ГЛАВА 16

Обычно в небольшой харчевне на окраине города, носившей не слишком благозвучное название «Мертвый кабан», было не протолкнуться. Всего за пару талей здесь можно было получить полную кружку сидра, а за один санталь — бутылку кислейшего вина. К которому, если повезет застать хозяина ресторации, месье Жаккара, в хорошем расположении духа, полагалась и нехитрая закуска.

Обычно в «Мертвом кабане» было многолюдно, с раннего утра зал полнился смехом и громкими возгласами подвыпивших завсегдатаев. Но сейчас здесь стояла зловещая тишина. Зато снаружи, возле давно не беленного фасада, толпились люди. Они негромко переговаривались, и слышались в их голосах тревога и любопытство. Самые нетерпеливые вытягивали шеи, тщетно пытаясь разглядеть хоть что-то в мутных, засиженных мухами оконцах. Некоторые — те, что понапористей, — пробовали подобраться к дверям заведения. Но бдительная стража вовремя отсекала любые поползновения.

В какой-то момент толпа пришла в движение. Зеваки стали недовольно озираться на грубиянов-солдат, локтями расчищавших дорогу двум господам магам. Добротная одежда последних и налет высокомерия на молодых красивых лицах выдавали в них чужаков, редких гостей в трущобах столицы. Лишь что-то из ряда вон выходящее могло привести господ чародеев в столь ранний час в столь затрапезное место.

Этим чем-то оказалась дюжина выпотрошенных трупов. Довольно веская причина для ранней побудки и путешествия через весь город.

Переступив порог закусочной, Моран возблагодарил Единую за то, что не успел позавтракать. Иначе все содержимое желудка уже вывернулось бы наружу. На некогда светлых стенах, вдоль которых выстроились грубо сколоченные столы и лавки, алели кровавые разводы. Весь пол был залит кровью. Мертвецы в самых живописных позах рассредоточились по всему залу. А прямо на высокой деревянной стойке, широко раскинув руки, лежал сам месье Жаккар собственной персоной — тучный, с одутловатым лицом мужчина, брюхо которого оказалось вспорото ножом.

— Ну точно мертвый кабан! — хохотнул Адриен и принялся с невозмутимым видом считать трупы, что было непросто, если учесть, что некоторые тела оказались разорваны на куски. — И где же наш одержимый? — будничным тоном осведомился страж.

Стиснув зубы, стараясь абстрагироваться от тошнотворного запаха мертвых тел, де Шалон с шумом втянул в себя воздух. Демоническое зловоние еще ощущалось здесь. Не настолько остро, чтобы затуманить разум, но все же.

Некоторые демоны предпочитали действовать через людей. Выбирали себе пристанище, полностью подчиняя разум и волю человека. Как сообщил городской патруль, заставший жуткую сцену бойни, страшную ночь пережила только одна девушка. Молоденькая подавальщица, которую страж обнаружил в углу за стойкой. На ней запах демона ощущался сильнее.

Девушку била крупная дрожь. Вжавшись в стену, остекленевшим взглядом она смотрела прямо перед собой и все пыталась оттереть перепачканные в крови руки об юбку, тоже напитанную чужой кровью. По бледному лицу катились слезы, оставляя на впалых щеках багряные потеки.

Маг шагнул ближе. Девушка вскинула на него ничего не выражающий взгляд, в котором вдруг мелькнуло что-то, похожее на осознание. Осознание происшедшего. Истошно закричав, рванулась было прочь, но Моран ее удержал. Схватил крепко и не отпускал, пока вырывающаяся и визжащая жертва демона наконец не затихла.

Сложно было поверить, что это хрупкое беззащитное создание повинно в жестоких убийствах.

— Не бойся меня. — Моран зашептал короткое заклинание, и девушка прикрыла глаза.

— А как же допрос? — кисло осведомился де Грамон.

— Она сейчас и двух слов не свяжет. Потом поговорим. Или боишься, что забудет? — усмехнулся страж, осторожно укладывая бессознательную девушку обратно на пол.

— О таком не забудешь…

Это был не первый случай массового убийства, потрясший столицу Вальхейма. Его величество рвал и метал, требуя как можно скорее выяснить причину появления в Навенне демонов. Нападения случались и раньше. Редко. А теперь людям приходилось чуть ли не каждую неделю соскребать останки со стен то одного, то другого заведения. Король опасался, что нечто подобное может произойти и во дворце. А потому окружал себя потомками морров, чтобы в случае чего стражи сразу уничтожили демона или одержимого, в которого тот вселился.

