Глава 16

НА следующий день во всем дворе только и разговоров было, что о маскараде, который должен был начаться на закате. К вечеру, когда тени удлинились, я успела нарисовать портреты почти каждого фейри из весеннего двора, а также наслушаться сплетен о том, кто что собирался надеть, кто у кого украл модные задумки и как кто собирался за это отомстить – несколько весьма жутких предложений. Чем больше портретов я завершала без неблагоприятных инцидентов, тем спокойнее себя чувствовала. Когда очередь подошла к концу, я принялась рисовать последнего клиента, осторожно начиная верить в собственный успех.

Фейри продолжали странно реагировать на свои портреты – цепенели, глядя на собственные лица, или весь остаток дня оставались рассеянными, отрешенными, – но, к счастью, ни они, ни сторонние наблюдатели не придавали этому значения. То был редкий случай, когда их полное безразличие к человеческим эмоциям играло мне на руку. Я также с интересом заметила закономерность: как и вчера, на тех фейри, что казались старше, мое Ремесло воздействовало сильнее.

Что же касается приворота, то я не чувствовала ничего необычного. Это было как раз самым тревожным: я никак не замечала присутствие колдовства. Я пыталась нащупать что-то в глубинах своего подсознания, как будто трогая языком расшатанный зуб, но не чувствуя ни малейшего движения. Иногда я даже начинала сомневаться, что Грач правильно наложил чары. Но он был вполне уверен; и поляна переменилась, едва я сказала ему свое имя: вздохнула, как будто все деревья, и травы, и цветы одновременно выдохнули.

В конце концов, это был приворот. Если бы я могла чувствовать его присутствие, это бы значило, что работает он плохо.

Я еле сдержалась, чтобы не застонать, поднимаясь на ноги и очень надеясь, что мои колени успеют прийти в себя, когда настанет время танцевать. Последним мне позировал высокий серьезный фейри по имени Морозник; он принял портрет из моих рук, благодушно поклонившись, и пошел прочь, рассматривая его. Скоро он прижал рукав ко рту, сдерживая внезапный смешок. Потом он засмеялся снова, споткнулся и прислонился к дереву, беспомощно хихикая, ловя ртом воздух. Его веселье не было управляемым, нечеловеческим, оно граничило с истерикой.

На портрете я изобразила его смеющимся.

По коже у меня пробежали мурашки. Я опустилась на колени, чтобы прибрать свое рабочее место, зачем-то приводя в порядок чашки и оставшиеся куски бересты. Морозник отошел достаточно далеко, чтобы, если повезет, никто не заметил и не связал его поведение со мной.

И тогда я заметила Наперстянку. Она замерла на лужайке, на мгновение забыв свою игру в кегли, и смотрела на него с подозрительным прищуром. Когда Морозник разразился хохотом и рухнул на землю, хватаясь за живот, она резко обернулась и вперила в меня яростный взгляд, раздув ноздри, вытянувшись в струну.

– Изобель, – позвал Овод, сидевший на троне.

Я собралась с духом и подняла голову. Он не улыбался; выражение его лица, спокойного и приятного, было тем не менее очень серьезным. Вот и все. Мой последний портрет. И последний час.

– Мне кажется, Жаворонок хочет тебе кое-что сказать, – всего-то добавил он.

Чашка выскользнула из моей нетвердой хватки и с тихим звоном стукнулась об остальные.

Жаворонок, все это время стоявшая рядом с ним, скрывшись за цветущими ветками трона, засеменила мне навстречу. Она присела в глубоком реверансе; ее лицо при этом оставалось абсолютно спокойным.

А потом, к моему величайшему удивлению, она разревелась.

– Я… ты… п-прости, что превратила тебя в кролика, Изобель, – выдавила она сквозь слезы. Огромные, горькие капли текли по ее щекам и капали с подбородка; фейри громко хлюпала носом. Я задумалась, не подражает ли она мне, ведь только меня Жаворонок в своей жизни видела рыдающей. Имитация получилась не очень лестной. – Я просто… я просто хотела с кем-нибудь поиграть.

