Глава 21

Я брожу по дому, из гостиной в спальни, пытаюсь прочувствовать Элис и ее здешнюю жизнь. Меня вновь тянет в комнату сестры. Справа – книжные полки, на которые я не обратила особого внимания раньше. Книг много. Я рассеянно веду пальцем по корешкам, изучаю вкусы Элис – ищу все, что подарит мне ощущение близости с ней. Одну полку занимают пособия по педагогике и уходу за детьми: это, видимо, для работы, Элис ведь учительница. Остальные забиты художественными книгами. Вытаскиваю одну. Остросюжетный детектив. Другие в этом ряду – тоже детективы и триллеры. На следующих полках жанр меняется, тут стоят современная женская проза и любовные романы. Элис определенно книголюб, заключаю я, и на ум приходит недавний разговор в маминой гостиной, про укрощенную дислексию. Сестра тогда упомянула, что она не читает книг, я точно помню.

Что-то не так с этой комнатой – и с книжными полками в особенности. Какая-то неуловимая мысль бродит на задворках моего сознания. Я постукиваю ногтем по книгам. Надо расслабиться, надо дать этой мысли возможность прорваться сквозь хаос, заполняющий мою голову. Я оглядываю комнату, и до меня вдруг доходит. Нет фотографий. Я перебираю книги, ищу фотоальбом, но не нахожу ничего похожего. Странно, что нигде нет фотографий – лишь снимок Патрика Кеннеди на камине.

От шороха за спиной я подпрыгиваю. Резко поворачиваюсь и удивленно вскрикиваю. В дверях стоит соседка, имя которой я теперь знаю, – миссис Карвовски.

– Нашли, что искали? – спрашивает она.

– Я… я…

– Я могу полицию вызвать.

Я киваю, но почему-то думаю, что делать этого старушка не станет. Пожалуй, сейчас самое время для откровенности.

– Я хотела ощутить близость с Элис, – признаюсь я. – Видите ли, я немного слукавила, представившись ее кузиной.

– А я вам и не поверила.

– На самом деле я – родная сестра Элис. Нас разлучили в раннем детстве, когда ей было четыре года, и с тех пор мы не виделись.

– Прямо как когда вы были кузинами. – Миссис Карвовски оценивающе смотрит на меня, склонив голову набок.

– Я звонила Роме Кендрик. Завтра у нас встреча.

– Рома – хорошая женщина. Элис для нее как родная дочь. В жизни не скажешь, что Рома – мачеха. Она даже к подруге Элис по-доброму отнеслась. Хотя девица этого не заслуживала.

– Вы о Марте?

Однако миссис Карвовски уже шагает прочь в кухню.

– Когда закончите, обязательно заприте дом и верните ключ на место.

Покинув бунгало, я еду в сторону воды. Торможу на маленькой парковке. Повинуясь неосознанной тяге, бреду вверх по деревянным ступеням и выхожу на пляж.

Атлантический бриз хлещет меня по лицу моими же волосами, я нашариваю в сумке резинку Ханны, завязываю их в хвост. Скидываю туфли и шлепаю к воде. Песчинки щекочут босые пальцы. Я замираю. Волны плещутся, подползают ближе, облизывают ноги и убегают.

Я просто стою, отпустив все мысли. Хочу перестать думать, хотя бы ненадолго. Вдыхаю полной грудью, наслаждаюсь свежим воздухом, наполняющим легкие. Красивое место; шелест волн завораживает, успокаивает.

В опустевшую голову врывается детский смех. По берегу бежит девочка, догоняет пса, ее родители идут следом, держатся за руки. Как там Ханна и Хлоя? Меня вдруг охватывает острая тоска по дому. Хочу назад, но не просто в Англию, а в свою семью – какой она была до приезда Элис. Вот только, боюсь, по-старому уже не будет никогда, что бы я здесь ни обнаружила.

На меня наваливается усталость, остается лишь одно желание – поехать в мотель и поспать. Я неохотно поворачиваюсь и бреду к машине, оставляя волшебный берег за спиной.

