Несмотря на внушающее оптимизм положение на западе и на море, Вашингтон понимал, что войну вряд ли удастся закончить, не разгромив британцев на побережье. Для этого его собственные силы не годились.

В 1778 году британцы уверенно контролировали порты в городе Нью-Йорк и в Ньюпорте (Род-Айленд). Имея контроль над водами, они могли подвозить подкрепления своим армиям в оба эти города, когда только пожелают, и, пользуясь этими портами как базами, наносить удары по любой точке побережья. Если бы Вашингтону удалось нарушить строй британских кораблей, то можно было бы осадить один из этих городов или оба сразу — и британцам скорее всего пришлось бы прекратить войну.

Надежду на разгром британского флота могла бы дать только помощь французского флота, и французы были готовы ее предоставить. Вскоре после ратификации союзнического договора с Америкой Франция отправила на запад эскадру из семнадцати кораблей под командованием Шарля Эктора Д'Эстена. Эти корабли оказались в районе Нью-Йорка 8 июля 1778 года.

Однако к этому моменту британцы уже ушли из Филадельфии (именно потому, что узнали о приближении французской эскадры) и сосредоточили свои силы в Нью-Йорке. Британский флот находился в гавани в полной готовности, и вопрос заключался в том, пройдут ли французы через Нэрроуз, чтобы их атаковать.

Возможно, Д'Эстен и захотел бы сделать такую попытку, но его офицеры и местные лоцманы такой готовности не проявили.

Они были уверены в том, что плыть под залпы британских пушек было бы самоубийством. Поэтому французская эскадра свернула, приняв решение попытаться взять меньший приз в виде Ньюпорта.

В Ньюпорте 29 июля они намеревались высадиться, но начался шторм. Французские корабли отошли от берега, чтобы оказаться дальше от прибоя — и обнаружили, что там их ожидает только что прибывшая британская эскадра с подкреплениями. Возможно, состоялось бы сражение, но шторм усилился, так что некоторое время казалось, что оба флота будут уничтожены без всякого разбора. Когда шторм закончился, британские корабли уползли обратно в Нью-Йорк, а французские заковыляли сначала в Бостон, а затем в Вест-Индию на зимовку.

Вашингтону оставалось только зубами скрежетать. Каким бы важным ни был союз с Францией, французский флот не добился никаких результатов.

Что до Клинтона в его штаб-квартире в Нью-Йорке, то он решил, что, продолжая уверенно удерживать морские порты, ему разумно было бы нанести удар в совершенно ином направлении. Клинтон знал, что в Джорджии лоялистские настроения особенно сильны — и если бы ему удалось нанести удар в тех местах, он смог бы получить важную базу, с которой можно было бы двинуться на север.

Вследствие этого 25 ноября он отправил 3500 человек под командованием подполковника Арчибальда Кэмпбелла на юг, по океану, который по-прежнему уверенно контролировали британцы. Они направлялись к Саванне, Джорджия, самому южному порту Америки. Со стороны Флориды (которая находилась в руках британцев с 1763 года) на север двигалась еще тысяча человек под командованием Огастина Превоста.

План был реализован идеально. 29 декабря 1778 года британцы взяли Саванну почти без труда. Американский отряд численностью менее тысячи человек был буквально сметен. Из Саванны Кэмпбелл двинулся на север к Огасте, и этот город был захвачен 29 января 1779 года.

Американцы сопротивлялись изо всех сил, выигрывая кое-какие сражения на периферии (что было полезно с точки зрения боевого духа армии и нации в целом), но ни Саванну, ни Огасту взять обратно не получалось. Энергичная попытка была сделана 3 сентября 1779 года, когда Д'Эстен привел свой французский флот из Вест-Индии к Саванне. С ним было 35 кораблей и 4000 пехоты. В Саванне оставалось только 3000 человек, которые удерживали город под командованием Превоста.

Ситуация казалась благоприятной для американцев. Часть брианских кораблей под Саванной удалось захватить, а город был взят в осаду. Примерно 1500 американцев под командованием Бенджамина Линкольна (родился в Хингэме, Массачусетс, в 1733 году), хорошо показавшие себя под Саратогой, перекрыли подходы по суше, а французские корабли, конечно же, блокировали город с моря.

Однако близилась осень, а с ней возможные штормы. Д'Эстен считал, что его корабли рискуют попасть под удары стихии, и с каждым днем его тревога нарастала. 9 октября он решил нужным рискнуть и прямо атаковать укрепленные позиции британцев — и получилось нечто вроде Банкер-хилла с обратным знаком.

Наступавших просто смели. Д'Эстен был ранен, а Казимир Пуласки, отчаянно атаковавший во главе своего отряда, был убит, став первым из влиятельных иностранных добровольцев, погибших за независимость Америки. Он отважно сражался при Брэндиуайне и Джермантауне и зимовал с армией в Вэлли-Фордже.

Д'Эстен, совершенно пав духом, увел свой флот обратно во Францию. Он провел у берегов Америки больше года и практически ничего не добился, хотя, надо отдать ему должное, старался изо всех своих сил.

К концу 1779 года вся Джорджия находилась в руках британцев, и спустя четыре с половиной года британцы наконец могли сказать, что усмирили хотя бы одну из своих бывших колоний.

Потерю Джорджии уравновешивали успехи американцев на севере. Клинтон осторожно расширял свой контроль над областями вокруг города Нью-Йорка. Он провел рейд по побережью Коннектикута и переместил силы вверх по реке Гудзон. 31 мая 1779 года он захватил недостроенный американский форт в Стоуни-Пойнте, в 56 километрах к северу от Нью-Йорка. Он оставил в форте гарнизон из 700 человек.

