Настоящая любовь
Все трое поднялись наверх, в мавзолей кожемышей, в котором вампиры в это время суток крепко спали. Стократный храп сопровождал их путь, в помещении стоял такой жуткий запах, что они поторопились поскорее выйти на крышу.
На крыше Ицануэлла так же окаменела, как и в первый раз, и схватилась за грудь.
– Разве это не чудесно? – воскликнул Айспин. – Отсюда можно увидеть все, до самых Синих гор. Здесь кажется, что до них рукой подать.
– Да, замечательно! – тяжело дыша, проговорила Ицануэлла. Она шаталась, и ее веки дрожали.
Вид был, как всегда, захватывающим, но на сей раз он оставил Эхо равнодушным. На кон было поставлено все. Как можно было при этом наслаждаться панорамой?
– Только если ты предварительно проходишь через затхлый мавзолей кожемышей, – сказал Айспин, – крыша полностью раскрывает все свои возможности. Каждый раз, когда я оказываюсь здесь, наверху, меня словно подменяют. К сожалению, в последнее время я редко бываю здесь.
– Это… чудесно, – прохрипела ужаска. Она вцепилась пальцами в свое цветочное платье.
«Ей надо преодолеть свой страх, – подумал Эхо, – прежде чем она выскажет ему свое желание. Она должна сказать это самоуверенным голосом, а не в таком состоянии, когда у нее пересохло в горле».
Айспин несколько раз глубоко вздохнул. Потом он показал вниз:
– Ты видишь Следвайю? – спросил он Ицануэллу. – Город кажется таким мирным. Отсюда, сверху, все выглядит так, будто в мире нет зла. И при этом в каждом отдельном доме живет кто-то, кто меня ненавидит.
Он засмеялся.
– А почему они меня ненавидят? Потому что они меня боятся. С другой стороны, я вынужден заставлять их испытывать страх, чтобы держать в узде, чтобы они не пришли сюда и не разорвали меня на куски. Заколдованный круг. Если бы ты знала, как я устал от этого. Как меня это утомляет.
Мастера ужасок охватило, видимо, философское настроение, на что Эхо и рассчитывал. Сейчас главное – не торопиться и сохранять самообладание! Ужаска должна успокоиться. Нужно выждать подходящий момент.
– Я хочу еще раз увидеть молочное озеро, – сказал Эхо робко.
Айспин посмотрел на него сверху вниз.
– Оно тебе понравилось, не так ли? – ухмыльнулся он. – Я уже подумал о том, что ты наверняка захочешь взглянуть на него еще раз. Оно заполнено свежим молоком.
Он повернулся к ужаске.
– Ты хочешь пойти с нами, мое сокровище? Дорога туда немного изнурительна.
– Нет, спасибо! – поспешно отмахнулась Ицануэлла. – Я лучше останусь здесь и полюбуюсь панорамой города.
– Тогда мы пошли, – скомандовал Айспин. Он слегка отпустил цепочку и на лестнице пропустил Эхо вперед. Постепенно становилось теплее, а ветер усиливался, как и предполагал мастер ужасок.
– Может быть, ты не поверишь, – сказал старик, – но мне будет недоставать твоего общества. Твое пребывание здесь очень благотворно подействовало на меня, и я с большой неохотой отказываюсь от этого.
– Очень лестно, – ответил Эхо. – Но ты ведь можешь еще передумать.
– Если бы это было так просто, – вздохнул Айспин. – Но все уже решено. Варево должно быть приготовлено сегодня!
– Ты действительно уверен, что это сработает? Что эксперимент удастся? – отважился спросить Эхо.
– Уверенным нельзя быть никогда. Возможность неудачи существует в каждом деле. Любой эксперимент может потерпеть фиаско.
Эхо вспомнил момент слабости Ицануэллы на лестнице. Тогда она сказала что-то очень убедительное.
– Пожалуй, но иногда лучше отказаться от какого-нибудь дела, чем его загубить, – сказал он. – Гору лучше обойти, чем с нее сорваться. Пустыню лучше не пересекать, чем мучиться в ней от жажды. В этом случае всегда можно себе потом сказать: я мог бы это сделать.
