Когда министры потянулись к выходу, на плечи Хэсины обрушился вес решения, которое она приняла.

У нее не оставалось выбора. Они пришли к неразрешимому противоречию. Ее идеалы столкнулись с убеждениями людей, и теперь одной стороне нужно было уступить, чтобы избежать новых жертв. Однако мысль о том, что ей предстояло сделать, душила ее. Лишь когда Цайянь довел ее до лазарета и развернулся, чтобы уйти, Хэсина поняла, что за всю дорогу он не сказал ей ни слова.

– Подожди.

Она схватила Цайяня за правую руку, и он поморщился. Хэсина застыла. Он попытался вырваться, но не успел. Она приподняла его рукав и вздрогнула при виде его кожи – вздувшейся, покрытой черными и фиолетовыми синяками и красными пятнами. Как будто что-то тяжелое упало на него и раздробило ему кость.

Цайянь зашелся лающим кашлем, и она отпустила его руку. Все его тело тряслось, и ему пришлось схватиться за резное изголовье кровати, чтобы не упасть.

Вот почему Цайянь казался таким напряженным во время собрания. Вот почему не приходил к ней все это время. Вот почему хотел быстрее сбежать.

Причина скрывалась в его израненной руке.

– Посмотри на меня, – прошептала она.

Цайянь пригладил рукав. Поправил парчовую манжету. Хэсина уже хотела повторить свой приказ, когда он, наконец, поднял голову.

– Ты ведь был там, да? – прошептала она. – Сразу после взрыва?

Цайянь молчал.

Видимо, он прибежал одним из первых. Он дышал дымом и пеплом, стараясь спасти ее в то время, как вокруг него рушились стены тюрьмы.

Он подверг себя опасности.

Голос Хэсины дрожал, и она ничего не могла с этим сделать.

– Как ты узнал…

– Вы обещали, что не будете ставить свое правление под угрозу.

Ее передернуло от боли, но она взяла себя в руки.

– Ты не должен был рисковать собой. Не должен был действовать в одиночку.

– Вы не должны были приходить туда. – Слова Цайяня опускались на нее ударами плети. – Вы могли погибнуть.

Она потрясенно молчала. Цайянь зашагал к узорчатым створкам двери.

– Я донес вас до середины аркады, оставил там и позвал стражей. Если бы вас нашли у камеры пророка, которая от взрыва разлетелась на кусочки, как бы вы это объяснили?

Хэсина не могла злиться на него. Она слишком живо представила себе, что произошло. Цайянь мгновенно понял, как подозрительно выглядит место взрыва, и вынес оттуда ее и Санцзиня. Он всегда думал наперед, даже перед лицом опасности.

– Позволь мне позвать придворную врачевательницу, – проговорила она, чувствуя, как сжимается горло.

– В этом нет необходимости.

– Пожалуйста. – Дышать становилось все труднее и труднее. Сейчас Хэсина не видела руку Цайяня, но перед ее глазами появился бугристый рубец, который тянулся от его левого плеча, – белый, словно лед, которым был покрыт пруд тем зимним утром. Санцзиню только что исполнилось семь лет. Он заманил Цайяня на середину пруда, надеясь, что лед проломится и его соперник изрядно напугается, упав в воду. Но он не мог представить себе, что осколки льда вопьются в кожу Цайяня, словно ножи, или что Хэсина прыгнет в воду спасать брата.

Глупая шутка, которая обернулась бедой. Десятки извинений, которые она так и не приняла. Весной лед на пруду растаял, но его осколки проникли в сердца Хэсины и Санцзиня, и трещина, которая уже тогда разделяла их, стала еще шире.

– Пожалуйста, – с мольбой в голосе повторила Хэсина, когда Цайянь промолчал. Зная о его боли, она острее чувствовала свою собственную.

– Я позабочусь об этом сам. – Он снова повернулся к двери. – Вам нужно отдыхать, миледи.

– Подожди.

Он остановился, положив ладонь на ручку.

Хэсина знала, что несправедливо требовать от него чего-то еще, но ей нужно было узнать его мнение.

– Сегодня я приняла верное решение?

– Да.

– Почему же мне так не кажется?

Несколько мгновений Цайянь ничего не говорил.

– Существует одна легенда. О мальчике по имени И-доу.

– Расскажешь мне?

– Вам правда нужно отдыхать, миледи.

– Всего одну легенду.

Хэсина ожидала, что он сядет на кровать рядом с ней, но он остался стоять у дверей, и расстояние между ними казалось таким же огромным, как в тот зимний день, когда она бежала по льду, чтобы спасти его.

– Мальчик по имени И-доу заблудился в Эбэйских горах, – начал Цайянь. – У него закончилась еда, к тому же на землю начал ложиться снег, так что он приготовился к смерти. Вдруг перед ним появился волк. Мальчик мог попытаться убежать, но он знал, что у него не хватит на это сил. Поэтому он взял нож и отрезал себе палец, а потом скормил его волку. Затем отрезал еще один. Так он выкладывал тропинку из собственной плоти, отдавая волку то, чего он желал, и вместе с тем увлекая зверя все дальше и дальше по ледяной дорожке.

– А что было потом? – спросила она тихим голосом, затаив дыхание.

– Он выжил, – коротко сказал Цайянь. – Он дал волку часть того, чего тот хотел, и ему не пришлось жертвовать своей жизнью. Завтра вы сделаете то же самое. Возможно, это причинит вам боль, но другого способа нет. – Его голос смягчился. – Мы с Лилиан будем на террасах вместе с вами.

– Мне кажется, или вы тут обо мне говорите?

