Зимой тысяча двести тридцать шестого года татаро-монгольская орда двинулась на северо-запад. Это объяснялось даже не какими-то планами тактического или стратегического характера, а сами обстоятельства вынуждали эту гигантскую прорву народа, словно неисчислимую стаю саранчи, сожравшую все кормовые запасы региона, двигаться на новые угодья, чтобы тупо не подохнуть с голоду. Ибо годы войны в Средней Азии привели к сильному сокращению населения (кто погиб, а кто сбежал, как говорится, белые приходят – грабят, красные приходят – тоже грабят), что привело к полному разрушению всех хозяйств сельскохозяйственного и животноводческого толка, и с продовольствием ситуация стала катастрофичной.

То, что монголы вот-вот сорвутся с места, было ожидаемо, а потому Юрий Всеволодович загодя выдвинул свою армию навстречу орде. То, по какому именно направлению они двинутся, не вызывало сомнений, уж точно не через Персию и Грузию, очень уж гористый и труднопроходимый в зимнее время регион, не говоря уже о тех же проблемах с продовольствием. Ведь там даже лошадям не прокормиться, тем более такому количеству…

– Сколько их приперлось? – спросил царь Юрий у хана Котяна Сутоевича.

Именно половцы хана Котяна отслеживали перемещение монголо-татар на юго-восточном направлении.

Что до воздушной разведки, то длительные полеты зимой на дельтапланах – дело крайне рискованное, не говоря уже о том, что трудное, ибо восходящих потоков нет, а летать, набирая высоту лишь за счет встречного ветра, а потом в пикировании лететь в нужную сторону очень и очень муторно.

– Около двадцати туменов, царь…

В штабном шатре поднялся гул. Армия была весьма большой.

Впрочем, могло быть и хуже. Хорошо то, что треть армии именно монголов все же вернулась в родные края. А то если на сколько-нибудь длительный срок оставить Китай и Корею без контроля, то вполне могли подняться мятежи.

К тому же прошел слух, что кто-то из сыновей Чингисхана, получив огнестрельное оружие, хотел повторить попытку захвата Японии, что в прошлый сорвалась из-за цунами.

– Самая крупная орда, насчитывающая сто пятьдесят-шестьдесят тысяч, под предводительством хана Батыя и его родных и двоюродных братьев идет прямо на нас…

А расположились русско-половецкие войска на Волге в том месте, где эта река максимально сближается с Доном.

Почему монголы из всех направлений выбрали именно это, и сие удалось легко просчитать? Тут все очень просто. Двигаться по заснеженным равнинам – удовольствие ниже среднего, глубокий снег, а его в иных местах наметает изрядно, сильно выматывает лошадей, так что за светлое время суток удавалось продвинуться километров на пятнадцать максимум.

Опять же, под снегом не видно неровностей, на которых лошадь может оступиться, а то и вовсе сломать себе ногу, попав в нору того же суслика. Посему требуется более чистый и предсказуемо ровный путь. В качестве такой дороги естественно выступает река, а точнее лед. И Дон, а также Северский Донец, текущий почти параллельно чуть южнее, в этом плане просто идеальный маршрут, так как ведут прямиком к непосредственной границе Руси.

– Ясно. А остальные супостаты где? И кто ими командует?

– Вторую орду, вблизи берега Каспийского моря, ведет самый младший сын Чингисхана – Кулькан. Под его началом два тумена. С ним идут сыновья Толуя – Мунке и Бюджик, у них по одному тумену. Думаю, Кулькан решил атаковать Грузию…

– Скорее всего, – согласно кивнул Юрий Всеволодович.

Гадать, почему монголы разделили свои силы, особо не приходилось. Все та же спесь, плюс сказывались внутрисемейные дрязги в споре за власть. Далеко не все были довольны тем, как Чингисхан разделил империю. Кому-то, как водится, досталось больше, кому-то меньше, и границы своих улусов сыновья почившего Потрясателя вселенной хотели бы скорректировать. Опять же, не мог сын Чингисхана, пусть и самый младший, подчиняться своему племяннику – Батыю. Невместно.

Но и самому стать во главе вторжения у него тоже не получилось, все-таки большая часть армии была собрана с улуса Джучи, а также признавших своим повелителем Батыя персов, чьи войска так же участвовали в этом походе. А раз так, то он решил действовать самостоятельно, прихватив с собой племяшей, принявших его сторону.

В общем, это был первый звоночек скорого развала Монгольской империи, куски которой через поколение-другое уже начнут биться друг против друга не на жизнь, а насмерть.

– Что будем делать, брат? – с хмурым видом спросил Ярослав, имея в виду угрожающую ситуацию с Грузией.

Разделять силы в преддверии генерального сражения с основной татаро-монгольской ордой не хотелось. Хотя бы потому, что численность русской армии составляла всего сто с небольшим тысяч человек, из них тридцать тысяч половецкой конницы, двадцать тысяч русской кавалерии и пятьдесят тысяч пехоты. Всего половина армии Руси.

Двадцать тысяч пехоты и десять тысяч кавалерии, в основном состоящей из мордвы, буртасов и черемисов, блокировали булгар на севере. Булгары собрали три тумена и собирались присоединиться к монголам, как только они вторгнутся в пределы Руси. Самостоятельно это сделать у них была кишка тонка из-за отсутствия артиллерии. Хотя порох они делали, как и ракеты. Но ракетные установки показали свою уязвимость против минометов.

Северным направлением заправлял Святослав. Полководец из него никакой, но и опасности тоже почти нет. Тем более что в реальности командовал армией совсем другой человек.

Еще тридцать тысяч пехоты и двадцать тысяч кавалерии стояли на западной границе, так как европейцы опять зашевелились.

«Знают, твари, о походе татаро-монголов и ждут исхода битвы, точнее, нашего проигрыша, чтобы воспользоваться ситуацией, – с злым раздражением подумал по этому поводу царь всея Руси. – Обломаетесь!»

Запад был на Владимире.

Но и бросить новообретенного вассала тоже не комильфо, ибо монголы успеют там навести знатного шороху. Опять же авторитет Руси как сюзерена если не обрушится, то сильно пошатнется, чего допускать тоже нельзя.

– То, что должны… – вздохнул Юрий Всеволодович. – Берешь двадцать тысяч половцев, всю русскую кавалерию, а также десять минометов и идешь на перехват Кулькана. Думаю, этих сил тебе с лихвой хватит если не победить, то потрепать монголов и заставить их отказаться от своих намерений. Ну а если нет, то отойдешь к Грузии и уже совместно с ними где-нибудь на Тереке разобьешь противника.