Смеялся ли до сих пор Морозник? Смотрела ли на меня Наперстянка? Заметил ли кто-нибудь еще? Я не смела оглядываться. Сделав над собой усилие, заставила себя не отводить взгляда от Жаворонка. Несмотря на то что она сделала со мной, мне действительно стало ее жалко.

– Я тебя прощаю, Жаворонок.

– Мы останемся подругами? – жалобно прохлюпала она.

– Да, конечно, – сказала я и добавила для острастки: – Только больше не шути со мной так.

– О, хорошо! – Ее уродливые слезы мгновенно высохли, и на фарфоровом кукольном лице не осталось ни следа влаги или румянца. Ну разумеется, она просила прощения не потому, что причинила мне вред или напугала меня. Она просто жалела, что превратила меня в кролика, потому что ее на этом поймали и наказали.

– Тогда пойдем со мной, – сказала она. – Бал скоро начнется, и тебе нужен наряд. Я уже выбрала для тебя платье. Оно тебе страшно понравится, оно…

Кто-то вдруг ударил ее по руке, которой она потянулась ко мне. Сначала я решила, что это Грач. Но нет: рядом с нами стояла Наперстянка. Ее губы растягивала холодная безжизненная улыбка. Жаворонок спала с лица. Она быстро отдернула руку, прижимая ее к груди, но я все равно успела заметить длинный тонкий порез, быстро исчезающий на тыльной стороне ее ладони, как будто удар бритвенно-острых когтей какого-то зверя.

– Мне кажется, ты уже достаточно времени провела в компании нашей милой Изобель. Разве ты не согласна со мной, дорогая? – Улыбка Наперстянки фальшиво потеплела, когда она обернулась ко мне. – Жаворонок еще так молода. Она желает вам добра, но ее компания – не самая подходящая для смертной девушки. У меня в то же время большой опыт общения с людьми. И обширный гардероб, полный сотен платьев, которые я собирала на протяжении всей своей долгой, долгой жизни. – Она снова бросила быстрый взгляд на Жаворонка, наслаждаясь последствиями так точно нанесенного удара. – Лучше иди со мной.

Внутри у меня все сжалось от одной мысли о том, чтобы остаться наедине с Наперстянкой. Даже если бы меня заперли в одной клетке с голодным тигром, и то было бы больше шансов выжить. Но если я откажу ей на глазах у всего двора, что она скажет тогда?

– Нет, – шагнула вперед Крапива. – Почему бы тебе не пойти со мной? Я совсем недавно начала посещать Каприз, но там уже только и разговору, что о моих заклинаниях.

Я едва успела заметить, как лицо Наперстянки мгновенно и яростно превратилось в жуткую гримасу.

Все больше фейри начали обступать меня. Вскоре я оказалась окружена шумной хваткой толпой: несколько десятков бессмертных женщин сражались за привилегию одолжить мне маску и одеяние, как жадные дети за игрушку, которую они скорее разорвут на части, чем согласятся с кем-то разделить. Я искала глазами Грача, но, когда мне удалось заметить его, он уже был далеко, почти у самого края опушки. Овод шел подле него, размахивая развязанным галстуком в одной руке, а другую по-отечески положив ему на плечо.

Мы решились на приворот как раз на случай подобных ситуаций. Магия других фейри, кроме Грача, не действовала на меня, и если бы кто-то попытался нанести мне физический вред, то он бы это почувствовал. Но когда такая толпа теснила и хватала меня, я была не в силах усмирить растущую клаустрофобную панику логическими размышлениями.

Почему это происходило только сейчас? С моего самого первого дня при весеннем дворе Жаворонок завладела моим безраздельным вниманием без всякой конкуренции. Я поискала ее глазами, но нигде не заметила. В отличие от Грача, она как будто испарилась.

У меня перехватило дыхание. Я знала ответ: Жаворонок показала свою слабость. Как хищники, фейри увидели, что она оступилась, и набросились на нее. И сейчас они решали, кто займет ее место.

