Глава 7

Кому пришла в голову гениальная идея, совершенно изменившая ситуацию, так и осталось неизвестным. Это неудивительно. Понятно, что среди 400 000 мужчин и женщин, трудившихся во всех бюро, лабораториях, производственных цехах и университетах ради того, чтобы объединенными усилиями отправить американцев на Луну до 1970 г., вряд ли был лишь один-единственный человек, осознавший масштабность проблем внутри космической программы и внезапно обнаруживший блестящее, хоть и безрассудное, решение. Все знали о дерганом «Сатурне-5», о проблемном лунном модуле и об «Аполлоне», который еще не взлетал с человеком на борту, знали и о близящихся сроках и нетерпении публики. Неудивительно, что сразу несколько человек с незаурядными способностями в космическом агентстве могли прийти к одной и той же спасительной идее, прекрасной в своей безрассудности. Оставалось лишь передвинуть всю гору фишек через игральный стол, поставить все на черное, запустить рулетку и положиться на удачу.

Лавину стронул голос Джорджа Лоу в августе 1968 г. – за три месяца до того, как Уолли Ширра должен был поднять «Аполлон-7» на околоземную орбиту. В июне на мыс Кеннеди прибыл первый законченный лунный модуль, все еще недоработанный: со множеством дефектов, по-прежнему слишком тяжелый и самым буквальным образом неспособный стоять на слабых ногах. Конечно, модуль проектировали с таким расчетом, чтобы он держал свой вес в условиях лунной гравитации, вшестеро меньшей, чем земная, однако его беспомощность все же казалась отличной метафорой для такого хрупкого и несовершенного аппарата. При всех стараниях техников LM явно не успевал к ноябрьскому или декабрьскому проверочному полету с Джимом МакДивиттом и экипажем «Аполлона-8».

Сказанное Джорджем Лоу осталось у него в памяти в одной формулировке, у Криса Крафта – в другой, у Боба Гилрута – в третьей. В тот день все трое собрались вместе, и руководитель программы «Аполлон» попросил обоих коллег выслушать идею, которую он уже некоторое время обдумывал. Суть сказанного Лоу сводилась к следующему: «График вам известен? Давайте его сломаем. Мы полетим к Луне через 16 недель. И давайте поручим это дело “Аполлону-8”».

Весть о том, что Майкл Коллинз назначен на «Аполлон-9», Фрэнк Борман принял с радостью. Кое-кто из астронавтов не уступал Коллинзу в упорстве при подготовке, однако превзойти его не мог никто. За Коллинзом числился пока только один полет на «Джемини-10», и в предшествующий ему год, уйдя в дело с головой, он тренировался как одержимый. В самом полете Коллинз показал себя безупречно: он выходил в космос и помогал стыковать корабль с ракетой «Аджена», которая теперь наконец летала как положено.

С приближением сроков «Аполлона-9» Коллинз вновь ушел в работу, так что никто не сомневался, что в этой миссии, как и в прежней, он покажет себя с наилучшей стороны. Однако у Коллинза была проблема, о которой он и сам не знал до того дня, когда при игре в гандбол вдруг почувствовал странную тяжесть в ногах. Это чувство не очень поддавалось описанию, просто куда-то исчезли обычные скорость и гибкость. Майкл пробовал не обращать внимания: в конце концов, ему 37 лет – неудивительно, что прыгучести поубавилось. Такое самоутешение помогло ему на некоторое время, однако потом левое колено начало терять устойчивость, нога ниже колена стала неметь, попадающая на икру ноги холодная вода вызывала боль, а горячая – даже кипяток – совершенно не чувствовалась. А затем симптомы начали распространяться на верхнюю часть ноги и бедро.

Примерно в то время, когда Джордж Лоу делился своей мыслью с Бобом Гилрутом и Крисом Крафтом, Коллинз наконец пошел к штатному врачу НАСА. Как и всякий пилот, Майкл не очень-то думал о том, какие неприятные варианты заболеваний может увидеть врач: рассеянный склероз, мышечная дистрофия или латеральный амиотрофический склероз, убивший Лу Герига примерно в таком же возрасте. Думал он только о том, насколько велик риск, что его отстранят от полетов, – ничего хуже, чем лишиться возможности летать, Коллинз и представить себе не мог.

Через час после прибытия в больницу, когда все рентгеновские снимки уже были сделаны и отданы на анализ медикам, у Коллинза с врачом наблюдалась предельно противоположная реакция на то, что показали снимки. У врача словно гора с плеч свалилась: проблемы с ногой имели причиной костный вырост между пятым и шестым шейными позвонками, и исправить это можно было относительно простой операцией. Коллинз же не находил себе места от отчаяния – получалось, что он сначала должен лечь на операцию, затем восстановить после нее шею, а до этого будет пехотой и более никем.

Задача сообщить об этом Коллинзу официально выпала Дику Слейтону. Он попросил Коллинза сделать операцию как можно скорее, чтобы быстро вернуться в график подготовки, – как будто Коллинз сам этого не знал.

Слейтон же и сообщил Борману, что один из членов его экипажа вычеркнут из списка. Затем Слейтон вызвал к себе Ловелла.

– Джим, – начал Слейтон, когда Ловелл вошел к нему в кабинет, – у Майка костный вырост, нужна операция. Я перевожу тебя на «девятый», и если с Майком все нормально, то он займет твое место на «двенадцатом».

