Глава 22
Не знаю, как я доехала обратно в мотель. Видимо, на автопилоте. Нормально думать я не в состоянии, в голове крутится одна-единственная мысль – все запутано, все жутко запутано. То, что я узнала, понять трудно.
Я швыряю сумочку на кровать, сама падаю рядом на чересчур мягкий матрас. Вытряхиваю содержимое сумки, вновь его изучаю.
Фотографии от Ромы.
Копия фотографии Элис и Марты.
Список вещей для путешествия.
Расчетная ведомость.
Лист из дорогого блокнота.
Коробочка из-под контактных линз.
Я раскладываю фотографии веером.
Отбираю одну – портрет. Девушка улыбается, глядя в объектив. Подношу к глазам совместный снимок Элис и Марты.
Они очень похожи, и незнакомому человеку их легко спутать. Волосы практически одного цвета – разницу в оттенках без труда исправит флакон краски или поход к парикмахеру. У обеих девушек высокие скулы и, судя по полученным от Ромы снимкам, одинаковые рост и телосложение. Единственное отличие – глаза.
У Элис Кеннеди они потрясающего голубого цвета. Я сама отлично это помню. Любой, кто видел Элис, восхищался ее огромными глазами и их голубизной. И у мамы, и у Патрика Кеннеди в семьях преобладают голубые глаза. Вот они, смотрят со снимка прямо на меня.
Я перевожу взгляд на упаковку из-под контактных линз и вдруг понимаю, что изображенный на ней голубой глаз – не просто эмблема. Переворачиваю упаковку. На обратной стороне нарисованы три крошечных квадратика, под каждым – одно слово: голубой, карий, зеленый. В квадратике над словом «голубой» стоит галочка. Это не обычные контактные линзы, а цветные.
Желудок скручивает, меня тошнит, и я уже собираюсь бежать в туалет, но потом стискиваю живот руками, сажусь ровно, расправляю грудь, чтобы впустить в нее побольше кислорода, и глубоко дышу: вдох через нос, медленный выдох через рот. Дурнота отступает, однако в голове сплошная каша.
Я запускаю пальцы в волосы. Что делать? Встаю. Дергаю себя за волосы. Иду к окну. До него всего три шага. Возвращаюсь к кровати. Хочу сесть. Хочу встать. Вновь хватаю фотографии. Прокручиваю догадку у себя в голове, медленно, очень медленно, пункт за пунктом, проверяю, не допустила ли я где-нибудь ошибки. Я ведь очень скрупулезна. Обычно я не допускаю ошибок. Вот бы допустить на этот раз. Я мечтаю ошибиться.
Но не ошибаюсь.
Я вздрагиваю, по спине бегут мурашки страха, переползают на руки, меня обдает волной холода. Я дрожу, втягиваю голову в плечи. Мой мозг официально формулирует жуткую мысль. Девушка, которая живет в моем доме, с моими родными, – не та, за кого себя выдает. Она не Элис. Ее зовут Марта, и она присвоила личность моей сестры.
Я падаю на кровать, зарываюсь лицом в фотографии, в отчаянии прижимаю их к себе. Время и пространство исчезают. Сестричка моя маленькая… Что с ней стало?
Не знаю, сколько я валяюсь среди фотографий, но боль постепенно трансформируется в злость. Я хочу узнать, что произошло с Элис! И ответ мне может дать только один человек – самозванка, поселившаяся в моем доме.
Я звоню Люку. Адреналин бешено гонит кровь по венам, пальцы неуклюже тычут в кнопки. Раз Марта сумела выдать себя за другого человека, раз она смогла хладнокровно и бездушно обмануть не только меня и Люка, но даже маму, – значит, эта девица способна на все. И сейчас она с моей семьей. Господи, как это переживет мама?
Целую вечность жду проклятого соединения, потом ответа Люка – а пока уговариваю себя не воображать самого страшного. Не поддавайся панике, включи профессиональные навыки и думай, Клэр, – если хочешь победить и выяснить правду. Телефон Люка переключается на голосовую почту. Я отключаюсь, не оставив сообщения.
Во Флориде ранний вечер, разница с Великобританией составляет пять часов, значит, там сейчас разгар дня. Люк, наверное, забирает Ханну из школы. Я жду час и вновь звоню, но муж по-прежнему не отвечает. В отчаянии я набираю наш домашний номер.