Высоко над моей головой, незримая за головами фейри, обступившими меня, хрустнула ветка, как будто что-то приземлилось на нее среди листвы. Я увидела вороньи перья… или это просто темно-кровавые гранаты сверкнули у Наперстянки в волосах? Я не видела. Не слышала. И мне не хватало воздуха – их дикий животный запах душил меня. Голова закружилась, и я напряглась, собираясь в следующий момент рвануться прочь, расталкивая толпу, чтобы сбежать из этих тисков запаха, шума и нежеланных прикосновений, чего бы мне это ни стоило.

– Перестаньте, – раздался мягкий тонкий голосок. Почти никто не услышал этих слов. Та, которой этот голос принадлежал, подошла к толпе и стояла там, крепко сжав кулаки.

– Астра, – выдохнула я. Я потянулась к ней, но не смогла даже сдвинуться с места: слишком много пальцев пытались схватить меня, слишком много тел теснили к центру круга.

Она заметила и коротко кивнула.

– Перестаньте, – повторила она, развернувшись. – Вы все, оставьте Изобель в покое. Это я подготовлю ее к балу. Это я подготовлю ее к балу!

Ее голос прогремел подобно выстрелу. Все повернулись к ней; в воздухе повисла тишина. Всего на мгновение, одно мгновение в ее глазах блеснул горячий уголек настоящего гнева. Думаю, я единственная смогла узнать его. Но хоть фейри и не смогли бы назвать по имени то, что только что увидели, это зрелище произвело на них впечатление. Они растерянно отступили.

Вырвав собственные руки из цепкой хватки двух фейри, я неуклюже поклонилась.

– Почему вы считаете, что именно вы должны мне помочь, Астра? – спросила я. Мой голос звучал прерывисто, сухо, отчаянно. Я только надеялась, что они не почувствуют мой страх. – Скажите мне, прошу.

Она вздернула подбородок.

– Я пила из Зеленого Колодца. Ни одна из вас не может сказать этого о себе. Сегодня эта привилегия принадлежит мне. – И она протянула мне хрупкую ладонь.

Я судорожно схватилась за нее. Почему-то меня поразило, что в ее стальной хватке не было ничего человеческого. Она вытянула меня из толпы и повела к лестнице. Остальные фейри тоскливо вздыхали нам вслед:

– О боже. Ну, может быть, в другой раз…

– Это была бы такая честь для меня…

– Я в таком восторге от ваших работ…

Еле сдержалась, чтобы не вздрогнуть, когда каждая из них мурлыкала мне в ухо свои слова сожаления; их дыхание касалось моих щек невесомо, как перья.

Астра молча повела меня вверх по лестнице. Я считала, пока мы шли. Один ворон молча наблюдал за нами, сидя на перилах. Второй выглядывал из-за цветущих веток кизилового трона. Третий тенью проплыл над поляной; а четвертый и пятый прыгали по ветке, сверкая ясными глазами. Они и не думали никуда улетать. Если я бы заметила шестого…

Но Астра потянула меня за запястье, и я не смогла остаться стоять на лестнице. Мы вместе вошли в лабиринт. Почудилось мне или нет, но незнакомый коридор, в который она повернула, казался куда более странным, диким, и даже хлам, раскиданный вокруг в беспорядке, выглядел недружелюбно. В углу стояла незнакомая лошадка-качалка; краска потускнела от времени и местами обсыпалась. Я наступила на что-то и подвернула бы лодыжку, если бы Астра не удержала меня за руку. Это была резная фигурка птицы, почти вросшая в пол. Мы прошли мимо гигантского церковного колокола, обросшего корой: он торчал из стены под неестественным углом. Еще немного дальше я заметила ручку куклы, тянущуюся к нам из-за лиственного потолка. Коллекции различного Ремесла так долго лежали здесь нетронутые, что лабиринт начал поглощать их, обрекая на вечность забвения.

Наконец Астра повернула за угол и остановилась. Она напряженно оглянулась, как будто прислушиваясь.

– Нас не преследовали, – пробормотала она себе под нос.

