Глава 6. Чаши весов

Мелкий песок, выгоревший на яростном солнце до белизны, был удобен, как самое роскошное ложе. Джиад лежала на боку, расслабленно вытянувшись, не чувствуя ни одного камешка или колючей песчинки, и не могла даже пошевелиться в жаркой истоме, наполнившей ее полностью, до кончиков пальцев на руках и ногах. Да и не желала, нежась в удивительном чувстве безопасности, греющей душу так же, как солнечные лучи — соскучившееся по ним тело. Она не знала, кто обнимает ее со спины, но чутье утверждало, что этим рукам можно доверять.

А может, ей просто отчаянно хотелось поверить? Самый острый клинок нуждается в передышке, чтобы снова быть заточенным, и самому прочному щиту нужно время отдохнуть от ударов… Тот, кто лежал сзади, прижался теснее, и Джиад сквозь тягучее сладкое марево сна почувствовала, как ласковые пальцы перебирают ее отросшие волосы и осторожными движениями касаются шеи и плеч.

Она почти уже решила повернуться, но почему-то медлила, вслушиваясь в плеск волн рядом и далекие крики чаек. Ветер, ревниво соперничающий с чужой рукой за право погладить ее волосы, пах морской солью и водорослями, и Джиад замерла, ловя мгновение, точно зная, что стоит обернуться — и тихое теплое счастье покоя рассыплется мириадами песчинок, словно крепость из песка, попавшая под прилив.

А потом рука, перебирающая ее волосы, исчезла, и Джиад услышала далекий голос…

— Прошу прощения, ваше величество! Если бы я знал, что вы еще отдыхаете, ни за что не осмелился бы потревожить. Право, мне очень жаль. Мой пациент хотел увидеть вашу избранную, и я решил, что…

— Достаточно, господин лекарь, — прозвучал второй голос, очень знакомый, и Джиад окончательно вынырнула из марева сна, еще не в силах говорить, но уже понимая, что происходит нечто неправильное. — Вы были правы, нет никаких причин для беспокойства.

Она рывком села на постели, едва не всплыв, — помешало только тяжелое одеяло — и глянула в сузившиеся и потемневшие глаза Карраса. Алахасец еще пару мгновений не отводил взгляд, потом окинул им Джиад и лежащего рядом Алестара и с издевательской любезностью добавил:

— Я тоже прошу прощения. Кажется, мы не вовремя, но это легко исправить. С вашего позволения…

Невис, растерянно замерев за его плечом, недоуменно смотрел то на Карраса, то на Джиад, то на Алестара, до сих пор укрытого с ней одним одеялом. Малкавис, какая же глупость! Оправдываться — противно, а главное, совершенно бессмысленно! Ну кто на месте Лилайна поверил бы, что…

— Не позволю, — холодно уронил Алестар, тоже посмотрев Каррасу в глаза, и Джиад почти услышала, как лязгнули, встретившись, чуть изогнутая алахасская сабля и прямой лоур. — Ири-на Невис, раз уж наш гость добрался сюда, он сможет пробыть в этой комнате еще некоторое время?

— Да, конечно, ваше величество, — поспешно отозвался старый целитель. — Сегодня ему гораздо лучше! Удивительно крепкое здоровье. Только следует принять пищу…

— Отличная мысль, — согласился Алестар, все так же не отводя взгляда от алахасца. — Думаю, он позавтракает вместе с нами. А у вас, наверное, очень много дел?

— Д-да, ваше величество… Конечно.

Невис поклонился и выплыл из комнаты, у двери обернувшись и глянув на Джиад с таким извиняющимся лицом, что сразу стало ясно: никакие любезности с обеих сторон целителя в заблуждение не ввели.

— Лил…

Джиад набрала в грудь воды, еще не зная, что скажет и нужно ли говорить вообще. То есть нужно, разумеется, но что тут можно сказать?! Что вчера она не осталась ночевать в комнате Лилайна, чтобы они оба смогли выспаться? Что Алестар оказался в ее постели по чистой случайности? Что ничего не было и быть не могло? Да любые слова прозвучат глупой и трусливой ложью!

— Не оправдывайся, Джи, — негромко сказал Лилайн, отводя, наконец, взгляд от лица Алестара и снова глядя на нее. — Ты всегда решала сама. Я просто не понимаю… Но это неважно.

— Еще как важно! — отчаянно выдохнула Джиад, рывком дергая сковавшее их с Алестаром мокрое одеяло. — Ничего не было. Лил, я не стала бы тебе врать! Что угодно, только не ложь между нами. Если ты мне не веришь…

«Я не буду оправдываться, — подумала она, глядя в глаза того, кому была стольким обязана. Кого даже любила по-своему. И уж точно не предала бы ни словом, ни делом, ни слабостью плоти. — Не буду, слышишь?!»

— Если ты мне не веришь, — повторила она, чувствуя, что каждое слово дается с болью, а лицо лихорадочно горит, — значит, и говорить не о чем.

Она уронила ладонь на одеяло и стиснула пальцами мягкую ткань. Серебристая чешуя хвоста Алестара мерцала, оттеняя смуглую кожу ее ног — вчера Джиад легла, стянув штаны и оставшись в одной белой рубашке, едва доходящей до середины бедра. Теперь это выглядело… Да уж понятно — как! Одна постель и одно одеяло на двоих, полуобнаженная Джиад и Алестар почти без одежды.

А еще — все эти недели разлуки, когда долг и милосердие позвали ее в Акаланте, а Лилайн остался ждать и попал в плен к Торвальду. Все это сложилось воедино, придавив Джиад чудовищной тяжестью, так что амулет на груди показался бесполезным. Воздуха не хватало. Вот странно — его хватило бы для смертельного боя, но не для нескольких слов, самых важных и нужных сейчас, но никак не находившихся.

— Джи… — тихо сказал Лилайн, едва заметно подаваясь назад и старательно не опуская взгляда ниже ее лица — на шею и грудь в расстегнутом вороте рубашки и на голые ноги.

