Глава 15
Смоляной
Тимара пришла к ней вскоре после рассвета. Она принесла пару нанизанных на прут серебристых рыбин, жирных и еще слегка подергивающихся. Синтара не особенно любила рыбу – слишком уж часто за все эти годы ей не перепадало ничего другого. И все же это пища, да еще и свежая.
– Я сама сделала острогу, чтобы их добыть, – пояснила Тимара, снимая первую рыбину с прута, продетого сквозь жабры. – Наконечника у меня не было, но я обожгла дерево в костре, и, похоже, получилось неплохо.
– Что ж, весьма похвально, – заметила Синтара в ожидании трапезы.
– Что ты со мной делаешь? – внезапно спросила Тимара, уже протянув ей еду.
– Жду свою рыбу, – язвительно отозвалась драконица.
Тимара не отдавала ей добычу.
– Я меняюсь быстрее, чем когда-либо прежде. Кожа зудит от чешуи. Спина все время болит. Даже зубы, похоже, заострились. Это твоя работа?
– Рыбу! – настаивала Синтара, и Тимара швырнула ей первую порцию.
Драконица поймала ее на лету, подбросила, перехватила и проглотила целиком.
– Ты тоже меняешься, – гнула свое Тимара. – Ты выросла. Стала крупнее и сильнее, и уже не просто синяя. Ты сапфировая и лазурная и всех прочих оттенков синего. Хвост стал длиннее. Вчера я видела, как ты стряхиваешь воду с крыльев. Они стали еще красивее, чем прежде, с серебристым узором, как будто ты украсила их вышивкой. И они тоже выросли.
– Я росла бы еще быстрее, если бы вместо болтовни меня потчевали едой, – упрекнула Синтара, но не смогла скрыть довольства.
Сапфировая и лазурная… Все же у людей есть и неоспоримое достоинство – весьма выразительный язык.
– Кобальтовая, небесно-голубая, васильковая… – продолжила она, пока Тимара снимала с прута вторую рыбину.
Девушка подняла на нее взгляд:
– Да. И все эти оттенки тоже.
– И черный. И еще серебряный, если приглядеться внимательнее.
– Верно. И когда ты расправляешь крылья, там виден еще и зеленый, как будто поверх серебристого выложен другой кружевной узор. Я заметила, что его рисунок проступает теперь гораздо отчетливее.
– Рыбу, – напомнила Синтара, и Тимара со вздохом подчинилась.
– Ты что-то делаешь со мной или я изменяюсь сама по себе? – спросила девушка, когда драконица проглотила подношение.
А Синтара и сама толком не знала.
– Человек не может долго находиться рядом с драконами и избежать перемен, – ответила она. – Просто прими их.
– А дракон не может долго находиться рядом с людьми и не измениться, – напомнил Меркор, подошедший, чтобы встрять в их разговор и, возможно, проверить, не осталось ли лишней рыбы.
Поскольку еда уже закончилась, Синтару не так уж смутило его вмешательство. Но затем золотой нанес ей серьезное оскорбление, наклонив голову и тщательно обнюхав ее хранительницу.
– Тебе больно, девочка? – спросил он тихо.
– Немного, – буркнула Тимара и отвернулась, смущенная его вниманием.
Золотистый дракон перевел взгляд на Синтару. В его глазах, черных на черном, читалось обвинение.
– Ты не вправе не замечать этого, – предостерег он. – Связь действует в обе стороны. Что касается одного, касается и всех. Ты можешь вызвать большое недовольство среди хранителей.
– Что он имеет в виду? – вмешалась встревоженная Тимара.
– Дела драконов – это дела драконов! – отрезала Синтара.
Меркор девушке не ответил.
– Будет как с твоим именем, Синтара, – сообщил он прямо. – Я довольно долго не вмешивался, но потом взял ответственность на себя. Видимо, теперь мне придется взять на себя ответственность и за твою хранительницу.
Синтара расправила крылья и выгнула шею. Ее бахрома, которая однажды превратится в пышный шипастый воротник, вздыбилась. Но Меркор все равно оставался крупнее. Веселый блеск в его глазах лишь еще больше разгневал синюю.
– Ты никогда не получишь мою хранительницу! – прошипела она, неприкрыто угрожая ему ядом. – То, что принадлежит мне, моим и останется!
Тимара заслонила лицо руками и отступила на несколько шагов.
– Так проследи за этим, – любезно отозвался Меркор. – Обращайся с ней как подобает, и тебе не о чем будет беспокоиться, маленькая королева.
Эти слова вывели драконицу из себя. Она вытянула шею, широко разинув пасть. Меркор развернулся, его крыло хлопнуло, раскрываясь, и костяным суставом ударило Синтару по ребрам. Она без толку замахала на него собственными, не столь большими крыльями, попятившись назад. Тимара закричала. Вокруг них, по всему мысу, драконы поднимали головы и расправляли крылья, глазея на ссору. Хранители заметались, словно муравьи в растревоженной куче, перекрикиваясь друг с дружкой.
– Тебе нужна помощь, Синтара? – спросил Сестикан.
Крупный голубой самец приблизился к ним. Его крылья тоже были развернуты, бахрома на шее вызывающе стояла дыбом.