– Это сильно ослабит тебя, брат. Ты уверен, что сможешь побить Батыя? Может, я лучше возьму лишь половину от выделенных тобой сил и сразу отступлю к Грузии?

Юрий ненадолго задумался. Мысль была заманчивой и где-то даже более правильной.

– Нет. У меня возникла пара идей, как можно побить монголов, и для этого в их глазах надо показаться как можно слабее, чтобы даже подумать не смели разделиться на множество отрядов. Надо, чтобы они ударили по мне.

Ярослав понятливо кивнул.

Чтобы перехватить Кулькана, потребовалось совершить длительный и выматывающий марш-бросок в четыреста километров, для чего пришлось отказаться от обоза и все тащить на грузовых конях. Благо это были уже далеко не те мелкие почти степные коняшки-доходяги, а смески от рыцарских коней, более грузоподъемных и выносливых.

Впрочем, половцы все еще использовали привычных им лошадей, но они все же смогли выдержать скачку, но теперь им требовалось несколько дней на восстановление своих сил. К счастью, монголы тоже не особо торопились, им как раз сильно мешал обоз, и времени для передышки имелось в достатке.

Встреча противоборствующих сторон произошла в районе истока реки Кума, по названию которой, скорее всего, и поучили свое второе название половцы от ромеев-византийцев – куманы.

Ярослав надеялся, что грузины все же выставят хотя бы пять тысяч человек, на крайняк своих союзников из числа аланов и половцев, что поступили к ним на службу по типу черных клобуков. Увы, страх перед монголами оказался столь велик, что они и не подумали казать нос из своих гор, запершись в многочисленных крепостях.

Послы отговаривались тем, что с юга на Грузию оказывает давление Конийский султанат, распоясавшийся из-за ослабления Персии, и ослаблять свою армию на южном направлении они не могут. Ну и на договор намекнули, дескать, защищайте нас.

– Черт с вами…

Теперь Ярослав полностью разделял пренебрежительно-презрительное отношение старшего брата к этому народу, да и всем прочим, что сидели в горах и что-то пытались из себя строить значительное.

– Гордые горцы… – фыркнул Юрий. – Они считают себя великими и непобедимыми воинами и всячески кичатся этим. Но вся их непобедимость обеспечивается лишь сложными природными условиями. Сами горы защищают их, а уж не суметь воспользоваться рельефом местности – это надо быть совсем пропащими… и ведь не сумели. Сначала Субэдэй с Джэбэ их поимели, потом Джалал-ад-Дин. А в поле они вовсе никто и звать их никак. Ведь если подумать, почему они оказались в горах? Что, там такие прекрасные условия для жизни? Нет. Там весьма трудно. Просто их предков туда выбили из долин более сильные племена, и они просто не посчитали нужным далее следовать за беглецами в эти ненужные им горы. А спустя поколения грузины, идельгезиды и прочие думают, что лишь их удаль не позволяет захватчикам их одолеть, и теперь просто лопаются от самомнения. Точнее, лопались до недавнего времени, пока их сначала не отметили монголы, а потом персы. Так что их трусоватая суть, переданная им от предков-беглецов, никуда не делась…

Ярослав этого не знал, но в тот момент Юрий вспоминал картинку из будущего, как один «великий» грузинский правитель за малым не обделался от страха самым позорным образом, увидев далеко на горизонте боевой самолет (вполне вероятно, что свой), а потом еще галстук нервно жевал…

На северо-западном побережье Каспийского моря, отличающемся просто изумительной ровностью пейзажа, напротив сорока с лишним тысяч татаро-монголов выстроилась тридцатитысячная армия под командованием великого князя Новгородского.

Впереди встали двадцать тысяч половцев, а позади – десять тысяч русских дружинников. Половцы по этому поводу не бурчали, дескать, русы за их спинами спрятались, как было бы в любом другом случае, но тут это являлась лишь воинской хитростью, о чем довели до всех воинов.

Еще дальше в тылу разместилась минометная батарея.

Впрочем, у монголо-татар тоже имелась артиллерия в числе пяти десятков тяжелых орудий, калибром под сто пятьдесят миллиметров, кою те разместили на флангах и прикрыли ежами, дабы их, несмотря на губительный огонь, не стоптала прорвавшаяся вражеская кавалерия.

От ракетного оружия монголы практически отказались, как, впрочем, и русская армия. Слишком уж неэффективно, да и ненадежно.

– Пали, – отдал приказ Ярослав.

Буквально сразу же хлопнули первые минометные выстрелы, пока еще пристрелочные, при этом мины были самыми обычными разрывными и потому не слишком страшными для противника.

Монгольские, а точнее, китайские артиллеристы заволновались, когда начались накрытия, но бежать даже и не подумали, ведь по законам Ясы побег для них означал очень мучительную смерть со сдиранием кожи и варкой живьем.

– Пристрелка завершена!

– Отлично! Огонь на поражение! Кавалерия, вперед!

Минометчики, сменив тип боеприпаса с простого разрывного на шрапнельный, заработали на пределе скорострельности. Над монгольской артиллерий взбухли облачка черного дыма, а вниз конусами полетели картечные шарики, выбивая практически беззащитные расчеты орудий, ни щиты, ни кожаные доспехи практически не спасали…

В то же время с диким криком с места в галоп сорвалась половецкая конница, на скаку посылая стрелы.

Татаро-монголы после короткой паузы рванули навстречу, ведя аналогичный обстрел из луков. В тылу в качестве резерва и охраны остался чисто монгольский тумен Кулькана.

Гораздо тяжелее вслед за половцами начала разгоняться русская дружинная кавалерия. Впрочем, постепенно они стали нагонять оторвавшихся вперед половцев.

Но вот, когда должно было состояться столкновение татаро-монгольской и половецкой конницы, половцы, по сигналу рожка вдруг разделившись на две половины, стали стремительно расходиться в стороны.

Татаро-монголы несколько растерялись от такого маневра соперника, даже притормаживать стали, но растерянность их длилась не долго, так как вскоре они увидели нового противника в лице русских всадников. И тут их растерянность преобразовалась в панический страх.

Было отчего.

