Книга: Бумажный зверинец
Назад: Симулякр
Дальше: Бумажный зверинец

Регулярный клиент

– Это Жасмин, – говорит она.
– Это Роберт.
Голос в телефоне явно принадлежит тому же человеку, с кем она разговаривала несколько часов назад.
– Хорошо, что ты пришел, дорогой. – Она выглядывает в окно и видит его фигуру, стоящую на углу, перед круглосуточным магазином, как она и просила. Он выглядит чистым, хорошо одетым, как будто пришел на свидание. Хороший признак. На нем бейсболка команды «Ред Сокс», натянутая почти до бровей, – довольно дилетантский способ обеспечения анонимности. – Я нахожусь чуть пониже по улице Морленд в доме 27. Это серый каменный многоквартирный дом, который раньше был церковью.
Он повернулся, чтобы посмотреть:
– Да, в чувстве юмора тебе не откажешь.
Они все так шутят, но она все равно рассмеялась.
– Я нахожусь в квартире 24 на втором этаже.
– Там только ты? Я не встречу никаких вышибал, требующих предоплаты?
– Я тебе уже говорила: работаю одна. Просто подготовь деньги, и ты отлично проведешь время.
Она вешает трубку и бегло осматривает себя в зеркало, проверяя, все ли в порядке. