Мэй арестовали по приказу председателя. Ее увели городские стражи, подчиняющиеся Совету.

Но Хэсина помчалась вовсе не туда.

Когда она ворвалась в дом Ся Чжуна, в ее сторону повернулись десять пар голов. Она недоуменно посмотрела на юных придворных, которые стояли на коленях на тонких тростниковых ковриках. Перед ними лежала бумага, а в руках они держали кисточки. Подростки, в свою очередь, потрясенно уставились на королеву. В их взглядах читалось благоговение. Но скоро к нему добавился ужас, потому что она начала смеяться.

Потрясающе. Подумать только: Ся Чжун давал уроки юным придворным и рассказывал им о том, как важно быть – Хэсина взглянула на один из листков бумаги – честными и скромными.

– Урок закончен, – проговорил Ся Чжун и свернул свиток, который держал в руке.

Книги отправились в сумки, а кисточки – в чехлы из воловьей шкуры. Ученики поднялись на ноги, поклонились Хэсине и прошли мимо нее, произнося почтительное «дянься». Как только створки двери захлопнулись за последним из них, Хэсина обернулась к Ся Чжуну, который опустился на колени и начал скатывать коврики.

– Отпустите ее. – Хэсина нависла над ним, но он как ни в чем не бывало продолжал свою работу. – Мы оба знаем, что она не убийца.

– Конечно, она не убийца. – Ся Чжун положил свернутый коврик на два других. Хэсине вдруг ужасно захотелось ударить по ним и разрушить эту аккуратную пирамиду. – Будь это не так, она бы сбежала из города – разве что она хотела убить и вас. Но если бы у нее была такая цель, она бы попыталась сделать это в пути.

– Вы…

– Вы сделали свой ход. Тщательно продуманный, сложный ход – проехать тысячу восемьсот ли только ради того, чтобы остановить войну. Теперь моя очередь. – Он со стоном поднялся на ноги, и его колени хрустнули. Потом он подвинул коврики в другую сторону комнаты. – Я думал, что вам известны правила игры, дорогая моя.

Он снова присел на корточки, и ткань его выцветшего ханьфу натянулась. Хэсина подумала, что он похож на сидящего голубя. На голубя, который клевал ее, словно она была зернышком на земле. В груди Хэсины заклокотала ярость.

– Кого бы вы ни решили подставить, вам не удастся развязать войну.

– Но почему бы не попытаться? Или вы предлагаете мне принять свою «судьбу» и сидеть сложа руки? – Ся Чжун усмехнулся и покачал головой. – Такие речи больше пристали пророкам.

По спине Хэсины разлился холод, но министр уже встал и пошел собирать дальние коврики. Она осторожно последовала за ним к перегородке между комнатами, состоящей из ячеек, которые использовались как полки.

– Зачем? – спросила она, когда он положил туда коврики. – Зачем вы все это делаете?

– Вы знаете, зачем, дорогая моя. Если вам нужно освежить память, перечитайте письма.

Хэсина могла смириться с тем, что пророки способны добывать воду из воздуха, но, как бы она ни пыталась, у нее не получалось представить, что Ся Чжун готов совершить подобное только ради личной выгоды. За всем этим должно было стоять нечто большее. Нечто, что объяснило бы огонь, горевший в его глазах.

Он дотронулся до четок, висевших на его шее. Раньше это украшение казалось Хэсине по-монашески скромным. Теперь, когда она стояла к нему так близко, что могла посчитать все пигментные пятна на обвисшем лице, она заметила: на самом деле четки были изготовлены из оникса и отполированы до матового, древесного оттенка.

– Вы когда-нибудь слышали о семье Ся, моя королева?

– О какой именно? – В яньском языке была всего сотня фамилий – или около того. Носители одной и той же фамилии не обязательно являлись родственниками.

Видимо, ее вопрос показался Ся Чжуну достаточным ответом. Он выпустил четки из пальцев.

– Одиннадцать героев уничтожили не только пророков. Они разорвали саму ткань общества.

Он обошел перегородку и остановился с другой стороны.