Магия легенды разрушилась. В комнату вошла Лилиан с ворохом ярких шелковых рюцюней в руках.

– Одна маленькая птичка напела мне, что завтра у тебя важный выход в свет. Я здесь, чтобы одеть тебя. Что? – спросила она, когда Хэсина нахмурилась. – Королева должна зачитывать указы красиво.

– Мне кажется, ты что-то похожее говорила про переговоры. – Хэсина помнила, чем они закончились.

– Я уверена, что мой наряд спас тебе жизнь. – Лилиан обернулась к Цайяню. – А теперь кыш. Кстати, у тебя на носу чернила. Но не переживай, это не портит твое лицо. Оно по-прежнему так и говорит: «Я навсегда останусь холостяком».

Цайянь поклонился.

– Увидимся завтра, миледи.

– Пожалуйста, сходи к…

Створки двери захлопнулись за его спиной.

– …врачевательнице.

Лилиан положила рюцюни на соседнюю кровать.

– Как твоя спина?

– Хорошо, – пробормотала Хэсина.

– Ты как-то печально это говоришь.

– Он недоволен мной.

– Наш дуралей? С каких это пор?

С того момента, как Хэсина начала оказываться в эпицентре взрывов.

– Он плохо воспринял то, что со мной произошло.

Хэсина взялась за ниточку, которая торчала из шелкового одеяла. Конечно, не она вложила бомбы в руки Одноглазого, но взорвались они из-за нее. Из-за нее погибла Мэй, а братья Хэсины получили ранения.

– Ты думаешь, я восприняла это хорошо? Все мы прячемся внутри себя, На-На. Особенно ты.

– Что же я прячу?

– Ложь. Долг. Вещи, которые, как тебе кажется, ты должна делать и любить, но которые ты на самом деле ненавидишь. В глубине души ты убеждена, что ради народа ты обязана стать лучшей версией себя, но на самом деле ты этому миру ничего не должна.

Хэсина вытащила ниточку, распустив перо вышитого феникса. Лилиан было легко говорить. Королевство рассыпалось на части как раз по той причине, что лучшая версия Хэсины не пришла и не спасла положение.

– Я ведь королева.

– Еще не поздно сбежать. Я сейчас не шучу. Мы можем отправиться в Нинг.

– И замерзнуть до смерти?

– Там такие горячие мужчины, что ты и не заметишь холода, – проговорила Лилиан, многозначительно изогнув бровь. – К тому же я слышала, там можно найти сапфиры размером с твой кулак.

– Ся Чжуну бы понравилось. – Хэсина наконец дала ему войну, которую он так желал. Пока она выбирает наряды, министр наверняка устраивает праздничный пир.

– Ладно, забудь про Нинг. – Лилиан постучала пальцем по губам. – Мы можем поехать куда скажешь и заняться там чем угодно. Например, почему бы не отправиться на Баолиньские острова и не покататься на змеях? Или можно погреться в плавучих горячих источниках на архипелаге Аоши. – Она наклонилась поближе к Хэсине. В ее карих глазах сияла надежда. – Если бы я тебя попросила, ты бы поехала со мной?

«Да, – отчаянно хотелось сказать Хэсине. – Гори огнем это королевство. Пусть люди убивают друг друга. Я не хочу иметь с ними ничего общего». Но если она откажется от трона, кто займет его вместо нее? Санцзинь? Он был следующим по очередности наследования, но подходил на эту роль не лучше нее самой.

– Не могу, – прошептала она.

Ей приходилось говорить Лилиан «нет» бессчетное количество раз – например, когда та предлагала разыграть придворного портного или прогулять урок. Но сейчас все было иначе. В воздухе зависло молчание. Улыбка сошла с губ Лилиан, но тут же расцвела снова. Она указала на наряды.

– Ну что, приступим?

Сократить число вариантов оказалось легче, чем казалось Хэсине. Ее требованиям (никакой неподобающей вышивки и никаких ярких цветов) соответствовали лишь три рюцюня из двенадцати.

Один из них был сшит из коричневато-серого шелка. От манжет по рукавам расходились золотистые солнечные лучи. Волнистый край подола украшали светло-голубые облака.

– Скучно! – провозгласила Лилиан, заметив, что Хэсина смотрит на него, но все равно выложила подходящий пояс и парчовую накидку биси. Потом добавила к ним шифоновую шаль, которая была выкрашена в два переходящих друг в друга цвета и напоминала туман. Наконец она предложила дополнить наряд мантией, отороченной норковым мехом, и золотым гребнем для волос.

Хэсина взяла гребень в руку. На нем были вырезаны змеи, их чешуйчатые тела обвивали гряду облаков. Темно-коричневые капельки яшмы, заменявшие им глаза, напомнили Хэсине о глазах Мэй. Гребень в ее ладони как будто потяжелел, и она положила его на кровать.

– Лилиан.

– Ммм?

– Завтра внимание всего города будет приковано к делегации. Я бы хотела, чтобы ты в это время сходила в пещеру. Возьми с собой несколько палочек черного пороха и найди проход, заложенный камнями. Он выходит за городскую стену.

Хэсина рассчитывала, что это так, учитывая правду о личности отца. Одиннадцать героев действительно преодолели городскую стену, но они не пробивали в ней брешь. Они прошли по подземным тоннелям.

– Подорви камни, – продолжила Хэсина, – и выведи родителей Мэй и остальных пророков из города, прежде чем я зачитаю указ.

Прежде, чем станет слишком поздно, если я потерплю неудачу.

– Ты сможешь сделать это для меня?

Лилиан взяла ее за руки.

– Конечно, На-На.

