Глава 7
На следующее утро на пляже я не обнаружила Геры. Искупалась, огляделась кругом, но его не было, хотя Владимир Николаевич постоянно повторял, что нам нельзя отлучаться из отряда. От отсутствия Геры мне стало тоскливо, мысли всякие полезли в голову, не слишком ли жестко с ним обращалась. Парни погнались в море за девчонками: Громов, Никита. Наташка и Ирочка завизжали, а мне стало еще хуже. С огромной скоростью внутри стала образовываться пустота, и она требовала немедленного появления Геры. Или кого-нибудь, кто бы мог его заменить.
Я села у воды в надежде, что тоска пройдет. Не тут-то было, она только увеличилась! Да еще так, что, казалось, все замечали, как мне плохо.
Из-за чего мне плохо?
Стала мысленно звать Геру. Приди, пожалуйста, приди!
Я понимала, что никто другой ко мне подойти не сможет. Из-за Геры для других парней я превратилась в трансформатор с табличкой «Не подходи! Убьет!» Я почувствовала, что нуждаюсь в Гере, но это испугало: если нуждаюсь, значит, снова беззащитна, значит, снова влюбляюсь, и, значит, мне скоро снова будет больно. А я не хочу боли! Саша принес ее столько!
Саша. Захотелось защититься хотя бы им, попытаться вызвать в памяти его образ, но… не получилось.
Саша?
Я написала на песке «Lost Paradise», но и тут ничего не отозвалось.
Ты прошел? Я избавилась? Все кончено?
* * *
Саша… На следующее утро после встречи с ним, я сидела с мамой в актовом зале ШОДа и ждала начала собрания.
— Ты мне своего Громова покажешь? — мама хотела знать в лицо всех парней, которых я только упоминала.
— Покажу. Пока что-то не видно…
— А сосед есть?
— Я его не особо запомнила, но вроде тоже нет, — оглянулась удостовериться и заметила Громова в дверях.
Он был с каким-то другом, прошел в зал и… сел прямо передо мной на первый ряд.
— Громов светленький, — шепнула я на ухо маме, через некоторое время она наклонилась ко мне:
— Он симпатичный.
Я взглянула на нее гневно. ШОД — это не то место, где можно обсуждать мальчиков! Мама сделала вид, что не заметила, снова ко мне наклонилась и шепнула:
— А второй совершенно некрасивый.
Мне понравилось, что мама оценила Громова. В зеленой стильной толстовке, с наушниками от плеера, он крутился на месте и болтал с другом.
Я уставилась на Громова, почему-то стало наплевать, замечает он это или нет. Вернее, мне хотелось, чтобы он заметил. Но Громов, когда оборачивался, всегда искал кого-то сзади и на меня внимание не обращал.
Собрание не начиналось, третий раз ставили «Позови меня с собой!»
— О! Пугачеву раскручивают! — комментировал Громов, и я снова и снова слушала:
…Где разбитые мечты обретают снова силу высоты.
А потом песня звучала и на рынке, куда ходили с мамой после занятий, и на остановках, и вообще, куда бы я ни пошла.
Вечером Саша почти не разговаривал со мной, на все мои редкие вопросы о программах отвечал холодно и официально. Ни разу не улыбнулся. В итоге я перестала спрашивать и впала в бездумье.
— Что скажешь? — Саша иногда прерывал молчание.
— Что спросишь? — отвечала ему без эмоций.
— Это тебе же надо заниматься, не мне! — зло подчеркивал, а я не реагировала.
Это последняя сессия, больше не было поводов приезжать к нему город. Вплоть до следующего года.
Мы уезжали с мамой, из киоска на улице снова пела Пугачева: «Позови меня с собой… Я отправлюсь за тобой… Я приду туда, где ты… Обретают снова силу высоты…» Почему-то казалось, что песня обо мне… причем из каждого динамика в каждой точке города… поется о МОИХ чувствах.
Почти каждый день я ездила к нему в холодном автобусе, бездумно рассматривала стекла, покрытые инеем. Это составляло смысл всего дня. Саша злился. Злился и молчал. Пошел меня провожать, я попросила открыть дверь подъезда, он пнул ее ногой, демонстрируя, что ради меня руки использовать не собирается. А я не обиделась.
