Санкт-Петербург, наши дни

В кабинете следователя Галкиной оживленно беседовали трое. В основном говорил главный редактор издательского дома «Миллениум». Следователь напряженно слушала, поглядывая на сидящую напротив нее спутницу Олега Ивановича.

— Прямо голова идет кругом от всех этих событий! — откидываясь на спинку стула, посетовал Полонский. — Все так навалилось, прямо одно к одному. Вчера сотрудник редакции во время теракта погиб. Вместо меня погиб, и это особенно неприятно. Это я должен был ехать в Прибалтику, но отправил вместо себя Илюшу — банально не успевал. И днем взрыв на вокзале. А ночью академика убили…

— Полагаю, эти вещи никак между собой не связаны, — поигрывая ручкой, откликнулась Людмила Николаевна.

Полонский подался вперед.

— Как знать, как знать, — высоким голосом пропел он, растягивая гласные. — Вы должны понять, что Софью Кораблину использовали. Девушку приставили к академику Грабу не просто так. Тот, кто это сделал, все очень хорошо продумал и рассчитал. Этот человек ненавидел Викентия Павловича и мечтал о его скорейшей кончине. Я страшно жалею, что стал невольным участником этой трагедии.

— Каким же, позвольте полюбопытствовать, образом? — заинтересовалась следователь.

Полонский замялся и через секунду выдавил из себя:

— Я дал согласие на то, чтобы Соню Кораблину временно прикомандировали к Викентию Павловичу.

— Насколько я понимаю, вы ее непосредственный начальник. А как Кораблина попала к вам в редакцию?

— Софью Михайловну порекомендовал один наш топ-менеджер, ныне возглавляющий Ростовский филиал издательского дома. Не скрою, Соня Кораблина мне очень нравится. Можно даже сказать, что я всерьез увлекся этой девушкой, поэтому судьба ее для меня небезразлична. Кораблина не журналист, но пишет хорошо и тему знает. И все-таки человек, можно сказать, с улицы. Поэтому, когда я взял Соню к себе работать, я попросил одного своего друга, имеющего такую возможность, навести о новой сотруднице справки. Мне было предоставлено полное досье на девушку, в котором оказалась вся ее подноготная. Вся информация, кроме сведений о том, что Соня серьезно больна. Осведомитель отнюдь не случайно скрыл тот факт, что Кораблина наблюдалась у психиатра. Я копнул глубже и вышел на Ладу Валерьевну Белоцерковскую. Одно время доктор Белоцерковская помогала Соне справиться с ее проблемами. А потом Соня отказалась от ее помощи, и Лада Валерьевна не могла на этом настаивать, ибо диссоциативное расстройство личности не считается опасным заболеванием и не подлежит обязательному врачебному наблюдению.

— Какое, вы говорите, расстройство? — приготовилась записывать Галкина, открыв блокнот и пристально глядя на собеседника.

— Я могу что-то напутать, — смутился главный редактор. — Доктор Белоцерковская расскажет о Сонином недуге значительно лучше меня.

Теперь заговорила спутница Олега Ивановича:

— Чуть более года назад Соня пережила трагедию, в автомобильной катастрофе погибли отец и мать Кораблиной. У меня есть записи реабилитационных сеансов, если позволите, я покажу.

Следователь кивнула, и доктор Белоцерковская вынула из сумки и разложила на рабочем столе небольшой ноутбук, включив на воспроизведение. Засветился экран, на дисплее появилось изображение маленького уютного кабинета с сидящей на диване Соней Кораблиной. Она сидела, точно маленькая девочка, подобрав под себя ноги, и с любопытством поглядывала на не попадавшую в кадр собеседницу.

— Соня, расскажи, что ты помнишь о гибели родителей? — раздался за кадром голос Белоцерковской.

Кораблина по-детски хихикнула и с вызовом откликнулась:

— А Соньки нет.

— Ты не Соня Кораблина? — удивилась ее собеседница.