Всего одно слово, обрывок имени. Но в нем прозвучал уже почти вынесенный приговор, и в краткое мгновение, которое нужно было Лилайну, чтобы закончить, Джиад поняла, что простить сказанное им обоим будет нелегко, если вообще возможно. И нет здесь ни предателя с арбалетом, из-под выстрела которого можно оттолкнуть Лилайна, ни спасительной дороги к морю, которой без Карраса не случилось бы. Лишь дела не лгут, но их голос часто теряется за гневными или ядовитыми словами. А если слова кажутся бессмысленными — это еще хуже, потому что тогда рвется последняя нить, соединяющая души…

— Хватит, — резко и очень холодно уронил Алестар, и Джиад вздрогнула.

Каррас снова глянул на рыжего, еще сильнее сузив глаза, будто целился из арбалета.

— Хватит, я сказал. — Алестар раздраженно плеснул хвостом и, протянув руку, дернул рычаг вызова прислуги, а потом добавил: — Сядьте куда-нибудь. Я все равно собирался с вами сегодня поговорить, так почему бы не сейчас?

— Поговори-ить? — мягко и так тягуче уточнил Лилайн, что у Джиад прокатился холодок по спине.

Слишком хорошо она знала, что такой ласковый тон у алахасца появляется на пару мгновений раньше, чем из ножен вылетает сабля.

— Именно, — подчеркнуто безразличным тоном подтвердил Алестар. — Кстати, когда я, оказавшись на попечении целителей так себя веду и встаю раньше времени, меня обычно называют безмозглым мальком. Каи-на Джиад, как вы сами подтвердили, не обязана вам отчитываться. Но раз уж это все из-за меня, я, так и быть, объяснюсь.

Он снова плеснул хвостом, изогнув его и свесив с постели, так что ее дальний край оказался свободен, и продолжил:

— Вчера у меня был тот еще день. Утром я получил известие, что караван моей невесты, плывущий с ее родины, бесследно пропал. Днем началось извержение вулкана, и мне пришлось его усмирять. Это удовольствие разве что злейшему врагу пожелаешь! А ночью, когда я добрался до дворца, мечтая забраться в щель поглубже и сдохнуть, явился посол наших заклятых возлюбленных соседей, мурена их сожри. И сообщил, что моя будущая супруга у них. И поэтому они предлагают мне новый брачный договор. А заодно такой выгодный союз, что я лучше сам на берег выкинусь. Ну или в тот вулкан залезу, пока он совсем не уснул.

Он помолчал, глядя на Карраса, а потом с явным отвращением добавил:

— Если вы серьезно думаете, что потом я был способен на большее, чем доплыть до постели, то я могу только гордиться. Но не стану — причин для этого нет.

— А чужая постель, конечно, вам подвернулась по случайности? — насмешливо сказал Лилайн, и Джиад перевела дыхание, увидев, что синий лед в глазах алахасца тает, а лицо больше не кажется высеченным из темного камня.

— Нет, конечно, — в тон ему ответил Алестар. — На случайности я в последнее время стараюсь не полагаться. В этой постели меня если и убили бы, то как меня самого, а не как короля Акаланте. Все-таки не столь обидно. А теперь сядьте уже, ради Троих. Нам действительно нужно поговорить. Если плохо себя чувствуете, это можно отложить, но ненадолго.

Тишину, повисшую в комнате после этих слов, нарушало лишь тревожное посвистывание Жи, по обыкновению рвавшегося из клетки на волю. Салру напоминал, что ему пора прогуляться, да и вообще в клетке ему давно уже тесновато, и Джиад твердо пообещала себе разобраться с этим сегодня же. Пусть только нависшая буря либо пройдет мимо, либо уже разразится. И тут дверь отворилась. Каррас, почувствовав колебание воды спиной, вздрогнул, и это лучше любых слов сказало, насколько неуверенно чувствует себя алахасец. Раньше он бы не показал и тени беспокойства, если Джиад рядом.

— Ваше величество!

Появившийся в спальне слуга почтительно поклонился, и Алестар, пару мгновений помедлив, распорядился:

— Через полтора часа я жду в малом королевском кабинете каи-на Ираталя, каи-на Герувейна и тир-на Эргиана. Отправьте курьера в Храм Глубинных за амо-на Герласом, его я захочу увидеть через два часа после полуденного колокола. Все остальные дела на сегодня отменить. Пускай хоть глубинные просыпаются! Прямо сейчас подавайте сюда завтрак на троих и побольше тинкалы. Мне — как я люблю, каи-на Джиад пьет по-суалански, а наш гость… — Он задумчиво посмотрел на Лилайна и пожал плечами. — Сам выберет, что ему понравится. И передай слугам в моих личных покоях, чтобы подготовили свежую тунику, я приплыву переодеться. Выполняй.

— Да, тир-на, — снова поклонился слуга и метнулся из комнаты.

— Лил, сядь, — виновато попросила Джиад, снова наполовину прячась под одеялом и наплевав, как это смотрится.

Алестар, одетый в одну набедренную повязку, окончательно выбрался и устроился рядом, свернув хвост полукольцом. Его туника, покрытая какими-то пятнами, комком плавала возле кровати, слегка шевелясь в проточной воде спальни, словно огромная странная медуза. Рыжие волосы, заплетенные в косу, по обыкновению растрепались, и Алестар запустил в них пальцы, не расплетая, но растрепывая еще сильнее и подчеркнуто не глядя ни на кого.

«А ведь это он, получается, гладил меня по голове, — мелькнула непрошеная мысль. — И где было чутье жрицы, которое не позволяет окончательно погрузиться в сон, пока есть хоть малейший намек на враждебное присутствие? Когда я перестала чувствовать в Алестаре угрозу? Ладно — угрозу, но мне было настолько хорошо и спокойно… Разве что с Лилайном было так безопасно и приятно в наши лучшие времена. Там, в лесной хижине… Но с иреназе? Причем именно с этим?! А чутье не может врать, это дар Малкависа его стражам!»

Лилайн неуклюже подплыл к ложу и опустился на его пустой край, чуть заметно поморщившись. Джиад, спохватившись, протянула ему длинную толстую подушку, и Лилайн, раздраженно блеснув снова похолодевшей синевой глаз, ее взял. Подложил под спину и слегка оперся локтем, а потом усмехнулся:

— О чем же вы хотели со мной поговорить, ваше величество?