Следующий шаг был сделан генералом Энтони Уэйном (род. в Уэйнсборо, Пенсильвания, 1 января 1745 года), который вместе с Арнольдом отступал из Квебека, сражался в битвах при Брэндиуайне и Джермантауне и перенес тяжелую зимовку в Вэлли-Фордже. Он особенно хорошо проявил себя в Монмутской битве, где его командование сыграло важную роль в обеспечении ничейного результата сражения после того, как Чарльз Ли упустил победу.

Теперь он собирался штурмовать Стоуни-Пойнт с полутора тысячами человек. Дезертир, сбежавший из армии, чтобы не участвовать в такой безумной операции, назвал Уэйна сумасшедшим уже за одно то, что тот задумал подобное. Уэйн не только это задумал — он это осуществил. 16 июля 1779 года, в полночь, он начал свою отчаянную атаку. Самоуверенные британцы спали, и весь гарнизон вместе с пятнадцатью пушками и ценными припасами был захвачен с очень небольшими потерями со стороны американцев. В результате этой якобы безумной атаки Уэйна историки с тех пор неизменно называют Бешеным Энтони.

В глубине территории штата Джон Салливан, сражавшийся в Бруклине и у Трентона, командовал американскими силами, которые противостояли лоялистам и индейцам. Индейцы устраивали избиения невинных, подобные резне в долине Вайоминг или Черривэлли. Салливан повел свой отряд на северо-запад от Уилкс-Барре и соединился с другим отрядом, двигавшимся на юго-запад от Олбани. Отряд общей численностью 2700 человек пошел на запад, к тому месту, где сейчас в штате Нью-Йорк находится Элмайра. Там 29 августа 1779 года рейнджеры Батлера и их союзники-ирокезы под командованием Джозефа Бранта потерпели сокрушительное поражение.

После этого американские отряды сурово продолжили избавляться от ирокезов. Поселения индейцев разрушали одно за другим, посевы уничтожали. Это истребление было окончательным, так что племена ирокезов больше не возродились.

Из-за моря пришли известия о новой помощи.

Испания уже два века то и дело вела войну с Великобританией и, как и Франция, очень хотела ослабить своего мощного противника.

Однако эта страна, в отличие от Франции, не спешила помогать американцам. В Испании, как и во Франции, был абсолютизм. Но, в отличие от Франции, в Испании не было влиятельных интеллектуалов с левацкими настроениями. Испания не имела никакого желания приходить на помощь кучке мошенников, болтающих о свободе и демократии.

Однако если бы Великобритания потерпела поражение, Испания смогла бы захватить территорию к востоку от Миссисипи, которая, будучи объединена с ее уже существующими владениями к западу от реки, обеспечила бы ей власть над всей плодородной долиной.

Кроме того, у Испании были претензии к Британии и в самой Европе. Гибралтар, опорный пункт на южном побережье Испании, был захвачен британцами в 1704 году, а все попытки Испании вернуть его обратно пока терпели поражение.

3 апреля 1779 года Испания решила, что положение у Великобритании достаточно сложное, так что можно было бы прибегнуть к шантажу. Она потребовала, чтобы Британия вернула Гибралтар, угрожая войной в случае отказа. Британия дала отказ, и Испания, заключив соглашение с Францией, 21 июня 1779 года официально объявила войну Великобритании.

Испания была слабой страной и сама по себе не являлась для Великобритании угрозой. Однако она обладала военным флотом, и если бы этот флот объединился с французским, это повысило бы опасность того, что британцы потеряют контроль над Атлантикой. А если такое произойдет даже на короткое время, Великобритания может проиграть войну в Северной Америке.

27 сентября 1779 года конгресс назначил Джона Джея (род. в Нью-Йорке 12 декабря 1745 года) послом в Испании. Сын преуспевающего торговца Джей участвовал в работе обоих Континентальных конгрессов. Однако он был избран в законодательный орган штата Нью-Йорк и предпочел участвовать в его работе, так что упустил возможность подписать Декларацию независимости. 7 декабря 1778 года он вернулся в конгресс и был избран его председателем.

В Испании главная задача Джея состояла в том, чтобы убедить эту страну признать независимость Америки. Этого ему сделать не удалось. В конце концов, у самой Испании тоже были колонии в Америке, и она не желала допустить появления прецедента, который мог бы соблазнить ее собственные колонии на попытки добиться независимости. Вместо этого Испания выступала за компромиссный мир, в результате которого Великобритания была бы ослаблена, но американцы остались бы в британских лапах, — почти недостижимую цель.

Вступление Испании в войну заставило американцев надеяться на то, что Великобритания согласится на такие условия мира, основой которых было бы признание независимости Америки. Однако Великобритания, обнадеженная событиями в Джорджии, оставалась неуступчивой, и война продолжилась.

Несмотря на отдельные победы в Стоуни-Пойнте, на территориях индейцев и в море и несмотря на вступление Испании в войну зимой 1770/80 годов, положение дел казалось весьма мрачным.

Джорджия была потеряна, а французский флот каждый раз оказывался бессильным. Армия Вашингтона, устроившаяся на зиму в Морристауне, Нью-Джерси, где она уже стояла тремя зимами раньше, снова находилась в плохом состоянии. Припасы поступали медленно, плата солдатам производилась бумажными деньгами, выпущенными конгрессом, на которые ничего купить было нельзя. Рационы пришлось урезать, и к весне часть армии была на грани мятежа.

А впереди было еще худшее, так как Клинтон действовал, развивая британские победы на юге. В ста тридцати километрах к северо-востоку от Саванны находился Чарлстон, столица Южной Каролины и самый ярый центр радикализма к югу от Виргинии. 28 июня 1776 года там отразили атаку британских сил, направленных на захват города, а этими силами командовали Клинтон и Корнуоллис.

В январе 1780 года Клинтон и Корнуоллис отправили из Нью-Йорка флот, намереваясь стереть это пятно со своего послужного списка. Они взяли с собой 8500 человек, треть из которых составляли американские лоялисты. Превост повел свою армию по суше из Саванны на соединение с ними. (Предыдущей весной он попытался захватить Чарлстон без поддержки флота — и потерпел неудачу).

