Глава 9. Через Нижнюю Саксонию и Тюрингию

Из Гамбурга до Ганновера добирались два дня. Дороги уже просохли, и дормез, запряженный четверкой отличных лошадей, ехал с приличной скоростью, где-то около семи миль в час. Ночь провели в Зольтау, а уже следующим вечером прибыли в Ганновер, в котором остановились на два дня. Отдохнули, "размяли ноги", осмотрели город, который им скорее понравился, чем наоборот, вкусно поели, сладко поспали, и вскоре снова отправились в путь.

Потом — благо ехали, не торопясь — еще два дня добирались до Геттингена, где посетили университет и выспались в хорошей гостинице, чтобы назавтра выехать в Фульду. Дорога здесь была хорошая, без колдобин, по сторонам лежали возделанные поля, рощи, но иногда к самой дороге подступал дремучий лес, образуя тенистый коридор. То и дело встречались фольварки, отдельно стоящие церкви и монастыри, деревни и маленькие городки. Из Фульды в Бад-Киссинген, оттуда в Швайфурт, и наконец в Вюрцбург.

Стоял апрель. Ярко светило солнце, шли редкие легкие дожди, перемежающиеся с быстрыми грозами. Было тепло, но не жарко. Одуряюще пахло молодой листвой, цветущими березами и вишнями. Вдоль дорог росли липы. В гостиницах и трактирах подавали жареных гусей, тушеную говядину и жареную на решетке свинину, карпов, запеченных в тесте, густые похлебки, белый хлеб и отличный желтый сыр. Ну, и пиво, разумеется. Темное и светлое, но Якову и Альв больше нравился неотфильтрованный пшеничный вайсбир.

В Вюрцбурге поселились в большой трехэтажной гостинице на углу Тельштайге и Целлер штрассе неподалеку от MainbrЭcke — Майнского моста — и у самого подножия крепостного холма, на вершине которого стоит замок Мариенберг.

— Мне здесь не нравится! — безапелляционно заявила Альв, выглянув в одно из окон их просторной комнаты. — Здесь слишком много церквей и от попов прохода нет!

Якову и самому было в городе как-то неуютно. Вроде бы, ничего конкретного, но в то же время, что-то такое витает в воздухе. Возможно запах ладана, или это пахнет гарью от костров, на которых инквизиция сжигает ведьм?

Вообще, жизнь в этом мире очень сильно отличалась от всего того, что Яков знал об истории земель готов и германцев в том другом мире, где, собственно, и прошла его жизнь. В Скулнскорхе все еще длилось северное средневековье. Бородатые мужчины там ходили вооруженные мечами, а не шпагами. Жизнь была проста и неказиста, однако христианство пустить корни так и не смогло. Северяне, как были язычниками, так ими и остались. А вот на континенте все было куда как сложнее. Материальная культура соответствовала скорее восемнадцатому веку, чем семнадцатому, да и то с поправками на "местный колорит". Многих вещей, которые тут и там — по дороге через Германию — видел Яков, в известном ему по книгам европейском 18 веке попросту быть не могло. Ткани и ювелирные украшения, механизмы и покрой одежды, но главное — дикое смешение древнегерманского язычества во главе с Вотаном, Тором и Фреей и классического христианства с монастырями, соборами и духовенством всех мастей. Если же принять во внимание то, что в этом мире магия отнюдь не сказка, а суровая реальность, то причудливая картина бытия становится вполне очевидна. И город, в котором они с Альв сейчас находились, ничем, в этом смысле, не отличался от всех прочих мест, где они уже успели побывать. Разве что, мрачноватый несколько, а в остальном — "каков поп, таков и приход", как говорится.

Вюрцбург вообще оказался любопытным, хотя и неприятным местом. Город принадлежал королевству Бавария, но правил им не наместник, как можно было ожидать, а герцог Франконский. Впрочем, на другом берегу Майна сидел в своей резиденции его злобный конкурент — епископ Вюрцбургский. На вкус Якова церквей и монастырей в городе действительно было слишком много. А тут еще и рыцари-храмовники в довесок ко всему остальному и святая инквизиция, связываться с которой им с Альв было совсем не с руки. Так что, лучшим решением было плюнуть на местный университет, куда Яков собрался, было, зайти, и уехать дальше на юг, к Боденскому озеру, где, по слухам и смутным воспоминаниям Альв, дышалось гораздо свободней. Поэтому, едва вселившись в гостиницу, а случилось это около полудня, решили, что останутся здесь только до завтрашнего утра. Отдохнут, выспятся и в дорогу! Однако в хорошие планы, как это часто случается, вмешались непредвиденные обстоятельства.

Ближе к вечеру, когда, вернувшись после долгой прогулки по городу, лишь усилившей их желание поскорее его покинуть, Яков и Альв обедали в трактирном зале гостиницы, Пауль Хоффман — их кучер и "коновод" — доложил, что выехать с утра не получится, так как обнаружилась трещина в задней оси кареты, и ремонт займет никак не меньше одного светового дня. Говоря простыми словами, оставить Вюрцбург удастся не раньше, чем послезавтра.

— Нет худа без добра! — утешил Яков свою женщину, даже не пытавшуюся скрыть своего разочарования, готового вылиться в раздражение. — Сходим в университет, купим вина в дорогу. Я слышал вюрцбургские вина одни из лучших во Франконии…

Йеп оказался прав: вино, поданное к столу, было просто великолепно, но главное, Альв вспомнила вдруг и этот утонченный вкус, и название вина.