– Это довольно удобная позиция для исполнения обязательств, – рассмеялся мастер ужасок. – Но не для меня. Я бы всегда себя упрекал в том, что не попытался это сделать. Нет, ты не сможешь меня переубедить. Ты – нет!
«Я – нет, – подумал Эхо. – Но, может быть, кто-то другой».
Они пришли к молочному озеру. Но на этот раз Эхо не видел ни благодати, ни красоты этого места. Да и аппетита у него тоже не было. Но он сделал вид, что жадно пьет молоко. Он даже взялся за хрустящего перепела, которого долго обгладывал. Ему надо было выиграть время, чтобы Ицануэлла могла успокоиться.
– Я чуть было сам не опустился до уровня вампиров, – сказал Айспин, ведя Эхо за цепочку. – Только общение с тобой помогло мне понять, что, кроме ночи, есть еще и день. Теперь с Флорией я хочу все исправить. Для меня будет действительно очень важно, если ты нас благословишь.
«Он, наверное, нервничает! – подумал Эхо. – Он хочет меня сейчас прикончить, но перед этим еще получить мое благословение». Тем не менее он решил сыграть с ним в жестокую игру и сказал:
– Хорошо, я благословлю вас.
– Спасибо! – сказал Айспин. – Для меня это очень важно. В другом мире мы бы наверняка стали хорошими друзьями.
– Да, – подтвердил Эхо. – В другом мире.
Солнце нещадно жгло, и сильные порывы ветра прижимали траву. На крыше становилось все неуютнее.
– Так! – воскликнул наконец Айспин и потянул за цепочку. – Пора возвращаться в замок. Время вышло. Работа зовет.
Когда они вернулись, с Ицануэллой что-то произошло, Эхо заметил это еще издалека. Исчез ее мигающий взгляд и торопливые жесты. Но появилось что-то другое. В воздухе висел небывалый, сильнейший запах духов из царапковой мяты. Ужаска встала таким образом, что ветер нес запах в сторону мастера ужасок, когда они еще были на лестнице.
«Ну наконец-то, – подумал Эхо. – Она опять обрела рассудок».
– Один! – сказала ужаска, когда Эхо и Айспин подошли к ней.
«По шкале, – добавил мысленно царапка. – Очень хорошо. Она преодолела свой страх».
– Что ты сказала? – спросил Айспин.
– Э-э-э, один, – пролепетала Ицануэлла. – Один… единственный в своем роде, этот вид отсюда сверху. Очень возвышенное состояние, будто из твоей души уходят все волнения и тревоги и их уносит куда-то ветер.
Айспин стоял в воздушном потоке, который обвевал ужаску и нес к нему аромат ее духов. Он был как загипнотизированный. У него был стеклянный взгляд, и его слегка пошатывало. На лице его лежала блаженная улыбка.
«Теперь моя очередь, – подумал Эхо. – Я должен воззвать к чувствам Айспина, разбудить его сочувствие».
– Должно быть, это прекрасное ощущение – стоять здесь и чувствовать себя влюбленным, – сказал царапка робко. – Как бы хотелось мне узнать, что это такое. Я еще никогда не был влюблен.
– Ты еще никогда не был влюблен? – переспросила ужаска. – Это печально.
Эхо вздохнул и посмотрел вдаль.
– Там, за Синими горами, живет особая порода царапок, которые якобы могли бы мне показать, что значит любовь. Но теперь из этого больше ничего не выйдет.
Он бросил украдкой взгляд на мастера ужасок. Айспин оставался безучастным. Был ли он действительно равнодушным или в нем бушевали чувства, боролись между собой безумие, сочувствие, любовь и злоба? Или он уже давно разгадал второразрядную комедию Эхо и Ицануэллы? И думал исключительно о какой-нибудь алхимической формуле, связанной с изъятием жира из Эхо? Никто не мог этого сказать.
«Да это уже и неважно», – решил Эхо. Настал момент! Духи уже должны были достичь своего максимального действия. Сейчас или никогда! Он решительно кивнул Ицануэлле.
– Я хочу тебя кое о чем попросить, – сказала она, повернувшись к мастеру ужасок.
Айспин насторожился.
– Что такое? – спросил он. – Проси все, что ты хочешь, моя любовь.