С точки зрения политики никак нельзя было оставить Чарлстон без боя, и Бенджамин Линкольн, отважно пытавшийся изгнать британцев из Джорджии и не преуспевший в этом, теперь командовал гарнизоном из 5000 человек, находившимся в Чарлстоне.

Однако шансы Линкольна на успех были нулевыми. К И апреля 1780 года 14 000 британцев окружили город с суши и моря. 12 мая Линкольн понял, что у него нет выбора, и капитулировал. Около 5400 американцев были взяты в плен, включая семерых генералов, четыре корабля и немало боеприпасов. Это стало самым дорогим поражением американцев за всю войну.

Довольный достигнутым, Клинтон вернулся в Нью-Йорк, оставив Корнуоллиса продолжать кампанию на юге силами, по большей части состоявшими из лоялистов. Его заместителем был сэр Банастр Тарлтон, который намеренно поддерживал свою репутацию жестокого человека и разрешал своим солдатам убивать пленных.

Спустя несколько месяцев после падения Чарлстона почти вся Южная Каролина оказалась в руках британцев, так что им удалось отвоевать обратно вторую мятежную колонию.

Конечно, там шла партизанская деятельность, не дававшая британцам покоя. Одним из партизанских отрядов командовал Фрэнсис Марион (род. в графстве Беркли, Южная Каролина, в 1732 году). Ему удалось бежать из Чарлстона после падения городами, прячась в болотах, он неустанно тревожил британцев. Его прозвали Болотным Лисом. Другими командирами партизан были Эндрю Пикенс (род. близ Пэкстенга, Пенсильвания, в 1734 году) и Томас Самтер (род. близ Шарлотсвилла, Виргиния, в 1734 году).

Их подвиги помогали поддерживать боевой дух, однако они сами по себе не могли ослабить власть британцев. Не особо помогло и то, что 14 марта 1780 года испанские войска заняли Мобил на берегу Мексиканского залива. (На самом деле это даже немного ухудшило ситуацию, поскольку любая территория, захваченная испанцами, после войны уже вряд ли стала бы американской, даже если бы над Великобританией удалось одержать победу.)

Чтобы поднять дух американцам, которые уже начали отчаиваться, новую американскую армию необходимо было направить на юг взамен той, что была потеряна в Чарлстоне, и попытаться компенсировать поражение новыми победами.

В апреле 1780 года Вашингтон отправил на юг отряд под командованием барона де Кальба. Однако, вопреки совету Вашингтона, конгресс назначил командующим этими силами Гейтса, который занял это место через голову де Кальба. Гейтс все еще был окружен ореолом славы благодаря победе над Бергойном у Саратоги.

Гейтс принял командование армией близ Хиллсборо на севере Северной Каролины и решил двинуться на Камден в Южной Каролине (в 190 километрах севернее Чарлстона), где Корнуоллис создал укрепленный аванпост.

Марш оказался трудным: он был таким на всем пути от штаб-квартиры Вашингтона. Припасов было мало, солдаты практически голодали. К тому моменту, когда армия подошла к Камдену, всего 3000 человек сохранили боеспособность, и только 1000 из них были ветеранами из армии Вашингтона.

Корнуоллис, который, наверное, был лучшим из британских генералов во время Войны за независимость, ожидал Гейтса с меньшим количеством человек, но эти люди были хорошо обученными и бодрыми. 16 августа 1780 года состоялась битва при Камдене. Бригада Тарлтона пошла в атаку — и при виде приближающегося леса штыков американцы смешались и побежали. Де Кальб и его отряд попытались остановить британцев, но потерпели неудачу. Де Кальб погиб.

Что до Гейтса, то он участвовал в этом отступлении. Более того, его конь считался самым быстрым в Америке — и он пустил его галопом. Он продолжал отступать в полной панике до самого Шарлотта в Северной Каролине, расположенного в 96 километрах к северу от Камдена. Только 700 солдат добралось туда вместе с ним.

Это оборвало карьеру Гейтса, однако потеря второй армии в позорном бегстве была слишком дорогой ценой за избавление от бездарного труса.

Однако судьба псевдогероя Саратоги все-таки была лучше судьбы ее истинного героя, ибо в тот мрачный 1780 год Бенедикт Арнольд приписал к истории своей жизни самую мрачную главу.

Мало кто внес столь значительный вклад в борьбу за независимость Америки, как это сделал Арнольд, — и получил бы взамен столь мало. Он не стяжал ни чинов, ни славы — только раны. Весной 1778 года он был не годен для участия в боевых действиях из-за размозженной ноги и получил необременительное место командующего американскими силами в Филадельфии. Там он жил припеваючи, компенсируя невзгоды, пережитые во время военных кампаний.

Арнольд никогда не пользовался популярностью среди тех офицеров, кто не мог сравниться с ним блеском и талантом, а теперь его излишества в Филадельфии еще усилили его непопулярность. Его обвинили в нарушения всевозможных военных правил, так что ему пришлось потребовать военного трибунала, чтобы снять с себя эти обвинения. Трибунал состоялся в декабре 1779 года, и, признав его виновным в паре мелких нарушений, Вашингтон приговорил его к дисциплинарному взысканию.

Вашингтон, ценивший Арнольда, старался максимально его поддерживать и в прошлом несколько раз не давал тому в гневе подать в отставку. На этот раз он также приложил все силы, чтобы пощадить гордость Арнольда, так что взыскание было таким мягким, что едва ли могло считаться наказанием.

Тем не менее гордость Арнольда была задета — и терпение его лопнуло. С 1775 года он был вдовцом, а весной 1779 года женился на молодой красавице из Филадельфии, симпатизировавшей британцам. Она без труда уговорила мужа отплатить американцам за их неблагодарность, и он начал переговоры с британцами на предмет продажи информации за деньги.

