-то увидел Попрыгунью в действии, и, начав действовать, она неожиданно и решительно заняла мое место.

«Ты все еще там?» – с явным упреком осведомилась Попрыгунья.

Я только вздохнул. «Ладно. Как скажешь». Сейчас было не место и не время вступать с ней в споры, так что я попросту отодвинулся в самый дальний уголок нашего общего мысленного пространства, чтобы не быть свидетелем этой чудесной сцены соблазнения со всеми ее неожиданными ощущениями, переживаниями и радостями. Теперь мне, как последнему идиоту, оставалось только одно: попытаться определить характер тех чувств, что буквально хлынули в мою душу. Это были, безусловно, чисто человеческие чувства, но столь беспорядочные, мрачные и, в общем-то, совершенно мне не нужные, что я никак не мог понять: зачем людям дано испытывать подобные чувства? Ведь никакой полезной цели они не служат. Однако повсюду вокруг себя я видел в памяти Попрыгуньи такие невеселые директории, как ОДИНОЧЕСТВО, СТРАСТНОЕ ЖЕЛАНИЕ, УТРАТА; эти названия обступали меня, точно сомкнутые ряды мертвецов. Веселенькое сравнение. И очень человеческое. Я решил избавиться от подобных мыслей и воскресить в памяти воспоминания о вишневом торте, но это почему-то вызвало у меня легкую тошноту, и я снова стал думать о Мег, но тут вдруг заметил, что она встала и спрашивает у Попрыгуньи:

– Знаешь, я бы хотела кое-что тебе показать, ты как к этому отнесешься? Нормально?

Попрыгунья радостно кивнула.

– Конечно! А куда мы пойдем?

Мег улыбнулась.

– Это сюрприз. Но поверь: тебе очень понравится.

Мне-то пока нравилось абсолютно все, связанное с Мег. И я полагал, что вряд ли по какой-то причине на этот раз будет иначе. Так что мы следом за ней вышли на улицу и через весь город направились к Замковому Холму, с вершины которого казалось, будто закатное солнце опускается прямо в огромную огненную чашу.