Ловелл прекрасно знал, что в такой ситуации по протоколу полагается ответить: «О’кей, Дик». Поэтому он ответил: «О’кей, Дик». И даже добавил: «Буду рад».

Никакой радости он, конечно, не испытывал. Ловелл не хуже Бормана знал, что «Аполлон-9» всего лишь повторяет программу «Аполлона-8», только с крутым спуском с высокой орбиты в финале, в то время как «Аполлон-12» давал хороший шанс слетать на Луну. Теперь, уже имея на счету 14 дней кружения вокруг Земли на «Джемини-7», он получит еще 10 дней на «Аполлоне-9» – и похоже, что так и не покинет окрестностей планеты.

В новом задании ему не нравилось кое-что еще, и если обсудить это с Диком Слейтоном, то главный астронавт – опытный военный летчик – сумел бы его понять. До этого момента экипаж «Аполлона-9» состоял исключительно из офицеров Военно-воздушных сил: и Борман, и Коллинз, и новичок Билл Андерс носили «крылышки» ВВС. Слейтон тоже служил в ВВС. Ловелл же был из флотских.

Когда «Джемини-6» и «Джемини-7» исполняли совместное фанданго, увенчавшееся выставлением трогательной надписи «армейцы – слабаки» в иллюминаторе «Джемини-6», Борман был в меньшинстве – один против троих. Теперь в меньшинстве предстояло быть Ловеллу. На работу астронавтов это не очень бы повлияло, но полная сплоченность экипажа могла оказаться не совсем полной. Виги могут обедать с тори, а игроки «Ред Сокс» выпивать с «Янкиз», но любой предпочтет компанию своих.

Впрочем, Ловелл понимал, что новое задание имеет и свои плюсы. Лететь раньше всегда лучше, чем лететь позже, и, пока программа «Аполлон» забирается далеко во второй десяток номеров («Аполлон-13», «Аполлон-14», «Аполлон-15»), слетать на Луну Ловелл еще успеет. И он определенно не имел возражений против того, чтобы снова оказаться в одном корабле с Борманом, даже если для этого придется вернуться в кресло подчиненного после того, как Ловелл слетал на «Джемини-12» командиром экипажа. Что до Андерса – то новичок Ловеллу нравился.

В итоге Ловелл решил воспользоваться случаем и получить от «Аполлона-9» максимальную отдачу, как и в полете на «Джемини-7». Обычное дело: получаешь летное задание в морской авиации или в НАСА – и за работу.

Билл Андерс, которому летом 1968 г. было почти 35 лет, самым буквальным образом родился в армии. Его отец, лейтенант ВМС, служил в Гонконге и во время рождения сына жил в общежитии для семейных офицеров. Как и Ловелл, Андерс окончил Военно-морскую академию, однако потом ушел в ВВС заслужить «крылышки» – Ловелл, с его верностью Аннаполису, такого решения не понимал.

Как и Борман, Андерс попал в НАСА через посредство Чака Йегера. И как Борман, Билл расстался с Йегером не в лучших отношениях. В 1959 г. молодой летчик-истребитель подал рапорт о переводе на авиабазу Эдвардс для обучения на летчика-испытателя, но Йегер ему отказал.

– Мы сейчас принимаем только тех, у кого есть инженерное образование, – отрезал он и указал Андерсу на выход.

Билл, не терпящий отказов, немедленно поступил в Технологический институт ВВС на авиабазе Райт-Паттерсон в Огайо. После трех лет упорного и успешного учения, с дипломом в руках, он вернулся на базу Эдвардс и вновь явился к Йегеру.

– Требования изменились, – заявил тот. – Инженерный диплом не ценится теперь так высоко, как налет.

Налетать нужное количество часов – это, разумеется, совсем не то, чего мог достичь Андерс за три года сидения в аудиториях.

Впрочем, Йегер согласился рассмотреть кандидатуру слишком образованного пилота, и Андерс затаил надежду в конце концов быть зачисленным. Пока же он вернулся в Нью-Мексико, где работал в Центре специальных вооружений ВВС США. Вскоре после этого, весной 1963 г., сидя за рулем своего «фольксвагена» по дороге через пустыню недалеко от Альбукерке, Андерс услышал по радио, что НАСА объявило третий набор астронавтов, на этот раз с измененными требованиями. От кандидатов с инженерным образованием уже не требовался опыт испытательных полетов. Билл затормозил на обочине и целых 15 минут ждал, пока повторят новость, – хотел убедиться, что не ослышался. И выяснилось, что все он услышал верно.

При первой же возможности Андерс заполнил необходимые анкеты и подал рапорт. Вскоре его пригласили на суровые отборочные испытания. К этому времени врачи, по сравнению с двумя первыми наборами, отточили опыт и изуверские навыки; к обычным испытаниям на выносливость и умственные способности добавились поведенческие игры и сложные психологические тесты.

Например, появился аппарат вроде пинбола, на котором кандидаты в астронавты должны были решать задачки на сообразительность и пространственное мышление. Само по себе это было непросто, да еще и приходилось заниматься десятком задач одновременно, так что нужно было почти непрерывно переключать рычаги или тумблеры и нажимать кнопки в ответ на мигание лампочек. Одни задачи были попроще, другие требовали полного внимания кандидата. Андерс быстро сориентировался: если тебя оценивают не только на точность, но и на скорость, то терять существенное время на сложные задачи невыгодно. Их надо решать наугад, а потом с пулеметной скоростью выполнять более легкие задания. Стратегия себя оправдала: тест он закончил лучше всех, обойдя ближайшего соперника на 150 %.