Хэсина благодарно сжала ладони Лилиан. Потом она перевела взгляд за плечо сестры, на пустые кровати лазарета.

«Ты прячешься», – сказала ей Лилиан, но Хэсина не хотела этого делать. С Лилиан она хотела быть собой. Настоящей собой.

– Мне страшно, – призналась она. – Если я дам волку кусочек того, чего он желает, не раззадорит ли это его аппетит?

– О чем это ты?

– Об одной легенде.

– А, это та жуткая история?

– Про мальчика по имени И-доу. Ты ее знаешь?

– «И-доу, И-доу, пусть не дрогнет рука, отрежешь палец – убьешь врага».

– Постой. Он убил волка?

– И съел его. Иначе как бы он выжил и рассказал эту историю другим? – спросила Лилиан. Хэсина почувствовала, что бледнеет. – Но это, конечно, просто глупая легенда. Мы рассказывали ее друг другу, когда стоял жуткий холод и у нас в животах ничего не было. Но сейчас в нашем распоряжении все булочки, какие только есть в мире. Зачем думать о волчьем мясе?

Действительно.

Но за Хэсиной гнался не волк. Ее преследовал людской страх. Либо она найдет способ, как управлять им, либо он станет управлять ей. В любом случае прольется кровь.

Остаток дня пронесся как один миг. Министры второпях готовились к предстоящему событию. Писари строчили без передышки, а посыльные носились по городу, развешивая листовки, в которых указывались время и место оглашения королевского указа. Пажи один за другим вбегали в двери лазарета, принося Хэсине бумаги с набросками маршрута, информацией об охране, которая должна была ее сопровождать, и прогнозами погоды.

Среди этого хаоса к ней заглянул Санцзинь – чтобы попрощаться. Он был одет в дорожную одежду и держал под мышкой бронзовый шлем. Хэсина едва не попросила его отправить на границу вместо себя какого-нибудь военачальника, но все-таки проглотила эти слова.

Он все равно догадался, что она хотела сказать.

– Здесь от меня не будет пользы.

– Откуда ты знаешь? А что, если мне понадобится кого-нибудь казнить? – спросила Хэсина и подумала, что брат сейчас ответит: «Обратись к своему слуге».

Но он сказал:

– Мое место на поле боя. Помнишь мое обещание?

Как она могла забыть? Давным-давно, еще до происшествия на пруду, они по ночам тайком выбегали во двор, чтобы сразиться на деревянных мечах. Устав, они падали в траву и смотрели на яркие звезды, сиявшие над их головами. Тогда Санцзинь поворачивался к ней и говорил: «Когда ты станешь королевой, я буду твоим генералом – лучшим за всю историю нашей страны».

Теперь же он сказал:

– Я держу слово.

Потом брат бросил ей какую-то вещь.

Это была печать с собакольвом. Хэсина с трудом поймала ее, а потом едва не уронила.

– Я не хочу забирать ее у тебя. – Она попыталась отдать ее Санцзиню. – Она твоя.

– Оставь ее себе, – отозвался Санцзинь. – И не заходи больше в мои комнаты.

Он прикрывался этой показной дерзостью, словно щитом. Но Хэсина смотрела сквозь нее и видела мальчика, душевные раны которого до сих пор кровоточат.

Она взяла Санцзиня за запястье, вложила печать ему в ладонь и сжала ее.

– Если ты не хочешь что-то отпускать, это не значит, что ты слаб.

Улыбка сошла с губ ее брата, и его кадык дернулся. Санцзинь повернулся к двери.

– Цзинь.

Брат посмотрел на нее.

Хэсина не могла подобрать правильных слов. Видимо, они могли существовать только в ее мыслях или на бумаге.

– Береги себя.

Он медленно моргнул и хрипло проговорил:

– Не беспокойся. Что бы со мной ни случилось, я вряд ли окажусь в худшем положении, чем ты.

Хэсина театрально поморщилась.

– Ты меня убиваешь.

– Ты сама себя убиваешь. – Его голос дрогнул, и у Хэсины сжалось сердце. Сквозь промасленную бумагу, закрывающую окно, она наблюдала, как тень брата скрывается из вида.

Сколько времени он проведет вдали от дома на этот раз? Три месяца? Шесть? Или больше? Дни, когда все было просто и понятно, безвозвратно ушли в прошлое; теперь один-единственный неверный шаг с их стороны мог повергнуть Янь в новые и новые глубины войны.

Наступила ночь. Когда ученики зажгли свечи и наполнили жаровни свежими углями, позолоченные черепашки и мандаринки на потолке замерцали и как будто ожили. Придворная врачевательница осмотрела спину Хэсины и, провозгласив, что кожа полностью стянулась, сняла повязки, чтобы рана могла дышать. Когда женщина ушла, Хэсина приступила к задаче, которую оставила напоследок. Она развернула шелковый свиток, предназначавшийся специально для указов, коснулась его кисточкой и начала писать.

Ее почерк потерял твердость.

Штрихи, оставшиеся на бумаге, истекали кровью.

Она сделала это. Указ был написан. В тот момент, когда она запечатывала свиток из желтого шелка, в лазарет зашел старший паж.

– Министр Ся устроил в Северном дворце праздничный пир.

Отлично. Хэсина с горькой иронией подумала, что теперь может предсказывать будущее так же точно, как и пророки. Она подняла печать. На свитке остались яркие символы. Ни один штрих ее имени не размазался, и в каждом из них горели смелость и беспощадность. Хэсина отложила указ в сторону, ожидая, пока он высохнет.