– Семья Ся была одним из самых больших ценителей и покровителей искусства и культуры, – сказал он, положив руку на одну из полок. – Мои предки давали деньги академиям по всему королевству. В том числе и тем немногим, куда принимали пророков. И мы пошли ко дну вместе с ними. Из-за этих выскочек. И теперь люди почитают только имена одиннадцати воров. – Он посмотрел на нее сквозь щель между ячейками. – Я верну то, что мы утратили. Заберу себе один слиток золота за другим, причем прямо из-под носа правящей династии.

Хэсина не знала, что сказать. Внезапно для себя она поняла, что сочувствует Ся Чжуну. Стремление снова обрести утраченное наследие не так уж сильно отличалось от желания узнать правду. В слезящихся глазах министра она видела гнев, усталость и невеселый смех. Все это было ей знакомо, но она, конечно, ни за что бы в этом не призналась.

– Хотя мы с вами во многом похожи, – продолжил Ся Чжун, и к Хэсине тут же вернулся дар речи.

– Вовсе нет!

– Нам недоступно то, чего мы желаем больше всего на свете, и мы оба готовы пойти на многое, чтобы это обрести. Вы шантажируете меня с помощью писем, я устраиваю небольшою трагедию на вашей коронации. Вы отправляетесь в Кендию, а я…

– Тот разведчик – дело ваших рук?

– Я удивлен, что вы не догадались раньше, дорогая моя.

Почему-то всем вокруг казалось, что она способна править королевством и при этом подмечать каждую мелочь.

– У вас множество лиц, – сказала она с презрением. От сочувствия не осталось и следа. – Но я не думала, что вы еще и убийца.

– Этот человек болел проказой и знал, что отпущенный ему срок подходит к концу. Я обеспечил его семью золотом, чтобы они ни в чем не нуждались после его смерти. Это был обмен, такой же, как и у нас с вами.

Обмен. Услышав это слово, Хэсина вспомнила, зачем пришла. Она не собиралась выслушивать трагическую историю Ся Чжуна. Ей нужно было спасти Мэй.

– Отпустите подозреваемую, и я дам вам любые богатства, какие только захотите.

Ся Чжун подошел к столику и присел за него.

– Я не могу отпустить ее, – проговорил министр, расправляя пергаментные свитки. – Это помешает ходу допроса.

Ходу допроса?

– Но я могу предоставить вам разрешение на посещение, учитывая, что Совет лишил вас такой возможности.

Допрос. Пытки. Тюремное заключение. Ничего из этого не предпринимали по отношению к супруге Фэй. Хэсина открыла рот, потом закрыла его. Что она могла сказать? Обвинить Ся Чжуна в несправедливости? Но игра, которую они вели, не была честной. В то же время каждая секунда имела значение. У нее все внутри сжималось при мысли о криках Мэй.

Ся Чжун предлагал ей разрешение на посещение.

Она подумала, что это лучше, чем ничего. А сейчас у Хэсины не было совершенно ничего.

– Пишите документ, – приказала она.

Министр уже взялся за перо.

– Что вы можете предложить мне в обмен на это? – Он скрепил свиток печатью и взял его в руку, ожидая, пока высохнет сургуч.

Только сейчас Хэсина поняла, что у нее ничего не было с собой. Лишь дорожный рюцюнь и королевская печать, да еще пыльные сапоги.

Но в ее волосах были шпильки – по большей части маленькие, вырезанные из китового уса, который доставляли с островов архипелага Аоши. Все они вместе взятые едва ли стоили дороже одного серебряного ляна. Зная Ся Чжуна, она понимала, что они его не заинтересуют.

Однако его могла привлечь другая вещь.

Она со дня коронации не снимала шпильку с журавлем, подаренную отцом. Теперь, вытянув ее из волос, она чувствовала себя раздетой. Глаза Ся Чжуна заблестели, и Хэсина поняла, что он узнал украшение. Ее горло сжалось, когда пальцы министра дотронулись до белого нефрита. Она заставила себя отпустить шпильку.

Министр положил украшение в карман и протянул ей документ.

– Значит, вы все-таки не дочь своего отца, – проговорил он, когда она, в свою очередь, засунула свиток в карман.

Хэсина застыла.

