Глава 39

Полторы недели пролетели как один день, а я этого даже не заметил. С утра и до самого позднего вечера встречался с людьми, общался и всеми силами старался помогать в загрузке трюмов наших грузовых карго трофейным оружием и боеприпасами, а также закупленной строительной техникой с продовольствием. Всего этого было столь много, что пришлось нанять ещё с десяток грузовых лихтеров большого объёма. Алисия де Оливейра, подружка Ржавого, будучи великолепным профессионалом, сработала отлично, и на следующий день наш тяжело загруженный караван должен был покинуть пределы системы Ардана и направиться в королевство Лейрин.

– Нестор, ты что такой задумчивый? – с беспокойством поинтересовались Олия, нежась в моих объятиях.

– Да так… Жизнь моя опять сделала крутой поворот, и как оно дальше сложится, только одним святым стихиям и ведомо, – неопределённо пробурчал я в ответ, поглаживая волосы Олии.

– Всё будет хорошо, я это знаю, – резко поднявшись и присев в позе лотоса, с полной уверенностью в голосе заявила она.

– Скорей всего, – согласился я, чтобы только её успокоить, хотя на самом деле такой уверенности у меня не было и в помине, ведь не зря же Генеральный штаб Империи Орла отдал трофейное вооружение с боеприпасами в таком сумасшедшем количестве, им впору было вооружить в тридцать раз больше людей, чем было у меня в строю. Это совершенно точно было сделано не просто так, а с какой-то определённой целью, а какова эта цель, я до сих пор терялся в догадках, и это напрягало.

– Ладно, Олия, пора вставать, а то у меня сегодня очень много дел, ведь завтра где-то во второй половине дня мы вылетаем.

Откинув одеяло и поднявшись с кровати, я босыми ногами прошёл в санузел и, приведя себя в порядок, стал одеваться.

– Ты что, даже не позавтракаешь?

– Нет, разве что кофе с бутербродом съем, и побегу, – мотнув головой, отозвался я, и в этот момент в дверь настойчиво позвонили. Пройдя в коридор и посмотрев на экран домофона, кто там на лестничной площадке, я очень удивился и открыл замок.

– Ну, здорово, мужики!

– Привет, командир, давно не виделись, – отозвался в ответ бывший исполнительный директор четвёртой мехколонны Гаул Корей, впоследствии ставший толковым командиром одного из боевых отрядов ферсианского подполья, а за его спиной стоял улыбающийся заместитель Саул Кенот, а вот третьего я что-то, признаться, никак не узнавал. Лицо его было смутно знакомым, но кто это был, я так и не мог припомнить.

– Проходите, парни, я очень рад вас видеть.

Мои бывшие бойцы вошли в квартиру и, поздоровавшись с Олией, присели за стол, присел рядом с ними и я. Посмотрев на их улыбающиеся лица, я широко улыбнулся в ответ и задал вопрос:

– Интересно, и как же вы меня нашли, бродяги этакие?

– Лось… гм, теперь уже уважаемый господин Вальтер Лосс подсказку дал, – чуть скривившись, отозвался Саул Кенот и, бросив мимолётный взгляд на Олию, заваривающую кофе, поинтересовался: – Командир, ты что, женился?

– Нет, но в скором времени непременно свадьбу справим, как полагается, вот только не на Ферси это будет, а в столичном округе королевства Лейрин, теперь там я делишки кручу, – честно признал я, всё ещё соображая, кто третий в этой приятной компании.

– Что, командир, всё никак меня вспомнить не можешь? – с усмешкой спросил он, верно подметив мою забывчивость.

– Есть такое дело, лицо смутно знакомое, но вот где и как мы пересекались, вспомнить никак не удаётся.

– Артур я, мы вместе с тобой в учебку попали, а когда отправили оборонять Ферси, нас в разные подразделения распихали. Ну как, вспомнил, командир?

И тут я вдруг вспомнил всё и от избытка чувств хлопнул себя по лбу за забывчивость, правда после этого мы никогда больше не пересекались.

– Ты был в ферсианском подполье? – ради проформы спросил я его, вспоминая, как мы вместе пробивались через толпу к десантному боту.