"Каменная арфа"… — всплыло в памяти, и Альв обрадовалась воспоминанию, как старому другу.

"Все верно! Точно-точно! — Это же вюрцбургский Рислинг — лучший Рислинг, производимый в германских государствах! Так, кажется?"

— Напиваться вином — грех, пить вино — все равно, что молиться, — сказал кто-то рядом с ней.

Альв давно уже почувствовала интерес этого человека, направленный на них с Йепом, но это было не опасное внимание, которое должно было ее насторожить, а нейтральная заинтересованность. И она попросту "махнула на этого человека рукой". Зато теперь этот невысокий худощавый старик приблизился к их столу и процитировал хрипловатым голосом кого-то из великих.

— Прошу прощения, господа, — поклонился старик, когда Альв повернула к нему голову, — вы, как я вижу, люди в наших местах новые. Так что разрешите поприветствовать вас в славном городе Вюрцбурге и предложить с почтением свои скромные услуги.

"Он знает меня в лицо, — поняла Альв, с обычной для нее равнодушной миной рассматривая старика. — Но лично со мною незнаком и полагает, что я его не узнаю".

Она действительно не помнила этого старика, но ее насторожило то, что, определенно зная, кто она такая, он, тем не менее, не назвал ее ни по имени, ни по титулу.

"Скользкий старикашка, — решила она, внимательно изучив лицо и руки незнакомца, и особо отметив его осанку и умение располагать тело в пространстве. — А с виду и не скажешь!"

Старичок выглядел вполне безобидно. Желтоватая седина длинных волос, все еще густых, несмотря на возраст. Открытый взгляд прозрачных глаз, нездоровая бледность… Невысокий, сухощавый… И, непременно, хороший фехтовальщик. Возможно, в прошлом. Но, не исключено, что до сих пор. Однако шпагу не носит…

"Зато носит трость!"

К сожалению, "прочесть" больше не удалось.

— Хуго Обермайстер, — еще раз склонил голову старик, — к вашим услугам!

— О каких услугах идет речь? — Йеп был великолепен. Спокоен. Монументален. Неколебим.

— О! — всплеснул руками старик, перехватывая трость посередине. — Все, что угодно! Буквально все!

— Подскажите, где купить бочонок лучшего Рислинга? — усмехнулся Йеп.

— Всенепременно! — сухо улыбнулся в ответ старик. — Вино, ткани, украшения… Все, что пожелаете.

— Законно оно или нет, — добавил на полтона тише.

"Даже так?!" — попахивало откровенной провокацией, но, если это поняла Альв, Йеп об этом уже тоже догадался. Все-таки это его работа — ловить всяких извергов, разве нет?

— Отлично! — кивнул Йеп. — Тогда подскажите, чем мы с супругой могли бы заняться этим вечером?

— Кроме очевидного, — бросил вдогон, коротко посмотрев при этом на Альв.

А вот старичок на нее не смотрел. Вообще. Говорил только с Йепом, на него и глядел.

— Могу я осведомиться, с кем имею честь говорить?

"А с хозяином гостиницы ты, стало быть, не знаком, — усмехнулась мысленно Альв. — Сам на удачу подошел".

— Яков Свев, — представился Яков. — Моя супруга Альв. Угостить вас вином?

— Не откажусь, — вежливо поклонился старик. — Разрешите, присесть?

— Садитесь! — разрешил Йеп. — Итак?

— Для начала могу предложить "поезд ведьмы", — заручившись разрешением, Хуго Обермайстер плеснул себе вина в стакан, расторопно поданный служанкой, которая, словно, только того и ждала, когда старичок сядет за стол.

— "Поезд ведьмы"? — переспросил Йеп.

Он явно не знал, что это такое, а вот Альв, как тут же выяснилось, знала. Вспомнила.

"Да, чтоб вас тролли в задницу отымели! — разом вскипела она, припоминая подробности. — Вотан громовержец! Это же сраный Вюрцбург! Тут сжигают ведьм!"

— Вижу, вы действительно не местный, — добродушно кивнул старик. — Откуда, если не секрет?

— Из Скулнскорха, — не вдаваясь в подробности, сообщил Йеп. — Так что там с "поездом ведьмы"?

— Скулнскорх? Далеко же вы забрались, господин мой Яков! — вроде бы, даже удивился господин Обермайстер. — У вас там, за проливом, небось, ведьм не сжигают?

— Даже не знаю, что вам сказать, — пожал плечами Йеп. — Не привелось видеть. У нас все больше топят, да и то не ведьм.

"Шутка так себе! — мысленно поморщилась Альв. — Но, с другой стороны, я люблю его не за складные речи!"

"Люблю? — переспросила себя, в очередной раз поймав на слове. — Похоже, что так и есть…"

— "Поезд ведьмы", — между тем, рассказывал старик, — это процессия и особого рода церемония. Пойманную ведьму препровождают из тюремного замка во дворец епископа, где она пробудет всю ночь, чтобы на рассвете предстать перед судом священного трибунала.

— Не уловил логики, — нахмурился Йеп. — Если суд только завтра, откуда же известно, что она ведьма?

— Но, если бы она не была ведьмой, ее не нужно было бы судить, — возразил господин Обермайстер.

— Но, если все это уже известно, в чем смысл суда?

— В том, чтобы выбрать меру наказания, — пояснил старик. — Если она раскается, ее повесят, а, если не раскается — сожгут. Большинство раскаиваются, знаете ли. В подвалах епископской резиденции умеют убеждать. Но поторопимся, а то пропустим поезд! Он вскоре должен подойти к мосту.

"Поезд ведьмы".

Что ж, Альв пару раз видела процессию, главным элементом которой являлась клетка на колесах, и ведьма, прикованная за руки к потолку и за ноги — к полу. Остальное — мишура: монахи, распевающие псалмы, стражники с алебардами, факельщики и священнослужители… Центральной фигурой шествия все равно является только эта обнаженная женщина, объявленная ведьмой и заранее осужденная на смерть. Потому и "поезд ведьмы".

"Долбаные святоши! Гореть вам в вашем аду!"

Однако, несмотря на гнев, Альв продолжала думать о том, зачем заявился в гостиницу Хуго Обермайстер? Чего он хочет на самом деле? Чего добивается? К кому пришел? К ней или к Йепу? Хуже всего было то, что она не смогла его "прочесть". Ни страха, ни удовлетворения. Никаких чувств вообще! Холодная пустота, и только по самому краю бездны, тут и там, случайным образом возникают быстро затухающие огоньки смыслов…

От размышлений ее отвлек шум толпы. Люди собрались где-то выше по улице, за поворотом. Судя по всему, там находилась площадь, через которую должен был пройти "поезд ведьмы". Ровный рокот голосов был хорошо слышен и минутой раньше, но сейчас этот гул буквально взорвался воплями и свистом. Это процессия вышла на площадь, и толпа разразилась радостным улюлюканьем и гневными проклятиями. Отдельных слов было не разобрать, но общий настрой "зрителей" никаких сомнений не вызывал.

"Гнусь!" — на данный момент это было самое легкое ругательство, из тех, что могла припомнить Альв, но, разумеется, она не позволила себе отреагировать на приближение шествия ни словом, ни жестом. С холодным лицом-маской она встретила певших псалмы черных монахов и горожан с горящими факелами. Равнодушно смотрела, как проходят мимо нее стражники и клирики, и, наконец, увидела ведьму. По-видимому, этой бедной девушке уже порядком досталось: рыжие волосы свалялись, грязными космами падая на узкие плечи и бесстыдно обнаженную грудь, тело — молодое и красивое — было сплошь покрыто грязью, синяками и ссадинами, а некоторые царапины, мало чем отличавшиеся от ран, продолжали кровоточить.

Вокруг бесновалась толпа, спускавшаяся вниз по улице вместе с жутким кортежем смерти. Пели монахи. Скрипела телега…

"Ублюдки! — покачала она мысленно головой. — Мясо! И это стадо я должна щадить?"

На мгновение Альв представила, что это она стоит там внутри клетки, прикованная к железным прутьям за руки и за ноги, и ей стало еще хуже. Омерзение и гнев охватывали ее все сильнее, грозя обрушить доставшееся с таким трудом видимое спокойствие. Но Йеп, слава богам, что-то такое почувствовал или просто разглядел, если Альв снова начала менять цвет глаз и кожи. Он обнял ее за плечи и, успокаивая, прижал к себе. Альв благодарно прислонилась к мужчине, чувствуя, как идет к ней от него благодатное тепло и спасительная нежность. А в следующее мгновение она встретилась взглядом с глазами ведьмы. Контакт длился один лишь краткий миг, но этого оказалось достаточно, чтобы Альв узнала в избитой девушке девочку по имени Бьёрг.

"Бьёрг дочь Хродгерда!"

Охотник Хродгерд жил в отрогах Большого Бёзенштейна в Таврских горах. Во время чумного поветрия он потерял жену и пятерых детей, в живых осталась только Бьёрг. Девочка была необыкновенной красавицей, а еще она колдовала с той невероятной естественностью и легкостью, с какой люди дышат, пьют или едят. Магия была растворена в ее крови, и Альв заметила это сразу, как только увидела Бьёрг, собирающую цветы на альпийском лугу.

Зачем она посещала живущего в диких горах охотника, Альв сейчас вспомнить не могла, но образ юной ведьмы всплыл в ее памяти, едва глаза встретились с глазами девушки.

"Бьёрг… защитница… Но кто защитит тебя, девочка моя Бьёрг?"

В этих словах, пусть и не произнесенных вслух, было больше справедливости, чем во всех законах королевства Бавария. Впрочем, для Альв только это и имело значение: Справедливость.

"От судьбы не уйдешь, — решила она, глядя вслед проследовавшей мимо нее клетки, — и только Скульд знает, чем закончится эта ночь".

— Йеп…

— Я могу чем-нибудь помочь?

Ее мужчина не был колдуном, но его проницательности могли позавидовать и лучшие из них. Альв не знала точно, о ком сейчас подумала, но была уверена, что так оно и есть. Где-то когда-то ей приходилось встречаться с Темными Волхвами, и это были не просто жрецы или ведуны. Они были особыми людьми, хотя Альв и не могла вспомнить, в чем именно это выражалось. Йеп временами был таким же, как они. Едва ли не ясновидящий, хотя, как знать…

— Оставайся в гостинице… пожалуйста, — попросила она. — И ни о чем не тревожся! К утру я вернусь. Только, будь любезен, не закрывай окно!

За окном плыла ночь. Было темно, но совсем не так, как ей хотелось бы. Луна в три четверти заливала желтоватым "густым" светом крышу одноэтажного дома напротив, кроны деревьев, шпили церквей. Впрочем, нет худа без добра. По контрасту с лунным светом тени сплотились еще больше, и тьма, обитавшая в них, стала уж вовсе непроглядной.

Альв скинула ночную рубашку и разом — без паузы, без раздумий — впустила в себя "дракона". Мир изменился, или, вернее, изменилась она сама. Эту простую мысль Альв все-таки сумела удержать в своем исказившемся сознании. Знать, кто ты есть на самом деле, помнить о своей человеческой природе — крайне важно. Большинство "меняющих облик" на это не способны, но виверны не обычные оборотни. Они умнее, и память у них куда лучше. Однако даже им требуется что-то, вроде нити Ариадны, чтобы, в конце концов, вернуться к себе. Слово. Имя. Фраза…

"Йеп!"

Она быстро взглянула на мужчину, втянула ноздрями его особый, будоражащий кровь запах и легко выскользнула в окно. Бесшумный спуск по стене гостиницы занял у нее считанные мгновения. Один удар сердца — ее медленного холодного сердца — и Альв уже бежала через ночной город. Ночь выдалась прохладная, но для Альв это был совсем не холод. Она его и не замечала, если честно. Мешала подлая луна, однако, если держаться теней, никто Альв не увидит, тем более не услышит, ведь она бежит босиком, а значит бесшумна, как привидение.

По мосту она не пошла. Там горели факелы и ходили солдаты ночной стражи. Вместо этого, Альв спустилась к реке и беззвучно вошла в воду. Ширина Майна в этом месте не превышала трехсот футов, и Альв переплыла реку, ни разу не всплыв на поверхность. Купание оказалось приятным. Холодная проточная вода освежила ее, смыла грязь и запах. Сейчас ее не должны учуять даже собаки. Впрочем, собаки лают на оборотней, виверн они боятся до ужаса. Поэтому даже те псы, которые почувствовали Альв, пока она продолжала свой бег сквозь тени, не посмели ни залаять, ни заскулить. Лишь сова — ночная охотница, которой некого опасаться, если этот "некто" не умеет летать, — заметила виверну и несколько раз удивленно ухнула с безопасной высоты. На нее, впрочем, никто не обратил внимания: город спал, а кто не спал, для того уханье совы не в диковинку.

До резиденции епископа Альв добежала, даже не запыхавшись. Забралась на высокое старое дерево и, усевшись на ветке, стала изучать здание и окрестности. Этим виверны тоже отличаются от оборотней. Они умеют терпеливо ждать, способны думать на свой звериный лад, оценивать обстановку и выбирать лучший из возможных план действий. Идти на пролом опасно. Во-первых, потому что какой бы сильной ни была Альв, сражаясь в замкнутых пространствах помещений дворца, она потеряет главные из своих преимуществ — скорость и свободу маневра. И, во-вторых, потому что виверны не любят публичности, оттого они и числятся среди сказочных существ. Не показывать себя, не дать себя обнаружить, не оставлять свидетелей. Простые истины, но какой зверь способен их понять и запомнить?

Приглядевшись к зданию, для чего пришлось обойти его по периметру, Альв без особого труда обнаружила место, где охрана епископа дала слабину. Стражники плотно охраняли передний двор. Все пространство перед дворцом, — подъездная аллея, лестница парадного входа и фасад, — были достаточно хорошо освещенный факелами и масляными лампами. А вот задний двор и боковые флигеля не были освещены, да и охранялись всего лишь двумя патрулями, бродившими по сложным, кое-где пересекающимся маршрутам в просторном дворцовом парке. С этой стороны безопасность резиденции епископа обеспечивали узкие, высоко расположенные и зарешеченные окна, глухие стены и крепкие двери. Однако внимательный глаз, — тем более, глаз, способный видеть в темноте, — не мог не заметить, что пара небольших подвальных окон располагалась практически вровень с землей, да еще и в самом темном углу заднего двора. Конечно окошки были маленькие, но не настолько, чтобы Альв не смогла в них пролезть, ну а железные решетки виверна, скорее всего, могла выломать голыми руками. Впрочем, правда жизни всегда куда затейливее теории: одну из решеток и выламывать не пришлось. Кто-то сделал за Альв всю работу, и не сегодня, а достаточно давно, если судить по состоянию железных стержней, образующих решетку, и гнезд, куда они вставляются. Не было секретом и то, зачем трудился этот упорный человек. Чуткий нос виверны уловил запах вина еще издали, так что подбираясь к подвальному оконцу, она уже знала, что помещение по ту сторону решетки — это часть кухонных служб, примыкающая к винным погребам. В самих подвалах окон нет, — это знала и виверна, — но вот в "покоях виночерпия" окошки никому не мешают. Особенно тем, кто выносит через них украденное у епископа вино. Поэтому внутрь дворца Альв проникла без труда, трудности начались позже. Устраивать бойню было рано, это понимала и виверна, даже при том, что кровь ей сейчас отнюдь не помешала бы. Впрочем, как говорят люди, "еще не вечер". Хотя по смыслу правильнее сказать, "ночь длинна".

