Глава девятнадцатая
В Прованс приходит Голливуд

Мы познакомились с Ридли Скоттом более сорока лет назад, задолго до того, как его стали называть Блокбастер Скотт. В те годы мы все – я, Дженни и Ридли – занимались в Лондоне рекламным бизнесом. У Дженни и Ридли были свои компании, специализировавшиеся на телевизионной рекламе, а я сочинял рекламные тексты в одном агентстве. Тогда это был довольно ограниченный мир, думаю, несколько нелепый по сегодняшним меркам, и внутри его мы постоянно общались. Все друг друга знали.

Мой первый опыт работы с Ридли был связан с малоперспективным проектом рекламы дезодоранта. Как мы ни старались придумать что-то оригинальное, все наши нестандартные решения неизменно вычеркивались клиентом, и в конце концов у нас остался лишь примитивный рекламный куплетик, предложенный предыдущим агентством. Он сопровождал стандартный видеоряд, изображавший довольных жизнью молодых людей.

Уже в те годы Ридли имел репутацию человека, который может сделать шелковый ридикюль из свиного уха, поэтому, отчаявшись, мы обратились к нему. При встрече мы прокрутили ему запись куплетика. Не сразу придя в себя от услышанного, он сказал: «Это продукция для молодежи, так ведь? Посмотрим, что можно сделать».

И вот что он сделал. Взял только основную мелодию и отдал ее на переделку одному из молодых лондонских рок-музыкантов. Потом снял, как члены рок-группы – гитаристы, барабанщики, контрабасист, саксофонисты, все, как и положено, оборванные и потные, – играют и поют. Ролик скорее напоминал клип из телевизионного рок-шоу, а не рекламу дезодоранта, и нам он очень понравился. Понравился он и клиенту. С тех пор я причисляю себя к поклонникам творчества Ридли.

Потом, через много лет, Ридли уехал в Лос-Анджелес, а мы – в Прованс, где однажды с удивлением и радостью обнаружили, что у нас появился знаменитый сосед – не кто иной, как сам Ридли, поселившийся в двадцати милях от нас. Когда нам представилась возможность поговорить, он сказал, что ему нравится в Провансе, но работа не дает уехать из Лос-Анджелеса, поэтому он постоянно ищет повод, который позволил бы проводить в Провансе больше времени и при этом не терзаться ощущением вины.

Я как раз заканчивал роман о молодом лондонском биржевом трейдере, которому в наследство достался провансальский виноградник. Герой вконец запутался в «виноградных» делах, став жертвой хитрости местных фермеров. Милая история, однако очень непохожая на широкие исторические и драматические эпопеи, на которых специализировался Ридли, поэтому я удивился, когда он попросил меня показать, что я сочинил. Я отдал ему текст скорее с робкой надеждой, чем с реальными ожиданиями.

К моему изумлению, Ридли понравилось, и он был готов прочесть роман еще раз, когда я его закончу. Я закончил, он прочел – и все. Что дальше? Выбор мест съемки и подбор актеров. Зачем же время терять?

Конечно, я понимал, что мой успех не вполне зависит от моих писательских талантов. Рассказанная история имела не очень честное преимущество по сравнению со всеми другими проектами Ридли: только работая над ним, у него появлялась возможность – нет, явная необходимость – провести несколько солнечных недель в своем провансальском доме.

Новость о съемках фильма быстро разлетелась по городам и весям Люберона, вызвав у людей противоречивые чувства. В целом реакция была положительная, хотя некоторые стонали и ворчали, уверенные, что Прованс превращается в Диснейленд. Однако сложная и временами требующая деликатности подготовка к съемкам развернулась вовсю. Нужно было найти места, где снимать, провести переговоры об условиях, организовать транспорт и жилье членам съемочной группы. Когда я наблюдал с безопасного расстояния за этими приготовлениями, мне казалось, что мой вклад в проект пока что наименее затратный. Потом начался кастинг.

Еще со времен «Гладиатора» у Ридли сохранились хорошие отношения с Расселом Кроу, так что никто не удивился, когда того выбрали на роль счастливого трейдера. Естественно, Расселу требовался небольшой любовный роман, пока он занимался своими виноградниками, и здесь Ридли в очередной раз продемонстрировал свой талант отыскивать таланты. Когда-то он дал толчок карьере Брэда Питта в фильме «Тельма и Луиза», а теперь пришла очередь молодой актрисы Марион Котийяр, которую тогда мало кто знал за пределами Франции. Сейчас она стала звездой. Мерси, Ридли.