– Скажи своим людям, чтобы прекратили наблюдение. – Ся Чжун получил то, чего хотел. Не было смысла продолжать следить за ним из-за одной только неприязни. Эта мысль была разумной – в отличие от слов, которые она произнесла в следующую секунду. – Пусть теперь наблюдают за Янь Цайянем.

– Будет сделано, дянься.

«Просто я беспокоюсь за него», – сказала себе Хэсина. Она заботилась о его благополучии, равно как и о благополучии некоей вдовы короля.

– Моя мать. Она ничего не ответила?

– От вдовы короля не приходило известий.

– Понятно. – Хэсина потерла виски. У нее не было сил не то что бы на злость – даже на разочарование. Она призывала мать вернуться до полнолуния; этот срок уже наступил и прошел. Но, с другой стороны, даже если бы та приехала, что Хэсина могла у нее спросить? «Ты знала, что отец – Первый из Одиннадцати? Знала, что вышла замуж за человека, родившегося еще до прихода новой эпохи?» Хэсина не могла отправить в горы отряд стражей только ради того, чтобы получить ответы на такие простые вопросы. И хотя отравитель оставался ненайденным, она не могла заявить, что подозревает мать в смерти отца, и устроить обыск. Правда уже не поможет остановить хаос. Правда не даст ей власть, в которой она так отчаянно нуждалась.

– Дянься?

Хэсина прижалась затылком к изголовью кровати. Как бы она хотела, чтобы можно было просидеть так всю жизнь.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросил ее паж.

Да. Все не так.

– Нет. У меня больше нет поручений на сегодня.

А потом Хэсина опустила голову на подушку, потому что та была слишком тяжелой, и она не могла ее удержать.

Она, спотыкаясь, спускалась по крутому горному склону. Ее босые стопы были изранены и оставляли кровавый след на снегу. Ее уши онемели от ветра, который завывал так громко, что почти что заглушал звериный рык.

Она повернулась на месте. Зверь показался из-за скал. Он приближался, и она видела, как выпирают его лопатки, как поднимаются его ребра, пока он вдыхает запах ее обжигающе горячего страха.

Замерзшими пальцами она нащупала нож.

«Убей его», – призывал ее голос, звучавший у нее в голове.

«Убей его, или он убьет тебя».

Она достала нож, и волк застыл. Его задние лапы опустились на снег. Он сел и заговорил, приподняв черную губу и обнажив зубы.

Он заговорил.

– Привет.

Хэсина проснулась и увидела, что на нее смотрят бледно-серые глаза.

Она подскочила и ударилась головой обо что-то твердое. Ее глаза заслезились, но, несмотря на это, она разглядела стройного человека в ханьфу пепельного цвета, чьи волосы – тоже пепельные, только немного темнее, – были собраны в хвост.

– Акира? Сколько сейчас времени?

– Еще очень рано. Либо очень поздно.

– Что ты тут делаешь?

Он потер висок.

– Насколько я понял, пробуждаю вас от кошмара.

– Я имею в виду, что ты делаешь тут? – Хэсина обвела рукой лазарет, а потом покраснела, как будто он мог прочитать ее мысли и узнать, как долго она ждала, что он зайдет в эти двери.

Он сел на пол и положил на ее кровать керамическую баночку.

– Я хотел принести вам это. Еще давно. Но понадобилось несколько попыток, чтобы все правильно сделать.

Либо она еще до конца не проснулась, либо его речь была бессвязнее обычного. Она не понимала, что он пытался сказать.

– Что это?

– Мазь. – Он потер рукой затылок, наблюдая за тем, как она открывает крышку. – По крайней мере, так задумывалось. Я давно не практиковался.

Содержимое баночки напоминало мазь. Что было уже неплохо, потому что прут Акиры на флейту по-прежнему не походил.

Какой странный подарок.

– Эм, спасибо?

– Это для вашей спины.

– Аа.

– Вам, наверное, стоит попробовать ее…

Хэсина повернулась к нему спиной и развязала пояс нижней рубашки.

– …попозже, – закончил Акира.

– Просто закрой глаза. – Она верила, что следующим утром сумеет заставить свой голос звучать твердо, а вот спина могла ее подвести. Чтобы не допустить этого, она была готова сделать что угодно, даже обнажить свои уродливые ожоги и испытать мазь Акиры.

Пока Хэсина намазывала нижнюю часть спины, боль была терпимой. Но стоило ей потянуться выше и напрячь мышцы, как шрамы загорелись огнем.

– Дайте мне. – Хэсина почувствовала прикосновение. Ее взгляд метнулся к лицу Акиры, но он забирал баночку из ее ладоней, не открывая глаз. – Вы можете направлять меня.

С практической точки зрения этот план показался ей разумным.

– Хорошо, – сорвалось с ее губ.

Она позволила Акире помочь, потому что он мог справиться с этой задачей быстрее и лучше нее – и стесняться было совершенно нечего! «Нет, левее, там, где большой шрам. Да, вот тут!»

– Вообще-то…

От его прикосновения мысли одна за другой исчезали из ее головы. Воздух в ее легких словно затвердел, и ей было нечем дышать. Мурашки побежали у нее по пояснице, плечам и даже – благие герои! – по коленям.

– Да? – Его палец замер между лопаток Хэсины, и все ее существо как будто перенеслось в эту точку, которую она никогда раньше не замечала.

Хэсина закусила губу.

– Вообще-то, я… я не знала, что грабители занимаются изготовлением мазей.

Несколько мгновений Акира ничего не говорил.

– На самом деле я не грабитель.

Его слова не стали для Хэсины сюрпризом, но она не могла ему об этом сказать. Не могла признаться, что все это время выдумывала историю его жизни.