Пятнадцатилетнее разведение трофейных рыцарских коней дало результат, русская кавалерия получила в свое распоряжение мощных скакунов (даже своя порода стала формироваться), что дало возможность создать тяжелую конницу. Вот на нее-то со всего маху и напоролись татаро-монголы.

Удар был страшен. У татаро-монгольских всадников не было ни единого шанса на спасение и тем более возможности ссадить своих врагов, так как у русов пики были почти в три раза длиннее их копий.

А дальше началось ожесточенное рубилово, а по факту избиение младенцев.

На рослых конях восседали мощные полностью однотипно одоспешенные дружинники, и эта чуть ли не метровая разница по высоте оказалась решающей. Ведь гораздо легче и эффективнее бить сверху вниз, чем с усилием махать и куда-то тыкать снизу вверх. Противник пробовал бить по русским лошадям, в надежде свалить всадника и получить преимущество, но они оказались хорошо защищены от ударов саблями.

А пока русские богатыри избивали татаро-монгол (почти без потерь, ведь профессиональным бойцам противостояли в основном обычные пастухи), минометчики перенесли огонь с артиллерии противника в тыл вражеской кавалерии, увеличивая хаос и панику. Впрочем, били они недолго, так как боеприпасы скоро кончились, ибо взяли их по сути по минимуму, как раз в расчете на один бой, но и этого хватило с избытком.

Половцы же, частично спешившись, стали продираться к выжившим артиллеристам, что все-таки смогли сделать несколько выстрелов. Это они зря, потому как могли выжить, а так их всех изрубили в куски.

Большая часть половцев продолжила маневр, обошла артиллерийские позиции и атаковала непосредственно монголов. Тут им пришлось несладко, ведь монголы как раз были хорошо оснащены, и воины тоже были неплохими. И неизвестно, чем бы все закончилось, но избиваемые дружинниками монгольские вассалы дрогнули и побежали, сминая монгольские порядки.

Паника заразительна, и, находясь под прессом половцев, а также мощного удара русских богатырей, ей поддались и монголы. Началось бегство.

Кулькан с племянниками, увидев, что случилось, задали стрекача. Впрочем, уйти им все равно не удалось.

Сын хана Котяна Мангуш, что, собственно, и командовал половцами в этом походе, организовал преследование специальным загонным отрядом.

– Господин, у меня для вас есть интересные новости, – с поклоном сказал Субэдэй, войдя в шатер и убедившись, что, кроме самого Батыя, внутри никого нет, рабы и охрана не в счет.

И ладно, если бы присутствовали его родные братья Орда, Берке, Тангут и Шейбан, для которых Батый был непререкаемым авторитетом, но вот если бы пришлось общаться в присутствии двоюродных братьев Гуюка с Киданом и Байдана, то разговора могло не получиться.

Батый умел прислушиваться к советам, а вот остальные… могли задавить всякую разумную мысль, и Батый вынужден будет пойти у них на поводу, так как абсолютной власти все же не имел, и сыновья Угэдэя и Чагатая в случае сильных разногласий могли увести свои тумены, как это сделал Кулькан с Менгу и Бюджиком. Ведь каждый из них вел минимум по одному тумену.

Победы над китайцами и персами слишком раздули их самомнение, что опасно в недооценке нового врага. И тут мнение Субэдэя о русах внуками Чингисхана не сильно котировалось, ведь однажды он им проиграл, а потом разошелся, не добившись успеха, оставшись при своих. В общем, сильно подмочил свою репутацию непобедимого полководца.

– Говори, что нарыли твои разведчики, – благосклонно кивнул Батый.

Он очень уважал старого военачальника и, по сути, своего учителя, что верой и правдой служил еще великому деду, одержав многочисленные победы, приобретя огромный воинский опыт и славу. Ведь именно благодаря усилиям неугомонного Субэдэя была кардинальным образом реформирована монгольская армия, появились различное пороховое оружие, «небесные всадники», полностью изменившие картину сражений, что позволило в кратчайшие сроки задавить китайцев. И именно его талант разведчика и стратега позволил обвести Джалал-ад-Дина вокруг пальца и разбить его армию.

Так что к его словам всегда стоило прислушиваться. Хотя, конечно, это не всегда получалось просто в силу непреодолимых причин. Субэдэй был против зимнего похода на Русь, ведь в это время года главная ударная сила – «небесные всадники», что могли сильно попортить противнику жизнь, – выводилась из игры. Но, увы, оставаться дальше в разоренном войной краю становилось невозможно. Опять же именно в походе можно держать армию в кулаке, стоит только ослабить вожжи, как начинается всякое непотребство вплоть до внутренних стычек.

Батый смог привести лишь один контраргумент в пользу похода, что, дескать, раз мы сами из-за зимних условий не сможем воспользоваться так превосходно показавшими себя «небесными всадниками», то и русичи тоже не смогут пустить в бой своих «ангелов смерти».

– Вы проницательны, господин, я хочу поведать именно о том, что стало известно моим людям. А именно, царь русов отправил на перехват Кулькана тридцать тысяч всадников во главе со своим братом Ярославом.

Батый поморщился при упоминании имени своего дяди, что был младше племянника, обладавшего запредельным гонором, ведь он в этом походе был единственным сыном Чингисхана, и, как результат, все должны ему кланяться в ножки.

– Это со стороны царя было не очень умно. Мы по сути в неделе пути от его позиций. Сколько у него осталось кавалерии?

– Двадцать тысяч, господин, по одному русскому и половецкому тумену. А также пятьдесят тысяч пешцев, коих не стоит недооценивать, – напомнил Субэдэй.

– Да-да, я помню о твоем высоком мнении о пехоте русов… Но не ты ли сам придумал, как разрушать их строй? У нас много «драконов», и мы их огнем сметем любой строй.

– Это так, господин, и я тоже не понимаю, на что рассчитывает царь русов, потому как Песец на собственном опыте знает, что строй его пешцев легко сминаем, но, тем не менее, он нас ждет на том же месте, а не отступил от Волги на тот же Дон, где имел больше шансов дождаться возвращения своего брата с остатками конницы, если, конечно, смог бы одолеть Кулькана. Значит, на что-то рассчитывает… и это меня беспокоит.

– Может быть, он рассчитывает на собственных «драконов»?

– Русы не делают тяжелых дальнобойных «драконов». А поскольку царь русов будет биться от обороны, что естественно при меньшей численности, то мы сможем выбить все их орудия до того, как начнется основное сражение…

– Ну вот, ты сам все сказал.

