Глава 7
Мы, скитальцы, всегда выбираем одинокий путь,
Каждый новый день мы встречаем не там, где окончили предыдущий;
И ни один рассвет не застает нас на том же месте, где оставил нас закат.
Мы путешествуем, даже когда Земля спит.
Мы семена цепких и упорных растений…
Ветер разносит нас в разные стороны.
Халиль Джебран, «Пророк»
К началу 2003 года к моему «послужному списку» добавились три гонки «Эко-Челлендж» (Борнео, Новая Зеландия и Фиджи), гонка «Рейд Голуаз» (Вьетнам), чемпионат мира канала Discovery (Швейцария) и еще несколько мероприятий. Меня преследовали разъяренные крокодилы, глодали пиявки и обливали пометом летучие мыши. Я засыпал на велосипеде, просыпался с тарантулом в спальном мешке, переворачивался на порогах класса V и свисал на веревке со скалы. Я заразился лептоспирозом, искупавшись в реке, загрязненной испражнениями свиней; мои окровавленные ступни медсестра по ошибке погрузила в раствор кислоты; несколько раз у меня развивалась сильная опрелость, называемая «обезьяним задом». Но я не покинул ни одну приключенческую гонку.
При этом я не всегда добивался впечатляющих результатов. Примерно в половине случаев моя команда финишировала «неофициально» из-за потери членов по причине болезни или травмы. Приключенческие гонки – жестокий вид спорта, и на них постоянно что-нибудь случается, независимо от того, насколько ты подготовился или настроился на победу. Правда, мою команду еще не дисквалифицировали, но я не сомневался, что, если продолжу соревноваться, это обязательно произойдет.
В том же 2003 году, к моему великому удивлению, меня иногда начали узнавать в аэропортах и ресторанах из-за того, что меня показали в передаче «48 часов» на канале CBS – в той серии, где говорилось об «Эко-Челленджа» на Борнео. Продюсеры попросили меня снять для них видео во время гонки. В окончательную версию должно было войти не более минуты моего материала, но я был настолько воодушевлен, что без всяких возражений взял портативную камеру с аккумуляторами, несмотря на дополнительный вес. К тому же директор гонок Марк Бернетт сказал журналистам из CBS, что никто не сможет пройти «Эко-Челлендж» с видеокамерой, и мне захотелось доказать, что он не прав.
Меня преследовали разъяренные крокодилы, глодали пиявки и обливали пометом летучие мыши. Но я не покинул ни одну гонку.
Я выплескивал душу на эту камеру. Я говорил не только о многочисленных испытаниях физической и психологической выносливости, поджидающих человека в джунглях, но и о своей былой зависимости и пути к трезвости. Я переживал откровение, выражая в словах то, чтó делаю и зачем, – объяснял мою веру в то, что страдания ведут к просветлению и становлению личности. В итоге в CBS вставили в передачу одиннадцать минут моего материала и даже пригласили меня в Нью-Йорк на премьеру. Когда я вошел в монтажную, работники, разбиравшие мои отснятые двадцать пять часов, встали и устроили мне овацию. Тогда я впервые подумал о том, что не обязательно побеждать в гонке, чтобы кого-то заинтересовать, и что, возможно, у меня есть способности к записи своих приключений.
После показа передачи по телевидению журналисты одолевали меня предложениями встретиться. Каждый день мне звонили и писали люди, которых впечатлила моя история. Среди них были спортсмены, вставшие на путь трезвости, но по большей части это были наркоманы или алкоголики, пытавшиеся найти выход из того ада, в котором обитали.
Эти истории разрывали мне сердце, но у меня не было готовых ответов на их вопросы. Я мог рассказать только, что зависимость означала для меня лично, что происходило со мной и какая жизнь была у меня.
Кроме того, кто я такой, чтобы раздавать советы? Как и все остальные, я продолжал работать над собой.
Не обязательно побеждать в гонке, чтобы кого-то заинтересовать. Возможно, у меня есть способности к записи своих приключений.
