— Добрый день, Ваше Высокопреосвященство.

— Добрый день, капитан Браунинг. — Архиепископ Эрайк Диннис вежливо улыбнулся Эллису Браунингу, капитану галеона «Благословенный Лангхорн», хотя он не чувствовал особенного удовольствия.

Это не было виной капитана Браунинга, и не было виной погоды. Хотя Марковское море могло быть столь же бурным и коварным, как и любое водное пространство в мире, особенно в конце весны и в начале лета, оно было доброжелательно к ним в этом плаванье — по крайней мере, пока. Вода была насыщенной, сверкающей синевой; небеса были кристальным сводом светло-голубого цвета, окружённым волнами белых облаков, а солнце сияло с удивительной теплотой, в то время как свежий северо-западный ветер, достаточно прохладный, если не сказать пронизывающий, живо бился в раковину правого борта «Благословенного Лангхорна».

К сожалению, у Динниса для беспокойства были проблемы посерьёзнее, чем нынешняя погода.

Он покинул Домашний Порт в Храмовой Бухте на борту одной из посыльных галер Викария Аллайна почти месяц назад, как только лёд достаточно растаял, и быстро миновал Пролив Син-у. На посыльных кораблях были очень большие для их размера экипажи, чтобы они могли регулярно менять гребцов и поддерживать высокую скорость. Но их мелкосидящие, облегчённые корпуса были плохо приспособлены к плаванию по открытой воде, и архиепископ перешёл на более медленный, но зато более мореходный галеон пятидневку назад. Это означало, что он был всего лишь в пяти или шести пятидневках от Теллесберга.

«Другое дело, что такие идиоты, как Кахнир, которые думают, что я должен больше времени проводить в Черис, не думают об этом», — раздражённо подумал он. — «Проведение моего «одномесячного» пастырского визита занимает четыре месяца только в пути! Я провожу половину года или в Теллесберге или путешествуя туда и обратно между ним и Храмом».

По крайней мере, семафорная цепь вдоль берегов Пролива Син-у позволила ему оставаться на связи с Храмом, пока он не попал в открытое море. Но это было едва ли то же самое, что возможность лично принимать участие в его архиепископских делах. Семафорные сообщения по своей природе были короткими и немногословными, и всегда существовал риск того, что любой шифр, который можно использовать, может быть взломан кем-то, кто захотел бы причинить вред.

Он был вполне уверен, что мог положиться на Матайо Броуна в том, что он правильно интерпретирует его краткие семафорные сообщения, и управляет его делами так же хорошо, как мог любой другой, кто был рангом ниже епископа, но не взирая на это он не мог чувствовать себя полностью комфортно. Бесспорно, он обучил старшего священника достаточно тщательно, и у него не было никаких сомнений в отношении интеллекта Броуна или его компетентности. Но отношение Совета к Черис за зиму стало ещё более подозрительным и враждебным, и, если бы «Группа Четырёх» решила, что необходимо принять меры против Черис, собственное положение Динниса в иерархии Храма было бы, по меньшей мере, серьёзно подорвано. Броун был так же осведомлён об этом, как и любой другой, что означало, что любой из соперников Динниса мог бы почуять возможность склонить его помощника предать его.

Всё это помогло объяснить его невесёлое настроение, несмотря на холодный, бодрящий ветерок и свежий морской воздух, когда он опёрся на свою трость железного дерева с серебряным набалдашником.

— Надеюсь, обед был удовлетворительным, Ваше Высокопреосвященство? — продолжил Браунинг, и Диннис спрятал неохотную улыбку. Капитан казался… испытывающим неудобство. Очевидно, он понял, что Диннис чувствует себя совсем не весело, но у него не было выбора, кроме как предложить хотя бы видимость светской беседы. Капитан галеона, принадлежащего Храму, не мог просто игнорировать архиепископа, который вышел на его ют для послеобеденного моциона.