– Но и этого царь русов не может не понимать, господин! – чуть ли не в отчаянии выкрикнул Субэдэй.

«Может, он и вправду просто боится русов? – невольно подумал Батый. – Это как в детстве пережить испуг от появления змеи, и с тех пор страх остается на всю жизнь, так что даже безобидного ужа начинаешь обходить стороной…»

Думать так о своем учителе было неприятно. Но потом Батый понял, что Субэдэй просто переживает, что не может разгадать, что для них задумал Песец, потому как его поведение действительно вызывало недоумение.

– Единственно, что я думаю, – царь русов хочет, показав свою слабость, выманить нас на себя, – после паузы произнес с задумчивым видом Субэдэй, – значит, у него все же есть нечто, чем он нас хочет сильно удивить…

– Вот и посмотрим, что он нам приготовил. Все равно убедить моих даже родных братьев обойти войско русов будет сложно.

Собственно, так оно и вышло. Как только стало известно, что русы послали на перехват Кулькана треть своих сил, все чингизиды проголосовали за как можно более скорую атаку на противника, что так неосмотрительно разбрасывается своим войском перед встречей с основными силами врага.

Орда максимально ускорилась, всем не терпелось дать бой русам, пока к войску не подтянулись дополнительные силы из Руси. Большинство внуков Чингисхана сделали вывод, что царь Юрий ждет именно подкреплений. Но почему он тогда не отступил к Дону?

– Боится, что мы его догоним, и ему придется вступить с нами в бой на неподготовленном поле, – высказал предположение единственный праправнук Чингисхана, участвующий в походе, по имени Бури.

В чем-то Бури оказался прав, поле царь русов к бою действительно подготовил.

– Что это?! – изумился Батый, когда на западном берегу реки увидел странные угловатые строения изо льда в два человеческих роста высотой, этакие крохотные крепости.

Более образованный человек назвал бы фигуру ромбом, а саму крепость – редутом. И эти ромбы-редуты располагались относительно друг друга на расстоянии одного полета стрелы.

Ответить хану, естественно, никто не мог. Понятно, что построено все это не просто так, а имеет какое-то военное назначение. А раз так, то соваться в тщательно устроенную ловушку ни у кого желания не имелось ни малейшего.

Были посланы всадники в обе стороны реки, чтобы узнать, как далеко тянутся эти строения, но вскоре разведчики прискакали обратно, сообщив, что за горизонтом строений нет, зато начинается другая странность, а именно изо льда торчит огромное количество кольев, стоят они очень плотно и в глубину имеют дюжину рядов. А там, где кольев почти нет, а это на участках, где к берегу вплотную подступает лес, этот лес превращен в практически непреодолимое для всадников препятствие – засеку.

– И как далеко эта полоса кольев тянется? – с мрачным видом задался вопросом Батый.

– Я думаю, что очень далеко, господин, как бы не на пять-шесть дней пути, причем в обе стороны, – ответил Субэдэй.

– Ты действительно думаешь, что все так плохо?

– Да, господин. Уверен, что работали все пятьдесят тысяч пешцев, и за этот месяц они могли натыкать этих кольев чуть ли не до моря на юге и границы Булгарии на севере.

– Но и соваться самому в капкан, на который нас вывели русы, мы тоже не будем. Найдите другое место, где будем прорываться.

Татаро-монголов действительно целенаправленно выводили на данный участок реки. С того момента, как противник приблизился на пятьдесят-шестьдесят километров к Волге, их передовые отряды стали атаковать половецкая и русская конница, увлекая тем самым татаро-монголов за собой и одновременно притормаживая общую скорость орды, выигрывая тем самым дополнительное время. А то мало ли куда они могли свернуть? Им ведь не принципиально, тридцать километров севернее или столько же южнее…

Конечно, если бы монголы не клюнули, пришлось бы биться в неподготовленном месте, но лучше все-таки это делать на оборудованном участке. В общем, противник поддался инстинкту и ввязался в преследование с целью догнать и порвать.

Как же смогли «высадить» такое огромное количество кольев? Ну, с имеющимся в средневековье инструментами типа топора и чего-то вроде кайла это действительно было бы невозможно, но если немного привлечь мозги, то все становилось не так уж сложно.

Первым делом в полевых кузницах, что имелись при каждой рати, из запасных наконечников сделали простейшие сверла для льда, вот ими и бурили лунки. Для чего к палке, на которую насаживался этот наконечник-сверло, привязывали веревку, делали несколько витков вокруг нее, и два человека попеременно тянули ее на себя, в то время как третий человек с помощью небольшого приспособления этот бур с силой прижимал к поверхности.

Так что навертеть огромное количество лунок под углом, в которые просто вставляли заостренные колья, не составило особого труда.

– Теперь осталось спровоцировать татаро-монголов на атаку… – пробормотал царь Юрий, прекрасно понимая, что это, пожалуй, самая сложная и рискованная часть его плана.

Ведь надо быть совсем дебилом, чтобы не понимать, что тебя сюда специально заманили, а значит, ты по определению находишься в проигрышном положении.

В идеале было бы сделать несколько замаскированных засад, чтобы монголы, пробившись через колья, вышли на нее, но на такое уже не оставалось времени и сил.

Один из методов провокации – нанесение сильного урона армии противника, чтобы тот, взбесившись от потерь, пожелал немедленно наказать врага. И такая возможность была.

– На взлет! – прозвучала команда незадолго до заката, когда татаро-моголы прекращают броуновское движение по лагерю, готовят пищу и вообще готовятся к отдыху.

Всадники начали постепенный разгон, буксируя за собой небольшие санки, на которых лежал дельтапланерист с грузом в виде десятилитрового бочонка. Можно, конечно, с помощью ракетных ускорителей, как при взлете с ладьи, но зачем тащить в такую даль лишний груз, когда можно вот так, тем более что без ускорителей все равно не обойдется.

И вот первые «ангелы смерти», пусть не слишком уверенно, взмыли в воздух, чтобы через какое-то время посеять на земле смерть, боль и страдания тем, кому погибнуть сразу будет не суждено.

Да, летать зимой на дельтаплане из-за отсутствия восходящих потоков сложно, но все же можно, для чего нужен умеренный ветер, в потоке которого можно маневрировать, а уж если есть двигатель, то и вовсе нет пробоем. А двигатели имелись.