Мы с Пэм продолжали ссориться. Мы пытались сохранить семью и ходили на консультации к психологу, но в 2002 году наш брак распался. Мы честно говорили сыновьям о том, что происходит, и сделали все возможное, чтобы они чувствовали себя в безопасности. Продав дом в Салинасе, мы переехали в Северную Каролину и купили два соседних дома в Гринсборо, где цены были доступнее и где жили родственники и знакомые Пэм.
Вскоре после нашего переезда на восток мне позвонил Том Форман, бывший продюсер «48 часов», с которым я неплохо общался на Борнео. Он сказал, что работает над новой программой, «Экстремальный ремонт: Домашняя версия», в которой строительные команды из добровольцев на протяжении недели строят дома для нуждающихся семей. Он хотел нанять меня в качестве внештатного оператора и продюсера.
– Ты совершенно не подходишь для этой работы, у тебя недостаточно опыта, – сказал он, смеясь. – Но если ты никому об этом не будешь рассказывать, я тебя возьму в команду.
Я думаю, его отчасти привлекала моя способность работать при недостатке или отсутствии сна. И она очень помогла мне во время работы над «Экстремальным ремонтом»; съемки шли без перерыва десять безумных дней. Мне понравилось, да и график меня устраивал. Между сериями у меня оставалось достаточно времени для общения с детьми и на тренировки.
Только я не совсем понимал, для чего тренируюсь. Мир приключенческих гонок менялся; Марк Бернетт решил оставить «Эко-Челлендж» и сосредоточиться на «Выжившем». Программу «Рейда» сократили и придали ей менее экстремальную форму. В то же время у меня угас интерес к командным мероприятиям. Я был сыт по горло разногласиями в команде, организационными сложностями и постоянными поисками спонсоров, для которых одна растянутая лодыжка означала провал всей кампании. Мне хотелось, чтобы успех или неудача зависели только от меня одного.
Когда в начале 2003 года позвонила моя знакомая Мэри Гэдамс и сказала, что устраивает «Марш Гоби» – новую гонку по пустыне Гоби в Китае, – я попросил записать и меня. Формат гонки длиной в 249 километров был позаимствован у «Тур де Франс» – победитель определялся по общему времени прохождения шести этапов протяженностью от 9 до 80 километров. Но, в отличие от «Тура», у меня не было бы помощника domestique , который нес бы необходимые вещи и прокладывал маршрут. Участники «Марша Гоби» должны были сами нести еду, воду и снаряжение и, конечно же, сами прокладывать путь по карте.
«Марш Гоби» был намечен на сентябрь, а тем временем мне нужно было заняться чем-то еще. Мое внимание привлек ультрамарафон Бэдуотер, гонка длиной 215 километров, о которой я много лет слышал самые разнообразные истории. Она начиналась в Долине Смерти, находящейся на 86 метров ниже уровня моря, и заканчивалась на высоте 2548 метров на склоне горы Уитни, и все это при экстремальной июльской жаре. У всех бегунов были помощники, которые снабжали их продуктами и водой и оказывали различную помощь. Без помощников бегуны просто бы не выжили. Мой товарищ по Фиджи и Вьетнаму, Маршалл Ульрих, неоднократный победитель этой гонки, много о ней рассказывал, и всякий раз с восхищением. Мне хотелось тоже когда-нибудь испытать себя в ней. В 2003 году у гонки появился новый директор, Крис Костман, активно привлекавший к ней новых участников. Пригласил он и меня. Я подумал, что если у меня не получится достойно показать себя в ней, то я хотя бы потренируюсь для «Марша Гоби».
У меня угас интерес к командным мероприятиям. Мне хотелось, чтобы успех или неудача зависели только от меня одного.
