Часть 6
Глава 1
Москва, 1977
Виктор Сарчук, сияющий, как самовар, влетел в кабинет Петрушевского. Казалось, молодой человек светился изнутри, и хмурое лицо следователя озарила улыбка.
— Вижу, ты с хорошей вестью, — он подмигнул оперативнику. — Давай рассказывай, пока не расплавился.
— Чайку нальешь — расскажу, — пообещал капитан.
— Да налью, куда денусь, — Анатолий плеснул в кружку кипятку из банки. — Тебе повезло. Только кипятильник вынул. И печенье хорошее у меня есть. И конфетки, правда, не шоколадные, а соевые, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба.
— Сойдет, — Сарчук взял конфету из сахарницы с треснувшим боком. Он вдруг подумал, как соскучился по шоколаду, по настоящему, черному или коричневому, который в детстве поглощал в огромных количествах. Мама работала в продуктовом магазине и каждый день приносила домой по сто граммов разных конфет. В результате Витя перепробовал все, но предпочтение отдавал «Белочке». Ему нравилось сосать конфету до тех пор, пока не растворится шоколад и на зубах не захрустит молотый фундук. Вот тогда он наслаждался вкусом ореха. Где ж ты теперь, его любимая «Белочка»?
— Вспоминаешь шоколадные? — От следователя, как всегда, ничего нельзя было скрыть. Впрочем, он неожиданно выдал секрет своей проницательности. — Я сам об этом подумал. Вспомнил, как отец иногда привозил из командировки «Ассорти». Вкуснятина. Ну, не будем о грустном. Вот эти, соевые «Лимонные», очень даже ничего. Рекомендую.
Он добавил в кружку заварку из синего в золотых крапинках чайника и придвинул ему сахарницу:
— Не стесняйся.
— Да я не стесняюсь, — Савчук сунул в рот конфету и запил чаем. — Действительно, вкусная. Однако я к тебе не чаи распивать пришел. Только что мне звонил Марк Левинсон, приемщик скупки на Тверской.
Анатолий отодвинул чашку:
— Неужели сработало? Давай дальше, не томи душу.
— Сегодня в девять часов к нему зашел молодой парень и отдал на реализацию серьгу с бриллиантом, в которой ювелир опознал вещь из гарнитура «Вдовьи слезы», принадлежавшего Нонне Борисовне, — выпалил оперативник. — Старик попросил молодого человека погулять с часик, дескать, он соберет деньги, а сам кинулся звонить нам. И, несмотря на то что у нас с тобой много времени, я бы советовал поторопиться, — радостно закончил Виктор.
Анатолий сделал большой глоток чая и поморщился: кипяток обжег ему горло. Он с остервенением отставил чашку, пролив напиток на лист белой бумаги, служивший ему скатертью. Желтоватое пятно медленно поползло к документам.
— Черт! — выругался Петрушевский и, достав салфетку, аккуратно промокнул жидкость. — Кажется, полировка останется целой, — привычным жестом он потрогал нос и повернулся к Сарчуку: — Что же ты сидишь как истукан? Поехали.
Они, словно по команде, встали и направились к выходу, где их поджидал Вадим на своих «Жигулях», почти всегда заменявших служебную машину.
— Ох, чует мое сердце, — запел Сарчук, уютно разместившись в салоне, — возьмем мы голубчика без шума и пыли. Это факт.
— «Факт», — передразнил его Петрушевский. — Лучше не накаркай. Что, если преступник опытный? Тогда проблем с ним не оберешься.
— Надейтесь на лучшее, — подал голос водитель. — Может, он и опытный, да и вы не промах. Недаром вас считают лучшей командой. И я, чем могу, подсоблю.
Машина подъехала к скупке. Возле магазина, располагавшегося на первом этаже старинного здания, никого не было.
— Это нам на руку, — заключил Анатолий. — Слушай, Вадик, подожди нас с Сарчуком где-нибудь поодаль, хотя бы за тем деревом. Преступнику может показаться странным, что к скупщику прибыли сразу три человека. Еще, чего доброго, побоится заходить.
— Слушаюсь, товарищ начальник! — Вадик включил зажигание, а Виктор и Анатолий открыли скрипучую дверь. Так называемый ломбард представлял собой маленькую комнатенку, тускло освещенную крошечной лампочкой. Пожилой еврей с крючковатым носом сидел за конторкой и рассматривал кольцо в огромную лупу.