После трибунала он зашел дальше. Он попросил у Вашингтона поручить ему командование Уэст-Пойнтом — важным укреплением на реке Гудзон, примерно в 65 километрах от города Нью-Йорка. Вашингтон, стремившийся ублаготворить обиженного генерала, согласился. Весной 1780 года Арнольд начал переговоры с британцами, собираясь сдать им форт за вознаграждение в 20 000 фунтов.

Переговоры с Арнольдом от британской стороны вел майор Джон Андре. Андре сражался вместе с Хау в кампании, когда была захвачена Филадельфия, а после отставки Хау стал заместителем генерала Клинтона по вопросам разведки. Он присутствовал при осаде и захвате Чарлстона, а когда вернулся в Нью-Йорк в июне 1780 года, то там его дожидалось предложение Арнольда о сдаче Уэст-Пойнта.

21 сентября 1780 года Андре отправился вверх по Гудзону под переговорным флагом, встретился с Арнольдом и обговорил окончательные условия. Арнольд должен был получить 20 000 фунтов в том случае, если Уэст-Пойнт удастся успешно передать, и 10 000 фунтов в том случае, если его попытка окажется неудачной и ему придется бежать к британцам. Корабль, доставивший Андре, был обстрелян и вынужден был отойти, а Андре заночевал на берегу, а потом попытался добраться до британцев по суше.

Делать это в бросающемся в глаза алом мундире британской армии было бы неразумно, и он переоделся в гражданский костюм. Однако как только он это сделал, то с точки зрения законов военного времени превратился в шпиона. В мундире в случае поимки он превращался бы в военнопленного, без мундира его ожидало повешение.

Случилось так, что по пути на юг Андре был остановлен и обыскан американскими солдатами. У него в сапоге обнаружили бумаги относительно сдачи Уэст-Пойнта — и его срочно отправили обратно по реке к Арнольду, полномочий которого было достаточно, чтобы разобраться с этим делом. Арнольд понял, что его предательство вот-вот вскроется — и моментально бежал к британцам, оставив Андре американцам в качестве козла отпущения.

Было очевидно, что настоящим преступником являлся Арнольд, и потому, когда военный трибунал приговорил Андре к смерти, Вашингтон предложил передать его британцам в обмен на Арнольда. Вероятно, Клинтону очень хотелось бы согласиться, но он уже дал слово Арнольду, и честь требовала, чтобы он отказался — и потому Андре был повешен 2 октября 1780 года.

Бенедикт Арнольд избежал повешения, однако это крайне прискорбно. Какими бы ни были его обиды, его предательство было непростительным. Во-первых, по крайней мере Вашингтон его ценил и поддерживал — а он в ответ злоупотребил симпатией Вашингтона, чтобы осуществить свое предательство. И кроме того, Арнольд сделал это не из-за своих убеждений. Можно было бы простить человека, который переметнулся на другую сторону, уверившись в том, что честь и правда находятся именно на той стороне, куда он переходит. С Арнольдом дело обстояло не так. Он не был убежден в правоте Британии, он не решил, что выбрал не ту сторону в этой войне. Он просто продался за деньги.

Вот почему не стоит удивляться, что несмотря на все, что Арнольд сделал для дела независимости Америки, он вошел в историю в качестве настоящего злодея, а его имя для любого американца с тех пор стало равнозначно слову «предатель».

К тому же среди британцев ему не удалось хорошо устроиться. Хотя британские офицеры в силу военной необходимости должны были иметь дело с предателем, готовым продать свою сторону за деньги, однако они не обязаны были потом с ним общаться. Кроме того, его сочли жалким трусом из-за того, что он допустил, чтобы вместо него умер Андре. Хотя весь остаток войны Арнольд сражался на стороне британцев и получил более 6000 фунтов, поместье в Канаде и чин бригадного генерала, его карьера катилась под гору. Через год после своего предательства он уехал из Америки и больше туда не возвращался, доживая последние двадцать лет своей жизни язвительным и мрачным человеком, потерпевшим неудачу во всех своих начинаниях.

Однако то, кем был Арнольд до своего предательства, не было полностью забыто. Спустя сто лет после битвы при Саратоге на месте сражения был сооружен памятник. Были воздвигнуты четыре ниши, и в трех из них установлены скульптурные изображения Гейтса, Скайлера и Моргана. Четвертую оставили пустой, потому что в ней было бы установлено изображение Арнольда, если бы тот не стал изменником.

А на другом участке поля этого сражения, там, где упал раненый Арнольд, находится памятник в виде сапога: он увековечил ногу, получившую рану в борьбе за независимость Америки. На памятнике говорится о «самом блестящем солдате Континентальной армии», но не называется его имя.

В 1780 году у американцев было много поводов для того, чтобы горевать. За триумфом, вызванным капитуляцией Бергойна и союзом с Францией, последовали три года спада. Они вместили в себя разочарование у Монмута, неудачи французского флота, потерю двух южных штатов, позорное бегство Гейтса и предательство Арнольда. Даже новая военно-морская операция Франции (инициированная Лафайетом, который приехал во Францию в 1779 году, чтобы ратовать за активные действия) мало что дала.

2 мая 1780 года Франция направила через Атлантику на сильной флотилии почти 7000 солдат под командованием Жана Батиста Рошамбо. 11 июля они прибыли в Ньюпорт (Род-Айленд) и высадились там. Однако почти сразу же туда прибыл британский флот, установивший блокаду. Французские корабли на год оказались заперты в Ньюпорте.

Рошамбо мог бы оставить свои корабли в Ньюпорте и повести армию на восток для соединения с Вашингтоном. Однако он не захотел оставлять свои корабли, а Вашингтону, по правде говоря, он без кораблей и не был нужен.

С тех самых пор, как британцы ушли из Филадельфии, опасаясь подхода французских кораблей, Вашингтон питал глубокое уважение к военно-морским силам. С этого момента он свел наземные сражения к минимуму, так что добавление французских солдат к его собственным ничего не дало бы, а возможно, еще и привело бы к трениям между французами и американцами. Вашингтон был твердо намерен ждать, пока французы не смогут предоставить в его распоряжение не только солдат, но и корабли.