Тело кричит об изнеможении, но мозг не хочет ничего слушать. Я просыпаюсь всего через пару часов, и голову тут же заполняют мысли о том, как пройдет встреча с Ромой. Вновь уснуть не получается.

С приходом утра я облегченно выдыхаю – наконец-то ночь кончилась.

Я приезжаю в Джексонвилл, нахожу кафе и оставляю машину рядом, под деревом.

Как выглядит Рома, я не знаю. Застываю у входа, осматриваюсь в поисках одиноких дам. Из-за столика встает высокая, хорошо одетая женщина в голубой блузке и белых брюках. Машет мне, я лавирую к ней между столиками.

– Рома Кендрик? – уточняю, когда подхожу.

Она протягивает мне ладонь для рукопожатия, тепло улыбается:

– Клэр, надо полагать. Присаживайтесь, прошу. Чай или кофе?

– Кофе, пожалуйста.

Рома подает знак официантке, та мгновенно приносит кофейник. Наполняет мою чашку, я добавляю в нее теплого молока, делаю глоток и смотрю на Рому.

– Спасибо, что вы согласились на встречу, – говорю.

– Должна признаться, мне как-то неловко. Я будто действую за спиной у Элис. Жаль, что ее самой тут нет.

– И мне жаль. Вы давно видели Элис?

– Уже несколько месяцев прошло. Мы тоже встречались тут, пили кофе. Я вручила ей адрес матери в Англии.

– Тогда с Элис все было в порядке?

– Да. Она очень обрадовалась адресу. Я не могла отдать его раньше, при жизни ее отца. Ему бы это не понравилось. Только поймите меня правильно. Патрик был хорошим человеком и всем сердцем любил дочь, но отказывался говорить об Англии и о матери Элис. Которая, как понимаю, приходится матерью и вам.

– Марион. Да, все верно.

Рома задумчиво помешивает кофе серебряной ложечкой.

– Скажите, почему ваша мама ни разу не связалась с Элис? Меня всегда это удивляло. Не понимаю, как можно отрезать себя от ребенка.

– Мама пыталась. У нее не было адреса отца. Он не сообщил, где поселился. Отец иногда звонил, но звонки становились все реже. Мама долго верила, что отец и Элис вернутся. Что у него просто затянувшийся отпуск…

Рома вновь впадает в задумчивость.

– Как же я, по-вашему, могу помочь? От Элис у меня давно нет вестей.

– Почему?

Я хорошо понимаю, что мои расспросы довольно назойливы. При других обстоятельствах я прощупывала бы почву куда осторожней, но сейчас мне не до дипломатии. Будем считать, что я веду очередное юридическое дело и вызываю свидетеля на откровенность.

– Вскоре после смерти Патрика заболела моя мама. Я вернулась назад в Джексонвилл, чтобы за ней ухаживать.

– Элис не просилась с вами?

– Нет. Она не захотела покидать свой дом. Честно говоря, решение переехать без нее далось мне непросто. Мы были очень близки, – продолжает Рома, теребя салфетку. – Помню, как я увидела Элис впервые. Этакая кроха-мышка – молчаливая, робкая. И огромные голубые глаза… Выглядела она ужасно печальной и потерянной, и сердце у меня сразу растаяло. Я поняла, что исцеление предстоит долгое, что душу малышки нужно вылечить, и мне это в общем-то удалось, однако Элис была такой тихой, мысли ее всегда оставались для меня загадкой. Девочку окружала аура глубокой печали. В детстве Элис почти не имела друзей, и, только став старше, она подружилась с Мартой. – Голос Ромы стал жестче.

– Марту вы, похоже, не одобряете.

Пусть Рома рассказывает дальше, пусть. Мне по-прежнему не хватает ясности.

Рома поджимает губы:

– К Марте прилагался немалый багаж. И я не про одежду от Гуччи.

– А про что?

