Глава семнадцатая
Золото
С раннего утра плохое настроение.
Потапов со мной солидарен, тоже дуется. И всё потому, что командир отменил завтрак. У нас, видите ли, совершенно нет времени, объект без контроля, вот-вот провалим задание, а позавтракать вполне можно и в дороге. В общем, он выложил все аргументы, которые должен был выложить.
Иван, из вредности никого не подпуская к процедуре, к процессу, методично заливал баки соляркой, а мы ждали. Глупая ситуация: один человек работает, остальные бездельничают. А могли бы спокойно поесть вместе с экипажем сборщика. А Потапову понадобились какие-то железки, и он неспешно отправился в мастерскую к Богданову.
Три раза позавтракать могли! Чувствую, набухает бунт.
Группер понимает, что принял неправильное решение, но обратной дороги нет. В итоге Фёдор Васильевич несколько растерян, а мы выглядим идиотами.
Устроившись на корме «Хаски», я был занят борьбой с чувством голода, собственной злостью, а так же разборкой и чисткой трофейного оружия: револьвера Нагана и карабина Симонова. Разложил на банке припасенные газеты, начал с СКС. Детали последовательно укладывал в извлечённый из мусора пластиковый контейнер с крышкой, что гарантирует их сохранность во время движения. Не вылетят и не закатятся под пайолы. Контейнер чистый, даже непонятно, чем он не устроил выбросившего. Интересная это штука, мусор.
Словно подтверждая рациональность принятых мер, в борт пришвартованного катера, ощутимо ударила волна, поднятая следующим на север тяжёлым балкером грязно-ржавой расцветки.
Карабин, между прочим, не гражданский версии с порченым стволом, а родной армейский, о чём свидетельствовал неотъёмно-откидной штык клинкового типа. У штыка имеется трубка с амортизирующей пружинкой, что обеспечивают однообразный бой вне зависимости от положения штыка. Так конструкторы учли опыт эксплуатации легендарной «мосинки», которую обычно пристреливали с примкнутым штыком. Со штыком полагалось и вести огонь, что не всегда удобно.
Магазин на десять патронов у этой замечательной машинки тоже неотъёмный. Сняв с защелки, я откинул его вниз и высыпал боеприпас в контейнер, патронов оказалось семь штук. Почему так, — загадка, если учесть что из ствола давно не стреляли. При обыске утопленной нами моторки в потрёпанном советской рюкзачке я обнаружил четыре пачки патронов 7.62х39 армейского образца, всё свидетельствовало о том, что орудие криминальным образом ушло либо из воинской части, либо со складов длительного хранения.
У СКС есть особенность — после израсходования боеприпаса затвор становится на задержку, что снижает время на пополнение магазина. Вставил в специальные направляющие обойму, удерживающую десяток патронов, и выдавил их вниз большим пальцем. Вот эта самая обойма, примитивно выгнутая пластина, и портит мозги всяким остолопам, систематически путающим её с магазином. Удобная штука, жаль, что мне не досталось ни одной обоймы. Всю лодку обшарил, все партизанские уголки и карманы... Придётся заряжать по одному.
Нормального шомпола под нужный калибр у меня не оказалось, только универсальный набор в пластиковом чемоданчике с гибким шомполом и широким ассортиментом прикручиваемых насадок на грузик. Чистить ствол таким приспособлением — весьма муторное дело. Нужно опустить грузик со стороны дульного среза, прикрутить насадку-ёршик со стороны патронника и протянуть собранное устройство наверх. Некоторым любителям оружейной медитации это занятие нравится. Раз за разом тягая тросик в одном направлении, они не забывают упоминать, что при таком способе чистки не травмируется дульный срез, сохраняется точность боя.
Я же был вынужден медитировать по необходимости. И если не врать, то не испытывал никакого напряжения, оружие оказалось практически чистым. И срез без царапин. Этим карабином не пользовались, можно сказать, что новенький. СКС имеет репутацию карабина с хорошей точностью. Выберу время, проверю, пристреляю.
— Старик явно что-то надумал, — заметил из глубины рубки Кромвель.
Послышались голоса и звуки шагов. Повернув голову, я увидел вышагивающего впереди Щеглова, лицо его было сосредоточенным, словно у парламентария на линии разграничения. Позади своего капитана шёл Николай, согнувшийся под тяжестью большим холщового мешка на плече. Павел вышел наружу.
