Глава 13

Стокер захлопнул книгу.

– Мне нужно проветриться.

Он ринулся назад по коридору, которым мы сюда пришли, и мне осталось лишь погасить волшебный фонарь и пойти вслед за ним. Я не стала на него давить. У нас будет предостаточно времени, чтобы спокойно изучить этот журнал, когда вернемся в Бельведер. Что бы ни означало упоминание там имени виконта, Стокеру нужно было немного времени, чтобы свыкнуться с этим обстоятельством.

Он запер за нами дверь и аккуратно убрал ключ в карман, а потом коротко кивнул, увидев, что я жестом указала на дом. Как всякий охотник, он умел ходить совершенно бесшумно, но и меня годы, проведенные в погоне за бабочками, научили передвигаться незаметно. Пробираясь во все сгущающихся сумерках, мы наконец добрались до больших дверей, выходящих в сад, вероятно, из столовой или гостиной. Из широких окон по обеим сторонам от дверей в более счастливые времена, должно быть, открывался очаровательный вид на пруд, но сейчас все они были закрыты ставнями, и казалось, что дом слепо уставился на галерею и сад.

Стокер остановился перед дверью, прикидывая варианты того, как можно попасть внутрь, но я его опередила.

– Дай мне упаковку леденцов, – велела я.

– Откуда ты знаешь, что у меня с собой леденцы?

– У тебя всегда с собой леденцы.

– Не лучшее время для перекуса, – заметил он, но передал мне сверток без всяких возражений. Он был почти пуст, и я вытряхнула остатки (липкие крошки) на каменные плиты галереи. Затем аккуратно расправила упаковочную бумагу и протянула ему той стороной, где еще были следы леденцов.

– Оближи, – попросила я.

Уже догадываясь, что я собираюсь сделать, он подчинился и облизывал бумагу до тех пор, пока вся она не сделалась липкой. Я очень осторожно подошла к двери, намереваясь приклеить обертку к стеклу.

– На одну клетку выше, – мягко поправил он. – Замок должен быть там.

Я послушалась и прижала бумагу так, что она хорошо прилипла к стеклу. Я отступила назад и кивнула Стокеру. Он передал мне журнал. Сняв плащ, он намотал его на руку. Быстрый удар – и все было готово. Стекло тихо разбилось, осколки повисли на липкой бумаге. Я аккуратно сняла ее и хотела было положить рядом на траву, но Стокер меня остановил.

– Сюда может наступить животное, и будет плохо. Бумага липкая, как клей, и вся в осколках, – объяснил он, забирая у меня обертку с поблескивающим на ней стеклом. Он перевернул бумагу стеклом вниз, прижал камнем, после чего просунул руку в дыру, которую нам удалось проделать, и стал нащупывать замок. Это оказалось сложнее, чем мы думали, Стокеру пришлось достать один из своих ножей и подцепить защелку. Наконец раздался щелчок, и дверь распахнулась. Он остановился на пороге, убрал нож и надел плащ. Эти несколько секунд нас и спасли. Сложно сказать, что мы услышали сперва: слюнявое рычание мастифа или сонные крики сторожа, только что вылезшего из кровати. Когда тишину ночи прорезал этот беспорядочный шум, Стокер захлопнул дверь, и мы сразу бросились бежать.

Мы помчались по галерее за угол дома, а потом вокруг пруда. Закрытая дверь дала нам всего несколько секунд, и не успели мы еще оказаться на противоположной стороне пруда, как она снова с треском распахнулась, и из нее выскочил огромный пес. Посыпался град выстрелов, от стены полетели осколки камня, и нам пришлось бежать пригнувшись. Я обернулась и увидела в дверях фигуру пожилого человека; белая сорочка и ночной колпак были хорошо видны на фоне темного дома. Ему было вполне достаточно того, что он стоял там, стрелял из дробовика и выкрикивал ругательства, но его собака не была столь ленива. Зверюга гналась за нами, и вид у нее был ужасно разъяренный. Сильные лапы почти бесшумно отталкивались от земли, и с каждым прыжком дистанция между нами сокращалась.

– Стокер, – выдохнула я, – нам от него не убежать.

– Да, – согласился он и сунул руку в карман: – Но мы попробуем его задержать.