— На самом деле, ваш кок справляется удивительно хорошо, капитан, — сказал Диннис, сжалившись над мужчиной. — Должен всё же признаться, что я никогда не стал бы хорошим матросом. Для этого я слишком скучаю по свежим овощам!

— Я ценю этот комплимент, Ваше Высокопреосвященство, и передам его коку, с вашего разрешения. Что же касается свежих овощей, — Браунинг с улыбкой пожал плечами, — я могу только от души с вами согласиться. На самом деле, первая вещь, которую я делаю всякий раз, когда я возвращаюсь в Порт Харбор — это иду со своей женой в один из наших любимых ресторанов и усаживаюсь за самый большой, самый свежий салат, который я могу найти.

— Пожалуйста, капитан! — полуулыбнулся Диннис. — Не говорите мне ничего про недостаток свежего салата!

— Прости меня, Ваше Высокопреосвященство. — Браунинг склонил свою голову в полупоклоне, испытывая явное облегчение от искреннего юмора в ответе архиепископа. Затем он выпрямился, и выражение его лица стало более серьёзным.

— Тем не менее, Ваше Высокопреосвященство, не смотря на то, как скучна может быть в море наша диета, по крайней мере, спасибо Паскуалю, она держит нас здоровыми. — Он коснулся своего сердца, а затем и губ, и Диннис повторил жест. — Ненавижу думать, каким было бы состояние моих людей без учения Паскуаля.

— Конечно, я согласен с вами, капитан, — сказал Диннис с полной искренностью. Диетические законы архангела Паскуаля были особенно чёткими для тех — подобно людям, которые проводили пятидневки подряд в море — у кого не было свободного доступа к запасам свежего провианта. В тех случаях, когда эти законы непреднамеренно или неизбежно нарушались, последствия были… неприятными.

Диннис припомнил один случай не так много лет назад, когда доларский галеон почти полностью лишился мачт во время ужасного шторма, который унёс его далеко в непроторённые глубины Южного Океана. Его выжившая команда сумела поставить временные паруса и каким-то образом найти путь домой, но его скорость упала до мучительного передвижения ползком, а большинство их провианта было потеряно или испорчено штормом. К тому времени, когда ему наконец удалось вползти в порт на острове Вест-Брейк, две трети его экипажа умерли от цинги, поскольку они не смогли следовать законам Паскуаля и, как всегда случается, болезнь наступила быстро.

По крайней мере у несчастных в его экипаже была вода. Им удалось собрать кое-что из проливных дождей в воронки из старых парусов, чтобы наполнить их резервуары для воды, и что бы ни случилось с их запасами, эти ёмкости были неповреждёнными, спасибо Паскуалю!

Диннис вспомнил о занятиях в классе во времена собственной молодости. Независимо от ордена, в который поступал церковник, от него ожидали, по крайней мере, общего знакомства с основными учениями других орденов. В тот конкретный день старший священник Ордена Паскуаля продемонстрировал, почему Паскуаль требовал, чтобы корабли хранили воду в железных резервуарах, а не в деревянных бочках. Бочки были бы намного дешевле, но одного взгляда на слизистые зелёные водоросли, которые превратили воду в демонстрационном бочонке в почти густую, вонючую слизь, было более чем достаточно, чтобы убедить молодого Эрайка. Вода на борту корабля иногда могла иметь небольшой привкус ржавчины, но он был совершенно готов мириться с этим. Так же, как он был готов послушно потреблять свой ежедневный рацион лимонного сока, или есть ростки фасоли.

Конечно, у архиепископа были намного большие диетические возможности, чем у обычного моряка. Свежие яйца из курятника на главной палубе были предназначены в первую очередь для Динниса и его церковного персонала, а затем для офицеров «Благословенного Лангхорна». Младшие офицеры и обычные моряки не попробовали бы яйца — или цыплёнка — до тех пор, пока они снова не достигли бы земли. И ещё было пять овец на привязи рядом с курятником.

— Какова ваша лучшая оценка нашего прибытия в Теллесберг, капитан? — спросил Диннис спустя минуту.