Я шла по улице рядом с ним, он держал дистанцию, подчеркивая, что я ему безразлична, а я при этом думала, что мы впервые идем по улице одни, и хорошо бы, дорога не кончалась. Потом натыкалась глазами на оттаявший канализационный люк, он означал ровно половину пути.
И почему из всего дня у меня только три минуты настоящей жизни?
На остановке меня встречала Ленка со своим парнем, после чего мы ехали домой, гуляли, сидели в подъезде, пили чай.
— Дёся тебя ждал, — почему-то говорила Ленка. — Он постоянно спрашивал, когда ты приедешь.
Но ничего такого в Дёсе я не замечала. При встрече он сказал «Привет!», отошел в сторону и после только подкалывал меня и пошло шутил.
— Сколько часов в день ты гуляешь? — спрашивал он.
Мне было стыдно признаться, что я не гуляю, а сижу дома и делаю уроки.
— Часа три… — соврала.
— Часа три?! — Дёся хохотал. — Я гуляю ЦЕЛЫЙ день!
Еще он говорил, что я странно держу чашку, и смеялся. Еще, что странно хожу, и всегда приговаривал:
— Одаренный ребенок!
Если я возмущалась, он хохотал еще больше:
— Ты прикольная, когда злишься!
Я не злилась.
В ШОДе ни с кем не разговаривала, надевала с утра маску «у меня все хорошо» и старалась ходить с ней целый день. Нашла себе ориентир — парня, который был на каждом занятии, запомнила, как одет, и ходила туда, куда шел он, чтобы не перепутать группу.
На математике смотрела на Громова. Просто так. А что он обо мне подумает? На физике выходила из класса во время перерыва и стояла у окна. Нравилось, что никто не замечал, никто не трогал. Я лишь следила, чтобы лицо не отражало эмоций, для которых нет видимой причины:
У меня все хорошо… Нельзя смотреть в одну точку. Нельзя плакать.
Иногда казалось, что меня на самом деле никто не видит, я бестелесна. Сижу на математике, думаю, что место занимаю, а выйду перед классом, и все будут смотреть сквозь. Я пугалась при этих мыслях и начинала искать доказательства своего существования: мягкая ткань с ровными строчками курточки показывала, что мое тело хотя бы материально и здесь присутствует.
Я видела, как медленно, словно кусочки мозаики, осыпаются мои мечты.
Только заходя в Сашину комнату, я чувствовала облегчение. Везде плохо, а тут хорошо. «Я пришла…» — говорила самой себе и ощущала, что в комнате все особенное: мебель, стены, воздух. Дух… И неважно, что сам Саша думал по этому поводу. Обижаешься? Обижайся. Не разговариваешь? Не разговаривай. Главное, ты есть. Но он, казалось, делал все, чтобы лишить меня и этого.
В один из вечеров я забыла о времени, глянула на часы: уже как пять минут назад должна быть на остановке. Посмотрела на Сашу, сказала, что пора идти, выбежала в коридор, быстро оделась, а он не торопился. Долго был в комнате, вышел без свитера и завернул в зал.
Нашел время издеваться. Ты же не мне делаешь плохо!
Через полминуты вышел, ни слова не говоря, вернулся в комнату. Потом появился его отец, надел пальто, и я поняла, что Саша не пойдет меня провожать. Он мне и «до свидания» не скажет.
— А почему Саша не пошел? — спросила его отца на улице, мой голос звучал нейтрально.
— Он сказал, что у него дела.
— Вы бы не беспокоились. Я могу сама дойти. Меня встречают.
— Ничего страшного.
— Я могу и сама дойти! — сказала еще через несколько метров, но дядя Саша сделал вид, что не слышал. Показалось, он поставил себе цель обязательно проводить меня до остановки.
В ШОДе, да и везде, я испытывала только одно желание — вылить все в дневник, описать, понять. Но времени не было, никто не оставлял меня одну. На физике это желание стало перехлестывать через край. Я поняла, что все равно не вникаю в формулы, бездумно переписываю их с доски, поэтому достала тетрадь и застрочила. С каждой строчкой становилось легче.
