Глава 6
1967–1968 гг.
Пока Луна вдруг не стала опять недосягаемой, никто в полной мере не осознавал, сколько очарования и надежды было в мечте ее достичь. Плотный график событий, все больше приближающих высадку на Луну, подстегивал и не давал расслабиться, один космический полет сменялся другим, календарь соответствовал ожиданиям – и довольно долго казалось почти очевидным, что НАСА успеет к сроку, поставленному президентом Кеннеди. Теперь все кончилось; до назначенного рубежа оставалось меньше трех лет, а полеты, по крайней мере на время, были прекращены. Хуже того: все происходило на фоне масштабных осложнений далеко за пределами НАСА.
1967 г., начало которого ознаменовал стремительный буйный пожар на мысе Кеннеди, мало-помалу становился свидетелем более крупных очагов огня, разгоравшегося по всей стране. Как бы ни гордился Линдон Джонсон своим Законом об избирательных правах и Законом о гражданских правах, эти законы слишком мало значили, если люди, для блага которых они принимались, по-прежнему страдали от бедности на земледельческом Юге и в унылых нищих гетто на Севере США. Тем рекордно жарким летом в более чем 150 американских городах вспыхнули расовые волнения и во многих местах начались пожары. В конце июля горел Нью-Йорк – в Гарлеме, известном жесткой сегрегацией, переворачивали и поджигали автомобили. В Ньюарке пламя бушевало в течение шести чудовищных дней; в результате волнений погибло 26 человек, около тысячи получили ранения. Следом был Детройт – 43 человека погибли, 1189 раненых, около 7200 арестованных. Пожарные не сумели справиться примерно с сотней кварталов, которые быстро сгорели дотла: пламя подхватил налетевший ветер, достигавший 40 км/ч.
В октябре начали появляться сполохи и другого огня: более 100 000 антивоенных активистов, недовольных бесконечными боевыми действиями в Юго-Восточной Азии, в антивоенном марше двинулись на Вашингтон, начав с мемориала Линкольна и потом перебравшись через реку Потомак к Пентагону. Они пылали ненавистью к Джонсону и его вьетнамской авантюре, лозунги на плакатах были беспощадны: «Президент, сколько детей ты сегодня убил?» Или еще хуже: «Где же Освальд, когда он так нужен?» Убийца Кеннеди, как и сам Кеннеди, давно покинул этот мир, но кровь, с которой началось президентство Джонсона, словно вновь хлынула волной, грозя накрыть Джонсона навсегда.
Внутри НАСА настроения были столь же мрачными. Все понимали, что 1967 г. будет провальным, по крайней мере по количеству американских астронавтов, ушедших в полет. В агентстве, знаменитом своей бравадой, появились сомнения. Да и как могло быть иначе? Успех лунной программы теперь зависел от космического корабля, который в буквальном смысле оказался смертельной западней, от ракеты «Сатурн-5», которая еще ни разу не доставила человека на орбиту, и от лунного модуля, который даже не был изготовлен.
Несмотря на эти отсрочки, многие в НАСА все же с нетерпением мечтали увидеть «Аполлон» в действии – и прежде всего сами астронавты, включая Фрэнка Бормана.
Борман сам принял решение выйти из программы «Джемини» задолго до ее окончания – и все ради того, чтобы с самого начала получить преимущество на «Аполлоне». Однако к 1968 г. Фрэнк уже третий год сидел на Земле без задания: единственным его полетом в космос оставался полет на «Джемини-7». Джим Ловелл, Джон Янг, Пит Конрад и Том Стаффорд успели сделать на своих винтовках по две зарубки: каждый из них слетал в космос сначала в правом кресле, а затем в левом. Программа «Джемини» завершилась полетом «Джемини-12» под командованием Джима Ловелла, прежде слетавшего в космос вместе с Фрэнком и под его командованием, и этот последний полет стал поистине безупречной концовкой для двухместных кораблей. Среди астронавтов – крайне честолюбивой братии – слетавшие дважды все больше воспринимались как звезды грядущей программы «Аполлон», на фоне которых Борман и прочие, кому выпало слетать в космос всего один раз, стали выглядеть второсортным материалом.
