Глава 29

– Ты присутствовал при аварии, да?

Том отставляет бокал на стол.

– Почему ты так решила? – Голос низкий, воздух опасно сгущается.

– Я видела на нашей улице твою машину. Я о ней совсем забыла, что не удивительно в таком кошмаре. Но меня не покидало ощущение, будто я упускаю что-то важное. И вот дошло, только что. Знаешь, как оно бывает: ты хочешь вспомнить чье-то имя, оно вертится на кончике языка, а вспомнить не можешь, даже под страхом смерти. Потом лежишь ночью в кровати или покупаешь продукты в магазине, как вдруг, откуда ни возьмись, забытое имя приходит на ум. – Я умолкаю, смотрю на Тома. – Вот и мне сейчас кое-что пришло на ум. Я сбила твое боковое зеркало, когда промчалась мимо. Твоя машина стояла у обочины. Однако ты об этом не сказал, сохранил в тайне. С чего бы вдруг? – В моем тоне звучат легкая язвительность и неприкрытая злость.

– Клэр, перестань. Ты сама не знаешь, что говоришь. – Это предостережение, и продиктовано оно не заботой обо мне, а страхом за себя.

Предостережение я игнорирую.

– Ты хотел, чтобы ни одна живая душа не узнала о твоем присутствии, и этому есть единственное объяснение: ты что-то скрываешь. – Я делаю попытку встать, но ватные ноги не держат. – Вечеринка у нас дома, вечеринка в честь фальшивой Элис… Вы с ней беседовали в саду. Ты тогда знал, да? Знал, что она Марта. О чем вы говорили?

– Сядь, ты слишком много выпила.

Со второй попытки встать удается, но голова плывет.

– Что ты подмешал в вино?

– Зачем мне что-то подмешивать?

Ноги и мозг действуют вразнобой, но я каким-то чудом добираюсь до кухни. Хватаю с подставки чашку, резко дергаю холодный кран, вода плюет в раковину, забрызгивает все вокруг. Я с трудом наполняю чашку. Распахиваю дверцы, одну за другой – пока не обнаруживаю шкафчик со съестным. Здоровая рука шарит среди банок и пакетов, опрокидывает их. На тумбу падает банка с фасолью. Наконец я нахожу то, что ищу. Снимаю с солонки крышку, сыплю соль в чашку с водой. Нужно вызвать рвоту. Не знаю, что я проглотила, но эту гадость следует из меня вымыть – и быстро.

Я подношу чашку ко рту, но ее у меня забирают.

– Не надо, – говорит Том и выливает содержимое в раковину. – Все может быть по-другому.

– Это как? – Я цепляюсь за тумбу, чтобы не рухнуть.

– Из нас выйдет хорошая команда. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь.

Я хмурю брови.

– Мы друзья, Том. Старые друзья. С университетских времен.

– Мы не всегда только дружили. Можно начать сначала.

Я мотаю головой.

– То было в юности. Ничего серьезного. Нам обоим это известно. Мы всегда так говорили.

Том с такой силой опускает чашку на стол, что ручка остается у него в пальцах. Он отшвыривает ее в раковину.

– Так говорила ты. Не я.

– Но, Том, мы же расстались, потом полюбили других. Ты женился на Изабелле, я вышла замуж за Люка. У нас, у нас с тобой было просто юношеское увлечение. – Я тру лицо руками. Господи, что за бред!

– При каждой встрече с вами я видел, что вы любите друг друга все сильней, сильней… И от этого лишь острее ощущал свою НЕ-любовь к Изабелле.

– Ну и чего ты теперь добиваешься?

– Ты хоть представляешь, какие алименты я вынужден платить Изабелле? Я содержу ее чертов громадный особняк. Она же не может жить в скромном домике с двумя спальнями, правда? Нет-нет, Изабелле необходим здоровенный домина в самом дорогом районе Брайтона. А сколько всего нужно Лотти: частные уроки верховой езды, личный тренер по плаванию, субботние курсы актерского мастерства, репетитор по французскому. Конца и края не видно. А еще ведь есть я. Я должен как-то питаться, платить за квартиру, машину, поддерживать определенный уровень жизни.

– Не понимаю. При чем тут я?