Вот заработали движки, и от дельтапланов потянулся густой дымный след, а сами дельтапланы, прибавив скорости, начали уверенный набор высоты и встали на боевой курс. Без малого тысяча «ангелов смерти» понесла свой груз.

Их заметили, не могли не заметить. Началась паника, татаро-монголы стали метаться по лагерю, но было уже поздно, «ангелы смерти», разрушив свой излюбленный строй «крест», пошли на боевой заход, и вскоре буквально сплошным ковром посыпались бомбы. Специальные эскадрильи метили исключительно по шатрам командного состава. Опознать их было легко за счет специфических бунчуков – этаких монгольских штандартов.

Бомбы были весьма непростые.

Иван Всеволодович, этот пироманьяк, сумел создать вполне надежно срабатывающую бомбу объемного взрыва, широко известную как вакуумная. Вот такие боезаряды и начали рваться над вражескими лагерями.

Бочка со специальной горючей смесью за счет шнура, тянущегося от нее к дельтапланеристу, срабатывала на нужной высоте за счет того, что натянувшаяся веревка приводила в действие терочный запал, что приводило к детонации порохового заряда, а это в свою очередь распыляло состав. Он в свою очередь почти мгновенно воспламенялся за счет подрыва микрозарядов, использующихся в фейерверках.

В общем, получился такой вот огненный фейерверк. Даже со стороны это выглядело впечатляюще и страшно, казалось, что выжить в тех условиях невозможно.

Те, кто наблюдал сию огненную феерию, истово крестились.

Хан Котян вообще забыл, что он христианин, и молился каким-то своим духам.

Отбомбившиеся «ангелы смерти» поспешили вернуться на свою территорию, потому как ракетные двигатели давно отработали, и их сбросили, авось еще кого пришибет своим весом.

– В атаку!

На деморализованный лагерь противника стала накатывать русская и половецкая кавалерия.

Тут и там горели сдутые ударными волнами палатки и просто люди, из-за чего в воздухе стоял смрад горелого человеческого мяса. Ведь татаро-монголы были облачены в хлопковые халаты, о которые они вытирали жирные руки. Хлопок и жир… в общем, трудно представить более огнеопасное сочетание.

Так что если человек не погибал от самого взрыва, будучи лишь оглушенным, все-таким мощность бомб объемного взрыва оставляла желать лучшего, да и далеко не все они сработали так как надо, то воспламенившаяся одежда делала свое дело.

Всадники пока скакали по этому филиалу ада, сами охренели от ужаса, но, тем не менее, все же добрались до более-менее уцелевших врагов и врубились в них, круша всех направо и налево.

Но вот монголы взяли себя в руки и начали оказывать сопротивление.

– Отступаем!

Русские и половцы повернули лошадей, и за ними даже начала разворачиваться погоня, но тут глухо прозвучал сигнал монгольского рога, и татаро-монголы дисциплинированно стали замедляться, так и не выйдя на лед Волги.

– Не получилось… – досадливо поморщился царь Юрий.

Потери от налета оказались ужасающими. Осталось только уточнить истинное число.

– Сколько? – с плохо скрываемым бешенством прохрипел Батый.

Сам он выжил за счет того, что покинул свой шатер ради традиционного общения с простыми воинами. Так нарабатывалась дополнительная популярность в низовой среде, чем не брезговал в свое время его великий дед и что помогло ему при захвате и удержании власти.

Батыю это вроде как и не требовалось, но всякое могло случиться, братья – они такие братья, особенно когда речь идет о двоюродных, кто пусть и в теории, но мог бросить ему вызов, особенно если случится какая-то неудача, а воинская удача весьма переменчива, и лишний камешек на весах в свою пользу в виде личной преданности в низовой среде иметь всегда необходимо.

– Больше десяти тысяч, – опустив глаза, ответил темник Бурундай.

Именно этот военачальник в данный момент занимался всеми делами, так как Субэдэй попал под удар «ангелов смерти». И вот ведь какая усмешка судьбы, телесно старый военачальник практически не пострадал, но старость все же сказалась самым поганым образом, отразившись на сердце сильным ударом, и тот лежал беспомощным.

Хан прикрыл глаза. Он вот так просто лишился целого тумена. Даже больше. Очень уж много сильно обгоревших, что еще долго будут полностью небоеспособны.

Но и это еще не все. Помимо своего лучшего военачальника, что вышел из строя, оставалось надежда, что это все же временно, Батый потерял всех своих родных братьев, сильно перепивших кумыса, так что охрана даже не смогла с ними сразу совладать. Эти тушки, практически не поддающиеся кантованию, требовалось посадить на коней, при этом каждое мгновение на счету…

«Ангелы смерти» отбомбились по шатрам очень массированно. Тела обгорели до неузнаваемости, опознать удалось только по оружию.

При этом все его двоюродные братья остались живы. «Ангелам» смерти лететь до них было дальше, а угрозу заметили раньше, так что они успели отреагировать и вскочить на коней, что всегда есть при шатре, ибо высокопоставленным монголам невместно сбивать ноги о землю, даже если нужно отойти от шатра на десять метров, чтобы просто помочиться…

Душа требовала немедленной и жестокой мести, но разум призывал к благоразумию, говоря, что именно этого и добивается царь русов – неподготовленной атаки.

– Ты заплатишь мне за это, Песец… – до боли сжимая кулаки, зло прохрипел Батый.

День ушел на проведение процедуры похорон, а под вечер прискакали посланные разведчики, что должны были найти места возможного прохода через колья.

По-хорошему вообще было разделить орду на несколько частей и пробиваться самостоятельно, но беда в том, что если сильно ослабить войско, то русы сами могут напасть.

Бросить им часть армии как жертву? Этого никто не поймет. Да и бессмысленно.

Пока остальные части орды смогут добраться до Руси, с трудом пробившись через снега, Песец станет пожирать одну часть орды за другой, несмотря на то, что основа его армии – пехота. Но она, как бы это ни парадоксально звучало, на длительных дистанциях гораздо более вынослива, чем кавалерия.

Так что с Песцом надо разбираться здесь и сейчас.

– Бурундай, возьми три тумена, пробейся через засеку в дне пути и ударь русам в спину.

– Слушаюсь, господин.

Тридцать тысяч воинов следующим утром поскакали на юг. Батый в этот момент всматривался в лагерь русов.

Там отъезд трех туменов засекли и выдвинули вдогонку пять тысяч конницы и одну рать.

