Глава 5
В промежутке между хаосом и формой был еще один шанс.
Джанет Уинтерсон, «Мир и другие места. Рассказы»
За три года после моего откровения в Уичито я принял участие в марафонах в Джексонвилле, Де-Мойне, Пайкс-Пике, Далласе, Калгари, Гвадалахаре, Монтерее, Канкуне, Мауи, Гонолулу – и это неполный список. Я праздновал День благодарения во время марафона в Атланте; карнавал Марди-Гра на марафоне в Новом Орлеане, День святого Патрика на марафоне Шемрок в Вирджинии-бич, День патриотов в Бостоне. Если поблизости от того места, где прошел град и где требовались мои услуги, намечалось какое-то мероприятие, я обязательно в нем участвовал. И я оставался трезвым. В каждом забеге я заставлял себя держаться подальше от палаток с пивом, обычно стоявших на финише, и возвращался в свой номер, чтобы принять душ, переодеться и отправиться на собрание «Анонимных алкоголиков». Конечно, приходилось нелегко, но это была необходимая строгость к себе.
Дома я преодолевал милю за милей по широким тропам вдоль реки Чаттахучи или по одинокой трассе, проходившей по холмам над ней. Иногда я приезжал в парк Стоун-Маунтин и бегал сначала вокруг горы, а потом поднимался по крутой тропе на голую вершину. Пробежки помогали мне – а возможно и Пэм – сохранять здравомыслие.
Всякий раз я старался выкладываться на полную катушку. Я стремился к полному истощению сил, иначе начинал испытывать беспокойство. Я ничего не знал об ускорении, об анаэробном пороге, о периодических подъемах с передышками или о снижении нагрузок. В моем лексиконе не было слов «регулирование ритма». И мои результаты говорили об этой неосведомленности. Я выжимал из себя все в первые три четверти дистанции, а на последних милях ломался. Я чувствовал себя беспомощным – на меня словно налетал поезд усталости: горение мышц от молочной кислоты, свинцовые ноги, замедленные движения.
Преодолевая милю за милей, я стремился к полному истощению сил, иначе начинал испытывать беспокойство.
Чем чаще я бегал, тем больше меня заботили мои показатели. Я стал стремиться к тому, чтобы пробежать марафон менее чем за три часа. Я почти подошел к этому пределу, но всякий раз пересекал финишную линию на несколько минут позже. Особенно меня разочаровал марафон в Сан-Диего. Когда Пэм с Бреттом подошли поздравить меня, я думал лишь о том, что пробежал его за 3:01. Три часа и одна минута. Невероятно. Они радовались, а я кипел от негодования.
– Ветер дул в лицо, – сказал я. – Да еще этот огромный волдырь на пятке…
Бретт попросился мне на плечи, и я поднял его, продолжая сетовать на различные обстоятельства, помешавшие мне выполнить поставленную задачу.
Бретт похлопал меня по голове:
– Папа…
– Если бы я не стартовал ближе к концу группы…
– Папа!
– Надо было мне…
– Папа. Папа!
– Что такое? – спросил я строго.
– Папа, а тебе было весело?
– Весело? Ну да, я замечательно провел время.
Я сказал то, что он ожидал услышать. Но я знал, что это не так.
Я размышлял над словами Бретта, когда принимал душ, и еще позже, когда не мог заснуть. Может, я действительно что-то делаю не так? Я бегал как заведенный, будто выполняя обязанность, без мыслей и желания и уж точно без веселья. Я бегал, когда болел, и бегал после травм, как это бывало почти всегда. Бегал после двенадцати часов тяжелого физического труда – ремонта вмятин от града. В дождь и холод, в жару и при повышенной влажности, и все как бы для того, чтобы поставить себе галочку в этот день. Меня ужасала сама мысль о том, что можно пропустить тренировку. Если я позволю себе послабление, не означает ли это, что я не слишком серьезно отношусь и к своей трезвости? Не значит ли это, что моя сила воли дала трещину?
Я бегал как заведенный, будто выполняя обязанность, без мыслей и желания.
Но такой подход не работал. Мне нужно было найти удовольствие и вознаграждение в самом беге. Нужно было понять, какие приятные ощущения доставляет мне бег во время самого бега, а не после него. Настала пора внести поправки и разработать новый план – прислушаться к своему телу. Я начал чередовать легкие пробежки с трудными. Примерно рассчитал, на какой скорости смогу хорошо пробежать ту или иную дистанцию, и придерживался ее. Я даже позволил себе выходные. Перестал заботиться о том, преодолею ли трехчасовую отметку или нет. Если получится, то получится. Я и так извел себя, пытаясь покорить эту «высоту». Кроме того, у меня возникли и другие, более важные заботы. 29 ноября 1994 года на свет появился Кевин Энгл, спокойный и любопытный парень с самого рождения. Теперь у меня было двое сыновей, успешный бизнес, счастливая жена и более двух лет трезвой жизни.