– У Марты было тяжелое детство, что не такая уж и редкость. Подобное испытание выпадает на долю многих. Только одни выходят из него хорошими людьми, а другие – не очень хорошими. Для Марты верно второе. Я видела это с самого начала и предупреждала Патрика. Она прямо-таки влезла в семью, легко и быстро втерлась ко всем в доверие. Я пробовала предостеречь Элис, но ни она, ни ее отец ничего не замечали. Марта оказалась виртуозным манипулятором. Опасным даже. Она словно вросла в Элис, стала ее доппельгангером, темной тенью… Жуть. – Рома качает головой.

– У вас есть сын, – вставляю я.

– Откуда вы знаете?

– Из письма Элис к маме. Он не поддерживает с ней связь? – Возможно, я ступаю на опасную почву, однако не спросить не могу.

– Нет. Он писал ей в социальных сетях, но Элис удалила свои странички.

– У нее были странички в соцсетях?

– Да, фейсбук вроде бы. Точно, фейсбук. Натаниэль показывал мне там фотографии Элис.

– И долго она вела свою страничку?

– Не знаю, – пожимает плечами Рома. – Года четыре, наверное. С тех пор, как поступила в колледж. Раньше – вряд ли. Элис ведь девочка тихая, раньше у нее и друзей-то почти не водилось.

– То есть до этого она не пользовалась Интернетом не потому, что ей запрещали? Отец, например? Знаете, родители иногда против… – добавляю я, чтобы не вызывать у Ромы подозрений.

– Нет. Никто ей не запрещал. Натаниэль давно зарегистрирован в соцсетях, а мы с Патриком воспитывали детей одинаково. По нашему мнению, мы были одной семьей, а не двумя смешанными. – Рома подается вперед, сжимает мою ладонь. – Не хотела вас огорчать. Я знаю, что Элис – и ваша семья тоже.

– Ничего страшного. – Я прячу за улыбкой легкую ноющую боль в сердце. Не понимаю, почему отец так легко разбил нашу семью? – А обо мне Патрик рассказывал?

Спрашивать об этом трудно, но мне нужно знать. Нужно знать, справедливы ли мои чувства – или бесчувствия – к отцу.

Ответ написан у Ромы на лице. Слова излишни. На нем четко проступают замешательство и сострадание. Она по-прежнему держит меня за руку, и голос у нее ласковый.

– Об Англии Патрик почти не вспоминал. При нашем знакомстве он лишь сообщил, что с женой расстался.

– И не упомянул, что бросил еще одну дочь?

Рома смущенно отводит взгляд. Смотрит в окно, поджимает губы. Потом со вздохом поворачивается ко мне и кладет вторую ладонь поверх моей руки.

– Пожалуйста, скажите, – прошу я. – Мне нужно знать.

– Не хочу огорчать вас, Клэр. Вы милая девушка.

– Не бойтесь. Я крепкая. Я все вынесу. – Господи, пусть так и будет.

Рома все равно медлит с ответом. Наконец чуть кивает, решившись.

– Хорошо. Патрик говорил, что он оставил жену и ее ребенка.

– Ее ребенка?

Рома кивает. Я не понимаю.

– Он не признавал меня своей дочерью?

– А вы тоже его дочь? – хмурит брови Рома.

– Да. Патрик Кендрик был моим отцом. Биологическим отцом.

– Ох, милая, я не знала. Я-то поняла Патрика так, будто вы его падчерица. – Рома откидывается назад, она искренне поражена. – Я подумала, что именно поэтому он привез с собой только Элис. С чего бы ему одну дочь брать, а другую – нет?

Мы смотрим друг на друга. И наверняка думаем об одном и том же. Я не сразу подбираю слова.

– Может, тогда я и правда не его дочь. – Наступает моя очередь откидываться на спинку стула. Не понимаю, что я чувствую. – Я вечно гадала, почему он меня не взял. Как смог выбрать одну из двух своих кровиночек. Теперь все ясно как белый день. И совершенно логично. Я ему не дочь.