– Господи, ты же не хочешь его ранить? – выдавила я на бегу. Но можно было и не спрашивать. Он легко обращался с мертвыми животными, но питал неизменную слабость к живым. Достав из кармана маленький сверток, он потянул за веревку, бросил его за спину и попал псу прямо в морду. Пакет открылся, и из него вывалилось что-то кровяное.

– Что это?

– Говяжья печень, – сказал он, схватил меня за руку и улыбнулся в темноте. Я восхитилась его предусмотрительностью. Оттилия Рамсфорт упоминала, что дом охраняет собака, и Стокер позаботился о том, чтобы прихватить для нее угощение.

Я не знала, как и благодарить его за это, но нам оставалось только мчаться дальше; вскоре я поняла, что кусок печенки не может надолго занять такое огромное существо. Мастиф быстро проглотил его и снова бросился в погоню, не теряя нас из виду даже в густом тумане. У Стокера были длинные ноги, и он, конечно, обогнал бы меня, но не хотел оставлять меня одну и вместо этого сам подстраивался под мой бег. Зверюга уже почти догнала нас, я слышала за спиной ее рычание и клацанье зубов. Одним прыжком Стокер взлетел на стену и протянул руки, чтобы помочь залезть мне. На полном ходу я уперлась подошвой одной ноги в стену, оттолкнулась и подняла руки вверх, чтобы схватиться за Стокера.

Когда я поняла, что случилось, было уже слишком поздно: книга, громоздкая и скользкая, вывалилась и упала на землю.

– Нет! – закричала я, повернулась и хотела уже возвращаться за ней, но Стокер крепко обхватил меня за талию. Мастиф стоял на задних лапах, и его когти едва не касались наших сапог, хотя мы и были на самом верху стены.

– Журнал пропал, – объяснила я. – Я его выронила.

– Ну, пропал, так пропал, ничего не поделать, – ответил Стокер и кивком указал в том направлении, откуда мы сейчас прибежали. В тумане поблескивал огонек. Сторож шел по нашим следам, прислушиваясь к сердитому лаю собаки.

Я прикинула расстояние до земли. Мне было видно, куда именно упала книга. Меня от нее отделял мастиф, но я была настроена решительно: повернулась и уже собиралась спрыгнуть. Но тут прогремел еще один выстрел, и из-под ног Стокера посыпались осколки камня.

– Какого дьявола, – пробормотал он. Одним изящным движением он взял меня на руки и спрыгнул по другую сторону стены. Мы приземлились в заросли высокой травы. Я уперлась руками ему в грудь и резко оттолкнулась.

– Черт возьми, зачем ты это сделал?! – спросила я. – Я же собиралась вернуть журнал.

– Знаю, – холодно ответил он, перекатился на бок и застонал. – Боже, в следующий раз уж постарайся не давить мне так сильно на живот. Кажется, я сейчас опозорюсь.

Я открыла рот, чтобы отпустить какое-нибудь едкое замечание, но он с заметным усилием поднялся на ноги и поднял меня.

– Не сейчас, Вероника. Можешь издеваться надо мной сколько вздумается, но прямо сейчас нам надо поскорее уйти.

Мы слышали, как с другой стороны стены собака уже не лает, а подвывает от расстройства, а сторож призывает всевозможную кару на головы грабителей и разбойников, нарушивших ночной покой старика. Он опять разрядил ружье для пущей острастки, и я развела руками, признавая поражение. Мы могли прятаться здесь какое-то время, ожидая, пока старик вернется в постель, но он, вполне вероятно, оставит собаку в саду или просто сейчас найдет наш журнал.

– Пойдем, – сказал Стокер, сделал несколько шагов, остановился и повернулся в ожидании; у его ног клубился туман. Я вздохнула и постаралась смириться с поражением. Я могла ругать себя за то, что выронила книгу, но знала, что Стокер не станет меня за это попрекать. Мы вместе пошли по переулку и скрылись под покровом темноты.

Добравшись до Бишопс-Фолли, мы вошли через садовую калитку и направились к себе долгим кружным путем, через поместье, чтобы не побеспокоить обитателей особняка. Не сговариваясь мы направились к Бельведеру. Стокеру явно нужно было выпить, а я не хотела оставлять его наедине с бутылкой. Фонарь при входе в Бельведер не горел, и я споткнулась обо что-то, лежавшее на пороге.

