Смастерив на скорую руку вертел и провозившись битый час у костра из сухих веток, Адриен наконец поджарил инопланетную ящерицу, надкусил ее чуть-чуть.

И тут же поморщился.

– Что, невкусно? – полюбопытствовала девушка.

– Да, не очень. Напоминает здешний воздух: довольно странно, но, думаю, со временем мы и к этому привыкнем. Во всяком случае, у нас нет выбора.

Все так же морщась, он проглотил три куска жаркого на глазах у своей спутницы, поглядывавшей на него с недоверием.

Впрочем, она все же согласилась попробовать кусочек, а потом еще один: голод взял свое.

– Честно говоря… – немного смутившись, признался Адриен… – забыл тебе сказать: этот зверь… – он кивнул подбородком на вертел… – оказался не совсем «обычным».

– То есть как?

– Кажется, ему хотелось со мной «договориться». Он сам подошел ко мне. И, когда я сказал ему «привет», он пискнул, как бы отвечая на мое приветствие, только по-своему. Когда я поднял руку ладонью вперед – это всеобщий знак мира, – он ответил мне похожим жестом. И точно так же выставил лапу вперед. А когда я улыбнулся, он тоже скорчил рожу, только как-то чудно, потом замотал головой и без всякой опаски подошел ко мне.

– И что?

– Ну и вот… – проговорил он вконец смутившись, словно развязка рассказа об охоте казалась ему совсем уж постыдной, – достаю я лук и всаживаю стрелу ему прямо в лоб. Он и пикнуть не успел.

Она замерла в изумлении.

– Шутишь!

– Нисколько. С этими тварями будет непросто: если с ними церемониться, рука на них уже не поднимется.

Почувствовав неодолимый приступ тошноты, Элизабет отошла в сторонку, и ее вырвало всем, что она успела съесть.

Адриен не думал, что его спутница такая ранимая. Юноша растерялся, не зная, как вести себя дальше: он хотел было пойти за ней и извиниться, но потом, пожав плечами, решил, что она сама придет, когда захочет есть. Через какое-то время девушка действительно пришла – на лице у нее читалась едва скрываемая ярость.

– А что, если эти инопланетные твари и в самом деле разумные?

– Ну тогда придется искать среди них самых тупых – только их и будем есть. А пока, сколько ни злись, нашего «чудака» уже не вернешь.

Он кивнул на вертел с изжаренной тушкой, от которой исходил неприятный дух, распространявшийся на всю округу.

– А что, если они затаят на нас обиду за это? Ведь в сущности, насколько я понимаю, может статься, что мы отведали посланника их планеты.

– Мы попросим у них прощения.

Девушка хоть и не отошла, но все же присела, будто собираясь снова приняться за еду.

– А что, если у них тут целый город динозавров или даже цивилизация, а ты взял и убил невесть кого, ну даже не знаю, может, какого-нибудь местного этнолога, которого отрядили на нас поглядеть, потому что, в сущности… для них… ну… в общем, может, они думают, что мы и есть инопланетяне!

Чтобы ее успокоить, он протянул ей кусок щеки, которая, как ему казалось, была не пережарена, а с другой стороны, не выглядела недожаренной.

Она с упрямым видом отказалась.

– В конце концов, так оно и есть: ведь это мы чужаки, свалившиеся на их планету!

Он хотел было погладить ее по волосам, но она уклонилась от его ласк.

– Мне нравится, Элит, что тебя волнуют столь отвлеченные вопросы, но что там ни говори, тебе просто необходимо восстановить силы. Это вопрос жизни и смерти. Все животные чем-то питаются. Мы с тобой плотоядные, и нам нужны белки.

Девушка глянула на вертел и с брезгливой миной все же принялась жевать кусок мяса, который протянул ей юноша.

– Если это тебя как-то утешит, мы похороним останки бедняги на тот случай, если его родня или дружки спохватятся и кинутся его искать, – не очень уверенно проговорил он.

Девушка нахмурилась и принялась за еду, впрочем, без всякого удовольствия, хотя через какое-то время она призналась, что это мясо вполне съедобное и что ей хотелось бы попробовать еще немного филейной части, которая показалась ей самой мягкой.

Вечером у костерка Адриен снова углубился в чтение книги «Новая планета: руководство к действию».

А Элизабет стала напевать мотивчик, которому ее научила мать. Это была песенка про «Последнюю Надежду». Девушка пела нескладно.

– Ума не приложу, почему нам повезло, – подал голос Адриен.