Однако были и светлые моменты — и один из них на юге, где положение казалось самым мрачным.

Там по завершении битвы при Камдене, когда казалось, что Джорджия и Южная Каролина благополучно находятся в руках британцев, Корнуоллис начал двигаться на север, к Северной Каролине. Также на север по параллельной дороге двигались около 1400 лоялистов под командованием майора Патрика Фергюсона. Ему навстречу вышла толпа поселенцев, вооруженных длинноствольными винтовками.

Фергюсон решил дать им бой на Кингс-Маунтин в западной части Южной Каролины, примерно в двух с половиной километрах от границы с Северной Каролиной. 7 октября 1780 года 900 американцев бросились вверх по склону, чтобы до него добраться. В обычных обстоятельствах это стало бы повторением Банкер-хилла, однако американцы не шагали шеренгами в алых мундирах, как это делали британцы в том сражении. Вместо этого они перебегали от валуна к валуну и от дерева к дереву.

Стоило кому-то из противников показаться, как его с убийственной меткостью снимали винтовочным выстрелом. Когда люди Фергюсона бросались в атаку, американцы рассыпались, отступая перед штыками, а потом снова начинали их отстреливать. Фергюсон был убит, а с ним и половина его лоялистов. Остальные сдались. Американцы потеряли всего 90 человек.

Подобно битве при Трентоне после отступления через Нью-Джерси, битва у Кингс-Маунтин поддержала боевой дух американцев и значительно способствовала нейтрализации камденского позора. Она также заставила Корнуоллиса отложить продвижение на север до следующего года.

14 октября, через неделю после этого сражения, Корнуоллис устроил зимний лагерь в Уинсборо, Южная Каролина, в 64 километрах западнее Камдена. В этот же день генерал Натаниэль Грин, за четыре года до этого отступавший через Нью-Джерси вместе с Вашингтоном, получил командование южной армией.

Менее яркими и заметными, нежели победа у Кингс-Маун-тин, были другие успехи американцев, экономические и политические.

В экономическом плане Америка в начале 1781 года находилась в крайнем упадке. Американские солдаты получали плату в континентальных деньгах, которые почти ничего не стоили — да и такая оплата задерживалась. Когда прошел слух о том, что рекрутам предлагают звонкую монету за вступление в армию, часть пенсильванских частей в зимнем лагере Вашингтона взбунтовалась и потребовала, чтобы им также выдали нормальные деньги. Им пошли на уступки, но тем не менее многие солдаты в гневе ушли из армии. Другие бунты в войсках Пенсильвании и Нью-Джерси удалось подавить только после того, как нескольких человек застрелили.

20 февраля конгресс, замученный проблемой денег, назначил Роберта Морриса управляющим финансами (сегодня мы назвали бы его министром финансов). Моррис, родившийся в Ливерпуле, в Англии, 31 января 1734 года, оказался в Мэриленде четырнадцатилетним пареньком и через какое-то время вступил в процветающее деловое предприятие в Филадельфии. Он довольно неохотно принял идею независимости, однако был в числе тех, кто подписал Декларацию независимости.

Он и прежде старался наладить финансовые дела, но только после того, как в 1781 году ему были даны необходимые полномочия, он наконец сумел навести хоть какой-то порядок в экономическом положении Америки с помощью займов, полученных от Франции, Испании и Нидерландов. Он также брал личные кредиты на поддержку армии Вашингтона, так что без его помощи Вашингтон, возможно, не смог бы провести решающие сражения 1781 года.

Еще одним финансистом, оказавшим большое содействие борьбе за независимость Америки, хотя и не занимавшим официальных постов, был Хаим Соломон (род. в Польше около 1740 года). Он был одним из нескольких тысяч евреев, проживавших в Америке в период Войны за независимость, и горячо поддерживал американскую позицию. Он ссудил Континентальной армии 700 тысяч долларов — огромную сумму для того времени. Даже малая часть этой суммы так и не была ему возвращена, так что он умер в 1785 году практически без гроша.

В политическом плане тринадцать государств, бдительно оберегавших свою независимость, сумели создать нечто вроде союза.

Еще до подписания Декларации независимости состояние войны потребовало некой кооперации между бывшими колониями. Они просто не в состоянии были воевать с Великобританией как тринадцать отдельных государств, принимающих тринадцать видов решений.

12 июня 1776 года Джону Дикинсону было поручено проработать детали такого союза, и Континентальный конгресс принял созданную им схему 15 ноября 1777 года, спустя полтора года.

Основа этого союза, изложенная в документе, названном Статьи Конфедерации, была довольно слабой. Отдельные государства сохраняли почти всю власть, включая важнейшее право налогообложения, так что конгресс мог получать только те деньги, которые члены союза решали бы ему выделить. Это стало главной причиной обесценивания континентальных денег.

Конгресс мог определять внешнюю политику и политику в отношении индейцев, регулировать монетную систему, создавать почтовую службу, брать займы и решать споры между государствами — членами союза. Однако даже в тех областях, в которых ему разрешалось принимать решения, он не имел аппарата для их реализации. Конгресс мог только просить государства предпринимать шаги, необходимые для реализации его решений, а государства, конечно же, могли и не захотеть этого делать.

Никакая исполнительная власть не предусматривалась. Каждое государство направляло в конгресс делегатов, но вне зависимости от численности делегации каждое имело всего один голос.

В течение трех лет после принятия Статей Конфедерации они не имели официальной силы, так как не были одобрены всеми тринадцатью государствами. Проблема заключалась в западных территориях.