— Доброе утро, Марк Израилевич, — проговорил Петрушевский. Он прекрасно знал этого человека. Милиция привлекала всех работников скупок, которые часто помогали в поимке преступников. Марк Израилевич не был исключением. Еврей оторвался от созерцания драгоценности и взглянул на вошедших. Его худое, обросшее седой щетиной лицо озарилось улыбкой, которую даже с натяжкой нельзя было назвать доброжелательной — скорее покорной. Глаза выражали всю скорбь его многострадального народа.
— О, товарищ начальник, наше вам с кисточкой! Быстренько же вы приехали!
— По-моему, мы всегда славились оперативностью, — парировал Петрушевский. — Но давайте сейчас не о нас. Лучше расскажите, что за фрукт сдал вам серьгу из гарнитура Поляковой. Пожилой? Средних лет?
Левинсон покачал дынеобразной головой:
— О нет, товарищ начальник, совсем молодой парнишка, прилично одетый. Он не произвел на меня впечатление преступника. Скорее студент, которому вдруг понадобились деньги.
— Может быть, он и студент, — согласился следователь, — только не из приличных, это уж точно. Вы поинтересовались, где он взял такую драгоценность и почему серьга всего одна?
Еврей хитро подмигнул:
— Чтобы старый Марк да этого не сделал? Вы же прекрасно понимаете, товарищ начальник, что мне таки не нужны неприятности. Разумеется, я спросил парнишку, откуда такое сокровище. Угадаете, что он ответил? — Черные глазки светились ехидством.
— А тут и угадывать нечего, — встрял Сарчук. — Ваш студент заявил, дескать, это память о покойной бабушке, а почему сережка всего одна — он и ведать не ведает. Мол, до сегодняшнего дня в деньгах не нуждался и наследство старушки в глаза не видел. А теперь вот денежки понадобились. Влез он в бабушкин сундук — а там всего одна серьга.
Марк Израилевич захлопал в ладоши:
— Таки да, так все и было. Вам бы, Виктор, книги писать. У вас так хорошо работает фантазия!
— А это не фантазия, — буркнул Сарчук и почесал белобрысый чуб. — Это правда жизни. Редко когда преступник, стараясь сбыть краденое, придумывает другую историю. Эта, черт знает почему, им кажется самой правдоподобной.
— Возможно, возможно, — Левинсон взглянул на огромные старинные часы. — Как бы то ни было, через десять минут вам предстоит с ним познакомиться. Я бы рекомендовал вам, — обратился он к Анатолию, — спрятаться в моей бытовке. Ну, а вам, — Марк Израилевич кивнул Виктору, — подождать на улице и быть порасторопней. Что-то подсказывает мне: парень занимается спортом, и серьезно.
— Обижаете, — хмыкнул Сарчук. — Это для нас не помеха. Мы и спортсменов брали.
Скупщик развел руками, длинными и худыми, и стал похож на ветряную мельницу.
— Это ваше право, товарищи сыщики.
— Делай так, как он говорит, — бросил следователь коллеге. — Жди нас на улице.
Анатолий на практике убедился, что работники скупок и ювелирных магазинов — довольно наблюдательный народ. А как же иначе? Их обязывала профессия. Рискуя быть обманутыми и понести убытки, за которые самим пришлось бы расплачиваться, они приглядывались к клиентам и далеко не с каждым имели дело, какую бы выгоду им ни сулили. Вот почему, отправив Сарчука на улицу, Петрушевский засел в крохотной бытовке, прикрыв нос платком, чтобы не чихать от пыли. От жары пот лил с него ручьями, и следователь уповал лишь на одно: преступнику очень нужны деньги, и он не станет опаздывать. Чутье и на этот раз не подвело Петрушевского. Минут через пять он услышал, как скрипнула входная дверь и раздался зычный голос вошедшего:
— Ну что, дед, приготовил деньги?
— Повторите еще раз, сколько вы хотите за вашу сережку? — хитро поинтересовался Марк Израилевич. Анатолий понял: вопрос звучал для него. Старый скупщик намекал, что долгожданный гость прибыл.
— Ты что, дед, совсем ума лишился? — Парень грубо выругался. — Зачем меня час мариновал, если не искал для меня деньги?
Левинсон что-то сказал, словно оправдываясь, но этого Петрушевский уже не слышал. Он быстро выскочил из бытовки и ткнул изумленному клиенту, высокому накачанному парню в старых спортивных штанах с вытянутыми коленками и футболке, которая когда-то была белой, а теперь приняла сероватый оттенок, удостоверение:
— Милиция. Предъявите ваши документы.