– Что там такое? – с возмущением спросил Стокер.

– Какой-то сверток. Может быть, наш тайный благодетель опять проявился, – беззаботно ответила я. Не стала напоминать ему о том, что отправитель ключа, очевидно, не собирался нападать на нас, не запер в гроте и не оставил там умирать, но сама я об этом, конечно, подумала.

Я взяла сверток и вошла внутрь; Стокер сразу направился в комнатку наверху, развел там огонь и налил нам по доброй порции виски.

Я покосилась на стакан.

– Если хочешь быстро напиться, надо было брать агуардиенте, а не виски. А так это лишь пустая трата хорошего односолодового напитка.

– Не бывает пустой траты хорошего односолодового виски, – сказал он мне и одним глотком осушил свой стакан. Он налил себе еще одну порцию, а я стала развязывать бечевку на свертке. Он был упакован в простую коричневую оберточную бумагу; адрес написан неразборчивым почерком. Марки не было, значит, его доставил посыльный, поняла я, снимая упаковку. Внутри была простая картонная коробка, а в ней – гнездышко из ваты.

– Интересно, что там такое, – сказала я, копаясь в пушистой вате.

– Может быть, драгоценности от тайного поклонника? – язвительно предположил он.

Я вытащила остатки ваты и уставилась на дно коробки.

– Ну что? – спросил Стокер, выждав какое-то время. – Не украшение?

– Не совсем, – ответила я, заставив себя потрогать лежавший в коробке предмет.

– А что тогда? – спросил он со все возрастающим раздражением. Он не был расположен к загадкам, но я и не собиралась ему их загадывать.

Я вытащила предмети бросила ему прямо в руки.

– Это глаз.

К его чести, Стокер поймал глаз и даже не раздавил его от неожиданности. Аккуратно положив его на ладонь, он нагнулся к свету, чтобы получше его рассмотреть.

– Не человеческий, – быстро сказал он.

– Это любому дураку понятно. Он слишком большой, и зрачок у него вытянутый. Предполагаю, это от какого-то жвачного животного.

– Овечий, если быть точным, – сообщил он мне. – От самой простой домашней овцы, Ovisaries. Такие лежат у любого мясника, отсюда до Гебридских островов. Но что это значит?

– Это очередная угроза. По-моему, и так все понятно, но даже если бы мы не догадались, то вот записка, – сказала я, вытаскивая из коробки клочок бумаги. На нем печатными буквами была выведена надпись:

Я всмотрелась в слова.

– Кажется, это тот же почерк, что и в первой записке. Буква «Е» везде написана как-то странно.

Стокер надулся.

– Кажется, мы заслуживаем преступника классом повыше. Этот пишет с ошибками.

– Или хочет, чтобы мы так думали, – возразила я. – К тому же очевидно, что этот человек плохо нас знает, иначе бы он понимал, что нас не испугать глазом. Здесь десятки банок набиты добром и похуже, – сказала я, махнув рукой в сторону полок. У Стокера хранилось какое-то необъяснимое количество частей тела, рассованных по стеклянным коробкам и ящикам. Я запросто могла открыть ящик и обнаружить, что оттуда на меня смотрит глазное яблоко.

Я взяла стакан и села в кресло рядом со Стокером; он перекатывал глаз в пальцах.

– Свежий, – заметил он. – Иначе он был бы мягким. А этот крепкий и слегка пружинит при надавливании. Как виноград из оранжереи.

– То есть наш злодей – пастух или фермер? – предположила я.

Стокер покачал головой.

– Думаю, нет. У любого мясника может найтись свежий овечий глаз. Дело нескольких секунд – вырезать его; вообще-то, я думаю, что это и было делом нескольких секунд. Его не удаляли аккуратно, как сделал бы хирург или мясник. Его выдрали очень неуклюже. Видишь рваный край зрительного нерва? – Он указал на обрывок чего-то белого, свисающий с глазного яблока.

– Стокер, если я не падаю в обморок при виде глаза и не тянусь к флакону с нюхательной солью, это не означает, что я готова рассматривать его в подробностях, пока пью виски, – сказала я ему.

– Ты права.

Он бросил глаз обратно в коробку и стал изучать записку и упаковку.