Она проскользнула в сводчатый коридор. Пусто. Тихо. Пахнет людьми, котами и крысами.

Альв прислушалась. Услышала далекие шаги — это, по-видимому, был кто-то из слуг, — и все, собственно. Она представила себе план дома. Вот это оказалось по-настоящему трудно. Сознание виверны не похоже на человеческое, и все-таки ей удалось сообразить, что, если в этом крыле цокольный этаж занимают кухни, а в подвалах хранится вино, искать ведьму нужно с противоположной стороны дворца. Пробраться туда незамеченной оказалось непросто, но все-таки возможно. Кое-где пришлось красться вдоль стен, а в других местах — бежать на четвереньках, но, в конце концов, Альв добралась до южного крыла, не попавшись на глаза ни слугам, ни стражникам, и не устроив кровавой бойни.

Было далеко за полночь, когда она нашла винтовую лестницу, ведущую вглубь земли. Это был уже не цокольный этаж, а настоящее подземелье и пахло здесь мочой, кровью и болью. Альв осторожно спустилась вниз и оказалась в настоящем краснокирпичном лабиринте. Она ощущала огромное пространство, наполненное влажной тьмой и липкой тишиной. Только где-то поблизости капала вода. Рассмотреть что-либо было трудно. Редкие лампы не столько освещали подземелье, сколько отбрасывали тьму на несколько футов от себя, и тогда взгляду открывался то кусок бурой стены, то свод, сложенный из того же самого кирпича. Потолок удерживали толстые колонны, но их было так много, и они стояли так тесно и в таком беспорядке, что, даже имея ночное зрение женщины-дракона, рассмотреть что-нибудь между ними было невозможно. Впрочем, запахи и отдаленные невнятные звуки с легкостью вывели Альв к арке, за которой начинался сводчатый коридор.

Она шагнула под арку, втянула носом запах крови, и ее выдержка рухнула в тартарары. Остатки человечности смело, словно жалкий домишко сходом лавины, и виверна бросилась на зов плоти. Она двигалась так быстро, как не может ни один человек. Так не бегают даже волки. Обогнать ее сейчас мог только пикирующий на жертву сапсан. Бесшумным вихрем Альв пролетела мимо нескольких плотно закрытых дверей, убила ударом сложенных в щепоть пальцев стражника, не успевшего даже увидеть приближающуюся к нему смерть, отметила краем охотничьего сознания, что острые когти пробили мужчине горло и сломали позвоночник, и, наконец, ворвалась в пыточную. Впрочем, виверна такого слова не знала, она и говорить-то умела с трудом, и понимала лишь самые простые фразы, ориентируясь скорее на интонацию, чем на значения слов. Но смысл увиденного дошел до нее сразу.

Та, кого она не тронет, была распята на косом кресте. В тот момент, когда Альв начала свое стремительное движение по коридору, ведьма закричала на высокой ноте и продолжала непрерывно кричать все те мгновения, что потребовались виверне, чтобы достичь места, где двое мужчин в сутанах прижигали каленым железом бедра несчастной женщины. Крик боли, полный отчаяния и нечеловеческого страдания, запах горелого мяса и свежих ран — вскипятили кровь виверны до последней возможности. Теперь ее вело не только "поручение", оставленное дракону человеческой женщиной, и даже не жажда крови, ее подхватила волна гнева и ненависти, чувств, совершенно незнакомых даже самым кровожадным из ночных охотников, но зато свойственных вивернам точно так же, как и людям. В следующие мгновения она убила всех находившихся в помещении мужчин. Последнего — самого молодого и крупного, Альв захватила живьем. Ударом ноги в грудь опрокинула на каменный пол и тут же упала на него сверху. Едва сдерживая нетерпение, она замерла на мгновение, прислушалась и удовлетворенно заурчала. Ее атака до сих пор оставалась незамеченной и, значит, у Альв имелось в запасе немного времени, чтобы "набраться сил". То, что распятая женщина продолжает кричать, испытывая страх и страдание, виверну ничуть не тронуло. Она знала, что терпеть той осталось совсем немного, а горло все еще живого мужчины было так близко, и так соблазнительно пахла бегущая по его артериям горячая кровь, что устоять перед этим соблазном было невозможно. Да и не нужно.

Своеобразная логика виверны подсказывала, что сначала следует насытиться, а уже потом — спасать ту, за кем она, собственно, и пришла. Рыкнув в сторону висящей на косом кресте женщины, Альв уже не медлила. Плавным, но в то же время стремительным движением она склонилась к горлу жертвы и перекусила сонную артерию. Следующие пару минут она блаженствовала, высасывая из мужчины жизнь и силу, и только насытившись, встала с мертвого тела и снова посмотрела на ведьму. Вот теперь и пришло время освобождать и спасать.

— Не бойся! — выхрипела Альв, разрезая острыми когтями удерживавшие женщину веревки. — Спасу!

Она взвалила обессилившую ведьму на плечо и, шикнув на нее — "Молчи!" — хотела, было, отправиться в обратный путь. Но, увы, дорога из катакомб оказалась перекрыта. Судя по тому, что услышала Альв, ко входу в коридор приближалась группа людей. Позвякивало оружие, скрипели кожаные ремни, долетали отзвуки произнесенных вслух слов. Разумеется, можно было пойти им навстречу, но результатом боя могла стать тревога, а вот это было ей совсем не нужно. Сытая виверна несколько успокоилась и снова оказалась способна думать раньше, чем действовать. Поэтому она быстро спустила с плеча тихо стонущую девушку и пристроила ее около стены.