– Люк изменяет тебе с Мартой. Ты видела доказательства. Уходи от него ко мне.

Я смеюсь.

– Как у тебя все просто. Так дела не делаются. А Марта? И Элис?

– Что – Марта и Элис?

Я заглядываю Тому в глаза, но вижу лишь пустоту. Он как робот. В нем нет ни капли сочувствия или понимания.

Это пугает сильнее всего. Нужно отсюда выбираться. Я не доверяю Тому, не знаю, на что он способен. Меня выдают глаза – я скашиваю их на дверь. Том немедленно преграждает путь к выходу. Я предпочитаю не ждать дальнейшего развития событий. Хватаю выпавшую из шкафчика банку фасоли и изо всех сил впечатываю ее Тому в висок.

Том смотрит на меня. Не двигается. Из его ноздри вытекает струйка крови. Он медленно поднимает руку, щупает верхнюю губу, изучает окровавленные пальцы. Я в ловушке, прижата к столу. Не понимаю, кого из нас шатает – Тома или меня. И тут он падает. Я вскрикиваю, и в кухне наступает тишина.

Желание убежать как можно дальше отсюда пересиливает все на свете, вот только тело подводит. Отрава, которую Том подсыпал мне в бокал, берет свое. Я подбираю чашку без ручки, вновь наполняю ее водой и солью. Заставляю себя выпить. До последнего глотка. Вкус мерзкий, горло сжимается, рот норовит выплюнуть едкую гадость, но я не уступаю. Наконец живот сводит судорогой, и меня выворачивает наизнанку. Раковину заливает красной от вина рвотой – словно кровью. Я повторяю процедуру с новой порцией соленой воды, от второго приступа рвоты желудок горит огнем.

Помню чей-то совет: если девочки ненароком хлебнут отбеливателя или еще какой-то химии, им нужно дать молока. Оно наполнит желудок и не даст яду всосаться в кровь. Правда или нет, я не знаю, но распахиваю холодильник, нахожу в дверце пластмассовую бутылку непастеризованного молока и вливаю в себя как можно больше.

Перешагиваю через Тома, и в это мгновенье он стонет и вскидывает руку. Я вскрикиваю, когда его пальцы скользят по моей лодыжке, и вываливаюсь в коридор. В дверях поворачиваю голову. Том стоит на четвереньках. Поднимает глаза, наши взгляды скрещиваются. Я цепенею. Не в силах думать. Не в силах шевелиться.

Он трясет головой, словно пес с игрушкой в пасти. Кладет руку на барный стул, с трудом встает на ноги. Трет висок и заявляет:

– Не очень-то любезное обращение.

Эти слова выводят меня из транса, пробуждают инстинкт самосохранения, я бегу в гостиную и выскакиваю из квартиры, не успев ничего сообразить. Молочу кулаком по кнопке вызова лифта. Проклятье! Лифт в самом низу.

– Клэр! Подожди! – Том уже на площадке, одну руку прижимает к голове, другой цепляется за дверной косяк. – Не уходи. Давай поговорим. Все выясним.

– Нет, Том, поздно.

Плакать я не могу от страха, но сердце мое разбито. Я резко толкаю двери аварийного выхода. И по инерции вылетаю на металлическую пожарную лестницу снаружи здания. Врезаюсь в перила, меня влечет вперед. Кричу. Сейчас я упаду… Мне удается ухватить перила здоровой рукой и отпрянуть назад.

Дождь сечет лицо, злой штормовой ветер добавляет струям силы. Перила скользкие от воды, но я бегу вниз по грохочущим ступенькам. Свежий воздух чуть разгоняет туман в голове. Ноги перебирают быстро-быстро, я спешу оказаться подальше от Тома. На третьем этаже слышу вверху стук аварийной двери. Том зовет меня, но слова уносит ветер, потом лестница начинает вибрировать и греметь – Том спускается следом.

Я достигаю земли и растерянно озираюсь. Куда дальше? Я в аллее с задней стороны здания. И совершенно не ориентируюсь. Слева зияет мрак, справа манят огнями уличные фонари. Бегу туда, прижимаю к телу загипсованную руку. Ее совсем растрясло, боль стреляет до самого плеча, но я не обращаю внимания. В голове одна мысль – удрать.