Как в 1907 году писала одна калифорнийская газета в рекламном объявлении, Долина Смерти «обладает всеми преимуществами ада без его недостатков». То же самое, как мне предстояло выяснить, можно было сказать и о Бэдуотере. В 10 часов утра 22 июля 2003 года при температуре 51,6 градуса, которая не переставала повышаться, и при влажности на 18 процентов больше нормы я стоял плечом к плечу с лучшими ультрамарафонцами мира, включая Маршалла Ульриха, Пэм Рид, Лизу Смит-Батчен и восходящую звезду Дина Карназеса. За несколько недель до старта я завалил Маршалла вопросами о темпе бега, об уходе за ногами и о потреблении жидкости, но сейчас, когда я смотрел на восток на колыхающуюся при жаре соляную долину Бэдуотер и прислушивался к хриплой записи «Звездно-полосатого знамени» из мегафона, в голове моей не осталось ровным счетом никаких советов.
Дали сигнал к старту, и некоторые участники тут же устремились вперед. Маршалл держался немного позади, и я вместе с ним, стараясь унять нервное возбуждение. Я и не представлял, что бывает такая жара: воздух обжигал легкие, а асфальтобетон прожигал подошвы кроссовок. Мне казалось, что под ногами были горящие угли. У меня за плечами было много миль в жаркой и влажной Северной Каролине, но к Бэдуотеру можно было подготовиться, разве что бегая по раскаленной печи.
Мы с командой помощников договорились, что они будут поджидать меня на заранее определенных позициях через каждые несколько миль. Но я заметил, что помощники самых опытных бегунов постоянно держатся рядом, регулярно снабжая их жидкостью с кубиками льда и обливая из водяных пистолетов. До старта я и не думал, что мне понадобится помощь; теперь же спрашивал себя, не допустил ли я ошибку, отослав своих помощников вперед.
И все же, пробежав несколько миль, я чувствовал себя достаточно неплохо – внутренний голос шепнул мне: «Почему бы не побежать быстрее?» Я обогнал Маршалла, поднял руку и сказал: «Удачи!» Позже он рассказывал, что волновался, наблюдая за тем, как я ускоряюсь, но подумал, что я на собственном печальном опыте должен узнать, насколько важно для Бэдуотера рассчитывать темп. Я бежал по асфальтовой ленте, тянущейся между раскаленными песками, подстегиваемый надеждой встретить своих помощников с ведрами льда и прохладными напитками.
22 июля 2003 года я стоял плечом к плечу с лучшими ультрамарафонцами мира, готовясь преодолеть Бэдуотер.
Помощники сделали все возможное, чтобы я не страдал от обезвоживания, но к тому времени, как я снова встретился с ними на 27-м километре, у контрольного пункта Фёрнес-Крик, голова у меня кружилась и меня тошнило. Я залпом проглотил напиток и засунул голову в лед. Когда я вынул ее, на меня снова обрушилась жара. Поднялся ветер, но он не принес облегчения. Вместо этого мне показалось, что я попал под гигантский фен. Борясь с собой, я поддерживал приличный темп, преодолевая по полтора километра менее чем за десять минут. На контрольный пункт в Стоувпайпе на 67-м километре я пришел четвертым.
Этот пункт располагался у мотеля с бассейном, и, как и многие участники, я скинул кроссовки с майкой и прыгнул в него. С тем же успехом можно было пытаться охладиться в горячей бане. Я вылез и сказал помощникам, что в полном порядке, но на самом деле у меня был повод для волнения. Мои ноги болезненно реагировали на прикосновения, что было плохим знаком, а в туалете я увидел, что моя моча темного, похожего на чай цвета.
«Только осторожнее, не торопись», – повторял я себе, начиная подъем длиной в 27 километров до перевала Таунз.
Я попеременно переходил с бега на шаг. Я видел, что так поступают другие участники. За время подъема солнце село за горизонт и температура немного снизилась. Примерно через три часа, уже в темноте, я пересек перевал. К тому времени я пробежал почти 97 километров. Следующие 16 километров шли под гору. Это был мой шанс ускориться. Я разделся до шорт, снял майку и надел налобный фонарик. В свете луны я видел темные силуэты дальних гор и слабо светящуюся линию – разметку на обочине дороги.
