Глава 18
Я растерянно смотрю на полицейских. На своем веку я повидала их достаточно, и мне сразу понятно – визит отнюдь не дружеский. Я кошусь на детей.
Хлоя улыбается:
– Здрасьте, дядя и тетя полицейские.
Женщина коротко улыбается в ответ.
Глаза Ханны полны страха, она испуганно вжимается в стул. Нужно ее успокоить! Бедняжка явно решила, что полицейские пришли за ней – из-за вчерашнего происшествия с Дейзи, наверное.
Я встаю.
– Давайте пройдем в гостиную? – предлагаю я и едва заметно киваю в сторону Ханны.
К счастью, полицейские это замечают. Я приглаживаю Ханне волосы, целую в лоб:
– Не волнуйся, милая. Маме просто нужно поговорить с полицейскими по работе.
Ханна смотрит недоверчиво.
Люк следует в гостиную за нами. Надеюсь, он хочет меня морально поддержать, а не позлорадствовать над происходящим. Лицо у мужа мрачное. Он встает рядом со мной перед эркерным окном. Никто не садится.
– Слушаю вас, – профессиональным адвокатским голосом говорю я. – Чем могу помочь? И представьтесь, пожалуйста.
– Я констебль Эванс, а это мой коллега, констебль Дойл, – сообщает женщина. – А вы, сэр? – смотрит она на Люка.
– Люк Теннисон. Муж Клэр.
Эванс кивает и вновь смотрит на меня.
– Скажите, пожалуйста, где вы были сегодня ночью, с одиннадцати тридцати вечера до шести сорока пяти утра?
– Скажите, пожалуйста, в связи с чем вы спрашиваете?
Я обдумываю следующий шаг. Если бы меня считали невинным свидетелем какого-то происшествия, то подобного вопроса не задавали бы. Я – подозреваемая.
– К нам поступило заявление о порче автомобиля, – говорит Эванс.
– И почему вы спрашиваете об этом меня?
– Клэр адвокат, – поясняет Люк.
Полицейские переглядываются. Эванс переносит вес с одной ноги на другую и продолжает:
– Полагаю, вы знаете миссис Пиппу Стент, проживающую в Малберри-Хаус, на Черч-лейн, Литтл-Дрей.
– Да.
Тревожный колокольчик в голове звенит громче. Неужели Пиппа подала официальную жалобу по поводу происшествия в парке? Я тут же отбрасываю это предположение – оно не объясняет столь раннего визита. К тому же меня нельзя арестовать за то, что я забыла забрать девочек.
– Автомобиль миссис Стент сегодня ночью был поврежден. Умышленно поврежден.
– И вы подозреваете меня? – Я хмыкаю. – Зачем мне портить ее автомобиль?
– Насколько нам известно, вчера у вас с миссис Стент произошла размолвка.
– Пиппа обвиняет меня? Думает, я сделала что-то с ее машиной?!
– Расследование идет по нескольким направлениям. Это – одно из них, – отвечает Эванс.
– А что произошло с автомобилем Пиппы? – спрашивает Люк.
– На нем вмятина сзади, указывающая на удар фаркопом другого автомобиля. И еще надписи. – Эванс сверлит меня взглядом.
Я сама так смотрю на детей, когда требую от них признания в каком-нибудь проступке.
– Что за надписи? – уточняет Люк.
Эванс заглядывает в блокнот. В этом наверняка нет необходимости, но так положено.
– «Иуда. Предательница. Лицемерка».
Эванс многозначительно смотрит на меня. Ждет реакции.
– Очень недвусмысленно, – комментирую я и добавляю: – Но я тут ни при чем.
– Лобовое стекло и дверные ручки измазаны собачьими фекалиями, – продолжает Эванс. – У вас есть собака, миссис Теннисон?
– Нет.
– Однако у вас на крыльце мы заметили туфли, и на одной из них – собачьи фекалии.
Я непонимающе смотрю на Люка, тот растерян не меньше.
– Понятия не имею, о чем вы.
– Давайте вернемся к нашему первому вопросу. Сегодня ночью вы были…
Я морщусь.
– Я провела ночь дома. Легла спать около десяти вечера и встала в шесть утра, по звонку будильника.
– Никуда не выходили? Кто-нибудь может подтвердить? Мистер Теннисон?
Люк отвечает с заметным промедлением:
– Да, Клэр ночью была здесь.
– Всю ночь? Вы точно знаете? Во сколько вы легли спать, мистер Теннисон?
– Около одиннадцати.
– И миссис Теннисон в это время была в постели?
Эванс настойчива. Она своего не упустит, выудит мельчайшие подробности – к несчастью для меня.