Тон у него был вполне мирный и даже учтивый, но Джиад нутром чувствовала, что гроза стихла ненадолго и, скорее всего, просто собирается с силами.

— Об Аусдранге для начала, — сказал Алестар то, что она совершенно не ожидала от него услышать. — Кто там теперь станет королем? Насколько я понял, этот выродок мурены потомства не оставил?

— Верно, — кивнул Каррас, тоже глядя на рыжего с удивлением. — О помолвке Торвальда с шевандарской княжной трубили герольды и болтали на всех площадях, но брак он заключить не успел. Даже невеста еще не приехала. О бастардах тоже ничего не слышно… — Он всерьез задумался, а потом чуть пожал плечами. — Думаю, корону поделят самые могущественные лорды. Кто окажется самым зубастым и хитрым, тот и сядет на трон. Говорят, первый Аусдранг сам был удачливым разбойником, оказавшимся в нужном месте в нужное время. А вас, ваше величество, это почему беспокоит? Кто бы ни стал новым королем, в ваших глубинах от этого ни холодно, ни жарко.

— Это как посмотреть, — ровно откликнулся Алестар. — Мне ведь придется подтверждать договор, который заключил мой отец. Джиад, — обернулся он к жрице, — а ты что скажешь? Я видел каи-на, убивших Торвальда. С кем-нибудь из них можно иметь дело?

— Конечно, — улыбнулась Джиад. — Пока вы держите их за горло. Если хоть немного отпустить, я и ломаной монетки не дам за честь и великодушие светлейших лордов. Крумас, тот, что убил Торвальда, еще получше остальных, но Гленарвиль — мурена, как вы говорите, хитрая и опасная. Кстати, получается, что перстень им теперь не нужен? Им короновались Аусдранги, а династия прервана…

— И это тоже как посмотреть, — снова блеснул злой холодной усмешкой Алестар. — Вообще-то, получается, что я сам — последний потомок Эравальда Аусдранга. Не та кровь, которой я горжусь, но от истины никуда не деться. Правда, толку от этого никакого. Я ведь на трон королевства людей не сяду.

— Это точно, вашему величеству наверняка хвост помешает, — невинно подтвердил Лилайн, и Джиад мысленно застонала: снова началось.

Алестар фыркнул и хотел, было, ответить, но тут раздался стук в дверь. Дождавшись позволения, в комнату вплыли двое слуг с подносами, уставленными едой и тинкалой. Мужчины смолкли, а Джиад обрадовалась не только еде, хотя проголодалась давным-давно, сколько робкой надежде, что Лилайн отвлечется на местные приборы и незнакомые блюда. Пока слуги расставляли принесенное на небольшом столике, придвинутом к кровати, она послала алахасцу предупреждающий взгляд, но Каррас только брови вскинул в явно поддельном удивлении, а потом выразительно посмотрел на еду.

— Это съедобно? — с сомнением уточнил он. — Я всей душой верю в гостеприимство вашего величества, но чешуей покрыться не хотелось бы. И плавники мне не пойдут…

— Я же их не отрастила, — поспешно сказала Джиад, сводя все к шутке и придвигаясь ближе к столику. — Хотя здесь они бы пригодились. Тебя научили пить тинкалу? На вкус не турансайское, но силы восстанавливает лучше.

— Научили, — кивнул Лилайн. — Так значит, ваше величество интересует только следующий король Аусдранга?

— Не только, — бесстрастно сказал Алестар, придирчиво выбирая среди дюжины тарелок и остановившись на той, где лежали его любимые глаза маару. — Я должен вас поблагодарить. Вы сохранили перстень Аусдрангов. А это, как недавно оказалось, реликвия не людей, а иреназе. Украденная у нас реликвия.

— Не стоит благодарности, ваше величество, — промолвил алахасец с такой изысканной любезностью, что она прозвучала хуже грубости. — Я старался не ради иреназе.

Джиад снова глубоко вдохнула, старательно отгоняя раздражение. Лилайн ранен. Боль и слабость всегда приводят с собой дурное настроение, так что алахасца можно понять. Но неужели он не понимает, что сейчас ведет себя глупо? Нет, Карраса никак не назвать дураком. Тогда к чему эти уколы, пробующие выдержку Алестара на прочность, словно броню?

— Притом, я вам весьма обязан за спасение, — добавил Каррас тем же учтивым тоном. — И прошу прощения за хлопоты.

— Не мне. — Алестар, собравший у себя на тарелке несколько горок еды, поднял от нее взгляд и вернул Каррасу отражение его улыбки. — Спасением вы обязаны исключительно просьбе каи-на Джиад. А хлопоты были невелики.

— Прекратите! — услышала Джиад собственный голос. — Я не мяч для игры.

Алестар слева от нее и Лилайн справа — оба разом замерли. Джиад видела это боковым зрением, хотя смотрела ровно посередине, в пустую стену за столом. Она поставила взятый сосуд для тинкалы обратно и добавила с удивившей ее саму злостью:

— И быть между вами щитом я тоже не собираюсь. Ваше величество, если у вас больше нет вопросов, не соблаговолите ли отпустить господина Карраса? Мы вполне можем позавтракать в его комнате, чтобы не мешать вам.

— Не соблаговолю, — уронил Алестар, терзая кончик своей косы, превратившийся уже в спутанную мочалку. — Полагаю, это последнее утро, которое я провожу в твоей спальне, так что господин Каррас потерпит еще немного. И ты права, хватит этого…

Он поморщился, и Джиад, все-таки скосив глаза, увидела, что на виске Алестара, хорошо заметная под бледной тонкой кожей, бьется синяя жилка — вестник нарастающего гнева. Перекинув косу на спину, Алестар продолжил с размеренной бесстрастностью:

— Угрожая мне, Аусдранг считал, что в его руках истинное Сердце моря. — Он коротко глянул на застывшего Карраса и пояснил: — Тот огромный рубин, помните? Основа королевской власти иреназе, щит и меч нашей воли. Торвальд заполучил копию, но ведь кто-то отдал ему ее. Кто-то сумел убедить этот выкидыш мурены, что Сердце настоящее, иначе Торвальд не стал бы так рисковать. Он верил, что может потребовать чего угодно, и, будь это не подделка, оказался бы прав.