Я знал, что где-то поблизости меня ожидают помощники. Вдалеке мелькали красные огоньки машин сопровождения. Впереди и позади меня бежали другие участники. Но сейчас, под усеянным звездами ночным небом, мне показалось, что я совсем один. Я вдыхал соленый воздух, наводящий на мысли об океане, и вспоминал о том, как впервые увидел пустыню – в десять лет. Я прилетел на летние каникулы в Калифорнию, чтобы повидаться с отцом, и мы поехали на восток, в Северную Калифорнию. Маленький «Триумф Спитфайр» отца мчался под огромным небом пустыни Мохаве. Я вытягивал руку из окна и махал ею навстречу жаркому ветру, а отец, сжимая банку пива между ног, смеялся над какими-то моими словами. Это было настоящее приключение на двоих. Мне хотелось, чтобы эта поездка не заканчивалась.
Мои кроссовки со звуком ударялись об асфальт. Я слышал свое дыхание: каждый вдох походил на легкий стон. Я ощущал боль, и мне хотелось, чтобы она стала сильнее, поэтому я ускорил темп. Преодолевал километр за километром, не обращая внимания на боль в квадрицепсах и жжение в подошвах.
Вдруг мои ноги подкосились и я едва не упал. Мои мышцы меня не слушались. Мне показалось, что со мной случился приступ. Я согнулся, и меня вырвало. Вытерев рот рукой, я заставил себя двигаться дальше. И тут же меня снова стошнило. Словно во сне, я наблюдал за тем, как ко мне подходят мои помощники, протягивая руки.
С их помощью мне удалось прийти в себя, и я посеменил дальше неровной, ковыляющей походкой с выпрямленными коленями. Выглянуло солнце. Оставалось преодолеть 80 километров. Я не собирался сходить с дистанции. Я доберусь до финиша, даже если мне придется ползти до Уитни Портал-роуд на четвереньках.
Я миновал Панаминт-Спрингс на 115-м километре, потом поворот Дарвин на 145-м и, наконец, крохотное поселение у основания горы Уитни на 196-м километре. В сумерках я свернул на Портал-роуд и увидел уже финишировавших бегунов, которых увозили на автомобилях поддержки. Водители приветствовали меня сигналами, а пассажиры высовывались из окон, кричали и махали руками. Я постарался выпрямиться и придать себе бодрый вид, хотя бы на несколько шагов. Воздух стал прохладнее и пах соснами. Оглянувшись, я увидел десятки белых огоньков – налобные фонари бегунов на длинной дороге позади меня. У них была своя борьба, у меня – своя. У каждого участника впереди и позади меня и даже у каждого помощника – была своя история.
Наконец я добежал до кольцевого разворота и, через тридцать восемь часов после старта, пересек финишную линию. Каким-то чудом мне удалось прийти восьмым. Меня встретили нестройными аплодисментами и редкими криками. Мне показалось, что кто-то даже произнес мое имя. Мои помощники обняли меня и помогли сесть. По их глазам я понял, что выгляжу как выходец с того света. Но у меня получилось! С их помощью я одолел Бэдуотер.
Я не собирался сходить с дистанции. Я доберусь до финиша, даже если мне придется ползти на четвереньках.
В следующий раз – а я был твердо уверен в том, что он будет, – надо вести себя умнее. Я запомню, что если ускоряться в начале, то потом выигранное время по меньшей мере удвоится. И нужно будет решать проблемы по мере их поступления. В начале гонки у меня на подошвах образовались маленькие волдыри, но я не обращал на них внимания, потому что не хотел останавливаться, чтобы обработать их. Но потом они расползлись по всей ноге и причиняли почти непереносимую боль. Нужно велеть помощникам держаться рядом, и нужно пить больше жидкости. И тренироваться бегать вниз с холмов, а не только вверх по склону. Нужно подготовить свое тело к тяготам спуска. Дробный шаг едва не прикончил меня. В следующий раз этого не повторится.
Через два месяца я в последний раз проверил свой рюкзак перед стартом «Марша Гоби». Я упаковал в него все необходимое, включая съестные припасы минимум на четырнадцать тысяч калорий – их я надеялся восполнить сухими смесями, энергетическими батончиками, овсяными хлопьями с белковым порошком Ensure, печеньями Oreo, батончиками Sneakers и раскрошенными картофельными чипсами в пакетиках. Чем ближе к старту, тем тяжелее казался весь этот груз.