Следует добавить, что в фильме снимались великолепный Альберт Финни, Том Холландер и прекрасные актеры второго плана. Оставалось только сказать: «Мотор!»

Я всегда думал, что съемки фильма – это потрясающее, яркое событие, наполненное драматизмом и незабываемыми моментами. Боже мой! Это шоу-бизнес самого высокого уровня, съемочная площадка сотрясается от звона знаменитых имен и бурлит в водовороте легкоранимых самолюбий. Наверняка кто-то из артистов проявит по крайней мере неучтивость, а может, случится настоящий скандал. В первое же утро я пришел пораньше, чтобы ничего не пропустить. Марион Котийяр была на месте и читала газету. Ридли завтракал. Рассела не было видно. Технический персонал сновал туда-сюда. Владелец шато, где проходили съемки, периодически заглядывал, проверяя, не топчем ли мы лозу. Вот и вся утренняя интрига. Позже мне предстояло узнать, что у Ридли всегда такие съемки – очень четко организованные, неторопливые и довольно непринужденные. Спокойствие, насколько я мог заметить, было нарушено лишь один раз.

Оказалось, что пунктуальность не входит в число достоинств кинозвезды. Пятнадцать минут, двадцать минут, полчаса – а Рассела все нет. У него никак не получалось прийти вовремя, и члены съемочной группы уже начинали громко вздыхать и ворчать. Вскоре они стали называть его «слишком покойный Рассел Кроу», и, возможно, это обстоятельство заставило Ридли действовать.

Он объявил о собрании технического персонала, актеров – в общем, всех – и сказал, что в тот день на съемку нужно явиться без опозданий. Это крайне важно. Не опаздывать ни на секунду. Вечером на площадке должна быть вся съемочная группа.

Ну и конечно, все пришли, включая Рассела. Однако куда делся сам Ридли? Все ждали, ждали, ждали. Ждали целых сорок пять минут. Наконец появляется Ридли и просит прощения за опоздание – затянулся телефонный разговор с Лос-Анджелесом. После этого случая звезда стала значительно пунктуальнее.

По моему мнению, одна из наиболее запоминающихся сцен в фильме была снята в городке Кюкюрон, гордящемся самым большим прудом в Провансе, прямоугольным, длиной тридцать метров, обсаженным огромными платанами – предметом зависти менее удачливых городков. В тот вечер в окружающий пейзаж были внесены изменения. Вдоль всей длины пруда были поставлены столики на двоих, на которые положили белые скатерти, поставили свечи и ведерки со льдом. Вдалеке небольшой оркестр играл мелодии, полные соблазна, а на поверхности пруда плавали белые цветы и свечи. Потрясающе!

Это были декорации романтического dinner à deux, когда Марион и Рассел наконец остались одни. Почти. Потому что, кроме съемочной группы, идиллической сценой любовался и еще один известный и уважаемый в Кюкюроне человек – мэр. На него она произвела такое большое впечатление, что он спросил у Ридли, нельзя ли после окончания съемки оставить декорации на том же месте.

Фильм сняли, но внимание к этому событию отнюдь не утихло. Кюкюрон, пожалуй, был единственным городком в Провансе, где имелся собственный кинотеатр. И уж точно единственным, где прошла премьера голливудского фильма. Правда, здешние зрители отличались от обычной премьерной публики куда большей непринужденностью.

Не видно было ни лимузинов, ни вечерних платьев, ни смокингов. Пиджаки и драгоценности попадались нечасто, а закуски и напитки перед показом предоставило местное кафе. Вместо шампанского пили rosé. Атмосфера царила живая и шумная. Это был наш фильм, и мы собирались получить от просмотра максимум удовольствия.

Зрительский вердикт, не без легкого влияния выпитого rosé, был милостив, особенно если он исходил от статистов, которые узнали себя в некоторых сценах, и в конце концов зрители разошлись по домам с чувством хорошо выполненной работы. Мэр ждет не дождется, когда ему снова позвонят из Голливуда.