Глава 30
Я пораженно ахаю. Пытаюсь выхватить телефон, но Том быстро его отдергивает. За плечом Тома я вдруг замечаю человека, спешащего к нам по дощатому настилу. Лица не разглядеть, но силуэт вроде бы знакомый. По-моему, это Леонард. Нельзя, чтобы он увидел фото!
Том тоже поворачивается: ему интересно, куда я смотрю. Я ловлю момент. Подлетаю ближе и молниеносным движением всаживаю коленку Тому между ног. Он взвывает, складывается пополам, зажимает пах. Я здоровой рукой отбираю телефон, отскакиваю и прячу его в карман штанов.
Мой выпад не останавливает Тома, слишком высоки для него ставки. Он прыгает вперед и швыряет меня на металлические перила. Сам наваливается сверху, перила больно режут спину, мне тяжело дышать. Пробую повторить удар коленом, но не могу его высвободить. Том давит все сильней, мои ступни теряют контакт с землей.
Том орет, чтобы я отдала телефон. Одной ладонью удерживает мою правую руку, второй ощупывает карманы, ищет мобильный. Как только вес Тома переходит чуть вправо, я выворачиваюсь влево, но он толкает меня назад. Ноги полностью отрываются от земли, я повисаю спиной на перилах. Слышу топот ног, крики Леонарда. Острые капли дождя секут лицо, меня тянет назад, головой вниз. Центр тяжести смещается, ночное небо уплывает.
Том по-прежнему давит на меня всем весом, когда я переваливаюсь через перила. Подо мной темная вода, белые барашки пены, рокочущие волны. Падение бесконечно. Я больше не чувствую Тома – его рука соскальзывает с моего запястья.
Сначала мне кажется, что я пролетела мимо волн и рухнула на берег – такова сила удара. Но падение продолжается, только уже медленнее, вода заполняет нос, уши… Рта я не открываю. Под водой тихо. Меня тянет ниже, ниже. Сейчас прилив, непривычно глубоко. Так спокойно и безмятежно, я хочу остаться тут. Подальше от сумасшедшего мира там, над головой. Внизу никто не причинит мне зла.
Передо мной вспыхивают лица Люка и девочек. Нет, я должна выжить! Нельзя так просто уступать Ла-Маншу. Я начинаю молотить ногами и грести здоровой рукой. Гипс очень мешает. Никак не соображу, куда двигаться. Где верх? Я щурю глаза и с удивлением понимаю, что вижу довольно много. Тут не так уж темно и мутно. Я машинально вскидываю голову – высоко надо мной блестят огни пирса. Они похожи на новогоднюю гирлянду.
Я рвусь вверх. Легкие жжет, тело молит о вдохе. Разум знает, что вдыхать нельзя. Рано, кругом вода. Еще чуть-чуть, несколько метров. Воздуха хочется невыносимо. Легкие горят огнем. Почти доплыла.
Я выскакиваю из воды, жадно глотаю воздух – и тут же налетает прибойная волна, увлекает меня назад, в глубину. Вновь продираюсь наверх. К следующей волне я уже готова, задерживаю дыхание. Где-то кричат, потом раздается всплеск. Я вытягиваю шею. Впереди, за гребнем очередной волны, что-то плавает. Спасательный круг. Я неуклюже гребу правой рукой. Левая отяжелела, гипс пропитался водой. На меня падает еще одна волна, увлекает за собой. И толкает к спасательному кругу. Кончиками пальцев хватаю веревку. Подтягиваю круг к себе. Мне тяжело дышать. Я захлебываюсь, хватаю ртом воздух, легкие требуют кислорода. Я не могу надеть круг через голову, мешает загипсованная рука. Цепляюсь за него и чувствую, как прилив несет меня к берегу. Если держать круг крепче, кто-нибудь меня спасет. Надо лишь продержаться. Еще немножко.
Я засыпаю. Глаза отяжелели, рука ужасно устала. Не только рука – все тело, весь разум устали и замерзли. Глубина манит. Можно уплыть – туда, вниз, где так тихо и умиротворенно. Я напоминаю себе, ради чего мне жить дальше, и тело вновь включается в борьбу.