— Нет.

— Где же Соня?

— Сонька спит.

— А как тебя зовут?

— Света.

Доктор помолчала и ласково произнесла:

— Здравствуй, Света. Сколько тебе лет?

— Восемь, — охотно откликнулась пациентка. И плачущим голосом заговорила: — Остальные обзывают меня ябедой, а я не ябеда, я честная. Я всегда говорю правду. Хотите, я расскажу, как Сонька папу и маму убила? Папа у Соньки всегда пропадал в командировках, и с самого детства мама запирала ее в шкаф, чтобы Сонька не мешала ей встречаться с мужчинами. Сонька возненавидела маму и много лет хотела рассказать все папе, но она ужасная трусиха и боялась, что мама рассердится и стукнет ее, чтобы Сонька не болтала языком. А перед самой аварией Сонька поругалась с мамой и все-все рассказала папе. Рассказала, как мама била ее по губам, как запирала в шкаф, как приводила других мужчин. Папа взбесился, посадил маму в машину и поехал убивать. И по дороге они врезались в столб. Это Сонька во всем виновата!

Белоцерковская выключила запись и посмотрела на следователя.

— При синдроме множественных личностей, — психиатр закусила губу, подбирая слова, — первоочередная задача специалиста состоит в том, чтобы объединить между собой наиболее опасные для пациента личности. Света казалась мне самой опасной, злобными выходками травмируя и без того шаткую психику Кораблиной, поэтому я работала над решением проблемы Светы. Остальные личности казались мне менее опасными. И я оставила их на потом. Но тот самый топ-менеджер, который привел Соню в «Миллениум», Алексей Лукьянов, уговорил девушку отказаться от моих услуг. В тот момент он называл себя ее женихом и не хотел, чтобы его невесту наблюдал психиатр.

— Почему не хотел? — удивилась Галкина. — Что в этом такого?

— Ну как же! — криво улыбнулась Белоцерковская. — Лукьянов блестящ, перспективен, занимает руководящие посты, и тут вдруг — невеста с расстройством личности. Проще сделать вид, что никакого расстройства у Сони не существует. Не спорю, может быть, Соня и справилась бы сама, но Алексей уехал, оставив Кораблину один на один с ее проблемами. Во что это вылилось, мы знаем. От Светы мне Соню удалось избавить, от Жанны и остальных — нет.

— А что, кроме Жанны, были и другие личности? — недоверчиво уточнила Галкина.

— Они и сейчас есть, — доктор устало вздохнула. — Вызовите Кораблину, сами увидите. Скорее всего, придет не Соня, а Катюня. Ей пять лет, и она появляется всегда, когда Соня сильно напугана.

Следователь нажала кнопку вызова и по селектору распорядилась:

— Приведите Кораблину!

В кабинет ввели задержанную, жалко и затравленно оглядывающуюся по сторонам. Увидев психиатра, она радостно вскрикнула и с видом потерянного ребенка, вновь обретшего мать, бросилась к ней на шею. Вскарабкалась Ладе Валерьевне на коленки и затихла. Следователь Галкина было рванулась со своего места, сделав попытку остановить Кораблину, но доктор сделала знак не вмешиваться и ласково проговорила:

— Здравствуй, Катюня.

— Тетя Лада! — с детскими интонациями залопотала Кораблина, гладя врача ладошкой по щеке.

— Как ты без меня поживаешь?

— Плохо поживаю! Жанна не хочет давать гиталку маленькую! Знаешь, как я люблю на ней иглать? Ты скажи, чтобы давала!

— Конечно, маленькая, скажу! Как ты провела это утро?

Вид у Кораблиной сделался лукавый, она понизила голос и ответила:

— Я лисовала.

— И что же ты нарисовала?

— Монстла на Сониной кловатке. Чтобы монстл ее никуда не пускал. А еще налисовала цепочку, и бласлет для ноги, и плистегнула Соню к монстлу.