– Не успеете…

Точнее, конница могла успеть, но что такое пять тысяч против тридцати? Даже задержать толком не смогут.

– Их конница повернула назад, – сказал Бури, зайдя в запасной шатер Батыя спустя полдня после того, как отбыли тумены.

– Точно?

– Да. Бурундай послал назад несколько воинов с сообщением.

– Что это они задумали?

Батый вышел из шатра и поскакал к Волге, чтобы лично посмотреть на лагерь русов. К его прибытию там, в стане русов, царило заметное оживление. И вот немного времени спустя в сторону монгольского стана поехали сани.

Где-то на полпути стало ясно, что в санях, словно играя роль паруса на лодке, находится посаженный на кол человек.

– Кто?..

Батый, осененный неприятной догадкой, поскакал навстречу.

– О боги…

Он узнал посаженного на кол, и кровь ударила ему в голову от вспыхнувшего с неимоверной силой чувства ярости. Какие бы плохие отношения ни были у него с дядей Кульканом, но такое отношение к чингизиду – это было за гранью.

Хуже то, что сын Чингисхана все еще был жив и испытывал чудовищные страдания. И Батыю не оставалось ничего другого, как, выхватив саблю, нанести удар милосердия.

– А-а-а!!! – не сдерживаясь, во всю глотку заорал Батый. – Вы все умрете, русы! Все!!! В атаку!!! В бо-ой!!!

Спровоцировать противника на необдуманный шаг все же удалось, и помог в этом случай. Мангуш, загнав коней, вернулся с радостной вестью о великой победе, что подтверждало наличие знатного пленника. Собственно, потому и скакал на пределе сил, понимая, что сын Чингисхана – это отличный довод в переговорах с противником.

Наверняка рассчитывал на богатейший выкуп.

– Еще никто не может похвастаться тем, что взял в плен хоть одного чингизида, а у нас сын самого Чингисхана!

Что до внуков Потрясателя вселенной, сопровождавших Кулькана, то один пал в бою, а второй был тяжело ранен и сейчас находился при Ярославе, что вел армию назад. Но, увы, идти ей предстояло еще долго, и к основному «веселью» она по-любому не успевала, а значит, и затягивать сражение не стоило.

Договариваться, напирая на наличие в плену ценного чингизида, Юрий не собирался, ибо это могло лишь на год-другой отсрочить нападение, но не снять угрозу вторжения. А перемирие давало монголам возможность еще больше усилиться, чего допускать нельзя.

Царь Юрий, поздравив Мангуша, хмуро посмотрел на вернувшегося со всем отрядом половцев Данилу Кобяковича, коего вообще-то посылали сопровождать рать, для перехвата ушедших на юг татаро-монголов, но на радостях от победы и захвата знатного пленника забывшего, зачем его послали. Вот эта вольница, что могла поломать все тщательно составленные планы, царя и бесила больше всего. И если свои князья уже хорошо знали, что своеволию в армии места нет, и за оное последует жестокое наказание, то вот с дисциплиной союзников все было печально.

– Прости, царь, я сейчас же поскачу назад… – осознав свой косяк, вымолвил хан.

– Не нужно. На этот раз все закончилось благополучно, и ты понадобишься здесь.

Про посланную рать не забыли и послали гонца с царским приказом на спешное возвращение, и те успели вернуться до начала битвы, благо встали в круговую оборону после ухода половцев, заподозрив тех в измене и ожидая скорого нападения монголов.

Ну а дальше Кулькана посадили на кол, хотя от такой унизительной казни монгольского принца царя пытались отговорить, как половцы, пролетавшие мимо выкупа, так и свои, коим такая смерть принца в случае проигрыша могла аукнуться собственными порванными задницами.

– В том и заключается смысл, чтобы унизить чингизидов как можно сильнее и лишить их разума в жажде мести…

«Ну и вы сами бились с врагом до последнего и даже не помышляли о возможной сдаче в плен», – подумал царь.

Маневр сработал, враг сильно возбудился и стал готовиться к бою.

А русские войска еще до того, как Кулькана отправили к родственникам, выстроились между ледяными укреплениями.

Что до укреплений, то это были почти классические редуты, широкой стороной обращенные к противнику, на вооружении которых стояло десять пушек. Не хватало только рвов, перед ними стояла лишь еще небольшая стенка с кольями.

Собственно, каждая рать теперь в своем составе имела батарею из десяти пушек и десяти же минометов. Только если пушки были больше стационарными огневыми точками, то минометы использовали как подвижные.

Еще на вооружении каждой рати имелся один пулемет. Больше пока просто не сделали.

Удивительное дело, но это оружие оказалось на положении пятой ноги для собаки.

Эффективность так себе, даже на средних дистанциях, не говоря уже о дальней. Стволы реально очень быстро загрязняло, и пули начинали лететь сильно мимо.

Водяное охлаждение хоть и спасало положение, но перегрев происходил все равно очень быстро.

Перезарядка требует изрядного количества времени, и если уж дошло до применения пулемета на ближних расстояниях, то он уже не спасет.

Опять же, после очереди в двадцать-тридцать выстрелов, при относительно спокойной погоде, задымление становилось столь сильным, что стрелок уже практически не видел, куда стрелять, что вкупе с прочими недостатками превращало пулемет лишь в средство устрашения.

Так что «швейные машинки», они же «мясорубки», как их уже успели прозвать из-за сходства как с тем, так и с другим, поставили на сани, запряженные тройкой, чтобы предотвратить возможный прорыв противника через засеку. Ну и поддержат огнем на основном театре боевых действий, ликвидируя прорыв, если уж совсем плохо придется…

Но три пулемета все же имелись в составе царского охранного конвоя. Все же на близких дистанциях, при не сильно значительном количестве нападающих о полутысяче голов, это оружие могло было незаменимо.