— Я думала об этом, — тихо сказала Джиад. — Разве возможно подобное предательство? Мне казалось, все иреназе понимают, что без Сердца моря Акаланте обречено. Предатель не получит никакой выгоды, если королевство падет.

— Значит, он все-таки нашел способ ее получить. — Алестар поднес к губам сосуд, отпил и раздраженно попросил: — Да ешьте вы уже, ради Троих. Разговор не из тех, что слаще тинкалы, но силы надо восстанавливать. Иначе всем достанется от Невиса.

Лилайн искоса глянул на него и потянулся к ближайшему блюду, которым оказались те же злополучные глаза маару. Джиад пораженно проследила за ним, не веря, что алахасец станет хотя бы пробовать эту гадость, но Каррас зачерпнул ложкой изрядную часть слизистой блестящей массы, отправил в рот и невозмутимо прожевал.

Сама Джиад взяла уже полюбившееся курапаро и рулетики из сырой рыбы. Повара иреназе резали ее на длинные широкие ломти, вымачивали в темном кислом соусе, о происхождении которого даже думать не хотелось, а потом заворачивали в получившиеся пластины сочные стебли и листья водорослей, соленую икру и кусочки крабового мяса. Лилайн, глянув на ее тарелку, добавил себе того же самого и подвинул ближе тинкалу.

— Ни Торвальд, ни его люди со мной не откровенничали, — сказал он уже спокойно. — Хотя глаза и уши не завязывали — зачем что-то скрывать от смертника? И пару разговоров я случайно услышал. Только вот имен там не было. «Этот хвостатый» — и больше ничего.

— Но хвостатый все-таки был? — вскинулась Джиад, забывая про еду и чувствуя прежний охотничий азарт. — Прошу, Лилайн, вспомни еще что-нибудь! Хоть какую-то мелочь!

Она умоляюще взглянула на Карраса, подавшись вперед, и алахасец ответил странным взглядом, а потом сдержанно уронил:

— Торвальд боялся этой штуки. Кто бы ее ни принес, он сказал королю, что вещица опасна. И лорды косились на нее с подозрением. Один из них спросил Торвальда, когда мы ехали из дворца к морю, что случится, если «хвостатый» соврал и король иреназе не захочет выкупить свою драгоценность? Торвальд велел ему смолкнуть и потемнел лицом. А потом, когда король отошел и лорды остались наедине, его будущий убийца сказал второму, что перстень следует вернуть любой ценой. А вот того, кто его будет носить, можно и поменять. Так что вы отлично попали в цель, ваше величество, — склонил он голову перед Алестаром. — Истинно по-королевски.

Похвалой это совершенно точно не было, и Джиад снова напряглась, чувствуя себя отвратительно и не зная, что сказать. Ну вот зачем снова?! Но Алестар не оскорбился. Только изогнул уголки губ в ядовитой улыбке и сообщил:

— Жители земли так давно учат нас коварству и подлости, что странно было бы не усвоить их уроков. Хотя ученикам еще далеко до учителей. Я вернул Торвальду лишь малую часть того, что он сделал. И если его собственные каи-на предали его, испугавшись, может быть, в этом не только их вина?

— Судя по тому, что я успел услышать, — насмешливо отозвался Каррас, снова неуловимо темнея лицом и хмурясь, — под водой предательства не меньше, чем на суше.

Они с Алестаром снова скрестили взгляды в безмолвном поединке, и Джиад поняла, что устала. Триста лет ненависти между людьми и иреназе просто так не из памяти не выкинешь, но эти двое должны понимать больше других!

— Предательство и верность — две чаши весов, — тихо сказала Джиад храмовую сутру. — И каждый сам решает, на какую чашу бросить свою жизнь. — Она помолчала в наступившей тишине и добавила, снова не глядя ни на кого и обхватив ладонями еще теплый сосуд с тинкалой. — Я не думаю, что море и суша в этом отличаются. И здесь, и там одинаково льется кровь, звенит золото и звучат клятвы. И здесь, и там для кого-то честь дороже жизни, а чья-то душа гниет изнутри, отравляя мысли и дела. Когда мы предстанем перед богами, они не станут смотреть, хвост у нас был или ноги — они взвесят наше сердце.

В комнате так и висело безмолвие, и Джиад смутилась. Она никогда не стыдилась правил, по которым жила, но старые жрецы учили, что глупо навязывать их другим. Внутренняя суть человека рождается из разных материалов и закаляется в разном огне. Потому нельзя требовать от золота или глины той же крепости, что от стали. Но в Лилайне она была уверена, алахасец и сам выкован из отменного оружейного металла. Что касается Алестара, совсем недавно Джиад о нем доброго слова не сказала бы, но сейчас… Что-то смутное и странное сменило их прежнюю ненависть, связав Джиад с Алестаром крепко, но уже не узами пленника, а, пожалуй, веревкой, которая способна удержать падающего. Может быть, это доверие?

— Ты всегда умеешь найти нужные слова, сердце мое, — улыбнулся Лилайн, глядя на Джиад с тем же странным выражением, которое жрица заметила у него сегодня не в первый раз. — И зная тебя, я верю, что это не просто слова.

Он назвал Джиад «своим сердцем» так легко и привычно, что Алестар лишь стиснул зубы, пережидая приступ мучительной тоскливой зависти. Это было похоже на прилив запечатления, вдруг обернувшегося вместо наслаждения болью… Джиад ответила такой же легкой улыбкой, и Алестар почувствовал себя безнадежно лишним. Глупо было надеяться… Эти двое понимают друг друга без слов, и неловкость от постыдной утренней случайности не продержится долго, стоит им остаться наедине.

Скрывая злые волны-буруны, кипящие внутри, Алестар отпил тинкалы и запретил себе даже думать о том, что сказала сейчас Джиад. Это была их последняя ночь вместе. Принуждать жрицу к чему-то иному — подло. Если уж суждено расстаться, пусть Джиад запомнит, что Алестар готов был усмирить свою гордость ради ее спокойствия. И, значит, придется и дальше терпеть дерзость этого… двуногого!