– Я должна поблагодарить вас, – сказала я, – за то, что пришли мне…

Она резко обернулась; глаза ее дико сверкнули.

– Не надо благодарить меня! – Каждый слог этого напряженного шепота прозвучал резко, как пощечина. Я оцепенела.

Дрожащей рукой Астра заправила прядь волос за ухо. Уголки губ дернулись в слабой улыбке. Она бросила еще один быстрый взгляд в сторону лабиринта за нашими спинами.

– Пойдем, – позвала она как ни в чем ни бывало, потянув меня за собой в комнату. – Надо подготовить тебя к маскараду.

Мысли лихорадочно метались в моей голове; недоброе предчувствие зияло в глубине желудка, как темная бездна. Из-за этого я не сразу поняла, куда попала. Это была комната, буквально заваленная книгами. Стопки фолиантов тянулись вдоль стен, как кирпичи, устилали пол, как камни мостовой. Золоченые заголовки подмигивали мне с истрепавшихся корешков. Все вокруг заполнял затхлый запах кожи и пожелтевшей бумаги.

– И вы все это собрали? – ахнула я. – И все прочли?

Астра помедлила. Бесцельно взмахнув свободной рукой, спустя пару мгновений она дотронулась до какой-то книги. Провела по корешку пальцами, но так и не достала том из стопки у стены.

– Это Ремесло, – мягко проговорила она. – Слова… не всегда понятны, но они нужны мне, видите ли. Как будто в них есть что-то, что я ищу. Я каждый раз думаю, что вот-вот куплю еще одну, и их станет достаточно… – Она умолкла, недоговорив.

– Но их никогда не хватает, – закончила я. Она, кажется, не услышала.

– Иди за мной. У нас не так много времени.

Она отпустила мою руку. Периодически оглядываясь через плечо, я последовала за ней в очередную комнату. Солнце, должно быть, скрылось за деревьями: сумрак прокрался внутрь лабиринта, и вещи в нем превратились в неясные тени. Мое сердце пропустило удар, когда я по ошибке приняла силуэты, выстроившиеся за дверью, за фейри: они замерли в предвкушении, как будто только и ждали нашего появления. Но это были всего лишь манекены, стоящие в ряд вдоль каждой стены, глядящие на нас своими бесстрастными деревянными лицами. Астра подвела меня к своему гардеробу. Она взмахнула рукой, и янтарный волшебный огонек появился над нашими головами и поплыл к потолку. В большом зеркале, стоявшем в другом углу, отразилось его сияние, высветившее отражение моего неуверенного лица.

– У нас похожий размер, – сказала она. – Думаю, большая часть моих платьев тебе подойдет. Ты предпочитаешь зеленый цвет?

– Нет. У меня на самом деле нет особых предпочтений. Должно быть, из уст художницы это звучит странно, но я не привыкла писать автопортреты. – Я помолчала, вспомнив, как рисовала ее. – Может быть, поможете мне выбрать?

Ее плечи сжались. Помусолив между пальцев полупрозрачный шлейф ближайшего платья, рассеянно оценивая текстуру, она отпустила его, потеряв интерес.

– Тебе идет зеленый, но это весенний цвет. Не думаю, что когда ты выпьешь из Колодца, то примкнешь к нашему двору.

Я скользнула вдоль другого ряда платьев, легко касаясь шелка и кружев, не отводя от Астры взгляд.

– Почему вы так говорите?

– О, не знаю. Просто такое впечатление.

Я заставила себя говорить спокойно, почти беспечно.

– Могу ли я спросить… почему вы выручили меня там, внизу? Может быть, я ошибаюсь, но в последние несколько минут мне показалось, что это была не случайность. Что, может быть, вы хотели что-то мне сказать.

Она остановилась; рука ее замерла в воздухе между двумя платьями. Я была права. Гулко прозвенел в глубинах моего сознания ужас. Что-то вот-вот должно было пойти не так.

– Он знает, – промолвила Астра.

– О моем Ремесле?

Быстрый взгляд темных глаз.