Примерно такую же тактику он применял и на письменных тестах, полагаясь на подход, который в колледже называли «теорией мычания»: Андерс с сокурсниками тогда выяснили, что преподаватели тоже скучают, как и все остальные, а проверять пространные ответы – занятие довольно унылое. Поэтому сейчас на большую часть вопросов Андерс ответил подробно и четко, а на несколько пунктов, требовавших времени и не обещавших много баллов, дал расплывчатую, но убедительную бессмыслицу, которую писать легко, а читать утомительно. Он подозревал, что приемная комиссия оценит их приемлемым баллом «удовлетворительно», зато остальные ответы удостоятся желанного «отлично». По мнению Андерса, он этим не нарушал никаких правил – наоборот, искусно их применял на практике, а это было главное.

Примененная им стратегия, видимо, сработала, поскольку 17 октября 1963 г., в день 30-летия Билла, ему позвонил Дик Слейтон и поздравил с приемом в отряд астронавтов. Андерс, несколько месяцев мечтавший о таком звонке, ответил ровно так, как много раз проговаривал в уме, – благодарно и уважительно.

Всего через два дня случился еще один звонок, о котором Андерс мечтал в предыдущие месяцы. На этот раз звонил Йегер с новостью, которую старый полковник считал для Билла крайне неприятной:

– Сожалею, Андерс. Вы прекрасный кандидат, но для школы летчиков-испытателей не годитесь.

Андерс, при всей дерзости своих 30 лет, отлично знал, какой ответ в такой ситуации лучше давать, а какой нет. И выбрал неполитичный ход.

– Ну что ж, полковник, – сказал он. – Спасибо за звонок, но я уже получил более заманчивое предложение.

Йегер спросил, что за предложение, Андерс ответил. Полковник, не терпящий дерзости, не стал терять время и немедленно пустил в ход все свое влияние: звонил, нажимал на нужные рычаги и всячески пытался добиться того, чтобы Андерса исключили из программы подготовки астронавтов. Успеха он не добился, однако слухи о кампании Йегера достигли Андерса и изрядно его напугали. Входило ли это в планы Йегера – неизвестно, но молодому пилоту пошло на пользу.

Премудрости астронавтов Андерс постигал с удовольствием, к тому же времени на это было достаточно: 13 астронавтов в третьем наборе помимо него плюс девять из второго и четверо, которые уже летали, из первого – в ближайшее время полеты ему не грозили.

Каждому новому астронавту надлежало выбрать несколько специальностей, и Андерс сосредоточился на лунной геологии и защите от радиации. Однако по большей части он решил стать экспертом по лунному модулю. Отчасти им руководило честолюбие, но к этому примешивалось и восхищение причудливым маленьким аппаратом. В некотором отношении LM походил на него самого: модуль не нарушал ни единого принципа летной конструкции, но искусно применял их на практике – творчески, дерзко, изобретательно. Самой заветной мечтой для Андерса был полет на LM, даже если его придется сначала испытать на околоземной орбите.

К этому времени молодой астронавт уже усвоил главное: если ты изучил лунный модуль, то упустить шанс высадки на Луну можно только одним способом – серьезно напортачить. И после дерзкой выходки с Йегером, едва не стоившей ему карьеры, Андерс не собирался совершать такую же ошибку.

Ухватиться за безумный шанс, достойный Безумного Шляпника, и предложить лунный полет на столь раннем этапе программы – на это у Джорджа Лоу были многочисленные причины. О некоторых он мог говорить, о других предпочитал молчать. Неумолимое приближение сроков и проблемы с лунным модулем ни для кого не были тайной. Ворчание Конгресса, пекущегося о бюджете, – тоже.

Была еще одна, впрочем мало кому известная, проблема, связанная с Советским Союзом. Гибель экипажа «Аполлона-1» сказалась на космических делах обеих стран. Вечером в день пожара советский посол Анатолий Добрынин, питавший любовь ко всему, связанному с космосом, независимо от эмблемы, нарисованной на борту, будь то серп и молот или звездно-полосатый флаг, присутствовал на приеме в Белом доме, где праздновали подписание документа, известного как Договор о космосе, хотя его полное название было «Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела». Первыми его подписали США, Великобритания и СССР, к договору могла присоединиться и любая другая страна, согласная выполнять его условия. Главные положения договора обязывали стороны не предпринимать действий по милитаризации космоса, а также оказывать необходимую помощь космическим пилотам, приземлившимся на их территории, и немедленно возвращать на родину вместе с космическим кораблем.

Прием в Белом доме был обязательным мероприятием – впрочем, Добрынин посетил бы его в любом случае, хотя бы для того, чтобы встретиться с приглашенными американскими астронавтами. К концу приема стало известно о трагедии на мысе Кеннеди; Советы с их «острым слухом» и широкой разведывательной сетью узнали о новости раньше, чем о ней было публично объявлено. Добрынин на следующий день написал Линдону Джонсону и выразил искреннее сожаление.