Что еще хуже, в НАСА пошли упорные слухи, что умница Боб Гилрут – один из основателей космического агентства и директор Центра пилотируемых кораблей в Хьюстоне – задумал снять Бормана с полетов насовсем. Вскоре после пожара стало ясно, что Джо Ши, возглавлявший почти с самого начала отдел по «Аполлону», должен уйти. В том, что «Аполлон» на ранних стадиях разрабатывался так неуклюже, был виноват не только Ши. Однако большинство сходилось на том, что если повседневный надзор за программой был бы обязанностью кого-нибудь вроде Криса Крафта или Джина Кранца, то порядок удалось бы навести раньше, а плохую работу замечали бы на более ранних стадиях. Возможно, Гриссома, Уайта и Чаффи это не спасло бы, но шансы на выживание у них были бы выше.
В апреле Ши был переведен на кабинетную работу в головной офис НАСА в Вашингтоне. Перевод он справедливо воспринял как ссылку и в июле уволился из агентства. Его временно заменили Джорджем Лоу, заместителем Гилрута, однако с постоянным назначением тянуть было нельзя. Гилрут, с его общепризнанной способностью распознавать таланты и убеждать людей принять нужную должность, затруднился бы толком определить, какие качества он желает видеть в новом руководителе программы «Аполлон», однако при виде нужного человека он уж точно остановил бы на нем взгляд – и когда наводили порядок после пожара, он остановил взгляд на Бормане.
То, как Борман выполнял свою работу на заводе в Дауни, Гилрут высоко ценил, и вскоре в НАСА уже не было секретом: Гилрут надеется, что астронавт откажется от мечты полететь к Луне и вместо этого возглавит программу, по которой в космос будут летать другие. Однако у Бормана было на уме другое: от полетов его уже когда-то отстраняли из-за барабанной перепонки, и вновь сидеть на Земле – на этот раз из-за того, что умеет хорошо работать, – он не собирался. Как только в Дауни ему стало нечего делать, Борман вернулся в режим подготовки и с головой ушел в плотный график тренировок: не только наверстать упущенное, но и показать всем желающим, что в НАСА он пришел пилотировать космические корабли, а не конторский стол.
В конце концов Гилрут вызвал Бормана к себе и, недолго думая, заявил:
– Знаешь, Фрэнк, мне очень хочется, чтобы ты вел программу «Аполлон».
Борман устремил на Гилрута почтительный взгляд, но не произнес ни слова, надеясь, что молчание будет красноречивее.
Видимо, так и вышло. Гилрут мгновенно почуял, куда клонится дело, и по обыкновению решил направить разговор так, чтобы обе стороны расстались в уверенности, что решение принято верное. Выдержав паузу, он продолжил:
– Однако я также знаю, что ты хочешь летать, и при этом у тебя нет административного опыта, который нам сейчас нужен.
Борман медленно кивнул в ответ, изо всех сил стараясь выказать искреннее разочарование от такой неприятной новости.
Не теряя времени, Гилрут сказал ему, что много думал об этой должности и решил, что ее, пожалуй, можно поручить Лоу на постоянной основе.
– Однако, – добавил он, – если это тебя интересует, я изменю решение.
– Нет, – чуть поспешнее, чем нужно, ответил Борман. – Я совершенно с вами согласен.
Они пожали друг другу руки в знак согласия, и таким образом Борман официально вернулся в график подготовки.
* * *
В начале 1968 г., через год после пожара, наконец появились предварительные назначения для первых нескольких «Аполлонов». Астронавты НАСА ждали этой минуты с таким же нетерпением, с каким старшеклассники ждут распределения интересных поручений на первом классном часе, однако Борман, увидев доставшееся ему назначение, пал духом. Несмотря на блестящую репутацию, несмотря на добросовестную работу в Дауни, несмотря на то, что глава Центра пилотируемых кораблей собирался поставить его руководить всей программой «Аполлон», ему вновь выдали самое дерьмовое задание.
В первый полет, как и прежде, должны были отправиться Уолли Ширра, Донн Айзли и Уолт Каннингем: им предстояло первыми опробовать «Аполлон» на околоземной орбите. Никто пока не знал, какой именно номер будет иметь тот или иной полет, – многое зависело от того, сколько непилотируемых испытательных пусков потребуется ракете «Сатурн-5», однако все сходилось к тому, что экипаж Уолли Ширры станет известным как «Аполлон-7».