– Он знает, что вы нарушили Благой Закон.

«Нет», – подумала я. А потом: «Да».

Потому что внезапно мне стало ясно: я была влюблена в Грача, и это произошло так, как происходят самые тихие, совершенные, абсолютно естественные вещи, – незаметно для меня самой. Мы стояли вместе на той поляне, и я доверилась ему, сказала свое настоящее имя. Эта странная чудесная мысль крутилась в голове. Я любила Грача. Любила его. Это было лучшее, что я когда-либо чувствовала. И худшее, что когда-либо совершала.

Я обрекла нас обоих на смерть.

Ничего вокруг меня не изменилось, хотя я и ждала какого-нибудь осязаемого доказательства тому, что скоро все будет кончено. Я не рухнула на колени и не вскрикнула от отчаяния. Просто стояла на месте, дышала спокойно, как обычно, и так же невозмутимо и размеренно пыталась осознать масштаб происходящего.

О ком Астра сказала «он»? Об Оводе? Наверное, так и было. Овод, должно быть, уже давно предвидел это. Может быть, несмотря на историю нашего общения, даже с удовольствием наблюдал за моими глупыми смертными ошибками. Эта мысль добавила новый смысл тому, как Жаворонок, Наперстянка, Крапива и остальные сражались за меня, сражались за право одеть меня в мой самый последний наряд.

Развернувшись быстро, как нападающая змея, Астра схватила меня за руки. Ее костлявые пальцы впились в мою плоть, как когти. Глаза сверкали.

– Поэтому ты должна покинуть маскарад. Торжественно появишься там, а потом, едва Овод отвернется, сбежишь к Зеленому Колодцу и выпьешь из него, прежде чем он поймает тебя. Ты должна. Я помогу тебе.

Возможно, мне это только почудилось. Но когда Астра схватила меня, я почувствовала укол беспокойства, которое показалось мне чужим, – призрачное, далекое чувство, коснувшееся меня, как рябь по поверхности пруда. «Грач?» – спросила я мысленно, но ответа не получила.

– Изобель, – позвала Астра.

– Нет. – Я покачала головой. – Нет, я не могу. История, которую мы с Грачом рассказали придворным… это была ложь. Я ни за что не стану пить.

– Ты должна.

– Если бы вы могли обернуть время вспять, если бы вы могли начать жизнь сначала, какой выбор вы бы сделали сейчас?

Свет потух в глазах Астры. Хватка ее ослабла, и она отвернулась.

– Я могла бы показать тебе ход со двора, который никто не охраняет, – сказала фейри, – но куда бы ты ни пошла, они все равно найдут тебя.

Эмма. Близняшки. Они должны были получить мое письмо этим утром, не зная, что мне было суждено умереть той же ночью. Я снова покачала головой.

– Я не могу просить вас зазря подвергать себя опасности ради меня. – Меня окутал холодный туман. Оставалось только одно: нужно было хотя бы попробовать. – Я буду на маскараде. Мне необходимо переговорить с Грачом наедине.

Астра ничего не ответила. Она, должно быть, уже считала меня мертвой и, наверное, была права. Сделав несколько шагов, остановилась рядом с одним из последних платьев.

– Вот это, – сказала, снимая его с манекена.

Таких платьев я раньше никогда не видела. Розы глубокого красного цвета были вышиты кружевом по бежевой ткани, кажущейся практически невесомой. Корсаж был весь испещрен цветами, которые рассыпались ниже, по свободной юбке, и исчезали, будто бы их развеял ветер. Сзади платье не было украшено, и это создавало иллюзию низкого выреза на спине. Раньше от одного вида этого платья у меня бы перехватило дыхание. Сейчас в мире не осталось такой красоты, такого удовольствия, что могло бы отвлечь меня от мрачного осознания собственной участи.

Я механически сбросила одежду. Вступила в предложенное мне одеяние, почти спотыкаясь, чувствуя, каким медлительным и неуклюжим страх сделал мое тело. Нагнувшись, чтобы подобрать ткань с пола, я помедлила, незаметно дотронувшись до чулка, чтобы напомнить себе о кольце. Смехотворное орудие защиты. Но хотя бы что-то.