– Сестикан, нет! – надрывался его хранитель, но дракон не обращал на Лектера ни малейшего внимания.
Его вращающиеся глаза были прикованы к Меркору. Два дракона, расправив крылья и покачивая шеями, зло мерили друг друга взглядами.
– Я королева! Мне не нужна ничья помощь, – с презрением бросила Синтара. – Хранительница! Я хочу пойти к реке с чистой водой и привести себя в порядок. Бери свои мочалки и следуй за мной.
Это вовсе не отступление, сердито решила она, надменно удаляясь. Просто ее не заботит, что они скажут или сделают дальше. Она не позволит самцам драться за нее на земле, как будто подобное сражение может что-то доказать или завоевать ее расположение. Нет. Когда придет время, она воспарит в небо, и все самцы до единого будут спорить за нее и сражаться насмерть, добиваясь ее благосклонного взгляда. И когда останется лишь один, она взлетит еще выше и бросит ему вызов. Меркору никогда ее не одолеть.
– Может, ты сумеешь его урезонить.
Лефтрин сердито глянул на Скелли. Она поджала губы и отвернулась. Он не сердился на нее, но мысль о том, что Смоляного можно урезонить, вызвала у него раздражение. Утром капитан вышел на палубу и обнаружил, что за ночь баркас лишь еще глубже зарылся в ил. Пол-утра все, кто был в состоянии держать багор, пытались спихнуть корабль с мели. Яснее ясного, что баркас сознательно препятствует их усилиям. И все члены команды это понимали – смятение и тревога читались в их глазах.
Хранителям начало передаваться настроение команды. Лефтрину казалось это весьма странным: все они знали, что Смоляной – живой корабль, но мало кто в полной мере понимал, что это означает. Они, похоже, забыли, что в глубине души баркас сродни их драконам и вполне способен быть таким же вздорным. Или опасным.
Лефтрин оглянулся на Скелли, но та на него не смотрела. Девушка снова опустила багор за борт, уперлась в дно и теперь стояла наготове в ожидании приказа.
– Попробую, – понизил он голос, чтобы слышала только она. – Пойдем вместе.
– Подержи пока, ладно? – попросила Скелли Беллин, передав ей багор.
Следом за капитаном она отправилась на нос баркаса.
– Он же показал нам Кельсингру, – прошептала она. – Зачем ему это делать, а потом зарываться в ил? Зачем он добился, чтобы нам всем туда захотелось, а теперь отказывается стронуться с места?
– Не знаю, но мы напрасно теряем день. Еще немного, и драконы решат, что готовы идти дальше, а нам будет нужно следовать за ними. А не сидеть на мели.
– Что там случилось у драконов с утра?
– Понятия не имею. Какая-то перебранка. Думаю, ничего серьезного, раз все так быстро закончилось. Скорее всего, выясняли, кто главнее. Такое случается в любых группах – что у животных, что у людей. Или у драконов.
Лефтрин услышал собственные слова и вдруг осознал то, чего до сих пор не замечал. Драконы для него не были животными – в том же смысле, что и птицы или олени. Но и людьми тоже. Внезапно это показалось ему очень важным откровением. Раньше он делил всех существ на животных и людей. Но теперь в его жизни появились драконы. Когда, недоумевал Лефтрин, у него в голове выделилась для них отдельная категория? В начале этого похода он еще считал их животными. Удивительно разумными, говорящими, но животными. А теперь они стали драконами, не животными и не людьми.
И как же тогда быть со Смоляным?
Лефтрин встал на носу и уже собирался положить ладони на планширь. Кожа к дереву – ему всегда казалось, что так он отчетливее слышит корабль. Но сейчас капитан сложил руки на груди и замер, приводя в порядок мысли, задумавшись, многими ли из них он хочет поделиться с кораблем. Смоляной без труда вторгся в его сны. Какая часть повседневных мыслей Лефтрина открыта баркасу?
Скелли уже взялась руками за борт.
– Кельсингра была прекрасна, – произнесла она негромко. – Лучшее место, какое я способна вообразить. Мне там понравилось. И сейчас я хочу отправиться в Кельсингру. Так почему же, Смоляной, старина, мы сидим тут, в грязи? В чем дело?
Она не ждала прямого ответа на свой вопрос. Как и Лефтрин. Прямые ответы не в природе драконов, а они, как вдруг осознал капитан, имели дело именно с драконом. Сам он такой же хранитель, как и вся эта молодежь. Только его дракон внешне выглядит как баркас. Лефтрин уже тянулся к планширю, когда Смоляной ответил. Корабль содрогнулся всем корпусом. Чертыхнувшись от неожиданности, капитан изо всех сил вцепился в борт. Он висел, слушая смятенные крики команды и хранителей на палубе, а баркас дернулся еще раз. И еще. Смоляной приподнимался и опускался, снова и снова. Лефтрин ясно представлял, как его мощные лапы и перепончатые ступни распрямляются и переступают, – примерно так ерзают в грязи жабы, устраиваясь поуютнее. Но с каждым подъемом и толчком Смоляной еще и разворачивался.
– Что происходит?
Грефт подковылял к ним по палубе и тоже вцепился в планширь. За тонкими серебристыми губами хранителя виднелись стиснутые зубы, как будто его терзала боль.