После этого ветераны «Джемини» Джим МакДивитт и Дейв Скотт вместе с новичком Расти Швейкартом из третьего набора астронавтов должны были полететь на «Аполлоне-8», испытывая одновременно и корабль «Аполлон», и лунный модуль LM, тоже на околоземной орбите. Даже для тех, кому не терпелось оторваться от родной планеты и взмыть к Луне, «Аполлон-8» был бы желанным заданием – в первую очередь из-за возможности первыми испробовать LM в деле.
Лунный модуль, даже по самому благожелательному определению, был сумасшедшим агрегатом, отличавшимся от любого прежде известного самолета или пилотируемого космического корабля. Даже аппараты, предназначенные для выхода за пределы Земли и полета в космосе, должны были для начала пройти сквозь атмосферу. Это значило, что у них должна быть определенная эстетичная элегантность, та самая форма – гладкая, остроносая, стреловидная, – которая необходима для того, чтобы создавать подъемную силу и сводить сопротивление воздуха к минимуму. Однако для LM ничего такого не требовалось. Запрятанный в самую верхнюю часть ракеты-носителя «Сатурн-5», он долетит в ней до космоса и увидит звездный свет лишь за пределами околоземной орбиты, на пути к Луне, когда корабль «Аполлон» достанет его из ракеты. Это значило, что его можно проектировать строго для конечной цели – полета сквозь безвоздушное космическое пространство, посадки на Луну и последующего взлета.
В итоге никакой элегантности в нем не наблюдалось: четырехногий, семиметровой высоты, модуль походил на монструозное насекомое. Треугольные иллюминаторы напоминали пару злобных глаз, а трапециевидный «рот» служил люком, через который астронавтам предстояло выбираться на трап и по нему спускаться к лунной поверхности. Сверху корабль был покрыт морщинистым отражающим слоем теплоизоляционного материала, который также выполнял роль стен для кабины экипажа: стены были толщиной примерно в три слоя алюминиевой фольги.
Для лунного модуля вес был решающим параметром, поскольку даже «Сатурн-5» имел ограничения. С самого начала конструкторы фирмы Grumman Aircraft в Бетпейдже на острове Лонг-Айленд всеми силами старались сделать аппарат как можно более эффективным, при этом избавляясь от каждого лишнего грамма.
В некотором отношении дело облегчалось тем, что LM состоял из двух ступеней. Первой его задачей было сесть на Луну, для чего требовались четыре ноги и мощный двигатель посадочной ступени. А для последующего взлета нижняя часть корабля могла служить стартовой платформой. Пироболты и система резаков разрывали связи и кабели между нижней и верхней частью, после чего двигатель взлетной ступени поднимал часть корабля – то есть практически кабину с экипажем – обратно на окололунную орбиту.
Кабина предполагалась как можно более спартанская. Кресла весили бы слишком много, и от них попросту отказались – ведь LM предназначался для работы в невесомости или в условиях лунной гравитации, составляющей одну шестую от земной, так что экипажу можно было просто стоять. Это позволило отказаться и от панорамных иллюминаторов, изначально планировавшихся конструкторами: они, конечно, максимально расширили бы экипажу обзор, но весили бы слишком много. Если астронавты стоят, то могут и прижаться носом – или лицевой частью шлема – к небольшим треугольным иллюминаторам и получить тот же обзор.
Кабели для модуля использовались самые тонкие, что тоже давало небольшой вклад в экономию веса, однако при этом они были хрупкими и при небрежном обращении рвались, как паутина. Чтобы еще больше облегчить модуль, конструкторы обработали все металлические поверхности способом, который назвали химической фрезеровкой: с металлических поверхностей химикатами вытравили где полмиллиметра толщины, где четверть миллиметра. Эта кропотливая работа давала очень небольшую разницу для любого конкретного участка, зато в объеме всего корабля экономия получалась заметной.