Трубку берет мама.
– Привет, мам. Это я, Клэр.
– Здравствуй. – Судя по ледяному приему, маму не обрадовало мое заокеанское путешествие. – Надеюсь, ты звонишь сказать, что уже едешь домой.
– Мама, пожалуйста. – Как ей это удается? Я чувствую себя бессовестным подростком, опоздавшим домой после вечеринки. – Я приеду в среду утром. Обещаю.
– Какая нелегкая погнала тебя в Америку?
– Так было нужно. Очень уж многое не сходится.
– Ты просто мутишь воду, вот что я тебе скажу. Ты хоть представляешь, как я расстроена? Как расстроена твоя сестра? Америка… Что за блажь?
– Я встречалась с Ромой Кендрик, – медленно выговариваю я.
– Зачем?!
– Расспрашивала ее о разном. О папе.
– Ей-богу, Клэр, я не понимаю, чего ты добиваешься, что хочешь доказать своим… своим… сумасбродством. Просто глупо.
– Тебе не интересно, что она рассказала?
Я устала, сейчас не время для подобного разговора, но я не в силах удержаться. Я сыта по горло маминым нежеланием обсуждать прошлое.
– Нет. Представь себе, не интересно.
– По словам Ромы, Патрик дал ей понять, что он мне не отец. – Ну вот, фраза вылетела, и дать ей обратный ход уже нельзя.
Мама ахает.
– По ее словам? Ну конечно! Да что она понимает! – Мама быстро приходит в себя. – Даже если твой отец и утверждал подобное, то лишь в свое оправдание.
– Почему тогда он уехал без меня? Почему забрал одну Элис?
– Хватит! Я не стану обсуждать твои фантазии. Что ты хотела? Или ты позвонила только ради очередной ссоры?
– Я хотела поговорить с Люком. – Ясно, что тема Патрика на сегодня закрыта.
– Люк повез девочек на плаванье. Если бы ты была дома, то, конечно, об этом помнила. – Лед в мамином голосе и не думает таять. – Погоди, тут Элис что-то подсказывает. – Я слышу приглушенные голоса; мама, видимо, прикрыла микрофон ладонью. – Элис хочет с тобой поговорить. Передаю трубку, – сообщает мама.
Ну уж нет, мне сейчас не до бесед с Элис – точнее, Мартой. Но не успеваю я возразить, как в ухе у меня уже звучит голос Марты:
– Привет, Клэр. Как ты?
– Хорошо. Знаешь, я очень занята, у тебя что-то важное?
Кожа зудит, словно по телу ползает полчище муравьев. Я закрываю глаза и стараюсь выкинуть из головы мысли о сестре, которые могут меня выдать.
– Мама говорит, ты в Америке?
Звук в трубке меняется: Марта, видимо, выходит из кухни и ищет местечко подальше от мамы. Стук закрывающейся двери подтверждает мою догадку.
– Да, – сообщаю я. У меня есть два варианта вести разговор. Я выбираю притворство. Временно. Не хочу спровоцировать развязку в Англии, пока сама я в Америке. – Я запланировала навестить подругу в Кембриджшире, но в последнюю минуту передумала. – Вот так, минимум фактов.
– Классно. А где именно ты находишься? Не в моих краях, случайно? – Тон беззаботный, но в его искренность я не верю. Марта насторожена.
– Нет. Нет. Я в Нью-Йорке. – Я закрываю глаза в надежде, что Марта не заметит окружающей меня провинциальной тишины. – Сижу сейчас в гостинице, – на всякий случай добавляю я.
– Серьезно? Если бы ты ездила во Флориду, мне бы, конечно, было интересно, кого ты там встречала. Тусовалась ли в моих любимых местах? Говорила ли с моими друзьями? И все такое… – Марта издает короткий смешок. Очень короткий.
Я с таким же смешком подхватываю:
– О да, я могла бы и потусоваться, и поговорить, правда? Нехорошо бы получилось.
– Да, совсем нехорошо. Только нельзя верить всему, что слышишь. Уж ты-то должна это понимать. – Наступает напряженное молчание, кажется, будто из трубки сейчас искры посыплются. – Знание – штука опасная.
– Знание – сила, – отвечаю я.
– А я вот верю: меньше знаешь – крепче спишь, – возражает Марта, понизив голос и многозначительно растягивая слова. – В этом случае никто не страдает.