— Мусор тащат, самое ценное отдают, — предположил я, на что группер радостно гыгыкнул. Командир был занят настоящим командирским делом: изучал на ноутбуке переснятую постранично лоцию участка.
— Знач так, товарищи москвичи! — гаркнул Щеглов, остановившись возле борта катера так резко, что юнга чуть не налетел на его спину.
— Пока я держу ваш катер за усы, — он показал пальцем на швартовый конец, — вы находитесь в составе комплекса. А значит, обязаны выполнять распоряжения капитана. Раз уж не хотите позавтракать по-человечески... Приказываю принять груз!
— Что там, Фёдор Васильевич? — с опаской поинтересовался я.
— Рыба. Копчёная, свеженькая. Юнга, сдать груз!
Кромвель торопливо принял мешок и охнул.
— Ух, ты, да здесь целый пуд!
— Омуль копчёный. Наш, самый вкусный, не байкальский. С головой, вдруг захотите головы поразбирать... И лещ пластом, эти без голов. Специально выбирали те хвосты, что прокурены покрепче, потемней. Мешок наглухо не затягивайте, пусть дышит. Зато в рубке аромат будет хороший.
Пахло от мешка просто замечательно! Так сильно и смачно, что я почти увидел через ткань оранжево-золотистый балык с капельками рыбьего жира. Никогда нельзя упускать ни малейшего случая поесть, даже если вроде бы и сыт. А уж если голоден...
Не дожидаясь реакции группера, я быстро запустил руку в мешок, схватил первого попавшегося леща и шлёпнул его на газетку. Не обращая внимания на нахмуренные брови Кромвеля, оторвал ароматную янтарную полосу и сунул в рот.
— Голодный у тебя личный состав-то! — громко обрадовался Щеглов, подтягивая поближе Николая и указывая на нас, как на зверей в зоопарке. — Гляди, как лопает! Ешьте-ешьте, я ведь от всей, значится, души. Не чужие вы нам, спасители, от партизанской дури комплекс уберегли.
— Василий Фёдорович, спросить хотел... — вспомнил о чём-то Павел. — Вот партизаны, щетина. Я слышал, что это целая организация, со своей структурой, управлением и руководством, некоторые уже считают её серьёзной силой с большими возможностями. И вдруг какие-то маргиналы с наркотой в торбах, беспредельщики... Что за дела, извините?
— Ненормальное положение, — тут же согласился капитан сборщика. — Тут ведь как? На начальном этапе люди Щетинкина начали набирать в свои ряды всех желающих, а вышло так, что нахватали кого попало.
— Подождите, вы хотите сказать, что и сейчас существует Щетинкин, реальный? Нового образца, — я выхватил и зацепился за важный момент.
— Говорят, что существует. Правда, мало кто его видел. В общем, набрали, как по объявлению, а потом решили учинить чистку. Всякое отребье и выявленных беспредельщиков погнали пинками, такое я слышал от капитанов в Подтёсово, там у нас что-то вроде клуба капитанов... Вот только не думал, что столкнусь с такими типчиками лично. Вот и получается бардак: ткнуться им, припадошным-то и некуда, а зарабатывать честным трудом, получив однажды революционный опыт, они уже не могут. Оружие без цели и дела развращает, начинается бандитизм. К сталинистам не примкнуть, там проверка жёсткая и долгая, берут только идейных.
Час от часу не легче! Тут ещё и сталинисты есть.
Последние фразы слышал и вернувшийся к катеру Потапов. Положив хитро изогнутую железяку на люк моторного отсека, он быстро вытер ладони о штаны и тоже запустил руку в мешок с копчёной рыбой.
Увидев изумление на наших рожах, капитан не стал дожидаться вопросов.
— Не слышали? Появилась у нас такая Партия Сталина — Партиста. Их пока немного, на Енисее к Кобе, вы должны понимать, отношение сложное, тут же с царских времён, куда ни плюнь, ссылка на ссылке, лагерь на лагере, целые поколения выросли с поражением в правах. Но популярность они постепенно набирают, да... Там люди подобрались упёртые, идейные. С щетиной у них то понимание, то контра. А скорее всего, одного поля ягода.
— Одного? Не думаю, Фёдор Васильевич, не думаю... Интересно было бы узнать, кто все эти структуры финансирует, — задумчиво произнёс Кромвель.
Щеглов тут же стал предельно серьёзным.