Однако соболезнования по поводу гибели экипажа «Аполлона-1» вовсе не означали, что Москва откажется воспользоваться шансом. Приостановка американской космической программы открыла Советам дорогу, пусть и на ограниченное время, и к лету 1968 г. они прошли большую ее часть. Разведывательная сеть, на этот раз американская, доносила, что советские космические инженеры активно испытывают пилотируемый корабль «Зонд», планируя запустить следующие два корабля – «Зонд-5» и «Зонд-6» – к Луне с целью облететь ее и вернуться на Землю. Не планировались ни высадка на Луну, ни даже выход на окололунную орбиту – и все же полет стал бы первым путешествием к Луне и обратно, а это значило бы, что обратную сторону Луны могут первыми увидеть русские глаза. И пусть (по крайней мере, в случае «Зонда-5») это будут глаза мыши, букашки или хомяка: если животные выживут, то к Луне полетят и космонавты – и даже, вполне возможно, еще до конца года.

Лоу от такой мысли скрежетал зубами, мысли кипели, и в результате родилась гениальная идея. Решение поделиться рискованным планом в первую очередь с Гилрутом и Крафтом было тщательно продуманным. Оба находились в НАСА на нужном руководящем уровне: не очень высоко, так что должность предполагала творческий подход к проблемам и планированию полетов, но и не очень низко, так что оба входили в состав руководящей элиты, участвующей в принятии окончательных решений. Это значило, что при докладе о новом плане руководителю НАСА Джеймсу Уэббу мнение Гилрута и Крафта будет весить не меньше, чем мнение Лоу.

Как только Лоу убедил себя, что его идея не слишком сумасбродна, он позвонил Крафту и вызвал его к себе. Затем, ничего не говоря о деле, попросил Крафта пройти с ним в кабинет Гилрута.

Там Лоу изложил суть дела. Он хотел, чтобы состоялся полет к Луне или ее облет. Он хотел отправить туда «Аполлон-8». При этом Лоу добавил условие: полет к Луне может быть одобрен только в случае, если орбитальный полет «Аполлона-7» вокруг Земли будет «очень хорошим, если не безупречным». Закончил он финальным требованием: если пойти на этот проект, то полет к Луне должен состояться до конца года, то есть примерно в течение четырех месяцев. Тянуть дальше не было времени.

После речи Лоу повисло молчание – примерно этого он и ожидал. Крафт, которого два остальных собеседника знали как абсолютно спокойного человека, на этот раз был, наконец, выбит из колеи.

Лоу, желая не очень напугать коллег, сознательно употребил термин «облет Луны» вместо более обтекаемой фразы «полет к Луне». Облет, сходный с тем, который, очевидно, задуман русскими, подразумевал, что экипаж будет двигаться по так называемой траектории свободного возвращения. Это означало, что даже если на обратном пути полностью откажет служебная двигательная система SPS, то лунная гравитация заставит их пройти над обратной стороной Луны и отправит обратно к Земле. А вот полноценный орбитальный полет вокруг Луны потребовал бы безупречной работы SPS, и даже не один раз, а дважды: в первый раз – для того чтобы доставить корабль на лунную орбиту, а второй – чтобы с нее уйти.

Гилрут был вполне уверен, что Лоу не стал бы предлагать такой сумасбродный план, но для надежности решил уточнить.

– Что за полет? – наконец спросил он. – Просто туда и обратно? Облет Луны?

– Да, именно это я и предлагаю, – тут же заверил его Лоу.

Когда Крафт наконец обрел голос, он не мог сказать ничего определенного даже о столь простом полете к Луне.

– Мне надо обдумать. Не могу сейчас ответить. Мы готовили все в соответствии с планом, а эта идея рушит все планы. – Крафт покачал головой. – Надо вернуться к началу и заново все пересмотреть.

Именно такого ответа Лоу и ожидал. При этом он не очень сомневался, что Крафт, посмотрев на ситуацию, обнаружит, что некоторые компоненты для нового варианта полета уже готовы к использованию. Командный и служебный модули «Аполлона» более или менее готовы – что было немалым достижением. Как и LM, корабль состоял из двух частей. Командный модуль CM представлял собой коническую конструкцию высотой около 3,5 м, вмещающую в себя кабину для экипажа. Служебный модуль SM был цилиндрической конструкцией длиной 7,3 м, которая присоединялась к задней части командного модуля, как автоприцеп к кабине грузовика. Служебный модуль вмещал в себя энергетическую систему и систему жизнеобеспечения, а также все компоненты SPS. Колоколообразное сопло двигателя выступало еще на 3,6 м позади служебного модуля.

Упорная работа, проделанная после пожара, позволила НАСА сертифицировать командно-служебный модуль CSM для полета. Однако это было только «железо». Еще не было закончено то, что компьютерные специалисты называли программным обеспечением – программная начинка электронного мозга как в космическом корабле, так и на Земле.

Более того, «Сатурн-5» потерял доверие многих участников программы и должен был как-то доказать свою пригодность к полету. А операторы – то есть люди, которые должны вести полет в реальности, – пока и не начинали интенсивную отработку путешествия к Луне, до которого, как они полагали, оставалось еще не меньше года.

Кроме того, стоял вопрос о тренировках экипажа, причем такого, какой был бы способен подготовиться за столь короткое время. Эта немаловажная деталь не ускользнула от Гилрута.

– В этом разговоре должен участвовать Дик, – сказал он, поднимая телефонную трубку и набирая добавочный номер Слейтона.

Главный астронавт прибыл и уселся вместе со всеми. Лоу обрисовал ему план, который он только что огласил Гилруту и Крафту. Слейтон, не меняясь в лице, с минуту о чем-то размышлял. Как астронавт – пусть и никогда не летавший – он предпочитал дерзкий риск методичному планированию; как должностное лицо, ответственное за безопасность астронавтов – и уже летавших, и только собирающихся лететь, – он был призван проявлять осторожность.