Я выпрямилась.

– О-о, – выдохнула Астра. Она взяла меня за плечи и подвела к зеркалу.

Кружевной корсаж был впору и туго облегал мое тело, но юбка закружилась невероятным вихрем, едва я сдвинулась с места. Мне тут же вспомнилась знаменитая картина, изображавшая деву, тонущую в озере на закате: оборки ее платья невесомо вздымались в воде, пока она погружалась во тьму. Встретившись лицом к лицу с фигурой, отраженной в зеркале, я почти не узнала себя. Я носила платья от «Фирта и Мейстера» с тех самых пор, как прибыла к весеннему двору, но так ни разу и не видела, как выгляжу со стороны. Глубокий алый цвет платья подчеркивал светлый оттенок моей кожи и темноту моих глаз. Я ожидала увидеть себя испуганной, но нет: мои глаза просто смотрели, смотрели и смотрели, как бездны, поглощающие свет, а лицо оставалось бесстрастным, как у манекена, на котором это платье было раньше надето.

– Украшения, – сказала Астра сама себе. – И маска. У меня есть маска, которая сюда подойдет, если я смогу ее найти…

Она отошла в сторону. Послышался звон защелки, следом – скрип открывающейся крышки сундука. Пока я ждала ее, мои руки невольно потянулись к волосам, чтобы распустить их и пальцами расчесать спутанный комок. Как со стороны, я наблюдала за тем, как мое отражение вновь заплетает волосы в неаккуратный пучок и держит их на месте, пока Астра не подает мне шпильку, чтобы заколоть их. Я смутно понимала, что если я буду владеть собой – если фейри не сразу почувствуют мой страх, – то выиграю нам немного времени. Мне всего лишь нужно было поговорить с Грачом.

Бледные пальцы Астры опустили на мои косы ажурный венец. Это было тонкое кольцо золотой филиграни, украшенное крошечными листочками. Я окинула взглядом свое отражение, увидев его совершенно по-новому. Осенние цвета. Венец, как у Грача. Она проявляла доброту, поняла я, единственным способом, который смогла придумать. Она позволяла мне сохранить чувство собственного достоинства в мои последние мгновения, в отличие от Наперстянки или кого-то еще, которые, как я подозревала, перед балом мучили бы меня, как кошки – раненую мышь, с самодовольством предвкушая мою судьбу. Вероятно, пока я не потребовала ответа, Астра вовсе надеялась уберечь меня от правды, чтобы подарить стремительный и милосердный конец.

Она отражалась в зеркале рядом со мной, и в отрешенном выражении ее лица чувствовался оттенок печали, хрупкой и далекой, – блеск лунного света на дне глубокого-глубокого колодца. В руках она сжимала палочку полумаски. Она была украшена розами, под стать платью – невыразительный цветущий букет. В сердцевинах двух цветков были проделаны отверстия для глаз.

– Среди смертных ты – королева, – проговорила Астра. – На балу ты будешь самой красивой из всех.

Я попыталась улыбнуться, но у меня не вышло. Возможно, мне уже было не суждено улыбнуться никогда.

– Самой красивой смертной? Я едва ли могу сравниться с Наперстянкой.

– Нет. Ты превосходишь нас всех. – Сейчас она казалась мне особенно бледной и хрупкой. – Ты – словно живая роза среди восковых цветов. Наше существование, может, и будет длиться вечно; но твой цвет ярче, а аромат – душистее, и шипы твои ранят до крови.

Я осторожно приняла маску из ее рук.

– Неудивительно, что когда-то вы были писательницей.

Астра отвернулась.

Я поднесла маску к лицу, скрываясь за ней. Глядя на собственное отражение, могла думать только об одном… и знала, что Астра думает то же самое. Я и правда выглядела как королева, но платье мое было погребальным саваном. Астра нарядила меня; и теперь, прекрасная, я должна была отправиться на казнь.