«Мой сын»? Ну разумеется, он имел в виду Тора! И я сразу почувствовал, какой интерес вспыхнул в душе Попрыгуньи. Она, естественно, не пожалеет сил, чтобы помочь нашему Красавцу. Странно, что она вообще ухитрилась как-то с моим присутствием смириться.

– Но ведь Тор в этой игре не настоящий, – попытался возразить я. – И вообще не живой. Это всего лишь некая конструкция, состоящая из множества пикселей и мимолетных фантазий.

Один покачал головой.

– Ты не совсем прав. Сядь, успокойся и попробуй сосредоточиться. Обещаю, вскоре тебе все станет ясно.

Я пожал плечами и сел, уставившись на темный экран той штуковины, которую Попрыгунья мысленно именовала монитором. А Один – или Эван? – вручил мне некий черный предмет («Это игровая панель», – пояснила Попрыгунья), на котором были высечены незнакомые руны.

Собака, высунув язык до полу, торчала рядом и с надеждой на меня посматривала.

– Ну и как в это играют? – спросил я.

– А ты и не будешь играть. Играть будем мы, – сказал Эван, и, судя по выражению его лица, в котором явственно чувствовалось то ли присутствие, то ли, наоборот, отсутствие чего-то, я понял, что разговариваю с настоящим хозяином этого тела, а не с его «жильцом», мошенническим образом туда пробравшимся. А он, обращаясь к Попрыгунье, прибавил: – Игра будет довольно сложной, так что тебе придется полностью мне довериться. Согласна?

Она лишь молча помотала головой. Но я-то мог читать ее мысли, и там, в глубине, среди смятения, гнева и всевозможных подозрений, по-прежнему теплилась ее непреходящая вера в Эвана, – вот и я точно так же когда-то верил в Одина, даже когда он, ублюдок чертов, уже замыслил предать меня врагам.

В голосе Эвана послышалась настойчивость:

– Попрыгунья, скажи: ты действительно считаешь, что я способен хоть чем-то тебе навредить?

Она снова энергично помотала головой.

– Клянусь, у нас все получится, – сказал он. – И никаких фокусов, никакого обмана и прочего дерьма. Обещаю.

О, если б я получал по золотому кольцу каждый раз, когда Один обещал мне нечто подобное! Да у меня теперь было бы столько золота, что я мог бы и с самим карликом Драупниром посоревноваться! Попрыгунья, может, и поверила словам Эвана, но ведь я-то знал, что под обличьем этого юноши по-прежнему скрывается Один, двуличный, двоедушный Один, каким он не раз бывал когда-то. А со мной можно только так: обманешь меня один раз – и пусть тебе будет стыдно. Но уж если ты и во второй раз меня обманешь, тогда берегись: я способен голыми руками вырвать из твоего тела позвоночник и прыгать через него, как через скакалку.

– Прошу прощения, – вмешался я, – но нельзя ли узнать, моя-то роль во всем этом какова?

И Эван – или Один? – пристально глядя мне в глаза, сказал:

– Ты же ухитрился как-то попасть в игру «Asgard!», так вот, мне бы очень хотелось узнать, как тебе это удалось.

– Я заключил временный союз.

– С кем?

И я вкратце рассказал, как Йормунганд, проломив стены Черной Крепости, вместе со мной вырвался на свободу. Однако же я благоразумно умолчал о том, что в настоящее время Мировой Змей затерялся где-то на просторах этого электронного Асгарда.

Один – или Эван? – внимательно меня выслушал, и я заметил, что в глазах его светится, пожалуй, искреннее восхищение. Лохматый белый пес сидел, прижавшись к его ногам, и выжидающе потряхивал вываленным языком.

– Попрыгунье удалось вытащить тебя из игры только потому, – сказал Один, – что ты как-то сумел проникнуть в ее мысленное пространство. А теперь ты вернешься в игру и постараешься установить точно такую же связь с Громовником.

– С Тором? С этой Чугунной Башкой? Ни за что! – запротестовал я. – Ты что, забыл, сколь «дружески» мы с ним расстались? И ты хочешь, чтоб я согласился еще и общее пространство с ним делить? Мало того, что я и так вынужден делить и тело, и мысли с их исходной хозяйкой, хоть это и страшно неудобно, но уж делить все это еще и с тем, кто обещал оторвать мне голову и использовать ее в качестве стоппера для дверей, я совсем не намерен!

