Двадцать пять

Мы добрались до дома Джеймса, когда заря раскрасила край неба розовым и оранжевым. Не верилось, что прошло всего два дня. Мир настолько перевернулся, что для меня день превратился в ночь, и чем выше поднималось солнце, тем сильнее слипались у меня глаза.

Когда Джеймс заводил машину в гараж, я краем глаза поглядела на мой дом. Свет не горел, и ни одной машины у дома не было. Возможно, родители уже уехали. Внутри у меня стало пусто, то ли от облегчения, то ли от разочарования.

Я растолкала Финна, спавшего на заднем сиденье, и мы выбрались из машины. К этому моменту Джеймс уже отпер дверь своего дома. Он совершенно не выглядел сонным, как будто его заряжало что-то более важное, чистое и возвышенное.

– Как ты думаешь, с ним все в порядке? – спросил меня Финн, выбравшись из машины.

Я вздохнула.

– Не знаю. Пока ты спал, он говорил странные вещи.

– Э-э… – Финн уставился в землю. – В самом деле?

Я прищурилась. Он же спал, разве нет? Финн виновато посмотрел на меня, и я стукнула его.

– Ах ты гад!

Финн потер руку.

– Ваши разговоры меня разбудили! Уж поверь – я не мечтал подслушивать такое!

Он прошел мимо меня в дом; я некоторое время мрачно смотрела ему вслед, потом тоже зашла. В доме Джеймс переходил из комнаты в комнату и задергивал все шторы, так, чтобы они не пропускали ни лучика света. Он прошел мимо меня по пути из гостиной в столовую и попутно запер входную дверь на замок и засов.

– Все в порядке? Что-то случилось? – спросила я.

– Все будет хорошо. Я просто собираюсь… кое-кому позвонить. Так что чувствуйте себя как дома.

– Ну, раз уж ты сам сказал… – Финн поскрёб пятернёй грязные волосы, – я бы не прочь сходить в душ.

Я попыталась улыбнуться.

– Да уж!

– Ха-ха.

– Можешь занять первую гостевую ванную, – сказал Джеймс. – Шампунь под раковиной. Одежду можешь взять у меня в шкафу.

Финн кивнул и пошел наверх.

– Ты не будешь возражать, если я займу голубую комнату? – спросила я. – Я не хочу сейчас идти домой.

– Конечно.

Я побрела наверх по лестнице, и Джеймс пошел со мной. На середине пути он обнял меня за талию, и я прижалась к нему.

– Устала? – спросил он.

Я кивнула и искоса посмотрела на него. Он вел себя на удивление нормально, если не считать лихорадочного задергивания штор. Нат умер, но Джеймс не плакал, не расхаживал из стороны в сторону и не рвал на себе волосы. Он выглядел сосредоточенным. Полным энергии.

– Тебе тоже надо немного отдохнуть, – сказала я. Так не могло продолжаться долго. Это какое-то жуткое отрицание в стиле Джеймса, и из-за него срыв будет только хуже – а он непременно случится.

– Я отдохну.

Мы вместе дошли до голубой комнаты – я всегда считала ее своей. Уверена, что никто не провел в этой кровати из красного дерева, под стеганым одеялом из дамасской ткани больше ночей, чем я. Я притормозила лишь на секунду, чтобы скинуть туфли, и рухнула на кровать лицом вниз.

– Белье там свежее? – спросил Джеймс, словно это имело какое-то значение.

– Всё равно! – Я приоткрыла один глаз и увидела, что Джеймс задергивает шторы в комнате с той же тщательностью, что и внизу. Я перекатилась и заползла под одеяло. – Оно чистое.

– Хорошо. – Джеймс сел рядом со мной, подтянул одеяло повыше и подоткнул его по бокам, словно я была маленьким ребенком.

– Спасибо, мамочка, – сказала я. – Кому ты собрался звонить?

– Доктору Фейнбергу. Я хочу выяснить, давал ли он мои записи Нату. И мне надо с ним поговорить… еще кое о чем.

– Ясно, – сказала я, не зная, что еще сказать.