Помолчав несколько мгновений, он стал рассказывать:

– Мой взвод оборонял триста двадцать первый укрепрайон и практически полностью был уничтожен, от него только я и ещё пятеро остались. Пришлось несколько месяцев прятаться в подземных коммуникациях, пока на нас случайно не нарвались бойцы подполья, и после проверки зачислили в подразделение Саула Кенота, но тогда я его знал под позывным Крот. Дослужился до начальника штаба его отряда. И вот буквально вчера с ним разговаривая, узнал наконец, кто был в действительности нашим командующим. Неожиданным открытие оказалось.

Вот оно как в жизни бывает, всё время друг у друга под боком ходили и о существовании не знали, хотя с Кенотом встречался во время оккупации довольно часто.

– И чем же ты сейчас занимаешься, Артур? – полюбопытствовал я, с немалым интересом рассматривая его.

– А ничем, бездельничаю я. Комиссовали меня по ранению и назначили пожизненный пенсион, а от предложенной должности хрен знает где категорично отказался. Мы, командир, как услыхали, что ты на Ферси объявился, так встретились и решили с тобой лететь на Лейрин, если, конечно, ты нас с собой возьмёшь.

– О чём разговор?! Конечно возьму, мне там проверенные бойцы ой как нужны, людей не хватает катастрофически. Поверьте, работы непочатый край, – с восторгом выпалил я, ощущая прилив сил. Обрадовали они меня, честное слово.

– Вот и отлично, командир, – ухмыльнулся Кенот, – мы тебе сюрприз хороший приготовили, если ты не сильно занят, поехали, посмотришь.

– Даже если и занят, для вас я сейчас абсолютно свободен, – хохотнув, ответил я и спросил: – Едем сейчас или чуть попозже?

– Поехали сейчас, – отозвался Артур и, поднявшись, направился на выход, а за ним следом потянулись Кенот и его заместитель. Поцеловав в щёчку Олию и пожелав ей хорошего дня, я поспешил следом за боевыми товарищами. Выйдя из подъезда, мы погрузились в автоматическое такси и поехали куда-то в центральный район. Они категорически отказывались признаваться, что за сюрприз мне приготовили и вообще куда едем.

Пока ехали, они рассказывали наперебой о своей жизни, мне было интересно их слушать, да и сам кое-что рассказывал о новой жизни на Лейрин, и в какой-то момент обратил внимание на то, что город празднично украшен. Везде были развешаны имперские флаги и символика и какие-то плакаты, по тротуарам бродили много людей, семейных пар с детьми и пожилые люди. Атмосфера в городе царила праздничная, вот только что-то я никак не мог припомнить, какой сегодня праздник.

– Парни, а вы, случаем, не подскажете мне, что сегодня в городе отмечают? – уловив момент, когда сделает паузу Артур, поинтересовался я у боевитой троицы, пребывающей в прекрасном расположении духа.

– Нет, не знаем, как-то не до того было, – вполне убедительно выдохнул Саул Кенот, но я ему не поверил сразу, что-то парни темнили и не хотели признаваться раньше времени. Значит, сюрприз, говорите, ну-ну… Посмотрим. Совсем уж мне интересно стало, после того как увидел по-праздничному украшенный город.

Минут через двадцать пять машина въехала на территорию огромного стадиона и остановилась возле центрального входа, и мы, покинув салон, вошли внутрь. Троица провела меня через служебные коридоры, и я, выйдя на поле, от неожиданности замер как вкопанный. Передо мной стоял длинный и ровный строй в парадной форме Империи Орла. В нём стояли и совсем ещё безусые юнцы с горящими глазами, и умудрённые жизненным опытом старики, на кителях которых от падающих лучей солнца сверкали многочисленные ордена и медали. Они все стояли и чего-то или кого-то ждали.

– Что это? – почему-то вдруг осипшим голосом спросил я у троицы, даже не оборачиваясь в их сторону, продолжая смотреть на парадный строй, в котором находилось уж никак не меньше тридцати тысяч воинов.

– Командир, это твоя армия, и она ждёт своего командующего, чтобы пройтись парадным строем через город и попрощаться перед расформированием с народом, за который мы все в меру своих сил сражались с оккупантами, – с глубоким чувством уважения ответил Саул Кенот и вновь заговорил: – Ты был первым, кто всех нас поднял на борьбу, и поэтому обязан идти впереди народной армии, а все мы пойдём за тобой, как в то время, когда ты нас призвал в строй. Поверь, командир, мы этого никогда не забудем, а сейчас пройдём в раздевалку, для тебя лучшие портные пошили парадный китель, негоже командующему выходить перед строем в обычных штанах и старой ветровке с потёртыми кроссовками.