Следователь Галкина с грохотом отодвинула стул, выбралась из-за стола, широким шагом приблизилась к Кораблиной и потянула вверх узкую джинсовую брючину, открыв испачканную фломастером щиколотку. Задержанная теснее прижалась к Ладе Валерьевне, испуганно отдернув ногу и пронзительно вскрикнув детским голоском. Следователь удивленно посмотрела на доктора и вернулась за стол.

— Катюня, ты можешь позвать Жанну? — попросила Белоцерковская, глазами сделав знак больше не вмешиваться.

— Зачем? — насупилась задержанная, засовывая в рот указательный палец.

— Я хочу ее попросить, чтобы она давала тебе маленькую гитарку.

— Жанна заклылась у себя и не выходит.

— А ты постучи.

Кораблина напряженно замерла, на лице ее отразилась борьба захлестывающих ее эмоций. Наконец плаксивое выражение сменилось суровым, она резко встала с колен доктора Белоцерковской, достала из кармана круглые очки, водрузила на переносицу и окинула присутствующих тяжелым взглядом. Правое глазное яблоко нервозно дергалось, губы кривились в презрительной усмешке.

— Не получит Катька укулеле, — хрипло сказала она голосом, совершенно непохожим на голос Кораблиной. — Можете ей так и передать.

Следователь Галкина выпрямилась на стуле и во все глаза смотрела на удивительные метаморфозы, происходящие с задержанной.

— Жанна, с кем вы были этой ночью у профессора Граба? — осведомилась Белоцерковская. — Вы знаете, что с ним произошло?

— Да ясно все, что вы хотите мне сказать! — хрипло оборвала ее Кораблина. — В нашем обществе improperli жить с цветным парнем, да еще с эфиопом из секты людей-леопардов. По лицам вижу, что вы все меня осуждаете. Но мне плевать. Я сделала то, что считала нужным, и не жалею об этом старом козле. Старик был конченый сексист, доканывал Софью тупыми подкольчиками. И вообще был редкая мразь. Всю жизнь врал, как конь, прикидываясь порядочным.

Она кивнула на Полонского и злобно выдохнула:

— А ты чего глазами меня раздеваешь? Прикидываешь, под каким предлогом ко мне в штаны залезть?

— И в мыслях не было, — опешил главный редактор.

— Хорош врать. Ты, faking bastard, Соньку можешь разводить на секс тупыми байками о нахлынувших чувствах, со мной эти штучки не проканают!

Она обвела злобным взглядом всю компанию и не сказала — выплюнула:

— Так что идите вы все со своими вопросами знаете куда?

Лицо Кораблиной снова застыло, и через секунду приняло прежнее жалобное выражение. Она по-детски всхлипнула, села на пол рядом со стулом психиатра, положила голову к Белоцерковской на колени и сосредоточенно перебирала бахрому на газовом шарфе доктора.

— Лада Валерьевна, я бы хотела поговорить с вами без задержанной, — сдавленно произнесла следователь, нажатием кнопки вызывая конвой.

— Катюня, маленькая, — ласково произнесла доктор Белоцерковская, гладя пациентку по волосам и забирая из пальцев бахрому шарфа. — Тебя сейчас уведут в другую комнату, но скоро я за тобой приду.

Кораблина неохотно подняла голову с колен врача, встала с пола и, боязливо озираясь на Полонского, вышла следом за конвоиром. Как только за ними захлопнулась дверь, главный редактор победоносно произнес:

— Вы сами все видели! Соня Кораблина не может отвечать за поступки живущих в ней личностей.

— Она же притворяется! — усмехнулась следователь. — Я не верю Кораблиной!

