«Отец?»

Стрекоза садится ему на нос, но он не шевелится. Проходит несколько секунд, и мимо проносится сорока. Белые капли помета падают в опасной близости от его головы.

Она смеется и бредет по цветущему саду.

«Даже птицы говорят тебе, что пора просыпаться!»

Лето подходит к концу. Пышно цветут ирисы. Их острые листья цепляются за одну из юбок ее рюцюня. Она высвобождает подол и наклоняется над отцом, сложив руки на груди.

«А сейчас ты просто притворяешься».

Ее отец хорошо умеет притворяться. Они провели не один час возле его сундука, примеряя разные костюмы. Она видела, как прямо у нее на глазах он превращается то в каменщика, то в купца, то в посыльного. Пусть на самом деле он король, он способен играть разные роли.

Театрально вздохнув, она нагибается и срывает ирис.

«Проснись и понюхай цветы».

Она щекочет его под носом. Проводит стебельком по щеке. Он не просыпается. Солнце продолжает светить. Оно обжигает ей спину. Его лучи отражаются в изумрудных водах пруда. Все вокруг сияет яркими цветами.

«Отец?»

Проснись.

Пожалуйста, проснись.

Они пытались его разбудить.

Точнее, его пытался разбудить Акира. Он склонился над телом короля, нажимая на важнейшие энергетические точки. Хэсина сидела, словно изваяние. Она чувствовала себя так, будто кто-то покопался в ее внутренностях и перепутал их местами. Одна ее половина пожертвовала бы целым миром, лишь бы снова услышать голос отца. Вторая ее половина не могла принять отца, который выглядел немногим старше ее самой.

Что было лучше, а что хуже? Хэсина не знала. Когда им не удалось разбудить его, прошлое снова стало настоящим, но теперь она не чувствовала печали. Она не пыталась убедить себя, что все это неправда. Как она могла отрицать то, что отрицали сами законы природы? Если она что-то и ощущала, то только злость.

Зачем ее заставили проходить через этот кошмар еще раз?

Хэсина неуверенно поднялась на ноги, и кровь прилила к ее голове. Отец не умер, но в то же время он не был жив. Он не мог ее утешить. Не мог объяснить, почему его сердце, остановившееся несколько месяцев назад, снова начало биться. Со всем этим ей нужно было справиться самой.

Не думая о том, что делает, она снова подошла к гробу. «Осмотри тело, Хэсина», – приказала она себе – и начала его осматривать. Резкими, прерывистыми движениями она проверила одежду отца. Внезапно ей в голову пришла идея, и она приподняла шелковую ткань, прикрывавшую его живот.

Оставшийся после вскрытия шрам исчез. Швы были на месте, но кожа оказалась гладкой и однотонной. Создавалось впечатление, что живот короля никогда не разрезали.

У Хэсины начало темнеть в глазах. Мрак разрастался перед ее взглядом, словно мох.

Лицо, не тронутое возрастом. Тело, избежавшее тлена. Шрам, исчезнувший без следа. Была ли между словами бессмертие и кощунство хоть какая-то разница?

«Встань, Хэсина», – приказала она себе – и встала, чувствуя, как дрожат колени. Через несколько секунд Акира последовал ее примеру.

«Говори, Хэсина».

– Существует ли… – начала она голосом, тонким, словно струйка дыма. – Существует ли противоядие?

Акира покачал головой.

– Сам этот яд – нечто невозможное. По идее, он должен существовать лишь в пространных теориях.

Однако сейчас он был перед ними.

– Но говорится ли в этих пространных теориях о противоядии?

– В самой теоретической теории.

У нее закружилась голова. Теоретическая теория. Именно с такими глупостями носились придворные алхимики, пытаясь создать эликсир бессмертия. Внезапно осознание ударило ее ножом в грудь – эликсир бессмертия. Былые императоры не считали бессмертие легендой или сказкой, созданной для того, чтобы заставить детей учиться усерднее. Они верили в то, что его можно получить, подобрав правильное сочетание ингредиентов.

Но ни одному из придворных алхимиков не удалось этого добиться. Одиннадцать героев распустили их гильдию, посчитав ее поддержание непомерной тратой ресурсов. Это случилось триста лет назад – хотя что такое три сотни лет для бессмертного? Сколько времени прожил ее отец? Были ли у него другие дети? А что, если она тоже бессмертна?