В душе моей забурлил самый настоящий ураган эмоций, я хотел что-то сказать в ответ, но не смог, ком в горле застрял, и одинокая слеза, сорвавшись с ресницы, скатилась по моей щеке и упала на обрезиненный пол. Волнение, радость и восторг вперемешку с глубокой печалью переполняли меня, и чтобы хоть как-то удержать в узде вырывающиеся наружу эмоции, я склонил голову и направился вслед за троицей. Войдя в спортивную раздевалку, я увидел на манекене выглаженный парадный китель с погонами гвардии капитана с несколькими орденами и медалями, возле которого спокойно стояла Олия в форме рядовой с двумя медалями на груди, и с изумлением поинтересовался:

– А что ты тут делаешь, а?!

– Встречаю своего командующего, ведь я как-никак в подполье была и занималась разведкой и даже предположить не могла, что мой милый соседушка окажется самим легендарным Джокером, – чарующе улыбаясь, ответила она и, подойдя ко мне, нежно поцеловала в губы и, схватив за руку, потащила к манекену. Скинув одежду, я натянул галифе с хромовыми сапогами и, надев китель с позвякивающими наградами, затянул портупею с саблей на левом боку. Подойдя к большому зеркалу, я посмотрел на своё отражение и не узнал самого себя. На меня смотрел волевой офицер со статной фигурой и дерзким взглядом, давно привыкший отдавать приказы и добиваться их выполнения.

– Хорош командир! – послышался за моей спиной довольный возглас Артура. Обернувшись, я увидел всю троицу в парадной форме, все они были награждены одинаковыми орденами и медалями за проведённые операции, вот только воинские звания у них были разные. Саул Кенот имел золотые погоны старшего лейтенанта, его заместитель щеголял в лейтенантских, а Артур почему-то был старшиной.

Приблизившись ко мне, Кенот из-за спины достал защитный шлем и, протянув его мне, заговорил:

– Мы всё понимаем, твоё лицо не должно быть засвечено, хотя твоя армия и народ жаждет увидеть в лицо того, кто создал Сопротивление и так успешно им командовал всё это долгое время, но что поделать, безопасность превыше всего.

Взяв шлем и в глубокой задумчивости покрутив его, я поднял взгляд и спокойным голосом ответил:

– Я благодарен тебе за заботу, Саул, но время пришло сбросить маску и с этого момента пойти по жизни с открытым забралом. Не знаю, наверное, это будет трудно, но это мой сознательный выбор, и от него я уже не отступлюсь.

Чётко отдав воинское приветствие, Кенот забрал у меня из рук шлем и чуть отступил в сторону, пропуская Олию, державшую в руках парадную фуражку. Надев её и натянув белоснежные лайковые перчатки, я вновь посмотрел на своё отражение и, подмигнув ему, распорядился:

– Всё, пошли, дальше тянуть резину не имеет никакого смысла.

Покинув раздевалку, мы вышли на поле, и я увидел, как Лось, стоявший напротив строя в форме капитана, что есть мощи взревел:

– Равняйсь! Смирно! Равнение налево!!!

Чётко развернувшись через левое плечо, он строевым шагом подошёл ко мне и, остановившись в четырёх шагах, что есть мощи рявкнул:

– Командующий, партизанская армия ферсианского подполья для прощального парада построена. Капитан имперских десантных войск Вальтер Лосс!

Отдав в ответ воинское приветствие, я, чеканя шаг, вышел в центр и, пристально всматриваясь в лица замерших бойцов, глубоко вдохнул и обратился к ним:

– Здравия желаю, доблестные бойцы ферсианского подполья!

Строй в едином порыве чуть подался вперёд, и по стадиону пронеслось громкое эхо, хорошо слышимое далеко за пределами спортивного сооружения.

– Здравия желаю, командующий!!!