Из-за этого Моран практически не бывал дома. Вместо того чтобы проводить время с молодой женой, опекал монаршую семью. А когда удавалось вырваться, Александрин делала все возможное, чтобы сохранить дистанцию.

Но главное, она выжила. Как и идиотка Опаль, которую маркиз потом сам чуть не убил собственными руками. Ведьме повезло, что заботливый папаша поспешил избавиться от зачарованного зеркала. Видать, догадался и о тайных свиданиях, и о том, как страж к ней проникал.

Моран как сейчас помнил кровавое пятно, быстро расползающееся по ночной сорочке супруги. Как сейчас чувствовал панику и страх, вдруг нахлынувшие на него. Кошмар в харчевне оставил его равнодушным, а одна лишь мысль потерять Александрин заставляла волосы на голове шевелиться от ужаса.

Она нужна ему. Особенно сейчас, когда задуманное так близко.

Оставалось только как-то растопить лед ее сердца. К досаде его светлости, девчонка оказалась упрямой. Не успела выскочить замуж, как стала проявлять характер. Это злило его, раздражало, мешало службе. В последнее время Моран ни о чем, кроме нее, не мог больше думать.

Только о своей строптивой жене, которую следовало укротить в самые кратчайшие сроки.

— Думаешь, их призывают? Кто-нибудь из стражей? — вывел его из задумчивости тихий голос Адриена.

— Возможно, — односложно ответил де Шалон, вновь превращаясь в охотника. Сосредоточенно впитывая в себя окружающие запахи и звуки, пытался понять, откуда начинать поиски. В последний раз окинув помещение внимательным взглядом, направился обратно к выходу. — Пойдем. Может, еще удастся отыскать тварь.

Жизнь в столице отличается от жизни в глубинке вроде Луази.

Наверное.

Пока что это было только мое предположение, потому как познакомиться с Навенной я еще не успела. Уж не говорю о том, чтобы быть представленной ко двору.

После покушения на мою жизнь — стоит сказать, весьма успешного, — Моран точно с ума сошел. Не то чтобы он раньше вел себя адекватно… Но с того памятного вечера, когда Опаль пыталась наложить на себя руки и меня утащить за собой в иной, надеюсь, лучший мир, его светлость будто подменили.

Первые дни де Шалон не отходил от меня ни на шаг, не подпускал к умирающей супруге никого, кроме лекарей. Зачем-то проверял еду и питье на наличие ядов и все опасался, что у кого-нибудь из слуг вдруг чудесным образом проснутся магические способности и на меня непонятно с какого перепугу наведут порчу.

Или снова проклянут смертельным проклятием, от которого в животе появится еще одна дырка. Хорошо хоть не в сердце… На нем и так было слишком много рубцов. И многие по милости его гулящей светлости.

Признаюсь, забота мужа была мне приятна и вселяла наверняка ложную, но все-таки надежду на счастье. Очень хотелось верить, что я ему небезразлична. Хотя, скорее всего, Моран просто чувствовал за собой вину, потому и лез из кожи вон, надеясь, что так я скорее забуду о безрассудной выходке его любовницы.

— Никогда не слышала о подобных проклятиях, — как-то призналась я ему. Это был вечер накануне отъезда из Валь-де-Манна, который мы коротали за ужином в саду.

Стража вызывали на службу, и мне нужно было его сопровождать. Наверное, дорогой супруг опасался, что без его чуткого надзора я долго не протяну. Обязательно напорюсь на какого-нибудь демона или откопаю где-нибудь еще одну оскорбленную любовницу.

В те дни слабость еще ощущалась, но благодаря снадобьям и исцеляющим чарам о проклятии напоминала лишь светлая ниточка шрама. И та, если верить целителям, слетевшимся в Гавойю со всех уголков королевства, со временем исчезнет.

— К счастью, о них и среди магов мало кто слышал, — поддержал беседу страж, невольно напомнив мне о том, что я в число избранных Вальхейма не входила.

Понятное дело, у Морана и в мыслях не было меня задеть, но его слова всколыхнули в душе давние горькие воспоминания о моем провале в день инициации.

— У графа богатая коллекция редких книг. Думаю, Опаль воспользовалась одной из них. Честно говоря, не ожидал от нее такого коварства.

А лучше бы ожидал! Тогда бы не пришлось столько дней корчиться в приступах боли.