– Не знаю. Погоди! – отрывисто бросил Лефтрин.
С его кораблем что-то происходило, и он хотел полностью сосредоточиться на Смоляном, не отвлекаясь на этого нагловатого юнца.
Вероятно, Грефт уловил намек, или же его заткнул взгляд, которым наградила его Скелли. Он угрюмо вцепился в борт, а Смоляной продолжил переступать по дну. Когда баркас наконец успокоился, Лефтрин выждал еще пару минут, прежде чем заговорить. Корабль развернулся так, что корма полностью освободилась от ила. Теперь будет довольно самого легкого толчка багров, чтобы снять его нос с мели.
Но самое главное, теперь нос Смоляного был направлен не в главное русло, а в приток с чистой водой. Капитан Лефтрин некоторое время обдумывал увиденное. Он пришел к выводу – и почувствовал одобрение своего судна.
– Все в порядке! – взревел он, перекрыв встревоженный гомон команды и хранителей, а затем, в потрясенной тишине, последовавшей за его криком, отчетливо произнес: – Мы чуть не двинулись по неверному пути. Вот и все. Кельсингра находится в верховьях этой реки, а не той.
– Но откуда ты можешь это знать? – возразил Грефт.
Лефтрин холодно улыбнулся ему:
– Мой живой корабль только что мне сказал.
Грефт махнул рукой на драконов, столпившихся на берегу.
– А они согласятся? – ехидно поинтересовался он.
И вдруг рев драконов разорвал тишину.
– Ты это видела?
Тимара видела. Она как раз возвращалась на корабль, наскоро искупав Синтару в холодной воде. Девушка насквозь промокла и продрогла. Насколько она понимала, драконице вовсе не хотелось и не понравилось мыться. Она подозревала, что Синтаре нужен был предлог, чтобы уйти от взбудораженных самцов и их свары. Во время купания она почти не разговаривала с Тимарой, а та не задавала вопросов. Сильве, решила она, все ей объяснит. Девушку беспокоило подозрение, что за этим стремительным ростом чешуи кроется нечто большее. Харрикин как-то раз обронил что-то насчет собственной чешуи и своего дракона, но ушел от разговора, когда она попыталась выспросить, при чем тут дракон. И Синтара тоже не пожелала ей объяснить.
И вот, промокшая, закоченевшая, все еще испуганная, с раной на спине, ноющей сильнее обычного, Тимара тащилась обратно к баркасу. Она надеялась подняться на борт и обогреться у печки на камбузе до начала дневного перехода. Сегодня была ее очередь грести в одной из оставшихся лодок, и ей хотелось сначала согреться.
Но вместо этого Тимара увидела, как баркас вдруг вздыбился, словно его подхватило волной. С борта послышались крики. Все драконы обернулись на шум. Меркор затрубил от изумления. Ранкулос взревел в ответ, озираясь кругом в поисках возможной угрозы. Корабль внезапно снова опустился, плеснув брызгами из-под днища.
Тимара остановилась рядом с Седриком. Она и не знала, что он тоже на берегу.
– Ты это видела? – повернувшись к девушке, спросил он.
Его мокрые рукава были закатаны до локтя, а в руке он держал корабельное ведро и щетку. Тимара заподозрила, что он одолжил их без спросу, чтобы почистить Медную. Хорошо, если капитан Лефтрин не слишком на него рассердится.
– Видела, – ответила она.
И тут корабль поднялся снова, дернулся, покачнулся и сел обратно на днище.
– Кто-то из драконов зашел с той стороны баркаса? Это они его толкают?
– Нет, – ответил Меркор, подходя, чтобы встать рядом с Тимарой. – Смоляной – живой корабль, и притом самый необычный из них. Он движется сам.
– Но как? – удивилась девушка и тут же получила ответ.
Судно покачнулось из стороны в сторону, после чего невероятным усилием приподнялось. На миг Тимара увидела, как мелькнули мощные передние лапы. Потом колени согнулись, и корабль снова опустился в ил на мелководье. Девушка ошеломленно глазела на него, а затем ее взгляд скользнул к нарисованным глазам баркаса. Они всегда казались ей добрыми. Но теперь она прочла в них решимость. По ним стекала вода, забрызгавшая борта от его последних усилий. Тимара уставилась в глаза кораблю, пытаясь понять, видит ли она лишь рисунок или нечто большее.
Спустя мгновение баркас собрался с силами и снова поднялся, передвинулся и осел. Стало ясно, что он поворачивает нос в другую сторону.
– Он пытается освободиться, – неуверенно предположил Седрик. – Вот и все.
– Мне так не кажется, – пробормотала Тимара, не сводя глаз с корабля.
– И мне, – согласился Меркор.
К ним подошел Ранкулос. На этот раз, когда баркас приподнялся, он раздул ноздри и встопорщил гриву на шее.
– Я чую дракона! – громко объявил он, чуть расправил крылья и вытянул шею.
– Ты чуешь корабль. Ты чуешь Смоляного, – поправил его Меркор.
Ранкулос опустил голову и еще сильнее вытянул шею. В этой позе он напомнил Тимаре токующую птицу. Дракон двинулся к живому кораблю, раздувая ноздри.