Все утро прибывали зрители на ослах, верблюдах, велосипедах и мотоциклах. Теперь они выстроились вдоль полуразрушенных фрагментов Великой Китайской стены и веревок, отмечавших первые пятьдесят ярдов трассы. Я посмотрел на местность, которую нам предстояло пересечь. Я ожидал увидеть пустынную равнину, но не думал, что за ней окажутся высокие горы, образующие внушительную преграду. Нам еще нужно будет преодолеть и эти горы.
– Скажете, когда шерпы придут за рюкзаками? – обратился я к кучке худощавых и подтянутых бегунов.
Никаких смешков. Даже ни одной вежливой улыбки.
Начался отсчет. Я занял стартовую позицию и посмотрел на свои ноги. Три, два, один. Сорок один бегун и я устремились вперед. Почти сразу же меня окутало удушающее облако бурой пыли, сравнимой по консистенции с сахарной пудрой. Она пробралась в глаза, рот и нос. Я ничего не видел и едва мог дышать. Я споткнулся и едва удержал равновесие; потом попытался выбраться из толпы, чтобы пыль из-под ног других участников не летела мне в глаза. Я понимал, что бегу слишком быстро, но мне нужен был свежий воздух. Догонял переднюю группу, и рюкзак бил меня по плечам. Не так я планировал начинать гонку, но ничего не поделаешь. Я бежал как спринтер. Грудь у меня зажгло, заныли квадрицепсы. Казалось, что меня вот-вот стошнит. Прошло лишь несколько минут шестидневной гонки, а меня уже охватил анаэробный приступ.
Я понимал, что нужно сбавить темп. Такие ситуации мне были слишком хорошо знакомы: сначала выкладываешься что есть сил, затем боль, затем дикая дрожь и паника, словно птица, вспархивающая из куста. Единственный выход – это расслабиться. Пусть тело делает свою работу. Дышать. Я перешел на более удобный для себя ритм и почувствовал, что меня отпускает. Наконец-то я выбрался на чистый воздух и бежал плечом к плечу с ведущими бегунами. Когда они ускорялись, я тоже прибавлял скорость. Когда они замедлялись, я сбавлял обороты. Мы проверяли друг друга, стараясь нащупать то самое место, где можно было бы чувствовать себя комфортно, не отставая от лидеров.
Я занял стартовую позицию на «Марше Гоби». Три, два, один. Сорок один бегун и я устремились вперед.
Стараясь разглядеть флажки, которыми, по уверению распорядителей, была отмечена трасса, я заметил облачко пыли – недостаточно большое, чтобы его оставил автомобиль поддержки. Может, какое-то животное? Облачко уверенно перемещалось вперед.
– Что это? – поинтересовался я у бегуна справа.
– Что? – переспросил он, передвигаясь со мной нога в ногу.
– Вон там. Пыль. Кто-то поднял пыль. Видишь?
– А, ну да. Наверное, Кевин. Марафон за два тридцать. Парень-ракета.
Тайваньский аспирант, двадцатишестилетний Кевин Лин, ростом метр шестьдесят четыре, в этот первый день обогнал всех. Он также занял первое место и на втором этапе – в забеге по каньону длиной тридцать пять километров, во время которого нужно было десять раз пересекать реку. Третий этап требовал навыков ориентирования, и мне удалось наверстать время, пока Кевин немного поплутал. Похоже, это испугало его настолько, что он сбавил темп. Я же ускорился и к концу дня сократил разрыв между нами примерно до тридцати минут.
Четвертый этап, длиной в 45 километров, проходил по высокогорным равнинам. Первые 16 километров мы с Кевином держались вместе. Его английский был далек от совершенства, так что мы по большей части молчали. Добравшись до гладкого изумрудного озера на высоте 14 000 футов, мы остановились немного передохнуть. Я погрузил руку в ледяную воду и поднес пальцы ко рту. Вода была горько-соленой.