— А вы, уважаемый, в эту сторону лучше вообще не думайте, целее будете. Вот такой вам будет мой мудрый совет.
Помолчав немного, он облизал потрескавшиеся губы и коротким выдохом словно бы сплюнул несуществующую песчинку.
— Ребятушки, тут такое дело... Подарили бы вы мне этот револьвер! Я уже и тайничок на центральном посту присмотрел. Сами видите, что вокруг творится! Ещё немного, и спокойной жизни на реке не будет. Подарите, а? Тяжело в Сибири без нагана.
И тут я, слушая беседу краем, почувствовал, что все уставились на меня.
— Вы чего?
— Принимай решение, — подсказал Потапов.
Ну да, я же силовой блок, вместилище ярости и мощи.
— Револьвер в нормальном состоянии, не заедает, капсюль колет нормально... Василий Фёдорович, там ведь патронов — один барабан, и тот не полный.
— Патроны не вопрос. Привезут любые, только позвони! — убедительно ответил мне капитан, быстро сообразивший, кто тут делает дела, касающиеся огнестрельного оружия. Не распухнуть бы от собственной значимости.
— Заправлять буду по требованию, в любое время суток, даже без денег выручу! — закончил он.
— Ну, что сказать... У нас как бы свой короткоствол имеется, только ведь запас не тянет. Даже не знаю... — помялся я для важности. — Да забирайте его на здоровье! Действительно, будет, чем оборониться.
— Золотые вы люди, москвичи! — вскричал старый речник.
— Скажете тоже, — непривычно для группы смутился Павел.
— Бриллиантовые! — горячо уверил Щеглов. — Мне такая вещь не по карману, получки еле на семью хватает, ещё и машина в кредите... А я вам, как родным, нужный адресочек в Красноярске черкну. Там человечек сидит проверенный. Не думаю, что в московских оружейных магазинах продают пистолеты Токарева. А он вам за полчаса отличную ксиву сделает, половина Красноярска с такими ходит.
Нет, настоявшая жизнь Земли-2 решительно отличается от суховатых строк инструкций, рекомендаций и меморандумов, составленных Наблюдателями. Она богаче, хитрей и сложней устроена. И группе в эти реалии ещё вливаться и вливаться. Ну, дают, пошла писать губерния! Мало им самого либерального оружейного законодательства в России, они ещё и тему чёрных стволов оседлали капитально!
— А проверки? — спросил Потапов.
— Кто вас проверять-то будет? — небрежно отмахнулся капитан. — Ментам всё положенное исправно отстёгивают, они в доле. Конечно, такая услуга денег стоит, это же не на автовокзале поддельные ксивы приобрести, которые тувинцы на коленке рисуют. Но люди вы, я вижу не бедные. Если же приплатите втрое, то вам соорудят настоящие разрешения, проведут по всем базам.
— Лихо! — восхитился я. — Очевидно, что у него и любые маслятки в наличии?
— Так точно! Особливо если оптом патроны брать, тогда недорого и быстро, — улыбнулся Щеглов.
— Держите, — я протянул ему револьвер в потёртой жёлтой кобуре, которую он тут же сунул за пазуху.
Мимо нас на юг прошлёпал небольшой двухпалубный теплоход. По палубе неспешно фланировала праздная публика. За время долгого путешествия из Дудинки пассажиры давно освоились на борту, многие стали завсегдатаями ресторана. Ресторана… Чёрт, как же хочется жрать! И не рыбы, а чего-нибудь капитального, горяченького. Борща, например.
— А этот почему не подходит? — поинтересовался Иван.
— Теплоход «Близняк», он немного пошустрее наших трёхпалубных старичков, тоже построен в Германии, в 1954 году, на судоверфях города Варнемюнде, — ответил Фёдор Васильевич.
— Да просто юноша, чего там, — съязвил Потапов.
— Уж что имеем. Идёт побыстрей, а пассажиров гораздо меньше, особенно сейчас, в конце лета. Так что разгрузится в Красноярске.
Тепло распрощавшись с экипажем сборщика, выпутали свои «усы» и отправились в путь. Впереди группу ожидало таинственное село Ярцево, где есть странный фельдшерско-акушерский пункт, куда нас ни за что не пустят.
Позади — большой остров, отделяющий протоку левого берега от основного русла Енисея, впереди низкий берег, граница Западносибирской равнины. И устье загадочной реки, которое с воды не сразу и заметишь.