Я смотрел на незнакомые мне лица, их было очень много, и все они взирали на меня с восторгом и обожанием. У каждого из них за плечами была своя история, почему они взялись за оружие и стали сражаться с оккупантами. Только целью у всех замерших передо мной воинов была одна победа, и вот эта цель достигнута и пришло время для большинства из них вернуться к мирной жизни, и переход этот обещал быть не таким уж лёгким.

Молча постояв ещё несколько мгновений и набрав в лёгкие побольше воздуха, я заговорил:

– Бойцы, я восхищён вашим беспримерным мужеством и отвагой, победа нам далась дорогой ценой. Далеко не все дожили до этого дня, сложив свои буйные головы, кто на поле брани, а кто и в застенках контрразведки, не выдержав бесчеловечных пыток, но не выдав своих братьев по оружию. Все эти годы нам приходилось тяжело, но мы, несмотря ни на что, выстояли и победили. Ура, товарищи!!!

Строй колыхнулся и по стадиону и его окрестностям прокатилось громогласное троекратное ура, что заставило взвиться в небеса десятки тысяч белых голубей. Наблюдая за полётом птиц, я тяжело вздохнул и, вновь всмотревшись в лица бойцов, произнёс:

– Помянем минутой молчания наших боевых друзей и товарищей, не доживших до нашей общей победы.

Я снял фуражку, и бойцы, повторив мой жест, замерли, и все мы вместе всмотрелись в небеса, где кружились белоснежные голуби, и создавалось такое ощущение, как будто все ушедшие из этой жизни боевые товарищи наблюдали за нами с голубых небес. Нет, даже не наблюдали, а стояли с нами, живыми, в едином строю, готовые в любой момент выполнить любой боевой приказ. От переизбытка чувств предательски дёрнулись веки и по щекам моим покатились две обжигающе холодные слезинки.

Медленно надев фуражку, я замер на несколько мгновений, дожидаясь, когда бойцы наденут головные уборы, и продолжил говорить:

– Сегодня и сейчас вы стоите последний раз в строю доблестной армии ферсианского подполья. Запомните этот день навсегда, он более не повторится никогда. Ощутите локоть боевого товарища, стоящего рядом с вами в едином строю, это бесценно. Сегодня великий день, мы промаршируем по городу на глазах многих миллионов людей, промаршируем с честью и гордостью победителей, на вас будут смотреть и восхищаться вашей силой, мужеством и отвагой не только жители Ферси и Империи Орла, но и всё человечество. Вы несгибаемая сила, и такими вас должны все запомнить, так давайте, наконец, поставим точку в этой истории и будем жить дальше, вы этого достойны как никто другой.

Закончив речь, я приложил раскрытую ладонь к правому виску на русский манер и, резко повернувшись через левое плечо, отошел, предоставляя Лосю командовать выстроенной повстанческой армией.

– Равняйсь! Смирно! Налево!!!

Строй слаженно повернулся и замер в ожидании следующей команды. Вперёд вышел знаменосец в сопровождении почётного караула, и я вместе с Лосем и Саулом Кенотом встал за ними, мой заместитель с правой стороны, а Кенот по левую руку, отступив на шаг назад.

– Эх, жаль, Ржавого нет, вот бы порадовался бродяга, – с грустью в голосе проворчал Лось и, резко переходя на командный голос, скомандовал: – Оружие на плечо! Шагом марш!!!

Громко заиграл марш, и мы, чеканя шаг, направились на выход со стадиона. Чёткий шаг десятков тысяч бойцов грозным эхом отражался от стен, придавая небывалую величественность происходящему, отчего непроизвольно замирало сердце и хотелось кричать от дикого восторга, переполнявшего душу. Мы шли в едином строю вперёд решительно и смело, ощущая общее единение и нашу несгибаемую силу, и вот, покинув стадион, мы вышли на широкую дорогу и пошли на центральную городскую площадь. Настоящий океан ликующих людей окружал нас со всех сторон, и нам под ноги многие бросали живые цветы, а некоторые молодые девушки и дети подбегали к колонне и вручали их лично приглянувшимся бойцам. Кто-то смеялся, а кто-то плакал от счастья, но всё это было от всей души, настолько искренне, что буквально хотелось петь и танцевать, что многие и делали, хотя на тротуарах места было совсем мало.