– А что же твой друг? Который украл слишком много?

– Мой друг. – Пальцы Акиры переместились к ее позвоночнику, и ее сердце забилось в два раза быстрее. – Это я сам.

Его голос звучал напряженно, как будто он совершенно не хотел об этом говорить. Но Хэсина продолжила, подыгрывая ему.

– Что же ты украл?

Он медленно поднял руку.

– Человеческие жизни.

Акира заговорил о своем прошлом – это было все равно как если бы солнце село на востоке. Акира оказался убийцей. Сочиняя свою маленькую глупую историю о нем, она угадала правду.

Она сидела на кровати рядом с убийцей.

Она попыталась откашляться.

Ничего не изменилось, убеждала себя она. Он оставался Акирой, ее представителем.

Он добавил, что его специальностью были яды. Сейчас это казалось таким очевидным. Он хорошо разбирался в них, обладал относительным иммунитетом, мог делать противоядия, – а как оказалось теперь, еще и мази. Но Хэсину интересовало другое:

– Почему ты рассказываешь мне об этом?

Акира затих.

Она обернулась, не забыв запахнуть воротник, и посмотрела на него. Он открыл глаза и поднял взгляд на потолок.

– У меня никогда не было возможности кому-нибудь об этом рассказать, – проговорил он, рассматривая мешочки с женьшенем. – Люди умирали, принимая меня за человека, которым я не являлся.

Акира перевел взгляд на нее, и Хэсина прочитала в нем все, что он не мог сказать. Страх – я боялся, что ты умрешь. Мрачную решительность – я должен был тебе рассказать. Печаль – даже если теперь я потеряю тебя.

– Хорошо, – выговорила Хэсина, чувствуя себя такой же уязвимой, каким сейчас был Акира.

– Хорошо?

– Да. Хорошо.

Его взгляд стал жестче.

– Я убивал людей.

– Я знаю. – Ну, то есть теперь она знала это наверняка.

– Знатных людей. Крестьян. Детей. Стариков. Я убивал их, просто потому что мог.

– Я в это не верю.

Уголки его губ дернулись вверх, и он грустно улыбнулся.

– Вы не хотите в это верить. Но это правда.

– А как же чудовища, которые бродят в ночи?

– Чудовище – это я сам.

– А как же призраки, которые до сих пор преследуют тебя? – настаивала Хэсина. – Если бы ты и правда был чудовищем, думаешь, тебя бы все еще мучили кошмары о твоем прошлом?

Акира замолчал, на этот раз надолго.

– Вы должны бояться меня.

«Боитесь ли вы?» – спросили его глаза.

Хэсину пугали люди. Она пугала саму себя. Но Акира? Она взглянула на него, охватив взглядом все маленькие изъяны: крохотный шрам, пересекающий правую бровь, небольшой рубец над верхней губой, голубоватую венку, просвечивающуюся под левым глазом, на который падала его челка.

Она дала ему ответ – коснувшись воротника его ханьфу и встав на колени. Она перекрыла ему доступ воздуха и заговорила с ним без слов.

Тысяча мгновений слилась в одно. Возможно, прошла одна секунда, а может быть, и сотня, прежде чем Акира отреагировал.

Он дернулся назад. Они оба задыхались. На его губы падал лунный свет. На ее губах остался его вкус.

Вдруг Хэсину накрыло понимание, и у нее снова перехватило дыхание.

– Это ты боишься, – вслух произнесла она.

Ты боишься, что тебя примут таким, какой ты есть.

Акира провел рукой по глазам, как будто не хотел ее видеть – или как будто не хотел, чтобы его видела она.

– На самом деле я не тот человек, за которого ты меня принимаешь.

– Я тоже. – Кто она? Что она такое? Если бы она рассказала Акире правду о своем отце, кем бы он посчитал ее: наследницей убийцы или наследницей спасителя? Или он просто продолжил бы видеть в ней… ее саму?

– Я не могу изменить то, как меня видят люди, – сказала Хэсина. – Так же как ты не можешь изменить свое прошлое. Но я могу принять это.

Акира встал с кровати.

Она тоже вскочила на ноги.

– Я принимаю тебя.

Он пошел к двери.

Она, спотыкаясь, побежала вперед и встала перед ним.

– Такая, как я есть, – я принимаю тебя таким, какой есть ты.

Он попытался обойти ее. Хэсина сделала шаг назад и уперлась в дверь. Одной рукой она по-прежнему сжимала свой воротник, вторую же вытянула в сторону, чтобы преградить ему путь.

– Поэтому, пожалуйста…

У Хэсины перехватило дыхание, когда Акира поднял руку над ее головой и оперся о дверь, заглянув ей прямо в глаза.

– Останься.

Он остался.

Он отнес ее на кровать и сел на пол рядом с ней. Комната погрузилась в тишину. У Хэсины было множество вопросов, но она не хотела вынуждать его на них отвечать. Наконец Акира заговорил сам.

Он рассказал ей историю о мальчике, который остался сиротой, потому что его родители попали в руки к кендийским работорговцам. Его вырастил мастер, работавший с ядами. Мальчику еще не исполнилось и одиннадцати, когда он вступил в гильдию, в которой, помимо него, насчитывалось еще двадцать три убийцы. Днем он работал на обычных заказчиков – на принцев, страдавших паранойей, на жадных баронов, на людей, которых бросили возлюбленные. Ночью он совершал убийства по заказу секты под названием «Красный амариллис». Они убивали всех, кто был связан с кендийской работорговлей. Хозяев и их семьи. Землевладельцев и надзирателей. Счетоводов, и организаторов перевозок, и секретарей. «Зло нужно вырывать с корнем», – часто напоминал руководитель секты сероглазому ребенку, который всегда внимательно слушал, что ему говорят, и принимал слова других за правду.