Сооружение, похожее на оригами из фольги, должно было отправиться в первый полет вместе с «Аполлоном-8». МакДивитту и Швейкарту предстояло забраться внутрь, отделиться от «Аполлона» и сделать несколько витков по орбите, пока Скотт будет в одиночку пилотировать командный модуль. Если бы по какой-нибудь причине LM не смог воссоединиться с «Аполлоном», на Землю вернулся бы один Скотт: в отличие от командного модуля, имеющего прочный теплозащитный экран, лунный модуль при попытке входа в атмосферу сгорел бы, как бумага. Непосвященным наблюдателям за пределами НАСА все это упражнение могло показаться очередной прогулкой вокруг Земли, однако астронавты отлично знали, какое сложное маневрирование для него потребуется, и Скотт стал называть предстоящий полет «миссией для экспертов».
Затем наставала очередь Бормана – ему как командиру вновь досталось левое кресло, что очень его радовало. В среднем располагался приветливый Майк Коллинз, а правое предназначалось для Билла Андерса, энергичного новичка из третьего набора. Борман не очень-то знал Андерса, однако за новеньким уже закрепилась репутация «вундеркинда лунного модуля»: он поставил перед собой цель изучить странный аппарат лучше конструкторов, его создавших. Если команда МакДивитта благополучно исполнит все намеченное, Борману ничто не мешало бы лететь к Луне. Однако, к его великому разочарованию, программа «Аполлона-9» почти полностью повторяла программу «Аполлона-8».
Экипажу предписывались все те же рутинные процедуры при сходном количестве орбитальных витков; отличие было лишь в том, что «Аполлону-9» предстояло закончить полет подъемом на высоту 6400 км и отработать вход в атмосферу с большой высоты – такой же, какой ожидал астронавтов при возвращении с Луны. Дело было нешуточным. «Джемини» летали по околоземной орбите на скорости 7800 м/с и затем возвращались в атмосферу, «ударив по тормозам» и замедлив движение так, что оно уже не могло поддерживать корабль на орбите. «Аполлон» же, возвращаясь с Луны, ворвется в атмосферу на скорости почти 11 200 м/с, метя в узкую «замочную скважину» в небе шириной всего в пару градусов. Если спуск будет слишком крутым – корабль сгорит в атмосфере, слишком пологим – корабль отскочит от нее, как камешек от поверхности озера, и унесется в космос навсегда.
Борман не понимал, почему бы экипажу МакДивитта в конце полета не отработать заодно и спуск с большой высоты. Неужели три «эксперта» не хотят эффектного финала для своего космического путешествия? Первый полет лунного модуля – историческое событие, второй будет простым дублированием. Однако после пожара осторожный народ из службы планирования полетов не так уж рвался рисковать. Покорение Луны теперь было расписано как медленный, постепенный процесс: попасть в окрестности Луны прежде десятого, одиннадцатого, двенадцатого «Аполлона» (а то и более поздних) можно было даже не мечтать.
Для Ловелла, однако, перспективы «Аполлона» были куда заманчивее. В полете «Аполлона-9» под командованием Бормана ему отводилась небольшая роль дублера Коллинза на случай, если того вычеркнут из списка. Вероятность этого была невелика: Коллинз славился отличным здоровьем и не был замечен в пьянстве или склонности гонять автомобиль на бешеных скоростях, как некоторые другие астронавты. Если его определили в полет, шансы выбыть у него были невелики.
Это значило, что Ловелл выйдет на старт в более поздний и ощутимо более завидный полет – на «Аполлоне-12», в центральном кресле между Нилом Армстронгом слева и Баззом Олдрином справа. Пока еще было неизвестно, предстоит ли «Аполлону-12» посадка на Луну, но если да – то Ловеллу по роли предстояло ожидать на лунной орбите, пока Армстронг и Олдрин спустятся в лунном модуле и покроют свои ботинки лунной пылью. В любом случае «Аполлон-12» мог легко стать полноценным путешествием к Луне и уж точно более увлекательным приключением, чем рутинное обращение на привязи по околоземной орбите, отведенное Борману. По всему выходило, что более продолжительное знакомство с «Джемини» было более выгодным.
* * *
Какой бы отличной ни была работа фирмы Grumman по проектированию и изготовлению лунного модуля, никакого полета ждать не приходилось, если ракета-носитель «Сатурн-5», создаваемая множеством других подрядчиков, не сумеет оторваться от Земли – а заставить ее взлететь было делом непростым.
