Токио

Мне иногда снится сон. Огромный клубок велосипедистов катится по узким улицам города. Впереди меня в нескольких сантиметрах – пара чужих колес. Пелотон разгоняет воздух, крутить педали почти не нужно. Люди на обочинах превращаются в размазанные шумные силуэты. Одно неосторожное движение превратит этот клубок в смесь железа, рваной кожи и лохмотьев синтетики. Скорость вжимает нас друг в друга.

К восемнадцатому километру марафона стало понятно, что будет личный рекорд. Километры пролетают слишком быстро, от скорости становится страшно. Печень исправно снабжает организм гликогеном, воздух легко наполняет легкие, мозг пускает в кровь дофамин. Эйфория такая же, как в плотной велосипедной гонке. Пульс 152–153.

После неудачи в Бостоне мы с тренером Мишей Питерцевым пересмотрели наши взгляды на объемы тренировок. Вместо семидесяти – восьмидесяти километров в неделю стали бегать чуть больше ста. Скоростную работу оставили без изменений, а вот медленный восстановительный бег вместо восьми стал двенадцать, а развивающие кроссы вместо десяти – четырнадцать.

Сердце – почти такая же мышца, как бицепс или ягодица, и умеет растягиваться. На пульсе около 120 ударов в минуту амплитуда его работы максимальна, и чем дольше ты бежишь на таком пульсе, тем больше становится сердце. А это означает низкий пульс при той же скорости и уменьшение вероятности инфаркта: стенка сердца становится тоньше, и мышца лучше снабжается кровью.

У меня всегда был очень высокий пульс покоя, но после двух месяцев тренировок с объемами более четырехсот пятидесяти километров в месяц он с 80 опустился до 56. Согласитесь, получать удовольствие от жизни на пульсе 150 гораздо проще, чем на пульсе 180.

В Токио мы прилетели в пятницу, в субботу сходили за номерами, в воскресенье старт. Чем ближе к нему прилетаешь, тем меньше вероятность, что накроет акклиматизация. Девятичасовой перелет, крепкий длинный сон в гостинице с пятницу на субботу и короткий бестолковый в ночь перед марафоном. Такая схема дает возможность выйти на старт, сохранив силы, но не дает освободить голову от ненужной суеты Петербурга.

До стартового городка – на метро. В аэропорту мы взяли напрокат модем с роутером, подключили наши телефоны, теперь Google Maps отвечает за наши перемещения по Японии. Надписей на русском в метро нет, да и на английском немного. На платформу прибывают разные поезда, некоторые из них идут туда, куда нужно. Смотришь в Google – 7:03 не твой, 7:07 тоже, а вот 7:05 Google очень рекомендует. От станции живой коридор волонтеров. Даже если захочешь включить задний ход и не бежать – не получится, волонтеры очень настойчиво показывают, куда нужно идти. Разговаривать с ними бессмысленно, ни слова ни на одном знакомом мне языке.

Стартовый городок организован идеально. С пяти калиток в разных местах участники собираются на большой улице. Серьезные и утрированно вежливые сотрудники службы безопасности пропускают всех через рамки металлоискателей. Отдельный быстрый вход сделан для спортсменов без вещей. Я на всех марафонах прихожу в стартовый городок без вещей, это экономит силы и тепло на старте и дает возможность не наматывать километры после финиша в поисках своей сумки. В городке вода, булки, батончики, энергетики выдаются в неограниченных количествах. Походил, осмотрелся, нашел выход к старту. Времени еще много. Место для разминки есть – слегка размялся. За час до начала марафона входы в стартовую зону закрываются, и моя группа поддержки уезжает встречать меня на седьмой километр.

Из зоны ожидания поднимаюсь между небоскребами на верхний уровень автомобильной эстакады. Стартуем прямо от 243-метрового здания Tokyo Metropolitan Government Building, на строительство которого был потрачен миллиард долларов. С его верхних этажей видно Фудзияму.

В зависимости от результатов предыдущих стартов бегунов выстраивают в длинную колбасу: самые быстрые вперед, остальные чуть сзади. Старт Нью-Йорка и Бостона организован волнами: убежали быстрые – коридор заполняется медленными. В Токио выстрел пистолета один, и все тридцать шесть тысяч участников медленно двигаются к стартовой линии. На кроссовке каждого чип, как только он пересечет стартовую линию – включится секундомер. Я стартую почти с линии. Это удобно. Через каждые пять километров стоят часы организаторов, и свой темп можно контролировать по ним, не тратя силы на рассматривание мелких циферок на собственном Garmin.