Мне вспомнились так и не пригодившиеся для настоящего дела байдарки.
Ваня Потапов ещё раз опустил полосатый шест и объявил:
— Метр двадцать, не очень глубоко, песочек и немного ила.
Сквозь зеленоватую водную толщу просматривалось волнистое песчаное дно — набегающие друг на друга золотисто-жёлтые лепестки с коричневой тенью. Намытый природой узор напоминал чешуйчатую спину огромного существа, которое вот-вот проснётся, чтобы поглотить катер вместе с его славным экипажем.
— Я и говорю, что неглубоко, вполне можно зайти. Познакомиться по-быстрому.
— И не мечтай! — с ядовитой ухмылкой ответил мне группер. — Хотя, согласен, речка, судя по всему, знаменитая.
Ещё бы! Река Кас — уникальное место, много чего здесь происходило. Где-то там, за причудливыми изгибами русла, скрывается Александровский шлюз, первый населенный пункт со стороны Красноярского края, где начинается шлюзовая система Обь-Енисейского канала, построенного ещё в царское время. Увы, просуществовало это гидротехническое сооружение не так долго, как планировали его строители. На строительство выделили в два раза меньше средств. Канал вышел узким и мелким, уже к началу прошлого века суда по нему ходили крайне редко. Последнее прошло из Енисея в Обь в 1942 году. Но для этого пришлось взорвать шлюзовые каналы. Соединить крупнейшие сибирские реки в одну транспортную сеть не удалось, помешало железнодорожное лобби. Амбициозный план провалился.
Днище всех четырнадцати шлюзов сделано особым образом: между деревянными плахами проложено два ряда кирпича, чтобы воду держать. Более сотни лет назад по всей системе курсировал паровой баркас, который так и назывался «Обь-Енисейский канал». Судовые котлы тогда топились дровами, уж с этим дефицита не было. С томской стороны нанимались сезонные рабочие, которые заготавливали дрова, и вдоль всей шлюзовой системы выстраивались огромные поленницы.
Эх... Навеки исчезнувшая романтика огня и пара.
Канал протяжённый, тянется более чем на тысячу километров. Прокопать пришлось только один участок, который местные так и называют — Копь. Семь шлюзов находятся в Томской области, столько же на территории Красноярского края. Между ними раскинулось Водораздельное озеро. Заповедные края, не для всех. Здесь живут старообрядцы или староверы, по-прежнему неохотно вступающие в контакт с чужаками. Тут проходила граница обитания загадочного народа кето. И это вековой ссыльный край, его южная граница. Ярцевский ссыльный район пережил несколько эпох, начавшихся ещё в семнадцатом веке.
Сибирская ссылка и каторга — печальная, но яркая страница истории губернии. Сюда попадали не только отбросы общества, но и лучшие умы эпохи, цвет интеллигенции. Сразу же после похода Ермака Сибирь определилась царским правительством как место ссылки и использовалась так вплоть до падения самодержавия. Ссылка была узаконена уложением 1649 года, по которому основными местами поселения определялись отдаленные и малонаселенные районы Восточной Сибири. В 1645 году со всем семейством в Енисейский острог был сослан стольник князь Хованский. Безлюдный край принимал беглых крестьян, участников народных волнений, заговорщиков, изменников, шпионов, военнопленных и бежавших от службы в армии. Особо страшный контингент — воры, тати и душегубы.
На Енисей шли добровольно и принудительно старообрядцы, находившие убежище в отдаленных скитах среди лесных чащоб. На Енисей неоднократно направляли военнопленных — шведов и польских повстанцев. Наиболее массовой была ссылка для пополнения служилого населения — гнали провинившихся казаков и стрельцов. В начале XVIII века появился новый вид ссылки — каторга, принудительные работы. Каторжан направляли на горные заводы и рудники, где использовали как дармовую рабочую силу.
Попавшие в опалу политические деятели, некогда близкие ко двору, запорожские казаки и участники восстания Пугачёва — кого только не приняли эти земли, ведь ссылка изначально стала весьма удобным способом избавления от неугодных. Она оказалась выгодна местным промышленникам, которые получали дешёвые рабочие руки. Ссыльных приписывали к какой-либо деревне, где им выделялся надел земли. Но мало кто из поселенцев хотел становиться крестьянином, земля не обрабатывалась… Немалые притеснения от уголовников терпело местное население, которое неоднократно обращалось к правительству с жалобами. Количество ссыльных порой в два раза превышало число старожилов. Следом за уголовниками пошли этапами декабристы, члены многочисленных революционных кружков.