Однако наемник тоже подумал о чем-то похожем, потому что повернулся к Алестару и, рассеивая напряжение, повисшее в комнате, сказал без прежней язвительности:

— Ваше величество, если бы я знал хоть что-то, способное помочь, то не стал бы таить. За что я действительно вам благодарен, так это за смерть Торвальда. Земля стала чище, когда он перестал ее пачкать. Ваше сокровище принес королю Аусдранга кто-то из ваших же подданных. Желаете поймать эту рыбину, тяните за леску со своей стороны. Ищите того, кто мог договориться с людьми. Не просто хотел, а именно мог. Ему ведь нужно было послать королю весточку, а потом еще не раз встречаться с Торвальдом или его людьми.

— Лил, а с кем из иреназе ты сам имел дело? — задумчиво спросила Джиад, съев, наконец, пару рыбных рулетиков. — И как узнавал, что им нужна услуга?

— Да запросто, — хмыкнул Каррас, доедая оставшиеся глаза маару под удивленным взглядом Джиад. Жрица так и не привыкла к этому изысканному лакомству, а вот ее гостю оно пришлось по вкусу. — Есть в одном прибрежном поселке рыбак, живущий на отшибе. В море он ходит тоже в одиночку и всегда в одно и то время, незадолго до полуночи. Сами понимаете, поймать пару золотых куда выгоднее, чем целый невод рыбы. А потом всего-то нужно, что разменять эти монеты в надежном трактире, поболтав с тем, кто угостит его кружкой пива.

— И тройным швангом с козьим сыром? — улыбнулась Джиад какой-то земной, судя по всему, шутке.

Лилайн кивнул.

— Но я с иреназе уже давно дел не имею, — сказал он откровенно и мгновенно уколол взглядом Алестара. — Тот раз был последний.

И снова молчание заволокло комнату, словно грязная муть, поднявшаяся со дна от неосторожного всплеска. И Алестар, и Джиад, и наемник, у которого лицо разом затвердело, а глаза холодно блеснули, отлично поняли, про какой «тот раз» идет речь.

— А те, которые нас с тобой встречали? — нарушила, наконец, тягостную тишину Джиад, явно стараясь говорить самым обычным тоном. — Ты их знаешь? — И обернулась к Алестару. — Когда ваши жрецы привели меня к морю Зовом, на берегу были люди. Опытные воины, работающие на иреназе.

— Это верно, — подтвердил Лилайн задумчиво. — Старший у них тот еще волчара… Джи, но с чего ты взяла, что между иреназе и Торвальдом именно он весточки носит?

— Ни с чего, — вздохнула Джиад. — Просто нужно ведь с чего-то начинать?

— Кто из иреназе был на берегу? — спросил Алестар, отчаянно ругая себя за то, что до сих пор не додумался до такого нужного вопроса.

— Ваш отец, — тихо и слегка виновато сказала Джиад. — Каи-на Ираталь. И кто-то еще, я плохо помню.

— Зато Ираталь помнит наверняка! — выдохнул Алестар с облегчением. — Если можно как-то вызвать этого человека, Ираталь его добудет. Нам нужны вести сверху. Кто станет новым королем и ищут ли вас? А если этот человек что-нибудь знает о планах Торвальда…

Оставив завтрак недоеденным, Алестар решительно оттолкнулся хвостом от ложа. Быть третьим лишним больше невыносимо! К тому же у него полно дел. Вулкан усмирен, но теперь надо подумать, где селить кариандцев. Если Старший Брат проснулся от сотрясения дна в Бездне, в Карианде уже может начаться бегство из города. Но самое главное сейчас — посольство из Суаланы.

Стоило подумать о полученном вызове, как сознание заливала ледяная слепящая ярость, с которой чудом удалось справиться на Совете, но она не ушла, а только притихла, дожидаясь подходящего момента. Эти мерзавцы темнохвостые посмели угрожать Акаланте и принуждать Алестара к браку! Видят Трое, он никогда не хотел жениться на Маритэль и не хочет сейчас, но договор заключен, а глубинная принцесса не виновата, что стала заложницей чужих игр. Эргиан, должно быть, уже все чешуйки на хвосте пересчитал, а то и плавники сгрыз от нетерпения. Что ж, вот ему и случай проявить свое хваленое хитроумие, потому что сам Алестар отчаянно не представлял, как вернуть Суалане их подлый удар. Хоть лицом к лицу, хоть в спину — все равно! — лишь без новой войны. И, если получится, не погубив золотоволосую девушку с нежной удивленной улыбкой, чей портрет так и лежит в отцовском кабинете.

— Позвольте проводить вас, ваше величество, — торопливо сказала Джиад, тоже поднимаясь.

«Проводить? Зачем? — удивился Алестар, на мгновение растерявшись. — Понятно, почему она зовет его по титулу, словно выстраивая между собой и нежеланной близостью преграду, но оставить своего возлюбленного, чтобы выказать почтение Алестару, который этого почтения вовсе не просит и не ждет, это на Джиад совсем не похоже».

И все-таки он кивнул, бросив последний взгляд на спокойного — ах, какого спокойного! — Карраса, раскинувшегося на постели и делающего вид, что его интересуют только остатки глаз маару и тинкала.

Джиад молча доплыла с ним до двери из спальни, а перед второй дверью, ведущей в коридор, задержалась.

— Мне нужно вам кое-что сказать, ваше величество, — сказала она, отводя взгляд. — Это важно. Вчера я не успела…

— Вчера нам было не до разговоров, — согласился Алестар, жадно глядя на нее, такую близкую — руку протяни! — и при этом безнадежно далекую.

Коснуться бы черных волос, уже отросших и связанных в недлинный хвост на затылке. Снять заколку и долго-долго гладить, запустив пальцы в мягкие пряди… А потом уронить руки на плечи и притянуть гибкое податливое тело к себе, услышав возмущенное фырканье. Но так, чтобы не отстранилась и не оттолкнула! Чтобы сама раскрыла губы, подаваясь навстречу…

Алестар встряхнул головой, отгоняя жаркое наваждение.