Токийский марафон проводится с 2007 года, с 2012-го это часть World Marathon Major. Организаторы принимают 300 тысяч заявок, а бегут 36 тысяч человек, выбираемых случайным образом. Многие японцы годами безуспешно пытаются выиграть эту лотерею. Для иностранцев есть другой путь: fast runners, здесь это называется One Tokyo. Если в прошедшие два года у тебя есть результат быстрее 2:55 на сертифицированной трассе, тебя приглашают в гонку без лотереи. 2:55 вне зависимости от возрастной категории. Я попал сюда со своим нью-йоркским результатом 2:50:22.

В стартовом коридоре люди в трусиках и маечках сидят прямо на асфальте, +6 градусов, солнце, ветра нет. Я медленно достаю из внутреннего кармана теплой куртки блестящую фольгу, разворачиваю ее, подтягиваю повыше теплые тренировочные штаны и усаживаюсь в трех метрах от стартовой линии на асфальт. До выстрела еще минут сорок пять. Широкая дорога разделена поребриком (бордюром) на две части. Слева девочки, справа мальчики, японцы полны гендерных предрассудков. В метро даже есть вагоны «только для женщин». Рядом австралиец, хочет пробежать за 2:50. Сзади британец, думает, что начнет медленно, по четыре минуты на километр.

Всем, кроме меня, холодно. Вещи из стартовой зоны на финиш не поедут, поэтому японцы одеты в одноразовые флизелиновые строительные комбезики. Они не могут просто выкинуть куртку, даже старую. Европейцы кутаются в пленку, выданную на финише Франкфурта или Лондона. Многие мелко дрожат, другие высоко подпрыгивают. Некоторые прыгают, мелко дрожа.

За десять минут до старта над головой начали пролетать вещи, выкидываемые участниками. Специальный человек перед стартовой линией собирает их в большую корзину. Часть не долетает и падает нам на головы. Все зашевелились, особенно мэр Токио, которая произнесла вдохновляющую речь на японском языке.

Некоторые полетели, споткнувшись о разделительный бордюр. Garmin показывает какую-то ерунду: темп 3 минуты на километр, пульс 200. Вокруг небоскребы, сигнал GPS плохой, пульсометр считает мой пульс и, вероятно, пульс того парня, который остался лежать, споткнувшись о поребрик. Чужие локти пытаются залезть под ребра. Отметка первого километра. Мои часы показывают время 3:55, темп 3:10. Дорогая игрушка превратилась в дешевый секундомер.

Когда целевой темп ровно 4 минуты на километр, никакой проблемы считать время нет. Десять километров – 40 минут, двадцать – 1 час 20 минут, двадцать один – 1 час 24 минуты. Можно отслеживать только секунды отставания или опережения от нуля секунд каждой четвертой минуты. В общем, я не расстроился, что Garmin не сможет мне помочь.

Задача была, несмотря на все «адреналины», не бежать быстрее четырех минут на километр первые километров тридцать. Я настраивался на этот темп, делал отрезки в этом темпе и уговаривал себя словами Миши: «Юра, медленнее, Юра, медленнее».

Первые пять километров под гору. Блин, быстро. Слишком быстро. Бостон тоже начинался под гору, и тоже был быстрый старт. Тогда я еле дошел до финиша. «Юра, медленнее», – слышен в голове Мишин голос. Окей, тормозим. Шестой километр – четыре минуты, седьмой – четыре минуты.

Проваливаюсь в сумрак. Это режим, при котором все лишние рецепторы отключаются. Картинка становится черно-белой, звуки не слышны. Нервная система заработала в анизотропном режиме: сигналы к ногам идут, а от них обратно нет, ощущения – как поездка на радиоуправляемой машинке. Марафон вы бежите головой, в большинстве случаев усталость – это сторожки, которые организм выставляет на всякий случай для собственной защиты. С каждым годом тренировок вы аккуратно снимаете запреты. Организм пускает вас в свои неприкосновенные запасы все дальше и дальше. Иногда действительно страшно: не слишком ли далеко?

Друзья должны быть на седьмом километре. Ничего не вижу и не слышу. Пробегаю мимо, так их и не заметив. К этому моменту все идут плотной группой, как в велосипедном пелотоне, задевая друг друга локтями. Миллион семьсот тысяч болельщиков. На каждом метре дистанции десятки людей машут флажками и кричат что-то по-японски.

Через каждые пять километров пункт питания, за один марафон выпивается 850 тысяч бутылок воды и изотоника. Через каждый километр – туалет. Зачем они так часто – не знаю, но туда постоянно кто-то из спортсменов забегал или выбегал. На Нью-Йоркском марафоне парень, бежавший передо мной, встал на одно колено, как будто собирался поцеловать флаг, и опорожнился в водосточную решетку. Мероприятие заняло несколько секунд, он даже не отстал от меня. В Токио свои отношения с туалетами. В общественном туалете в метро теплый фонтанчик моет тебе задницу, ты выбираешь нужную музыку. Если стесняешься своих громких звуков – можешь заглушить их записью звука спускаемой воды. Стульчак подогревается и автоматически протирается дезинфицирующим раствором. Это не просто космос, это другая Вселенная. Регулируется ли температура в туалетах на дистанции? Я так и не выяснил. Ладно, в другой раз.