Все эти вопросы напоминали болото: стоило задаться одним, как другие начинали тянуть ее на дно. Когда она медленно перевела взгляд на тело отца, ей показалось, что пространство трещит по швам.

Если противоядие не найдется, неизвестно, как и когда отец снова сможет заговорить. Возможно, прежде чем это случится, пройдут годы. Возможно, это не произойдет никогда.

«Подумай об этом с практической точки зрения, Хэсина», – напомнила она себе, чувствуя, как руки дрожат от плеч до кончиков пальцев.

Она не могла перенести тело во дворец – это было слишком рискованно. Ей придется прятать его в таком месте, куда никто не додумается заглянуть: здесь.

Она взялась за один край крышки гроба. Акира взялся за другой. Они подняли ее. Потом опустили. Когда Акира помог Хэсине вылезти из ямы, она схватила одну из лопат, лежавших на земле, и начала закапывать могилу.

Бум.

Первые комья упали на крышку гроба. Землистый запах ударил ей в горло и смешался со всем тем, что она удерживала внутри. Со слезами и желчью. С болью и отвращением.

Бум.

Ее отец был бессмертным.

Бум.

Лицо, которое она знала всю свою жизнь, было иллюзией, созданной пророком.

Бум.

Как так? Бум. Как?

Чтобы закопать могилу полностью, им понадобился час. Руки Хэсины стерлись до крови, но на обратном пути во дворец она почти не чувствовала боли. Раны могут зажить. Даже разбитые сердца способны забиться вновь. Но восстановить утраченное доверие невозможно.

Сохраняй спокойствие, Хэсина. Но, видимо, количество приказов, которые она могла выполнить за день, было ограниченно. Когда они добрались до террас, желудок Хэсины сжался, словно кулак, и ударил ее по легким. Она схватилась за стенку паланкина.

– Езжай дальше без меня, – прохрипела она Акире, а потом приказала носильщикам опустить ее на землю.

Пошатываясь и хватая ртом воздух, она вышла из паланкина. Они преодолели лишь полпути вверх по ступеням, но даже отсюда ей был виден город, раскинувшийся внизу. Дворцовые пристройки, мощеные улочки, крыши с черной черепицей, которая, словно чешуйчатая шкура, поблескивала в предрассветном небе. Сияние, окутывавшее квартал красных фонарей, казалось все более тусклым по мере того, как другие кварталы просыпались и озарялись огнями. Еще немного, и купцы начнут нагружать свои тележки. Паромщики направятся к крепостному рву, а носильщики паланкинов – к центральному бульвару. Вслед за ними проснутся и другие жители королевства. И все они будут считать, что их король погиб от обычного яда по вине какого-то наемного убийцы из Кендии.

«Вы ошибаетесь! – хотелось прокричать Хэсине на весь город. – Вы все ошибаетесь!» Но люди поверили в эту ложь по ее вине. Если бы не она, никакого суда бы не было. Никто не стал бы искать правду и усложнять ситуацию, впутывая в нее пророков.

Без нее призраки прошлого не смогли бы заполонить настоящее.

Груз вины навалился на плечи Хэсины с новой силой. Ее колени начали подгибаться, но чья-то рука не дала ей упасть. Кто-то поддержал ее и прижал к себе. «Все будет хорошо», – зазвучал в ее ушах голос Цайяня. Она подняла глаза, в которых стояли слезы, почти поверив, что сейчас увидит лицо брата.

Но это был Акира. На его скулах виднелись пятна грязи. Челка закрывала ему глаза, и все его лицо, как всегда, не выражало ни малейшего почтения.

Она толкнула его.

– Я же сказала тебе ехать без меня.

– Я так и поступил. А потом спустился обратно.

– Меня сейчас стошнит.

Акира отпустил ее, но только для того, чтобы усадить на ступеньку. Потом он положил руку ей на затылок – его прикосновение было мягким, словно перышко, – и начал аккуратно растирать ее кожу.