— Прости, — сказал сконфуженно. — Что?

— Жрец, который нас поил зельем, — терпеливо повторила Джиад, хмуро глядя мимо него. — Виалас. Он сказал, что ваше величество… Что вы не сможете запечатлеться с Маритэль.

— Что?! — выдохнул Алестар. — Почему?

Перед тем как ответить, Джиад все-таки глянула ему глаза в глаза.

— Потому что ваша кровь больше никогда не примет запечатления с кровью двуногих, — четко и ясно сказала она. — Ни с человеком, ни с иреназе, у которой в роду были люди. Вы можете запечатлеться с кем угодно, если она чистокровная иреназе, понимаете? Но не с Маритэль.

— И не с тобой… — сказал Алестар то, о чем сейчас только и мог думать. — Джиад, ты понимаешь, что это значит? Получается, мы могли бы быть вместе. Без всякого запечатления! Просто… вместе…

— Вы с ума сошли, ваше… — Джиад воззрилась на него с изумлением, злостью и вроде бы даже опаской. — Я вам только что сказала, что натворили ваши жрецы! И даже не предупредили вас! И если Суалана предлагает вам брак, значит, их королю тоже об этом может быть известно! А вы! Все, о чем вы думаете…

— А о чем я еще могу думать, когда ты говоришь такое? — растерянно спросил Алестар. — Что мои жрецы — те еще мерзавцы, я и так знаю. Тиарану я давно собираюсь хвост прижать, вот и появился случай. Но в этом ничего нового нет…

Он запнулся, потому что мысли вдруг закончились. Осталась только одна: запечатления у них с Джиад теперь случиться не может! Если даже они проведут вместе ночь… сколько угодно ночей! Это безопасно!

Алестар сглотнул вдруг вставший в горле ком. Джиад смотрела на него так, словно готова была отшатнуться. Сбежать или ударить. Словно едва-едва появившееся между ними доверие, хрупкое, как тончайшее пластинка перламутра, уже дало трещину и вот-вот разлетится на куски!

— Я понял, — сказал он хрипло. — Про Маритэль. Ты права, я должен был узнать. Спасибо, Джи! Не думай обо мне плохо, это ничего не меняет. Ни между нами, ни между мной и Кариандом. Я вернусь, как только будут новости, хорошо?

— Да, ваше величество, — поклонилась Джиад, неуловимо расслабляясь, и Алестар сам выдохнул, будто удалось отбить лоур, нацеленный в горло. — Удачи вам.

«Удачи мне, — горько подумал Алестар, поспешно плывя по коридору. — А еще ума и терпения! И сил не думать, что все могло бы обернуться не так уж плохо, если позволить себе забыть про честь и благодарность. Но клятая Суалана! Откуда они узнали?! Кажется, пора и вправду открутить кое-кому хвост!»

Дверь за Алестаром закрылась, и Джиад вернулась в спальню. Лилайн лег на кровати удобнее, подложив под спину еще одну подушку, и разглядывал книгу иреназе — стопку костяных пластин, испещренных странными значками. Это была та самая книга, что Джиад получила в подарок на акалантском базаре, но прочитать так и не смогла — иреназе говорили на том же языке, что жители Аусдранга, но вот письмена у них были совсем другие.

— Как ты? — спросила она, опускаясь рядом и с тревогой приглядываясь к побледневшему лицу Лилайна. — Я сейчас целителей вызову…

— Не надо, — упрямо сказал Каррас и, уронив книгу на постель, в упор глянул на Джиад. — Хватит с меня пока хвостатых, пусть даже лекарей. Подумаешь, дырка в плече, будто в первый раз.

— А меня лечиться заставлял, — улыбнулась Джиад.

Протянув руку, она бережно коснулась волос Лилайна, отросших и перевязанных каким-то шнурком, погладила темные пряди. Наемник не дернулся, не отодвинулся, но и не подставил голову под ласку, как раньше. Джиад, вздохнув, убрала ладонь.

— Лил… — позвала она тихо. — Прости. Прости меня за все. Но я не лгала тебе. У меня с Алестаром ничего нет.

Имя короля иреназе слетело с губ так легко, что Джиад сама удивилась. А ведь она даже в мыслях старалась звать его рыжим или как-нибудь еще, словно исполняя примету не называть нежеланного гостя по имени. А сейчас — будто само вырвалось. Именно в тот момент, когда не надо бы.

— Я знаю, — ровно отозвался Каррас. — Ты это уже сказала.

— А ты поверил. — Джиад села удобнее, привычно подняла колени и обняла их, совсем как на лежанке в их лесной хижине. — Лил, наверное, ты единственный, кто мог поверить, увидев такое. Словам, а не глазам…

— Нет, — усмехнулся Каррас. — Я поверил тебе, Джи. Это ты единственная, у кого слова с делом не расходятся. И хватит об этом.

Он откинулся на подушки, поморщившись, и Джиад встрепенулась.

— Давай все-таки целителей позову, — просительно сказала она. — Лил, я бы сама тебя перевязала, да ничего в местных снадобьях не смыслю. Толку от меня здесь…

Она придвинулась ближе, заглядывая Каррасу в глаза, но тот снова покачал головой.

— Потом, — уронил он. — Джи, ты веришь, что он тебя отпустит?

Перед тем как ответить, она помедлила. Не потому, что сомневалась в ответе, просто нужные слова снова потерялись, и Джиад молча изумилась: когда она начала с осторожностью выбирать выражения, чтобы поговорить с Лилайном? И куда делась ее прежняя вера, что алахасец, что бы она ни сказала, непременно поймет все правильно?

— Короли иреназе не лгут, — сказала она наконец. — Впрямую, во всяком случае. Он обещал. И это значит, что он не станет удерживать меня силой.