– Ранкулос, Смоляной – живой корабль, – произнес Меркор устало, как будто смирившись с чужой глупостью. – Его корпус сделан из кокона дракона, не сумевшего проклюнуться. – Он помолчал, наблюдая за тем, как баркас снова напрягает все силы, приподнимается, а затем, чуть повернувшись, опускается в воду. – Но к этому старому корпусу недавно кое-что добавили. Часть корабля сделана из другого кокона, принадлежавшего змею из того же Клубка, что и мы. Смоляной близок нам настолько, насколько это возможно для существа его вида.
– Существа его вида? «Существа» его «вида»? И что же это за существо, Меркор? Призрак, заточенный в теле раба?
Серебряные глаза алого дракона засверкали, когда Ранкулос вскинул голову, на миг поднявшись на задние лапы. Арбук пронзительно затрубил, вторя его чувствам, а Фенте хлестнула по воздуху хвостом и низко заворчала.
– Он неправильный, – заговорил Балипер. – Пахнет неправильно, живет неправильно. Люди не должны ездить на драконе в каком бы то ни было виде, не говоря уже о том, чтобы порабощать призрак дракона. Нам следует разорвать его на куски и съесть. Воспоминания, заключенные в его «древесине», должны вернуться к нам, поскольку нам они и принадлежат.
Он распахнул алые крылья и привстал на дыбы, показывая свои размеры и злость.
– Вот уж не думаю! – проревел Кало.
Огромный сине-черный дракон, самый крупный из самцов, пробился вперед, вынуждая меньших отступить, чтобы их не затоптали. Когда Балипер не сдвинулся с места, Кало грубо оттолкнул его плечом, швырнув на Фенте. Маленькая зеленая королева гневно завопила и набросилась на алого, слегка оцарапав его плечо зубами. Балипер, в свою очередь, ударил ее крылом так, что она растянулась в грязи. Увидев, что его драконице угрожают, гневно заорал Татс. Он стоял на палубе Смоляного и округлившимися от ужаса глазами наблюдал за развитием ссоры, в которую, казалось, вот-вот втянутся все драконы.
– Остановитесь! – крикнул Меркор, но его никто не услышал.
– Прекратите, или я убью вас всех! – взревел Кало.
Все замерли. Огромный самец медленно повернул голову, окидывая взглядом собравшихся на мысу драконов. Среди них стояло и несколько хранителей. Седрик подошел поближе к Тимаре. Сильве жалась к передней лапе Меркора.
Фенте начала подниматься с земли.
– Не смей! – предостерег ее Кало.
Он широко раскрыл пасть и показал всем ярко-зеленые мешочки с ядом у себя в глотке. Они раздулись до предела и пульсировали от его гнева.
– Я вам не Плевок, чтобы попусту хвастаться своей силой. Но посмейте перечить мне сейчас – и вы изведаете мощь моего яда.
Драконы замерли, не решаясь пошевелиться. Кало сомкнул челюсти, но так и не опустил шипастую бахрому на шее.
– Я не помню всего, что следует помнить дракону, – медленно проговорил он. – Но помню многое из того, что дракону помнить не стоит. Я был Киларо из Клубка Моолкина. И я следовал за Моолкином, великим золотым змеем, не ведая сомнений.
Взгляд его серебристых глаз внезапно остановился на Меркоре. Тот на миг показался озадаченным, но затем согласно наклонил голову.
– Я был Киларо, а Сессурия был мне товарищем, – продолжил Кало, посмотрев теперь на Смоляного. – Я был сильнее, но он порой был мудрее. Если мы разорвем эту мудрость на клочки и разделим между собой, получит ли хоть один из нас ее целиком? – спросил он, обводя взглядом собравшихся драконов. – Узнает ли хоть один из нас то, что, похоже, знает Смоляной? Раскройте свои пасти и ноздри, драконы. Нам ведомо много способов общения. Как и змеям.
Тимара потрясенно обнаружила, что крепко держит Седрика за руку. Что-то происходило, что-то страшное… С баркаса донеслись крики и возгласы – это корабль снова приподнялся над водой. На миг Тимара отчетливо увидела мощные передние лапы и успела заметить согнутые и перепончатые задние. До нее донеслась волна резкого, неприятного запаха, похожего на тот, что она учуяла в тот день, когда драконы вылуплялись из коконов. От вони заслезились глаза, и девушка закрыла рукавом рубахи нос и рот, пытаясь отдышаться. Затем баркас повернулся, и нос Смоляного шлепнулся на воду реки. Когда его могучие задние лапы оттолкнулись от илистого дна, на берег плеснула мутная волна.
Баркас двинулся вперед. Нацелился он не в быстро текущую едкую реку с широким руслом, а в извилистый, тянущийся под сводами леса поток с чистой водой, берега которого Тимара исследовала накануне. Она поняла, что происходит, одновременно с Седриком.
– Смоляной уходит без нас!
– Подожди! – отчаянно крикнула Сильве.
Тимара глянула на нее, но так и не поняла, кого она зовет, корабль или Меркора, поскольку драконы устремились вслед за баркасом. Смоляной выбрался на глубину. Ни одного багорщика не было на месте, но корабль решительно двигался против течения. Тимара увидела, как бурлит вода позади него, и заподозрила, что у него есть еще и хвост.