Вот и конец аллеи. Я выскакиваю на улицу, не теряя времени и не оглядываясь. Она пуста, шторм разогнал всех по домам, где сухо и безопасно. Я не льщу себе, Тома мне не перегнать. Он фанат фитнеса, заядлый бегун. Нужно найти укрытие. Я устремляюсь в конец улицы, торможу лишь на мгновенье, чтобы бросить взгляд назад. Там маячит темная фигура Тома.

Впереди набережная. Несусь к ней. Пряди волос выбиваются из хвоста, хлещут по лицу, ураганный ветер с моря сбивает с ног. Я мчу по дорожке, оскальзываюсь на крышке канализационного люка, едва не падаю в сточную канаву. Проезжающая мимо машина взвизгивает клаксоном.

Я бешено машу рукой:

– Стойте! Стойте!

Машина не замедляет хода, красные хвостовые огни исчезают из вида.

И тут мое плечо сжимает чья-то ладонь. Я выворачиваюсь. Кричу от адской боли в сломанной руке. Мчу, не глядя, через дорогу. Вопит автомобильный гудок, визжат покрышки, но я чудом достигаю противоположной стороны и несусь по набережной.

Впереди лежат огни пирса. Там мне обязательно кто-нибудь поможет. Я бегу дальше, баюкая больную руку в здоровой. Скорость моя падает, усталость берет свое. Пирс разрастается, светит ярче; мой маяк надежды. Мне хватает сил добежать, я проскакиваю под аркой и оказываюсь на дощатом настиле.

Кругом ни души. Не знаю, который час, но уже темно, и аттракционы, видимо, закрыты на ночь. Правда, карусель в конце пирса работает, там горят огни и играет музыка.

На полпути от карусели я слышу за спиной шаги. Оборачиваюсь – Том в нескольких метрах от меня, на лице застыла решимость. Я лихорадочно верчу головой, ищу людей. Никого. Слышу собственное поскуливание – уже понятно, что мне не уйти, – и тут он меня настигает. Его пальцы впиваются мне в руку. Я кричу от боли, Том толкает меня на белые решетчатые перила пирса.

– Пусти! – воплю я, отбиваюсь, но противник слишком силен. – О боже, Том. Перестань, пожалуйста, – прибегаю я к мольбам.

Все, что угодно, лишь бы прекратить этот кошмар. Я бессильно обмякаю, и Том отпускает мою руку.

– И зачем ты только затеяла свое расследование… – произносит он. – Я не хочу причинять тебе вред, Клэр. Мы еще можем найти выход.

– Если тебе нужны были деньги, почему ты не попросил? Я бы помогла!

– Ах, как великодушно это выглядело бы! Клэр Теннисон подает милостыню не только своему мужу, но и бывшему кавалеру. – Том рычит. – У меня, знаешь ли, гордость есть.

Резкие скачки в его настроении меня пугают.

– Поэтому вы с Мартой задумали украсть деньги из трастового фонда, а потом их поделить?

– Ты молодец, во всем разобралась. Собственно, потому-то ты и стала хорошим адвокатом. – Том делает шаг ко мне.

– Как ты узнал, что она Марта, а не Элис?

– На вечеринке. Я поднялся в туалет на второй этаж – на первом кто-то занял. Дверь в комнату Марты была открыта, а сама она искала что-то, стоя на четвереньках. Я решил, что Элис потеряла сережку, поспешил на помощь, но меня грубо попросили уйти. Элис смотрела в сторону, а рядом лежал футляр для контактных линз. Она допустила ошибку – глянула сперва на футляр, потом на меня. И я заметил.

– Глаза?

– Угу. Точнее, один глаз. Марта уронила контактную линзу, поэтому один глаз был голубой, а второй – зеленый. Вот тут-то все и вскрылось.

– Так вот что вы обсуждали тогда в саду?

– Именно. Марта попробовала меня уговорить, но зря. – Том с улыбкой добавляет: – Как ты думаешь, что произошло дальше?

Господи, да он упивается происходящим! Это самодовольное выражение лица я знаю – оно означает, что Том страшно собой горд.

– Не знаю. Мне до твоего ума далеко, – льщу я.

Том вздыхает и с наигранным отчаянием возносит глаза к темному небу.