– Не беспокойся. – Это снова был Один – я легко определил это по характерному блеску его единственного глаза (кстати, когда у него так блестит глаз, это признак в высшей степени ненадежный: он может пообещать все, что угодно, но в конце тебя непременно будет ждать Смерть). – Я ведь уже сказал, Капитан: у меня есть план.

Я только поморщился. У меня вызывало сомнения даже не столько существование этого плана, сколько те бесконечные неудобства и неприятности, с которыми будет связано его воплощение в жизнь. По опыту прошлых лет я знал, как это ужасно – жить вместе с Тором. Он был страшно неряшлив, вечно страдал от избыточного количества газов в кишечнике и явно питал склонность к насилию, особенно в отношении Искренне Вашего. И потом, мне было вполне хорошо и в моем нынешнем обличье. Меня вовсе не привлекала перспектива отказаться от этого – пусть даже на один час! – и вновь нырнуть в электронные глубины игры «Asgard!».

– А что, если я там застряну? Что, если меня убьют? – вяло сопротивлялся я.

– Не сомневаюсь, ты в любом случае найдешь возможность вернуться обратно, – бодро заявил Один. – Ну что, ты готов?

– А тебе как кажется?

– Мне кажется, что сейчас ты скажешь: заставить тебя вновь вернуться в игру «Asgard!» нам будет ничуть не легче, чем заставить змея Йормунганда надеть фрак и котелок и учиться танцевать фанданго.

– Как хорошо ты меня знаешь, брат! – язвительно заметил я.

Он улыбнулся.

– И все же иного пути нет. Для осуществления моего плана необходимо присутствие Громовника.

– Ну так сам за ним и отправляйся, – предложил я. – А я обещаю к твоему возвращению пиццу приготовить.

Один покачал головой.

– Боюсь, что из этого ничего не получится. У Эвана, хозяина моего физического тела, попросту силенок маловато. И присутствие в его ментальном пространстве не одного, а сразу двух чужеродных существ может оказаться для него смертельно опасным. Так что придется все-таки отправить туда Попрыгунью. Но я обещаю вам обоим, – поспешно прибавил Один, поскольку Попрыгунья тут же снова начала протестовать, – что это станет одним из необходимых шагов к нашему освобождению, и мы наконец сможем оставить позаимствованную на время плоть и вернуть себе прежний, истинный облик.

Будь он проклят! Слова истинный облик – это приманка, насаженная на острый рыболовный крючок! Но наш Старик прекрасно знал, что перед подобным искушением мне не устоять. Изо рта у меня так и посыпались проклятья на языке Хаоса. Один терпеливо ждал.

– А что, такая возможность действительно существует? – осторожно спросил я.

Он кивнул.

– Да. Клянусь.

Я вздохнул.

– Ладно, я согласен. И давайте поскорее начнем. – Я лишь коснулся игровой панели, а потом позволил Попрыгунье вновь стать полновластной хозяйкой собственного тела. Сам же я постарался как можно скорее достигнуть того странного состояния, более всего похожего на транс или сон, благодаря которому и способен был перенестись в мир игры «Asgard!», переливающийся, как мыльный пузырь.

Несколько секунд мне казалось, что у нас ничего не получится. Потом плоский экран передо мной замерцал, ожил, и как раз в тот момент, когда я уже начал говорить Одину, что ничего не выходит, передо мной вдруг возникли небо Асгарда, мост Биврёст и равнина Идавёлль; потом я ощутил сильное головокружение, словно опять вниз головой падая с Радужного моста… и понял, что расстался с телом Попрыгуньи и стою перед воротами Асгарда в ином, почти узнаваемом обличье.

Послышалась громкая военная музыка, и на небосклоне возникли слова:

И снова Асгард стал разворачиваться передо мной, подобно гигантскому знамени из царства Сна. Опять загремела музыка, и я прочел:

Что ж, это вносит дополнительную ясность, подумал я. Ведь если б мне предложили выбирать, кого из богов оживить, уж Тора-то я бы точно не выбрал. И все же с этим выбором придется смириться, если я хочу вновь обрести свое бессмертное обличье. Кроме того, у меня, разумеется, имелся и свой собственный план. Странно: неужели Один мог поверить, что у меня никакого плана нет вовсе?

Итак, я занял соответствующую позицию и стал ждать нашего Силача и Красавца. Долго ждать не пришлось. Старый приятель явился предо мной в клубах дыма, сопровождаемый раскатами грома и завыванием гитар. Как ни странно, выглядел он почти как прежде: рыжая борода, свинячьи глазки, крошечные мозги и прямо-таки написанная на физиономии жажда убийства.