— Молчи!

Удостоверившись, что ведьма ее поняла, Альв выскользнула в коридор и быстро затащила убитого ею стражника в пыточную. Теперь следовало подождать. Виверна присела на корточки и прислушалась. Люди приближались, и уже можно было различить звуки шагов и оценить количество идущих. Их было всего трое, и Альв вдруг пришло в голову, что ведьма слишком слаба и может не выдержать дорогу на свободу.

— Ты Бьёрг, — сказала она, наставив на девушку острый коготь указательного пальца. — Ведьма.

— Ты меня знаешь? — у ведьмы не было сил на удивление, но она все-таки удивилась.

— Не сейчас! — отрезала Альв, отчаянно борясь с желанием виверны "все упростить". — Ты… умеешь… пить… кровь?

Пить кровь несложно, но правильно ее пить нужно уметь. Это знала даже виверна, которой не нужно было учиться этому запретному искусству.

— Я не вампир! — ведьма попыталась возвысить голос, но ничего хорошего из этого не вышло.

— Дура! — рыкнула на девушку Альв. — Вита… анима… ритуал…

— Душа жизни? — Бьёрг было трудно говорить, но, похоже, она не вовсе выпала из реальности. — Темный ритуал? Ты об этом?

— Да, — подтвердила Альв и испытующе посмотрела в глаза девушки.

Сейчас виверна, наконец, поняла дилемму, перед которой оказалась молодая ведьма. Она, наверняка, была знакома с "темным ритуалом" — коротким стихом на ведийском языке, который следовало произнести речитативом с особым, "ломанным" ритмом. Ни одна ведьма, если она прошла хотя бы базовое обучение у другой ведьмы, не могла не знать, что и как нужно делать, чтобы освободить душу жизни, заключенную в крови. В любой крови, но, в особенности, человеческой. Однако ведьмы боялись этого ритуала, полагая его запретным знанием, поскольку кровь по их убеждениям пьют одни лишь вампиры. На самом деле, кроме вампиров получать "Анима Вита" без всякого ритуала были способны и другие твари. Например, виверны, которые с этой способностью рождались, но никогда ею не злоупотребляли, хотя и не считали ее греховной прежде всего потому, что понятие греха у язычников несколько иное. У язычников вообще взгляд на мир довольно своеобразный, и многие вещи они видят иначе, чем взявшее "в низинах" верх христианство. Видят, знают, понимают. Вот только, как объяснить это "знание" ведьмам, которые считают себя христианками, хотя их же собственные священники в этом с ними не согласны?

— Дура, — повторила свой приговор Альв и, оценив расстояние до идущих в пыточную людей, бросилась в бой.

Сейчас она не сражалась, а "играла", позволяя своим жертвам — двум солдатам и священнику — увидеть ее, попытаться нанести удар шпагой или тяжелым золотым крестом, которым сражался священник, и, разумеется, испытать ужас и разочарование. Раньше Альв лишь приблизительно представляла себе, как на самом деле выглядит виверна, вернее, что из себя представляет сама Альв, когда "надевает драконью шкуру". Однако, недавно Йеп рассказал ей о том, что увидел тогда в Скулнскорхе, в лесу. Разумеется, память виверны не сохранила точных слов мужчины, да она и не знала многих из них, но у нее сохранилось общее впечатление, полученное Альв.

Темное тело с выраженным амарантовым оттенком, фиолетовые глаза, и волосы, похожие на звериную гриву странной масти: переплетенные темно-бордовые и терракотовые пряди. Наверное, ничего подобного люди увидеть не ожидали, и Альв попросту приводила их в ужас, как своим обликом и невероятной скоростью, так и длинной и остротой своих когтей, способных с легкостью рвать не только слабую человеческую плоть, но и железные кольчуги солдат. Впрочем, даже "играя", а не сражаясь в полную силу, виверна разделалась с противниками в считанные минуты: двое солдат оказались мертвы, а священник захвачен живым. Этой ночью он оказался уже вторым человеком предназначенный на заклание. Альв по этому поводу не переживала, поскольку в облике виверны она этого делать не умела и даже не знала, что это такое — переживать. Однако обрадовалась, когда увидела, что потерявшая много крови, истерзанная и измученная ведьма лежит у стены без сознания. Это было куда лучше, чем переубеждать упертую молодую женщину. Сейчас Альв вольна была делать все, что заблагорассудится.

Она бросила оглушенного священника на пол и обернулась к ведьме. Думать ей было трудно, но то, что она задумала, требовало определенного мысленного усилия. Сосредоточившись, Альв наклонилась к женщине, возложила ладони ей на виски и напряглась всем телом, передавая приказ. Женщина вздрогнула, забилась, как пойманная рыба, в руках Альв, но вскоре затихла. Дыхание ее выровнялось, тело расслабилось. Тогда виверна подтянула к себе священника, одним резким движением свободной руки вскрыла артерию на горле и, приподняв над ведьмой, направила струю хлынувшей крови прямо на губы девушки. Ведьма приоткрыла рот и, не просыпаясь, стала пить. Приказ сработал, большего и не требовалось…

Альв вернулась под утро. Проскользнула в приоткрытое окно, легко пересекла комнату и в мгновение ока оказалась под пуховой периной рядом с Яковом. Рубашку она надевать не стала и, как была нагая, прижалась к нему. От женщины пахло речной свежестью, но гибкое, желанное тело оказалось горячим, словно, не она только что вернулась из холодной апрельской ночи.