Мальчику дали новое имя – теперь его называли Призраком, потому что он убивал совершенно бесшумно. В нем видели угрозу даже его братья и сестры по гильдии. Никто из них не заметил, когда однажды вечером мальчик не пришел в столовую, и никто не разглядел кровь на руках одного из братьев. Они смеялись и шутили, словно одна большая семья, пока мальчик лежал в канаве на обочине улицы с резаной раной, которая тянулась от шеи до пупка, как будто он был свиньей, которую хотели разделать на мясо. Он, как всегда, молчал, потому что не надеялся, что кто-нибудь придет.

Он ошибался.

Мальчик и девочка стали лгать друг другу с самого начала. На самом деле она была не целительницей, жившей в помещичьем доме, а дочерью барона, который умер несколько месяцев назад. Он, в свою очередь, был не учеником алхимика, а убийцей, который отравил барона по приказу секты. Их дружба родилась благодаря неведению. Девочка хорошо заботилась о нем, и вскоре он поправился, а потом остался ей помогать. Они проводили дни, гуляя по помещичьим землям, залезая на грушевые деревья и разыскивая клад в каменных колодцах. Он не связывался с сектой. Он не возвращался в гильдию.

Он нравился слугам, потому что, в отличие от большинства подмастерьев, не важничал и не задавался. Однажды вечером он случайно услышал их разговор о том, что молодая хозяйка устраивает пир для двадцати трех юных студентов. Это число показалось мальчику странным.

Оно было ему знакомо.

Он прибежал туда слишком поздно – и в то же время недостаточно поздно. Он увидел, что его братья и сестры по гильдии повалились на стол, отравленные ядом без вкуса и запаха, который он из чистого любопытства создал в мастерской помещичьего дома. Они понесли наказание за убийство барона, которое лежало лишь на его совести и ни на чьей другой.

Когда девушка в маске подошла к последнему из гостей, который еще дышал, мальчик бросился вперед без раздумий. Он спас брата, который однажды попытался убить его. Он убил девушку в маске, которая пыталась его спасти. Ее последние слова были вопросом: «Он мертв? Призрак мертв?»

Мальчик солгал.

– Что касается остального, – проговорил Акира, – это уже не так интересно. Вы все и так знаете. Ограбления купцов. Путешествия по королевству, из тюрьмы в тюрьму…

– Ты не солгал.

Мгновение тишины.

– Когда я проверял в последний раз, я был еще жив.

– Но Призрак умер. – Хэсина представила Акиру ребенком. Мальчиком, которого поглотила борьба. Она не знала, каково это – быть сиротой или убийцей, но она понимала, как легко можно перенять чужие ценности. – Он умер, когда ты перестал считать это имя своим. Именно поэтому ты не прикасаешься к оружию, задаешься вопросами и думаешь собственной головой. – Она перекинула руку через край кровати и положила ладонь ему на затылок. – Поэтому теперь ты Акира.

– Вы уверены? Можно похоронить тело, – проговорил Акира, – но кости никуда не денутся.

Это неправда. Но какое право она имела утверждать, что правда, а что ложь?

– Покажешь мне свою татуировку? – спросила Хэсина. Она не знала, куда делось ее стеснение, и ей было все равно. Она уже призналась Акире, что наблюдала за тем, как он спит.

Акира ничего не ответил.

– Это будет справедливо, – строго добавила она.

– Это некрасиво.

Тогда ее спину можно было назвать уродливой. Татуировка – цветок, вырванный с корнем и сжатый в кулаке, – показалась Хэсине почти что благородной. Она тянулась от плеча Акиры до изгибов его нижних ребер. Он напрягся, когда Хэсина накрыла руку, изображенную на его спине, своей ладонью.

Хэсина задумалась о том, какими разными способами можно рассказать историю. Можно чернилами нанести ее на кожу. Вышить на шелковых ширмах. Потом она представила, как ее отец отрубает голову императору. Как преследует пророков. Как строит на крови новую эпоху. Как возводит трон на костях.

Если она была способна принять Акиру, но не могла сделать этого для собственного отца, означало ли это, что она ужасная дочь?

– Не спите? – спросил Акира некоторое время спустя.

– Думаю.

– Спите, – проговорил Акира. – Мысли могут подождать.

Ничто не станет ее ждать. Королева должна быть быстрой. Королева не может стоять на месте, пока люди и события проносятся мимо нее. Но это уже произошло, и, хотя без потерь не обошлось, Хэсина выжила. Поэтому она послушалась Акиру и закрыла глаза.

Наступило утро. Потянувшись, Хэсина почувствовала, что кожа на ее спине стала эластичной. Боль больше не сковывала движений.

«Мазь помогла», – хотела сказать она, но Акира уже ушел. Единственным ощутимым доказательством того, что он ей не приснился, была баночка, стоявшая на полу. Хэсина приложила руку к губам, но в следующую секунду опустила ее. Наступило утро. Пришла пора снова стать королевой и остановить резню, поглотившую город.

Она оделась и заколола волосы без помощи Мин-эр. Нанося на губы киноварь, она закаляла свое сердце. Покрывая скулы мерцающей пудрой из крылышек стрекозы, она затачивала свои слова. Сейчас ей предстояло выявить пророков и успокоить народ, но это станет лишь первым испытанием. Следующее – изгнать ненависть из людских сердец – обещало быть еще сложнее. Возможно, с ее стороны было наивно думать, что она вообще сумеет с этим справиться.

