Нет, двести тысяч баксов будет явно недостаточно.

С этой мыслью Партлоу гнал «Форд» на юг по Первой улице, по обеим сторонам которой возвышались особняки богачей. Солнце уже клонилось к закату, отчего тени постепенно становились длиннее. Время приближалось к половине седьмого, и Партлоу направлялся на встречу с Ладенмерами. Он сменил свою пропитанную потом белую рубашку на другую, чистую белую рубашку, но на нем все еще был темно-синий костюм, галстук и шляпа — его детективный наряд. Он снял кобуру, а револьвер .38 калибра положил в бардачок, предварительно зарядив его шестью патронами.

Черт! — подумал он. — На этой улице водятся большие гребаные деньги.

Он был уверен, что любой, кто мог позволить себе такие роскошные дома, в то время как экономика страны пребывала в кризисе, должен был быть нечист на руку. Без сомнений.

Он полагал, что Ладенмер или дал кому-то взятку за тот контракт, или выбил его с помощью шантажа какого-нибудь чиновника — вероятно, воспользовавшись услугами частного сыщика, чтобы нарыть на него компромат. Никто не мог оставаться чистым перед законом, живя подобным образом.

Партлоу проезжал мимо замков с высокими башнями и мимо домов плантаторов с колоннами вдоль всего фасада толщиной с его машину. Окна их верхних этажей под скатными крышами ловили последние лучи заходящего солнца и отбрасывали их в глаза Партлоу. Пальмы, дубы и ивы разделяли уличное пространство на ухоженные зеленые лужайки, хотя за воротами было видно лишь их небольшие части, потому что почти каждый дом был обнесен каменными или кирпичными стенами высотой семь или восемь футов, кроме того некоторые стены были увиты плотными защитными лозами плюща. Изредка Партлоу видел таблички, которые гласили «Осторожно, Злая Собака». Вымощенные подъездные дорожки за коваными железными воротами изгибались и уводили от улицы в частный круг роскоши. Белый и желтый камень, красный кирпич, орнаменты из эмалированных квадратов и плитка со сложным узором, покраска на заказ: все это — Партлоу был уверен — стоило больших денег, чем он когда-либо видел в своей жизни…

Цена была чертовски неприличной, это наверняка, — подумал он, — и по этой причине двести тысяч долларов будет явно недостаточно.

Вот и дом. На воротах сбоку висели маленькие латунные цифры «1419». Латунь? Это было в какой-то степени проявлением сдержанности в этом районе кричащей вычурности.

Момент настал. Партлоу почувствовал, как изнутри его начинает бить мелкая дрожь. Он снова вспотел. Если он ошибется хоть немного, они всё поймут, и тогда ему, возможно, придется с боем прокладывать себе путь наружу из этой красивой груды костей, которую он видел за воротами. А посмотреть там было, на что: среди раскидистых ветвей стоящих по всему периметру дубов белело два этажа особняка, построенного в плантационном стиле. Парадное крыльцо — веранда, так ее, кажется, называли? — наверху лестницы казалось огромным, как бальный зал роскошного отеля.

Теперь Партлоу должен был быть очень и очень осторожен; он должен был использовать все инстинкты и таланты, которыми обладал — и особенно осторожно вести себя с Клэем Хартли, шофером и бывшим полицейским из Хьюстона. Чем больше он думал о Хартли, тем больше нервничал. Может ли бывший полицейский почувствовать запах готовящегося похищения? Может ли он, взглянув орлиным взором на детектива из Шривпорта, сразу же рассмотреть мошенника, который вцепился в свои нервы изгрызенными ногтями?

Он понял, что очень скоро получит ответы, потому что, стоило ему остановить машину у ворот и выйти из нее, как из-за белой каменной стены, что защищала собственность Ладенмера, появился мужчина в черной форме, бледно-голубой рубашке и фуражке шофера.