Монголы тем временем выкатывали на берег пушки, дополнительно украшенные всякими устрашающими, а точнее, воодушевляющими самих артиллеристов финтифлюшками в виде драконьих голов, потому как, чтобы их испугаться, враг должен в подробностях увидеть пушки вблизи. А если он это сделал, то, скорее всего, ни фига не испугался, и пушки эти – его трофеи…

«Монголов с пушками что-то из крайности в крайность носит, – подумал Юрий Всеволодович, глядя в подзорную трубу на этих монстров, которым лишь немного не хватило, чтобы дотянуть до знаменитой в иной исторической последовательности царь-пушки. – То мелкие трехствольные уродцы, то большие стеноломные дуры… почти не пригодные для полевого сражения, перезарядка муторная, о маневре сразу можно забыть, ибо их буксировать надо шестеркой лошадей, это без учета подвоза боезапаса. Это что, такая хитроумная диверсия китайских мастеров, втюхивающих своим захватчикам под видом супероружия малоэффективный хлам, показывающий отличные результаты только на демонстрационных стрельбах? Или это действительно лишь недостаток опыта и непонимание условий применения? Все может быть…»

Первыми открыли стрельбу, работая на подавление, минометы. Взбухли первые пристрелочные взрывы. Потом начали работать картечными снарядами, выкашивая обслугу, но китайские пушкари все же смогли сделать первые выстрелы.

Из-за огня русских минометов прицелились они из рук вон плохо и вместо того, чтобы поразить тяжелыми ядрами ледяные редуты, угодили в пехоту.

Юрий поморщился, увидев, как в пехотных линиях образовались бреши с кровавыми следами позади линий. Тела буквально разрывало ядрами на куски.

Лишь два ядра угодили в свои цели, и то не прямиком, а рикошетом, когда ядро один-два раза скакнуло по льду, как блинчик на воде. В общем, особого ущерба постройкам такие попадания не причинили.

Минометы продолжали обстрел, и китайские пушкари, сделав еще несколько выстрелов, снова попав лишь пару раз, но на этот раз все же с большим эффектом, так как попали в ранее поврежденный третий редут, и одна из его стенок частично разрушилась.

Но на этом все успехи противника закончились, собственно, до третьего залпа дело не дошло. Большую часть пушкарей выбили, а остальные сбежали, точнее, им приказали отойти, чтобы последних специалистов не потерять, а то пока они в третий раз перезарядят своих монстров, вообще никого не останется.

Увидев, что с собственным артиллерийским огнем у них не заладилось, монголы атаковали в конном строю.

Наземных всадников поддержали небесные.

На горизонте словно появилась туча.

– Сколько же их там?! – в изумлении ахнул один из мелких половецких ханов.

– До хрена и больше, – ответил на это Юрий Всеволодович и приказал:

– Поднимайте «ангелов»!

Но сразу стало ясно, что всей тысячи «ангелов смерти» не хватит, чтобы остановить «небесных всадников». Ведь даже если десятая часть прорвется, а это по ходу порядка пяти сотен дельтапланеристов, то от укреплений ничего не останется. Да и от пехоты, скорее всего, тоже.

– Минометы… – осенила царя идея.

– Что, государь? – переспросил порученец.

– Приказ минометным батареям! Поставить запальную трубку на минимум, подвязать дополнительный пороховой заряд, цель – дельтапланеристы!

Замахали флажками сигнальщики, и вскоре захлопали минометы, выплевывая усиленным зарядом мины в небо, где они взрывались, посылая вперед конусы картечи.

В данном случае были бы эффективнее сферичные взрывы, а не направленные, но и так получилось весьма недурно, особенно учитывая сильную плотность «небесных всадников», они ведь шли в два-три эшелона по высоте, так что при удаче удавалось сбить сразу несколько летунов.

Совсем хорошо получалось, если при этом детонировал их взрывчатый груз или падали в гущу кавалеристов на земле со своими «зажигалками».

Но все же такая зенитная ущербная артиллерия не могла остановить всю массу «небесных всадников», так что с ними пришлось вступить в бой «ангелам смерти». Последние к воздушным боям были готовы куда как лучше, чем в первый раз. У пилотов на вооружении стояли трубочные фейерверки. Ага, те самые новогодние из будущего, когда поджигаешь фитили, и из трубки вылетают один за другим десять-двенадцать зарядов. И таких фейерверков у каждого пилота было по десять-двенадцать штук.

Так что в небе начался тот еще салют.

Впрочем, монголы не отставали и использовали что-то подобное.

На вырвавшихся из боя монголов, устремлявшихся к позициям русских, буквально падали «ангелы смерти», проводя тараны. Но и это не спасало положение. Русских пилотов в небе после ожесточенной битвы почти не осталось.

Начались первые сбросы. Но большая часть все же сильно мазала из-за того, что ратники не смотрели на такое непотребство безучастно и открыли массированную стрельбу из арбалетов.

Но один из отрядов «небесных всадников» в количестве трех-четырех десятков, точнее не посчитать из-за их постоянного маневрирования в воздушном потоке в попытке набрать высоту, решил пробиваться дальше и атаковать командный состав.

– Пулеметы! Открыть огонь по дельтапланеристам! – приказал царь.

Но, увы, как вскоре выяснилось, в конструкцию вкрался серьезный недочет, что как-то упустили из виду, а именно невозможность поднять его выше двадцати градусов. Как-то не догадались заложить в него такую вот зенитную функцию.

– Так поднимите сани, на которых они установлены!

Охрана тут же выполнила приказ, задрав телеги, подперев их своими спинами, и пулеметы зашлись в злобном лае.

Пулеметчики в царской охране, естественно, были самыми лучшими стрелками, как, собственно, и сами пулеметы самыми качественными, так что «небесных всадников», перешедших в атакующие пике, стало рвать на части.

Высокой точности стрельбы также способствовал эффект трассирования. Изначально это получилось случайно из-за какого-то дефекта, но Иван оценил, тем более что брат ему говорил о чем-то подобном, дескать, надо для стрельбы ночью делать специальные пули с фосфором, и довел до ума, и никакого фосфора не надо, тем более что с оным что-то ничего не поучалось, а так и ночью будет отлично видно, и днем хорошо заметно.

Пулеметные пули имели ту же форму, что и пуля для пневматических винтовок, то есть с расширяющейся при выстреле в стволе юбкой. Вот под эту юбку подклеивали небольшой кусочек кошмы, что возгорался и ярко тлел в полете.

Лишь парочке «небесных всадников» удалось прорваться к ставке, но сбросить точно на цель свой груз им не удалось.

Охрана расстреляла наглецов из барабанных ружей, создав такую плотность картечного огня, что дельтапланы просто вмиг разорвало в клочья, и они сгорели в своем собственном напалме.

Одновременно с «небесными всадниками» в атаку пошли обычные. В первых рядах татары, что, по одной из версий, переводится с монгольского, одного из его диалектов, как смертник. И они действительно в новых условиях оказались именно смертниками.