– Ну, сегодня ночью я спал внизу, – признается Люк. Эванс вопросительно приподнимает брови. – Я работал допоздна и не хотел тревожить жену. Я довольно часто сплю внизу. Тут нет ничего необычного.
Я молча благодарю Люка за то, что он не упомянул про нашу ссору. Не то у полицейских сложилось бы впечатление, будто я постоянно со всеми ссорюсь. Впрочем, это как нельзя лучше описывает мою нынешнюю жизнь.
– Можно взглянуть на вашу машину, миссис Теннисон? – впервые подает голос констебль Дойл.
Отказать я не могу.
– Хорошо. Возьму ключи.
Мы выходим в коридор, я открываю ключницу. Мой крючок пуст.
– Странно. Ключей нет.
Я безрезультатно пробегаю взглядом по остальным крючкам, ищу небольшой пластмассовый брелок с фотографией: мы с Люком и девочками на водной горке в парке аттракционов прошлым летом.
– В сумке? – подсказывает Люк.
– Я их никогда в сумку не кладу, ты же знаешь.
– Мало ли.
Проверяю сумку. К моему удивлению, ключи обнаруживаются в застегнутом на молнию боковом кармашке.
– Ничего не понимаю.
Что было вчера вечером? Я сунула ключи в сумку? Задумалась о чем-то и не повесила их на место, как обычно?
Похоже, я не способна четко мыслить. Я не могу даже вспомнить собственные действия.
Эванс смотрит на меня с сомнением.
– Теперь можно осмотреть автомобиль? – говорит она с терпением усталой учительницы, дожившей до конца рабочей недели.
На крыльце действительно стоит та самая пара обуви. Мои черные рабочие туфли с маленьким, в дюйм, каблучком. И к внутренней стороне каблука действительно прилипли собачьи какашки.
– Понятия не имею, что эти туфли тут делают, – сообщаю я. – Я бы запомнила, если бы вляпалась в экскременты.
Эванс мне не верит. Не виню ее. Очень уж ненадежные свидетельские показания я даю. Даже на мой собственный взгляд.
Подходим к навесу. Моя машина смотрит носом на улицу, я всегда ее так паркую. Эванс берет у меня ключи и вместе с Дойлом обходит «БМВ», осматривает его со всех сторон. Возле багажника полицейские останавливаются, что-то негромко говорят и подзывают меня.
На фаркопе следы красной краски, на бампере небольшая вмятина. Машина у Пиппы – красная.
– Можете объяснить, что произошло? – спрашивает Эванс.
– Совершенно не представляю. – Пустой желудок сжимается, меня мутит.
– Мы заглянем внутрь?
Эванс нажимает кнопку на брелоке, открывает багажник, светит фонариком в черноту. Пусто. Как и должно быть. Я не вожу с собой кучу хлама. Эванс пригибает голову, светит в дальний угол багажника. Луч выхватывает серебристый аэрозольный баллончик с белой крышкой. Эванс выуживает из кармана полиэтиленовую перчатку, бережно достает баллончик. Автомобильная краска, такую легко найти на заправочной станции.
– Впервые вижу, – говорю я и смутно понимаю, как неубедительно это звучит.
– Там еще что-то есть, – сообщает Дойл.
Эванс извлекает из багажника кассовый чек.
– За краску. Куплена вчера в автосервисе на главной дороге в Брайтон. Оплата наличными. В семь вечера. – Эванс переводит взгляд на меня. – Где вы были в указанное время?
Во рту пересыхает. Все складывается не лучшим образом.
– Я ехала домой из больницы. Навещала Пиппу.
– А, миссис Стент. Это было после того, как вы поссорились из-за происшествия с ее дочерью?
Я киваю. Так, сейчас я посоветовала бы любому на моем месте вызвать адвоката. Улики свидетельствуют против меня. Они, конечно, не бесспорны, но все равно ведут на опасную территорию. Нет веских доказательств, которые связали бы меня с местом преступления или подтвердили бы мою покупку баллончика с краской. Да, следы красной краски на фаркопе машины говорят не в мою пользу, но они не означают, что это сделала я.
– Давайте проедем в участок для допроса и дачи показаний, – говорит Эванс.
– Вы меня арестуете?
– Нет, пока мы собираем доказательства. Вы, конечно, имеете право отказаться. Тогда я, наверное, сочту нужным арестовать вас по подозрению в причинении ущерба. Хотя вы и сами все знаете.
– Но у меня работа. – Леонард с ума сойдет, если я не явлюсь, особенно после вчерашнего прогула. – Можно мне подъехать в участок в обеденный перерыв?
– Нет, миссис Теннисон, мы приглашаем вас сейчас, добровольно.
Я решаю не спорить. Чем быстрее я с этим покончу, тем быстрее попаду на работу.