– Полагаю, я смогу подготовить экипаж, – сказал он. – Это не проблема. Однако сама по себе идея… – Он помедлил. – Мне нужно пару дней, тщательно все обдумать.

Лоу кивнул, и затем они с Гилрутом отправили Крафта и Слейтона прорабатывать детали. Когда они встали, готовясь уходить, Гилрут жестом их остановил.

– Никому не говорите об этом, – предупредил он. – Никому, за исключением тех, кому абсолютно необходимо. И ни в коем случае ничего не разглашайте прессе.

Крафт и Слейтон обещали молчать. Выйдя из кабинета, Крафт взглянул на Слейтона.

– Делай свое дело, – бросил он. – Я займусь своим.

Слейтону предстояло не так уж много работы, да и советоваться было не с кем, кроме как с самим собой. Любое решение почти полностью зависело от его полной осведомленности о навыках и способностях экипажей, назначенных на программу «Аполлон». Астронавтам он, конечно, ничего не скажет – все они, естественно, будут за облет Луны. Решать, есть ли у него готовый к полету экипаж из троих астронавтов, придется в одиночку.

Экипажами, наиболее подготовленными к полету, в то время были две команды, которым предстояло стартовать раньше прочих: «Аполлона-8» с Джимом МакДивиттом, Дейвом Скоттом и Расти Швайкартом и «Аполлона-9» с Фрэнком Борманом, Джимом Ловеллом и Биллом Андерсом. Команда МакДивитта была более тренированной, однако в некоторых отношениях этот факт работал против нее. В отличие от группы Бормана, которая пока тренировалась почти исключительно на командном модуле, экипаж МакДивитта уже начал отрабатывать процедуры в своем LM, хотя аппарат еще не был готов к полету. Переводить этот экипаж на полет, в котором лунного модуля не было, значило бы, что изрядная часть тренировок была пустой тратой времени.

Состав обоих экипажей тоже заслуживал внимания. Слейтон одинаково ценил МакДивитта и Бормана как пилотов, однако Борман, несомненно, успел многих в НАСА впечатлить своими усилиями по расследованию катастрофы «Аполлона-1» и ее последствий. Более того, в экипаже МакДивитта никто раньше друг с другом не летал, а Борман и Ловелл 14 дней провели на орбите, выполняя полет, на который никто другой не соглашался, – и при этом все прошло отлично: родилось уникальное партнерство пилотов. Насколько было жаль бессмысленно терять опыт экипажа МакДивитта в тренировках на LM, настолько же было бы обидно оставить неиспользованным совместный опыт, который Борман и Ловелл могли привнести в первый полет к Луне.

Слейтону предстояло обдумывать дело несколько дней; его «комиссия» из одного человека должна была тщательно все рассмотреть, прежде чем объявить решение. Однако если бы от него требовалось дать ответ сразу же, то он его уже знал.

Крафту никакие размышления в одиночестве не грозили. Ему нужна была настоящая комиссия – небольшая, из доверенных лиц, которая могла бы работать за плотно закрытыми дверями.

Как только Крафт вернулся к себе в кабинет, он вызвал нескольких коллег, и среди них двух ключевых помощников: Билла Тиндалла, эксперта по орбитальной механике, который будет заниматься физикой любого лунного полета, и Джона Ходжа, главу подразделения по планированию полетов, который будет составлять полетный сценарий. Команда собралась, и Крафт рассказал о предложении Лоу. Его порадовало, что никто не вытаращил глаза и не закричал «нет» – все встретили новость с удовольствием.

Группа Крафта начала обсуждать детали, особенно вопрос графика, потому что от них требовалось не только сделать нечто, чего никто не делал прежде, но и уложиться в сжатые сроки. По мере обсуждения они все больше понимали, что, несмотря на серьезность препятствий, ни одно из них не кажется непреодолимым. Крафт, удовлетворенный совещанием, отослал команду обсуждать дело дальше, напомнив им: «Только между собой». И велел вернуться завтра с ответом, полученным после детального обдумывания и нормального сна.

На следующий день, когда помощники вернулись к нему в кабинет, их ответ оказался не тем, которого Крафт ждал.

– Мы считаем, что идея отличная, – сказал Тиндалл. – Неизвестно, сможем мы сделать это или нет, но стоит попытаться.

Крафт кивнул, но Тиндалл продолжал:

– Мы хотим совершить одну вещь, которую ты не упомянул и которая тебя, возможно, обеспокоит. Мы не просто хотим полета к Луне. Мы хотим выйти на орбиту вокруг Луны.

Крафт растерялся. Глядя на инженеров, он сделал самое важное, что входило в сферу его ответственности, – задал главный вопрос:

– Почему вы хотите увеличить риск?

Ответ был наготове. Полет к Луне требовал изрядных ресурсов и подготовки, и лететь туда лишь для того, чтобы обогнуть Луну, поглядеть на ее обратную сторону и вернуться домой, – это ведь пустая трата сил. Да, выход на орбиту вокруг Луны означает, что SPS должен сработать безупречно, но от двигателя это потребуется в любом последующем полете к Луне, и его хорошенько испытают на «Аполлоне-7». Если вы не доверяете машине ее работу, то зачем ее вообще создавали?