— Детектив Парр, — заговорил он чуть хрипловатым голосом, что лишь добавило налета твердости грубоватому техасскому акценту. — Клэй Хартли. Меня послали встретить вас и избавить от необходимости звонить, чтобы попасть внутрь.

Хартли кивнул в сторону кнопки, вмонтированной в стену рядом с воротами. Над кнопкой темнела ниша с телефонной трубкой конической формы и металлическим динамиком. Партлоу впервые видел нечто подобное, но догадался, что это устройство должно было стоить огромных денег. Он почувствовал, как на его затылке выступает пот. Хартли разблокировал и распахнул ворота, и их петли при этом даже не скрипнули.

— Заезжайте и припаркуйте машину. Я сопровожу вас в дом, — сказал бывший полицейский.

— Конечно, — неужели Партлоу услышал в своем голосе дрожь? — Как скажете, — добавил он более решительно, чтобы замаскировать свой промах, и сразу же пожалел, что сделал это, потому что не хотел переигрывать. Он вернулся в машину. У него еще была возможность включить заднюю передачу «Форда» и свалить отсюда. Он мог просто отправиться в Мексику, найти там какую-нибудь работу и…

Нет, вот это его работа. Это всегда было его работой. Он был женат на этой жизни — к лучшему оно или к худшему — и он хлебнул слишком много дерьма с этой сукой, так что сейчас пришло время ей за это заплатить. Так что, с Божьей помощью, она оплатит свой счет через этого богатого сукиного сына с двумя спелыми детьми, которые будут сорваны, как фрукты, с низко висящей ветки.

Партлоу стиснул зубы, включил первую передачу и проехал через открытые ворота, после чего остановился и подождал, пока Хартли закроет и запрет их — так же бесшумно. Наконец, дверь с пассажирской стороны открылась, и бывший полицейский скользнул на серую обивку сидения.

Партлоу взглянул на Хартли и испытал шок. При первой встрече он этого не заметил, но у мужчины на лице был длинный шрам, тянущийся от угла левого глаза почти вдоль всей линии его челюсти. Сам левый глаз производил впечатление искусственности — он смотрел все время прямо, даже когда правый двигался в глазнице.

Стеклянный глаз, — понял Партлоу и подумал: — Ну, разве это не поразительно?

Глаза шофера были одинакового карего цвета, что свидетельствовало об искусной работе мастера. Отчего-то Партлоу подумал, что детишки с упоением мечтали об этом рыбьем глазе, когда наступала полночь.

— Что-то не так? — спросил Хартли, потому что Партлоу задержал взгляд на полсекунды дольше положенного.

— Нет, — бегло отозвался он, после чего нажал на акселератор, и «Форд» тронулся.

— Мистер Ладенмер рассказал мне всю историю, — медленно протянул Хартли.

Всю историю. Партлоу не понравилось, как это прозвучало, и он решил прощупать почву.

— И что вы думаете?

Хартли не ответил. В промежутке между двумя ударами сердца Партлоу подвел итог своим впечатлениям о ковбое-полицейском, ставшем шофером. Как мужчина мог водить без одного глаза, было выше понимания Партлоу, но, очевидно, Ладенмер настолько высоко ценил его навыки, что был готов рисковать жизнями своей жены, детей и себя лично и вверять их этим корявым рукам. Тот, кто придумал слово костлявый, имел в виду именно этого усушенного Клэя. Партлоу решил, что этому жалкому куску шкуры около пятидесяти лет, и, как следствие, плоть мужчины стала напоминать сморщенную кожу. У Хартли было угловатое лицо с крючковатым носом и подбородком, выглядящим так, как будто он был выкован из железа. Здоровый глаз и имитация второго были утоплены в глазницах, окруженных плотной сеткой высушенных на солнце морщин. Партлоу снова взглянул на шрам.

Должно быть, когда-то вся та сторона его лица была повреждена, — подумал он. Опасная это работа — быть копом в Хьюстоне.