— Диагонали ромба, корень из двух… — иногда я поднимала голову и с умным видом смотрела на преподавателя.
Да-да, я все понимаю!
Иногда я боялась, что он меня спросит:
— А что вы, девушка, пишете? Вам неинтересно, что я говорю?
Я мысленно отвечала ему заранее. Мне интересно, что Вы говорите, но у меня нет выхода!
Мне было стыдно за дневник. Когда наступила перемена, я поняла, что, наверное, многие заметили, что занималась чем-то не тем. А чем? Писала сочинение? Что могла писать?
Группа галдела. Я чувствовала себя белой вороной.
Нет, я нормальная! Развернулась спиной к окну, а лицом к группе, чтобы хоть как-то слиться с ней.
Сзади сидели два парня, заметила их краем глаза, рассказывали друг другу анекдоты. Иногда слова долетали до меня, я начинала невольно улыбаться. Вдруг один меня окликнул:
— Эй!
Мне не понравилось это слово «Эй!», я насторожилась и посмотрела на него. Парень наклонился чуть вперед, налегая на парту, и, может, от этого, но показался каким-то непропорциональным и жутко некрасивым.
— Сколько сейчас время? — спросил он и странно, неприятно улыбнулся.
Я почувствовала, что его интересует вовсе не время. А потом ощутила какую-то издевку! Будто он реально собирался надо мной прикалываться. Но я здесь беззащитна, за меня не кому заступиться, даже друзей нет…
* * *
Стоять!
«Я у тебя время спрашивал,» — сказал Гера, а я не могла вспомнить! Вся зимняя сессия оставила впечатление, что у меня никто ничего не спрашивал! ТАК ЭТО БЫЛ ГЕРА??? Так это он «время спрашивал?»
От осознания этого тут же захотелось вскочить и найти Геру: «Я тебя вспомнила! Вспомнила!»
* * *
— Двадцать минут одиннадцатого, — я посмотрела на часы и, секунду подождав, не задаст ли парень еще вопрос, с опаской отвернулась. Что-то было неприятное в его улыбке.
* * *
Это был Гера??? И я не запомнила его, потому что испугалась! Потому что он улыбался зло!
Но это был именно он! Его усмешка! Именно его!
Я начала вспоминать дальше. Меня передернуло от его усмешки в поезде, когда он кормил меня шоколадкой, и в море, когда неожиданно выплыл. Его усмешка всегда вызывало во мне чувство опасности, будто он всякий раз собирается надо мной издеваться.
Я снова напрягла память. События начали выстраиваться совершенно по другой линии.
Стоп. А до вопроса? До этого странного «времени». Я повернулась на «Эй!», посмотрела на него, и первое, что пришло мне в голову: «Я ему нравлюсь!»
Оба на! Я прочитала это сразу! А потом уже появилась усмешка, мой испуг, и вопрос стерся из памяти.
Вот где причинно-следственные связи!!! У странного отношения Геры есть ПРЕДЫСТОРИЯ? Конечно, же есть!
«Я РЕШИЛ, что время у тебя спрошу!» Вот это «решил»! Чтобы обратиться ко мне ему нужно было РЕШИТЬСЯ!!!
* * *
На зимней сессии больше ничего не было. Только однажды вечером позвонила тетя Тоня:
— Мы сегодня не сможем тебя принять, у нас гости, извини, пожалуйста, — сказала она ласково.
На помощь тут же пришла Ленка:
— Тогда мы пойдем на дискотеку!
Это не очень радовало, на дискотеке пришлось все время общаться с Дёсей.
— Ты нравишься Дёсе, — говорила Ленка, а я не особо-то видела, он все время меня подкалывал. — А зачем, ты думаешь, он приезжает каждый день?
Я терпела его из последних сил, но иногда срывалась:
— Ты понимаешь, что весь вечер говоришь мне одни гадости? — спрашивал Дёся.
— Да? — я удивилась, припомнила свои последние слова: «Не хочешь со мной танцевать, я тем более не хочу!», «Можешь идти на все четыре стороны прямо сейчас!», «Терпеть тебя не могу», «Достал». — Ну, да!