— На самом деле, мы идём лучше, чем обычно, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Браунинг. — В это время года ветер, в основном, дует с северо-запада, как сегодня, что ставит нас на наилучший для нас галс. Он будет не таким благоприятным, как только мы пройдём остров Молота и выйдем к Наковальне, но он всё равно должен быть больше в нашу сторону, чем против нас. Одна из тех новых «шхун», о которых я слышал, могла бы пройти быстрее, я уверен, но по лучшим подсчётам штурмана мы примерно в двадцати четырёх днях от Теллесберга.

Диннис подавил гримасу, а его настроение снова ухудшилось, когда Браунинг упомянул новый тип корабля. Капитан, очевидно, был блаженно не осведомлён о сомнениях Церкви насчёт черисийских нововведений, потому что в противном случае он бы более осторожно выбирал слова при архиепископе Черис.

«Тем не менее», — отметил про себя Диннис, — «возможно, как раз хорошо, что он не сделал этого. Он профессиональный моряк, поэтому, возможно, его реакция может обеспечить более реалистичную оценку угрозы, которую Совет видит исходящей из Черис».

— Вы действительно видели одну из этих — «шхун», так вы это назвали? — своими глазами, капитан?

— Конечно видел, Ваше Высокопреосвященство. — Глаза Браунинга оживились, и он протянул руку, чтобы положить её на перила. — Имейте в виду, я люблю «Блаженного Лангхорна». Он хороший, крепкий корабль, и он был добр ко мне и хорошо служил Храму. Но пока я знаю, что Писание учит, что зависть — это грех, я всего лишь смертный человек. Когда я увидел, что шхуна идёт гораздо ближе к ветру, чем мог бы идти любой другой корабль, на котором я когда-либо плавал…!

Он покачал головой, улыбаясь воспоминаниям.

— Любой моряк, достойный своей соли, хотел бы получить в свои руки такое судно, Ваше Высокопреосвященство, — просто закончил он.

Диннис медленно кивнул, улыбаясь капитану, несмотря на то что он почувствовал, как его собственное сердце ёкнуло.

Сообщения, которые поступали от Адимсина так стабильно, как позволяла погода, делали всё более очевидными, что Черис стал ещё большим очагом инноваций и новых концепций, чем предполагали первоначальные отчёты. Собственные источники Динниса в Храме и в Зионе давали веские основания предполагать, что оценки из других источников — таких как князь Нарман и князь Гектор — были намеренно и сильно преувеличены, но он не мог просто игнорировать корреспонденцию Адимсина. И если верить Адимсину, то «шхуна», которая так очаровала капитана Браунинга, была только верхушкой айсберга.

— Если вы извините меня, капитан, — любезно сказал он Браунингу, — я думаю я бы хотел провести какое-то время медитируя, пока я немного отхожу от того прекрасного завтрака, который приготовил нам кок.

— Конечно, Ваше Высокопреосвященство. Я дам приказ, чтобы убедиться, что вас не беспокоят.

— Спасибо, капитан. Я ценю это.

Капитан поклонился ещё раз и ушёл, оставив наветренную сторону узкого юта архиепископу. Диннис отобразил на лице нечто подходяще серьёзное, поправил лёгкий плащ, который он носил поверх своей рясы, и медленно зашагал вверх и вниз, вверх и вниз, с прихрамыванием, которое его сломанная нога оставила в качестве постоянного наследия, опираясь на свою трость для противодействия качке судна.

Двадцать четыре дня, по оценкам Браунинга. В лучшем случае это целые пять пятидневок. И кто знал, что происходило в Теллесберге — или Храме — пока «Благословенный Лангхорн» медленно шёл через тысячи миль между Хевеном и Черис?