— Я вернулась, — шепнула ему прямо в губы.

— Я чувствую, — выдохнул он, не без труда оторвавшись от ее губ.

Он не хотел знать, где она провела эту ночь, хотя и догадывался. Еще меньше ему хотелось думать о том, чем она была занята, откуда взялась ее неподдельная бодрость, что заставляет ее так страстно желать близости. Якову было хорошо с Альв, — и не только в постели, — и он не хотел разрушать "детскими вопросами" пришедшее к нему так поздно и так нежданно счастье.

— Это ты еще ничего не почувствовал, — хихикнула женщина и буквально "заструилась", спускаясь по его груди и животу вниз, туда, где сила его желания уже получила явное физическое выражение. Вот это "выражение" и лизнул вдруг быстрый ласковый язычок женщины-дракона.

— Чувствуешь? — оторвавшись на мгновение от его естества, приглушенно спросила из-под перины.

— Даже слов не подберу!

— Тогда можешь просто стонать, — милостиво разрешила Альв, но Яков делать этого не умел. Любя женщин, он мог конечно тихонько зарычать, поднявшись к самой последней ноте, мог — в зависимости от контекста, — и выругаться. Однако все остальное он предпочитал делать молча, даже если его губы не были заняты поцелуем. Не застонал он и теперь, но, Альв вытворяла своими мягкими губами и языком такое, что его пробила испарина, и на висках выступили капли пота.

"Твою ж мать!" — Он мягко освободился из власти ее сладких губ и, подтянув женщину вверх, перешел в наступление сам.

В другое время и в другом настроении, Яков мог быть весьма изобретательным во всем, что касается того, что может делать мужчина с женщиной, особенно если та не возражает против смелых экспериментов. Но с Альв чаще бывало не так. Когда их охватывала страсть, это было похоже на наваждение, не оставляющее места для осознанных поступков. Все, что происходило тогда между ними, было просто и естественно, но одновременно и феерически, имея в виду интенсивность их чувств. Так случилось и на этот раз, и длилось, и длилось, пока не кончились силы у "двужильного" Якова, и даже Альв, что любопытно, немного запыхалась.

— Ты самый замечательный мужчина, Йеп, какого я встретила в жизни! — слова приятные, что скрывать, но Яков не любил преувеличений.

— Ты не можешь этого знать, — с улыбкой возразил он.

— Что ты имеешь в виду? — сразу же села рядом с ним Альв.

— Сколько тебе лет? — спросил тогда Яков.

— Не знаю… не помню, но думаю, больше двадцати. Может быть, двадцать пять, но мне кажется, и это не предел.

— А кто был твоим первым мужчиной, ты помнишь?

— Нет, — вынуждена была признаться женщина.

— Откуда же ты знаешь, что я лучше него?

— А мне не надо знать! — решила Альв после минутного раздумья. — Я чувствую, что так все и обстоит: ты лучший мужчина из всех, кого я когда-либо знала. И это правда!

Завтракали поздно, но зато обильно, вкусно и с вином. Яков, правда, чувствовал себя несколько усталым — сказывались бессонная ночь и бурная любовь на рассвете — но жаловаться не приходилось: всегда бы так уставать! А вот Альв выглядела просто замечательно. Свежа и полна сил. Голубые глаза сияют, снежно-белая кожа едва ли не светится, карминовые губы то ли припухли от поцелуев, то ли неожиданно пополнели. Ну, и волосы, разумеется. Такое впечатление, что они даже немного подросли, пышные, волнистые, блестящие.

"Красавица!"

Ели, не торопясь, — спешить-то некуда, — обменивались короткими репликами и улыбками, запивали разговоры вюрцбургским рислингом. А потом, как Яков и предполагал, к их столу подошел Хуго Обермайстер.

— Доброе утро, госпожа Свев, и вам, господин мой Яков, доброго дня! — поклонился он на свой несколько чопорный манер. — Могу ли я поинтересоваться, все ли у вас слава богу? Как прошла ночь?

"Звучит как-то двусмысленно, — отметил Яков, — но, может быть, у меня развилась паранойя?"

— Доброе утро, господин Обермайстер, — кивнул он, не вставая. — Ночь прошла благополучно, и у нас все в порядке. Присаживайтесь, угощайтесь, — указал Яков на кувшин с вином. — Не знаете, случаем, отчего с утра звонят колокола?

Колокола не смолкали с самого утра, но отнюдь не по всему городу. В перезвоне участвовали церкви, расположенные за рекой.

— Уж не пропустили ли мы какой-нибудь праздник? — вопросительно поднял он бровь.

— Нет, господин мой Яков, — покачал головой старик, — вы ничего не пропустили, и это определенно не праздник. Скорее наоборот, — добавил Обермайстер, наливая себе вина. — Ночью, в своей резиденции убит епископ Вюрцбургский Ансельм. Говорят, что это было хорошо подготовленное нападение. Скорее всего, злодеяние совершили язычники-протестанты. Кроме епископа, они убили и многих других добрых христиан, но главное — они освободили из заточения ведьму!