В тот вечер его светлость вызвался меня проводить. Провожал до самой спальни. С удовольствием и до кровати бы довел и с радостью взял бы на себя обязанности моей служанки — помог бы раздеться и даже больше. Но, к разочарованию Морана, дальше гостиной я его не пустила.

Я все еще была на него обижена. Не только за измену, не только за приворотное зелье. За то, что из-за его ошибок чуть не погибла. И еще неизвестно, угомонилась ли Опаль. Супруг клянется и божится, что больше она не причинит мне вреда.

Просто он не знает, на что способна отвергнутая женщина. Да еще и магичка.

Что же касается моего знакомства со столицей — оно каждый день откладывалось.

Я, кажется, говорила, что забота его светлости мне очень льстила? Поначалу.

А теперь жутко бесила. Потому что обеспокоенный наш запретил слугам куда-либо меня выпускать. Велел держать в четырех стенах, вроде как ради моего же благополучия. Мол, я еще недостаточно окрепла, и единственное, что могу себе позволить, — это короткие променады в саду и любование улицей через узоры кованых ворот.

За свое заточение я мстила Морану как могла. Другими словами, не позволяла прикасаться к себе даже пальцем — после брачной ночи близости между нами так больше и не было.

А вот это уже бесило его.

Я научилась ловко избегать поцелуев или попыток меня обнять. Однажды, подняв на благоверного невинный взгляд, с мстительной улыбкой сказала:

— Вы были совершенно правы, когда утром не пустили меня на прогулку. Я ведь еще так слаба и больна. А больным нужно соблюдать постельный режим. — После чего добавила, дабы притушить надежду, сверкнувшую было в глазах колдуна: — Не тот режим, о котором подумали вы. Доброй ночи. И, пожалуйста, закройте дверь с той стороны.

В такие моменты у маркиза желваки начинали дергаться на лице. Но он держался. Кажется, из последних сил.

И мне даже стало интересно, насколько его хватит.

Как вскоре выяснилось, хватило ненадолго. Одним погожим весенним вечером, напоенным ароматом цветов и приятной свежестью, проникавшей в купальню через приоткрытые витражи окон, его бесстыжая светлость заявился ко мне без спроса и предупреждения. Я, разомлевшая в горячей воде, не ожидала такого подвоха и оказалась совершенно не готова к обороне.

Мадлен, горничная, как раз заканчивала расчесывать мне волосы. Опустившись на колени у самого края мерцавшего перламутром бассейна, девушка бережно проводила гребнем из слоновой кости по мокрым смоляным прядям, что-то тихонько напевая себе под нос. Ласковые прикосновения служанки, чуть слышные напевы, дурманящие запахи благовоний погрузили меня в состояние неги, я чувствовала себя расслабленной и безмятежной. Медленно окуналась в сладостное полузабытье и не сразу сообразила, что нарисовавшийся возле бассейна мужчина, решительно стаскивающий с себя камзол, — мой вполне реальный муж, а не начало интригующего сновидения.

— Оставь нас, — прозвучал властный приказ, и Мадлен как ветром сдуло.

— А как же… — растерянно начала я, оглядываясь на кинувшуюся к выходу пышнотелую девицу в саржевом платье. Так и не поняла, о чем и кого хотела спросить. Запоздало спохватилась, что стою полностью обнаженная и совершенно беззащитная в воде перед мужчиной, который совсем скоро тоже предстанет передо мной в чем мать родила, и вспыхнула, как поднесенная к огню щепка. По спине прокатилась горячая волна дрожи. — Вы что здесь забыли?! — воскликнула нервно, не способная отвести от коварного искусителя взгляда.

От широкой линии плеч; твердых, будто литых мышц, оттененных колдовскими символами — свидетельством его многочисленных побед; темной поросли, убегавшей по расчерченному кубиками животу к шнуровке брюк. За которые мессир маркиз, прытко избавившись от сапог, взялся с не меньшим энтузиазмом, и в памяти возникли откровенные образы из прошлого: склонившись надо мной, не переставая осыпать поцелуями, обжигающими и жадными, муж проникает в меня, заполняя собой.

Моран проследил за моим взглядом и победоносно улыбнулся.

— Размерами этот дом уступает Валь-де-Манну. Несколько спален и всего один бассейн, — без ложного сожаления просветил страж, расставаясь с последней деталью своего туалета. Что спровоцировало у меня учащенное сердцебиение и прилив крови к щекам. А кое у кого она прилила к совсем другому месту.