— Белло Вуд, — неожиданно сказал Хартли.

— Что?

— Вы смотрите на мой шрам. Услышал хруст вашей шеи. Битва под Белло Вуд, 6 июня 1918 года.

— Ох. Как вас ранило?

— Осколок артиллерийского снаряда, размером с монету. Попадание точно в цель.

Партлоу вынужден был спросить об этом.

— Ваш глаз. Я имею в виду… он вас беспокоит?

— Нет. Дети тоже не обращают на него внимания, если вы об этом. А вас он беспокоит?

— Это не мое дело, — постарался как можно спокойнее отозваться Партлоу.

Хартли хранил молчание, пока машина не остановилась на круглой площадке перед парадными ступеньками дома. Когда Партлоу заглушил двигатель, Хартли кашлянул, давая понять, что хочет что-то сказать.

— То, что вы сообщили мистеру Ладенмеру, — сказал он. — У меня двоякое мнение на этот счет.

Партлоу ждал. Горячий двигатель тикал… тикал… тикал.

— Насчет присутствия здесь полиции, — продолжал Хартли. — Кажется, они могут помочь защитить детей, организовать у дома круглосуточные дежурства. Это было бы то, что надо. Но так же… Я понимаю, почему ваш департамент думает, что это может спровоцировать других похитителей. Поэтому пока пусть все остается так, как есть, — он повернул голову к Партлоу, который очень не хотел смотреть в стеклянный глаз, но проклятая холодная и потертая вещица словно притягивала его внимание. — Я скажу вам все, как есть, — Хартли подтвердил свои слова кивком. — Если кто-нибудь коснется этих детей в мое дежурство, то я их немедленно убью, забуду про суд и тюрьму. Я был сержантом морской артиллерии, выиграл три награды в соревнованиях на точность при стрельбе из пистолета. И если вас интересует… человек способен компенсировать то, что называется монокулярным зрением.

— Приятно слышать, — сказал Партлоу, подумав: Продолжай хвастаться дальше, и я выколю тебе второй глаз гребаным ножом для колки льда.

— Да, это радует, — сказал Хартли, после чего открыл дверь и вышел. — Когда у вас будет время, поговорим о работе.

— Вы были детективом в Хьюстоне?

— Отслужил полицейским десять лет. Мне та работа нравилась, — он посмотрел в сторону дома. — Мы на месте, мистер Парр. Приятного ужина.

Он кивнул и указал козырьком фуражки на мужчину, который спускался по лестнице.

— Спасибо, Клэй. Хорошо доехали, Джон? Надеюсь, без проблем нашли мой дом?

Ладенмер выглядел посвежевшим и был одет в рубашку с коротким рукавом и коричневые брюки.

— Его невозможно не заметить, — ухмыльнулся Партлоу. Он вышел из машины и закрыл за собой дверь. Взгляд, брошенный на Хартли, показал, что шофер отошел уже довольно далеко. Партлоу посчитал, что все в порядке, и тревога не была поднята. И он был уверен, что в машине нет ничего, что могло бы вызвать какие-либо подозрения, в том случае, если Хартли все же почует запах лжи, решит вернуться и обыскать «Форд».

Ладенмер пожал руку Партлоу.

— Рад, вас здесь видеть, — далее он заговорил чуть тише. — Я сказал Джейн то же самое, что адвокату моей компании… вы здесь, чтобы продать мне некие новые рефрижераторные контейнеры. Я не думаю, что Виктор купился на это, но он не будет задавать вопросов, пока я сам не начну разговор об этом. Пойдем внутрь, — три шага вверх по лестнице, и он спросил, обернувшись через плечо: — Вы поселились в «Лафайет»?

— Да. Я и не знал, что за эту веревочку можно потянуть.

— Это нужно было сделать. Вам нет никакого смысла оставаться в гостиничном номере без телефона.

На следующей ступеньке Партлоу остановился. Пришло время нанести еще один удар.