«Гнев – это разновидность доверия», – говорила Мэй. Но тот гнев, который испытывала Хэсина по отношению к Ся Чжуну, был жгучим пламенем и ядовитой кислотой. Он разъедал ее способность логически мыслить и оставлял ей лишь инстинкты. Вот ее рука взлетела к шее министра. Вот ее пальцы схватили его четки, образовав из них петлю.

– Вы ошибаетесь.

Ему хватило смелости рассмеяться. Но потом она сжала четки сильнее, и смех затих. Лицо Ся Чжуна покраснело. Потом стало фиолетовым. На его губах выступила пена, и Хэсина поняла, что она была близка. Близка к тому, чтобы лишить его воздуха. Близка к тому, чтобы назначить нового Министра ритуалов.

Ей оставалось лишь захватить еще одну бусину четок.

Как она оказалась перед этим выбором? Она пришла заключать сделку, а не убивать. На мгновение она застыла у края бездны, которая звала ее.

Потом она разжала хватку и изо всех сил дернула за четки.

Бусины рассыпались по полу, а Ся Чжун упал на колени, хватая воздух ртом.

Хэсина дотронулась рукой до собственного горла. Плоть и кровь. Вот чем все они являлись на самом деле – и Ся Чжун тоже. Неужели она и правда была готова его убить?

Нет, она просто хотела его напугать.

Она предупреждала его. Показывала свою силу.

Ее руки подрагивали, пока она пыталась заставить себя поверить в эту ложь.

– У нас с вами лишь одна общая черта, министр Ся. – Сжав руки в кулаки, Хэсина направилась к выходу. – На самом деле мы не те, кем себя считаем.

И, взмахнув юбками, она вышла на зимний холод.

Если Хэсина и жалела о том, что едва не задушила Ся Чжуна, она избавилась от всех угрызений совести, как только увидела Мэй. Военачальница без движения лежала в углу камеры. Каждый ее палец опух и напоминал небольшой дайкон, а костяшки покрылись багровыми и темно-фиолетовыми синяками. Такие следы оставляла костедробилка – единственное пыточное орудие, которое не попало под запрет с приходом новой эпохи. С помощью него можно было причинять человеку невыносимую боль, не разрывая ему кожу.

Ярость пригвоздила Хэсину к месту, но Цайянь сразу бросился к Мэй. Он поставил фонарь на пол, усыпанный соломой, и достал ларец с лекарствами. Лилиан присоединилась к нему, помогая вынуть нужные инструменты.

– Отойди от нее! – прорычал Санцзинь, делая шаг вперед.

Акира остановил генерала, преградив ему путь своим прутом. В это же самое мгновение Лилиан произнесла:

– Только дотронься до него, и тебе конец.

Увидев ярость Санцзиня, Хэсина смогла справиться со своей. Она шагнула к брату и схватила его за плечи.

– Держи себя в руках, Цзинь!

– Держать себя в руках? – Санцзинь издал короткий, лающий смешок. – Ты приводишь сюда его и хочешь, чтобы я держал себя в руках?

– Ты просил позвать Цайяня.

– Я просил позвать кого угодно, кроме придворной врачевательницы. Я должен был догадаться, что ты сразу побежишь за своим слугой.

– Он знает, что делает.

– Если верить тебе, он знает все на свете. Видел ли он в своей жизни хоть одну рану серьезнее пореза от бумаги? Сколько сломанных костей он срастил?

– Побольше, чем ты. – Лилиан передала Цайяню скрученный в рулончик бинт. Потом встала и подошла к Санцзиню в упор. – А если не замолчишь, ему придется сращивать и твои кости тоже.

На скулах Санцзиня от злости заходили желваки. Хэсина попыталась оттащить Лилиан в сторону, но Акира дотронулся до ее руки и покачал головой.

Наконец Цайянь произнес:

– С ней все будет в порядке.