Должен сказать, что не вижу особого смысла в таких играх, как «Asgard!». По-моему, в настоящем, физическом мире и без того слишком много насилия, чтобы отправляться на его поиски куда-то еще. Кроме того, хотя виртуальный мир игры тоже представляется нам во многих отношениях реальным, обычные законы и правила там все же не действуют. Там, например, совершенно неправильно интерпретированы мои многочисленные таланты и возможности – Попрыгунья, скажем, была уверена, что я в своем электронном обличье способен без конца метать во врага рунические стрелы, прикрываясь руническим щитом, или одним прыжком преодолевать огромные пропасти, но есть, спать и заниматься сексом мне совершенно не нужно; в игре не предусматривалось для меня даже такой простой вещи, как возможность почесать себе нос.

Я огляделся в поисках того гоблина-лизоблюда, которого заметил в прошлый раз, оказавшись в игре, но его нигде видно не было. А может, он просто где-то затаился. Мировой Змей тоже не показывался, хотя я чувствовал, что он поблизости и непременно объявится в самый неподходящий момент.

Одним мощным прыжком я вскочил на парапет, полагая, что оттуда смогу наилучшим образом использовать свои возможности в случае нападения Тора, но убивать его я все же не собирался. Не думаю, впрочем, что у меня вообще существовал в этом отношении какой-то выбор – судя по всему, правила игры позволяли этому воплощению Тора сколько угодно раз умирать и воскресать без каких бы то ни было болезненных последствий.

А вот в том, что сам я сумею выжить, я был уверен гораздо меньше. Насколько я сумел разобраться, мой пиксельный двойник, как и двойник Тора, мог без конца умирать и возрождаться, но настоящий Локи – точнее, сама его суть, не так давно обретшая убежище в теле Попрыгуньи, – этому правилу вовсе не подчинялся. Так что я запросто мог угодить куда-нибудь в царство Снегов и Льдов, если бы что-то пошло вразрез с моим планом. А потому я, стоя на крепостной стене, с изрядной долей беспокойства ожидал встречи с этим псевдо-Тором и все пытался придумать, как же мне все-таки вступить в контакт с разумом Громовника.

А потом времени на размышления не осталось – заметив меня, псевдо-Тор тяжелой поступью двинулся в атаку, держа в руках грозно поднятый молот. От его шагов, казалось, содрогался весь мир.

«Беги, о мерзкое порождение Хаоса, пока я…»

– Эй, погоди-ка минутку! – воскликнул я. – По-моему, это мы давно уже проехали? И все наши прежние размолвки остались в прошлом? И потом, кто бы там ни писал для этой игры наш диалог, он понятия не имел, как свойственно выражать свои мысли настоящему Тору. Ведь речь настоящего Тора вряд ли можно было бы назвать достаточно внятной, даже если в кои-то веки его рот и не набит битком какой-нибудь жратвой. Так что забудь пока об этом поистине достоверном образе, и давай поговорим как следует, а не словами, выдуманными каким-то человеком в брюках.

Издав нечленораздельный гневный рев, псевдо-Тор ринулся ко мне, совершив поистине гигантский прыжок, и сразу очутился совсем рядом со мной, практически на расстоянии поцелуя.

Впрочем, я успел вовремя заслониться руническим щитом, а затем, приседая и уклоняясь от ударов, спокойно обратился к Громовнику:

– Я – Локи. Ты меня еще помнишь? Мы же с тобой только вчера встречались, хотя и мимолетно. Здесь же, в игре.

Тор испустил какой-то придушенный вой – казалось, бык пытается проглотить обыкновенную кошку.

Я качнулся в сторону, уходя от очередного удара, и снова попытался воззвать к его разуму:

– Ну дай же мне, наконец, передохнуть! Ведь я здесь, чтобы тебе помочь. Меня Один сюда послал.

«Он, наверное, ничего не помнит, – еле слышно прозвучал у меня в ушах далекий голос Попрыгуньи. – Он с тех пор по крайней мере в тысяче игр поучаствовал».

– В «Asgard!» играет так много людей? Ничего себе! – искренне удивился я.

«Ну вообще-то «Asgard!» – очень популярная игра».