После революции семнадцатого года началась советская ссылка — массовое переселение кулаков, настоящих и мнимых врагов народа, а перед войной и в ходе её — депортация неблагонадёжных, как считалось, людей из вошедших в состав СССР в 1939-40 годах республик Прибалтики, районов Западной Белоруссии и Украины. Следующей волной стала депортация немцев Поволжья, затем потянулись калмыки. Позднее пошла волна пособников фашистов. Кроме спецпоселений в районе были и лагпункты СибУЛОН — Сибирского управления лагерей особого назначения. Это было ещё одно Великое переселение. Тысячи людей вынужденно оказались на берегах Оби, Енисея, Лены, по их притокам.
Енисейский тракт, по которому людей гнали на севера, таит по обочинам сотни безвестных могил. Берега заселяли просто. Остановится баржа, конвоиры высадят на безлюдный берег десяток-другой плачущих семей, скинут кое-какое имущество и средства лова — устраивайся, как можешь, живи, если выживешь. Ни хлеба поначалу, ни варева, ни крыши над головой. Ютились по шалашам и рыли землянки, гибли от холода-голода, от цинги. Зато возникали лесхозы и леспромхозы, строились заводы и комбинаты. Затем местных и пришлых людей собирали в колхозы.
— Зачем сюда столько людей отправляли, на Кас, в частности? — тихо поинтересовался Павел.
— Ответ прост: готовить лес для страны, — голос Потапова зазвучал так же негромко. Как-то не хочется орать в этой странной тишине.
— В тридцатых годах зарождались леспромхозы, нужно было осваивать труднодоступные районы с тяжелейшими условиями проживания. Рабсилой на лесоповале были раскулаченные, политссыльные, ну, и зэки, конечно. Особенно ценились кулаки, у которых в крови было добросовестное отношение к любому делу. Эти смекалистые мужики и на лесозаготовках показали себя с лучшей стороны...
— Один бог ведает, сколько зелёной валюты вывезено за все годы, дикие миллиарды долларов, — попытался представить я.
Доплывший до устья Каса или Сыма лес формировался в плоты, которые самосплавом, а позднее — с помощью катеров отправлялись по Енисею до портов Игарки и Дудинки. Огромные бревна прямо в воде вязали крепкими цинковыми канатами — «цинкачами» — по восемьдесят штук. Составляли огромные плоты для сплава по Енисею, отправляя их в путь длиной более тысячи километров. Водили такие плоты лоцманы. В Игарке древесина шла на лесопильные заводы, откуда большая часть стройматериалов экспортировалось за границу. Лес грузили в трюмы иностранных океанских пароходов, с севера заходивших в русло великой сибирской реки из Франции, Англии, Германии. В Дудинке древесина использовалась для обогатительных фабрик, металлургических заводов и строительства жилых районов заполярного Норильска.
— Плоты собирали на специальных участках, плотбищах, — продолжал рассказывать Иван. — Там и сейчас можно увидеть остатки нескольких плотбищ. Лучше прочих сохранилось Восьмое плотбище, нынешний Новый Городок. После закрытия Касовского лесопункта население Нового Городка резко сократилось, многие жители выехали, а те, кто остался, живут за счет сбора дикоросов и домашнего хозяйства... Ещё на Девятом плотбище есть люди. Правда, там только староверы. На Одиннадцатом и Двенадцатом плотбищах есть современные дачи — туда приезжают перебравшиеся в город бывшие местные жители, чтобы отдохнуть, в сезон грибы-ягоды собрать, на рыбалку и охоту... У моего соседа по лестничной клетке была здесь дача, приглашал.
— Это в нашем мире такой расклад, а здесь как? — перебил его Кромвель.
Ваня лишь пожал плечами.
С утра пасмурно, зато не жарко. Даже отсюда видно, что течение Каса быстрое, гораздо быстрее, чем в Ангаре и Енисее. Сама река не широкая, в устье от берега до берега метров сто. Там много длинных песчаных кос, особенно на поворотах реки с внутренней стороны дуги. Вдали виднеется сосновый лес, хороший такой, чистый. Вдоль берега до Нового Городка идёт накатанная грунтовка.
И никого вокруг. Ни души, ни техники.