– Чарли, – обратился ко мне Кевин.
Я обернулся и увидел, как он приставляет к своей голове найденные рога яка. Я рассмеялся и сфотографировал его. Потом он показал на меня, и я передал ему фотоаппарат, взял у него рога и прочертил ногой полосу на песке, словно разъяренный бык.
Обогнув озеро, мы стали спускаться по каменистому склону, и тут я понял, что у меня появился шанс вырваться вперед. После Бэдуотера я несколько месяцев специально тренировался на спусках. Отчасти дело было в технике перестановки ног, но по большей части необходимо было найти золотую середину между торможением и свободным ускорением. Я понимал, что, как только скроюсь из глаз Кевина, догнать меня будет труднее. И я знал, что ориентируюсь лучше его. Я припустил со всех ног, срезая углы и перепрыгивая через выступы. Я представлял себя горным козлом, стремительным и уверенным в себе. Это был один из лучших моих забегов за всю жизнь. К концу этапа лидировал уже я.
На следующий день Кевин попытался расквитаться, но я держался рядом с ним. Между нами установилось своего рода взаимопонимание. Мы бежали этот этап вместе. Мы даже поджидали друг друга, когда кому-нибудь нужно было помочиться или вытряхнуть камешек из кроссовка. С нами также был Эд Пойнтон, сильный американский бегун, проживающий в Гонконге.
Последний десятикилометровый этап начинался с подъема и пересекал крутую дюну высотой 183 метра. Когда мы наконец-то перебрались через вершину и спустились на мощеную дорогу, Кевин бросился вперед что есть мочи. Я догадывался, что он так сделает. Даже если он выиграет этот этап, в запасе у меня достаточно времени, чтобы удержаться на первом месте по общему результату.
Я бежал за Кевином мимо старых маяков и по улочкам Дуньхуана. Нас приветствовали криками и взмахами рук дети в белых рубашках и красных галстуках. Когда я свернул на финишную прямую, во внутренний двор древнего комплекса династии Мин, раздался удар гонга. У финиша меня уже поджидал Кевин. Мы хлопнули друг друга по рукам и обнялись. Буддийский монах вручил мне медаль. Я выиграл «Марш Гоби». Перед тем как отправиться в Китай, я сказал своему отцу, что он может следить за моим забегом онлайн. Я вспомнил об этом и подумал, стал ли он свидетелем моего торжества.
Я представлял себя горным козлом, стремительным и уверенным в себе. Это был один из лучших забегов за всю мою жизнь.
В июле следующего года в другой дальней пустыне мы снова встретились с Кевином. На этот раз дело происходило в Чили, в Атакаме, куда мы приехали, чтобы принять участие в забеге длиной 250 километров, занимавшем семь дней. Один из этапов длиной 80 километров проходил по Долине Луны – настолько пустынной местности, что НАСА испытывало там свои марсоходы. Первый этап начинался у границы лесов на высоте 4114 метров в крошечной покинутой деревушке с домами из красной глины. Мы с Кевином быстро оторвались от основной группы. Он был в превосходной форме и шутил, что должен расквитаться со мной за Гоби. Я чувствовал, что он проверяет меня, ускоряясь, замедляясь и снова ускоряясь, желая посмотреть, как я отреагирую. Я держался рядом, пока за несколько километров до финиша он не устремился вперед, словно реактивный самолет. В первый день он обогнал меня примерно на сорок пять секунд.
Второй этап проходил по соляной равнине, часть которой была покрыта странной крошащейся коркой. Кевин был на двадцать два килограмма легче меня и, казалось, парил над хрупкой поверхностью; я же проваливался с каждым шагом. Преодолев, наконец, самый ужасный участок, я поднял голову и с удивлением разглядел вдалеке фигуру человека. Подбежав поближе, я увидел, что это Кевин. Он стоял скрестив руки и ждал меня.
– Ты чего так долго? – спросил он, улыбаясь.