– И я собираюсь позвонить Бобу Нолану в ФБР. Я не хочу, чтобы делом Ната занимался Рихтер. Если Нолан увидит то, что мы нашли, возможно, он что-нибудь с этим сделает.

Я погладила его по руке.

– Надеюсь, ты прав.

– Я тоже на это надеюсь. В любом случае в ближайшие несколько часов ничего не произойдет, так что давай поспи.

Он, склонившись, поцеловал меня в лоб, и время остановилось. Джеймс немного отодвинулся, словно осознал, что он делает, и на протяжении трех вдохов наше дыхание смешивалось, а потом он коснулся губами моих губ.

Один раз его губы медленно скользнули по моим, но за исключением этого мы оба были неподвижны, и губы наши по-прежнему соприкасались. Возможно, со стороны это выглядело безмятежно, но внутри у меня все бурлило. Что-то странное творилось у меня в груди – как будто сердце взорвалось, и жар хлынул в тело, и конечности закололо. Мне хотелось двигаться, разомкнуть губы или прикоснуться к его лицу, но я окаменела.

Потом Джеймс взял меня за подбородок, немного наклонился ко мне, целуя меня глубже, и я прорвалась через свой паралич. Я поняла, почему не могла воспользоваться всеми теми советами Софии и Тамсин насчет соблазнения. Да потому, что я этого не хотела! Я не хотела соблазнять Джеймса, одурачивать его вместе с его гормонами, чтобы они меня захотели. Я хотела, чтобы он захотел меня сам. Как сейчас.

Я провела рукой по его широкой спине, потом по волосам, с противоположной от зашитой раны стороны, и взъерошила их – я столько раз это представляла! Нат мертв, а я уезжаю, и мне хотелось лишь одного: полностью погрузиться в это мгновение, пока все прочее не оттеснило его. Джеймс уловил мой порыв, и его мягкость испарилась, руки сделались неуклюжими, а поцелуи – более напряженными. Он ухватил мой свитер за край и потянул.

– Можно? – шепотом спросил он.

– Заткнись. – Я вдавила эти слова ему в губы и стащила его рубашку через голову. Моя быстро последовала за ней, а потом мы соприкоснулись, кожа к коже, и весь мир сузился до этих точек соприкосновения. Я потянулась к нему, и привлекла его к себе, обратно к поцелую. Мне хотелось исчезнуть под тяжестью веса его тела.

Джеймс отвернулся.

– Прости. Прости. Я не должен был…

– Что? – прошептала я.

Он встал и собрал сброшенную рубашку и туфли. Я села, скрестив руки на груди.

– Джеймс…

– Прости, – повторил он, не глядя на меня.

А потом ушел.

Я проснулась и сощурилась от света. Я толком не понимала, где нахожусь, но эта мысль не ввергла меня в панику, как ей полагалось бы. Я попыталась отодвинуться от солнечных лучей и обнаружила, что рядом со мной кто-то есть. Моя щека покоилась на голой груди Финна, поднимавшейся и опускавшейся в такт дыханию. Тихий стук его сердца отдавался у меня в ухе.

Отдохнуть. Да что вы говорите?

Номер мотеля был крохотным, с обшарпанными стенами и ковром, при виде которого моя мать скончалась бы на месте, но матрас был мягким, а простыни – чистыми и прохладными. Да и человек рядом со мной не так уж плох. Я не имела ни малейшего желания выбираться из этой постели. Мир за запертой дверью может катиться ко всем чертям, а я никуда не пойду.

Финн поднял руку и погладил меня по голове; его прикосновение было нежным и легким, как перышко. Я закрыла глаза и стала наслаждаться покалыванием, расходившимся по коже головы от его пальцев. Когда он поцеловал меня в макушку, я посмотрела на него и улыбнулась.

Он прищурился.

– Я думал, ты спишь.

– А, так вот почему ты был таким милым!

– Ну, я не знаю… – Он поцеловал меня, и мне, возможно, следовало бы застыдиться своих немытых волос и нечищенных зубов, но я не стала. Только не сейчас.