И в эту секунду молот Тора обрушился буквально в шести дюймах от моей головы, так что я был просто вынужден выстрелить в него тяжелой арбалетной стрелой, сотканной из рун, иначе этот удар размазал бы меня по парапету.

Тысяча игр! Тысяча смертей! Ничего удивительного, что Тор был совершенно сбит с толку. То есть его, конечно, никогда нельзя было назвать интеллектуальным гигантом, а малейшая растерянность обычно лишь добавляла ему агрессивности. Я прыгнул куда-то вверх – возможно, на какой-то выступ, а может, на какой-то более высокий уровень (если, конечно, мы все еще находились в игре), – полагая, что обрету более выигрышную позицию. И потом, какое-никакое уменье моей хозяйки играть в эту игру подсказало мне, что там имеется оружие, которым я мог бы воспользоваться.

Тор зарычал и последовал за мной. Для такого громилы лазал он очень неплохо.

– Я здесь затем, чтобы помочь тебе, – повторил я, когда Тор начал в гневе один за другим швырять вниз, на раскинувшуюся под горой долину, камни из парапета. Потом я не выдержал и, чувствуя, что вот-вот и сам полечу следом за этими камнями, отчаянно завопил: – Клянусь! Меня сам Генерал сюда послал!

Псевдо-Тор снова зарычал, парапет под ним начинал рушиться, а с небес вновь грянула боевая музыка, показавшаяся мне совершенно неуместной.

«Давай, – раздался в дальнем уголке моего сознания голос Попрыгуньи, – давай же! Тебя ведь все таким умником считали!»

– Мне казалось, что это ты в случае чего должна помешать ему меня убить! – сердито заметил я.

«Нет, – возразила Попрыгунья, – с Тором ты сам должен разобраться. Ну а меня вполне устраивают оба варианта».

Ничего себе! Это и впрямь был удар ниже пояса. Ее слова болью отозвались в моем сердце. Как она могла – после всего, что я для нее сделал! Я наспех порылся в ее мыслях, связанных с игрой, надеясь найти хоть какие-то знания, способные помочь мне в битве с Тором, и отыскал некое заклятие, которое меня буквально окрылило. Правда, я к таким крыльям совсем не привык – уж больно они были велики и неуклюжи; они скорее походили на крылья дракона, а не птицы, но все же сумели унести меня от беды. На этих крыльях я вознесся прямо на мост Биврёст, который был настолько похож на настоящий, что у меня просто сердце защемило; с другой стороны, я прекрасно понимал, что он не настоящий, и от этого сердце у меня щемило еще сильней.

Вдруг вокруг меня вспыхнули яркие лучи радужного света, пиками пронзая небеса, и я почувствовал, что моя «пикселированная» душа готова к сражению. Опасность, конечно, была велика, и все равно оказалось очень приятно вновь оказаться на поле брани! Вы, возможно, считаете меня существом скорее интеллектуального склада, не слишком склонным к простым физическим действиям, так что, с вашей точки зрения, приходить в восторг от предстоящей смертельной схватки мне вовсе не следовало бы. Однако я испытывал именно восторг, предвкушая ее. Я всегда наслаждался участием в сражениях. Именно поэтому колдунье Гулльвейг-Хейд и удалось переманить меня на свою сторону, когда она задумывала Рагнарёк.

И меня на мгновение охватила ностальгия. Да, прекрасная, безжалостная, лживая насквозь Хейди поистине была воплощением всего того, чем я всегда восхищался! И если бы она тогда не предала меня… великие боги, чего мы с ней могли бы достигнуть!

Я понял, что невольно произношу вслух эту строфу Пророчества Оракула, и голос мой прямо-таки звенит над разрушенной крепостной стеной. Я и позабыл, сколь могущественными казались эти слова в дни нашего братства. Сколько в них таилось силы, сколько тайны и гибельных предчувствий.

Я посмотрел вниз: псевдо-Тор, уже приближавшийся к опорам моста, вдруг словно застыл в полупрыжке. «Интересно, – подумал я, – неужели он тоже вспомнил?»

– Ты помнишь, как это было? – крикнул я ему. – Помнишь, как величественно надвигался на Асгард Флот Мертвых? Помнишь дымную вонь костров и вой волков-демонов?

Тор поднял голову и посмотрел на меня. Глаза его так сверкали, что казалось, из них сыплются искры. А затем очень медленно он начал подниматься ко мне.