– Нас бросили! Вперед!
Прежде она держалась за Седрика, но теперь он высвободился и взял ее за руку. Другой рукой Тимара схватила ошеломленно замершую Сильве.
– Бежим! – велел он девушкам. – Ну же!
Все трое бросились к берегу. Крики, сердитые и испуганные, доносившиеся с палубы Смоляного, подразумевали, что ни команда, ни хранители не могут его задержать. Тимара вспомнила об охотниках. Те, как обычно, еще до зари отправились за дичью, причем наверняка выбрали широкое русло. Как скоро они поймут, что баркас с драконами ушел в ином направлении?
Забыли не только их троих. Все отставшие сошлись у трех лодок на берегу. Бокстер с Кейзом заняли лодку Грефта, но ждали, не придется ли им взять на борт кого-нибудь еще. Алум сидел во второй, и его как раз окликнул Харрикин. Третья осталась пустой.
– Отчаливайте! – крикнула товарищам Тимара. – Мы возьмем эту лодку.
– Хорошо! – ответил ей Алум, и они с Харрикином оттолкнулись от берега.
Баркас уверенно и стремительно шел против течения. Драконы рассеялись по берегу, огибая лодки, вошли в воду и последовали за ним. Вскоре они должны были обогнать корабль. Бокстер с Кейзом взялись за весла и теперь выгребали к реке.
Когда Тимара, Сильве и Седрик добежали до последней лодки, на берегу, кроме них, никого не осталось. Девушка оглянулась на лагерь. Нет, ничего не забыли. На низком сыром берегу догорал костер. Кроме вытоптанной травы и дыма, ничто не выдавало их пребывания здесь.
– Лодка выдержит троих? – обеспокоенно спросил Седрик.
– Будет не слишком удобно, но сойдет. К тому же выбора все равно нет. Можешь перевернуть свое ведро и сесть на него. Думаю, мы довольно скоро нагоним Смоляного, и тогда, если захочешь, попросим забрать тебя на борт.
Тимара обернулась к странно притихшей Сильве. Девочка выглядела потрясенной.
– Что с тобой?
Сильве медленно покачала головой:
– Он просто ушел с остальными. Меркор даже не проверил, смогу ли я догнать его. Просто ушел. – Она заморгала, и одинокая, с розовым отливом слезинка скатилась по ее щеке.
– Ох, Сильве…
Тимаре было жаль девочку, но времени переживать не было. Надо нагнать корабль.
– Меркор не дурак. Он знал, что на берегу оставались лодки и что ты раньше отлично заботилась о себе сама. Ему было нужно, чтобы драконы сразу двинулись за баркасом, не успев передумать. Меркор тебя не бросил – он просто уверен, что ты справишься. Давай докажем, что он не ошибся! – выпалил Седрик, чтобы примирить девушек.
Он устал от ссор.
Он поставил свое ведро вверх дном посреди лодки и сел на него. Получилось чуть выше, чем скамьи в лодке, река виделась с такой высоты немного по-другому. Тимара столкнула их на воду, а Сильве принялась грести, стараясь изо всех сил. Им не пришлось договариваться об этом – и так было ясно, что девушки управляются с веслами гораздо лучше Седрика.
И у него впервые появилась возможность полюбоваться рекой и окружающим лесом с воды. В последний раз, когда он сидел в лодке, он был слишком занят тем, чтобы не отставать от Карсона, поэтому по сторонам смотреть не успевал. Теперь же он увидел, что вокруг растет самый густой лес на его памяти. Деревья, лиственные и хвойные, склонялись над водой. С некоторых свисали лианы. Подлесок был густым, а вдоль замшелых берегов шелестели заросли камышей и рогоза.
– Какой он живой! – с изумлением проговорила Сильве.
Значит, разница ему не померещилась.
– Даже запах другой, – подтвердила Тимара. – Прямо, ну… зеленый. Мы с Элис вчера прошлись немного вверх по реке и обе обратили внимание. Вода не едкая и ничуть не белая. И живности куда больше. Вчера я видела плавающих лягушек. Прямо в воде.
– Лягушки обычно и плавают в воде, – заметил Седрик.
– Может, рядом с Удачным и плавают. Но в Дождевых чащобах лягушки живут на деревьях. Не в реке.
Седрик ненадолго задумался. Всякий раз, когда ему казалось, что он осознал все перемены в своей жизни, его настигало очередное открытие. Он молча кивнул.
Этот приток совершенно не походил на главное русло. Река вилась сквозь лес, и деревья склонялись над водой в поисках солнечного света, заслоняя им путь. Некоторое время они шли за баркасом и драконами, но затем река плавно изогнулась, и они потеряли из виду всех, кроме пары других лодок. Сейчас они оказались последними. Если они вдруг перевернутся или натолкнутся на стаю галлаторов на берегу… На миг все нутро Седрика сжалось от страха. Но затем ему в голову пришла непривычная мысль.
Если с ним что-то случится, Карсон отправится его искать.
Карсон.
Улыбка осветила лицо Седрика. Это было правдой, и он твердо это знал. Карсон обязательно за ним придет.