Что он там говорил про размеры…

В горле неожиданно пересохло. Сейчас бы глоточек вина. А лучше сразу с головой в бочку с хмельным напитком. Чтобы не было так страшно. Или эта предательская дрожь, что раз за разом накатывает на меня, вызвана не страхом, а возбуждением?

В памяти воскресли ощущения, что дарил мне муж в ночь после нашей свадьбы: невероятно острое желание, плавившее тело; тихая боль, постепенно сменившаяся ни с чем не сравнимым наслаждением, прогнавшим и страхи и смущение.

Можно было обманывать сколько угодно стража, но не саму себя: мне снова хотелось почувствовать все, что испытала тогда. Его близость, ритмичные движения внутри меня, каждое из которых возносило к вершине блаженства, сводило с ума.

От предательских мыслей низ живота будто завязали тугим узлом. Я шумно сглотнула, когда соблазнитель не спеша спустился в бассейн, всколыхнув мерцавшую в бликах свечей водную гладь, напоминавшую расплавленное золото, и спросила совершенно незнакомым, каким-то охрипшим голосом:

— И именно сейчас вам приспичило искупаться?

— У меня был тяжелый день, очень хочется расслабиться. — Закинув руки на мозаичные бортики бассейна, чародей блаженно прикрыл глаза, делая вид, что явился сюда с единственной целью — смыть с себя усталость.

— Ну тогда расслабляйтесь сколько влезет. Не буду вам мешать.

Попытка бегства с треском провалилась.

Стремительно преодолев разделявшее нас короткое расстояние, Моран удержал меня. Схватив за запястье, привлек к себе, требовательно и одновременно нежно.

От соприкосновения наших тел быстрее забилось сердце.

— Ты даже не представляешь, какое действие оказываешь на меня, — горячий шепот скользнул по губам за мгновение до того, как он начал их целовать. — Моя маленькая, строптивая девочка. Весь день мечтал об этом моменте…

Меня обдало жаром, стоило почувствовать напряженную плоть, упирающуюся мне в бедро. В ногах появилась предательская слабость. Нестерпимо захотелось ответить на поцелуй стража, покорно обвить его шею руками, раствориться в нем, отдаваясь во власть чувственных ласк.

Вот только это было бы равносильно признанию поражения и безоговорочной капитуляции. Если уступлю сейчас, боюсь, больше никогда не смогу ему воспротивиться.

— Буквально сегодня вы утверждали, что я еще очень слаба и должна поменьше напрягаться и двигаться, — стараясь не зацикливаться на сильных мужских ладонях, неторопливо оглаживающих мне спину и бедра, напомнила о нашей утренней размолвке. Я снова просилась на прогулку, а он снова меня не пускал.

— А тебе и не надо двигаться. — Пощекотав языком чувствительную мочку уха, Моран чуть прикусил кожу, как бы дразня, и нахальным шепотом добавил: — Просто расслабься и получай удовольствие.

Наверное, стоило возмутиться этой беспредельной наглости, вот только возмущаться и одновременно таять в руках обольстителя как-то не получалось.

— Даже не подумаю! — вспомнила про его разглагольствования о полной надо мной власти. — Отказать вам, увы, не имею права. Но это не мешает мне мысленно вас ругать. Как и обещала.

— И как успехи? — тихим голосом, распалявшим не хуже ласк, полюбопытствовал страж, продолжая исследовать губами все самые чувствительные точки у меня на шее. Одновременно подушечками пальцев лениво ласкал грудь, которая сейчас отяжелела и ныла, и каждое новое прикосновение отзывалось внизу живота волнующим напряжением. — Сколько раз уже успела меня проклясть?

Его — ни разу. А вот себя… Даже не берусь сосчитать. Сейчас я ругала себя. За слабость и те чувства, что вызывал у меня этот мужчина. Мой муж и самая большая загадка в моей жизни.

— Вы… ты… — Слова растворились в тихом вздохе, вызванном не то возмущением, не то волнением, когда Моран, гипнотизируя своим колдовским взглядом, легко подхватил меня и усадил на край бассейна. Властно притянул к себе, отвергая любые дальнейшие возражения.