– Я бы хотела, чтобы ты отпустил царапку. Я не вынесу, если кто-то умрет в день нашего счастья.
«Все сказано точно, – подумал Эхо. – Смело и самоуверенно, с полной надеждой на силу действия мяты».
Мастер ужасок пристально посмотрел на Ицануэллу.
У Эхо бешено колотилось сердце. Что Айспин сделает дальше? Истерически расхохочется? Упадет на колени? Превратится в галку? В отношении него можно было рассчитывать на все.
– Это твое желание? – спросил Айспин. – Чтобы я отпустил Эхо?
Ицануэлла кивнула. Она твердо смотрела ему в глаза.
– Ты знаешь, что это для меня значит? Для моей работы?
– Да, – сказала ужаска.
– Нет, – крикнул Айспин и выпрямился. – С позволения сказать, ты не можешь судить, моя любовь. Никто не может. Это – то же самое, что просить солнце перестать светить. Запретить шторму бушевать. Вся моя жизнь, вся моя работа потеряла бы смысл. Просто так! – Он щелкнул пальцами, и ужаска вздрогнула. – Это все равно, что ты вырвала бы мне из груди сердце и съела бы его перед моими глазами. Ты бы сделала нечто подобное? Это действительно твое желание?
Ужаска была совершенно растеряна. На такую реакцию она не рассчитывала. Она не решалась бросить на Эхо ищущий помощи взгляд. Она только продолжала пристально смотреть на Айспина и старалась не упасть в обморок.
Возникла долгая мучительная пауза, во время которой Эхо не осмеливался даже дышать.
– Но, – сказал потом Айспин серьезно, – именно поэтому я сделаю это. Я покажу тебе, что такое настоящая любовь! Я уже однажды в своей жизни потерял настоящую любовь и от этого чуть не сошел с ума. На этот раз я удержу ее, но ценой моего труда. Так тому и быть!
Айспин достал из своей мантии маленький ключик от ошейника и наклонился к Эхо. Потом он прошептал царапке в ухо: – Ну как? Что скажешь?
Эхо был озадачен.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
– Ну мой монолог! – сказал он тихо. – Я ведь не профессиональный актер. – Он опять выпрямился и заговорил громким голосом: – Это было достаточно правдоподобно? Как ты думаешь, Ицануэлла?
«Ицануэлла», – пронеслось в голове Эхо. Он обратился к ужаске, назвав ее настоящее имя! Больше не было ни «цветка», ни Флории.
И здесь с Айспином произошла удивительная метаморфоза. Вся доброта, вся влюбленность и обаяние внезапно исчезли из его мимики и голоса. Он вновь набросил на себя гримасу тирана и деспота, которая появлялась на его лице в самые мрачные моменты. Это был истинный мастер ужасок.
– Вы знаете, – спросил Айспин, – как в далекие средние века в Цамонии определяли, виновна ужаска или нет? Ее сбрасывали с крыши. Если она выживала, поскольку ей удавалось полететь, значит, она была виновна. Если же она падала вниз и погибала, считалось, что она не виновна. Просто, но справедливо.
Айспин подошел совсем близко к Ицануэлле и толкнул ее. Правда, слегка, но достаточно, чтобы она потеряла равновесие.
– Гопля! – воскликнул он.
Ицануэлла сделала пару мелких неловких шагов по скату крыши и, достигнув ее края, безмолвно перелетела через карниз. Только когда она полностью исчезла из поля зрения Эхо, раздался ее сильный продолжительный крик, который, наверное, был слышен во всей Следвайе.
Эхо бросился к краю крыши, насколько позволяла цепочка, которую держал Айспин. В ужасе он посмотрел в бездну. Ицануэлла падала вниз штопором, кувыркаясь, напоминая свадебный букет, оставляя за собой длинный след из пестрых цветов. Она нырнула в море крыш Следвайи, и ее крик замер. И потом было слышно только, как шелестел ветер.
– Она была не виновна! – вскричал Айспин с удивлением на лице. – Кто бы мог подумать? – Он убрал ключик и потянул Эхо от края крыши. – Нам надо срочно объявить конкурс на замещение должности ужаски, – сказал он. – Иначе что это за мастер ужасок без одной-единственной ужаски?
Назад: Золото
Дальше: Ложное сердце