Когда колонии только создавались, полученные ими королевские хартии очень туманно обозначали их границы (из-за плохого знания внутренних территорий континента). В ряде случаев колонии получали юрисдикцию, которая распространялась на запад без ограничений. В результате этого разные государства заявляли свои права на земли, лежавшие к западу от их освоенных территорий, и в некоторых случаях эти притязания приходили в конфликт друг с другом. В особенности это касалось территории к северу от реки Огайо, которые полностью считала своими Виргиния, а частично — Пенсильвания, Коннектикут, Массачусетс и Нью-Йорк.

С другой стороны, некоторые государства в силу особенностей своего возникновения и географического положения вообще не могли претендовать на западные территории и имели четкие и определенные границы. В таком положении находились Род-Айленд, Нью-Джерси, Делавэр и Мэриленд.

Государства без территориальных притязаний изначально были небольшими, и, казалось, им суждено было стать еще меньше в относительном измерении, если другие государства поглотят западные территории. Поэтому одна из таких бывших колоний, Мэриленд, решила не подписывать Статьи Конфедерации до тех пор, пока остальные не откажутся от своих притязаний на западные территории. И на этом решении Мэриленд упрямо настаивал больше трех лет, несмотря на все сложности военного положения и то, что остальные двенадцать государств, в том числе и мелкие, подписали Статьи.

Все американцы должны быть благодарны Мэриленду за эту решимость. Если бы притязания на западные территории сохранились, история американских штатов могла бы пойти по такому сценарию: крупные государства захватывали бы земли и беспрестанно ссорились из-за границ. В конце концов союза не получилось бы, а возникло всего лишь несколько независимых государств, которые враждовали бы так же, как различные государства Европы.

По настоянию Мэриленда различные бывшие колонии одна за другой неохотно отказывались от своих притязаний на западные территории и соглашались на то, чтобы эти неосвоенные регионы считались собственностью всего союза. Коннектикут согласился с этим 10 октября 1780 года, Виргиния — в январе 1781 года, а Нью-Йорк — в марте 1781 года.

После уступки Нью-Йорка Мэриленд наконец был удовлетворен, и 1 марта 1781 года это государство также подписало Статьи Конфедерации. Только после этого они стали юридически существующими. Пусть 4 июля 1776 года каждый штат и получил независимость, но законное существование Соединенных Штатов Америки ведет начало только с 1 марта 1781 года. Тогда же Континентальный конгресс стал конгрессом Соединенных Штатов.

В то время как финансовая и политическая ситуация в Америке наконец начала улучшаться, проблемы Великобритании в Европе продолжали усугубляться. В течение столетия — с момента разгрома голландских флотов в 60-х годах XVII века — Великобритания властвовала на море. Эта власть принесла ей силу, империю и процветание. Естественно, что это вызывало зависть и возмущение других государств.

И вот теперь Великобритания увязла в казавшейся бесконечной войне со своими бывшими колониями, ее население было недовольно и разобщено, а Франция и Испания вступили с ней в войну. Другие страны обрадовались и стали занимать все более и более ярко выраженные антибританские позиции.

Россия возглавила это движение. В то время там правила Екатерина II, талантливая женщина, интересовавшаяся левацкими взглядами французских интеллектуалов. Когда Британия попыталась установить блокаду Франции и Испании, то 28 февраля 1780 года Россия объявила, что не потерпит этого и что русские корабли станут защищать право русских торговцев плыть, куда им заблагорассудится. Она призвала к созданию «Договора о вооруженном нейтралитете», чтобы остальные страны присоединились бы к ней в этой позиции. Почти все нейтральные приморские страны Европы действительно к ней присоединялись в течение 1780–1781 годов.

Этот договор не давал особой возможности вести активные действия. 20 декабря 1780 года Великобритания объявила войну Нидерландам, которые вели активную торговлю с Соединенными Штатами.

В результате этого торговля резко снизилась, и, хотя Нидерланды присоединились к Договору о вооруженном нейтралитете, остальные страны ничего не предприняли.

Тем не менее Великобритания оказалась в изоляции. Необходимость следить за военно-морскими силами всех европейских государств мешала Британии проводить военно-морские операции против американцев, а среди населения Британии недовольство войной все усиливалось.

В начале 1781 года британские армии по-прежнему контролировали Джорджию и Южную Каролину и по-прежнему намеревались двигаться на юг. Битва у Кингс-Маунтин привела к задержке этого движения, но не остановила его. Генералу Грину необходимо было максимально затруднить такое движение.

Как только Грин принял командование, он двинулся на юг, в Южную Каролину. У него не хватало сил, чтобы атаковать Корнуоллиса, однако он направил 800 человек под командованием Моргана (отличившегося у Саратоги), которые должны были выдворить британцев из западных районов Южной Каролины.

Корнуоллис поручил Тарлтону преследовать Моргана, а тот готов был дать себя догнать — при условии, что это произойдет на выбранной им позиции. Это и произошло у Каупенза, на самом севере Южной Каролины. 17 января 1781 года Морган продуманно разместил своих людей, число которых возросло до 1000, тремя линиями, спрятав кавалерию за холмом. У всех были свои инструкции.

Тарлтон подошел с таким же количеством людей — и немедленно атаковал. Первая линия американских стрелков тщательно прицелилась, убила или ранила несколько десятков наступающих солдат и быстро отошла назад. Вторая линия сделала то же.

Британцы выдержали огонь и, решив, что отступление говорит о том, что американцы не выдерживают их атаку, беспорядочно бросились вперед. Однако первая и вторая линия, отступив, просто присоединились к третьей, и объединившаяся линия стояла твердо, а из-за холма вылетела американская кавалерия.

Британцы оказались в мешке. Они потеряли 329 человек, а практически все, кто выжил, сдались. Потери Моргана составили меньше семидесяти пяти человек. Это стало повторением битвы у Кингс-Маунтин.