— Так что, шеф, может, сбегаем недалеко? — предпринял я ещё одну попытку, прекрасно понимая, что Кромвель не купится. Это лишь задел на будущее.
— Не нуди! — отрезал группер. — Вечно тебя налево тянет, то в Енисейск, то на Кас.
— В принципе, можно и махнуть, если недалеко, — поддержал меня Ваня. — Даже днищем не чиркнем.
— Хоть на бережок ногой ступить, прикоснуться к тайне, — нарочито заныл я.
— Ага, к тайне! Сами же рассказывали, что это самое клещевое место в округе.
— Вообще-то, мы не единожды привитые, меня всего искололи лепилы, — напомнил Потапов. — И репеллент соответствующий имеется.
— Отставить разговорчики, мать вашу, ехать пора! И больше не заикайтесь на эту тему! — заорал Кромвель и удалился в рубку, громко закрыв за собой дверь.
Потапов молча принялся укладывать длинный шест вдоль борта, фиксируя его в зажимах, а я от злости материться сквозь зубы. Но не успел я внутренне высказать всё, что думаю по этому поводу, как дверь рубки распахнулась, и на палубе возник Паша с биноклем в руках.
— Так говоришь, здесь и прошёл отряд колчаковцев с тайной миссией адмирала Колчака? — безадресно спросил группер, не отрывая оптику от глаз.
— Во-от! — воспрянул я. — Не просто прошёл, а тайным образом буйные головы сложил в этой самой миссии!
— Всю дорогу толкуешь, — напомнил группер.
На пути к точке остановки напротив Каса я времени не терял, рассказывая напарникам всё, что смог разузнать об этой истории, со всем убеждением и выражением.
И в Омске, и уж тем более тут, до сих пор будоражат искателей приключений регулярно оживающие легенды о том, что в этих краях спрятано золото Колчака, во всяком случае, его часть. В 1918-м на канал по реке Кеть прибыла на пароходах белогвардейская рота под командованием некоего ротмистра Алфёрова. Белогвардейцы пытались попасть в Енисей, но широкие обские пароходы не смогли пройти шлюзы... Алфёровцы по пути следования грабили склады, жильё и служебные постройки, портили шлюзы, но не учли характер местного населения. Быстро организовался сводный отряд самообороны, благо, оружие в этих краях было у всех. Отряд дал белогвардейцам кровавый бой, в ходе которого разгромил их наголову. Сам ротмистр со своим окружением бесследно исчез. Но всё это лишь неподтвержденная легенда. Самая популярная.
Вот тогда и возник вопрос: какого чёрта он вообще сюда пришёл, ротмистр этот, откуда и зачем? Не сопровождал ли он со своим многочисленным отрядом золото Колчака? Ведь такой путь — верный способ, минуя города и крупные поселения, тайно перетащить груз из бассейна одной великой реки в другую.
Говорят, что староверы Каса могут показать место братской могилы, где покоятся останки зарубленных шашками, топорами и застреленных белогвардейцев. Кто на самом деле сумел уничтожить такой большой и хорошо вооруженный отряд, местные ли? Официальных документов по этому поводу не найдено. Во всяком случае, ясно, что с поставленной задачей Алфёров не справился, отряд к Енисею не вышел. Однако сохранились свидетельства местных жителей, что перед гибелью белые что-то прятали в глухой тайге.
Золотой запас Российской империи достался белякам благодаря оплошности большевиков. В начале 1918 года в связи с возникновением опасности наступления германских войск советское правительство дало указание сосредоточить в кладовых Казанского банка ценности из районов страны, которые могли оказаться под угрозой захвата. Вопрос о мире с немцами был не решён, и большевики опасались хранить золото в Москве. В итоге ценности, которые годами накапливались в империи, захватили белогвардейцы. Впрочем, это не помогло адмиралу, его армия отступала на восток вместе с золотом.
Дальнейшая история известна: недалеко от Иркутска Колчака захватили белочехи, которые выдали большевикам адмирала и часть золотого эшелона. Оставшееся золото исчезло. Принято считать, что именно благодаря захваченным ценностям Чехословакия обрела небывалый экономический подъем в двадцатых-тридцатых годах прошлого века. Однако уже более восьмидесяти лет жива легенда о том, что часть золотого запаса, вывезенного белыми из Казани, затерялась на сибирских просторах, от пещер Сихотэ-Алиня, якобы, до территории Енисейской губернии.