Я попытался воздействовать на него еще одной строфой Пророчества:

Тор зарычал и стал взбираться быстрее. И теперь, когда он был уже довольно близко от меня, я заметил, что в глазах его светится, пожалуй, нечто большее, чем просто звериная ярость. Пожалуй, это было похоже на… ум!

Разумеется, определить, насколько Тор умен, всегда было трудно, почти невозможно. Во всяком случае, в своем прежнем обличье «гигантом мысли» он точно никогда не был. Но сейчас перед ним все-таки стояла вполне конкретная цель, и он явно произвел в мозгу кое-какие расчеты, хотя еще несколько секунд назад об этом даже не думал.

– Слушай, я тебя просто не узнаю! – насмешливо воскликнул я. – Неужели это действительно ты? Может, теперь все-таки уделишь мне внимание?

Но Тор продолжал молча карабкаться на мост, и выражение лица у него было чрезвычайно сосредоточенным. Теперь, находясь уже совсем близко от меня, он весь светился ярким, пурпурно-красным и золотистым сиянием. Мне было слышно, как тяжело, с хрипом он дышит – словно толстый ствол дерева пилит.

– Ну же, давай скорей, – подбодрил я его. – Настоящий Тор никогда не стал бы так медлить.

Тор как-то странно хмыкнул, ухитрившись соединить в этом звуке ярость и некое удовлетворение, а потом тихо промолвил:

– Да, это и впрямь ты. А я думал, что все еще вижу сон.

И он, совершив последний могучий прыжок, приземлился на мосту точно напротив меня. На мой взгляд, это не слишком соответствовало действительности: ведь в былые времена Тору было запрещено пользоваться мостом Биврёст. Запрет был наложен после одного неприятного случая, когда Тор повредил мост, проезжая по нему на своей повозке, запряженной козлами, а перед этим он до ушей накачался пивом и сожрал половину жареного быка; впрочем, даже когда наш здоровяк бывал трезв, он тоже не отличался ни особой ловкостью, ни легкостью движений.

Впрочем, сейчас все это значения не имело. Главное было сделано: Тор стоял на Радужном мосту в обличье истинного Громовника, вполне очнувшийся ото сна, настороженный, выжидающий и, как всегда, готовый убивать.

«Ты его уже заманил?» – услышал я нетерпеливый и возбужденный голос Попрыгуньи. И сразу же вокруг нас снова, как и при моем первом появлении в мире игры, засияли огни, загремели фанфары, а в небесах появилась огромная надпись:

Что ж, яснее, кажется, и быть не могло. Спасение Тора всегда было главной целью Старика. Какое же разочарование его, должно быть, постигло в тот раз, когда вместо сына перед ним появился я! И как хорошо он сумел скрыть свое удивление! Как умело обвел меня вокруг пальца, отправив сюда!

«Доверься мне. У меня имеется некий план» – так он мне сказал, и я этому поверил. Но до конца ли я ему доверял? Доверять Одину? Да за кого он меня принимает? Десять против одного – он планировал принести меня в жертву ради спасения Тора! Он даже готов был снова отправить меня в Нифльхейм, лишь бы дать своему сыну возможность возродиться во плоти. Я практически сразу об этом догадался – с того самого момента, как он назвал меня Капитаном. О да, я, разумеется, притворялся, будто колеблюсь – мне нужно было заставить Одина поверить, что я на его стороне, – но, честно говоря, это было оскорбительно. Подозрительность – одно из главных моих свойств и одно из моих имен. А потому я с самого начала, конечно же, ожидал со стороны Одина предательства и, разумеется, строил ответные планы.

Вновь загремела боевая музыка. Тор стоял от меня так близко, что его ничего не стоило коснуться…

«Давай! – услышал я нервный голос Попрыгуньи. – Скорей хватай его за руку!»

Это означало, что мне пора действовать: переправить Тора в мир Попрыгуньи, где он займет мое место внутри нее, а самому в очередной раз остаться безо всякой помощи в царстве Сна. Нет, я не стал хватать Тора за руку. Собравшись с силами, я командным голосом призвал Йормунганда, своего чудовищного отпрыска:

«Эй, Йорги! Давай сюда!»

Я знал, что он откликнется, даже если успел уже выползти на сушу. И потом, связь между нами была настолько прочна, что он не посмел бы ослушаться моего призыва. Кроме того, с каким бы подозрением Йорги ко мне ни относился, он бы ни за что не упустил возможности поквитаться со своим давним смертельным врагом. Я, во всяком случае, очень на это надеялся.