— Но Соня действительно спала в ночь убийства и не знает, что делала Жанна, — убежденно заявила Белоцерковская. — Я видела в интернете блог Жанны Жесть, да и саму Орлянскую Деву вы только что имели возможность лицезреть. Как профессионал, я утверждаю, что Соня и Жанна — две абсолютно разные личности. У Жанны нистагм правого глаза. Нистагм не поддается симуляции, даже если очень захотеть. Если не верите мне, пригласите компетентного окулиста и специалистов по диссоциативным расстройствам личности, пусть они вынесут свои компетентные суждения.

Полонский поднялся со стула и подошел к столу следователя, напористо говоря:

— Тот, кто все это подстроил, знал о Сониных множественных личностях, и к личности Жанны подослал эфиопа-убийцу, чтобы она помогла разделаться со стариком.

— Олег Иванович, вы все время говорите загадками, — поморщилась Галкина. — «Тот, кто знал» да «тот, кто подстроил»! Вы можете назвать имя того, кто, по вашему мнению, использовал в своих преступных целях Софью Кораблину?

— Я говорю о Сергее Меркурьеве, — глухо откликнулся Полонский, вставая прямо напротив Галкиной и опираясь на ее стол обеими ладонями. — У меня есть видеозапись, где Меркурьев забирает сверток у чернокожего парня, убившего Граба. В этом свертке большие ценности, на которые дочь Граба очень рассчитывала, а старик все не умирал и не умирал.

Галкина в недоумении наморщила лоб.

— Это вы о каком Меркурьеве? Том самом, из пресс-службы управделами президента?

— О том самом Меркурьеве из пресс-службы управделами президента.

— Ну, вы хватили! — фыркнула следователь. — Я даже не стану пытаться пристегнуть Меркурьева к этому делу. Все равно ничего не получится. У Меркурьева связи на самом верху. Да и зачем вам Меркурьев, если комиссия все равно признает Кораблину невменяемой и отправит в лечебницу? Доктор Белоцерковская ее подлечит, через годик выпишут вашу красавицу, снова пристроите ее к себе в журнал, и все будут счастливы.

— Нет, подождите! Как это — подлечит? — задохнулся от возмущения Полонский. — Я требую, чтобы заказчик убийства понес наказание.

Но следователь Галкина была непреклонна.

— Вряд ли это получится при сложившейся ситуации, — жестко парировала она, захлопывая блокнот.

— Тогда я соберу пресс-конференцию и расскажу все, что знаю об этой истории! — главный редактор буквально скрежетал зубами от злости.

— Это ваше право, — невозмутимо кивнула Галкина. Открыла еженедельник и сделала запись, пояснив: — Лада Валерьевна, а вас я включаю в список специалистов по психиатрической экспертизе Кораблиной.

Она протянула насупившемуся Олегу две полоски бумаги с круглыми печатями и произнесла:

— Спасибо за помощь, господа. Вот, возьмите пропуска. Всего хорошего. Больше я вас не задерживаю.

Главный редактор придержал дверь кабинета, пропуская доктора Белоцерковскую вперед. И, сбегая следом за ней по ступеням широкой лестницы прокуратуры, сердито грозился:

— Пусть не думают! Я этого так не оставлю! Это дело получит широкий общественный резонанс! Я соберу представителей крупнейших медиахолдингов. Журналисты обожают сенсации подобного рода. Руководитель одного из отделов пресс-службы управделами президента использовал больную девушку, чтобы ее руками убрать неугодного старика! Какой цинизм! Оторопь берет.

Спустившись вниз и стоя рядом с машиной, Полонский возбужденно проговорил вместо прощания:

— Лада Валерьевна, жду вас завтра к шести часам на Васильевском острове в кафе «Вторая древнейшая». Это в Кадетском переулке, там найдете. Вы мне очень нужны.

— А без меня никак нельзя? — неохотно откликнулась женщина.

— Нет, без вас никак. Я соберу пресс-конференцию, и мы с вами закатим такой скандал, что чертям станет жарко, — усмехнулся главный редактор, и на лице его отобразилась столь бешеная злость, что психиатр взглянула на собеседника с профессиональным интересом.