– Ни марки, ни водяных знаков, ничего, заслуживающего внимания, кроме того, что эта записка похожа на вчерашнюю. Ее мог написать кто угодно.

– Даже твой брат, – сказала я, взяв в рот виски и перекатывая его на языке. Проглотив его, я ощутила, как обжигающая жидкость идет у меня по горлу в желудок, прогревая грудь своим обволакивающим теплом.

– Даже Тибериус, – согласился он.

– Ты меня удивляешь. Я думала, ты будешь изо всех сил сопротивляться, – сказала я ему.

Он пожал плечами.

– С какой стати? Его имя было в журнале. В лучшем случае он знает что-то о Елисейском гроте. В худшем… – Он не закончил предложения. Сама вероятность того, что Тибериус Темплтон-Вейн может быть как-то связан с убийством, которое мы расследуем, была слишком ужасной, чтобы всерьез о ней размышлять.

– А чем интересуется виконт? – спросила я обыденным тоном. – Он покровительствует искусствам?

– Театр, – сказал Стокер задумчиво. – Он не очень интересуется живописью и всем прочим. Предпочитает представления. А что?

– Да так… Просто мне только что пришло в голову, что все действующие лица, которые играют в нашей маленькой драме, – или люди искусства, или их покровители. Мы можем исключить его светлость из списка подозреваемых, если он не завсегдатай Хэвлок-хауса.

Ответом мне было лишь не поддающееся интерпретации ворчание, которое Китс назвал бы «бесшумным шумом». Разобравшись с упаковкой, Стокер вновь принялся за виски. Я подождала, пока он прикончит третью порцию, и решила, что теперь можно переходить к важной теме.

– Вероятнее всего, этот милый подарок нам послал кто-то из Хэвлок-хауса, – сказала я нарочито безразличным тоном, кивнув в сторону глаза. Стокер ничего не сказал, и я продолжила.

– Конечно, лучший способ доказать это – вернуться в Хэвлок-хаус и хорошенько там все обыскать. И, естественно, разумнее всего иметь какой-то предлог для очередного визита.

Стокер обреченно вздохнул и вновь осушил стакан.

– Прекрасно. Я сниму с себя эту чертову одежду и буду позировать Эмме Толбот, пока ты станешь изображать из себя детектива.

Я подняла стакан за его здоровье.

– Не сомневаюсь, из тебя получится прекрасный Персей, – сказала я с притворной скромностью. – Так хочется посмотреть на очаровательные крылатые сандалии.

Быстрым движением он схватил глаз и швырнул им в меня.

Стокер был человеком слова. На следующее утро он встал пораньше, чтобы проверить своих маленьких кожеедов и заодно написать записку Эмме Толбот, что он готов явиться к ней с целью позирования сегодня же. Но не успели мы отправиться в Хэвлок-хаус, как получили другое приглашение: немногословное, написанное властной рукой, на украшенной короной бумаге. Принцесса Луиза требовала отчета о ходе нашего расследования, и мы должны были нанести ей визит в Кенсингтонском дворце. Она объяснила, как во дворце найти ее апартаменты, и подчеркнула, что мы должны явиться ровно к одиннадцати.

Стокер был до крайности возмущен. Решившись позировать мисс Толбот, он думал уже только о том, как поскорее приняться за дело. На его лице было выражение благородного страдания, как у французского аристократа, взбирающегося в повозку для осужденных на казнь, но я не испытывала неудовольствия. Ничто не пробуждало во мне столько силы и решительности, как брошенный вызов, а ее высочество продолжала гладить меня против шерсти, может быть, и неосознанно.

Дворец располагался за высокими и внушительными позолоченными воротами, но сам был уютным, небольшим, из красного кирпича. В маленьком внутреннем дворе сложно было заблудиться, и, следуя указаниям в письме, мы легко нашли нужную дверь.

Нас встретил высокомерный дворецкий, но не успел он о нас доложить, как принцесса вышла сама.

– Я рада, что пунктуальность – одно из ваших достоинств, – сказала она вместо приветствия. Она была бледна, под глазами залегли темные круги, все движения, казалось, давались ей с трудом, будто она держала себя в руках исключительно благодаря силе воли.