— Кстати говоря, около четырех мне позвонил шеф Арлен. У нас есть имя: Энрико Орси. Мы с ним уже сталкивались. Несостоявшийся рэкетир, желающий произвести впечатление на чикагскую банду. Вы нанимали каких-нибудь итальянцев за последнюю пару недель?

— Что? Итальянцев? — Ладенмер остановился на следующей ступеньке, немного не дойдя до крыльца. Его уверенность была моментально сокрушена прямым ударом бейсбольной биты, и, нахмурившись, он забормотал: — Я не… хм… я не уверен, что мы…

— Вот и наш гость! — внезапно открывшаяся парадная дверь явила улыбающуюся, элегантную и привлекательную женщину в летнем платье с желто-зеленым принтом, выплывающую на крыльцо. — Джек, позволь мистеру Парру войти: на улице слишком жарко, чтобы стоять тут и болтать о делах! Мистер Парр, в гостиной у нас есть холодный чай со льдом и мятой, так что проходите, милости просим! — она жестом пригласила мужчин в дом.

Когда Партлоу подошел к ней ближе, и она одарила его широкой улыбкой, он подумал, что мог бы завалить ее и трахнуть прямо здесь и сейчас, потому что она выглядела просто потрясающе: ее миловидное овальное лицо было обрамлено волнами каштановых волос, а нежный взгляд ее карих глаз лучился гостеприимством Старого Юга. Благодарно кивнув, Партлоу последовал за ней в дом и позволил себе слегка улыбнуться самой мягкой из своих улыбок, в то время как в своем воображении он уже разрывал на ней платье и нижнее белье и широко раскрывал ее, точно сочную дыню, которая так и просилась, чтобы ее разрезали пополам.

— Благодарю вас, миссис Ладенмер, — отозвался он. — Я очень люблю холодный чай.

«Сосредоточься на работе», — наставляла его Джинджер, когда они разговаривали по телефону сегодня днем. — «Когда ты войдешь в этот дом, тебе нужно быть собранным и осторожным».

«Ты за кого меня принимаешь?» — с раздражением спрашивал он. — «За молокососа-девственника? Я не Донни Байнс, дорогая».

«Бла-бла-бла», — пробормотал Партлоу, и повесил трубку, находясь в номере 424 очень эксклюзивной и дорогой гостиницы «Лафайет» на авеню Сент-Чарльз. В комнате пахло чистым постельным бельем и липовым мылом, а еще здесь было окно, открывающее вид на авеню с оживленным движением. После встречи с Ладенмером Партлоу воспользовался таксофоном в отеле «Король Людовик» — который действительно был той еще дырой — чтобы связаться с Джинджер и обнаружил, что Ладенмер звонил по фальшивому номеру полицейского управления Шривпорта. Джинджер предвидела, что так и будет, поэтому они с Донни околачивались у телефона в коридоре «Клементины» еще в течение получаса после первого разговора.

Сначала Ладенмер попросил поговорить с шефом Баззером.

«Рут» сказала оператору, что начальник находится на заседании городского совета, но предложила ему поговорить с капитаном Арленом. Как понял Партлоу, сосунок неплохо справился, но в то же время Джинджер — как и в первый раз — находилась рядом с ним, готовая в любой момент пнуть его по яйцам, если он скажет что-то, что ей не понравится. Донни, под видом капитана Арлена, пытался отговорить Ладенмера от оплаты им гостиничного номера, но, в конце концов, сказал, что после завтрака он обсудит этот вопрос с шефом Баззером. После чего на стойке администратора «Короля Луи» было оставлено сообщение от Джинджер, с просьбой связаться с домом, и уже вскоре после полудня Партлоу позвонил Ладенмеру в его офис, чтобы поблагодарить и сказать, что начальник дал добро на другую гостиницу. Вот так была сыграна небольшая игра. Но эта визитка с написанным на ней поддельным номером телефона оставалась весьма опасной. Им нужно было провернуть все это дельце до того, как Ладенмер решит снова набрать этот номер, и какой-нибудь другой постоялец «Клементины», ответив на его звонок, скажет, что магнат, должно быть, либо пьян, либо сошел с ума.