Седрик до сих пор пытался вписать этого человека в свое представление о мире. Он никогда прежде не встречал таких людей, как Карсон, не знал никого, кто умел бы усмирять свою силу до такой нежности. Охотник не был образован или утончен. Он не разбирался в винах, никогда не выезжал за пределы Дождевых чащоб, за всю жизнь прочитал от силы дюжину книг. Все то, на чем основывалось самоуважение Седрика, напрочь отсутствовало в жизни Карсона. Но, не имея вкуса к подобным вещам, как же Карсон мог понять, кто такой Седрик и каков он? Чем он так приглянулся охотнику? Это до сих пор озадачивало его.
Жизнь Карсона определялась миром лесов и воды. Он знал о животных все и говорил о них с большой любовью и уважением. Но и убивал их. Седрик видел, как Карсон разделывает дичь, как он мощным ударом отсекает от туши конечности, а затем выламывает руками кость из сустава.
– Когда знаешь, как устроено животное, гораздо проще разъять его на части, – пояснил тогда Карсон, завершив свою кровавую работу.
Седрик смотрел на его руки, на кровь на запястьях, на кусочки плоти, забившиеся под ногти, и представлял, как эти могучие ладони гладят его тело. От фантазий по спине пробегала дрожь, сладкий ужас предвкушения. Но Карсон всегда был нежен, едва ли не робок с Седриком, и тот уже несколько раз ловил себя на том, что сам берет на себя инициативу. Ощущение, что он управляет происходящим, пьянило и в чем-то освобождало. Он всматривался в глаза и губы Карсона в полумраке тесной каюты и не находил на лице охотника страха, не видел негодования из-за того, что на этот раз ведет Седрик. Порой он сравнивал это с тем, как воспринял бы такую попытку Гест.
«Не смей говорить мне, чего тебе хочется, – пренебрежительно запретил ему однажды Гест. – Я сам скажу, что ты получишь».
Седрик уже гораздо реже его вспоминал. В последние дни, когда он сравнивал прежнего любовника и нового, Гест казался ему тающим призраком. Мысли о нем порождали сожаление, но иного рода, чем раньше: теперь Седрик жалел не о том, что потерял Геста, а о том, что вообще когда-то его повстречал.
Девушки на веслах нашли единый ритм, и лодка двигалась довольно быстро, но разрыв между ними и драконами с баркасом все не сокращался. Когда они проплывали под низко нависшим над водой деревом, всех троих напугала стая рыжих попугаев. Птицы с возмущенными криками снялись с ветвей, сбились в стаю и дружно перелетели повыше. Люди в лодке вздрогнули, а затем рассмеялись. Смех нарушил натянутое молчание, которого Седрик до сих пор не осознавал. Он вдруг понял, что не хочет сидеть в одиночестве, погруженный в собственные мысли.
– Я тоже с радостью возьмусь грести, – предложил он.
– Я не устала, – откликнулась Сильве, обернувшись, чтобы улыбнуться ему.
Глаза девочки блеснули в солнечном свете, и Седрику померещилось в них бледное голубое свечение. Когда она отвернулась, он невольно отметил, что солнечный свет играет и на ее голове, покрытой розовыми чешуйками. У Сильве осталось гораздо меньше волос, чем в начале пути. Поношенная рубашка разошлась у плеча по шву, и при каждом взмахе ее весла в прорехе сверкала плотная чешуя.
– Может, я поймаю тебя на слове, через некоторое время, – призналась Тимара.
Это удивило Седрика. Ему казалось, что из двух девушек она выносливее.
– У тебя до сих пор болит спина? – уточнила Сильве через плечо, не отрывая взгляда от реки. – Там же, где ты поранила ее в воде?
– Да, – чуть помолчав, неохотно призналась Тимара. – Она так до конца и не зажила. А после того как меня накрыло той волной, стало еще хуже.
Лодка неслась вперед. Они проходили мимо заводей, где на поверхности воды плавали огромные плоские листья и оранжевые цветки. Седрик чувствовал сладкий, сильный запах с привкусом гнильцы.
– Ты когда-нибудь спрашивала об этом свою драконицу? – уточнила Сильве, чуть замешкавшись, но вполне решительно.
– О чем? – откликнулась Тимара с неменьшим напором.
– О своей спине. И о том, что чешуи на теле становится все больше и больше.
Молчание каменной глыбой обрушилось на лодку, заполнив ее до бортов. Седрику казалось, что от навалившейся тяжести он не в силах даже дышать.
– Не думаю, что рана на моей спине имеет отношение к чешуе, – ответила Тимара, но в ее словах отчетливо прозвучала фальшь.
Сильве сосредоточенно гребла. Она не обернулась, чтобы взглянуть на подругу.
– Ты забываешь, – произнесла она, как будто обращаясь к реке. – Я же видела. И теперь знаю, что это.
– Потому что ты изменяешься точно так же, – едва ли не хлестнула ее этими словами Тимара.
Седрик между ними чувствовал себя так, будто его загнали в угол. И зачем только Сильве завела этот разговор, такой личный для хранителей, когда он сидит рядом?
А в следующий миг его внутренности скрутил страх.