Не совсем отдавая отчёт в своих действиях и находясь под воздействием сумасшедшей людской энергетики, я выхватил из ножен саблю и, лихо взмахнув ею, приложил к правому плечу, чем вызвал совершенно дикий рёв счастливых людей. Продолжая шагать строевым шагом впереди парадной колонны, я вспоминал, как всё начиналось, как происходило наше становление, трудности на этом пути и наши потери, оставившие после себя глубокие зарубки на сердце, но всё рано или поздно заканчивается. Вот он наш триумф. Триумф победителей непременно войдёт в анналы истории, которую со временем подчистят от тёмных пятен. Или наоборот – их выставят на всеобщее обозрение и будут нас поливать грязью с целью дискредитации нашей победы, но пока этот день чист и светел своей незамутнённой радостью и бескрайним счастьем безбрежного людского океана, в лучах которого мы все сейчас в буквальном смысле этого слова утопали. Мы были главными героями сегодняшнего дня и всецело наслаждались этим, но придёт новый день, и придут на смену нам новые времена, а с ними и новые герои, и так будет продолжаться до тех пор, пока живо человечество. Всё течёт, всё изменяется, но вечные ценности должны оставаться в неизменности, хотя многим сильным мира сего это очень не нравится.

Пройдя через полгорода в парадном строю, мы вышли на площадь и встали по стойке смирно перед трибуной, на которой стояло несколько человек, это были высшие чины военной администрации в генеральских званиях, но многие из них были гражданскими. Вложив саблю в ножны, я под ликующие вопли людей дошёл до трибуны и, поднявшись на неё по ступенькам, встал в трёх шагах от генерал-лейтенанта и, приставив правую раскрытую ладонь к виску, чётким голосом доложил:

– Товарищ генерал-лейтенант, Народно-освободительная армия ферсианского подполья в ознаменование празднования победы над оккупантом построена. Гвардии капитан Нестор Махно!!!

Удивлённо хлопнув глазами от непривычного к нему обращения «товарищ», но быстро стерев с лица недоумение, он с некоторой заминкой произнёс:

– Здравия желаю… товарищ гвардии капитан.

Крепко пожав руку старшему офицеру, я чуть отступил в сторону, давая возможность ему выйти на возвышающийся постамент, и когда он там оказался, обратился с речью к добровольческой армии сопротивления Ферси. Говорил он красивым, хорошо поставленным голосом, с огоньком говорил, мне понравилось, хотя и ощущалась в его словах некая формальность, но для того чтобы её уловить, нужен был опыт, а у абсолютного большинства он отсутствовал напрочь, такое мог заметить разве что искушённый опытом профессиональный политик или дипломат.

Закончив толкать речь, генерал-лейтенант уступил место следующему оратору, и так продолжалось чуть больше часа. Нас хвалили, называли героями и отчаянными смельчаками и тому подобные слова благодарности, положенные в такие торжественные моменты, а потом началось награждение. Я стоял и смотрел, как выходят из строя отличившиеся бойцы и как после зачитывания выписки из приказа о награждении прикрепляют к кителям ордена и медали и вручают памятные подарки, на награды империя не поскупилась, щедрым жестом одаривая всех.

Я стоял на трибуне в окружении гражданских чиновников и старшего комсостава и в то же время ощущал себя чужим на этом празднике жизни, впрочем, судя по лицам, многие мои бойцы пребывали точно в таком же состоянии. Война и оккупация закончились, и теперь необходимость в отчаянных бойцах отпала. Те качества, что крайне необходимы во время войны, совершенно не нужны и даже опасны в новой мирной жизни, и от лихих героев былых боёв и сражений избавляются за ненадобностью, как правило, это делают спустя какое-то время под разными благозвучными предлогами. Кого-то в отставку отправят, кого-то кнутом или пряником в общее стойло загонят, а самым дерзким и непокорным карьеры и репутации сломают или ещё какую-нибудь подлую провокацию устроят. В общем, обычная житейская история, ничего нового. Власть имущие по окончании войны всеми силами стараются избавиться от чувства единения боевого братства, крепко спаянного совместно пролитой кровью, потому как видят в нём большую для себя опасность или потенциальную угрозу.