– Я позвоню Леонарду. – Люк предусмотрителен.
– И, пожалуйста, не трогайте машину, – велит Эванс. – Мы пришлем кого-нибудь ее сфотографировать и взять образцы краски на случай экспертизы.
Констебль Эванс имеет в виду следующее: на тот случай, если я не признаюсь в наезде на машину Пиппы и в нанесении ругательных надписей, а придумаю какое-нибудь другое объяснение красной краске на своем фаркопе, вмятине на бампере и баллончику в багажнике.
Я следую за Эванс и Дойлом в патрульную машину. Люк качает головой и уходит в дом. Когда машина отъезжает, я оборачиваюсь с заднего сиденья. Из окна гостиной за мной наблюдает Элис. Меня пронзает воспоминание: вот так же и я когда-то наблюдала за ее отъездом с отцом. Я сажусь ровно и стискиваю зубы, чтобы не заплакать.
Из участка меня отпускают лишь через три часа. Все это время я даю показания, отвечаю на вопросы Эванс и Дойла и упрямо не признаюсь в причинении ущерба. У вас, твержу я, против меня лишь косвенные улики. Под конец Эванс обещает изучить записи с камер наблюдения из автосервиса, а уж потом выдвинуть официальное обвинение.
Из участка меня забирает Люк, я коротко пересказываю ему события последних трех часов.
– В общем, они посмотрят записи с камер, проверят баллончик на отпечатки пальцев, возьмут образцы краски с фаркопа и поручат криминалистам сравнить их с краской на машине Пиппы. А, чуть не забыла про образцы какашек с моей туфли: анализ ДНК покажет, те ли это какашки, которыми измазали машину Пиппы.
– Шутишь?
– Нет. Ну ладно, насчет анализа ДНК шучу. Но проклятая Эванс вела себя так, что я и этому бы не удивилась. Будто речь об убийстве.
Моего черного юмора Люк не оценил.
– Тебе предъявили обвинение?
– Пока нет.
Мы молчим. Не знаем, что говорить. Будто у нас друг для друга слова кончились. Я звоню Леонарду.
Тот не любит ходить вокруг да около, поэтому сразу рявкает:
– Клэр, какого черта?! На меня тут вдруг Макмиллан свалился. У тебя с ним на сегодня была назначена встреча. Пришлось убеждать его, что у нас не сомнительное заведение.
– Макмиллан? Я назначала ему встречу не на сегодня, а на завтра. Я уверена.
– Значит, ты ее перенесла.
– Да, перенесла, но на завтра. Точно на завтра.
Я провожу рукой по лицу. У меня ощущение, будто я теряю контроль над реальностью. Что я делала, чего не делала… Бред какой-то.
– Я считаю, что работать ты сейчас не можешь, – чеканит Леонард. – Поэтому дело у тебя забираю. Иди в отпуск и решай домашние проблемы.
– Отстраняешь меня?! – Я вне себя от злости. Мы равноправные партнеры, а Леонард обращается со мной, как с подчиненной. – Знаешь, не тебе это решать.
– Мне. Раз ты не в состоянии принимать разумные решения. Это плохо скажется на фирме. От дела Макмиллана зависит очень многое. Я поручил его тебе, дал возможность блеснуть. Оказывается, я тебя переоценил.
– Я прекрасно могу принимать решения! – Слова Леонарда меня глубоко ранят.
– Клэр, – уже мягче говорит он. – Ты мне очень дорога, ты знаешь. Я делаю это для твоей же пользы. Мне тоже непросто, но я обязан действовать в твоих интересах и в интересах фирмы.
– Леонард, пожалуйста… – умоляю я как наказанный ребенок, которому отчаянно хочется на улицу.
– Поверь мне, Клэр. Я тебя никогда не подводил. Так будет лучше.
Он обрывает разговор, а я недоверчиво таращусь на телефон. Еще одна часть моей жизни рухнула.
– Прислушивайся к советам тех, кто тебя любит, – замечает Люк, глушит машину перед домом и поворачивается ко мне. – Клэр, я понимаю, тебе нелегко из-за всей этой истории с Элис. Нет, подожди. Не перебивай. Память об Элис… Ее исчезновение оставило огромный незаживающий рубец в ваших душах, твоей и маминой… Я знаю. И знаю, как сильно ты хотела найти Элис. Найти сестру: не только ради мамы, но и ради себя. И вот Элис приезжает, но она не очень вписывается в тот шаблон, который ты для нее заготовила. И тебе… трудно. – Люк убирает с моих глаз прядь волос.
Господи, я хочу в нем утонуть. Это небольшое проявление нежности грозит превратить меня в скулящую развалину. Я подавляю чувства. Тяжело сглатываю; комок в горле такой большой, что мне больно. Смотрю вперед, не смею перевести взгляд на Люка, иначе я рассыплюсь.