То что надо. Успокоился после старта и подобрал правильный темп.

Трасса выполнена почти идеально. Правила допускают перепад высот между стартом и финишем в 43 метра, в Токио первые шесть километров разгоняешься под гору, спускаясь с эстакады на 40 метров, дальше плоско. Организаторы в этом году изменили маршрут, убрав горки. Средняя температура для этого дня в Токио +5,5 градуса, теплее уже хуже: сердцу пришлось бы тратить много сил на охлаждение. Ветра нет, дома закрывают участников. Толпа болельщиков отдает бегунам свою энергию. Организаторы надеялись, что в Токио будет не только установлен мировой рекорд, но и показан результат быстрее двух часов.

Adidas для экс-рекордсмена мира Уилсона Кипсанга к Токийскому марафону разработала Adidas Sub2, быстрые кроссовки. Я бегу в Saucony Type A. Это лучшее из всего, что у меня было, не считая Saucony Type A6, которые американцы сняли с производства. Type A имеют жесткие элементы в верхней части и в пятке, а Type A6 надевался как носок.

Отнимали силы несколько разворотов на 180 градусов, но они дали возможность вдохновиться бегом лидеров гонки.

Почти идеально. Ем гель, воду пью по глотку на каждом пункте питания. Длиннющий стол. Сначала стоят стаканчики с изотоником; я смещаюсь к центру дороги, уступая путь тем, кто пьет сладковатую противную жидкость. Потом столы с водой. Хватаешь стакан, в нем ровно один глоток, сламываешь его верхнюю часть, образуя носик, делаешь глубокий выдох и на вдохе – один глоток. Пульс в этот момент подскакивает ненадолго, ноги становятся ватными. Через минуту все возвращается к нормальному состоянию.

В моем разговоре с собой появляется слово «пока». Пока все отлично.

Сейчас нужно быть очень внимательным. Марафон – это модель жизни. На старте ты ведешь себя как ребенок, растрачивая силы. Хочется раньше других сделать первые шаги, появляются слова «Я сам». Потом наступает время юношеского максимализма: «Всем докажу», «Никаких компромиссов». А потом кризис среднего возраста… На подготовку к марафону потрачены сотни часов, выстраданы тысячи километров, а впереди неизвестность и мрак. Ты уже несвеж, а финиш еще даже не угадывается. Тоска, одиночество, смещение оценок и вечный вопрос жизни, Вселенной и всего такого – «На фига?» Выигрывается марафон на последних километрах, а проигрывается здесь, в середине дистанции. Чуть отвлекся, чуть-чуть потерял темп – и надежд на хороший результат становится меньше, а вопрос «На фига?» все актуальнее.

На двадцать втором километре слышу «Юра, давай!!!». Друзья приехали вместе со мной из России специально, чтобы поболеть за меня. Жена тоже здесь, кричит: «Юра, давай!» Если вы когда-нибудь поедете болеть за марафонцев, вставайте именно здесь. Присутствие близких тебе людей, прилетевших через половину земного шара специально для того, чтобы поддержать тебя, мотивирует невероятно. Пять километров назад я еще был свеж и полон желания разорвать этот мир, еще через пять запахнет финишем. Но здесь, на двадцать втором километре, «Юра, давай!» действительно заставляет давать, и именно в тот момент, когда начинают зарождаться сомнения. Даю.

Точно по графику. Здесь начинается работа нервной системы.

Перед Бостонским марафоном мы увеличивали объемы до ста километров в неделю вплоть до контрольной тренировки за месяц до старта. И ноги, и связки уже легко переваривают такие нагрузки, но нервная система еще не приспособилась. Я становлюсь нервным и агрессивным. За три недели до гонки на эти нагрузки накладывается нервотрепка в ожидании старта. Любая неожиданность, любые проблемы на работе, трения в семье, неосторожное слово выбивают из колеи. Иммунитет при этих нагрузках и так слабый, и в итоге ты выходишь на старт больным в прямом смысле слова: кашель, температура, давление и все сразу. Проблема известна марафонцам, Миша называет это состояние «тонким и звонким». Готовясь к Токио, мы изменили классическую схему. Пик объемов сделали за два месяца до старта. К контрольной тренировке за четыре недели до марафона снизили объемы, и организм приспособился к нагрузке. Напряжение не наложилось на предстартовые волнения. Тридцать километров контрольной тренировки я пробежал по личному рекорду. Пиво я тоже не бросил пить, вплоть до последнего дня: нервы дороже. К старту подошел спокойным, с желанием поработать. В середине гонки это состояние пригодилось.