И тут произошло то, о чем предупреждал Марк Израилевич. Парень толкнул Петрушевского с такой силой, что тот отлетел в другой конец комнаты и сильно ударился о стенку, но, на свое счастье, сознания не потерял и, превозмогая боль, поднялся на негнущиеся ноги:
— А ну стоять!
Преступник и не думал выполнять приказ. Стукнув ногой по входной двери, он вылетел из нее, угодив прямо в объятия Сарчука.
— Куда торопимся? — спросил Виктор и получил удар по лицу, который на мгновение оглушил его.
— Ребята, уйдет! — услышал он голос Козлова, подъезжавшего к нему на машине. — За ним! — Анатолий и Виктор вскочили в салон, и «Жигули» погнали за убегавшим парнем. Он вдруг резко перемахнул через чугунные ограждения и побежал к скверу.
— О черт, объезжать придется! — процедил Вадим. — Ребята, вылезайте. Постарайтесь его не упустить, а я через пару минут к вам подскочу.
Ничего не говоря, оперативник и следователь вылезли из салона и, сиганув через чугунную ограду не хуже легкоатлетов, сами рванули к скверу. Они почти потеряли парня из виду. Он мчался с хорошей скоростью, по-спринтерски преодолевая препятствия, и коллеги, уже начиная задыхаться, подумали, что Левинсон прав: это спортсмен.
— Придется задействовать все наряды, находящиеся в этом районе, — выдохнул Петрушевский. Виктор потянулся к лежавшей в кармане рации и, бросив взгляд на убегающего «студента», грубо выругался:
— Смотри, Толя, у него мотоцикл.
«Упустим», — мелькнуло в голове следователя, и он сбавил скорость. Самое лучшее, что можно сделать сейчас, — сообщить номер мотоцикла, который им удалось запомнить, работникам ГАИ.
— Ребята, садитесь! — услышали они за спиной крик Козлова. Старенькие «Жигули» ревели как бык, поджидая их.
— Ты видел? — Виктор еле перевел дух. — За мотоциклом!
— Видел, видел, — успокоил его Вадим. — От нас не уйдет. Сейчас поймаем.
Но, бросив эту фразу, Козлов не знал, что поторопился. Мотоциклист развил такую скорость, что несчастные древние «Жигули», дымя, будто паровая машина, еле поспевали за ним. Сарчук вытащил из кармана рацию, чтобы передать постам ГАИ приметы мотоцикла, но, пощелкав, выругался:
— Черт! Кажется, гикнулась.
— Все не вовремя, — отозвался Анатолий с переднего сиденья, и рука предательски потянулась к утиному носу. — Ребята, а ведь он рвется из города. Это более чем паршиво.
Лица его коллег помрачнели. Они понимали, что у неповоротливых «Жигулей» на проселочной дороге догнать и перегнать мотоцикл не было никаких шансов. А между тем преступник, словно заправский гонщик, показывал чудеса управления транспортным средством, перескакивая через маленькие препятствия. Все благоприятствовало реализации его плана: и почти пустынное шоссе, и немногочисленные прохожие, шарахнувшиеся в разные стороны, когда парню вдруг вздумалось заехать на тротуар.
— Негодяй! — выругался Виктор, сознавая, что взрыв эмоций — это все, что он может противопоставить гонщику. — Какой же негодяй!
Тем временем мотоцикл свернул на проселочную дорогу, в район старых частных домов и дач. «Жигули» неслись следом. На немощеной улице их подбросило, и Петрушевский больно стукнулся подбородком о стенку салона.
— Сколько раз предупреждал тебя, чтобы ты пристегивался, — буркнул Вадим. — Этого делать ты так и не научился. И не смей говорить, что у меня плохая машина.
— Машина не виновата, если мы его не догоним, — следователь махнул рукой, и в этом жесте Сарчук прочитал бездну отчаяния и посмотрел вперед. Проселочная дорога сужалась, и мотоциклист чуть притормозил, вероятно, готовясь проскочить в проем между домами, однако тут случилось то, чего никто не ожидал. Из ворот одного домишки показалась гордо шествовавшая утка. За ней гуськом шли маленькие пушистые комочки — утята. Гонщик летел прямо на них, и Козлов зажмурился. Он всегда переживал, когда под колесами гибли птицы или животные. Сейчас этот негодяй сметет выводок, и утята разлетятся в стороны, как воздушные шарики. Но, на их удивление, ничего подобного не произошло. Вероятно, преступник тоже любил животных. Он резко затормозил перед выводком, повернул руль вправо и полетел на обочину вместе с ревущим мотоциклом.