Его руки проворно наносили на пальцы Мэй мази, забинтовывали их и накладывали шины. Санцзинь был прав, полагая, что придворные не разбираются в медицине, но Цайянь, в отличие от большинства из них, вырос в трущобах, где драки часто приводили к сломанным костям, сломанные кости – к лихорадке, а лихорадка – к смерти. Цайянь завязал последний узелок, и Хэсину охватила ностальгия – она вспомнила, как однажды он точно так же ухаживал за раненым воробьем в императорских садах. Ей было десять, а ему двенадцать, но тогда их разделяло нечто гораздо большее, чем возраст.

В отличие от Санцзиня, Цайянь сделал все, что мог, чтобы преодолеть эту пропасть.

– Кости срастутся где-то через четыре-шесть недель, – сказал ее названый брат, складывая инструменты и лекарства. – Ей не больно, но очнется только через час или два.

– Если она не очнется… – начал Санцзинь.

– Ты знаешь, где меня найти. – Цайянь встал на ноги и зажал ларец под мышкой. – Лилиан, отойди от генерала.

– Но…

– Пожалуйста.

Бросив на Санцзиня еще один злобный взгляд, Лилиан сделала шаг в сторону.

Санцзинь стоял на месте, не сводя черных глаз с Цайяня. На долю секунды Хэсине в голову пришла абсурдная мысль, что он хочет сказать «спасибо».

Но вместо этого он произнес:

– Возможно, моя сестра находит тебе оправдания. Но я знаю, что все это – твоя вина.

– Цзинь.

– Пока она была в отъезде, ты оставался здесь, – упорно продолжал ее брат. – Ты должен был править вместо нее и следить за происходящим во дворце. Но ты ее подвел.

– Цзинь, прекрати!

Еще долю секунды Санцзинь и Цайянь смотрели друг другу в глаза. Потом Санцзинь подошел к Мэй и опустился рядом с ней на колени. Тыльной стороной ладони он осторожно откинул пряди волос с ее влажного лба.

Как бы Хэсина ни хотела злиться на брата, у нее не получалось.

– Оставьте нас на минуточку, – проговорила она хриплым голосом, чувствуя, как ее самообладание разбивается вдребезги.

Цайянь поклонился и вышел, не произнеся ни слова. Акира последовал за ним, лишь на секунду остановившись возле Хэсины, чтобы набросить свою мантию на ее плечи, – ее била дрожь.

Лилиан ушла последней – но прежде взяла Хэсину за руку и тихонько сжала ее.

Наконец дверь захлопнулась. На Хэсину нахлынуло осознание происходящего, и она пошатнулась, но устояла на ногах. Она не могла позволить себе слабость. Она должна была держаться и оставаться рядом с Санцзинем.

Ее брат поднялся на ноги и обернулся к ней:

– Докажи ее невиновность.

Он говорил так, будто обращался не к сестре и не к королеве, а к одному из своих солдат.

По крайней мере, она оставалась для него хоть кем-то.

– Обязательно докажем. Но пойми: Ся Чжун не стал бы подставлять Мэй, если бы у него не было каких-то зацепок. Ты должен рассказать Акире все о Мэй и ее прошлом.

– Ты полностью доверяешь ему?

Хэсина задумалась. Доверяла ли она Акире? Она ничего не знала ни о его прошлом, ни о совершенных им преступлениях. Она бы не сильно удивилась, если бы выяснилось, что Акира – не его настоящее имя. Но он сражался ради нее. Он выпил яд за нее. Он видел ее трусость и все равно не отказался помочь ей приблизиться к правде.

– Да, – наконец ответила она. – Ты встретишься с ним?

Санцзинь кивнул, но выражение его лица оставалось настороженным.

– Не дай им причинить ей вред, – проговорил он, когда они выходили из камеры, и Хэсина прекрасно поняла, что его недоверие относилось не только к солдатам, сторожившим подземелья. Она не смогла предугадать ответный удар Ся Чжуна и проиграла этот бой.

Она должна была выиграть следующий.

Хэсина проснулась и почувствовала, что у нее затекла шея. Потом она поняла, что она лежит на своем же указе, и мгновенно выпрямилась. В следующую секунду она откинулась назад – хотя трон явно для этого не предназначался, – и провела рукой по лицу.