Крафт и руководство НАСА были не очень-то уверены в надежности SPS – отчасти потому, что слишком упорно думали о статистической сводке, которую НАСА в последнее время часто оглашало перед прессой. В командном и служебном модуле 5,6 млн деталей, говорило агентство, а это значит, что, даже если все они будут работать на 99,9 % безупречно, целых 5600 деталей могут отказать. Это шокирующее число в основном было призвано поразить публику сложностью работы, которую выполняло космическое агентство, однако инженеры НАСА знали, что эта статистика бессмысленна, поскольку никто никогда не пошлет человека в космос на космическом корабле с надежностью в 99,9 %. От приличной конструкции требовалось три или четыре девятки справа от десятичной запятой. Не менее важная причина иметь в CSM миллионы компонентов состояла в том, что многие из них были запасными или резервными или даже резервными к резервным. Они не вступали в работу, если только не откажут те компоненты, которые они подстраховывают.

Инженеры НАСА были уверены в двигателе. Его топливом был не жидкий кислород, смешиваемый со взрывоопасным веществом вроде керосина или жидкого водорода, для которого требовалась бы система зажигания. Вместо этого SPS использовал самовоспламеняющуюся топливную пару – в данном случае аэрозин-50 и четырехокись азота, которые нужно всего лишь свести вместе внутри камеры сгорания и они тут же вспыхнут и дадут тягу. А для того, чтобы без проблем доставить оба компонента топлива в нужное место, в главном двигателе не будут использоваться турбонасосы, склонные к отказу. В SPS компоненты топлива подавались давлением газа наддува – гелия.

Если двигатель достаточно надежен для выхода на орбиту (а инженеры Крафта полагали, что да), то была еще одна причина не ограничиваться облетом. Американские беспилотные зонды – посадочные аппараты для жесткой и мягкой посадки и спутники Луны – давно уже испытывали на себе непредсказуемость лунного притяжения. Гравитационное поле Луны было неравномерным и имело участки с притяжением больше обычной величины в одну шестую земной гравитации, которые могли сбить корабль с курса. Такие неравномерности объяснялись концентрациями массы – «масконами» – остатками метеоритов из тяжелых металлов, которые давным-давно врезались в Луну и ушли под ее поверхность. Масконы не представляли никакой опасности в течение миллиардов лет, однако при появлении над ними аппарата с Земли простирали свои невидимые гравитационные руки и непредсказуемым образом встряхивали его.

– Каждый раз, когда мы рассчитываем траектории с помощью имеющихся гравитационных моделей Луны, мы промахиваемся на три километра, – сказал Тиндалл Крафту. – Однако если поместить на орбиту командный модуль, то мы сможем подобрать эмпирический набор формул, который поможет правильно предсказывать орбиту.

Десять витков казалось вполне приличным количеством для корабля, обращающегося вокруг Луны. Это позволяло собрать хороший набор данных о масконах, не говоря уже о тщательной фоторазведке поверхности, которую можно будет использовать для планирования посадки на Луну.

Тиндалл знал, что для его начальника этот аргумент будет иметь особый вес. Орбитальный полет повышал риск для «Аполлона-8», зато снижал его для всех последующих лунных «Аполлонов». Простая арифметика, а Крафт арифметику любил.

После некоторого обсуждения Крафт отпустил Тиндалла и его команду добывать нужные цифры и делать дальнейшие расчеты, которые подтвердили бы, что они смогут выполнить свою часть планирования. На это требовалась пара дней, которые, как полагал Крафт, были нужны и ему, и остальным.

В конце недели он вызвал к себе того единственного человека, в чьем мнении нуждался больше всего: Джина Кранца. Кранц стал настолько весомой фигурой в общей деятельности ЦУП, что ему не хватало времени сидеть за пультом во время каждого полета. Вместо этого он теперь работал на каждом втором полете, исполняя роль руководителя на полетах с нечетными номерами; это значило, что не он будет главным при полете «Аполлона-8». Крафт этому только радовался: Кранц ему нужен был для того, чтобы помочь спланировать полет и вообще определить, возможен ли он.

Когда Кранц появился, Крафт перешел сразу к делу.

– Мы готовим предложение перенести полет к Луне на декабрь, – просто сказал он. Кранц не ответил, и Крафт продолжил: – Возвращайся к себе, а завтра утром скажешь мне, кто должен планировать полет и есть ли причины, из-за которых этого делать не следует.

Однако Кранц не стал дожидаться следующего утра, так что он прямо с телефона Крафта позвонил Бобу Эрнуллу, своему главному компьютерщику. Эрнулл поспешил в кабинет Крафта, где узнал, что затевают его начальники. На вопрос Крафта о том, справятся ли программисты с нужными расчетами, Эрнулл ответил лаконично:

– Крис, если ты отдашь мне все компьютеры в здании 12 и здании 30 на все выходные, я дам тебе ответ в понедельник.

Компьютеры и требуемый срок Эрнуллу обеспечили, и в понедельник он уже отчитывался перед начальниками. Да, сказал он, дело выполнимо. Если остальные подготовительные работы благополучно завершатся к запуску, то его компьютеры сумеют вывести «Аполлон-8» на лунную орбиту, а главное, потом вернут корабль на Землю.

Шаг за шагом, система за системой – рычаги американской лунной машины приводились в действие, шестеренки мало-помалу начинали вращаться. Оставалась финальная проблема, самая крупная и самая громкая, самая значимая из всех: «Сатурн-5». Не будет ракеты – не будет и полета к Луне.