Мы снова побежали бок о бок. Здесь не было продолжительных горных перевалов или сложных спусков, где я мог бы проявить свое мастерство; мне оставалось только держаться рядом с ним. Ближе к концу этапа в 80 километров Кевин снова вырвался вперед. Мы оба знали, что общую гонку он проиграет, только если проспит или сломает ногу. Мне оставалось лишь наслаждаться впечатлениями, преодолевая дистанцию плечом к плечу с другом. Мы бежали по прохладным каньонам и мимо мелких озер, по берегам которых гуляли бледно-розовые андские фламинго. Однажды в какой-то деревушке к нам прибилась бродячая собака, и, несмотря на то что мы ее отгоняли, нам не удалось отвязаться от нее. Останавливаясь на ночевку, мы поили ее и кормили замороженными бобами. Артуро, как мы прозвали ее, продержался с нами всю гонку.
Буддийский монах вручил мне медаль. Я выиграл «Марш Гоби».
В последний день мы с Кевином вместе пересекли финишную линию на залитой солнцем площади городка Сан-Педро-де-Атакама. Он обогнал меня чуть больше чем на три минуты, но мы оба знали, что он мог бы выиграть с любым преимуществом. Я был рад за него. Наш общий знакомый сказал, что Кевин тяжело воспринял поражение в пустыне Гоби: в Тайване он был суперзвездой, получавшей финансовую государственную поддержку, и психологически на него оказывалось большое давление. Я понимал, как много для него эта победа значила дома.
В следующий раз мы встретились несколько месяцев спустя на «Марафоне Джунглей» – гонке на 220 километров по бразильским джунглям в бассейне Амазонки. Для меня эта гонка началась плохо. Я планировал вылететь в Манаус из Северной Каролины вместе с Лизой Трекслер, симпатичной шатенкой, с которой встречался. Лиза вышла замуж в восемнадцать, родила троих детей и в тридцать один развелась. Она мало путешествовала, но в ней жил дух приключений, и она с удовольствием приняла предложение отправиться на Амазонку вместе со мной и поработать помощником-добровольцем в гонках.
К сожалению, мы опоздали на пересадку в округе Колумбия, а это означало, что мы также опоздаем на пароход, который должен доставить участников и членов их команд по реке Тапажос до главного лагеря. Я свыкся с мыслью, что «Марафон Джунглей» закончится для меня, так и не начавшись. Я уже строил планы на выходные – вместо того чтобы преодолевать реки с пираньями, мы с Лизой будем есть мороженое «Ben amp; Jerry’s» и смотреть фильмы. Мои раздумья прервал телефонный звонок. Это была Ширли Томпсон, организатор гонок. Она сказала, что, если мы раздобудем билеты на другой самолет до Бразилии, она постарается доставить меня до старта. Несколько часов спустя мы с Лизой уже летели в Манаус.
Через десять минут после запланированного начала гонки заказанный Ширли вертолет завис над широким притоком Амазонки и приземлился в облаке песка и мусора на речном пляже. Выходя из вертолета, я чувствовал себя полнейшим придурком – не хватало только музыки «Полет валькирий».
Среди бегунов, протирающих глаза от песка, я увидел Кевина. Он поприветствовал меня, крепко обняв. Я поздоровался с несколькими другими знакомыми бегунами и представился незнакомым. Среди них был Рэй Захаб, канадский бегун, относительный новичок в мире приключенческих гонок. Позже, когда мы сдружились, он сказал, что в тот первый день подумал: «Ого, вот это кадр». Я его не обвиняю. Скорее всего, я подумал бы еще хуже.
Я поправил лямки рюкзака и встал вместе с семьюдесятью четырьмя другими участниками под растяжкой на старте. После такого эффектного появления я чувствовал себя обязанным показать достойный результат. Кевин, Рэй и я побежали впереди основной группы вместе с несколькими другими участниками, которые передвигались очень быстро, несмотря на то что были босиком или в сандалиях и несли снаряжение в пластиковых мешках через плечо. Мне стало неудобно от того, что на мне плотный облегающий спортивный костюм и дорогие кроссовки.