– Гос… гм, товарищ гвардии капитан, пройдёмте в главный концертный зал, в вашу честь будет дан концерт и состоится церемония награждения, тут и без вас есть кому присутствовать, – неожиданно послышался за моей спиной голос одного из гражданских чиновников, присутствующих на трибуне.

Медленно обернувшись, я внимательно на него посмотрел и, тщательно подбирая слова, задал ему вопрос:

– Вы предлагаете покинуть вверенные мне войска и отправиться на праздничный концерт?

– Да, а что тут такого? – с немалым удивлением отозвался он и, вдруг что-то такое сообразив, отступил на полшага назад, и на его хитроватой физиономии отразился лёгкий испуг.

– Да, в общем-то ничего, за исключением того, что командующему покидать войска в столь торжественный день не делает ему чести. Именно по этой причине я отказываюсь. Завершив церемонию награждения, я лично сопровожу нашу повстанческую армию в казармы, и когда мы сдадим оружие, прибуду вместе со своими заместителями и отличившимися воинами в главный концертный зал, – без всякой агрессии и выражения неудовольствия ответил я чиновнику и вновь продолжил наблюдать процесс награждения и в то же время обдумывать, что это такое было, уж не подослал его кто выманить командующего, а при случае раструбить в средствах массовой информации о неблаговидном поступке. Очень уж на это было похоже, но да ладно, я сегодня бесспорный хозяин положения, герой дня, так сказать, и мне многое дозволено, а вот завтра… Завтра поутру я уже буду никто и звать никак. Армия сложит боевое оружие, и вся моя сила исчезнет как не бывало, одни ошмётки останутся, а пока что пусть шакалы потерпят, недолго ведь осталось на самом деле.

Всю процедуру награждения отличившихся бойцов я так и простоял на трибуне, внимательно наблюдая за происходящим. Среди награждаемых я изредка замечал знакомые лица, хотя имён и позывных совершенно уже не помнил, слишком уж законспирировано было наше командование, что и не позволило противнику выйти на него. Мыслей всяких разных в голове вертелось много, и только лишь окончание награждения прекратило этот поток философских раздумий.

Лось опять взял командование парадной колонной на себя, и мы строевым шагом покинули площадь. Уже на улицах погрузившись на пассажирские платформы, направились за город в казармы, где под личную подпись сдали личное оружие с боеприпасами. Выполнив всё полагающееся, большинство могло возвращаться домой, но теперь уже бывшие бойцы повстанческой армии не расходились, находясь в ожидании чего-то, и оно не заставило себя долго ждать. Подъехали грузовики и выгрузили готовые блюда и деревянные бочки с коллекционным коньяком. Народ развлекался и отдыхал после утомительного стояния на центральной площади, но было видно, что веселье это наигранное, люди расставались друг с другом, и оттого в воздухе неосязаемо витала грусть и печаль.

Подумав немного, я взял нержавеющую кружку и, зачерпнув в бочке отличного коньяка, подошел к мегафону и обратился к своим бывшим бойцам:

– Мои боевые товарищи, попрошу минуточку вашего внимания.

Народ замер и внимательно посмотрел в мою сторону. Музыку выключили, и наступила мёртвая тишина, и я заговорил вновь:

– Товарищи, я безмерно благодарен вам за безупречную службу, если бы не вы и ваша воля к победе, ничего бы не было. Вы лучшие, и помните об этом. Вы вступаете в новую жизнь, став за время оккупации совершенно другими, на себя прежних не похожими людьми. Возможно, не все из вас найдут своё место и смогут адаптироваться к новой реальности. Если у вас возникнут трудности, смело обращайтесь ко мне в любое время дня или ночи, и я обязательно приду к вам на помощь, это говорю вам я – ваш командующий!

Подняв кружку и вздохнув, произнёс:

– А сейчас я хочу выпить за вас, воины, да пребудут с вами святые стихии.

Одним махом осушив полную кружку и выдохнув, услышал дружный вопль нескольких десятков тысяч бойцов:

– За тебя, наш командующий!!!

Послышался звон железных кружек и слаженный выдох, и по плацу ощутимо потянуло коньяком. Отойдя в сторону, я подозвал к себе Лося и Саула Кенота, и мы, вместе погрузившись в штабную машину, покатили в главный концертный зал, где нас давно дожидались, чтобы начать концерт и по завершении его произвести процедуру награждения.