Как только Эрнулл дал подтверждение, Гилрут немедленно встретился с Лоу и Крафтом и сказал им:

– Прежде чем взяться за дело, нужно взять в оборотВернера.

Он снял телефонную трубку и позвонил в офис Вернера в Центре космических полетов имени Маршалла в Хантсвилле, штат Алабама, – там спроектировали «Сатурн-5» и делали для него некоторые части.

Гилруту ответила секретарь главного конструктора.

– Он на совещании. Передать ему, чтобы перезвонил?

– Нет, – ответил Гилрут. – Пусть подойдет к телефону прямо сейчас.

Удивленная секретарь ушла звать фон Брауна. Когда он поднял трубку и сказал «алло», Гилрут сообщил ему, что они с Лоу и Крафтом хотят приехать поговорить.

– Пожалуй, я смогу встретиться с вами завтра, – предложил фон Браун.

– Нет, надо увидеться немедленно.

– То есть?

– Мы прилетим прямо сейчас и поговорим, – ответил Гилрут и положил трубку, прежде чем фон Браун успел возразить.

Крафт, глядя на Гилрута, не мог сдержать улыбку. Он знал, что в его работе была некая ковбойская составляющая, и старался никогда не допускать, чтобы возбуждение от работы повлияло на решения. Однако сегодня Крафт ничего не мог поделать. Он позвонил, чтобы сделали бутербродов, забрал их с собой, а затем он, Гилрут и Лоу запрыгнули в самолет «Гольфстрим», на котором летали из Хьюстона в Хантсвилл или на Канаверал. Крафт ненавидел «Гольфстрим». Космическое агентство запускает ракеты к Луне, и при этом его бюджет не позволяет приобрести реактивный самолет для руководства, так что каждый раз, когда надо куда-то слетать, приходится терпеть оглушающе громкие пропеллеры «Гольфстрима». Даже сейчас, в возрасте всего 44 лет, Крафт чувствовал, что от самолета у него портится слух. Впрочем, сегодня он был согласен потерпеть.

Добравшись до Хантсвилла, все трое прошли прямиком в кабинет фон Брауна, но даже не присели – наоборот, подняли фон Брауна с места, увели его в конференц-зал и закрыли дверь, чтобы поговорить в полной изоляции. Фон Брауну рассказали о новых планах на «Аполлон-8» и спросили, возможно ли подготовить ракету к сроку. Ответ был ясен по лицу фон Брауна. К «Сатурну-5» он относился почти с отеческой любовью; подобно тому как надежды отца могут неразрывно переплетаться с достижениями сына, чаяния фон Брауна были неотделимы от его машины. Идея о полете к Луне еще в текущем году оказалась непреодолимо заманчивой. Его первый «Сатурна-5» слетал безупречно, второй во многом сорвал задание. На третьем таких ошибок не будет.

– Да, – ответил посетителям главный конструктор. – Да, мы подготовим ракету к сроку.

Затем настал черед главного препятствия – вернее, трех препятствий, и ни одно из них не имело отношения к технике. Все разговоры о полете к Луне не имели смысла, если планы на «Аполлон-8» не одобрят администратор НАСА Джеймс Уэбб, его заместитель по пилотируемым полетам Джордж Миллер и президент Линдон Джонсон. Уэбб и Миллер находились на международной конференции в Вене, и, когда Лоу позвонил в Европу и наконец поставил их в известность, что инженеры в Хьюстоне все это время обсуждали возможность перекроить планы полетов, оба босса пришли в ярость. Лоу не собирался раскрывать начальству план до того, как будет убежден в выполнимости лунного полета: так было проще убедить их, что идея тщательно просчитана и продумана. Однако звонок в Европу вызвал обратную реакцию: впечатление было такое, будто агентство подняло бунт за спиной начальства.

– Этого делать нельзя! – рявкнул Миллер. – С ума посходили!

Уэбб бушевал еще больше:

– Ты пытаешься изменить весь курс программы, пока меня нет в Америке? – не веря своим ушам, спросил он. Уэбб был не тот человек, чтобы отвергать амбициозные проекты и уж тем более воспринимать их как мятеж, но то, что сделал Лоу со своими присными, очень на это походило. Тем не менее он услышал аргументы в пользу плана и согласился не ставить крест на проекте до возвращения домой. Он вернется 22 августа и сразу по приезде встретится со всеми заговорщиками, планировавшими лунный полет.

Урочный день настал, Уэбб с Миллером приехали в Хьюстон, желая, но никак не ожидая, что их убедят в пользе дела. На состоявшемся совещании повторилась та же сцена, которая раз за разом повторялась в Хьюстоне в течение предыдущих недель: один или двое слушателей, скептически настроенные, молча и внимательно слушали излагаемое, а затем мало-помалу поддавались обаянию целеустремленности, открывающимся перспективам, дерзости плана. И точно так же, как слушатели на предыдущих совещаниях, они в итоге согласились, что настало время – и есть причины – серьезно рискнуть.

Убедить Миллера оказалось сложнее, чем Уэбба, однако в действительности решал голос последнего. Руководитель НАСА чувствовал себя связанным обещанием, которое дал себе в ноябре 1963 г., после убийства президента, доверившего ему руководство космической программой США: он тогда поклялся, что доставит американцев на Луну к 1970 г., даже если для этого придется крупно рисковать.