Лилайн протянул руку и взял ее ладонь, поднес к своей щеке и потерся об нее. Джиад почувствовала привычную колкость отрастающей щетины, пока еще почти не заметной, только сделавшей его лицо немного темнее. Замерев, Джиад попыталась поймать взгляд Карраса, но наемник прикрыл глаза и очень мягко сказал:

— Ему и не нужно. Джи, разве ты не видишь, что он с тобой делает? Аусдранг мертв, так ты теперь у этого хвостатого стражем стала? Он у тебя в постели спит. И ладно бы так завалился, по-мужски, но он же тобой прикрылся на случай, если его убивать явятся. Ты на его врагов готова охотиться, как на собственных. Советы ему даешь, тайны слушаешь… Джи, неужели ты ради этого от Торвальда выдралась, как волк из капкана, — со шкурой в клочья? Ты же его ненавидела, я помню, как ты от кошмаров просыпалась, как тебя от одной мысли о море мутило. А сейчас ты меня — меня, Джи! — просишь ему помочь.

Он открыл глаза и посмотрел на Джиад, онемевшую от этого спокойного голоса, похожего на лезвие скальпеля, которым целитель вскрывает нарыв. Ее ладонь так и осталась прижатой к щеке Лилайна, и Джиад поймала себя на желании убрать руку. А алахасец продолжил:

— Я помню, как ты говорила, что страж без своего долга жить не может. Не знал только, что в тебе это через всю душу проросло и корни пустило. Теперь вижу. Ты себе взамен Аусдранга нового хозяина нашла и сама ошейник надела. А он и рад, где еще такой живой щит отыскать, стенку между собой и смертью? Да если он даже сделает вид, что тебя отпускает, ты ведь сама не уйдешь. Ведь он же без тебя не справится, верно? Тебе опять надо всех спасать, и людей, и хвостатых… Всех, кроме себя.

— Нет… — прошептала Джиад, не отрываясь от ледяной глубины глаз Лилайна, даже здесь, в полутемной комнате подводного дворца, казавшихся светлыми. — Я уйду. Лил, я хочу уйти! Просто не могу прямо сейчас.

— Это не твоя война, Джи, — сказал Лилайн с той же беспощадной откровенностью. — Пусть иреназе сами со своими убийствами да изменами разбираются. Жили они без людей триста лет и еще столько же проживут, а если нет — богам виднее. В Аусдранге сейчас творится демоны знают что. Меня, конечно, ищут, да и тебя тоже, но если выйти на сушу подальше от рыбацких деревень и гаваней, то проскользнем мимо ловцов, как иголка сквозь рыбацкую сеть. До гор подать рукой, там нас никто не найдет, а весной уйдем через перевал, как я и обещал. Джи, я поеду с тобой в твой храм, хочешь? Сколько там надо, чтобы тебя выкупить? У меня в горах неплохая захоронка, много лет собирал, да еще наследство от Миля. Остальное, чего не хватит, на месте добудем… — Он запнулся, а потом добавил просто, как всегда: — Ты же меня знаешь, Джи. Захочешь потом уйти — слова не скажу. Деньги — дело наживное, лишь бы тебе хорошо было. Только не рви ты себе душу на заплатки для чужих сапог. Все короли одной породы, ни один не стоит того, чтоб за него умирать.

«Ни один не стоит, — повторила про себя Джиад, еще сильнее желая уже не убрать — отдернуть руку, словно простое прикосновение, такое желанное раньше, теперь жгло, как раскаленное железо. — А кто или что стоит смерти?»

Она набрала воды вместо воздуха уже привычным движением, не задумываясь, как это получается, и тоже сказала, чувствуя, как слова даются болью, словно царапая изнутри горло и что-то глубже. Где там у человека душа?

— Лил… Малкависом клянусь, я тебе на всю жизнь благодарна. Нет уж, помолчи, — прижала она ладонь к его рту, почувствовав, как горячие нежные губы поймали ее пальцы. — Ты сказал, теперь послушай меня. Ты прав… по-своему. И все-таки не понимаешь. Ты думаешь, мой долг — это семечко, которое упало сверху, закрепилось корнями и оплело меня. Ну вот как плющ ядовитый… А это не семечко, это корень, из которого я расту. Я сама — этот долг, если перестану быть стражем, я даже не умру, а просто исчезну. Для этого я родилась, так меня растили. Быть стражем — это не рабство, а счастье. Это милость бога моего, отца и покровителя. И если я покину храм, то он меня не покинет, стражем я все равно не перестану быть, даже если ты меня выкупишь. Просто я стану стражем, который может сам выбирать свой долг. Но я ведь сейчас именно это и делаю…

Она уронила вторую руку на колено Лилайну, подавшись к нему всем телом и чувствуя себя так, словно их души вот-вот соприкоснутся. И продолжила, торопясь, боясь не сказать всего, будто вот-вот случится что-то, и если она не успеет…

— Я люблю тебя, Лил. Телом и разумом. Как лучшего друга, как верного спутника и желанного мужчину. Но есть еще сердце. Дурное, глупое… И я не возьму твоих денег, прости. Знаю, что предлагаешь честно! И верю! Лил, еще раз Малкависом клянусь, что верю — никогда не попрекнешь и удерживать не станешь. Но если я уйду из храма, то уйду не к тебе или кому-то другому, а к себе самой, понимаешь? И Алестару я помогаю не потому, что жить не могу без хозяина. Просто так нужно! Нельзя проходить мимо там, где совершается подлость, с ногами она или с хвостом. Если бы я не была здесь нужна, Малкавис не привел бы меня именно сюда и именно сейчас. Ты волен думать, что хочешь. И уплыть, когда только пожелаешь. Но если я брошу тех, кому нужна моя помощь, какой из меня страж?

Она замолчала, отчаянно понимая, что главное так и не прозвучало. Не ложь, но молчание, которое обязательно еще аукается, потому что судьба не прощает трусости ни в словах, ни в делах, ни в помыслах. Но как, ради Малкависа, сказать Лилайну, что свобода уже обещана ей Алестаром? Что король иреназе заплатит выкуп, который для подводного королевства не так уж тяжел. Уж точно легче, чем для отчаянного алахасца, который вытряхнет все сбережения за много лет, а потом еще отправится добывать остальное. И добудет, если не сложит голову!