Я провожу ладонями по лицу, прижимаю пальцы к губам. Если Патрик мне не отец, то и Элис мне не родная сестра. Выходит, мы сестры лишь наполовину, по матери. Я прислушиваюсь к этому открытию. Прислушиваться к нему легче, чем думать о Патрике. Мои чувства к Элис не изменились ни капельки. Она моя сестра, и все тут. Моя младшая сестренка.

– Вы как? – спрашивает Рома. – Может, выпьете чего-нибудь покрепче?

– Нет. Я в порядке. Все нормально. Если Патрик мне не отец, то это многое объясняет. Дает ответы на множество вопросов. Со мной все хорошо. Честное слово. Хотя получается, я не знаю своего настоящего отца. Почему мама мне не рассказала? Да и хочу ли я его узнать? М-да, одни вопросы прояснились, но им на смену пришли другие.

– В любом случае это большое потрясение, – сочувствует Рома. – Не спешите, свыкнитесь с такой новостью. Простите, если я вас огорчила. А вдруг я все перепутала и ввела вас в заблуждение?.. Мне, наверное, лучше уйти. – Она кладет на столик несколько купюр. – Я заплачу.

– Спасибо, что приехали, – киваю я. – Ой, подождите… А откуда у вас адрес моей мамы? Который вы дали Элис после смерти отца?

– Адрес я узнала случайно. Нам пришло письмо, когда Патрик был в отъезде по работе. На письме стояло «Лондон, Англия». Оно пролежало на столе мужа три дня, но потом мое любопытство пересилило. Я вскрыла конверт над паром. Некий детектив спрашивал у мужа: не вы ли Патрик Кеннеди, проживавший ранее по такому-то адресу? Я решила, что тут какая-то путаница – ведь у Патрика, как я думала, фамилия Кендрик. Тем не менее адрес я зачем-то записала. Не спрашивайте зачем, записала и все. Ну а потом вернулся Патрик и уверил меня, что детектив просто ошибся, перепутал фамилии.

– И вы хранили адрес столько лет?

– Да. Возможно, из-за того, что жизнь Патрика в Великобритании окутывала некая завеса тайны, а адрес был единственной ниточкой к разгадке… Сама не знаю почему, но мне казалось важным его сохранить. Честно говоря, я о нем позабыла, а после смерти Патрика разобрала бумаги и нашла. Вот тогда-то и вручила адрес Элис. И объяснила, что это может быть ложная ниточка, но все же. – Рома встает. – Мне действительно пора. Берегите себя, пожалуйста. Если найдете Элис, передайте, что я переживаю о ней и жду вестей.

Улыбка у Ромы печальная, и я верю в ее искренность. На работе я перевидала немало лжецов, а сейчас мое шестое чувство подсказывает – моя сестра дорога Роме по-настоящему.

– Да, чуть не забыла, – добавляет Рома и достает из сумки коричневый конверт. – Я принесла фотографии Элис. Вам, наверное, захочется взглянуть… – Конверт ложится передо мной на стол. – До свидания, Клэр.

– Можно один вопрос напоследок?

Рома кивает.

– У вас есть еще дети? Дочь?

– Дочь? Нет, если не считать Элис. Только сын, Натаниэль. А что?

– Просто интересно.

– Ну что ж, до свидания еще раз.

Я провожаю Рому взглядом. Элегантная женщина. На улице она останавливается, секунду смотрит на меня через окно, потом надевает солнцезащитные очки и уходит.

Я беру конверт и, прежде чем его открыть, собираюсь с духом. Внезапно оживает мой мобильный. Я перевожу его в бесшумный режим, молча смотрю на экран.

Это Люк. Второй раз за утро. Очень необычно. Не ответить не могу – тоненький голосок на задворках сознания пугает какой-нибудь бедой дома, с мамой или с девочками.

– Привет, – только и говорю я.

– Клэр. Где тебя на хрен носит?

– Э… Я в кафе. Что случилось?

– В каком кафе? Где ты вообще? – Голос у Люка злой, хотя он не кричит, а скорее шипит. – И не говори, будто у Надин.

– Что?