Разъяренный Корнуоллис повел свои основные силы за американцами. Морган и Грин быстро отступили и сумели объединить свои отряды в центре Северной Каролины, а затем двинулись дальше на север. На первый взгляд могло показаться, что они оставляют британцам Северную Каролину — уже третий штат — и спешат скрыться в Виргинии, где тоже были свои проблемы. Там Бенедикт Арнольд, теперь уже ставший британским офицером, разорял поселения. 5 января, за двенадцать дней до сражения у Каупенза, он разграбил и сжег Ричмонд, который всего за два года до этого стал столицей Виргинии.

Однако на самом деле Грин сумел вовлечь силы Корнуоллиса в утомительное и безрезультатное преследование. К тому моменту, когда Корнуоллис оказался в Южной Виргинии (так и не догнав американцев), ему пришлось повернуть обратно, чтобы дать своим людям отдых и возможность пополнить запасы. Он отступил к Хиллсборо.

Грин не намерен был позволить ему отдыхать. Он получил подкрепление и снова повернул на юг. Корнуоллис вынужден был его останавливать, и 15 марта 1781 года две армии встретились у здания Гилфордского суда, в 80 километрах от Хиллсборо.

Там Грин расставил своих людей так же, как это сделал Морган у Каупенза. Более того — Корнуоллис бросил своих людей на американцев в яростной лобовой атаке, точно так же, как Тарлтон у Каупенза.

Однако на этот раз все пошло немного по-другому. Американцы не были таким отборным отрядом, какой следовал приказам Моргана. Некоторые из них при атаке запаниковали. Грин понял, что если его армия останется на месте, ей может угрожать опасность, и отвел своих людей назад. Это формально отдало победу британцам, но те американские солдаты, которые не поддались панике, стреляли метко, так что британцы понесли тяжелые потери — значительно большие, нежели мог себе позволить Корнуоллис.

28 марта 1781 года Корнуоллис повел своих людей к Уилмингтону в Северной Каролине — прибрежному городу, где он мог рассчитывать на получение припасов в течение сколь угодно долгого времени, пока Британия владеет морями. Там он стал ждать подкреплений.

Теперь Грин, игнорируя Корнуоллиса, снова пошел на юг, в Южную Каролину. Он не одерживал потрясающих побед, однако сумел вернуть этот штат под контроль американцев, так что британцы оставались только в Чарлстоне и его окрестностях.

Точно так же как военные действия на севере не дали британцам ничего, кроме морского порта Нью-Йорк, так и война на юге спустя почти три года оставила британцев ни с чем, кроме морских портов Саванны, Чарлстона и Уилмингтона.

Корнуоллис решил пойти на еще один кон в этой игре. Джорджия и обе Каролины были достаточно сильно потрепаны, чтобы остро нуждаться в поддержке со стороны севера. Следовательно, он будет атаковать Виргинию — самую большую и наиболее непокорную колонию, откуда шли поставки южной американской армии. Если Виргинию удастся захватить, американцы потеряют всю южную половину страны.

25 апреля 1781 года он ушел из Уилмингтона и быстро двинулся на север. 20 мая он соединился с силами Бенедикта Арнольда у Питерсберга в штате Виргиния, примерно в 50 километрах от Ричмонда.

В Виргинии он начал проводить многочисленные рейды. Тарлтон повел отряд к Шарлотсвиллу, в 95 километрах к северо-западу от Ричмонда, где находилось правительство Виргинии, эвакуировавшееся из столицы. Там ему почти удалось захватить губернатора Томаса Джефферсона и его законодателей. Под командованием Корнуоллиса на тот момент находилось 7500 человек, но небольшие американские силы, противостоявшие ему под командованием Лафайета, тоже росли, а француз очень хорошо ими распоряжался.

К концу лета Корнуоллис почувствовал, что ему лучше было бы добраться до побережья, где он мог быть уверен в получении припасов и подкреплений. На этот раз он выбрал Йорктаун — прибрежный город в 95 километрах к юго-востоку от Ричмонда, неподалеку от входа в Чесапикский залив. Он подошел туда 1 августа 1781 года.

Однако летом пришла пора действовать Вашингтону. Французским флотом в Вест-Индии теперь командовал адмирал Франсуа де Грасс, которому удалось одержать там над британцами несколько незначительных побед. Это означало, что французы могут двинуться на побережье Америки, если пожелают.

В надежде на то, что так и будет, Вашингтон решил, что французские солдаты будут ему полезны. Он встретился с Рошамбо (который со своими людьми по-прежнему оставался в Ньюпорте) в Коннектикуте и убедил его присоединиться со своими отрядами к американским силам близ Нью-Йорка. Это соединение было проведено 5 июля.

14 августа Вашингтон наконец получил известия о французском флоте. Де Грассу следовало выбрать: блокировать либо Клинтона в Нью-Йорке, либо Корнуоллиса в Йоркгауне — и он выбрал Йорктаун, потому что этот порт был ближе к его базе в Вест-Индии. Он прислал известие о том, что сможет оставаться у берегов Америки только до середины октября.

Вашингтон немедленно двинул свои силы в Сейтен-Айленду, как если бы он планировал атаковать Нью-Йорк. Когда британцы сконцентрировали свои войска для обороны, Вашингтон перестроился и неожиданно повернул на юг — настолько быстро, что британцам нечего было и пытаться его перехватить.

30 августа 1781 года флот Де Грасса пришел к Йорктауну — и Корнуоллис с ужасом воззрился на море, где оказались корабли противника. Впервые в этой войне море перестало быть другом и союзником британцев, впервые британские силы в прибрежном городе оказались в окружении: Корнуоллису в море противостоял Де Грасс, а на суше — Лафайет.

Конечно, британские корабли подошли почти сразу же, бросая Де Грассу вызов. Однако 5 сентября Де Грасс повел свои корабли на британские и недурно себя проявил, нанеся значительно больший ущерб, нежели получил сам. Когда к французам прибыло подкрепление, британские корабли были вынуждены отойти и оставить Корнуоллиса в окружении.