Путешествие от флоридской стартовой площадки к лунным равнинам означало по сути, что нужно использовать очень большую ракету, способную заставить очень большой полезный груз развить очень, очень высокую скорость – с такой скоростью не передвигался еще никто из людей. Для этого требовалась ракета, каких прежде не делали, и НАСА не упускало случая напомнить потрясенному миру размеры новоизобретенного монстра. «Сатурн-5» имел высоту более 110 м – как 36-этажный дом, почти на 20 м выше статуи Свободы и длиннее поля для американского футбола вместе с очковыми зонами.
Вес монстра впечатлял не меньше. «Сатурн-5» с полными баками горючего весил почти 3000 т, на треть больше эскадренного миноносца; только обычный эсминец, пленник гравитации, плавал на брюхе по поверхности океана, а «Сатурн-5» умел летать.
Каждый из пяти двигателей первой ступени гигантской ракеты потреблял в секунду 3 т керосина и жидкого кислорода, сжигая больше 500 т за те 162 с, которые ступень должна была прожить в полете. На высоте 66 км первая ступень отделялась и очередь переходила ко второй – здесь пять двигателей меньшей мощности сжигали почти 1,3 млн л горючего всего за 386 с. После этого наступал черед третьей ступени с одним-единственным двигателем, которая вытаскивала астронавтов на околоземную орбиту. Позже его предполагалось запустить еще раз – для рывка к Луне.
Эта необыкновенная машина была еще и необыкновенно опасна. Когда запускалась первая ступень и ракета только начинала подниматься со стартовой площадки, двигатели работали на уровне 160 млн лошадиных сил – столько энергии вырабатывали бы все реки и ручьи США, направленные на одну-единственную гидротурбину. Рев «Сатурна-5», взлетающего со стартовой площадки, из всех рукотворных звуков мог бы перекрыть только ядерный взрыв. А на случай, если бы ракета отказалась повиноваться командам и взорвалась на старте, физики имели наготове надежные оценки: взрыв породил бы облако пламени 430 м в диаметре, которое горело бы 33,9 с с выделением температуры более 1370° C.
Первый пуск этой монструозной машины – полетное задание называлось «Аполлон-4» – состоялся утром 9 ноября 1967 г. Зрелище было потрясающим. Зрители собрались на побережье Флориды такой толпой, какая обычно собиралась ради пилотируемых стартов, и получили свое.
– Да здесь все здание трясется! Здание трясется! – кричал Уолтер Кронкайт из временной студии, находившейся в 5 км от стартовой площадки. Кронкайт всегда реагировал на ракеты так, как ребенок реагирует на дизельные локомотивы, и не очень-то этого стеснялся. Внутри импровизированной студии съемочное окно, выходящее на стартовую площадку – специально сделанное широким, чтобы репортеры лучше видели описываемое, – начало дребезжать в раме, и съемочная группа кинулась его удерживать. Кронкайт, явно в восторге от происходящего, бросился на помощь.
– Рев оглушительный! – объявил он, когда грозный звук стал слышен зрителям. – Большое стеклянное окно дрожит, мы держим его руками! Глядите, что ракета делает! У нас тут кусок крыши обваливается!
В пультовой, то есть в Центре управления запуском на мысе Кеннеди, было не спокойнее. Осыпающаяся с потолка штукатурка падала на пульты, где обычно не допускалось ни единой пылинки. Рев двигателей, который достигал 135 или 140 дБ, превышая болевой порог, порождал тектонические вибрации, регистрируемые сейсмометрами даже в Нью-Йорке. Его можно было ясно слышать и в хорошо укрепленном здании. Операторы за пыльными пультами радостно вопили, и сам Вернер фон Браун, наблюдавший за пуском в бинокль через самое прочное окно, позволил себе момент ликования.
– Давай, детка, давай! – кричал этот конструктор-немец, от которого ни единая живая душа раньше не слышала слово «детка».