Волны, одна за другой, подталкивают меня в спину, берег все ближе, ближе. Наконец я вижу людей. Плеск, шум – они бросаются в воду, бегут ко мне. Я вытягиваю ноги и вдруг пальцами нащупываю дно. Спасена. Я не умру.
Две пары рук вытаскивают меня на твердую землю. Вверху, на набережной, пульсируют голубые огни. Полицейские в форме волокут мое покорное тело подальше от воды. Один быстро говорит в рацию, вызывает подмогу, «Скорую». Второй усаживает меня на гальку, укутывает в куртку, которую он, видимо, сбросил перед заходом в воду.
– Как вы? Что произошло?
Я поднимаю глаза на пирс. Меня нещадно трясет от холода и шока.
– Вы упали с пирса? С вами кто-то был?
Был ли со мной кто-нибудь? Я смотрю в море, разглядываю волны, обрушивающиеся на берег. Отворачиваюсь – и вижу бегущего по камням Леонарда.
– Клэр! Боже милостивый. Ты жива?
– Вы знаете эту даму, сэр?
– Да. – Леонард наконец добегает, садится рядом и обнимает меня. – Это моя дочь.
Я поднимаю на него глаза, но ничего не говорю. Так странно слышать из уст Леонарда «дочь», ну да пусть. Потом, это потом.
– Вы были с ней, когда она упала? – спрашивает полицейский. – В воде есть кто-нибудь еще?
– Я был на пирсе, но в отдалении. Не видел, что произошло. Клэр была – и вдруг пропала. Я бросил в воду спасательный круг.
– Как вас зовут? – обращается ко мне полицейский.
– Клэр Теннисон.
– Хорошо, Клэр, это очень важно. С вами кто-нибудь был? Кто-нибудь еще упал в воду?
Я перевожу глаза с полицейского на Леонарда и обратно. Том не умеет плавать. Нужно сказать им, что он там. Тонет. Если я скажу и его спасут, то он может все погубить. Если не скажу, тогда все секреты лягут вместе с ним на дно морское. Способна ли я на это? Позволю ли я человеку утонуть?
– Она была одна, – произносит Леонард, не успеваю я и рта раскрыть.
– Вы уверены?
– Да. Целиком и полностью.
– Нет! – выкрикиваю я. – Нет. Не одна. Том в воде. Он не умеет плавать.
Полицейский со справедливым удивлением замечает:
– Вы вроде бы говорили, что она была одна.
– Я никого другого не видел, – отвечает Леонард.
Полицейский зовет напарника, они возвращаются в воду, шарят лучами фонариков по волнам. Настойчиво что-то твердят в рацию. Слов я не слышу.
– Том не умеет плавать, – повторяю я, глядя на полицейских.
– Может, оно и к лучшему, – откликается Леонард.
Новости приходят на следующее утро. Тело Тома выловили из моря на рассвете. Ночью сложные погодные условия не дали провести полномасштабную спасательную операцию. Мне сообщают, что Том, вероятнее всего, утонул сразу, как только ушел под воду.
Я плачу по Тому. По своему доброму другу. Оплакиваю наше многолетнее знакомство, веселые студенческие времена, теплые отношения. Совместную учебу, потом работу. Он был моим лучшим другом. Я не плачу по Тому, который обманывал меня. По Тому, который воровал деньги из трастового фонда и сваливал вину на Леонарда.
– Я уже давно его подозревал, – говорит Леонард.
Он сидит у моей кровати. Меня поместили в прежнюю палату. Люк возвращается от родителей вместе с девочками, хотя я и попросила не приводить их в больницу.
– Почему ты ничего не предпринял, раз у тебя были подозрения? – упрекаю я. – Может, дело не зашло бы так далеко.
– Доказательства. Я ничего не мог доказать. Ты же знаешь, в компьютерах Том настоящий ас. Он подстроил все так, что мошенником выглядел я. А ведь я столько сделал для этого мальчика! Не ожидал я от него такой благодарности.
– У него, видимо, имелись причины.
– Карточные долги, тяжелый развод, алименты. Классика.
– Жаль, что Том не рассказал мне. Я бы ему помогла. Дала бы эти проклятые деньги. Не было никакой нужды их красть.
– Его беда в том, что он считал себя очень умным и не допускал возможности провала.
– Том нуждался в помощи. И не только финансовой.