«Смысл в том», — сказала Джинджер, — «чтобы заставить Ладенмера поверить, что ты единственный полицейский, который ему сейчас необходим. И, кстати, у меня есть имя, которое ты можешь ему подбросить. Итальянцы — известные гангстеры. Это напугает его. Ну, а историю о нем ты сочинишь сам».

«Некоего старого, уже мертвого художника, жившего около трехсот лет назад», — сообщила ему Джинджер. — «Нашла его в библиотеке в книге по искусству. Так что распиши его хорошенько, милый. Он не станет возражать».

— Это лето такое жаркое! — воскликнула Джейн Ладенмер, сопровождая Партлоу через фойе особняка с высоким потолком. Все было отделано выбеленным деревом, на полу красовался сине-золотой восточный ковер, а широкая лестница, устланная синей ковровой дорожкой, уводила на второй этаж. Изящные старинные часы ходили тихо, отмеряя время. Воздух внутри дома пах сассафрасом и немного мятным чаем, который ждал гостя.

Партлоу был поражен… хотя «ошеломлен» было бы более подходящим словом. Его нога никогда не ступала в подобный дом раньше, и теперь он абсолютно уверился, что Ладенмер был мошенником… должен был быть, раз мог позволить себе такую жизнь.

— Я думаю, что в Шривпорте так же, — продолжила Джейн, приостановившись перед открытыми двойными дверями, ведущими в соседнюю комнату.

— Джон, я сказал ей, что ты из Шривпорта, — пояснил Ладенмер, как-то уж слишком быстро, — но я не стал утомлять ее деловыми деталями.

— Мой муж думает, что мой ум не способен разобраться в деловых тонкостях. Я хотела бы посмотреть, как он сможет вести хозяйство в нашем доме и присматривать за детьми в течение хотя бы нескольких дней. Мэвис, ты бы взяла шляпу у нашего гостя? — темнокожая служанка вышла из коридора за лестницей. — Джон, вы хотите снять пиджак или галстук, чтобы чувствовать себя комфортнее? У нас здесь неформальная обстановка.

Партлоу отдал свою шляпу горничной.

— Пожалуй, я останусь в пиджаке и галстуке, спасибо, — по какой-то причине он чувствовал себя более комфортно, оставаясь одетым в свой детективный костюм. — Неформально, — добавил он с заговорщицкой улыбкой, — но только на мой лад.

— Как вам угодно. Проходите сюда, в гостиной у нас всегда чуть прохладнее.

Скорее всего, причиной тому был большой электрический вентилятор с деревянными лопастями, медленно, но неустанно вращающийся на бледно-голубом потолке. Стены были окрашены в белый цвет и заставлены плотно набитыми книжными шкафами. Над белой каминной полкой висело огромное зеркало в позолоченной раме, которое — как заметил Партлоу — заставляло как самого Ладенмера, так и его жену, (да, вероятно, и всех, кто смотрелся в него), выглядеть моложе и элегантнее, чем они были на самом деле. Даже его собственное отражение в этом зеркале навело Партлоу на мысль, будто у него в собственности имелась благородная древесина, которую точили термиты. Мебель в гостиной была изысканной до безобразия — такую Партлоу видел лишь однажды в фильме, где богачи пригласили простого человека в особняк для своеобразного поворота сюжета.