Трехчасовой барьер я все же преодолел, хотя для этого и потребовалось более года. В октябре 1995 года я пробежал марафон Твин-Ситиз в Сент-Поле за 2:59:02 и тем самым прошел квалификационный отбор для сотого Бостонского марафона – мероприятия, принять участие в котором я мечтал. С тех пор я преодолевал этот барьер почти всякий раз. Я и в самом деле нашел нужный темп – благодаря тому, что позволил себе немного расслабиться.
Через несколько недель после забега Твин-Ситиз мне позвонил менеджер автоаукциона из Брисбена в Австралии. На его обширный парк машин обрушился сильный град, и он хотел нанять меня для ремонта. В конце ноября 1995 года, перед тем как Кевину исполнился год, мы с моей командой сели в самолет и отправились в лето.
Такой подход не работал. Мне нужно было найти удовольствие и вознаграждение в самом беге.
На месте я сразу же нашел группу «Анонимных алкоголиков», а также начал тренироваться с бегунами, встречавшимися ежедневно в спортивном магазине. Однажды на доске магазина я заметил объявление, в котором говорилось о забеге по лесу на 5 километров. Звучало заманчиво – возможность побывать на природе, получить дополнительную футболку в свою коллекцию, посмотреть достопримечательности после забега и, возможно, даже впервые увидеть живьем кенгуру. Я оторвал полоску с указанием, как туда добраться, и сделал пометку в календаре.
В день забега я встал рано, чтобы за два часа доехать до Нананго. Мне казалось, что семь утра уж слишком требовательно для забега «ради развлечения», но вдруг у австралийцев так принято. Я не был против. Над сухими лугами с низкими кустами занимался рассвет. Я ехал по прославленной стране кенгуру и внимательно рассматривал все по обе стороны. Ни одного животного. Наверное, они еще спят.
И тут я увидел одного – прямо перед собой. Я нажал на тормоз, но слишком поздно. Раздался глухой удар. Остановившись, я включил аварийные фары и вышел, ожидая увидеть покалеченное сумчатое. И обнаружил слегка ошарашенного, но во всех других отношениях совершенно нетронутого кенгуру, взирающего на меня с укоризной.
Я извинился спокойным, как казалось мне, тоном и шагнул к нему. Он запаниковал, и я шагнул назад. Услышав шум в кустах, я оглянулся и увидел с десяток кенгуру, пересекавших дорогу. В свете мигающих фар они походили на танцующих диско инопланетян. Проследив за тем, как они прыгают вдаль, я обернулся к своей жертве. Кенгуру исчез.
Успокоившись, я продолжил свою поездку по государственному лесу Восточного Нананго. Оставив машину на парковке, я подошел к столу для регистрации.
Миловидная блондинка протянула мне номер, но футболку не дала.
– Футболки получают только те, кто добегает до финиша.
Я отошел, посмеиваясь про себя. «Те, кто добегает до финиша» – как будто я не могу пробежать пять километров. Я положил свой рюкзак рядом с кучей других рюкзаков и сумок и, прикрепляя номер к майке, рассматривал участников. Они не походили на привычных мне худых и жилистых бегунов. У некоторых мужчин были собранные в хвост длинные волосы, а некоторые женщины были подстрижены под ежик. У кого-то явно был лишний вес. Я услышал разговор двух парней, разминавшихся неподалеку от меня.
– Будет жарко, – сказал один.
– Даже не знаю, закончу ли до наступления темноты. Но попробовать можно, – ответил его товарищ.
Я мысленно усмехнулся. Эти двое беспокоятся о том, чтобы пробежать пять километров?
– Ну как, бегал когда-нибудь на пятьдесят два километра, дружище? – обратился один из них ко мне.
Лицо у меня покраснело. «Пятьдесят два километра»? Ого! Я что-то пробормотал в ответ, сделал пару взмахов и отошел, как бы между прочим. Вернувшись к девушке за столом, я попросил у нее карту трассы. Она протянула мне флаер. Мое внимание тут же приковал заголовок: «Забег по лесу Нананго 52 км». Я-то думал, что марафон – это наибольшая дистанция. Неужели люди в самом деле бегают на дистанции больше 42 километров? И если да, то для чего?
Я прикинул, какие у меня есть варианты. Я мог вернуться к машине и уехать. Никто бы не узнал. Но я ведь специально приехал сюда, едва не сбив австралийского «Бемби», невинного кенгуру, да еще и оплатил участие в забеге. Я снова изучил карту. Трасса состояла из трех кругов длиной примерно по 17 километров. «Ну ладно, была не была, пробегу один круг, и это будет моей сегодняшней тренировкой. Крутую футболку не получу, но, по крайней мере, будет что рассказать».