Она обращалась не к Тимаре. К нему. Он вскинул руку к шее и закрыл ладонью полоску чешуи вдоль позвоночника. Карсон уверял его, что она пока что едва заметна. Что она еще даже не окрасилась, в отличие от розового цвета у Сильве или серебристого блеска у самого Карсона. Седрик не проронил ни слова.
– Я меняюсь, – признала Сильве. – Но мне предоставили выбор, и я согласилась. И я доверяю Меркору.
– Но ведь сегодня он тебя бросил, – заметила Тимара.
Седрик задумался, что это было: жестокость или просто бестактность.
– Я уже все обдумала – и то, что сказал Седрик, тоже. Если сегодня вечером меня не окажется на общей стоянке, Меркор вернется за мной. Я знаю. Но я буду на стоянке, и я смогу добраться туда сама. Он ожидает от меня именно этого. Я не ручная зверушка и не дитя. Меркор уверен, что я не только способна сама о себе позаботиться, но и заслуживаю внимания дракона и в состоянии выжить без него.
– Почему он так верит в тебя? – почти сдавленным голосом выговорила Тимара. – Как ты смогла его убедить?
Сильве обернулась к ним, и загадочная улыбка озарила ее лицо.
– Сама не знаю. Но он предложил мне такую возможность, и я согласилась. Я пока еще не Старшая. Но однажды стану.
– Что? – хором переспросили Тимара с Седриком.
– Как? – добавила уже одна Тимара.
– Просто чуть-чуть крови, – почти шепотом ответила Сильве.
Седрик похолодел. Чуть-чуть? Сколько это – чуть-чуть?
Он пытался вспомнить, сколько крови хлебнул в ту ночь сам, и гадал, много ли требуется.
– Меркор дал тебе свою кровь? – недоверчиво переспросила Тимара. – И что ты с ней сделала?
– Он велел мне оторвать у него с морды маленькую чешуйку, – ответила Сильве тихо, словно рассказывала о чем-то священном – или пугающем. – Я так и сделала. Выступила пара капель крови. Он велел мне снять их чешуйкой. А потом съесть ее. – Сильве прерывисто вздохнула, сбившись с ритма гребли. – Это было… вкусно. Нет. Это был не вкус. Только ощущение. Это была магия. И она изменила меня.
Двумя сильными гребками Тимара вывела лодку со стремнины на мелководье. Она схватилась за нависшую над водой ветку и остановила суденышко.
– Зачем? – выпалила она.
Она обращалась как будто ко всей вселенной, с криком отчаяния и протеста против несправедливой судьбы, но ответила ей Сильве:
– Ты ведь знаешь, что мы такое, Тимара. Ты знаешь, почему некоторых из нас бросают сразу после рождения. Почему тем, кто изменяется слишком быстро, запрещено иметь супругов и детей. Если нас находят в младенчестве, то отказывают нам и в самом будущем. Потому что мы меняемся так сильно, что превращаемся в чудовищ. И умираем рано, породив других чудовищ, не способных выжить. Меркор уверен, что подобные перемены происходят со всеми людьми, кто долгое время находится рядом с драконами.
– Не может быть! В Дождевых чащобах люди менялись начиная с самого первого поколения поселенцев. Задолго до того, как драконы вернулись в этот мир, дети обрастали чешуей, а беременные женщины производили на свет чудовищ!
– Задолго до возвращения драконов мы жили там, где некогда жили они, и раскапывали города Старших. Мы присваивали себе их сокровища, носили их украшения, использовали драконьи коконы как древесину. Может, среди нас и не ходили драконы, зато мы ходили среди них.
Тимара долго молчала, осмысливая ее слова. Вода неслась мимо их лодки. Внутри Седрика все похолодело и застыло. Кровь. Драконья кровь изменяет Сильве. Две капли и маленькая чешуйка – вот и все, что потребовалось. Сколько же выпил он? На какие изменения обрек себя? Чудовища, так они говорят. Чудовища, которые живут недолго, чудовища, которым отказано в будущем. В животе его завязался какой-то тугой узел и все затягивался, затягивался, пока не стало больно. Седрик чуть подался вперед, чтобы расслабить брюшные мышцы. Но девушки, кажется, ничего не заметили.
– Но ведь кровь, которую он тебе дал, только изменит тебя еще сильнее?
– Это была его кровь. Меркор говорит, что направит мои изменения. Он предупредил, что такое получается не всегда и он не помнит всего, что следует сделать дракону, чтобы облегчить перерождение. Но он сказал, что Старшие возникли не сами по себе. Каждый Старший некогда был товарищем дракону. То есть почти каждый. Иногда люди начинали перерождаться, и даже без драконьего надзора изменения их не убивали. Так бывало с теми, кто ухаживал за коконами или присутствовал при вылуплении. Некоторые из таких людей становились красивыми и жили долго, но большинство – нет. А те, кому драконы, сочтя их достойными, бережно помогали, становились исключительными и порой переживали несколько поколений.
На некоторое время слова у нее иссякли.
– Я не понимаю.
– Искусство, Тимара. Старшие были для драконов своего рода искусством. Они находили людей, которые, по их мнению, обладали должными задатками, и совершенствовали их. Именно поэтому они так ценили Старших. Всякий ценит то, что создал сам. Даже драконы.