– Клэр, хочу тебя кое о чем спросить.
Я догадываюсь, о чем именно. Да, Леонард имеет полное право услышать правду, но есть ведь еще Люк, который мне очень дорог. Нет, лучше никому не знать, что вчера произошло между мной и Томом на пирсе. Я поспешно меняю тему:
– Надеюсь, Люк скоро приедет. Он передал сообщение через медсестру. Забросит девочек к Пиппе, а оттуда – сразу ко мне. Я не хочу, чтобы дочки видели меня в больнице. Лучше обниму их вечером дома. Если меня, конечно, выпустят из этого проклятого места. А мама? Может, тебе лучше пойти к ней?
– Врач дал ей успокоительное. С ней сейчас подруга из женсовета.
– Я должна быть с мамой. Если бы не дурацкий допрос, которого я жду, я бы рванула домой, но полицию туда лучше не приглашать. Мама не выдержит.
– Почему ты не хочешь, чтобы я присутствовал? У полиции к тебе много вопросов.
– Я справлюсь. Пусть переадресуют свои вопросы Марте. Она по-прежнему молчит?
– Как рыба, – качает головой Леонард. – Не издала ни звука, даже когда я сообщил ей о смерти Тома. Отвернулась и уставилась в стену.
– Что будет дальше?
– Это нужно решать с Америкой. В Англии Марта не совершила никаких преступлений, разве что предъявила при въезде липовые документы. Так что ее, скорее всего, депортируют в США, а там уже арестуют за убийство Элис и будут судить. Запись разговора, которую ты нашла на флешке у Тома, станет решающей уликой.
– Во Флориде действует смертный приговор, – говорю я, ковыряя новый гипс.
– Хороший адвокат сумеет свести все к непредумышленному убийству. Вряд ли Марте вынесут смертный приговор.
– Я ей такого не желаю, несмотря ни на что. Хочу лишь найти место захоронения Элис.
Меня охватывает неодолимое, огромное ощущение утраты, и я впервые позволяю себе заплакать. Не отвергаю утешительных объятий Леонарда и тихо всхлипываю ему в плечо. Я понимаю, что это маленький шажок навстречу новым отношениям между нами, но думать о будущем пока не могу – слишком сильно меня держит прошлое.
После отъезда Леонарда проходит всего минут двадцать, и тут одновременно являются полицейские и Люк.
– Привет, – говорит он. – Вот, нашел в коридоре. Они, конечно, мало похожи на традиционный букет, который муж должен дарить жене.
Сердце у меня легонько, но радостно подпрыгивает. По одной этой фразе я понимаю, что у нас с Люком все будет хорошо.
– Не бойся, ты прощен, – с улыбкой киваю я.
Он с ответной улыбкой целует меня в макушку и пристраивается рядышком на кровати. Берет мою ладонь в свою и смотрит на посетителей в форме:
– О чем вы хотели поговорить с моей женой?
– Тем вообще-то несколько, – отвечает констебль Эванс. – Прежде всего, миссис Пиппа Стент снимает обвинения по поводу своей машины.
– Ясно, спасибо. Это хорошо.
– Да. Мы не можем точно идентифицировать по видеозаписи, кто именно купил краску в автосервисе. На подозреваемой надета бейсболка, а миссис Стент утверждает, что это не вы. Она высказала предположение, будто камера зафиксировала вашу… э… мисс Манро, но в сложившихся обстоятельствах продолжать расследование не в наших интересах.
– Пиппа остыла, – вставляет Люк. – Я с ней сегодня поговорил. Она навестит тебя через пару дней.
– Нам нужно уточнить некоторую информацию насчет аварии возле дома, но, насколько я понимаю, это станет частью нового расследования, так что мои коллеги из уголовного розыска побеседуют с вами в другой раз.
– Это все?
– Да. Мы скоро с вами свяжемся. Коллеги из уголовного розыска будут очень благодарны, если вы пока не станете покидать Великобританию.
– Конечно.
– Спасибо. Тогда мы пойдем.
Эванс с Дойлом отбывают, и мы с Люком остаемся одни.
– Я ужасно рада тебя видеть, – говорю я.
Люк здесь, какое облегчение…
– Я примчался сразу после звонка Леонарда. Он все мне рассказал. Прости, что я не верил тебе насчет Элис, то есть Марты.