По громкоговорителю объявили о том, что пора собираться на старте.
Неужели люди в самом деле бегают на дистанции больше 42 километров? И если да, то для чего?
Пять минут спустя вся группа неровно бежала по трассе, и я вместе со всеми. Не было никакого стартового выстрела, даже просто громкого крика, но мы тронулись с места. Трасса шла по красной грунтовой дороге, а потом перешла в узкую тропу, поднимавшуюся по холму среди перистых араукарий, покрытых лентами серо-зеленого мха. Мы пересекли гребень холма и устремились вниз, в заросли гигантских папоротников. Пение экзотических птиц, которых я никогда раньше не слышал, говорило о том, что я нахожусь далеко от дома. Потом мы снова ускорили бег. Моя майка пропиталась потом, дыхание участилось. Так повторялось более часа: долгие подъемы, не щадящие коленей спуски, относительный отдых под покровом широколиственных деревьев, а затем снова бег на открытой местности.
Наконец я поднялся на вершину длинного холма и увидел вдалеке стартово-финишную линию и растянувшихся от меня к ней бегунов. Я почти закончил первый круг. Я буду завтракать под кондиционером, пока все эти люди будут надрываться в лесу. По громкоговорителю объявляли имена и города, из которых прибыл каждый из участников.
– А вот и Чарли Энгл. Бог ты мой! Не думал, что янки бегают так быстро.
Ну здорово. Теперь я представлял всю Америку. Это плохо, если я хочу сойти с дистанции. Пробежав под растяжкой, я остановился, чтобы съесть печенье и выпить воды. Можно было расслабиться. Я смотрел, как мимо меня пробегают один бегун за другим, хватают немного еды, пьют и движутся дальше. Среди них была молодая женщина, возможно, лет девятнадцати-двадцати, которая сильно прихрамывала. Из покрытых грязью царапин на коленях стекали струйки крови. Я подумал, что на этом забег для нее закончен. Но она не остановилась – просто улыбнулась и побежала дальше. Может, кто-то должен остановить ее, снять с дистанции? Вдруг она бредит?
– Ну что, набегались? – спросил кто-то рядом со мной.
Это была девушка с регистрации.
– Небольшой перерыв, – сказал я, прожевывая печенье.
– Удачи.
Когда она с воодушевлением посмотрела на меня, я подумал, что нужно немного пробежаться хотя бы для вида. Я бы мог начать второй круг, потом подбежать к своей машине и уехать. Не о чем беспокоиться, дружище.
Вернувшись на трассу, я смущенно помахал зрителям, приветствовавшим меня. У стоянки я обернулся. Идеально – никто не смотрит. Но направившись к машине, я вспомнил, что оставил рюкзак с ключами у кучи других рюкзаков, которая находилась прямо у ног комментаторов. И что теперь? Я бы мог притвориться, что получил травму, и, хромая, взять рюкзак, вызвав незаслуженную симпатию. Можно было признаться, что я не рассчитывал на такую дистанцию. А можно было просто побежать дальше и посмотреть, что из этого выйдет.
Эта боль убеждала меня продолжать. Почувствуй боль, поприветствуй ее, воспользуйся ею, преодолей.
Приближаясь к старту/финишу во второй раз, я снова услышал голос комментатора:
– А вот и янки. Приближается янки! Неплохо держится. Этот участник настроен серьезно. Он, может, еще и победит!
Я пробежал мимо толпы ликующих зрителей и помахал им рукой. Я пробежал 33 километра – больше, чем предполагал, когда выходил утром из машины. Я обгорел на солнце, кожа покрылась волдырями, в горле пересохло, усталость охватывала все тело. Но я держался. Тридцать семь, сорок один, сорок три километра – для меня это была новая, неизведанная территория. Теперь с каждым шагом я удалялся от своих прежних рекордов. Да, я испытывал боль, но это была не та знакомая боль, которая умоляла меня остановиться. Эта боль убеждала меня продолжать. Почувствуй боль, поприветствуй ее, воспользуйся ею, преодолей.
Вскоре после полудня, под жгучим квинслендским солнцем, я пересек финишную линию. Кто-то накинул на мою шею ленту и похлопал по спине. Я выиграл забег для мужчин, пробежав 52 километра за 5 часов, 3 минуты и 10 секунд по холмистой трассе без особой подготовки. Меня это потрясло, как потрясло и то, насколько хорошо я себя чувствовал после всех этих километров. Я бы никогда не стал участвовать в забеге, если бы знал его дистанцию. «Иногда вселенная заставляет тебя сделать то, на что сам ты никогда бы не отважился», – вспомнил я высказывание из «Анонимных алкоголиков». И еще я задавал себе вопрос: «Как далеко я смогу пробежать?»