– Но как же я? Я родилась с такими изменениями, какие обычно бывают только у древних старух. И с тех пор как мы покинули Трехог, продолжала изменяться. Причем быстрее, чем когда-либо прежде.
– Я заметила. Поэтому и спросила у Меркора, не перерождает ли тебя Синтара. Он обещал узнать у нее.
– Я уже спросила, – призналась Тимара. – Я заподозрила, что она имеет к этому какое-то отношение. По случайной обмолвке Харрикина. Его дракон тоже его перерождает?
– Да. А Синтара изменяет тебя.
Снова повисло молчание.
– Нет, – возразила девушка. – Она сказала, что ничего не делает, а Меркор заявил, что если она не займется моими изменениями, то придется ему.
– Что?
Что прозвучало в этом потрясенном вопросе Сильве? Ревность? Неверие?
Тимара, по-видимому, тоже это услышала.
– Не волнуйся, – угрюмо ответила она. – Он не станет этого делать. Синтара сказала, что никому не позволит отобрать своего хранителя. Я обречена на ее общество, даже если она меня не хочет. Обречена на превращение, как бы я ни изменилась, к лучшему или к худшему, – глубоко вздохнув, заключила Тимара. – Нам стоит двигаться дальше. Я уже даже не вижу других лодок.
– Хочешь, я сяду на весла? – предложил Седрик.
– Нет. Спасибо, – отказалась девушка и тихо прибавила: – Думаю, я хочу еще некоторое время поработать.
– Я тоже перерождаюсь, – прокашлявшись, с трудом выдавил юноша.
Тишина.
– Да, мы заметили, – осторожно откликнулась Сильве.
Седрик перебрал дюжину вариантов следующей фразы, прежде чем нашел тот, в котором не упоминалась бы драконья кровь и то, как именно он ее попробовал.
– Иногда я боюсь, что Релпда не вполне понимает, как влиять на происходящие во мне перемены.
– Наверное, все мы немного этого боимся, – посочувствовала ему Сильве.
И Седрик не нашелся что ответить.
Тимара опустила весло в воду, вытолкнув лодку с мелководья. Они двинулись дальше, преодолевая неспешное течение.
Девятый день месяца Золота, шестой год Вольного союза торговцев
От Эрека, смотрителя голубятни в Удачном, – Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге
Содержимое: официально зарегистрированное уведомление от Геста Финбока всем торговцам, постоялым дворам и поставщикам Трехога и Кассарика, которое следует размножить и довести до общего сведения. О том, что с первого дня месяца Золота Гест Финбок не несет ответственности за любые долги, принятые на себя Седриком Мельдаром или Элис Кинкаррон.
Детози, быстрые голуби прибыли на сутки с половиной раньше обычных. Это особенно поразительно, учитывая, что летели они в дождь и против ветра. Очевидно, наши старания по выведению породы приносят свои плоды, и еще какие! Я обязательно постараюсь разработать систему меток для птиц, чтобы мы могли определить среди них самых быстрых. Так мы сможем закрепить это качество в последующих поколениях.
Эрек
Десятый день месяца Золота, шестой год Вольного союза торговцев
От Эрека, смотрителя голубятни в Удачном, – Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге
Извещение от семьи торговца Мельдара и семьи торговца Кинкаррона, предлагающее существенное вознаграждение за любые сведения о местонахождении и благополучии Седрика Мельдара и Элис Кинкаррон-Финбок. Письмо необходимо размножить и распространить, спешно отправив копию смотрителю голубятни в Кассарике. Полная оплата за услуги внесена вперед.
Детози, не только ты мечтаешь путешествовать между нашими городами с той же легкостью, что и наши голуби. Я несколько часов ломал голову над системой меток, обозначающих скорость полета тех птиц, которых хочу окольцевать. Почему-то мне кажется, что вместе мы с легкостью разработали бы такую систему за единственный вечер. И меня терзает любопытство, как ты справляешься с содержанием и разведением стаи в таком опасном месте, как Дождевые чащобы. По-моему, всем смотрителям голубятен пойдет на пользу, если я выберу время навестить тебя и разузнать обо всех подробностях. Как только Рейал сможет вернуться и временно взять на себя мои обязанности, я намерен предпринять эту поездку, если только мой визит не доставит тебе слишком больших неудобств.
Эрек
Двенадцатый день месяца Золота, шестой год Вольного союза торговцев
От Эрека, смотрителя голубятни в Удачном, – Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге
Запечатанное сообщение от Софи Мельдар-Роксон с вложенным в него кредитным письмом для Седрика Мельдара либо Элис Кинкаррон на случай необходимости. Письмо надлежит оставить для них в Зале Торговцев в Трехоге, а уведомление о нем направить в Зал Торговцев в Кассарике.
Детози, меня крайне беспокоит вопрос, не был ли я слишком навязчив в последней приписке. Я имел в виду лишь то, что мы оба питаем искренний интерес к голубям и обмен мнениями мог бы пойти на пользу обеим нашим стаям. Но разумеется, эта встреча произойдет лишь при том условии, что тебе она будет не менее удобна и интересна, чем мне.
Эрек