– Она мне в тягость. Элис. Никак не могу ее раскусить. Я, наверное, никогда ее не полюблю, – признаюсь я.
Люк раздраженно вздыхает и убирает руку от моего лица.
– Если она твоя сестра, это не означает, что ты автоматически воспылаешь к ней любовью. Всему свое время, подожди немного.
Я смотрю на дом, который всю жизнь был моим, и размышляю о любви и боли, которые издавна обитали под его крышей.
Я считала «Приют викария» безопасной гаванью. Своей и маминой. Думала, мы можем запереть ворота и отгородиться от мира. Теперь я понимаю – это неправда. Я не чувствую себя в безопасности. Не чувствую себя любимой. И любящей тоже. Дом холодный. Темный. Опасный.
И тут на меня нисходит озарение. Я знаю, что делать.
Мама и Элис обедают в кухне. Мама отнимает ото рта сандвич, медленно кладет его на тарелку. Из-под ломтика серого хлеба выскальзывает кусочек маринованного огурца. Элис делает глоток кофе и откидывается на стуле.
– Мама, мне очень, очень стыдно. Прости меня, пожалуйста. И ты, Элис, тоже. Я вела себя ужасно; сама не знаю, что со мной в последнее время. – Я молчу, понурив голову. Потом спрашиваю: – Вы сможете меня простить? Прошу вас.
– Клэр, родная моя, ну конечно, сможем. – Мама встает, обнимает меня и за руку подводит к столу. – Элис?
– Что? А, да, конечно. – Сестра тоже встает и обнимает меня. – Конечно, мы тебя прощаем.
Я кротко улыбаюсь, киваю.
– Ты, видимо, права, Элис. Насчет того, что работа меня довела. Все из рук валится.
Мама отодвигает стул, усаживает меня, командует:
– Люк, налей Клэр чаю.
На Люка я не смотрю, это не нужно, я и так ощущаю на себе его тяжелый взгляд. Помедлив, Люк начинает заваривать чай, а мама тем временем говорит, как я, должно быть, устала, какой измученный у меня вид и как важно себя поберечь. Рассказывает, что они с Элис обо мне беспокоились. Вот прямо сейчас обсуждали: очень уж я взвинчена, надо бы мне, наверное, сходить к врачу.
Я с трудом удерживаюсь от возражения. Все вокруг сговорились, что ли, и решили, будто я схожу с ума? Не схожу, но спорить нельзя. Незачем подливать масла в огонь.
– Вот и я подумала… – начинаю я. – Я и правда очень устала. В общем, я договорилась с Леонардом о небольшом отпуске. – На этот раз я смотрю на Люка, но тот меня не выдает. Я продолжаю: – Мне нужно сменить обстановку. Я бы поехала навестить Надин. Надин Хоррикс, мою одноклассницу, помните? Она сейчас живет в Кембриджшире и уже давно зовет меня в гости.
– Надин Хоррикс? – переспрашивает Люк. – Надо же, призрак из прошлого. Я и не подозревал, что вы до сих пор дружите.
– Мы общаемся, и ты об этом знаешь.
Люк хмыкает – вроде бы утвердительно, – но от дальнейших комментариев воздерживается.
– Я помню Надин, – говорит мама. – Хорошая девочка. Она, кажется, медсестрой стала.
– Точно, – подтверждаю я. – В общем, я думаю к ней съездить.
Мама поглаживает мои руки:
– Прекрасная мысль, милая. А когда ты вернешься, все будет хорошо.
Я допиваю чай.
– Тогда я прямо сейчас ей напишу.
Я ухожу в гостиную, включаю ноутбук. В дверях возникает Люк, прислоняется к косяку.
– Что ты затеяла?
– Я? Ничего. Говорю же, хочу написать Надин.
– Той самой Надин, с которой ты уже два года даже рождественскими открытками не обмениваешься?
– Ну и что? Все равно она моя подруга.
– Не делай глупостей, – предостерегает Люк.
– Какие глупости, что ты?! Я просто хочу немного отдохнуть. Ведь именно это мне все вокруг советуют. Я думала, ты обрадуешься. – Я ввожу пароль от электронной почты, поднимаю взгляд на Люка, который так и стоит в дверях. – Не переживай, все хорошо.
– Хм… – только и произносит он.
Потом отлипает от косяка и уходит.
Я тут же открываю новую вкладку и загружаю сайт «Британских авиалиний».
Идея, которая зрела в моей голове с момента появления в доме полиции – и которая, похоже, брезжила в моем сознании уже не первый день, – превратилась в план. Мне нужно выяснить кое-что об Элис.