От мрамора веяло холодом, в то время как от тела мужа исходил жар. Да я и сама уже пылала, словно зажженная свечка, и плавилась в его руках. Крепко удерживая за талию, заставляя прижиматься к нему теснее, страж накрыл ладонью болезненно ноющее полушарие. Принялся неторопливо перекатывать между пальцами — горячими, немного шероховатыми — нежную бусину соска. Другому тоже уделил внимание, неспешно ласкал губами и языком, водил им, дразня, по влажной коже и при этом увлеченно следил за моей реакцией. Стоило представить, что точно так же он коснется меня там, и все внутри затрепетало от желания. Шумно вздохнув, сильнее обхватила его ногами, требовательно потерлась о твердый, словно высеченный из камня живот стража.

— Нетерпеливая моя, — тихонько рассмеялся мужчина, внимательно следя за каждым моим движением, выражением моего лица, и вдруг отстранился, то ли желая меня помучить, то ли распалить еще больше. Обвел большим и указательным пальцами едва различимую линию шрама, скользнул рукой к самому низу живота, при этом намеренно избегая того, что сейчас особенно требовало его внимания. — Все еще не хочешь меня? Может, мне перестать? — наконец дотронулся до напряженного узелка, заставив содрогнуться от сладостного, невероятно острого ощущения.

Я закусила губу, силясь сдержать стоны и ответ, который его светлость так жаждал от меня услышать.

— А если так? — прошептал хрипло, не сводя с меня потемневшего от желания взгляда, ни на секунду не переставая меня ласкать.

— Ох, да!.. — не способная больше сдерживаться, я вскрикнула. Выгнулась дугой, запрокинув голову, ногтями царапая покрытый капельками воды холодный мрамор, безвольно подаваясь навстречу своему искусителю.

— Что — да? — усиливая напор, севшим от страсти голосом требовательно спросил мужчина. — Мне остановиться? Или продолжать?

— Только попробуй! В смысле остановиться… Ах… — почувствовав, что еще немного и достигну долгожданного пика, я вскрикнула… и вдруг все прекратилось. Всхлипнув от досады и разочарования, жалобно взмолилась: — Моран, пожалуйста…

В отличие от меня, этот изверг и не думал проявлять покладистость. Выйдя из воды, молча подхватил свой трофей, то бишь меня, на руки. Сама я до постели точно бы не дошла, ноги подкашивались от слабости и испытанного наслаждения, отголосками звучавшего в каждой клеточке моего тела. Страж направился в спальню, оставляя за собой дорожку из мокрых следов. Бережно уложил меня на кровать, на прохладные простыни, тут же напитавшиеся влагой, и опустился рядом.

Словно зачарованная, я вглядывалась в лицо мужа, постепенно растворяясь в омуте темных глаз. Ловила в них свое отражение, впитывала в себя тепло дыхания и страсть, которую моему соблазнителю с каждым мгновением все сложнее было сдерживать.

Заведя мне руки за голову, нежно массируя запястья подушечками больших пальцев, мужчина накрыл меня своим телом. Эта невинная, легкая ласка снова заставила затрепетать. И я сама обхватила ногами его талию, взволнованно задержала дыхание, прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как он осторожно заполняет меня собой. Наши тела сливаются в едином ритме, становятся одним целым.

Страж двигался томительно медленно, словно боялся причинить мне боль, или намеренно растягивал удовольствие, эти волшебные мгновения единения.

Сейчас для него существовала только я. Я одна. Пусть и на короткое, быстротечное время. А он уже давно стал центром моей вселенной. Моей голубой мечтой, такой реальной и в то же время такой несбыточной.

Тишину комнаты заполнили сладострастные стоны и довольный мужской рык. Дыхание мужа сбилось, стало тяжелым. Он больше не следил за моими эмоциями. Утратив прежнюю сдержанность, всецело отдался во власть чувственной игры. Двигался все быстрее, кусая в поцелуе мне губы и что-то неразборчиво шепча.

И это было наивысшее наслаждение — видеть его таким. Сбросившим маску. Настоящим.

Живым.

Жадный поцелуй, от которого перехватило дыхание, и меня накрыло волной блаженства. По телу стража прошла судорога. Я ощутила, как он горячими толчками изливается в меня. Постепенно черты лица, искаженные страстью, разгладились, веки умиротворенно закрылись. Откинувшись на спину, муж привлек меня к себе. Я положила голову ему на грудь и замерла. Долго прислушивалась к биению его сердца, сначала громкому и такому быстрому, потом — мерному, едва различимому, пока, сморенная усталостью, наконец не уснула прямо на влажных простынях.

А проснувшись под утро, снова обнаружила, что я одна.