Де Грасс был за немедленную атаку на Корнуоллиса: он не питал иллюзий относительно своей способности долго удерживать контроль над морем под натиском британцев. Однако Лафайет настаивал на том, чтобы дождаться подхода Вашингтона. Вашингтону просто необходимо было участвовать в разгроме противника, и верный Лафайет не имел желания присвоить славу себе.

К концу сентября основные силы Вашингтона с французским отрядом под командованием Рошамбо подошли к месту военных действий, и Йорктаун оказался полностью осажденным.

Положение Корнуоллиса было безнадежным. К 17 октября неизбежность капитуляции стала ему ясна — и он предложил сдаться Рошамбо. Француз отказался принять капитуляцию. Корнуоллису придется сдаваться американскому главнокомандующему. 18 октября Корнуоллис принял и это условие, и на следующий день почти 8000 британцев сложили оружие. Шпага Корнуоллиса была вручена генералу Линкольну, которому годом раньше пришлось сдавать Чарлстон.

Клинтон пришел на подмогу Корнуоллису с кораблями и солдатами — но опоздал на неделю и обнаружив, что город принадлежит американцам, спешно вернулся в Нью-Йорк.

Вашингтон хотел бы последовать за ним и провести такую же атаку на Нью-Йорк с моря и суши, какая так успешно прошла в Йорктауне, однако Де Грасс и слышать об этом не пожелал. До этого момента ему удавалось успешно противостоять британцам, однако он не намерен был рисковать и дальше. Ему пора было возвращаться в Вест-Индию — и именно туда он отплыл. (Следующей весной он был разгромлен британским флотом и взят в плен, так что год французского превосходства на море закончился, однако это превосходство продлилось достаточно долго, и он успел оказать американцам поддержку именно тогда, когда это было нужно.)

В результате этого Клинтон по-прежнему надежно удерживал Нью-Йорк — но это уже не имело особого значения. Известие о капитуляции еще одной британской армии наконец убедило даже самых воинственно настроенных британских законодателей в том, что война полностью провалилась.

Когда лорд Норт получил известие о капитуляции Корнуоллиса, он воскликнул: «Боже, все кончено!», и это действительно было так. 20 марта 1782 года, после того как он слезно умолял Георга III согласиться подумать о мире даже ценой предоставления Америке независимости, он подал в отставку. На посту премьер-министра его сменил лорд Рокингэм, тот самый, кто был у власти в момент отмены Закона о гербовом сборе за шестнадцать лет до этого. Было понятно, что задача Рокингэма состоит в том, чтобы даровать Америке независимость и заключить мир.

4 апреля Клинтон был снят с поста главнокомандующего британскими силами в Америке, и его сменил Карлтон (который пять с половиной лет до того защищал Канаду от Монтгомери и Арнольда). Задача Карлтона заключалась в том, чтобы заботиться о британских войсках в ожидании мирного договора. Поэтому он перевел все силы в город Нью-Йорк. Уилмингтон, Саванна и даже Чарлстон были оставлены еще до конца 1782 года.

Однако Битва при Йорктауне не даровала мира сельской местности. Лоялисты и индейцы продолжали свои вылазки в провинции — и им по-прежнему необходимо было оказывать сопротивление. Поэтому небольшие сражения по-прежнему велись, и последнее, имевшее немалое значение, произошло на западе.

Джордж Роджерс Кларк, выбивший британцев с территории Огайо за три с половиной года до этого, собрал отряд и 10 ноября 1782 года нанес поражение индейцам шауни на юге территории нынешнего штата Огайо.

Однако к этому времени мирные переговоры уже шли полным ходом. Бенджамин Франклин, Джон Джей и Джон Адамс находились в Париже и проводили неофициальные встречи с представителями британского правительства. 19 сентября 1782 года переговоры стали официальными, так как британский представитель получил должные полномочия для переговоров с американцами. В этих полномочиях упоминались «тринадцать Соединенных Штатов», что было равносильно официальному признанию независимости Америки.

Американские переговоры шли нелегко. Хотя британцам настолько надоела война, что они были готовы покончить с ней чуть ли не любой ценой, американцы цеплялись к мелочам, рискуя исчерпать терпение британцев. Положение Британии на морях становилось все прочнее — а всему приходит конец. К тому же Франция и Испания отнюдь не хотели, чтобы новое государство стало слишком сильным, и они прилагали все силы к тому, чтобы втихую встать на сторону британцев в отношении самых экстремальных требований Америки.

Однако американцы твердо настаивали на одной вещи, помимо их независимости: на том, чтобы их территория простиралась до Миссисипи и включала в себя все те земли к югу от Великих озер, которые были британскими с 1763 года. Франция была бы рада, если бы Соединенные Штаты остались ограничены прибрежной полосой к востоку от Аппалачских гор, однако Соединенные Штаты и слышать об этом не желали — и добились своего. Эти территории были им отданы в соответствии с прелиминарным мирным договором, подписанным в Париже 30 ноября 1782 года. (Конечно, в последние пару лет испанцы отняли у Великобритании северную часть побережья Мексиканского залива и настояли на том, чтобы оставить ее за собой, так же как и Флориду, которая до 1763 года была испанской два с половиной века. Однако Испания была союзником Соединенных Штатов, и Великобритания с радостью предоставила американцам самим разбираться с этой страной.)

Прелиминарный мирный договор должен был вступить в силу после того, как Великобритания урегулирует свои отношения с Францией. Это наконец было сделано (хотя Франция досадовала на то, что американские переговорщики действовали самостоятельно и добились более благоприятных условий, чем хотелось бы Франции) 20 января 1783 года.

19 апреля конгресс, намеренно выбравший эту дату — восьмую годовщину стрельбы в Лексингтоне, — объявил об окончании войны. А когда наконец последние формальности были соблюдены, Парижский мирный договор вступил в силу 3 сентября 1783 года.

Война закончилась — и Соединенные Штаты добились своей независимости.