На коврике песочного цвета стоял стеклянный журнальный столик, а около него находилась пара светло-коричневых кожаных кресел и белый диван, представляющий собой изогнутый полукруг. Партлоу вознамерился расположиться в одном из этих кожаных сидений, поэтому направился к ближайшему из них и подумал, что это будет первой вещью, которую он купит для особняка в Мексике, чтобы сидеть на нем и любоваться через окно раскинувшейся за ним синей бухтой, ни о чем не беспокоясь и больше не пытаясь выжить, для него это было бы…

— Чаю? — Джейн подошла к буфету и наполнила из серебряного кувшина высокий стакан почти до краев. С помощью щипцов она положила в стакан несколько кубиков льда из серебряного ведерка. — Вам добавить сахарный сироп?

— Да, пожалуйста. Совсем немного будет в самый раз, — когда Джейн принесла ему стакан, он сказал: — У вас очень красивый дом.

— Спасибо. Нам он тоже очень нравится, — она протянула мужу второй стакан чая, который принесла, и вернулась к буфету, чтобы налить и себе.

Со своего места Партлоу через пару окон видел не голубую мексиканскую бухту, а зеленую лужайку Ладенмера, дубы и массивную каменную стену, защищавшую поместье. Это чертово место было настоящей крепостью, без сомнения. На сегодняшний вечер это была его задача — изучить дом и выяснить, где у него может быть слабое место. Здесь не получится забрать ребенка, как это было провернуто у Линдберга: использовать приставную лестницу, чтобы забраться в окно и забрать дитя прямо из кроватки. Даже думать об этом не стоит! Здесь была настоящая крепость под присмотром стеклянного глаза бывшего морского пехотинца, служившего охранником, с двумя взрослыми детьми с громкими голосами и с чертовой громадиной стены. Как можно было войти и выйти, когда двое детей пинаются и кричат у вас под мышкой?

Он вспомнил то, что сказала Джинджер:

«Итак, нам надо найти, как забрать их средь бела дня так, чтобы они не успели позвать папочку».

«Удачи», — вспомнился ему его собственный ответ.

Перед тем, как Партлоу покинул Шривпорт, Джинджер притянула его к себе за лацканы, поцеловала в губы, а затем, всмотревшись в его лицо своими глазами цвета шампанского, произнесла в той свойственной только ей манере — как требовательной, так и кокетливой:

— Возвращайся с добычей.

— Прекрасный чай, — заметил Партлоу, неспешно потягивая напиток, в то время как его ум был занят миссией. — Да, в Шривпорте тоже жарко. Но это же Луизиана, что с нее взять?

— Джон, вы, возможно, знаете моего отца, — произнесла Джейн, усаживаясь рядом с Ладенмером на изогнутом белом диване. Партлоу одернул себя, чтобы не быть пойманным за разглядыванием ее ног. — Йегера Грандье? — спросила она. — Он адвокат.

Партлоу почувствовал, как деревенеют мышцы его лица. Она улыбалась ему, ожидая ответа. В течение примерно пары мгновений он осознал, что это может быть кто-то, о ком детектив, как минимум, хотя бы должен был слышать — адвокат защиты или обвинения, может быть… но будь он проклят, если знал, что ответить!

Неожиданно на помощь ему пришел Ладенмер.

— Дорогая, не все в мире или в Шривпорте знают великую семью Грандье, — упрекнул он и тут же разъяснил Партлоу: — Он корпоративный юрист Деревообрабатывающей Компании Бичема, нет причин, по которым вы могли слышать о нем.

— Ох. Нет, это совсем не моя юрисдикция.

Партлоу подумал, что его лоб, должно быть, блестит от пота, даже под прохладным потоком вентилятора. Он сделал еще глоток чая и возблагодарил Судьбу за его прохладу.

Расслабься, — приказал он себе. — Здесь нет ничего, с чем ты не справишься.

— Джон, Джек сказал, что у вас есть невеста? — спросила Джейн. — Не покажете фото?

Он взглянул на Ладенмера, и увидел, что хозяин дома с отстраненным выражением на лице смотрит в никуда.