Не успели мы ей что-либо ответить, как по лестнице спустился джентльмен в немного неуклюже сидящем дорогом костюме; он смотрел на нас, слегка улыбаясь, будто пытаясь понять, кто мы.

– Привет, Луси. Это твои друзья? – дружелюбно спросил он. Это был высокий мужчина с открытым лицом, взъерошенными волосами, довольно неряшливого вида, несмотря на явную дороговизну наряда. Он казался очень приветливым, но из-за некоторой неаккуратности выглядел не слишком подходящей партией для эффектной принцессы. Хоть она и была художником со всеми вытекающими обстоятельствами, я заметила, что она неизменно заботится об идеальном внешнем виде.

– Лорн… – пробормотала она. Она взяла мужа под руку и познакомила нас.

– Дорогой, это мисс Спидвелл и мистер Ревелсток Темплтон-Вейн, сын виконта Темплтон-Вейна. Мисс Спидвелл, мистер Темплтон-Вейн, это мой муж, маркиз Лорн.

Маркиз ответил на мой поклон и протянул руку Стокеру.

– Вы один из мальчиков старины Реджинальда Ти-Ви? Я несколько раз встречался с ним в палате лордов, когда там выступал мой отец. Всегда засыпал во время дебатов. У него устрашающе громкий храп.

– Все верно, – весело ответил Стокер.

– Скажите, – продолжал маркиз, – вы ведь не викарий?

– Нет, милорд, викарий – это мой младший брат, Мерривезер.

Маркиз сочувственно улыбнулся.

– Помню, ваш отец немало намучился, пока наконец его не пристроил. Кажется, он иногда любит поиграть на скачках, и с картами тоже у него не все гладко. Я слышал, этот парень что-то вроде паршивой овцы, но не сравнить с тем братом, который вечно шлялся… где же… в Южной Америке или Южной Африке? Там была какая-то жуткая история, – добавил он. – Кто же из братьев это был?

Стокер мрачно улыбнулся.

– Боюсь, милорд, я – самая паршивая овца из всех Темплтон-Вейнов.

Тонкие светлые брови маркиза высоко взлетели.

– Боже мой, как ужасно неловко вышло.

Другой человек мог бы действительно почувствовать себя от этого не в своей тарелке, но мне подумалось, что расстроить зятя королевы всего лишь промахом в светской беседе было непросто.

Чтобы сгладить неприятную ситуацию, в разговор опять вступила принцесса Луиза.

– Мисс Спидвелл и мистер Темплтон-Вейн связаны с сэром Фредериком Хэвлоком. Они пришли посмотреть мои работы в мастерской.

– А, опять народ из мира искусства! Вы, наверное, были знакомы с девушкой, которая там жила и которую потом убили? – сказал он и повернулся к жене. – Как там ее звали? Что-то очень диковинное.

– Артемизия, – напомнила она. – Нет, мисс Спидвелл и мистер Темплтон-Вейн не имели удовольствия ее знать.

– Ну, может быть, и к лучшему, что вы не были знакомы, – заметил он. – Убийство – грязное дело. Мне не нравится, что ты так расстроена, – нахмурившись, сказал он жене. Это было самое большее из того, на что способны английские аристократы в выражении своих чувств, но принцессе и этого было достаточно. Она сжала его руку.

– Дорогой Лорн, – только и сказала она.

К нам бесшумно приблизился дворецкий, подавая его светлости перчатки и шляпу.

– Я как раз собирался уходить, когда увидел вас. Сегодня я буду в клубе, к обеду вернусь. Ты не собираешься никуда уезжать, Луси?

– Вряд ли, – ответила принцесса. Он слегка поцеловал ее в щеку, вновь пожал руку Стокеру, милостиво кивнул мне и вышел. Как только за ним закрылась дверь, принцесса повернулась к нам.

– Пойдем. Мастерская – единственное место, где можно спокойно поговорить.

Ее высочество провела нас коридором, на стенах которого красовались очень приятные акварели, к запертой двери. Она достала из кармана ключ и открыла нам; мы прошли по внутреннему дворику и небольшому садику к отдельно стоящему зданию, сделанному, казалось, полностью из стекла. Отперев его, она зажгла газовую люстру, чтобы разогнать мрак серого туманного утра. Такого освещения было недостаточно, но огромные окна подсказывали, что в ясные дни помещение бывает залито светом.