Хэсина захлопнула пудреницу. По крайней мере, она пока что не стала циничной. Ее правление только началось, и единственным талантом, которым она могла похвастаться, было упорство. Она должна была воспользоваться им в полной мере – ради Серебряной, ради Мэй и ради всех пророков, которые жили в королевстве.

Доведя свою маску до совершенства, Хэсина вышла из дворца через зал небесной морали. Во дворе, по которому стелился туман, ее ждали выстроившиеся в два ряда стражи. Они стояли у паланкина, напоминающего шкатулку для драгоценностей. Он был сделан из лакированного палисандра, а под ручками виднелись круглые нефритовые вставки с императорским гербом: водяной лилией, которую оплетает змея.

Паланкин не был крытым, и Хэсина осталась этим довольна: она хотела, чтобы люди видели ее своими глазами. Но когда они спустились по ступеням террас и свернули на центральный бульвар, который вел к восточной части торгового квартала, она начала об этом жалеть. Вдоль дороги стояли колья, на которые, словно человеческие головы, были насажены какие-то предметы – Хэсина поняла, что это голубиные трупики, и почувствовала приступ тошноты.

– Это кендийские голуби, – прошептал молодой страж, который шел справа от нее. – Так горожане ответили на листовки о пророках.

Тельца почтовых голубей окоченели на морозе. Их шеи были свернуты под разными углами, а с лапок свисали таблички:

Она была в начале очень долгого пути.

Стражи объявили о том, что они вошли в торговый квартал. Хэсина едва узнала его. Бо́льшая часть прилавков сгорела, а остальные стояли голыми, словно обглоданные куриные кости. Оледеневшая земля была засыпана обломками дерева и осколками разбитых вещей. Те немногие продавцы, которые все-таки продолжали работать, накрыли свои прилавки брезентом.

– Прах королевы! – кричал один из торговцев. Покупатели протягивали ему баньляни в обмен на маленькие шелковые мешочки. – Ее единственные останки, найденные в глубине подземелий!

Если бы. Будь это правдой, Хэсине не пришлось бы со всем этим разбираться.

– Почему вы не пресекаете подобную торговлю? – резко спросила она у стража.

– Мы разгоняем торговцев и изымаем товары, но на следующее утро они появляются вновь, потому что… – Он осекся.

Потому что на такой товар был спрос. Неужели даже сейчас, когда все стены были завешаны листовками об оглашении королевского указа, большинство людей думало, что она обратилась в пепел?

– Поднесите меня к нему, – приказала Хэсина.

Когда ее паланкин приблизился к прилавку, люди упали перед ним на колени.

– Дянься!

– Д-дянься! – заикаясь, проговорил торговец.

Она оглядела лежавшую на земле фигуру. Это был человек лет тридцати, на вид крепкий и здоровый. Он выдержит, если она преподаст ему урок.

– Ты позоришь свое имя, извлекая выгоду изо лжи, – громко и четко произнесла она.

– Я-я соберу прилавок…

– Нет, оставь все как есть. Следи за ним, – приказала она стражу. – Если хоть кто-нибудь дотронется до его вещей, считайте это воровством. – Потом она повернулась к остальным. – Вы можете идти.

Они пожелали ей десять тысяч лет жизни и поднялись на ноги. Торговец попытался последовать их примеру.

– Стой. – Голос Хэсины прозвучал настолько похоже на голос ее матери, что она вздрогнула. – Разве я сказала, что ты можешь вставать?

– Н-нет, дянься.

– Оставайся в этом положении следующие четыре часа и размышляй о своих преступлениях.

– Поблагодари королеву за ее милость! – приказал страж.

Рот торговца захлопнулся.

– Б-благодарю вас за…

Она махнула рукой стражам, и они двинулись дальше. Хэсина не собиралась больше тратить на этого человека силы – они и так были весьма ограниченны.

Они направились в жилые кварталы. И снова Хэсина оказалась не готова к тому, что увидела. Сквозь толпу людей брел босой ребенок с длинным порезом на руке. Горожане и чиновники теснились в узких проходах и группами стояли под полукруглыми арками. Некоторые просили ее благословения, но многие просто продолжали начатые ссоры.

– Так ты думаешь, что я пророчица? – завизжала какая-то женщина. – Ты сам предложил пожениться и породнить наши семьи!

– Пожениться? – Мужчина сжимал в руках кухонный нож, и его удерживали только его же дети. – Забудь о браке! Я тебя сейчас убью!

Хэсина вмешивалась там, где могла. Но некоторые битвы уже были проиграны. У крепостного рва отряды линчевателей раздавали страницы, вырванные из «Постулатов», и выкрикивали свои суждения. Некоторые из них относились к Хэсине. Она либо тайно поддерживала преступников, либо строила заговор с наследным принцем Кендии, либо делала и то, и другое, и еще десяток разных вещей. Кем бы ни была эта королева, она оставила Хэсину далеко позади.

– Не вмешивайтесь, – предупредила она стражей. Им нужно было двигаться вперед. Однако, когда они оставили крепостной ров позади, Хэсина сжала зубы так, что они заскрежетали. Мышцы ее лица болели – она устала поддерживать маску безразличия.

Когда они добрались до Восточных ворот, она едва не потеряла над собой контроль. Под аркой моста, словно кисточки из ниток, раскачивались три тела. На одном виднелись сильные ожоги. Два других были изрезаны до неузнаваемости.

Один пророк.

Двое сочувствующих.