— С тобой трудно! Ты мне ни одного нормального слова еще сказала!
— С чего ты взял, что заслуживаешь?
Дёся замолкал на время, но потом начинал атаку заново.
— Я тоже хочу! — Дёся намекал на целующихся Ленку и Виталика.
— Обойдешься!
— А мне хочется!
— Обойдешься! — и старалась прибить его одним взглядом. Если попытаешься, убью на месте!
* * *
Наконец-то Владимир Николаевич дал команду собираться с пляжа. Я оделась быстрее всех, подбежала к навесу. И тут появился Гера. Он бежал с Ромой к отряду со стороны лагеря.
— Мы только что закончили, — запыхавшись, доложили они Владимиру Николаевичу. — К дискотеке много чего нужно было…
Я смотрела на деревянный столб и не понимала, отчего такое простое объяснение не могло прийти в голову. Тоска внутри унималась, становилось легче. Гера обошел Рому и остановился напротив меня. Я подняла на него глаза, а они… А они меня выдали, из них словно выскочило что-то: «Я скучала! Скучала. Где ты был?»
Гера смотрел на меня тоже странно: «Я не хотел тебя оставлять…», его взгляд светился нежностью, она проникала в меня каким-то странным серо-голубым светом.
Я опустила глаза, между нами скамейка, мы начали ее обходить. Встретились. Он взял меня за руку, и я почувствовала себя счастливой.
У меня больше нет защиты… но, может, это и к лучшему…
На занятия в лагере я больше не ходила. Сколько бы ни упрашивала Галя, убеждая, что на физике очень интересно, я категорически отказывалась. Тихий час — это единственное время, когда можно писать.
— А Вы с Джо давно встречаетесь? — где-то после обеда спросили отрядные девчонки.
— Нет, — ответила настороженно. Я только к ним подошла, скромно, незаметно, но поняла, что не поменяла тему разговора, а… продолжила ее.
— Как? — вдруг воскликнула Ксюша. — Я всем говорила, что вы вместе ходили в ШОДе и вместе приехали!
— Нет, мы не были вместе в ШОДе, мы только здесь познакомились.
— Как? Я вас ВСЕГДА видела вместе! То ты стоишь одна, то он один, то вы ВМЕСТЕ стоите!
Это стало для меня шоком. Я улыбнулась девчонкам, но потом еще долго думала: «Где я была? И почему ничего не помню!»
Сколько бы ни напрягала память, с зимней сессии хорошо помнился только Громов. Я на него смотрела. Не знаю зачем! Он был шумный, веселый, отвлекал на себя внимание. Однажды села за ним и весь урок разглядывала. На перемене он прислонился к стене, повернувшись ко мне боком и внимательно стал изучать что-то впереди, смотрел куда-то надменно и сосредоточенно. А я рассматривала его и вдруг заметила, что зрачок Громова неподвижен.
Он не видит на что смотрит! Он смотрит на меня! Улыбка стала расползаться по лицу, я поставила локоть и закрыла ее ладонью. Но Геру я не помнила, кроме того момента, ничего.
Гера почти не покидал меня, а, если когда и покидал, стоило мне только мысленно позвать его, как он тут же оказывался рядом.
В море парни играли в догонялки:
— Сифа! Сифа! — кричали они.
Гера «сифой» был редко, если «сифа» приближался, Гера нырял под воду и держался за мои ноги.
— Джо! Ты трус! — кричали ему ребята. — За девчонкой прятаться нельзя!
— Его надо поймать! — командовал Громов. — Это дело принципиальное! Надо взять в плен ЕЕ!
И сказал двум ребятам схватить меня, те подошли, как охранники, крепко взяли меня за запястья. Я подумала, что Громов никогда бы не прикоснулся ко мне сам.
— Джо! Если ты сейчас же не вернешься, — кричал он. — Мы будем окунать ее в воду! И Джо! Заметь! Скорость будет увеличиваться!
Командовать Громов умел, мальчики окунули меня один раз, но я взглянула на них недовольно, они ослабили хватку и больше топить не решались. Гера поплыл меня «спасать», Громов ему навстречу. Встретились где-то посредине и так долго выясняли отношения, что забыли об игре. Мальчики, державшие меня за руки, почувствовали неловкость. Стоило сделать лишь малое усилие освободиться, и они тут же отошли от меня, будто испугавшись.