Хэсина опустила голову себе на колени. Тошнота прошла; желание расплакаться осталось. Тем не менее через несколько минут Хэсина нашла в себе силы встать и начать подниматься по ступенькам. Акира ее не останавливал. Она ждала, что он попытается ее подбодрить, но он не стал делать и этого. Юноша просто дошел вместе с ней до кабинета короля. Хэсина приказала ему ждать там и зашагала к покоям Цайяня.

Она успела пройти полпути, когда ее тело вдруг охватила дрожь. Она схватилась за одну из ширм, чувствуя, как на спине выступает холодный пот.

Ее отец не умер.

Но все-таки кто-то пытался его убить.

Кто?

Кто-то из своих. Кто-то настолько близкий королю, чтобы знать о его бессмертии. Ближе, чем сама Хэсина.

Перед ее глазами возникли линии – росчерки пера, врезавшиеся в ее сознание. Вместе эти штрихи образовали иероглифы, которые обозначали имя ее матери. Имя, не попавшее в список подозреваемых. «А вдова короля?» – спрашивал ее Акира, записав имена Ся Чжуна, Лилиан и Цайяня.

Тогда Хэсина сказала, что это невозможно. Но кто еще мог знать о бессмертии отца? К тому же у королевы была целая армия слуг, которые могли действовать вместо нее. Это объяснило бы все. Флакончик с благовониями. Серебряные свадебные замки. Хэсине казалось, что фрагменты картины пришли в движение и слились в одно целое.

Ее мать.

Это могла совершить только ее мать.

Хэсина икнула. Она была на грани того, чтобы расплакаться и закричать во весь голос. Если она никому не расскажет о том, что узнала, Мэй предстанет перед судом за преступление, которого не совершала. Но если Хэсина заговорит, что станет с ее матерью? Она прижала руку к губам и перешла на бег. Когда она остановилась перед дверью в покои Цайяня, ее легкие горели, и в них не оставалось воздуха на плач и крики.

– Она зашла дальше, чем я ожидала.

Хэсина замерла, услышав голос Лилиан.

– Дай ей время, – раздался голос Цайяня. Хэсина подошла к двери, но, услышав его следующие слова, отшатнулась назад. – Рано или поздно правда ее сломит.

Кровь Хэсины заледенела.

– А что, если нет? – спросила Лилиан. – Что, если она решит, что может все исправить?

Лед растаял. Теперь в венах Хэсины пульсировал жар.

Они разговаривали про нее.

– До этого не дойдет, – сказал Цайянь. Хэсина не стала слушать дальше. Она распахнула створки двери и ураганом влетела в комнату.

– Прекрасно! – радостно воскликнула Лилиан. В ее голосе не слышалось ни капли вины. – Теперь у нас есть еще одна голова. Поможешь мне решить, что делать с ученицей.

Хэсина прищурилась.

– С ученицей?

– Да. Ее зовут Паньлин. Ты же ее помнишь?

– Нет.

– Ничего страшного. Это не помешает тебе помочь. Дело вот в чем: она влюбилась в поэта, который считает себя ну таким уж особенным – хотя на самом деле у него таланта не больше, чем у осла. Но проблема в другом. – Лилиан перешла на шепот: – На самом деле он уже женат и просто ее обманывает.

Обрывок разговора, подслушанный Хэсиной, хорошо вписывался в эту историю. Кроме одной детали.

Она обернулась к Цайяню.

– Ты ее знаешь?

– Он ее более чем знает, – ответила Лилиан за брата. Она ущипнула Цайяня за щеку, и тот, к изумлению Хэсины, покраснел. – Вот почему я не могу позволить ей слепо довериться этому надменному ослу.

– А, – проговорила Хэсина. Нужно было сказать что-то еще: она в первый раз слышала, чтобы Цайянь влюбился не в книги, а в живого человека. Но она всего лишь произнесла: «А» – еще раз. Ее накрыло облегчение, а затем на смену ему пришел стыд – как она могла их в чем-то подозревать?

– Просто скажите ей правду, – наконец добавила она.

– Это не так-то просто, – отозвался Цайянь. – Правда причинит ей боль.

Лилиан вздохнула.

– От вас двоих нет никакой пользы. Я разберусь со всем сама. А пока что, может быть, ты расскажешь нам о своем новом стиле? – Она махнула рукой в сторону рюцюня Хэсины. – Знаешь, есть более простые способы покрасить ткань в коричневый.