Супер. Рядом со мной по четыре минуты на километр бежит сотня людей, в основном японцев. Вместе со всеми бегут полицейские из специального подразделения и врачи. Бегут быстро.

Последнюю неделю перед марафоном Миша сделал совсем несложной. Во вторник пять отрезков по километру в марафонском темпе, остальные дни либо отдых, либо восемь километров трусцой. В начале недели побольше белков, поменьше углеводов, в конце наоборот. Все эти дни пью много воды. Уже в Японии в субботу вечером сожрал две порции макарон. Утром перед гонкой в гостинице нужно есть макароны – тазик или больше. В Токио с этим проблем нет. В любом магазине самый длинный прилавок – это лапша быстрого приготовления. Я выбрал самую калорийную. Наливаю кипяток в два пенопластовых ведерка, жду пять минут и ем без приправ. Видимо, подготовка была хорошей: особой усталости нет, энергии пока хватает.

Бегу, радуюсь: «стенки» нет, бежится свободно. Обгоняю знакомого британца, который хотел начать медленно. На тридцать шестом километре понимаю, что темп начал падать. Пытаюсь добавить – ничего не получается.

Организм может запасти ограниченное количество углеводов. Печень обычного человека аккумулирует топлива километров на тридцать. Дальше все, бензин кончился. Можно пробовать бежать на жирах, но они требуют для горения на 30 % больше кислорода, да и сгорают медленно. Вот в этот момент и начинается марафон. Тренировками и специальной диетой можно чуть-чуть увеличить расстояние, пробегаемое за счет углеводов. Но чуть-чуть – это километра два-три. Тридцать седьмой километр преодолеваю за 4 минуты 6 секунд. Сознание с трудом считает секунды и километры.

Группа поддержки переместилась на тридцать седьмой километр: «Юра, давай!» Это приводит меня в чувство метров на триста. Меняю длину шага. Ноги начинают прилипать к асфальту. Пытаюсь включить еще живые группы мышц на ногах, представляю себя на интервальной тренировке – последний длинный интервал. Темп 4:10. Два года назад я был бы счастлив финишировать с таким темпом, но сейчас мне нужно четыре ровно. Обгоняю австралийца, он перемещается почти пешком, успеваю крикнуть ему: «Australia, go!» Крикнуть – это громко сказано: прохрипеть. Углеводов в моем организме нет, съеденные три геля сгорели, как фантики в камине. На тридцать восьмом километре я был уверен, что марафонская дистанция – сорок один километр. Пытаюсь вычислить время на финише. Математика не сходится. Если бежать по четыре минуты километр, то марафон закончишь за 2:48:47. По моей математике, я в среднем уже бегу на полминуты медленнее четырех минут, но по расчетам финиширую быстрее 2:48. Ничего не понимаю. Где я?!! В голове снова помойка.

За пять километров я потерял и 28 секунд запаса, и еще 15 секунд. Из 43 секунд жалко каждую. Тут я вижу табличку «Два километра до финиша». Математика прояснилась. Чтобы выбежать из 2:50, нужно давать по 4:27.

Трасса устроена так, что перед самым финишем – поворот между двумя небоскребами. Я знаю, что увижу финиш метров за двести. Это неплохо: бежать нужно так, будто финиша не существует. Сорок первый километр преодолеваю за 4 минуты 14 секунд. Еще 14 секунд потеряно. Зрителей в финишной зоне нет: то ли стало тихо, то ли у меня звук выключился.

Многие бегают марафоны just for fun, многие удивляются, почему я бегаю редко. Какое, к черту, for fun: сотни людей следят за мной, некоторые, несмотря на глубокую ночь в Москве, – в режиме онлайн. Одни действительно переживают, другие ждут, что будет возможность напомнить: «Я говорил, что методика тренировок неверная». Друзья приехали из России смотреть на мой бег, жена тут же рядом в Токио, тренер вместе со мной проделал большую работу. For fun уже не получается, нужно показывать результат. Так устроено наше общество – никого не волнует процесс. Ребенок должен раньше всех заговорить, студент – получить больше всех пятерок, сотрудник – как можно скорее подняться по служебной лестнице. Это критерии успеха. Принято считать, что жить в гармонии с собой, никуда не спешить и абстрагироваться от результата могут только неудачники. Я получаю удовольствие от процесса тренировок, мне нравится выступать. Но после тридцать пятого километра и мне нужен результат.

2:49:33. Из всех моих марафонов этот финиш самый неожиданный. Поворачиваешь за угол – и вот он, я даже не успел почувствовать радость от его близости.