Когда мы добежали до широкого потока, нам пришлось переправляться через него вплавь. Поднявшись по скользкому берегу, мы углубились в холмистые густые джунгли. Это был не забег, а преодоление препятствий, причем таких, которые легко могли покалечить. Ветви деревьев были усыпаны колючками размером с вязальные спицы. Переплетающиеся корни, казалось, специально цеплялись за ноги, когда их перепрыгивали, чтобы утянуть бегунов за собой. В болотистом иле извивались змеи, с широких листьев, словно мохнатые парашютисты, осыпались тарантулы. Это был тяжелейший первый день среди всех моих ультрамарафонов. Но каким-то образом мне удалось занять первое место на этом этапе.
Выходя из вертолета к старту «Марафона Джунглей», я чувствовал себя полнейшим придурком – не хватало только музыки «Полет валькирий».
День за днем мы прокладывали себе путь через заросли в удушающей влажной жаре. По ночам мы с Рэем и Кевином спали в камуфляжных гамаках рядом друг с другом, жалуясь на покрытые грибком ноги, на насекомых и на дурацкие мутировавшие гены, толкавшие нас на такие приключения.
– Все это очень глупо, – говорил я.
– Да, глупо, – отзывался Кевин.
– Очень, очень глупо, – подтверждал Рэй.
Мы смеялись.
– Расскажи про Атакаму, – попросил Рэй однажды ночью.
Я рассказал о залитых солнцем красных холмах и лунном пейзаже соляных равнин.
– Это самое сухое место на свете.
– Сухое, – мечтательно повторил Рэй. – Как бы я хотел сейчас оказаться в сухом месте!
– Да, – отозвался я.
– Сухо – это хорошо, – добавил Кевин.
– Наверное, там замечательное небо, – произнес Рэй.
– Безграничное, – сказал я. – Однажды возле нашего лагеря оказались астрономы. Они дали мне посмотреть в свои огромные телескопы. Смотришь на весь этот звездный мир – и кажешься таким маленьким.
– Мне нравится такое чувство, – заметил Рэй, – когда кажешься маленьким.
– Это напоминает тебе о том, что от тебя на самом деле ничего не зависит, – сказал я.
– Атакама. Хотел бы я когда-нибудь побегать там, – снова заговорил Рэй. – А пустыня Гоби? Какая она?
Я описал развалины Великой стены, юрты кочевников и освещенные солнцем перекатывающиеся барханы.
– Да, замечательно. Большие барханы, – повторил Кей.
– Хотел бы я и там побывать, – сказал Рэй.
– Да, это стоит того.
Мы снова замолчали.
– Чарли? – обратился ко мне Рэй. – Я рассказывал тебе о марафоне «Де Сабль»?
– Да, Рэй. Но можешь рассказать еще раз.
В болотистом иле извивались змеи, с широких листьев, словно мохнатые парашютисты, осыпались тарантулы. Это был тяжелейший первый день среди всех моих ультрамарафонов.
Наконец мы замолчали и лежали, прислушиваясь к симфонии тропических звуков. Некоторые из бегунов уже громко храпели, как бы соревнуясь с обезьянами-ревунами, кто громче проревет.
Через некоторое время Рэй спросил комически громким шепотом:
– Ты не спишь?
– Нет.
– Я тут подумал.
– Да?
– Интересно, кто-нибудь пробегал через пустыню Сахару?
– Через всю пустыню?
– Да, через всю. Пересекал ее.
– Ну, вроде бы нет.
– Да, вроде бы нет.
Было бы здорово. Просто великолепно. Пробежать через Сахару.
На следующий день предстояло бежать самый длинный этап, на котором, скорее всего, и должен был определиться победитель. Я немного отстал по общему времени, но думал, что по джунглям бегу лучше всех, и не сомневался в том, что одержу победу. Но вместо того чтобы представлять свою победу, закрывая глаза, я видел пустыню: ярко-синее небо и песок. И горизонт, уходящий вдаль и манивший за собой. «Было бы здорово, – думал я, погружаясь в сон. – Просто великолепно. Пробежать через Сахару».