Все еще думает об Энрико Орси, — догадался Партлоу. Когда они останутся наедине, придется рассказать ему о бандите, как советовала Джинджер. Надо сообщить ему, что они имели дело не с одним человеком, а, вероятнее всего, с бандой из четырех или даже более сообщников. К тому же нужно будет обмолвиться, что по Шривпорту ходят слухи, что Орси сейчас находился где-то в Новом Орлеане.

— Ну же, у вас есть фотография? — поддразнивала Джейн. — В вашем кошельке?

Ладенмер снова ожил. Партлоу знал, почему: он не хотел, чтобы Джейн заметила значок, если он был в кошельке.

— Джейн, прекрати! Ты устроила нашему гостю настоящий допрос! Джон покажет нам фото, когда сам этого пожелает! Разве ужин еще не готов?

— Вообще-то, — мягко улыбнулся Партлоу, — у меня была фотография, но Эмме она не нравилась. Она сказала, что выглядит на ней не похожей на себя… слишком городской… а она в глубине души простая деревенская девушка… ничего аристократического в ней нет, и мне это нравится. Поэтому… я убрал фотографию из своего кошелька, как она просила. К тому же она знала, что люди будут просить взглянуть на фото, а она не хотела, чтобы ее в таком образе… — он сделал паузу, делая вид, что подыскивает подходящее слово, хотя в его голове оно уже было наготове, — запоминали, — закончил он. — Она обещала дать мне новую на следующей неделе.

Джейн понимающе кивнула.

— С вашей стороны это очень по-джентльменски. Можно сказать, вы — вымирающий вид.

Партлоу услышал шепот.

Сориентировавшись, он понял, что звук исходит из парадной прихожей. Взглянув в том направлении, он заметил маленькое личико и голову, быстро мелькнувшую за краем открытой двери.

— Дети, зайдите и поздоровайтесь с мистером Парром, — сказала Джейн. Снова послышался шепот, но никто не появился.

— Нилла! Джек Младший! Идите сюда, — голос Ладенмера выдавал строго отца. — Ну же, проявите вежливость, — добавил он уже мягче.

Сначала вошла девочка, а в нескольких шагах позади нее плелся младший брат.

Вот и они.

Партлоу улыбнулся им, видя, прежде всего, в каждом сто тысяч долларов, стоящих на двух ножках.

Десятилетняя девочка оказалась довольно высокой для своего возраста, долговязого телосложения, которое, вероятно, досталось ей от папочки — звезды баскетбола — но в остальном она была почти миниатюрной копией своей матери. У нее были такие же каштановые волосы до плеч, такое же овальное лицо, тот же тонко очерченный нос, что и у матери, но глаза у нее были голубые, как у отца. Партлоу подумал, что они примерно того же цвета, что и потолок в этой комнате. Нилла Ладенмер была одета в розовое платье с шелковой розой, пришитой к правому лацкану, и было что-то в выражении ее лица, выдающее, что она испытывает от всего этого дискомфорт. Партлоу догадался, что она предпочла бы быть одетой, скорее, в комбинезон, чем в этот вычурный наряд.

Восьмилетний Джек Младший оказался точной копией своего отца, за исключением того, что у него были карие глаза матери.

Партлоу подумал, что этот ребенок похож на паршивца, который притащит в дом ящерицу и выпустит ее просто ради удовольствия. Партлоу готов был биться об заклад, что он доставлял своей матери тройные неприятности. У Джека Младшего были рыжевато-русые волосы на несколько оттенков светлее, чем у его отца, и их густота явно бросала вызов расческе, потому что они торчали во все стороны. Для Партлоу это выглядело так, как будто шесть краснохвостых белок и бобр — или даже пара — устроили на его голове войну. Малыш Джек носил тщательно выглаженные серые брюки, блестящие черные туфли и белую рубашку на пуговицах с коротким рукавом и воротничком, и по тому, как он покусывал нижнюю губу и смотрел на гостя, Партлоу догадался, что мальчишка мысленно сдирал с него кожу и разбрызгивал его кровь по всей комнате.