— Попался! — произнес Анатолий. Козлов нажал на тормоза, машина недовольно взвизгнула и встала как вкопанная. Коллеги бросились к гонщику, который лежал на земле, не шевелясь. Из раны на лбу сочилась тоненькая струйка крови.
«Не дай бог умрет», — пронеслось в голове Петрушевского, но Вадим, прижав руку к сонной артерии преступника, успокоил друзей:
— Жив.
Он принялся бить потерпевшего по щекам, и вскоре парень застонал и сел, удивленно озираясь по сторонам.
— А ты, оказывается, смельчак, — произнес Сарчук и похлопал его по плечу. Гонщик поморщился:
— Больно!
— Ну, ты сам виноват, — буркнул Анатолий. — Разве мама не говорила тебе, что гонки с милицией кончаются в пользу последней?
Круглое лицо молодого человека с ямочкой на подбородке, делавшей его каким-то по-детски беззащитным, скривилось.
— Хрен бы вы меня поймали, если бы не утки, — прошипел он.
— Поймали бы, — заверил его Сарчук. — Не в этот раз, так в другой. — Ты, дорогой, забыл, наверное, что у нас еще ГАИ имеется. Сообщили бы твои приметы — и никуда бы ты не делся.
— Как сказать… — прогнусил гонщик.
— Ладно, — следователю надоело пререкаться с задержанным. Нужно было как можно скорее везти его в отделение и раскручивать по полной. — Зовут-то тебя как?
— Владимир, — представился парень.
— Вот что, Володя, — продолжал Анатолий, помогая ему подняться. — Сейчас мы с тобой поедем в отделение, и там ты нам все чистосердечно расскажешь.
Голубые глаза беглеца округлились:
— Что это я вам должен рассказывать?
Виктор усмехнулся и подтолкнул его к машине:
— Будто не знаешь. Зачем тогда бегал, если чист, аки агнец?
Владимир молчал. Сарчук пропустил Петрушевского на заднее сиденье, толкнул задержанного, а потом сел сам. Козлов нажал на газ.
— Советую тебе сотрудничать со следствием, — доброжелательно сказал Петрушевский.
— Не понимаю, о чем вы, — на лице задержанного читалось упрямство.
— То есть про сережку, которую ты украл и попытался сбыть в скупке, будем молчать, — констатировал оперативник. Парень откинулся на спинку сиденья:
— А про сережку вообще нечего рассказывать. Каюсь, когда нашел ее возле своего подъезда, думал по-легкому деньжат срубить. Вижу — вещичка-то дорогая, в скупке должны схватить, сказать спасибо и заплатить немало. Да только ничего не выгорело. Как был неудачником, так и остался.
— Ну ты даешь! — восхитился Виктор. — Эту драгоценность, выходит, ты нашел?
Владимир утвердительно кивнул:
— Как сказал — так и было. Выхожу утречком в магазин, гляжу — что-то блестит возле крыльца. Ну, поднял. Вроде с брюликом. Я сразу смекнул, что какая-то баба богатая потеряла. Если бы иначе как-то было, две сережки бы валялись. Я прихватил драгоценность — не отдавать же другому — и помчался в скупку. Не думал, честно говоря, что владелица так быстро шум поднимет. Кстати, кто она? Жена какой-нибудь шишки?
— Вот врешь ты, Володя, и не краснеешь, — усмехнулся Анатолий. — Сам прекрасно знаешь, кто она. И на что надеешься?
Гонщик заморгал:
— Честное слово, не знаю. Кстати, вы не представились. Как к вам обращаться?
— Майор Анатолий Иванович Петрушевский, — следователь отчеканил каждое слово. — Это мой коллега капитан Сарчук, а это — судмедэксперт Вадим Козлов. Теперь, когда мы стали ближе и роднее друг другу, может, расскажешь все начистоту?
— Да рассказал уже, а верить или не верить — ваше дело, — процедил парень. — Если у вас такое ко мне отношение, больше клещами из меня ничего не вытянете.
Он повернулся и стал смотреть в окно. Анатолий решил дать ему передышку. Возможно, оказавшись в отделении, Владимир станет более сговорчивым.