— Вы рассказываете страшные вещи, господин Обермайстер, — Яков строго посмотрел на старика и перевел взгляд на Альв. — Вы пугаете мою супругу!

— В самом деле? — невинно округлил глаза Обермайстер. — Я вас напугал, госпожа Свев? Прошу прощения, ибо о таком я даже не помышлял!

— Извинения приняты, — чуть кивнула в ответ Альв. — Но что же теперь будет?

— Даже не знаю, что вам сказать, — пожал плечами старик. — Полагаю, ведьму будут искать.

Самое любопытное, что, даже когда он обращался к самой Альв, Обермайстер на нее не смотрел, а, если и смотрел в ее сторону, то делал это, не поднимая глаз. Он, словно бы, боялся смотреть ей в лицо, но, скорее всего, опасался встретиться с ней взглядом.

"Что же ты знаешь об Альв, старик? О чем предпочитаешь молчать? Какую, в конце концов, ведешь игру?"

— Так что, — спросил Яков, вытерев губы салфеткой, — наши планы меняются, и мы никуда не пойдем?

— Нет-нет, — замахал руками старик. — Бог с вами, господин Свев. Конечно же пойдем! Вернее, поедем. Я взял на себя смелость, арендовать открытую карету за полуталлер серебром. Надеюсь, вы можете себе позволить подобные расходы?

— Можем, — кивнул Яков. — Поехали!

Время было самое подходящее для прогулки по городу, тем более, что и погода благоприятствовала. Небо чистое, солнце почти в зените и греет уже вполне по-летнему. Не мешает и легкий ветерок, приносящий запахи цветения. Впрочем, пахло в городе по-разному. Где-то хорошо, а где-то — не очень. Тем не менее, прогулка удалась. Они осмотрели знаменитые вюрцбургские виноградники, погуляли по торговым улицам, зашли в университет, но, по правде сказать, посещение оказалось совершенно неинтересным: университет лишь недавно открылся после десятилетнего запрета, и в нем почти не было ни студиозусов, ни профессоров. Неновые и не поражающие своей архитектурой строения, пустой двор, едва "заселенные" коридоры главного корпуса, наглухо закрытые двери университетской церкви. Единственным светлым пятном в этой прогулке по "руинам" европейского образования стало посещение лавки мастера Иеронимуса. Впрочем, эта "старейшая и известнейшая" в Баварии книжная лавка помещалась не собственно в университете, а на прилегающей к нему улице.

В просторном помещении, занимавшем весь первый этаж большого фахверкового дома, приятно пахло книжной пылью, старой кожей, пергаментом и клейстером. Книги были везде: в шкафах, на полках и на столах. На стенах висели картины и карты. У стен и между столами стояло несколько глобусов разного размера. И всем этим богатством распоряжался мастер Иеранимус, выглядевший, как еще более состарившаяся копия Хуго Обермайстера.

— Вы братья, не так ли? — спросила Альв, познакомившись со старым книжником.

— Заметили сходство? — улыбнулся обычной своей, ничего не выражающей улыбкой Обермайстер.

— В этом трудно ошибиться, — Альв казалась заинтересованной, и Яков неожиданно подумал, что она почувствовала нечто такое, что недоступно ему. Какой-нибудь запах, — ибо чуткость ее обоняния, казалось, не знала предела, — или скрытое настроение. Впрочем, о том, что это посещение неслучайно, Яков уже догадался. Другое дело, знать, в чем заключается интерес Хуго Обермайстера. Привести к старшему брату состоятельных покупателей? Возможно, но не обязательно. Могли найтись и другие причины.

Так оно, к слову, и оказалось. Старший Обермайстер показал Якову и Альв, — на которую он, как и его брат, не смел или не желал поднять глаза, — несколько редких фолиантов и карт, а затем взял с одного из столов гравюру и, низко склонившись перед Альв, протянул ей лист плотной бумаги ин-кварто.

— Ваша светлость, — сказал он, — не смея произнести вашего имени вслух, я приношу вам искреннюю благодарность от всего нашего братства и нижайше прошу принять этот скромный дар — портрет вашей венценосной бабки, выполненный великим мастером Альбрехтом Дюрером!

"Когда жил Дюрер? — вот был первый вопрос, который задал себе Яков выслушав слова старого книжника. — Лет сто пятьдесят назад? Чуть меньше?"

Зато второй вопрос был по существу:

"Светлость — это же герцогиня или княгиня, ведь так? И обе могут быть венценосными, если, как мой брат, правят отдельными государствами. Но бабушкой Альв могла быть и какая-нибудь королева, ведь женщина может выйти замуж за мужчину, стоящего в иерархии титулов гораздо выше нее самой. Но, может быть, на гравюре есть надпись?"

Надпись там действительно нашлась.

Фюрстина Анна, — вот что было написано готическими буквами над головой женщины, носившей горностаевый плащ и княжескую корону.

"Княгиня Анна, правившая сто пятьдесят лет назад, — сухо констатировал Яков, рассматривая великолепную гравюру. — Какое княжество? Сколько ей может быть лет?"

Последний вопрос касался Альв. Не то, чтобы Яков чувствовал себя обманутым — ему было неважно сколько ей лет, — двадцать, сорок или шестьдесят, — ему было просто любопытно. Вот, собственно, и все.