В коричневый? Хэсина опустила взгляд и увидела, что ее юбки покрывает слой грязи. Чтобы объяснить это, нужно было объяснять и все остальное. Тогда ей пришлось бы упомянуть о нынешнем состоянии отца и его теоретическом бессмертии, а также о яде, предназначенном для того, чтобы его убить, и о его жене, которая это совершила.

Слова подталкивали друг друга, желая сорваться с губ Хэсины. Она хотела выпустить их. Но только не здесь, где их разговор могли подслушать служанки.

– Пойдемте в кабинет отца, – прошептала она, как будто боялась, что тайны, которые она хранила внутри себя, загорятся от слишком громких слов.

Румянец сошел со щек Цайяня, а Лилиан выпрямила спину. Близнецы последовали за ней по лабиринту коридоров. Когда они зашли в кабинет отца, Хэсина закрыла двери на засов. Акира стал с ней рядом, и она призвала на помощь всю свою храбрость, прежде чем снова повернуться к близнецам лицом.

Труднее всего было начать. Стоило ей открыть рот, она уже не могла остановиться. Когда Хэсина закончила, ей показалось, что она стала в десять раз легче – легче и обнаженнее. Вот так. Теперь у Лилиан и Цайяня были все причины, чтобы отвернуться от нее. Она приходилась им сестрой – но не по крови. У Хэсины не оставалось выбора, кроме как принять своего отца. Но у близнецов этот выбор был.

Лилиан нахмурилась, и Хэсину охватил ужас.

– На-На… ты сегодня случайно не прикладывалась к кувшину с вином?

– Я не пьяна и не страдаю галлюцинациями. Я видела все своими собственными глазами. – А еще слышала биение его сердца и чувствовала его дыхание.

– Это правда, – сказал Акира, чем заслужил ее благодарный взгляд.

Хэсина посмотрела на Цайяня. От его молчания у нее перехватывало дыхание. Цайянь не любил легенды и суеверия, и именно он, а не Лилиан, мог отмахнуться от ее слов.

– Если вы говорите, что видели все это, я верю вам, – наконец произнес он.

Лилиан вздохнула.

– Только ради тебя, На-На, я тоже готова поверить в детскую легенду.

Хэсина снова могла дышать, но от благодарности она лишилась дара речи.

Цайянь начал расхаживать по кабинету, задумчиво прижав кулак к подбородку.

– Почему вы подозреваете вдову короля?

– А почему бы мне ее не подозревать? – Хэсина слишком долго оправдывала мать. Теперь она смотрела фактам в лицо. Разве можно было ее за это винить?

– У вас есть доказательства?

– У меня есть яд.

– Но можете ли вы доказать, что его подсыпала именно она?

– Я все еще пытаюсь определить состав налета, которым покрыт кубок, – проговорил Акира.

Ураган мыслей, бушевавший в голове Хэсины, улегся. Она кивнула. Если состав налета совпадет с компонентами золотистого газа из пузырька, они смогут доказать, что яд подсыпали именно в этот кубок. Потом останется лишь выяснить, откуда он взялся. Тот, кто принес кубок королю, станет их первым настоящим подозреваемым.

Но прежде чем все это произойдет, Мэй предстанет перед судом.

– Мне нужно прервать слушание.

Лилиан подошла к своему любимому топчану, но не легла на него.

– Как?

Раз Хэсина совершила измену, чтобы начать суд, она могла совершить еще одну, чтобы его закончить. Но теперь, когда механизм закона пришел в действие, ей было не под силу его остановить.

Она присоединилась к Цайяню и стала мерить комнату шагами вместе с ним. Оказавшись у книжных полок, она внезапно остановилась. Все это время она думала не в том направлении.

Новых измен не требовалось.

Она могла просто признаться в той, которую уже совершила.

– Я могу доказать народу, что суд изначально был незаконным.

– Как…

Хэсина обернулась к Лилиан.

– Ся Чжун, – выдохнула она. – Если мы объявим, что он выбрал Акиру намеренно, слушание будет закрыто.

Лилиан моргнула.

– Но ведь тогда он заявит, что это ты его заставила? Я обеими руками за то, чтобы раздавить этого слизняка, но только если это не повредит тебе.

– Она права, – сказал Цайянь. – Он этого не стоит, миледи.

