Двадцать три

– Джеймс! – Я сложила напитки и еду из торгового автомата на согнутую правую руку и пошарила пальцами левой в щели. Внутри слышалась какая-то возня, звук приглушенного удара и шепот. – Что происходит?!

Тишина.

– Джеймс! – крикнула я. – Открывай немедленно!

– Руку убери.

Я облегченно вздохнула и вытащила пальцы. Дверь закрылась, потом открылась. Лицо Джеймса было красным – этого я ожидала, – но при этом еще странно потным и разгоряченным, как будто он тут марафон бегал, а не плакал. Джеймс уставился на меня так, будто впервые видит. Финн протиснулся мимо нас. Он, кажется, не заметил ничего неладного.

– Бургеры для всех, – сказал он, кинув пакет из «Денниса» на помятое цветочное покрывало ближайшей кровати. Я сгрузила свою порцию вредной еды на соседнюю подушку.

Джеймс обошел нас, подхватил с пола мою сумку, а со спинки стула – свою куртку.

– Заберем их с собой, ладно? Я думаю, нам надо ехать дальше.

– Что?

– Надо двигаться, – сказал он. – Я не хочу оставаться здесь.

– У тебя шок. – Я попыталась поймать Джеймса и остановить, прекратить его пугающие перемещения по комнате, но он упорно ускользал от меня. – Тебе нужно немного отдохнуть.

– Мне нужно убраться из этого гребаного номера! – Джеймс дрожал; его трясло, как будто он промерз до костей. Он грохнул кулаком по стене, и я вздрогнула, внезапно испугавшись стоящего передо мной незнакомца. Джеймс заметил это и опустил голову. – Извини, Марина. Правда, извини. Но мне очень нужно уйти отсюда.

Финн вклинился между нами и положил руку Джеймсу на грудь.

– Ладно. Мы уходим. Все в порядке.

– Спасибо, – хрипло поблагодарил его Джеймс.

Мы вернулись в машину – забытые бургеры остывали на заднем сиденье рядом с Финном, – и Джеймс рванул так, словно за нами гнался сам дьявол. Если бы за руль снова сел Финн, мне и то было бы спокойнее. Стрелка спидометра подбиралась к трехзначной цифре. Джеймс метался между машинами и каждые несколько секунд бросал взгляд в зеркало заднего вида. Мне было слишком страшно, чтобы спросить у него, что случилось, или вообще заговорить с ним. Этот молчащий, напряженный Джеймс напоминал мне день похорон его родителей, когда он грохнул лампу и гнев в его глазах словно прожег меня насквозь, и теперь мне было не по себе.

Финн мое беспокойство не разделял. Он плюхнулся на сиденье и заснул беспробудным сном – у него даже челюсть немного отвисла. Когда я это заметила, то закатила глаза, но в результате получилось, что я на него засмотрелась, хоть и не собиралась. Во сне Финн казался таким юным! Я почти видела, каким он был в детстве.

– Марина! – шепотом позвал меня Джеймс.

Это было первое слово, произнесенное им с того момента, как мы покинули гостиницу.

– Что?

– Как ты думаешь, я – плохой человек?

– Что?!

– Во мне есть зло? – Он так вглядывался в дорогу перед собой, словно надеялся найти там ответы. – Я могу однажды стать чудовищем?

– Джеймс… – Я была так потрясена, что не могла даже подобрать нужные слова. Я накрыла своей рукой его руку на панели управления. – Ты – самый лучший из всех, кого я знаю.

– Я хочу быть хорошим. – Губы его задрожали, и он поднес руку ко рту, чтобы скрыть это. – Я хочу делать добро. Я хочу помогать людям.

– Я знаю…

– Тут как раз об этом речь. – Он кивком указал на плотный конверт у моей ноги. – Вот над этим я работал все эти годы.

– Я знаю, Джеймс. – Он меня не слышал. Не знаю, с кем он разговаривал, но не со мной.

– Если бы только Нат был здесь! – Его голос сорвался. – Он мне очень нужен.

– Все будет хорошо.

– Нет, – сказал Джеймс, в первый раз посмотрев на меня. Его зрачки были такими огромными, что напоминали черные дыры – точно такими он мне их описывал, такими глубокими, что поглощали весь окружающий свет. – Не будет. Ничего уже не будет хорошо, Марина.

Я убрала руку.

– Ты меня пугаешь.

– Я знаю. Мне тоже страшно. – Он стиснул руль. – Мне в жизни бывало страшно из-за такой фигни! Я боялся получить плохую оценку. Боялся не вписаться в коллектив. Блин, да я даже тебя боялся! И все это было такой чепухой!.. Все это ничего не значит теперь, когда пришел настоящий страх.

– Но почему ты боялся меня? – прошептала я.

Он не посмотрел на меня. Фонарные столбы проносились мимо, очерчивая силуэт Джеймса оранжевым ореолом и снова погружая его в темноту. Это пульсирование совпадало с биением моего сердца.

– Не заставляй меня говорить сейчас, – сказал Джеймс. – Только не это.

Надежда захлестнула меня, и мне показалось, что я сейчас взлечу, как воздушный шарик. Но я проткнула этот шарик и заставила себя спуститься на землю. Он посмотрит на меня и скажет: «Я люблю тебя, Марина. Как сестру. Сестру, которой у меня никогда не было. Я боялся сказать тебе об этом, потому что люди, которых я люблю, умирают». И я попытаюсь улыбнуться и сказать, что я тоже его люблю, а потом обрыдаюсь вусмерть и никогда, никогда не скажу ему правду. Мне уже было больно от этого, и глаза жгло от слёз.

Но вдруг я ошибаюсь? Вдруг мое обезумевшее колотящееся сердце право?

Джеймс взял меня за руку.

– Только не оставляй меня, ладно, малявка? Пожалуйста, никогда не оставляй меня.

Я сжала его руку.

– Никогда. Ты от меня не отделаешься, Шоу.

Кажется, он попытался улыбнуться.

– Ловлю на слове, Марчетти.