– Это была хорошая идея, – прошептал Финн, – уж поверь мне на слово.

– Угу. – Я вдохнула холодный воздух, который принялся снова просачиваться внутрь. – Но…

– Нет! Только не сейчас! Никаких но! – Он поцелуем заставил меня замолчать. – Давай сперва съедим наш оплаченный континентальный завтрак.

– Я совершенно уверена, что уже середина дня.

Финн посмотрел на часы на тумбочке.

– Блин, вот облом! Ну ладно, мы найдем, чем заняться вместо этого.

На этот раз, когда он поцеловал меня, я засмеялась и почувствовала, как его улыбка оставила отпечаток на моих губах. Финн принялся целовать мою шею, и его слова согрели воздух между нами:

– Господи, ты даже не представляешь, как я об этом мечтал! Все те ночи, когда нас разделяла стена, а я хотел лишь одного – прикоснуться к тебе.

Я покраснела. Ну что за глупость! Глупо так смущаться и дрожать из-за нескольких слов. Я уткнулась ему в плечо, чтобы спрятать лицо.

Финн шлепнулся на подушку.

– Но, быть может, настало время снова стать серьезными, а?

Я подвинулась чуть ближе к нему.

– Возможно.

– Итак, что мы собираемся делать?

– Следить за домами Джеймса и Марины, – сказала я. – Если они сейчас и не там, то скоро будут.

– Но найти их – это самое простое, так?

– Возможно, я ошибалась. – Я приподнялась на локте. – Возможно, мы приложили недостаточно усилий, чтобы убедить Джеймса отказаться от «Кассандры». Теперь он нас видел. Если мы сможем заставить его понять, насколько все пойдет плохо…

– Мы уже пытались, – мягко сказал Финн. Это был первый пункт списка, самое первое, что попытались сделать предыдущие версии Финна и меня – и потерпели неудачу. – Кроме того, ты когда-нибудь видела, чтобы Джеймс выбросил что-то из головы?

– Никогда. – Я легла обратно. – Я знаю. Ты прав.

Финн вздохнул.

– Может, отказаться от этой идеи? На этот раз мы не готовы. Возможно, у наших следующих версий получится.

– Думаешь, мы уже это делали? Наши другие версии получили ту же самую записку, вернулись сюда, чтобы убить его, и сдались?

– Возможно. – Он провел кончиками пальцев по моей спине и улыбнулся. – Мы можем поехать во Флориду. Лечь там на пляже под зонтиками, пить коктейли и ждать, пока время сотрет нас.

– Неплохая идея, – сказала я, представив себе эту сцену: набегающие волны и жаркое солнце. С того момента, как мы прибыли в это время, я мерзла непрестанно. Холод пробирал меня до костей. Но картинка померкла. Она сменилась видением Марины, которую я наконец-то – наконец-то! – научилась любить. У меня заныло под ложечкой. – Четыре года прошло, а я по-прежнему такая эгоистка! Я не могу убить Джеймса потому, что буду плохо себя чувствовать – а ведь от этого зависит столько жизней, и даже жизнь Марины!

– Эй, ты чего? – Финн коснулся моего лица и заставил повернуться к нему. – Ты вовсе не эгоистка. Ты любящий человек, который хочет верить в хорошее, даже после всех испытаний. Будь ты эгоисткой, тебе бы не составило никакого труда убить Джеймса.

– Может быть.

Финн сел и серьезно посмотрел на меня.

– Эм, ты говоришь о Марине так, словно это какой-то другой человек. Но ты и есть Марина. Ты – эта преданная, решительная, страстная девушка. Пора тебе понять, какая ты замечательная – точно так же, как ты хочешь, чтобы это смогла увидеть Марина. Ну, скажем, посмотри на меня. Я считаю, что я потрясающий.

Я улыбнулась.

– Ты вправду потрясающий.

– Я знаю! – Он поцеловал меня. – И ты тоже.

– Ладно, поверю тебе на слово. – Я вздохнула и титаническим усилием заставила себя сползти с этой мягкой, безопасной кровати. – А теперь нам надо пошевеливаться.