– Ты хочешь сказать, что Мэй тоже этого не стоит? И все другие, кого обвинят после нее? – Хэсина говорила все громче по мере того, как ее страхи разрастались. – Дело не в Ся Чжуне. Я не могу просто отойти в сторону и радоваться, что вся эта история не причинила мне особого вреда. Да, так слушание тоже закончится, но тогда его жертвой станет невинный человек.

В кабинете наступила мертвая тишина.

– Если я пойду ко дну, – твердо проговорила Хэсина, – Ся Чжун потонет вместе со мной.

– На-На…

– А вы подумали о народе, миледи? – Цайянь внезапно остановился и повернулся к ней лицом. – Если вы закроете заседание сейчас, люди так и не узнают, кто убил короля. Неопределенность отравит их умы. Они начнут подозревать не только кендийцев, но всех и каждого.

«Люди не такие», – сказала бы Хэсина несколько месяцев назад. Но теперь она уже не могла произнести эти слова.

– Позвольте Акире помочь Мэй так же, как он помог супруге Фэй, – продолжил Цайянь. – Одержите еще одну победу над Советом расследований. Приведите придворных в замешательство и покажите им, кто является злодеем на самом деле. Потом…

– Что потом?

– Обвините Ся Чжуна в смерти короля. Так вы убьете сразу двух зайцев. Сможете избавиться от врага и спасти мать от обвинения в убийстве.

– Единственный раз в жизни я не стану осуждать твое политическое коварство, – сказала Лилиан, пока Хэсина потрясенно смотрела на Цайяня. Он не предлагал ничего, что не сделал бы сам Ся Чжун. Но слышать такое из уст брата все равно было страшно.

– Насколько ты уверен, что у тебя получится помочь Мэй добиться оправдательного приговора? – наконец спросила она у Акиры.

– Если улики и показания свидетелей снова будут ложными, то я вполне в этом уверен.

Хэсине не нравился этот план. Но с другой стороны, она могла сказать то же самое про каждый план, который у нее появлялся с тех пор, как она вступила на престол. В конце концов, Цайянь говорил разумные вещи. Как всегда.

– Пока что я не стану заявлять о своей измене, – сказала она, и на лице Цайяня отразилось облегчение. – Но мы обсудим это еще раз после завтрашнего слушания.

И тогда она положит этому суду конец – либо обличив себя, либо подставив Ся Чжуна.

Но сначала ей нужно было написать письмо.

Если комнаты Цайяня были набиты аккуратными стопками книг, то покои Санцзиня казались совсем пустыми. На невысоких столах ничего не лежало, в шкафах из сандалового дерева не стояло ни одного тома. Все вокруг было покрыто пылью, как будто служанки не хотели утруждать себя, убирая комнату человека, так редко приезжающего домой. Взяв на себя командование народным ополчением Яня в нежном возрасте четырнадцати лет, Санцзинь разделил свое время между дворцом и местами боевых действий.

Шагнув в его комнату, Хэсина почувствовала себя так, словно оказалась внутри его сознания. Здесь царило одиночество. Внезапно она подумала, что, возможно, брат никогда не ревновал ее, а просто боялся, что она найдет ему замену, пока он будет вдали от нее.

Давала ли она ему повод так думать? Хэсина не знала, и у нее не было времени об этом размышлять. Сейчас она пришла к Санцзиню без приглашения.

Она пришла, чтобы кое-что украсть.

Хэсина начала торопливо выдвигать ящики его стола. Практически все они были пусты. В одном лежали одинокий моток бечевки, точильный камень, брусок туши для письма и тушечница. Она взялась за ручку последнего ящика, и он показался ей многообещающе тяжелым. Хэсина рывком открыла его, но нашла там лишь стопку писем – от их матери.

У нее в горле образовался комок, и она напомнила себе, что обыскивает комнату брата именно по этой причине. Раньше она тоже писала матери письма и постоянно ждала ответа, убеждая себя, что все ее послания – аккуратно запечатанные рисовым клеем и отправленные голубем – терялись в пути. Эта иллюзия разрушилась, когда она увидела, что Санцзинь получает ответы на свои.

С тех пор Хэсина ей не писала.