У нас припрятанное золото Колчака ищут уже почти девяносто лет. Поисками занимался Комитет Госбезопасности, так что нельзя исключить возможность того, что экспедиция КГБ давно всё выкопала. Однако долго утаить это было бы невозможно, в девяностых многие архивы распечатали, а свидетели начали развязывать языки... Красноярские исследователи даже указывают конкретное место, считая, что часть золота Колчака может находиться в окрестностях шлюза Марьина Грива. А ведь именно там похоронены в братской могиле пятьсот белогвардейцев.
Но как белые в конце 1919 года оказались в нескольких тысячах километров севернее Красноярска и стальных рельс Транссиба, по которым их армия прорывалась на восток? Известно, что войска генерала Каппеля после занятия Красноярска партизанами отходили в Забайкалье по руслам замерзших рек, Ангары и Кана. Но все это происходило значительно южнее Марьиной Гривы. Есть свидетельства, что Колчак намеревался отправить все оказавшиеся в руках его армии ценности не железнодорожным, а речным путем. Из Омска по Оби, потом через Обь-Енисейский канал, далее — по Енисею и Ангаре, в Иркутск. На суда погрузили часть золота, они дошли до Томска, и началось прохождение канала. Что случилось дальше, сказать трудно. Белые были выбиты из Омска, оставили Новониколаевск — нынешний Новосибирск. Остатки разбитой армии устремились к Енисею.
Куда делось золотишко, загруженное на пароходы, неизвестно.
Некоторые утверждают, что кости скелетов крепко повреждены, судя по всему, там произошла свирепая рубка. Кто их порубил? Есть версия, что отряд попытался подавить мятеж в окрестностях Енисейска, однако в архивах не найдено документов, подтверждающих, что белых встретил крупный отряд красных партизан. Рабочие, обслуживающие шлюзы? Но их возможная максимальная численность — сотня человек в лучшие годы. Вряд ли они могли уничтожить отряд опытных отборных бойцов. В окрестностях Енисейска действительно шли серьёзные бои.
Так, в феврале 1919 года почти тысяча колчаковцев с пулеметами и орудиями атаковала партизан Филиппа Бабкина, но была разбита. В то же время белые подавили восстание в самом Енисейске, казнив почти тысячу мятежников. Однако эти события происходили на несколько сот километров южнее Марьиной Гривы. Конечно, красные партизаны к тому времени приобрели боевой опыт и были способны уничтожить всех попавших в их руки белых без всякого гуманизма. К примеру, попавшего в их руки возле Красноярска полковника Ромерова партизаны сварили в асфальте. Но в окрестности Марьиной Гривы крупные отряды красных никогда не заходили.
К тому же колчаковцы шли вдоль канала со стороны Томска, по мощенному деревом Баронскому тракту. Более того, двигаясь, они уничтожали за собой сам тракт, каратели так себя не ведут. Складывается впечатление, что белые опасались преследования. Наверное, поняв, что с обозом они не сумеют оторваться, они приняли решения спрятать золотой запас.
А потом наступила кровавая развязка, идеально укладывающаяся в поверье, что такое количество не упокоенного в банковских хранилищах золота несет проклятие. Может быть и так, что в самом отряде была группа зачистки, имеющая приказ спрятать золото и замести следы, уничтожить всех свидетелей. Может, рубка вспыхнула стихийно, вследствие внутренних противоречий.
Странности не закончились событиями далёкого девятнадцатого... По рассказам старообрядцев, в 1967 году в районе Марьиной Гривы объявился некий ослепший старец. Странный человек ниоткуда. Слепец рассказал местным жителям, что служил в отряде ротмистра Алфёрова. По его словам, после бойни удалось спастись всего лишь нескольким белогвардейцам. Убийцы почему-то отпустили их, предварительно ослепив.
Однако никто из официальных лиц со слепцом не общался, Староверы же не удосужились вызнать у бывшего белогвардейца, кто именно уничтожил отряд ротмистра. А ещё этот слепой вместе с приехавшими с ним потомками колчаковцев установили поклонный крест, у подножия которого закопали гильзу с письмом. Местные помнят место, где стоял это крест. Однако в восьмидесятые годы он крепко обгорел во время полевых работ. Гильза оплавилась, спрятанное письмо обуглилась, текст не сохранился. Что там было написано, теперь не узнать... Хотя, откуда ни возьмись, появились новые легенды о том, что золото нужно искать ещё севернее.