– Я должен был отплатить. Не только в финансовом смысле. Я должен был отплатить тебе.

– Мне?

– За наше оксфордское прошлое. За твою любовь к Люку. За жизнь с ним – ту, о которой я мечтал с тобой.

– Я понятия не имела о твоих чувствах. – Меня искренне поражает глубина его слов и переживаний.

– Ну еще бы, откуда? Ты же не спрашивала, черт возьми! Я пробовал тебе сказать, но ты каждый раз меня отталкивала, и я ощущал себя махоньким, неважным. Вот таким. – Том раздвигает большой и указательный пальцы на пару миллиметров. – Даже сейчас, когда тебе не к кому бежать за помощью, ты меня сторонишься.

Он опирается на перила, смотрит на воду.

– Конечно, все могло дойти до Леонарда. Он ведь подделывал счета по трастовому фонду, а денежки забирал себе.

– Только в действительности это не Леонард, да? – Какая же я доверчивая дура! – Файлы у тебя в ноутбуке – фикция. Ты их сочинил. Знал, что я не разберусь в цифрах. Знал, что поверю тебе на слово.

– Буду честен, Клэр. Ты и деньги – сначала это были две разные задачи, которые потом приятным образом совпали.

– Ты правда думаешь, что я захочу иметь с тобой дело? Тебе это с рук не сойдет.

– Я чертовски постараюсь. Я неплохо заметаю следы. – Том отталкивается от перил и делает шаг ко мне.

– Не подходи.

– Нам будет хорошо. Ты ведь и сама знаешь.

– Только через мой труп.

– Ай-ай-ай, не надо так говорить.

Я уйду, он блефует… Том хватает меня за сломанную руку, стискивает ее вверху над гипсом. Я взвываю:

– Больно!

– Мне из-за тебя больней! – Он чуть ослабляет захват. – Не понимаю, почему ты не бросаешь Люка. Он дармоед. Сидит у тебя на шее, выпендривается да малюет сраные картинки. Тоже мне, работа! Ты заслуживаешь лучшего. Ему нельзя доверять. Я же показал тебе его фотографию с Мартой. Что мне еще сделать?!

– Мне плевать. Я люблю его. А тебя не люблю.

И это правда. Что бы ни было у Люка с Мартой, оно отходит на задний план по сравнению с остальным. Я люблю мужа, и нам хватит сил все наладить. Я не дам семье распасться, без борьбы не отступлю.

– Да как ты можешь такое говорить? Он вел себя с тобой по-скотски.

– Люк мой муж. Отец моих детей. Я люблю его.

Том запрокидывает голову и дико хохочет. Звук, подхватываемый ветром, отражается от палаток и стен у нас за спиной. Наконец Том умолкает и смотрит на меня с недоброй улыбкой.

– Значит, он отец твоих детей, и это оправдывает все его поступки?

– Да. Да, оправдывает, – с вызовом подтверждаю я.

– Ох, милая Клэр, похоже, пора переходить к плану Б. – Том склоняет голову набок и с жалостью изучает мое лицо. – Помнишь, как я навестил тебя вскоре после нашего выпуска? Твоя мама рассказала мне, что ты ужасно переживаешь очередную неудачу в поисках Элис.

Я напрягаю память.

– Смутно.

– Мы с тобой пошли выпить в «Воронье гнездо».

Вот теперь помню. Я выпила лишнего, как оказалось. Потом пару дней приходила в себя. Думаю, у меня было алкогольное отравление. Мама злилась за то, что я довела себя до такого состояния. На той же неделе мы с друзьями праздновали в пабе день рождения Надин, я еще ощущала похмелье. Именно тогда в пабе я встретила Люка – мы не виделись много лет, со школы. Я не пила, Люк тоже – ему предстояло развозить приятелей по домам, – и мы весь вечер болтали и утешали друг друга, двое трезвенников в пьяной толпе.

– Да, помню, – отвечаю я Тому.

– И сон помнишь? Над которым мы вечно подшучивали? Ну, где ты снималась для «Плейбоя»?

Мир вокруг застывает. Огни тускнеют, музыка со стороны карусели затихает.

– Да, – киваю я.

Том достает телефон, щелкает пальцем по экрану. И показывает мне фотографию.