– Я тоже, – призналась Элизабет. – В конце концов, я родилась в Цилиндре и всю жизнь думала, что там и умру. Но даже мысль о том, что когда-нибудь мне придется ступить на самую настоящую планету с самой настоящей гравитацией, всегда казалась мне фантастической.

– Путешествие длиной 1251 год…

– …не считая многих тысяч жизней, породивших нас двоих. И вот мы с тобой, двое бедолаг, оказались в миллионах километров от планеты наших предков, в совершенно чуждом мире, в царстве ящеров-гигантов и ящериц-карликов.

Адриен усмехнулся.

– Знаешь, какой сегодня день?

– Нет.

– А ведь сегодня у нас праздник Карнавала. Ровно 1251 год назад, если ты еще помнишь нашу историю, Ив и Элизабет вместе с пассажирами первого поколения устроили себе праздник, после того как покинули свою планету. И вот мы вдвоем оказались здесь.

Адриен, порывшись у себя в рюкзаке, извлек бутылку с какой-то желтоватой жидкостью.

– Знаешь, что это?

– Моча?

– Спиртное. Я нашел его вчера в модуле, когда собирал свой рюкзак. Понюхай!

Она принюхалась – и тут же зажала нос.

– Ну и гадость!

– Брось, сегодня же праздник! Предлагаю начать новое летоисчисление с нуля, как когда-то сделали наши предки-основатели. Значит, сегодня у нас будет нулевой год новой эры на другой планете.

Идея девушке пришлась по душе.

Они осушили бутылку и захмелели.

Адриен взял девушку за руку. Она тут же отпрянула.

– Что с тобой?

– Ты же сама меня выбрала, да?

Он снова подошел к ней, намереваясь взять за руку.

Она тихонько его оттолкнула.

– Но ведь у нас день Карнавала – сегодня мы должны напиться допьяна и утонуть в любви. Сегодня первый день Нового Мира – почему бы не отметить его весело. К тому же нам предстоит положить начало новому человечеству…

– Нет. Жаль. Но мне чего-то не хочется, – повторила она.

– Ну почему?

– Ты будешь считать меня… легкодоступной девицей.

Адриен не поверил своим ушам.

– Да нет же, нет, с чего ты взяла?.. Я не собираюсь упорствовать, Элит, только хочу тебе напомнить, что нас здесь только двое. И я не верю, что тебе так уж важно… что подумают динозавры-инопланетяне, если увидят нас со стороны!

– Нет, для меня важно не то, что подумают динозавры-инопланетяне, а что подумаешь ты. Я хочу, чтобы ты сначала доказал, что уважаешь меня, а уж потом все остальное.

Юноша немного огорчился.

– А ведь я, как ты догадываешься, мог бы взять тебя силой.

– Хорошенькое начало! Ты уж точно не мастак прельщать девушек словами. Но знай, у меня есть нож, и если попробуешь, я смогу за себя постоять.

Адриен совсем стушевался.

Они смерили друг дружку настороженными взглядами.

Она казалась ему прекрасной как никогда. И своим пугливым, диким нравом только раззадоривала его.

– Убьешь меня – останешься на этой планете одна. Неужели ты и впрямь думаешь, что я считаю тебя «легкодоступной девицей»?

– Еще раз говорю, я хочу, чтобы ты уважал меня, тем более если рассчитываешь на все остальное.

– Но черт возьми, Элит! У тебя же нет выбора! Мы одни на этой планете, в миллионах километров от любой другой человеческой формы жизни. Кроме меня, здесь больше никого нет!

Девушка приняла смиренный вид.

– Звучит неубедительно. Ты злоупотребляешь своим положением. Хватит, по-моему, лучше обойтись без твоего Карнавала. А спать мы будем по отдельности, каждый в своем спальнике, и как можно дальше друг от друга.

Опешивший юноша так и стоял, недоуменно взирая на свою спутницу.

Ему казалось, что он уже решил одну из величайших проблем мироздания: «Как возродить человечество на другой планете», – и тут вдруг понял, что не в состоянии ответить на неожиданно возникший вопрос: «Как завоевать любовь женщины?»

– Ну что ж… тогда спокойной ночи, Элит, – грустно бросил он, забираясь в свой спальный мешок.

– Спокойной ночи, Адриен, – ответила она. – Я не сержусь. Только не вздумай приблизиться ко мне, когда я усну, – нож всегда при мне, и я пущу его в ход не задумываясь.

Ошеломленный, он только пожал плечами и, укладываясь спать, в утешение себе подумал: может, она и права.

Элизабет громко храпела во сне. Адриен еще долго не мог сомкнуть глаз.