За стопкой нашлось то, что ей было нужно: простой палисандровый ларец, набитый разно- образными печатями с именем брата. Она так обрадовалась и настолько погрузилась в раздумья насчет того, какую именно ей выбрать, что не заметила, как за ее спиной открылась дверь.

– Рад встрече, Сина. Я смотрю, тебя, как всегда, можно с легкостью атаковать со спины?

Хэсина застыла, а потом медленно повернулась к нему, оставив ящик открытым – как будто они были детьми, и она бросала ему вызов. «Ну, давай, – как бы говорила она ему. – Сразись со мной».

Но Санцзинь не стал подходить к ней ближе.

– Можно ли мне узнать, что привело тебя сюда?

– Я хотела одолжить твою печать.

– Одолжить, говоришь?

– Украсть. – Она была готова признаться в воровстве, но она не собиралась говорить ему о причине своего поступка.

– А. – Санцзинь сделал шаг вперед. Пространство, разделявшее их, как будто сразу сократилось в десять раз. Хэсина напряглась, и ее брат замер на месте, склонив голову набок.

– Зачем? У тебя внезапно свои закончились?

– Нет.

– Значит, тебе надоело собственное имя?

– Просто отдай мне печать, Цзинь.

– Не отдам, пока не скажешь, зачем она тебе.

У Хэсины заканчивалось терпение. Она наугад схватила одну из печатей, но брат рукой загородил дверной проем.

– Сина, это же простой вопрос. На него можно дать простой ответ. При этом желательно сказать правду.

Правду.

– Хотя можешь и солгать, если тебе так легче, – проговорил Санцзинь, когда Хэсина отвернулась от него, изо всех сил сжимая печать и чувствуя, как она впивается в ладонь.

Правду.

Правду о том, что отец обманывал их.

Правду о том, что в его смерти Хэсина подозревала мать.

Правду о том, что мать читала только те письма, на которых стояла печать Санцзиня.

Она не хотела опускаться до подобных уловок. Они ранили ее гордость. Но это было ничто по сравнению с обманом, во власти которого находился ее народ. Он ранил ее душу. Из ее глаз брызнули слезы, и она тут же вытерла их – но, видимо, недостаточно быстро.

– Сина. – Брат тут же подошел к ней и положил ладони ей на плечи. – Сина, что-то случилось?

В ее мире больше не существовало простых вопросов или простых ответов, со злостью подумала Хэсина. Оставалась лишь правда, которой приходилось жертвовать ради другой правды.

– Твоя печать нужна мне для матери, – со злостью воскликнула она, сбрасывая его руки со своих плеч. – Я хочу ей написать.

Эмоции на лице Санцзиня сменяли друг друга быстро, как облака в ветреный день. Растерянность, недоверие, снова растерянность, а потом внезапное понимание. В следующее мгновение его лицо выражало лишь беспредельную, незамутненную жалость.

Хэсина не хотела, чтобы он ее жалел.

– Так бы сразу и сказала, – проговорил он. Но прежде чем он успел продолжить, она отвернулась и направилась к двери.

– Подожди, Сина.

Этого было мало, чтобы заставить ее остановиться. В отличие от того, что сорвалось с губ ее брата в следующий момент.

– Прости.

Хэсина повернулась к нему, не веря своим ушам.

– Я знаю… – Санцзинь осекся, вздохнул и провел рукой по волосам. – Я знаю, что ты не хотела, чтобы все так вышло. Просто это трудно для меня. – Он раскрыл ладонь, а потом сжал ее в кулак. – Трудно чувствовать себя беспомощным. – Их черные глаза встретились, и Хэсина пришла в замешательство, увидев во взгляде брата чувство вины. – Но я знаю, что и ты тоже наверняка чувствуешь себя беспомощной.

Ее замешательство прошло.

Санцзинь подумал, что она заплакала из-за него.

На глаза Хэсины снова навернулись слезы. Ей очень хотелось подойти к нему, пригладить непослушный вихор на его лбу и тоже попросить прощения.

Но стоило ей это сделать, и ее охватило бы желание поделиться с ним тяжелой ношей правды.

– Увидимся завтра в суде, – выдавила она и убежала. Когда Акира поможет Мэй добиться оправдательного приговора, она расскажет Санцзиню обо всем. Но пока она не станет взваливать на него эту боль.