– Тоже верно. Ладно, у меня дела, еще поработать нужно.
– Да-да, не хочу отрывать тебя от работы.
– Увидимся в среду.
– Очень жду. Расскажешь про поездку.
– Да. Конечно.
Надавив кнопку отбоя, я прикрываю глаза, восстанавливаю в памяти разговор. Точнее, скрытый в нем подтекст. Это ни капли не успокаивает мои и без того расшатанные нервы.
Мне нужно домой. Нужно защищать семью – не уверена, от чего именно. Я не могу описать угрозу точными словами, лишь знаю, что мои родные окружены паутиной лжи.
Через час мобильный звонит. Наконец-то Люк! Но нет, на экране другое имя.
– Здравствуй, Леонард. Что-то случилось?
В последнее время я задаю этот вопрос все чаще. Каждый телефонный звонок меня пугает, я отовсюду жду беды. Нервы стали ни к черту.
– Еще как случилось. Когда я отправлял тебя в отпуск, то подразумевал – побудь с семьей. Познакомься с сестрой, восстанови брак. Я же не в Америку тебя посылал.
– И тебе здравствуй. Да, у меня все в порядке. Спасибо, что спросил. Ты что-то хотел? – не сдерживаюсь я.
Временами Леонард отличается чуткостью танка, того и гляди переедет. Честное слово, он забывает, что я самостоятельная женщина. Взрослая. Деловой партнер.
– Вот уж не думал, Клэр, что с тобой нужно вежливые тары-бары разводить, – звучит резкий ответ с легчайшим намеком на раскаяние.
– Раз уж на то пошло, с каких пор я должна давать тебе отчет по поводу своего свободного времени? Свободного времени, которое мне навязали, кстати. Либо я на работе и отвечаю за то, что делаю в рабочие часы, либо я в отпуске и творю, что душа моя пожелает. – Я испытываю гордость за отпор Леонарду.
– М-да, отбрила так отбрила. – Я мысленно вижу, как он озадаченно смотрит на трубку. – Ладно, как ты там?
– В порядке, спасибо. – Мое возмущение гаснет и уступает место искренней благодарности: теперь голос Леонарда звучит участливо.
– А что ты делаешь в Америке?
– Я хотела кое-что выяснить. Не переживай, пожалуйста. Я вылетаю домой завтра ночью. Откуда ты вообще узнал, где я?
– Твоя мама сказала. И заодно поведала про новые улики. Видеозапись.
– Это не я.
– Тебе нужна помощь? Юридическая или какая-нибудь другая?
– Нет. Все нормально. Я сама разберусь, но за предложение спасибо.
– Если эта история будет иметь последствия, может пострадать фирма. – Леонард переходит на деловой тон.
– Последствий не будет. Я ни в чем не виновата. Не волнуйся, репутацию фирмы я не запятнаю. – Я ругаю себя за вспыльчивость. – Прости, я немного устала и издергалась, если честно.
– На тебя это совсем не похоже. Потому-то я, собственно, и позвонил. Твоя мама попросила, – мягко сообщает Леонард. – Она безумно переживает из-за Элис.
– Знаю. Мама много лет не жила, а существовала, все ждала возвращения доченьки. Просто, понимаешь… – Я умолкаю, не хочу озвучивать собственные страхи. Еще рано.
– Не спеши с выводами, – советует Леонард. – Элис тоже тяжело. Не знаю, что ты надеешься найти в Америке, но от этого может только стать больнее.
– Мама не меняла завещания или распоряжений насчет трастового фонда? – перевожу я разговор.
– Ты же знаешь, я не имею права разглашать информацию о финансах твоей мамы. Конфиденциальность, сама понимаешь.
– Но ты можешь ответить мне, как деловому партнеру. Мы ведь еще партнеры, правда?
– Конечно, но у тебя конфликт интересов. Мои беседы с клиентом – даже если клиент твоя мать, а беседы имеют отношение к тебе, – строго конфиденциальны.
– А Элис? Она с тобой разговаривала?
– Элис? Нет, о чем?
– Необязательно на профессиональные темы. О личном, например. Не просила какого-нибудь совета? – Я закрываю глаза. Том видел Марту с Леонардом в кафе. Если Леонард мне врет, это невыносимо. – Может, невзначай, всего однажды?