Но что тогда делать ей, Джиад? Разве сможет она после этого уйти от Лилайна, если их дороги разойдутся? Такой долг будет висеть над ней всю жизнь и отравит все, что между ними сейчас. Даже если упрек никогда не прозвучит, все равно останется хотя бы тень обязательства. Если бы Джиад любила Лилайна и собиралась прожить с ним всю жизнь, даже тогда она бы сто раз подумала, принимать ли такую жертву, смогут ли они с Каррасом не удушить свою любовь цепями долга и благодеяния. Но она его не любит… И если Алестар заплатит за свою вину, то Лилайну искупать нечего.

А сказать об этом нельзя. Гордый алахасец оскорбится смертельно, и Джиад его понимает! Но ничего сделать не может, потому что вскоре все и так выяснится. Алестар ведь собирается отправить их на землю вдвоем, и ему нет нужды скрывать свое обещание заплатить храму выкуп.

— Верь мне, — попросила она, глядя в лицо, которое столько раз целовала. — Прошу, Лил. Что бы ни случилось. Что бы тебе ни сказали. Просто верь…

— Верю, мой страж, — хрипло сказал Лилайн и потянулся на то маленькое расстояние, что еще их разделяло.

Губы Джиад встретились с его губами, и она впервые в жизни почувствовала, какова на вкус вина. Что ни выбери, Лилайну все равно будет больно. И она не может ни оттолкнуть его, ни прикрыть собой, потому что эта боль у каждого своя.

Они целовались взахлеб, исступленно, как в первый и последний раз, будто перед казнью или расставаясь навсегда. Рука Лилайна легла на ее спину, а Джиад обняла Карраса за плечи, прижимаясь к нему и опомнившись лишь, когда наемник чуть слышно зашипел сквозь зубы.

— Прости! — опомнилась она, отстраняясь. — Какая же я дура!

— Мог бы… еще раз убил бы эту погань… — выдохнул Лилайн с искаженным от боли лицом. — Теперь из-за него не поцеловаться.

Он улыбнулся и нежно коснулся лица Джиад, провел пальцами по ее губам. Сказал со старательно изображаемой беззаботностью:

— Ничего, еще наласкаемся вдоволь. И все остальное тоже. Как же я по тебе скучал…

Возмущенный свист из клетки Жи прервал его на полуслове, а потом салру забился так, что по комнате прошла волна, и Джиад недоуменно глянула туда. Рыбеныш — хотя какой он уже рыбеныш, еще чуть — и под седло! — хлестал хвостом и извивался, уткнувшись мордой в самый дальний угол клетки, заваленный его старыми игрушками.

— Что это он? — растерянно спросила Джиад. — Погоди, я гляну.

Высвободившись из объятий неохотно отпустившего ее Лилайна, Джиад торопливо подплыла к клетке, где-то в глубине души даже радуясь перерыву в сложном разговоре. Открыла клетку, подняв и закрепив переднюю стенку на петлях. Жи, против ожидания, не кинулся в комнату, как обычно, а когда Джиад подплыла ближе, стало ясно, что салру умудрился застрять. Его морда попала точно в какую-то дыру в стене, и Жи возмущенно жалобно повизгивал, пытаясь освободиться.

— Вот ведь…

Джиад осмотрела стену и нахмурилась. Сначала ей показалось, что просто пара плиток облицовки отвалилась, но тут Жи дернулся, и она увидела, что раньше это место закрывала заслонка, которую салру сдвинул мордой. Проем за ней уходил куда-то глубоко, оттуда явственно тянуло холодной водой, причем проточной. Часть системы труб? Похоже на то!

Салру наконец высвободился и обиженно кинулся ей в руки. Джиад погладила слегка поцарапанную морду, посмотрела на кучу игрушек, увенчанную достославным копытом — и ее осенило!

— Так вот откуда ты все это таскал, паршивец!

По размерам дыра вполне подходила для рыбеныша, каким он был несколько недель назад! Получается, Жи нашел выход в трубу, прикрытый заслонкой, и научился сдвигать ее мордой — времени у него хватало, пока Джиад не было в комнате. Но откуда в дворцовых водяных трубах могло взяться копыто?!

Да оттуда же, откуда крабьи панцири и деревяшки. Где-то внизу свалка, куда течением приносит всякий мусор. Сокровищница для малька салру! Странно, что Жи ни разу не попался во время побега, но Джиад часто оставляла его одного, а если малька не было в клетке, то думала, что он на прогулке с кем-то из слуг.

— Ну вот, одной тайной меньше, — пробормотала она, почесывая нос успокоившегося салту и вдруг осеклась.

Тайна коровьего копыта — это забавно, конечно, Алестар наверняка оценит. Но последней добычей Жи стал парик Карриши! И вот это уже серьезно… Если мерзавка прячется где-то в дворцовой системе труб, это опасно, как гадюка в постели. Трубы пронизывают весь дворец, по ним легко подобраться куда угодно!

— Лилайн, мне срочно нужно поговорить с королем! — выпалила Джиад, чувствуя, как азарт появившегося, наконец, следа, смывает дурное настроение последних дней. — Это важно! Очень!

— Само собой, — бесцветно согласился алахасец, и Джиад закусила губу.

— Пожалуйста, Лил! — взмолилась она, чувствуя себя премерзко, но не в силах забыть, что скоро Алестар встретится с Герласом, а уж кому, как не жрецу глубинных, разбираться в тайнах дворцовых труб. — Останься здесь! Я позову целителей, а потом вернусь. Тебе ведь не обязательно возвращаться в ту комнату! Здесь нам обоим хватит места, а я…

— Хватит меня уговаривать, — усмехнулся Лилайн почти прежней насмешливой веселой улыбкой. — Если ты собралась оторвать кому-то хвост, я уж точно не против. Подремлю пока…

— Спасибо! — выдохнула Джиад, пронзительно ясно понимая, что вот этим он ей и дорог: верностью, доверием и спокойным мужеством, которое не нуждается в доказательствах своего превосходства.

И все-таки, когда Джиад торопливо плыла к кабинету Алестара, ее не покидала тоскливая мысль. Если на одну чашу весов бросить все достоинства Лилайна, перевесит ли она другую, ту, на которой лежит лукавое глупое сердце, которое первый раз в жизни сбросило оковы вечного долга стража и теперь само не знает, чего хочет.