— Значит, ты целовалась? — спросила я вечером Галю, собираясь на концерт. — Ну, и как? Приятно?
Она пожала плечами:
— Непривычно.
— Что значит, непривычно?
— Мокро.
— И всё?
Я догадывалась, что после дискотеки так или иначе с Герой будем целоваться. Но сначала отряд шел на концерт, и мне хотелось одеться очень, очень, очень красиво. Спустилась с крыльца, Гера ждал, взглянул и… обалдел. Потерялся, засомневался. А имеет ли право вообще ко мне подходить? Это польстило.
Концерт проходил в городке, вне лагеря, мы ожидали начала, Гера стоял сзади меня на ступеньку выше, обнимал двумя руками, а весь отряд старался на нас не смотреть.
В зал Гера провел меня галантно, опустил кресло. Я чувствовала себя Королевой между ним и Ромой. Сзади нас уселись Громов, Никита и Грин, остальной отряд — через несколько рядов. Обернувшись поискать Галю, я столкнулась с взглядом Громова. Он нагло смотрел прямо мне в глаза.
Что, Громов, осмелел что ли? Ответила ему тем же, нашла Галю и отвернулась. Гера с Ромой должны были уйти пораньше.
Возвращаясь с концерта с Галей, я оторопела, когда подбежала Маша и выпалила, широко улыбаясь:
— Вы с Джо мне очень нравитесь!
— Да? — я вскинула брови. — Я очень рада…
— Вы подходите друг к другу. Такая красивая пара!
От счастья меня заклинило. Красивая пара!!! Это надо же!
— Ты только скажи ему, чтобы рубашку весил на спинку кровати! А то мятая больно.
— Хорошо, — я чуть не провалилась со стыда, но поняла, что Гере этого никогда не скажу.
На дискотеке он выходил на каждый медленный танец, приглашал меня. Настоящая идиллия!
— Подождешь меня? — сказал он во время последнего танца, я кивнула головой.
Мне нравилось его ждать. Стоять у перил и знать спокойно и точно, что он вернется. Гера сбежал по ступеням, подошел ко мне, легко взял за руку и повел на залив. Сердце застучало сильнее. Я посмотрела на небо: ПОЛНОЛУНИЕ.
Шабаш ведьм.
— А почему вы заканчиваете дискотеку «Титаником»? — осторожно спросила Геру, когда мы остановились в темноте за корпусом.
Потому что романтично?
— Так… — Гера ответил с такой интонацией, будто вся романтика — бред полный.
Ага, потому что нам, безмозглым девочкам, это нравится! Закончила его мысль и вскипела. Гера все испортил.
Сейчас я тебе такую романтику устрою, всю жизнь помнить будешь…
Рассмеялась, вырвалась из его объятий, побежала вперед и оглянулась через плечо. Луна ярко освещала залив.
«Когда луна станет полной…» — вспомнила и усмехнулась.
— Куда ты? — весело спросил Гера, поспевая за мной, он не почувствовал, что сделал мне больно.
Снова засмеялась. Когда-то мечтала, что Саша приедет ко мне, мы будем гулять по поселку между старыми домами, я буду вести его куда-то, а он не будет знать, не будет ориентироваться, и вот так же я рассмеюсь и оглянусь через плечо.
Я протиснулась между прутьями ограждения, перешагнула через камни и остановилась на бетонной плите у воды.
— Когда это ты здесь была? — удивленно спросил Гера, следуя за мной.
Мечта воплощалась в жизнь. Смешно…. Видимо, мечты всегда воплощаются, правда, не с теми, о ком мечтаешь.
Гера обнял меня за плечи, стало приятно, злость прошла. Мы смотрели куда-то на линию горизонта, где загорался и гас маяк.
Как же мы поцелуемся? Наверное, здесь не очень удобно: плиты, камни. Я вернулась за ограждение, прошла дальше по берегу, оказалось, что здесь много спусков к воде. Подошла к одному из них. Ступеньки. Села на корточки, чтобы посмотреть на воду, но свет от луны сюда практически не доходил. Вода была темной.