– Я в курсе, что ты не у Надин. Ко мне полиция, мать ее, явилась. Тебя хотели повторно допросить. Я нашел в твоем блокноте координаты Надин, ведь ты поехала к ней, правда? И представляешь? Тебя там нет! Надин удивлена еще больше, чем я. Она уже давным-давно с тобой не общалась! – Шипение исчезло, Люк разбушевался не на шутку. Он вообще не кричит. Последний раз Люк так неистовствовал, когда… ну да… когда кто-то исполосовал портрет Элис. – Клэр? Ты тут?

– Да. Тут.

– Может, сообщишь, где это долбаное «тут»?!

Я оставляю вопрос без ответа. Не хочу ничего объяснять. Еще рано. Сначала надо выяснить, что же произошло здесь, в Америке.

– О чем меня хотят спросить в полиции?

– О порче машины Пиппы.

– Да что ж им неймется!

– Они просмотрели записи с камеры. На них ты входишь в автосервис, а через несколько минут возвращаешься, уже с баллончиком краски в руках.

– Это невозможно. Повторяю, я тут ни при чем.

– У полиции есть доказательства, Клэр. Ты что, меня не слушаешь? Видеозапись. – Люк в ярости. – Немедленно приезжай домой. – В трубке звучат еще какие-то отдаленные голоса, потом он говорит: – Полицейские спрашивают, где ты и когда тебя ждать назад.

Я взволнованно барабаню пальцами по столу.

– Я вернусь в среду.

– Вряд ли они настроены ждать так долго. Давай сегодня днем, а?

– Не могу.

В трубке шорох, ее кому-то передают.

– Миссис Теннисон? – Я узнаю голос женщины-полицейского, которая приходила к нам домой. – Говорит констебль Эванс. Мы с вами обсуждали ущерб, нанесенный автомобилю Пиппы Стент.

– Да. Здравствуйте.

– Ваш муж уже рассказал про новые улики, которые подкрепляют обвинения против вас. Мы хотели бы вновь вас допросить. Вы, наверное, помните наше предупреждение: вы должны сотрудничать с полицией и в случае необходимости приезжать на допросы. Человеку вашей профессии подобное расшифровывать не нужно.

– Я понимаю, но вернуться до среды не могу. – Пора выкладывать все начистоту, дальше тянуть нельзя. – Я за границей, и обратный самолет только во вторник ночью. Я приеду к вам в среду, в первой половине дня.

– Миссис Теннисон, покидать страну недопустимо…

– Очень даже допустимо, – перебиваю я. – Я не арестована. Мне не предъявлено никаких обвинений. Я не под залогом. Вы не запрещали мне покидать страну. Так что я ничего не нарушила.

– Не очень-то вы меня обрадовали.

– Охотно верю и обещаю связаться с вами по возвращении в Англию. А теперь верните, пожалуйста, трубку моему мужу.

– Проклятье, что происходит? – рявкает Люк. – Ты где?

– В Америке, – сообщаю я и продолжаю, игнорируя его возмущенный лепет: – Вернусь в среду. Тогда и поговорим.

Я даю отбой. Кошмар какой-то. Откуда я, черт возьми, взялась на видео из автосервиса?!

Я перевожу глаза на оставленный Ромой конверт. Про видеозапись подумаю позже, а сейчас мне не терпится взглянуть на фотографии. Трясу конверт, на стол вываливается с полдюжины снимков. Я раскладываю их перед собой.

И сначала ничего не понимаю. На то, чтобы осознать увиденное, уходит какое-то время.

На всех фотографиях Марта Манро. Подруга Элис. Девушка, которая сидит рядом с Элис на полученном мамой снимке.

Кажется, мой мозг целую вечность упорядочивает эту информацию и подыскивает ей логическое объяснение. В действительности же проходит мгновенье.

На меня обрушивается правда. То, что я давно подозревала в глубине души, перестает быть мучительным сомнением. Оно трансформируется в ощущение реальной угрозы. К горлу подкатывает тошнота, а мой холодный юридический рассудок затягивает в трясину паники и ужаса.