– Куда ты клонишь?
– Я просто спрашиваю.
– Ты меня пугаешь, Клэр. Что за чертова паранойя? Хватит подозревать всех и каждого. Так, я заканчиваю разговор, пока мы не разругались. А ты хорошенько выспись, хорошенько долети сюда и хорошенько наладь свою жизнь! – С этими словами Леонард отключается.
Следующие несколько минут я изучаю телефон и думаю – звонить домой еще раз или не звонить? Я ведь так и не поговорила с Люком. В конце концов решаю не звонить.
Иду в закусочную напротив мотеля. Вечер сегодня спокойный, и мне никто не мешает жевать бургер, который я совсем не хочу, и пить пиво, которое я очень хочу.
Два дня назад я подъезжала к острову Амелия в полном неведении насчет того, что там обнаружу. Я подозревала, что с Элис все не так просто, но не догадывалась, насколько «не просто». Теперь я знаю наверняка. И вновь гоню от себя мысль – что произошло с Элис Кеннеди, моей сестрой? Задумываться об этом нельзя, пока нельзя.
Вернувшись в номер, проверяю рюкзак – паспорт, билеты, банковская карта, все готово к завтрашнему возвращению домой. Перезвонит ли Люк? Он, наверное, даже не смотрел в телефон. Мой муж не из тех, кто постоянно проверяет социальные сети и загружает фотографии еды или дочерей. Для него телефон лишь средство общения, вербального или при помощи эсэмэс, ничего более. Тем не менее я жду. Вдруг перезвонит? Люк не перезванивает, и я списываю это на его занятость: девочек не так-то просто уложить спать. Я не хочу допускать мысли, что он меня избегает.
В начале первого ночи раздается звонок мобильного, и я сразу решаю – Люк. Сердце радостно трепещет. Наконец-то я поговорю с человеком, которому доверяю. Я застываю. Я ведь доверяю Люку? Еще одна мысль, которую лучше гнать прочь. Конечно, доверяю. Насчет Элис, или Марты – как бы ее, к черту, ни звали, – я просто раздула из мухи слона.
Повоевав с лампой у кровати, я включаю свет и хватаю телефон.
Звонит «Дом», сообщает мне экран. Странно. Почему Люк звонит с домашнего?
– Алло, Люк?
– Это я.
Кто? Голос тихий, почти шепот. Не Люк, точно.
– Мама? – называю я следующего подсказанного логикой человека, хотя уже подозреваю, что логика тут неуместна.
– Нет, я не твоя мама.
– Элис?
– Кто же еще?
– Зачем ты звонишь?
– Слушай, Клэр, слушай внимательно. – В ее голосе звучит жесткость, которой раньше не было. Я настораживаюсь. И жду продолжения. – Не знаю, что ты делаешь в Америке и что там вынюхиваешь, но предупреждаю – веди себя мудро и храни свои открытия при себе.
– Ты о чем?
– Ты отлично понимаешь, о чем.
– И зачем же мне хранить их при себе – если предположить, будто мне что-то известно?
– Не вмешивайся, Клэр. Пожалеешь.
– Ты мне угрожаешь?
– Все зашло чересчур далеко. От меня уже ничего не зависит. Держись подальше.
– Ты правда думаешь, будто я тебя боюсь?
Я лихорадочно ищу в телефоне приложение для записи. Я довольно часто записываю рабочие разговоры, а потом сверяю мельчайшие детали. Сейчас это тоже будет полезно.
– Тебе не меня надо бояться.
– Что? – Я нажимаю кнопку «запись», но поздно. Беседа оборвалась. – Черт!
Я набираю домашний номер – связи нет. Марта, видимо, выдернула штепсель. Включаю приложение, но записалось только мое «что?».
Обхватив голову руками, собираюсь с мыслями. Звонить Люку или маме бесполезно. Что я скажу? Они поверят не мне, а Марте, которая, естественно, будет все отрицать. Мои слова припишут ревности или бурной паранойе, которую нынче все дружно у меня диагностируют.
Я хватаю блокнот и ручку, по памяти записываю разговор с Мартой слово в слово. Ее последняя фраза напугала меня сильнее всего. Я подчеркиваю ее трижды, ручка оставляет в бумаге глубокие следы.
ТЕБЕ НЕ МЕНЯ НАДО БОЯТЬСЯ.