– Как мама? Я подозреваю, что Леонард чего-то недоговаривает.
– Буду честен, – кивает Люк. – Ей тяжело.
– Я хочу домой, к маме. И к девочкам. Как они?
– Девочки заночуют у Пиппы. Знаю, ты горишь желанием их обнять, но дома сейчас не лучшая обстановка. Твоя мама очень горюет.
Тут не поспоришь.
– Хорошо. Но завтра я с ними увижусь, в любом случае. – Я опускаю глаза на наши сплетенные руки. – Люк, у меня к тебе вопрос.
– Зловещее начало, – вздыхает муж.
– Я верю, что ты не спал с Мартой, и прошу прощения за свои обвинения.
– Но?.. Ведь есть какое-то «но»?
– Том показал мне фотографию, где вы с Мартой возле моря. Обнимаетесь. Целуетесь.
Люк по-настоящему растерян.
– Честное слово, Клэр, я никогда не целовал Марту. Никогда. Не представляю, где Том раздобыл такое фото.
– Хорошо. Я тебе верю. Мне просто нужно было убедиться.
– Но откуда фото? Я бы хотел на него взглянуть.
– Оно в ноутбуке Тома. «Фотошоп», наверное. Я просто хотела услышать подтверждение от тебя.
– «Фотошоп»? Том вечно возился с компьютерами и фотоаппаратами, так что я не удивлен. Но зачем он тебе это показывал?
– Мечтал насолить. Бог с ним. Том нам больше не навредит. – Не знаю, кого я хочу убедить, себя или Люка.
Я целую мужа и с наслаждением принимаю ответный поцелуй. Давно мы так не целовались…
– М-м-м, по-моему, вам срочно пора домой, миссис Теннисон, – с ухмылкой констатирует Люк.
Как же я по нему скучала! Слава богу, он вернулся.
Люк помогает мне натянуть очередной комплект чистой одежды, мы целую вечность ждем выписки и наконец покидаем палату.
– Я хочу заглянуть к Марте, – сообщаю я.
– По-моему, не лучшая идея, – возражает Люк. – Подожди пару дней, пока пыль осядет, а?
– Нет. Сейчас. Я хочу знать точно, где Элис. – Я не могу говорить «тело Элис», хотя в глубине души понимаю, что отныне речь пойдет только о нем. – Ее нужно поскорее найти.
Люк гладит меня по голове, заглядывает в глаза.
– Это выяснит полиция. Тебе не обязательно.
Я с грустной благодарной улыбкой кладу свою руку поверх его.
– Я понимаю, но мне нужно найти себе дело, чем-то себя занять. Мне страшно останавливаться, я тогда просто рухну. Я не найду покоя, пока Элис не упокоится.
Мы поднимаемся на лифте на один этаж и идем к палате, куда вчера вечером перевели вышедшую из критического состояния Марту. Повернув за угол, мы обнаруживаем суету в коридоре. В палату слева вбегает медсестра, закрывает двери, но я успеваю заметить внутри еще нескольких медиков. Оттуда долетают уверенные, пусть и взволнованные, распоряжения. Другая медсестра выскакивает из палаты и хватает тележку с дефибриллятором.
Я смотрю на доску за сестринским постом, там указано, кто где лежит. Проглядываю имена. «Кендрик Элис – палата 3». Веду глазами по номерам палат. Ноги влекут меня вперед, Люк держит мою руку. Суета происходит в третьей палате.
Я стряхиваю руку мужа, кидаюсь к двери, распахиваю. Медбрат делает Марте искусственное дыхание. Она лежит на полу, рядом белая хлопковая простыня. На конце простыни – петля.
Я зову Марту по имени. Медбрат оборачивается и спроваживает меня в коридор, к Люку.
– Сюда нельзя! Не входите!
Дверь захлопывают, у меня подкашиваются колени, и я падаю в объятия мужа. На пятачке возле сестринского поста стоят несколько кресел, где ждут посетители. Люк усаживает меня.
– Она хотела повеситься, – в недоумении говорю я. – Почему?
Я думала, Марта способна на что угодно, но уж точно не на самоубийство. Я считала ее эгоисткой, безжалостной и бессовестной. Похоже, я заблуждалась.