Уэбб согласился донести план до Джонсона вместе со своими рекомендациями к одобрению его президентом. Он не сомневался, что Джонсон, при его общей расположенности к космической программе, быстро согласится. И Уэбб не ошибся.

Телефонный звонок, оторвавший от дел Фрэнка Бормана, Джима Ловелла и Билла Андерса на заводе North American в калифорнийском городе Дауни, был неприятной помехой. На подготовку к запуску «Аполлона-9» у экипажа оставалось меньше семи месяцев, они провели еще очень мало тренировок в своем командном модуле, а Билл Андерс не успел и близко подойти к лунному модулю.

И все же, когда техник позвал Бормана к телефону и сказал, что звонит Слейтон, не ответить на звонок было невозможно. Буркнув «продолжайте» в адрес Ловелла и Андерса, Борман поспешил к выходу. Через несколько минут он сообщил, что его срочно вызвали в Хьюстон, неизвестно почему. Только на следующий день, вернувшись в Дауни, Борман передал экипажу то, что сказал ему Слейтон.

– Летим раньше, в декабре, – произнес он, начав с менее значительной новости. Ловелл и Андерс слегка удивились. – На орбиту вокруг Луны.

Удивление переросло в потрясение, однако оба астронавта лучились радостью.

– Чья была идея? – не веря своим ушам, спросил Ловелл.

– Дика, Крафта – да, пожалуй, всеобщая, – ответил Борман. – Они хотят полет, и чтобы он состоялся до конца года. У нас 16 недель на тренировки.

– Мало, но успеем, – заметил Ловелл, и Борман согласно кивнул.

– Да ведь LM не готов, – вмешался Андерс.

Этого-то Борман и боялся.

– Никакого лунного модуля, – ответил он. – Только командно-служебный.

Андерс мгновенно помрачнел, затем собрался с духом, выдавил улыбку и кивнул. И все же разочарование было слишком явным. Луна – это прекрасно и даже чудесно, но лишиться лунного модуля для него было все равно что лишиться ноги или руки. Либо ты специалист по командному модулю, либо по лунному. Андерс изучал LM и был на этом пути впереди любого, а теперь его место займет другой и будет следующие 16 недель тренироваться в управлении посадочным аппаратом, пока Андерс переключится на менее сложный и менее интересный командный модуль.

И все же он не отрицал, что быть членом экипажа во время первого полета к Луне – миссия историческая. Частью нового задания для Андерса, как объяснил Борман, станет фотографическое и визуальное наблюдение возможных участков для посадки на Луну – для этого и пригодятся познания Андерса в геологии. Это будет критически важной частью полета, поскольку никто пока не мог точно определить свойства гладких равнин – так называемых морей – на поверхности Луны, которые планировалось использовать в будущих полетах. Были ли это действительно ровные места, пригодные для посадки, или же каменистые поля, которые могут затруднить посадку лунного модуля на финальной стадии спуска. А кроме того, если Андерс летит прямо сейчас, так рано в графике лунной программы, то в будущем, возможно, ему выпадет шанс слетать туда еще раз, уже в кресле командира. В итоге Андерс все же решил, что Борман принес хорошую новость, хотя и не идеальную.

Андерсу еще предстояло сообщить удивительную новость семье. Борман упомянул, что в Хьюстоне уже сказал Сьюзен и сыновьям о перемене планов, и семья немедленно – и даже без особого волнения – их одобрила. Андерс решил, что его близкие отреагируют примерно так же.

Валери Хорд вышла за него замуж в 1955 г., и теперь у них было пятеро детей – четверо мальчиков и девочка – возрастом от четырех до 11 лет. Валери изначально знала Билла лишь как моряка – она заметила его в свои 16 лет, когда 19-летний Билл учился в Военно-морской академии. Они познакомились совершенно невероятным образом: Билл приехал на каникулы из Аннаполиса домой в Сан-Диего и пригласил на свидание местную девушку. Девушка согласилась, но только с условием, что позовет свою подругу по имени Валери. Андерс не стал возражать и в скором времени нисколько об этом не жалел: к Валери он проникся большей симпатией, чем к приглашенной им девушке, и Валери отвечала ему тем же. Как и многие влюбленные пары в военных академиях, Билл и Валери поженились сразу после его выпуска.

Став женой летчика даже раньше, чем по возрасту получила право голосовать, Валери с тех пор научилась невозмутимо принимать новые назначения мужа, и полет к Луне не стал исключением. Дети тоже отнеслись к новости спокойно: они выросли в квартале астронавтов, ходили в школу с детьми других пилотов, и даже самые младшие из них мало что знали за пределами своего круга.

– Знаете, что приводит детей в восторг? – спрашивал Андерс у друзей, когда те впадали в излишнее восхищение от того, чем он занимается. – Когда у других детей папа – пожарный!

Один лишь Ловелл получил бурную реакцию семьи в ответ на новость о том, что летит на Луну. Они с Мэрилин планировали свозить своих двух сыновей и двух дочерей, которым сейчас было 15, 13, 19 и два года, на рождественские каникулы в Акапулько, и Мэрилин уже начала покупать одежду и пляжные принадлежности для поездки. Однако НАСА распорядилось праздничным календарем Ловелла по-своему.

– Мы вроде собирались в Акапулько? – спросил он у Мэрилин, вернувшись домой из Калифорнии.

– Да, – настороженно ответила Мэрилин.

– Я тут подумываю наведаться в другое место.

– Это куда же?

– На Луну, – ответил Ловелл.

Мэрилин против желания улыбнулась.