– Моя мастерская, – сказала она нам. На полках по стенам лежали всевозможные инструменты, необходимые скульптору в работе, и вся комната – большое открытое пространство – была уставлена накрытыми тканью фигурами на постаментах, будто привидениями, терпеливо ожидающими своего часа.

Принцесса провела нас к одному из постаментов и потянула вниз скрывавшее фигуру покрывало. Оно будто сомневалось, падать или нет, но наконец сползло к ногам статуи, изображавшей молодую женщину. На ней было платье, спускавшееся изящными складками, какие могли быть в любой древней культуре. Но ее поза сильно отличалась от классических статуй, всегда спокойных и расслабленных, будто ожидающих восхищенных взглядов. Эту фигуру словно поймали в движении: полы одеяния облепляют ноги так, что видны напряженные мышцы, рукава развеваются, голова поднята, и незрячие глаза смотрят вдаль на что-то, чего никогда не смогут увидеть. В одной тонкой руке – пастуший посох, и мне легко представилось мраморное стадо где-то неподалеку, которое она сейчас пойдет собирать. Рот приоткрыт, а голова чуть повернута назад, будто ее запечатлели в мраморе именно тогда, когда она отвечала на какой-то не слышный нам призыв.

– Она восхитительна, – совершенно искренне сказала я.

– Это Артемизия, – ответила принцесса. – Вот почему я хотела, чтобы вы на нее взглянули. Я лепила ее с натуры, такой она и была: высокой, решительной, полной жизни и движения. Во время расследования вы услышите много версий того, какая она была. Художники – ужасные лгуны, – сказала она нам со слабой улыбкой. – Но это – правда о ней. Вы не должны этого забывать.

Мы все еще стояли и любовались статуей, когда дверь открылась, и в комнату вошла Оттилия Рамсфорт.

– Луси, дворецкий сказал, что ты здесь… – Она вдруг замолчала, наверное, увидев нас со Стокером, но потом я поняла, что она смотрит мимо нас, на статую.

Она подошла ближе, ее глаза сверкали от волнения.

– Луси! Ты закончила ее! Она восхитительна. Кажется, что она вот-вот заговорит, – воскликнула она дрожащим голосом.

Принцесса Луиза обняла ее, и так они стояли, прижавшись друг к другу. Затем Оттилия взглянула на нас и слабо улыбнулась, на ее ресницах дрожали слезы.

– Прошу прощения. Я не хотела снова лить слезы, – сказала она. – Просто когда я увидела ее здесь, такую очаровательную и такую живую… Иногда я по-прежнему не могу поверить, что все закончилось так ужасно.

Она не смогла продолжить и начала всхлипывать на плече у Луизы; наконец Стокер достал один из своих огромных носовых платков и подошел к ней. Она смущенно рассмеялась.

– Вы снова пришли мне на помощь, мистер Темплтон-Вейн, – сказала она ему, вытирая слезы. – Вы очень добры.

И, как всегда, когда кто-то делал ему комплимент, Стокер лишь покраснел и ничего не ответил. Принцесса сжала руку Оттилии.

– Тебе лучше?

Оттилия кивнула.

– Кажется, да.

– Ну хорошо, – решительным тоном ответила принцесса. – Потому что я позвала тебя сюда не только для того, чтобы посмотреть на статую. Я попросила мисс Спидвелл и мистера Темплтон-Вейна отчитаться нам о том, как проходит расследование.

– А! – На лице Оттилии Рамсфорт отразился живой интерес. – Вы что-то обнаружили?

– Не совсем, – быстро ответила я. Не хотелось вселять в нее ложные надежды, это было бы жестоко. Но можно было рассказать ей, что нам стало известно. – Первоначально мы склонялись к мнению, что ее высочество поддалась напрасным мечтаниям, что она просто не хочет верить в то, что Майлз Рамсфорт виновен в смерти Артемизии. Но теперь мы считаем, что она может быть права относительно его невиновности.

Оттилия слегка покачнулась, и Стокер поспешил подставить руку, чтобы поддержать ее.

– Благодарю вас, мистер Темплтон-Вейн, – пробормотала она. – Мне сложно в это поверить.