Меньше чем через 12 минут третья ступень «Сатурна» вместе с беспилотным кораблем «Аполлон» вышли на околоземную орбиту и оттуда продемонстрировали все, что от них требовалось. «Аполлон» слал в Хьюстон сигналы о нормальной работе всех систем, так что руководство понимало: астронавты, будь они на борту, чувствовали бы себя отлично. После неполных трех часов – или двух витков – полета третья ступень включилась еще раз, выталкивая «Аполлон» с безопасной 185-километровой орбиты на головокружительную высоту в 17 200 км. После этого командный модуль отделился и выполнил безупречный высокоскоростной акробатический вход в атмосферу, приводнившись менее чем в 16 км от заданного места в районе Гавайских островов.
– Самая лучшая именинная свечка за всю мою жизнь! – восторженно заявил репортерам, выходя из зала управления, помощник фон Брауна Артур Рудольф, которому в тот день исполнилось 60 лет.
Однако этот идеальный полет остался последним счастливым подарком, полученным НАСА от новой гигантской ракеты.
Всего через два месяца состоялся запуск «Аполлона-5». На этот раз меньшая по размерам двухступенчатая ракета «Сатурн-1Б» вывела на орбиту лунный модуль (уважительно названный LM-1), который призван был продемонстрировать НАСА работу этого маленького посадочного аппарата. Можно счесть за предзнаменование тот факт, что использовалась верхняя ступень «Сатурна-1Б», которая предназначалась для космического полета Гриссома, Уайта и Чаффи: в вечер гибели экипажа она находилась под кораблем. При пожаре ракета не пострадала, и в условиях, когда Конгресс собирался растерзать НАСА за любой намек на лишнюю трату материала, космическое агентство не собиралось отправлять в утиль исправную вещь только потому, что она оказалась «несчастливой».
При этом весь полет казался сплошной неудачей. «Сатурн-1Б», выполнив свою нехитрую задачу, вывел LM на орбиту, однако посадочный модуль показал себя не с лучшей стороны. Его бортовой компьютер неправильно воспринимал посылаемые с Земли команды, из-за чего двигатель посадочной ступени отключился раньше времени. А когда отделилась взлетная ступень, компьютер тоже дал сбой и не зафиксировал тот факт, что корабль лишился половины своей массы, так что взлетная ступень во время движения по орбите кувыркалась, тщетно пытаясь восстановить равновесие в ошибочной уверенности, будто она вдвое тяжелее, чем на самом деле.
Газеты милосердно объявили полет несомненным успехом хотя бы потому, что лунный модуль наконец-то побывал в космосе. Однако во время полета на Луну он практически не имел права на ошибку, и если бы посадочный аппарат работал так же, как LM-1, он бы гарантированно угробил экипаж.
Последний из непилотируемых полетов – по крайней мере, последний на тот случай, если НАСА еще лелеяло надежду, что «Аполлон-7» наконец вернет американских астронавтов в космос, – был назначен тремя месяцами позже, на 4 апреля 1968 г., когда «Сатурну-5» предстояло полететь второй раз. Агентство надеялось, что в миссии «Аполлон-6» ракета-гигант вновь возвратит НАСА былой лоск.
Тот запуск ракеты «Сатурн» был таким же впечатляющим, как и первый. Однако через две минуты полета нестабильное давление горючего внутри первой ступени заставило ее колебаться в направлении вверх-вниз, как пружинная игрушка «пого», настолько быстро и сильно, что приходилось опасаться за прочность конструкции всей ракеты. Случись лететь на ней астронавтам – они получили бы травмы, возможно тяжелые; сильной тряской повредило две панели в форме лепестков в верхнем отсеке, предназначенном для лунного модуля, если бы таковой был на борту.
Когда отработала первая ступень и запустилась вторая, она тоже работала нестабильно. Из-за этого полностью отказали два из пяти двигателей и – согласно тревожной телеметрической информации, поступающей с корабля, – внутри этой ступени погнулась несущая 30-сантиметровая двутавровая банка, что, в свою очередь, могло привести к полному отрыву двигателей и стать причиной ситуации, которую разработчики назвали бы «катастрофическим отказом», а все остальные – взрывом. Впрочем, вторая ступень каким-то образом продолжала работать, так что третья ступень вместе с кораблем «Аполлон» на верхушке кое-как вышла на орбиту, однако участь полета оказалась предрешена.
– Это была катастрофа, – заявил Крафт на выходе из ЦУП, бросая вызов любому в НАСА, кто попытается приукрасить итог полета. – Я подчеркиваю: катастрофа.