«Что ты делаешь?!» – заверещала Попрыгунья.

Я не обратил на нее внимания и снова мысленно призвал Йормунганда, держа Тора на расстоянии вытянутой руки: «Сюда! Скорее сюда, пожиратель ила!»

Откуда-то снизу донесся грохот: там явно что-то двигалось.

«Пожалуйста, – теперь голос Попрыгуньи стал умоляющим. – Пожалуйста, Локи, не делай этого!»

«Доверься мне, – сказал я. – У меня имеется некий план. И он, между прочим, гораздо лучше того, что был у Генерала».

И, набрав полную грудь воздуха, я закричал что было силы: «ЭЙ, ЙОРГИ! СЮДА! ПОЙМАЙ МЕНЯ!»

Змей, должно быть, лежал в полудреме, обвивая своим телом нижнюю часть стен Асгарда, но после этих слов он буквально взвился в воздух и со скоростью бурной реки Сновидений ринулся к нам.

«Нет, пожалуйста, не надо…» – лепетала Попрыгунья.

Я улыбнулся и успел сказать лишь:

– Передай Одину, что отныне уже он будет вынужден доверять мне! – И тут Мировой Змей разинул свою чудовищную пасть, после чего практически одновременно произошло несколько вещей: Тор наконец заметил змея, и на лице его постепенно проступило выражение крайнего изумления; Йормунганд издал могучее шипение; а я, крепко обхватив Тора руками, столкнул его с Радужного Моста. Мы оба упали прямо на спину змея, как раз в то место, где его шипастая башка соединялась с шеей, и он снова зашипел, содрогаясь всем телом, но я, крепко вцепившись в его гриву, отправил его в полет, в точности как когда-то, когда мы с ним стремились вырваться из реки Сновидений. Разумеется, он сопротивлялся: молотил хвостом, свивался в кольца и всячески пытался нас сбросить, так что Громовник был вынужден сам ко мне прижаться и обхватить меня руками. Мы поднимались все выше и выше, прямо к той надписи в небесах, к тому порогу, за которым игра кончалась…

– К чему это предательство? – спросил Тор и вдруг зажал мне горло согнутой в локте рукой, не давая дышать.

Вскоре перед глазами у меня начали расцветать красные цветы, и я понял, что жить мне осталось всего несколько секунд. Но мне, собственно, и нескольких секунд было вполне достаточно. Собрав всю свою волю до последней капли и стараясь не обращать внимания на сокрушительную хватку Тора, я продолжал мысленно подталкивать Мирового Змея к тому сияющему порогу, за которым кончалось царство Сна. Он поднимался все выше и выше над Асгардом, и наконец надпись в небесах возвестила:

В ушах у меня прозвенел протестующий вопль Попрыгуньи, затем – далеким эхом – голос Эвана, и я вновь оказался в своем прежнем теле, точнее в теле Попрыгуньи, а рядом скакала та белая собачонка, лаяла как сумасшедшая и все пыталась тяпнуть меня за щиколотку.

– Что же ты сделал? – Этот вопрос Одина прозвучал одновременно и мягко, и грозно. – И где мой сын?

Я изобразил удивление.

– То есть как? Разве в твой план не входило мое возвращение в тело прежней «квартирной хозяйки»? И разве ты не хотел одновременно со мной вернуть сюда Тора, поместив его в то единственно доступное тело, которое в данный момент никем из богов не занято?

Один невольно опустил глаза и уставился на свою лохматую собачонку.

– Твинкл? – окликнул он песика голосом Эвана.

Твинкл даже перекувырнулся от восторга и залаял.

Я улыбнулся. Собственно, свою миссию я выполнил (хотя и не в полном соответствии с планом Одина), так что пусть этот ублюдок Тор будет доволен тем, что вообще остался жив. И пусть теперь скрипит зубами от злости, существуя в собачьем теле!

Ну а лохматый Твинкл, насколько я мог заметить, никак не мог толком осознать, что же с ним произошло. Я даже, пожалуй, ему посочувствовал. Но в нашем мире всегда было так – один бог пожирал другого, – и если бы мы с Тором поменялись местами, то я сильно сомневаюсь, что он проявил бы ко мне хоть каплю сочувствия, не говоря уж о жалости. В общем, решив, что сожалениям тут не место, я направился к холодильнику и, стараясь не рассмеяться, спросил:

– Пожалуй, после такой работы неплохо бы пожрать, верно? Кто хочет пиццы?