Покинув подземелья, Хэсина сразу же направилась в тронный зал. Она была полна решимости расправиться с бумагами, которые накопились за время ее отсутствия. Стопки документов, ожидавшие ее на маленьком столике из слоновой кости, внушали особый трепет: приближались экзамены для поступления на государственную службу. Одиннадцать героев ввели эту систему, чтобы высокие посты не распределялись по протекции. Экзамены проходили в столице, и именно благодаря им Цайяню, в жилах которого не текла благородная кровь, удалось стать придворным. Он уже вызвался руководить организацией испытаний – от назначения служащих для регистрации студентов в провинциях (даже таких отдаленных, как Аньму) до регуляции движения на дорогах. Это было необходимо, так как, помимо молодых претендентов, в столицу направлялись отряды ополченцев, возвращавшихся с пограничных земель.

Но каждое решение нужно было подкреплять десятью указами, которые – судя по тому, как она отключилась, – помогали бороться с бессонницей лучше, чем медицинские свечи.

Ощущая, как в голове пульсирует боль, Хэсина перевела взгляд на документ, который использовала вместо подушки. Слова были размазаны, но не это заставило ее нахмуриться и посмотреть на бумагу пристальнее. Откуда там вообще взялись слова? Она не помнила, как писала их.

В указ были внесены все необходимые изменения, и под ним стояла подпись, сделанная ее рукой. То же самое относилось к документу, который лежал снизу. И ко всем остальным тоже. Гора бумаг не уменьшилась, но теперь на них оставалось лишь поставить печать.

Неужели она подписала их во сне? Если так, значит, в ней проснулся полезный для королевы талант.

Но, рассмотрев один из указов внимательнее, Хэсина поняла, что его написала не она. Почерк на документах был лучше, чем ее собственный. Он отличался тем же нажимом и стилем, что и у нее, но в нем отсутствовали крошечные несовершенства, которые сводили с ума ее преподавателей по каллиграфии. Это было особенно заметно в трех символах, обозначавших ее имя.

«Ты всегда делаешь ошибку в слоге си, – зазвучал в ее голове голос Цайяня. – Ты немного не доводишь кончик третьего штриха, когда закругляешь его над первым».

Как-то раз он положил ладонь на ее руку и показал, как проводить штрихи. Вспомнив об этом, Хэсина достала чистый лист, взяла кисточку и написала свое имя. А потом сравнила его с теми, что значились на документах – благодаря Цайяню, – и смяла свой листок.

Она никогда не научится справляться с делами так, как с ними справлялся бы Цайянь.

Чувствуя себя поверженной, Хэсина вышла из тронного зала и направилась в свои покои. Мин-эр помогла ей снять измятый рюцюнь и наполнила ванну. Вообще-то у Хэсины не было времени на водные процедуры, но, как по ней, правление могло идти ко всем чертям. К чему было даже пытаться?

Но когда Мин-эр вынимала шпильки из ее волос, Хэсина вспомнила о жертвах, которые уже успела принести. Потом она заглянула в зеркало, и оттуда на нее посмотрело лицо матери.

«Можешь поставить королевство на колени. Мне плевать!»

У Хэсины похолодели пальцы ног и рук.

– Оставь меня.

– Но как же ванна?

– Уйди.

Хэсина закрыла глаза – она не хотела видеть выражение лица Мин-эр – и открыла их, только когда все служанки вышли из комнаты.

В ее покоях воцарилась мертвая тишина. Хэсина поднялась со стула, стоявшего перед зеркалом, и пошла к рабочему столу. Достав из сумки прямоугольный сверток, она начала разворачивать шелковую ткань – уголок за уголком, – пока не вынула из нее книгу матери.

Она очередной раз провела пальцем по трем символам на обложке. Очередной раз смахнула невидимую пыль с измятой страницы, словно надеясь избавиться от преграды, разделявшей слова книги и ее сознание. Сейчас ответы были нужны ей как никогда, но книгу это не волновало.

– Я в тупике, – призналась она тишине. В каком бы направлении она ни шла, ей не удавалось найти выход.