Он вспомнил собрание, на котором он руководил церковным судом, собравшимся чтобы урегулировать спор о правопреемстве графства Хант в пользу Тадейо Мантейла. Тогда это предложение казалось таким простым. Просто рутинное дело, решение, вынесенное в обмен на щедрый личный подарок. Но это решение угрожало вырасти в нечто намного большее. Тогда это был не более, чем ещё один шаг в хорошо понимаемом танце посвящённых членов Храма. Теперь Диннису было ясно, что его архиепископское будущее было гораздо более хрупким, чем он когда-либо думал раньше, и что его собственное действие, каким бы безобидным и рутинным оно ни казалось в то время, служило интересам людей, которые хотели видеть, чтобы богатство и власть архиепископа разрушились навсегда.

Он вернулся в мыслях к своему зимнему разговору с Викарием Замсином. Озабоченность Канцлера была очевидна, но заверения Викария о том, что никакое решение по Черис не было неизбежным, успокоили худшие из тревог Динниса. Но это спокойствие было серьёзно подорвано, когда весна постепенно подкралась ближе, и лёд в Проливе Син-у начал таять. А последняя встреча Динниса с Трайнейром перед его отъездом в Теллесберг была чем угодно, но не обнадёживающей. Не из-за того, что сказал Викарий, а из-за того, что он не сказал.

В сознании Динниса не было никакого сомнения, что Канцлер — и даже, вероятно, вся «Группа Четырёх» — предпринимает собственные шаги, чтобы справиться с любой угрозой, исходящей от Черис. Но ни один из его источников не смог рассказать ему, какие именно «шаги» они могли бы иметь в виду, а отказ Трайнейра рассказать ему вообще хоть что-нибудь о планах «Группы Четырёх» приобретал зловещие обертоны.

Он на секунду приостановился, уставившись на море невидящими глазами. Как он не старался, он мог думать только о двух вещах, которые могли предотвратить бурю, которая медленно, но неотвратимо приближалась.

Одна состояла в том, чтобы продемонстрировать свой собственный жёсткий контроль, путём принятия решительных мер. Если вызывающие наибольшую тревогу из новых нововведений могут быть признаны нарушающими «Запреты» — или просто могут быть признаны приблизившимися к границе нарушений — и он прикажет отозвать их аттестации, это может убедить «Группу Четырёх», что он может контролировать ситуацию без их вмешательства. Отнюдь не было точным, что это будет иметь такой эффект, но это могло сработать.

В противном случае единственным вариантом, который он видел, было убедить их, что их внушающая ужас интерпретация событий в Черис была ошибочной. Если бы они могли прийти к выводу, что они слишком остро реагировали, что сообщения из таких мест, как Изумруд и Корисанд, на самом деле были сильно преувеличены, тогда они вполне могли бы отказаться от предпринимания активных шагов против королевства. По крайней мере, они безусловно были осведомлены, как много черисийской десятины вносилось в церковную казну каждый год. Разумеется, они не решились бы уничтожить этот поток доходов, если бы не почувствовали, что это абсолютно необходимо!

Он надеялся, что они, по крайней мере, знали, потому что, если Церковь, или даже «справедливый» Совет Викариев, действующий в своей светской роли, решит, что Черис должна быть уничтожена, Черис должна будет погибнуть. И если бы Черис погибла, карьера архиепископа, ответственного за её правоверность, внезапно разбилась бы вдребезги. Эрайк Диннис потерял бы своё архиепископство, богатство, которое оно предоставляло, и, по крайней мере, две трети своей власти и престижа, а кроме того он бы вдруг обнаружил, что взятка Гектора, которую он положил в карман, не имела смысла.

«Как они могут так поступать со мной?» — резко спросил его разум. — «В течение многих лет я был их архиепископом, заботился о них, защищал их от Инквизиции и тех, в Совете, кто автоматически с подозрением относится к любым изменениям. И как они мне отплатили? Принимая с распростёртыми объятиями все эти свои проклятые новые изобретения! Идя прямо в логово дракона — и взяв меня с собой — потому что они слишком глупы, чтобы посмотреть, что они делают!»

Он посмотрел на сверкающую голубую воду Марковского моря, и глубоко внутри его сердца отразилась несправедливость мира, в котором Бог позволил этому случиться с ним.