Залпом рявкнули пушки, да легкие, в дуло кулак с трудом пройдет, да и то не у каждого, ибо у некоторых кулаки размером с голову, но их было сто штук. Первый ряд атакующих татаро-монгол в буквальном смысле смело. Получились завалы из споткнувшихся о возникшее препятствие из лошадиных и человеческих тел, что только увеличило количество жертв и замедлило движение, чем воспользовались артиллеристы.

Пушки заработали по мере готовности, и эта стрельба начала стачивать кавалерийскую лаву, но, тем не менее, она, неся жуткие потери, продолжала накатывать с яростным визгом, коим всадники хотели не столько испугать противника, сколько завести себя, введя в состояние безумия…

А пушки стреляли часто, очень часто. Много ли надо времени сменить камору? Пять секунд. Больше требовалось времени на накат пушки к позиции после отдачи и скорректировать прицел. Но в среднем один выстрел в десять секунд пушкари делали.

Но такая скорострельность, конечно, приводила к быстрому перегреву ствола, но при стрельбе картечью это было несущественно. Другое дело, что в какой-то момент из-за расширения ствола может перестать входить камора…

Но несмотря на губительнейший огонь артиллерии, из-за чего все пространство было усеяно трупами и ранеными, татаро-монгольская конница практически смогла добраться до позиции русов. Вот только к падениям от артогня прибавились падения от спотыкания лошадей.

Естественно, что перед позициями пехоты навертели большое количество сухих лунок, и все это замаскировали снегом, вот в них и проваливались кони, ломая себе ноги.

Но и это не помешало всадникам, испуская тучи стрел, прорваться к ненавистным русам, где их практически в упор встретили арбалетные залпы.

Но все же монголы, именно монголы, а не смертники, что они послали вперед себя принять на свою грудь главный удар, смогли преподнести сюрприз, выражавшийся в виде ручных мортирок, что могли стрелять как картечью, так и гранатами. Выглядело это как копье с пушечкой вместо наконечника, видимо, для возможности стрельбы с коня, уперев пятку копья в землю…

Картечью ударили по ратникам, но вместо брешей, в которые готовы были ворваться всадники, оказалось, что их ждут все те же колья. Всадники, лишившиеся скакунов, но уцелевшие сами, бросались рубить неожиданную преграду под прикрытием лучников. Их поначалу били из арбалетов, а потом стали закидывать «царскими» коктейлями, по сути, образовав перед собой стену огня, а учитывая, какая пожароопасная одежда у татаро-монголов, это была надежная преграда, что позволило арбалетчикам продолжить смертоносный в своей методичности обстрел.

А вот у артиллеристов дела обстояли несколько хуже. Монгольские гранатометчики стали массированно закидывать редуты гранатами, и осколки все же делали свое дело, раня и убивая пушкарей, что тут же привело к снижению частоты стрельбы, что и без того упала вдвое из-за того, что изначально заряженные каморы были быстро израсходованы, и теперь их требовалось переоснащать.

Кроме того, забрасывание бомбами было опасно еще и тем, что граната могла угодить в пороховой погреб. Его, конечно, защитили как могли, в первую очередь от зажигательных стрел, но доски не могли спасти от сильного взрыва, а особенно от нескольких.

Как говорится, если неприятность может случиться, то она случится.

Одна из гранат, несколько раз срикошетив о внутренние стены, скатилась по ледяной деснице в погреб… Ее, конечно, пытались перехватить, дабы накрыть своим телом, но желающих оказалось слишком много, и они только помешали друг другу, глупо и даже комично стукнувшись головами над опасным гостинцем.

Рванул шестой редут.

В воздух поднялось густое черное облако, и во все стороны полетели куски льда, хотя большая часть полетела все же назад, но ратникам все равно крепко досталось…

Взрыв получился действительно очень мощным, и хоть большая часть энергии ушла назад, разрушив тонкую стенку, но укрепление как бы оплыло, превратившись в бесформенную кучу ледяного крошева. Это дало возможность атакующим начать штурм позиции.

Натиск татаро-монголов оказался силен, так что оглушенным и побитым льдом ратникам пришлось отступить к пятому и седьмому редуту под защиту пушек.

Татаро-монголы, порубив препятствие, хлынули в образовавшуюся брешь, как мутная вода сквозь пролом в дамбе, но их встретила русская тяжелая кавалерия. Сначала копейным ударом, а затем началась ожесточенная рубка.

На флангах шла заполошная пулеметная стрельба, там не давали противнику просочиться сквозь преграду из кольев. А тех, кто все же прорывался, принимали на себя половцы.

Монголы давили со страшной силой, стволы пушек перегрелись, так что артиллеристам пришлось использовать зарядные каморы в ручном режиме, упирая их в ствол пушек с внешней стороны, и это работало! Но в какой-то момент произошел перелом, и противник стал спешно отступать.

– Сколько же их тут?! – потрясенно качая головой, воскликнул Иван Всеволодович, озирая ледовое поле боя.

Его изумление можно было понять, потому как тела устилали лед сплошным черно-красным ковром, особенно на правом русском берегу. Тут перед редутами и шеренгами ратников вообще и в два, и в три слоя лежали…

– Тысяч тридцать… максимум сорок.

– Да-а?! – недоверчиво посмотрел на старшего брата Иван. – А по мне, так все сто! Если не больше!

На это Юрий только усмехнулся, подумав, что пройдет не так много времени, и люди будут считать именно так. А уж что люди придумают спустя века, остается только гадать.

– Их всего сто с небольшим было.

Главный оружейник понятливо кивнул. Ушло действительно немало.

Царь всея Руси был доволен проведенной битвой и испытывал законное воодушевление. Да, она вышла тяжелой, потери высоки, в трех местах возникли угрозы прорывов, и поднажми монголы… вот жать им уже стало нечем, весь запал вышел, но это была победа. Победа над Батыем.

«Не так уж страшен черт, как его малюют, – думал Юрий Всеволодович. – Главное – правильно подготовиться…»

Правда, радостное чувство отравляло понимание того, что эта победа в бою не означает победы в войне. Батый так просто не уйдет, особенно после смерти Кулькана. Ибо за гибель сына Чингисхана с него спросят другие его братья, и единственный шанс как-то смыть с себя позор – это принести им его, Юрия, голову. И, надо думать, с посылкой помощи они не поскупятся.