Эти люди ничем не отличались от нее самой. «Ты заслуживаешь такой же судьбы», – говорили Хэсине их изуродованные лица.

В ее горле заклокотали гнев, печаль и страх.

– Снимите их.

Пока стражи перерезали веревки, вокруг собралась толпа.

– Пусть бы повисели подольше! – выкрикнул какой-то старик. Остальные горожане бурно его поддержали, но все-таки последовали за паланкином. Они направлялись к террасам.

Вокруг Пионового павильона их уже ждала толпа. На многих людях были белые ханьфу с черными манжетами и воротниками – форма студентов, в том числе и тех, которые собирались сдавать экзамены для поступления на государственную службу.

– Дянься! – закричали они. – Дянься! Дянься!

Хэсина приказала, чтобы паланкин опустили, и вышла наружу.

– Дянься! – Люди вытягивали шеи, чтобы увидеть ее. – Дянься!

Стражи начали оттеснять народ, но Хэсина жестом остановила их и подошла к девушке, стоявшей в первом ряду.

– Как тебя зовут?

Девушка моргнула, а потом сложила ладони и склонила перед ней спину.

– Моя фамилия Бай, а мое имя Юй-ци.

– У тебя есть любимая книга, Юй-ци? – спросила Хэсина, кивком головы указав на мешок, набитый увесистыми томами, который был перекинут через ее плечо.

– «П-постулаты», дянься.

Конечно. А какой ответ она надеялась услышать? «Убийцы сквозь века»?

– Почему же?

– Прошлое – неподвластный времени учитель, дянься.

– Подними голову.

Девушка послушалась, и Хэсина дотронулась двумя пальцами до ее виска.

– Твой ум – вот неподвластный времени учитель. – Затем она коснулась ключицы девушки. – И твое сердце. Необходимо пропускать прошлое через их сито, чтобы оно хоть что-то значило в настоящем.

– Бай Юй-ци запомнит ваши слова, дянься.

Спрятав ладони в рукава, Хэсина обернулась к стражам, и они сделали шаг вперед, чтобы помочь ей забраться в паланкин.

– Остаток пути я пройду пешком, – тихо сказала она.

Ее ноги все еще были слабы. Когда Хэсина добралась до ступеней террас, ее спину уже покрывал холодный пот. Но она все равно отказалась от помощи. Она знала, что иногда можно опереться на других, а порой необходимо выстоять в одиночестве.

Она подняла взгляд.

Ступени, тщательно подметенные накануне, уже припорошило свежим снегом. Императорские стражи в церемониальных нефритовых доспехах стояли вдоль лестницы, и темно-красные кисточки, прикрепленные к их пикам, развевались на ветру. Вверху маячил дворец. Он казался все больше и больше по мере того, как Хэсина, тяжело дыша, приближалась к верхней террасе. Наконец, взобравшись на площадку, она уперлась рукой в бок, сделала несколько глубоких вдохов и выпрямила спину.

Цайянь ждал ее там, как и обещал. Лилиан тоже. На ее подбородке виднелось пятнышко сажи, и, когда Хэсина бросила на нее взгляд, она едва заметно кивнула. Что бы ни случилось в этот день, родители Мэй и другие пророки выбрались из города. Они были в безопасности.

Сердце Хэсины наполнилось облегчением, и она почувствовала в себе храбрость, чтобы вынуть из рукава свиток с указом.

Она обратилась лицом к павильону. Люди казались крохотными под огромным небом, которое нависло над их головами и полнилось тучами, словно безграничное серое море. Воздуха у них было предостаточно, но все же стоило Хэсине открыть рот, как она почувствовала, что задыхается.

Сквозь толпу пронесся порыв ветра, наполнив сердце Хэсины ледяной ясностью.

«Есть одна легенда. Легенда о мальчике по имени И-доу».

Легенда о плоти, отданной, чтобы спасти плоть, и о жизни, отнятой, чтобы спасти другую жизнь.

Но если она будет подкармливать в людях страх, она не спасет их. Она их отравит.

Хэсина свернула свиток. Она не станет читать эти слова. Не будет еще сильнее разделять свое королевство. Она не поступит, как отец, и не предаст свои идеалы.

– Когда Одиннадцать героев положили начало новой эпохе, – заговорила она, – они упростили язык, чтобы каждый мог научиться читать и писать. Способность думать своей головой – это сила, которую может приобрести каждый, независимо от благородства крови и социального статуса. Чтобы учиться, мы должны понимать факты. Я не стану утаивать их от вас. Двенадцать дней назад в дворцовые подземелья проникли…

– Пророки!

– …неизвестные преступники, – продолжила она, не обращая внимания на выкрик. – Наши элитные стражи получили ранения. Трое из них погибли – взрыв разорвал их тела на части. Их имена войдут в «Истории империи», а их семьи будут удостоены почестей. Тела осужденной и преступников, проникнувших в подземелья, также не были найдены. Я знаю, это страшное время, – проговорила она, стараясь заглушить крики. – Время, какого королевство еще не видело до сих пор. Но, хотя у нас и недостаточно информации, нельзя делать опасные выводы.

– Так кто же убил короля?

Так кто же убил короля?

Так кто же убил короля?

Так кто же убил короля?

Я не знаю: правда. Ся Чжун: ложь. Мэй: ложь, которую люди примут за правду.

– Это сделала осужденная? – кричали люди, пока Хэсина молчала, парализованная выбором, который ей предстояло сделать. – Это сделали пророки?

– Виноваты пророки!

– Пророки! Пророки!

Правда или ложь.

Сделать этот выбор Хэсина так и не успела, потому что в этот момент к ее горлу приставили нож.