Гера тоже присел, снова обхватил меня руками и прижал к себе.
Сейчас он меня поцелует… Я испугалась и вжалась лбом в его плечо.
Гера позвал меня по имени, но его голос сорвался в конце.
— Что? — спросила я, будто ничего не поняла.
Он не ответил.
Ветер становился сильнее. Я поднялась со ступенек, холодный поток охватывал все мое тело и почти срывал рубашку с Геры, заставляя ее громко трепетать. Гера снова обнял меня, а я опять опустилась на корточки, будто упала, Гера, не отрываясь, последовал за мной. Показалось, что так уже происходило раньше, я падала, а кто-то, обнимая, падал вместе со мной, хотя этого никогда не было.
— Почему ты отворачиваешься? — прошептал Гера на выдохе, но его интонация передала совсем иное.
Ты же… любишь меня!
Мне захотелось спрятаться, скрыться от Геры, от того, КАК звучит его голос.
Разве можно НАСТОЛЬКО? Разве можно так СИЛЬНО?
Мы сидели еще долго.
— Уже поздно. Надо в корпус, — сказал Гера уже спокойно. Я послушно поднялась.
Он взял меня за руку и повел к дороге. Снова дул холодный ветер. Гера был отстранен.
— Стой! — вдруг резко он развернулся, обнял меня, сильно прижал к себе и замер. Потом наклонился и поцеловал мое плечо. Затем снова и снова. Он покрывал губами всю поверхность моих плеч и шеи, а я не верила, что это происходит со мной.
Гера был как струна, в каждой мышце его тела чувствовалось напряжение, он прижимал меня все сильнее и стремился к губам. Я уворачивалась.
«Не целуй меня! Не целуй! Пожалуйста!» — повторяла про себя, но не была уверена, что требовала именно этого.
Вдруг что-то влажное прикоснулось к моим губами, я вздрогнула всем телом и отскочила. Как громом пораженная, я смотрела себе под ноги, не зная, ни что дальше делать, ни что сказать.
Гера больше не настаивал, взял меня за руку и повел к корпусу.
Но он пришел ночью. Он, Громов, Никита и Рома. Девчонки проснулись, захихикали, все стали о чем-то болтать, а Гера сел ко мне на кровать и сразу же (я только успела приподняться и прислониться спиной к стене) стал целовать мою шею.
— Джо! А чем вы там занимаетесь? — спросил Громов.
Он сидел на кровати Гали, прямо напротив нас. Его я еще видела, остальных Гера мне загораживал.
— Ничем! — ответил Гера.
— Оставь их! — сказала Ирочка. — Им вообще нужно выделить отдельную комнату.
— Нет, а всё же!!! — не унимался Громов. — Чего ты там делаешь?
— Ничего я не делаю! — Гера целовал мою мочку уха, щеку и настойчиво пробивался дальше к губам.
Я пожалела, что прислонилась к стене, а не к спинке кровати, места для маневров было слишком мало и отклоняться некуда. Гера задел мои губы, я отклонила голову, он настойчиво пододвинулся ближе, оставляя мне еще меньше пространства, снова прикоснулся к губам, я опять отклонилась, но дальше была стена, и Гера поцеловал меня: нежно прижался губами, потом еще и еще, я не отвечала, он продолжал целовать, пока я не сдалась.
Я обняла его, на Гере не было рубашки, руками почувствовала напряжение в его теле, и разомкнула губы. Мне становилось приятно, мне нравилось проводить руками по его спине, плечам, отвечать ему. Мы не отрывались друг от друга, нас никто ни о чем не спрашивал, и сколько длилось это, я не знала.
— Джо. Пошли уже, — это был снова Громов, он стоял в дверях, остальные парни, видимо, ушли.
— Сейчас, — Гера кинул ему, но мы продолжили целоваться.
— Ты идешь?
— Щас!
Он мягко прикоснулся к к моим губам, но я притянула Геру к себе и продлила поцелуй.
— Я пошел? — спросил он нежно и снова ласково поцеловал на прощание.
Громов дождался.