– Но это правда, – ласково сказал он ей. – Еще до того, как мы побывали в Хэвлок-хаусе, нам прислали записку с угрозой.

– С угрозой?! – воскликнула принцесса, широко открыв глаза от изумления. – И как же вам угрожали?

– Прикрепили к двери дома записку, в которой велели нам держаться подальше от этого дела. А иначе… – объяснила я. – А прошлой ночью, после того как мы пытались кое-что разузнать, получили еще одну угрозу.

Я вытащила из кармана коробочку и протянула ее принцессе.

– Только не показывайте миссис Рамсфорт, – сказала я ей.

Она высокомерно посмотрела на меня и открыла коробку. Ей достаточно было одного взгляда на ее содержимое. Она закричала, выронила коробку, и глаз покатился под стол. Оттилия вцепилась Стокеру в руку.

– Что это было?! – спросила она тихим дрожащим голосом. – Выглядело как…

– Ничего страшного, – сказал он ей успокаивающе. – Там не было ничего особенного. Достаточно сказать, что к этому была приложена записка, предупреждающая, что нас ждут определенные увечья, если мы продолжим расследование.

Принцесса Луиза не собиралась подбирать глаз, и я с раздражением полезла под стол. Я убрала глаз обратно в вату, а коробку положила себе в карман. Принцесса посмотрела на меня с откровенной неприязнью, но меня это совершенно не волновало.

– Могли бы предупредить меня, – сказала она холодно.

– Я думала, вы изучали анатомию, – ответила я. – Художники обычно в этом разбираются.

На это она ничего не ответила, а просто обратилась к Стокеру.

– И это все?

– Нет, – сказал он ей. – Кажется, у нас появился не только враг, но и своеобразный ангел-хранитель. Нам прислали ключ, который, как мы выяснили, открывает определенный замок в Литтлдауне. – Он пристально посмотрел на Оттилию, и она отодвинулась от него, слегка покраснев.

– От грота, – прошептала она.

– Вы о нем знаете? – спросила я.

Она пошарила рукой, куда бы присесть, и опустилась на краешек одного из постаментов, не заботясь о том, что белая пыль сразу испачкала ее черную юбку.

– Конечно. В конце концов, это часть истории Литтлдауна. Майлз так гордился… гордится, – яростно поправилась она, – этим поместьем. Первый человек из рода Рамсфортов упоминается уже в книге Страшного суда, понимаете? Все Рамсфорты были безрассудными везунчиками, монетка всегда выпадала им нужной стороной, – сказала она со снисходительной улыбкой. – Они владели этим участком земли еще со времен Вильгельма Завоевателя. Здесь было построено по меньшей мере шесть домов. Последним был Литтлдаун, и Майлз так его любит. Невозможно передать, сколько это значило для него, для нас, – перестроить дом. Мы вернули ему былую красоту, – с гордостью сказала она. – И вот когда Майлз обнаружил грот и прочитал о нем, он решил, что будет очень забавно вновь обставить его соответствующе.

– Он выглядит так, будто его не просто заново декорировали, – мягко заметила я.

Оттилия снова покраснела.

– Думаю, можно больше не хранить секретов, раз вы видели грот, – сказала она с сухим смешком. – Я уже говорила вам, что мне нелегко давалось вынашивание детей. – Она взглянула на Луизу, которая чопорно стояла немного в стороне. – Дорогая, тебе знакома боль от поражения такого рода.

Луиза ничего не сказала, но ее глаза заблестели. Она тяжело сглотнула и коротко кивнула. Оттилия потянулась к ней и крепко взяла за руку.

– Да, тебе это знакомо. Это способна понять только женщина, которая отчаянно желает подарить своему мужу ребенка, но никак не может. – Она снова сжала руку Луизы и отпустила ее. – После последней неудачи доктора сказали Майлзу, что слишком опасно пытаться дальше и что нам придется спать в отдельных спальнях до конца дней.

Она замолчала, и мне показалось, будто она сейчас пробирается через заросли крапивы.