— Наша молодая леди и наш дикий индеец, — констатировала Джейн. — Поздоровайтесь, дети.

Они послушно пробормотали приветствия, Партлоу, не переставая улыбаться, ответим им тем же.

Он уже их ненавидел. Они воплощали в себе все, что он терпеть не мог: несправедливость, жестокость и беспощадность Колеса Фортуны, раздающего везенье имущим и несчастья неимущим. А еще — они воплощали ложную чистоту и фальшивую честность сливок общества, к которым принадлежали. Ведь всем и каждому было понятно, что Ладенмер сделал свои деньги грязным способом, а теперь жил в роскоши. Роскоши, из-за которой таким, как Партлоу, приходилось жить почти в нищете и ошеломляющем отчаянии.

О нет, Ладенмер точно нечист на руку, — подумал он. — Точно нет. И эти двое детей, стоящие здесь, улыбающиеся под этим электрическим вентилятором в этой гостиной, в этой крепости-особняке заставят своего папочку заплатить за его преступления. Вернее, они собираются заставить заплатить Саму Жизнь за всю ее несправедливость!

Партлоу решил, что настало время, когда Колесо Фортуны начнет благоволить человеку, брошенному в детстве и никогда не имеющему возможности дышать воздухом, который бы не пах отчаянием.

О да, — поклялся он себе, глядя на улыбки детей (хотя ему казалось, что они не улыбались, а, скорее, ухмылялись, потому что для этих привилегированных поганцев от него пахло вонью гниющего персика немытого рабочего класса), — каждый в этой проклятой комнате заплатит.

— Нилла, — мягко сказал он, со всеми этими мыслями, мечущимися в его голове, словно львы в клетках. — Это ведь сокращенное имя, не так ли?

— Хочешь сама рассказать ему, милая? — спросила Джейн.

Девочка, возможно, и шептала за пределами комнаты, но сейчас она перестала стесняться незнакомца. Она посмотрела прямо на него и заговорила твердым голосом:

— До того, как я родилась, маму очень сильно тянуло к ванильным печеньям. И… ей нравилось макать их в соус со жгучим перцем.

— Вот почему она так чертовски много значит для меня, — подхватил Джек-младший. — Слишком много… — он замолчал, потому что его сестра дала ему подзатыльник, и он с ненавистью взглянул на нее.

— Эй! — резко крикнул Ладенмер. — Прекрати сейчас же! — он улыбнулся Партлоу и пожал плечами. — У них были слишком долгие каникулы и слишком мало занятий. Но они вернутся в школу в понедельник, так что через четыре дня здесь все немного изменится.

Готов поспорить, — подумал Партлоу, и когда снова посмотрел на детей, то увидел их с зашитыми глазами и зелеными языками, свисающими изо ртов. Внезапно ему в голову пришла потрясающая мысль, и это в своей простоте и обворожительности она почти лишила его дыхания. Ему показалось, что он слышит, как поворачивается Колесо Фортуны, но, может быть, это был просто цикличный звук вентилятора. Партлоу спросил:

— Они ходят в одну школу?

— Да. В школу Харрингтона.

Партлоу кивнул. Еще один взгляд на детей — и их лица стали гниющим мясом, покрытым ползающими мухами.

— Как далеко отсюда эта школа?

Ладенмер не спешил с ответом.

— Около трех миль, плюс-минус, — магнат понял, к чему клонит «детектив из Шривпорта». Он сделал глоток холодного чая и рявкнул: — Прекрати! — когда Джек-младший молниеносно выбросил руку и толкнул сестру.

Вошел темнокожий дворецкий и объявил, что ужин подан. Партлоу наблюдал, как дети бегут и подпрыгивают от бьющей через край энергии детства по дороге в столовую.

«Вернись с добычей», — напутствовала Джинджер во время разговора с Партлоу.

И он подумал: Сделано.