Она оказалась в тупике. Она заблудилась. Точно так же, как в тот раз, когда пошла по тайному коридору и свернула не туда – в проход, который был длиннее и шире всех тех, по которым она ходила раньше. Несколько часов спустя отец нашел ее и отвел в свои покои. Он заварил ромашковый чай и зажег все свечи до единой. Он качал ее на руках, отгоняя все страхи прочь. Он учил ее, как найти выход из любого лабиринта.

«Как запомнить проход, который тебе нужен? Не следует сразу пытаться найти особенности, которые отличают его от других. Сначала стоит поискать сходства, черты, связывающие новое со старым. А как запомнить все проходы на свете?»

«Заучить их наизусть?»

«Это не под силу даже Цайяню. Нет, нужно всего лишь глубоко дышать и идти вперед».

«Куда именно?»

«По пути дыхания. По тому пути, который мы знаем, но не замечаем. Его можно назвать инстинктом. Он первейшая из всех истин. Так что сделай вдох. А теперь еще один. И еще один – и так до тех пор, пока не забудешь, что ты намеренно дышишь так глубоко. Ищи дорогу, пока не забудешь, что ты намеренно ищешь ее».

С самого начала она стала сражаться с этой книгой. Теперь она сдалась. Непроглядная темнота коридоров помогала ей услышать, как где-то впереди капает вода или свистит ветер. Помогала почувствовать, как меняется каменная кладка. По этим знакам она находила выход. Так же кромешная тьма непонимания помогла ей открыть свой разум и впустить в него слова книги. Не значения, а формы, ритм, с которым они маршировали по ее черепу, стрекот их тайного языка. Она впитывала в себя непонятные символы один за другим – все быстрее и быстрее, пока они не заполнили ее, словно цикады, пойманные в банку, которые залезали друг на друга и сражались между собой, чтобы быть услышанными.

«Вдыхай», – напомнил ей отец. Хэсина потеряла его. Она утратила его подарок – самое ценное, что у нее оставалось. Но его голос жил в ее голове.

«Сделай вдох».

«А теперь еще один».

«И еще один».

Одна из цикад стрекотала громче остальных. У нее было множество ножек, но ее тело составляли три вертикальных штриха, находившиеся над двумя неровными, пересекающими друг друга линиями.

«Нужно искать сходства».

Можно было предположить, что эти три вертикальных штриха находились над иероглифом, который обозначал слово гора.

Можно было предположить, что весь этот символ соответствовал яньскому слову правда.

В теле Хэсины напряглись все мышцы до единой. Почему она не видела этого раньше? Как она могла забыть? Когда Одиннадцать героев сожгли былые книги и дали право на образование женщинам и простолюдинам, они не стали изобретать новый язык. Они всего лишь изменили те символы, которые уже существовали, сохранив основы и убрав дополнительные линии, число которых могло доходить до дюжины. Поэтому корни нового языка уходили в тот, что существовал еще в древности.

Чтобы понять значения этих символов, ей нужно было забыть то, что она знала. Ее разум наполнился новыми ассоциациями. Их согнало вместе дуновением ветерка, о существовании которого она не догадывалась раньше.

Хэсина медленно перелистнула книгу на первую страницу. Провела рукой по ее морщинкам, а потом посмотрела на колонку слов, которая располагалась внизу.

Некоторые из них были слишком не похожи на свои упрощенные версии, но значение прочих она могла угадать:

Она закрыла книгу и снова провела пальцем по трем символам, которые были расположены вертикально на правой стороне обложки. Два из них она могла прочитать. А что до третьего… чем дольше она смотрела на него, тем больше он напоминал ей слово, которое обозначал. Короткие вертикальные линии в центре квадрата из штрихов, соединенных вместе.

Цитаты на странице.

Мудрые высказывания в книге.

Постулаты.

Книга постулатов Одиннадцати.

Хэсина боялась поднять палец. Она была убеждена: стоит ей сделать еще один вдох, и символы снова превратятся в жучков. Еще одна секунда, и окажется, что ее открытие – всего лишь галлюцинация, рожденная усталостью и расстройством. Но символы под ее пальцем оставались неизменными. Это была книга, благодаря которой появились их законы, традиции, страхи и надежды. Оригинал «Постулатов». Реликвия, которую никто не мог найти – до этого дня.