— Золотой обоз, говоришь? — наконец-то убрав от лица бинокль, задумчиво произнёс Кромвель.
— Командир, в нашей реальности искать золото Колчака бесполезно, убеждён! — затараторил я, чуть ли не захлёбываясь. Куй железо, пока горячо!
— У нас за последнее десятилетия маршрутом вдоль канала прошла чёртова куча стихийных и организованных экспедиций, наверняка и ФСБ интересовалась темой! Хотя я думаю, что золото изъял какой-то крупный бизнесмен, способный финансировать системные поисковые мероприятия с определённой скрытностью. Сокровище подрезали и вывезли за рубеж... А тут ещё даже социальные сети толком не работают, хайп поднять некому, застой! У них две тысячи восьмой год, как у нас двухтысячный, скука! Мало кто в курсе. Ну же, командир!
И тут Потапов неожиданно двинул нехарактерную для него романтическую речь.
— Эх, оставили бы вы меня здесь дней на десять! Классическая равнинная тайга, место притягательное и мистическое... Безбрежный простор. И только вот такие зеваки изредка попадаются на глаза. Неподалёку деревенька с крошечным населением, которое глубже полукилометра никуда не суётся, дальше только по воде. И поэтому вокруг никого нет. Мне даже изба не нужна, досок немного оставьте. Поставлю за несколько часов продуваемый настил под палатку, нары, я ведь серьезный человек, знаю, что надо оторвать спину от земли… Накачаю лодку-надувнуху, а с собой сеточка-кормилица всего в десять метров — хватит, не чужое, чай, зачем лишку тянуть... Воблер, дробовик, тент, рация с хорошей антенной, и даже на неё хрен чего возьмешь, кроме китайцев, и живи - не тужи.
— В тишине. В полной, — дополнил я.
Кромвель не выдержал и тоже включился в мечтания:
— Ага. Я так на Байкал после вуза ездил. На третий день окружающая среда тебя признает, и вокруг все оживёт. На ветках возле палатки поселятся две лобастые кукши, наглые, как коты, вылезут пищухи, лисица начнёт тявкать неподалёку, мимо поплывут утки, потянут по реке гагары, по соседству выйдет к переправе кабарга...
— Медведь навалит кучу возле лодки! — Иван по-своему раскрасил картинку. — Один раз пальнешь в воздух, и всё, ранги и статусы расставлены. Через сутки полный лад, знают свой шесток. Только не пали зря и не ори.
— Мы с тобой одной крови... — вспомнил я Киплинга. — Обязательно нужно своего божка вырезать и накормить.
Группер еле заметно вздрогнул, тряхнул хвостом волос, туго стянутым резинкой, и перекрестился.
— Язычник на язычнике в группе, как я посмотрю! — Он глянул на нас отсутствующим взором, встряхнулся ещё раз, сбрасывая наваждение, и гневно бросил в сторону Потапова:
— Морок на меня нагоняете! Ваня, заводи!
— Да вы звери! Даже ствол пристрелять не дали, совсем чуточку времени! — заорал я обиженно.
— Ты эту «чуточку» успешно сожрал мечтательными рассказами о енисейском каньоне «Дель Оро», чуть меня не сбил с толку. Поехали, я сказал! — безжалостно завершил весь этот базар группер.
Леспромхозы, лагпункты, колхозы, прииски… Было и прошло. Во многих местах по Енисею уже нет ни дорог, ни деревень. Их признали неперспективными, население перевели, а сами деревни забросили. Теперь на землях, освоенных русскими ещё в XVII веке, опять вырос лес. Настоящая темнохвойная тайга появится не скоро, лет через сто пятьдесят, ведь сосны, ели и пихты должны подрастать, укрытые пологом осин и берез. Сегодня непролазный кустарник и густой березняк царит там, где всего сорок лет назад колыхались злаковые, громыхали по грунтовкам телеги, скрипели по притокам уключины, а в воздух поднимался запах коптилен, набитых рыбой, смешиваясь с ароматом выпекаемых в печах хлебов.
Погода стоит подозрительная, уже два часа где-то на севере громыхает, но пока что тучи с лиловым отливом проносит мимо, дождя нет. Полчаса назад немного покапало.
Ладно, первый кирпичик золотой лихорадки заложен. А там посмотрим, сбил я группера с толку или нет.