– Я хотела, чтобы он был счастлив. И тогда я подумала: ему будет не так тяжело, если у него будут грот и развлечения, связанные с ним. И я оказалась права. Это была просто игра, ничего более. Он как мальчишка носился с этой коллекцией, – вновь сказала она со снисходительной улыбкой. – Ему казалось, что все это так шокирующе нехорошо. Но я не видела в этом ничего плохого, правда. Женщины приходили туда добровольно, и им хорошо платили. Мужчины… Не знаю, что ими двигало, но могу предположить. Они, как и Майлз, просто искали свежих ощущений и находили их в гроте.

– В последние годы их было не так много, – заметила я.

Оттилия удивленно взглянула на меня.

– Откуда вы знаете?

– Потому что мы нашли журнал, – сказал ей Стокер, – своего рода гостевую книгу, которую вел ваш муж.

– К сожалению, – спокойно добавила я, – нам не удалось изучить ее как следует, но даже и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что Майлз Рамсфорт вел точный учет всех посетителей и их предпочтений.

Оттилия побледнела.

– О, милый Майлз! Как же он мог поступить так глупо?!

Она снова потянулась к Луизе и нервно схватила ее за руку.

– Ах, Луси, что он наделал?!

– Он правда повел себя крайне неразумно, – решительно сказала Луиза, с осуждением поджав губы. – Очень опасно лгать о таких вещах.

– Действительно опасно, – подтвердила я. – Это может стать неплохим мотивом для того, чтобы желать его смерти, стараться сделать так, чтобы его повесили за убийство Артемизии, – заметила я затем. – Если кто-то, упомянутый в журнале, боялся разглашения его содержимого… – Я не договорила, но остальное должно было и так стать понятно.

Оттилия в ужасе посмотрела на меня.

– Не хотите же вы сказать, что думаете, будто Майлз мог кого-то шантажировать?

– Это возможно, – начала я.

– Нет, невозможно! – закричала она и вскочила на ноги. – Про моего мужа можно много чего сказать, мисс Спидвелл, но уж точно не то, что он шантажист! Обвинить его в таком подлом и грязном деле…

– Миссис Рамсфорт, – сказала я сурово, – сейчас он ожидает повешения за убийство. Мне не кажется, что рассматривать вариант шантажа – такое уж ужасное оскорбление в данной ситуации.

– Довольно, мисс Спидвелл, – сказала принцесса тоном ледяного высокомерия. – Где сейчас этот журнал? Вы же не оставили его лежать где попало?

– Честно говоря, – Стокер решил по-мужски принять удар на себя, – он оказался в неподходящем месте.

– В неподходящем месте?! – В голосе Луизы слышалось абсолютное непонимание, смешанное с яростью. – Из всех неосмотрительных, любительских…

– Кажется, ваше высочество, вы забываете, что мы и правда всего лишь любители, – ответила я. – Журнал выпал в саду Литтлдауна.

– И вы его не забрали? – спросила она, переводя взгляд с меня на Стокера и обратно.

– Понимаете, там была собака… – начала я.

Она повелительно махнула рукой, прогоняя нас.

– Уходите, сейчас же.

Я пожала плечами, мы развернулись и собрались уйти.

– Подождите, – сказала Оттилия, сделав шаг вперед; ее глаза блестели. – Когда Луси сказала мне, о чем она вас попросила, я не знала, что и думать. Сама мысль о том, что Майлз может оказаться на свободе, что весь этот кошмар может вдруг закончиться, была настолько невероятной, что казалась почти невыносимой. Я говорила вам, что мне больно даже надеяться на то, что вы можете доказать его невиновность. Но теперь все изменилось. Я хочу, чтобы вы это сделали. Теперь я вижу, что случится, если его повесят. Он лишится не только жизни, но и своего доброго имени. Люди будут думать, что он совершил это преступление. Они готовы будут поверить в любые ужасы о нем: что он был развратником, шантажистом, убийцей. – На последних словах ее голос сорвался.

– Миссис Рамсфорт, – начала я, но она резко прервала меня.

– Нет, мы уже достаточно сказали друг другу. Вы сделаете то, о чем вас просит Луси, и докажете, что он невиновен. И тогда, надеюсь, вам хватит совести извиниться за ваши грязные инсинуации.

Я взглянула на принцессу, но она ничего не сказала. Она молча стояла посреди комнаты, столь же холодная и неприступная, как статуи у нее за спиной.

– Прекрасно, – сказала я, слегка поклонившись. – В таком случае хорошего дня вам обеим.