Прошло уже 17 месяцев с тех пор, как последний американский астронавт побывал в космосе. Лишь 20 месяцев оставалось до того момента, когда кто-то из астронавтов должен ступить на Луну. Казалось, американская космическая программа начала двигаться в обратном направлении.
* * *
Если и было что-то хорошее в полете «Аполлона-6», то это его краткость. Полет начался через одну секунду после семи утра по времени Восточного побережья и закончился менее чем через два часа приводнением командного модуля в средней части Тихого океана. И хотя для Крафта, для НАСА и в целом для программы «Аполлон» день стал ужасным, отчетам прессы о неутешительном полете не суждено было задержаться в читательской памяти.
Через десять часов после приводнения «Сатурна-5», в 18:05 по времени Центрального пояса, преподобный Мартин Лютер Кинг вышел на балкон гостиничного номера 306 в мотеле «Лоррейн» в Мемфисе – в городе, где тогда проходила забастовка мусорщиков. Кинг приехал в город произнести речь в пользу рабочих. На балконе вместе с ним стоял Бен Бранч – глава группы и джазовый саксофонист, который в тот вечер собирался выступить на собрании членов профсоюза.
– Бен, не забудь сыграть «Господи, возьми меня за руку» на сегодняшней встрече, – сказал Кинг. – Сыграй по-настоящему хорошо.
В этот миг пуля из винтовки «ремингтон» 760-й модели, выпущенная из соседней гостиницы с расстояния в 45 м, пронзила Кингу щеку, челюсть, шею и яремную вену. Его увезли в Госпиталь Св. Иосифа, однако выжить при таких ранах ему было не суждено. Через час с небольшим объявили о его смерти.
Еще до убийства Кинга стало очевидно, что 1968 г. будет кровавым. В конце января, во время праздника Тет Нгуен Дан – вьетнамского Нового года – более чем 70-тысячное войско из северовьетнамских бойцов и отрядов Вьетконга, пройдя через демилитаризованную зону, ударило по 13 крупным целям в Южном Вьетнаме и по сотне мелких городов и поселений. В результате погибло около 165 000 бойцов с обеих сторон и более 14 000 гражданских лиц. Термин «новогоднее наступление» немедленно вошел в оборот как метафора безнадежности американского вмешательства во вьетнамские дела и политического бессилия администрации Линдона Джонсона, когда-то столь многообещающей.
Для самого Джонсона, видимо, это не было секретом. Вечером 31 марта он выступил с телевизионным обращением к народу якобы для разговора о ходе войны. Однако он явно задумывал большее и к концу речи приберег политическую бомбу: «Я не планирую и не приму от моей партии выдвижения на очередной президентский срок».
Если Джонсон полагал, что такой жертвенный отказ от политической жизни успокоит бушующую стихию 1968 г., то он ошибался. Вслед за убийством Мартина Лютера Кинга в десяти крупнейших городах – включая Балтимор, Чикаго и Вашингтон – вспыхнули бунты, результатом которых стали десятки смертей, тысячи арестов и порча имущества на сумму в десятки миллионов долларов. Борьба за наследование президентского места после Джонсона приобрела уродливые формы, вплоть до разрыва между различными крыльями его партии. В июне сенатор Роберт Кеннеди, вступивший в президентскую гонку всего три месяца назад, был убит в Лос-Анджелесе через считаные минуты после того, как выиграл предварительные выборы в Калифорнии. Перед делегатами съезда, голоса которых он завоевал в тот вечер, теперь маячил лишь его призрак, и страна вновь хоронила одного из Кеннеди – с траурными процессиями, барабанщиками и катафалком. А насилие продолжалось: в августе, во время съезда Демократической партии в Чикаго, 23 000 полицейских с дубинками обрушились на 10 000 антивоенных демонстрантов – позже эти беспорядки получат имя «полицейский бунт».
Все это время инженеры, планировщики и астронавты НАСА спокойно и упорно занимались своим делом. В помещениях без окон, на охраняемых базах они почти забыли о пылающем вокруг мире. Если они и замечали взрывы насилия, то лишь как глухие отголоски из-за стен и смутные тени за толстой маскировочной сеткой.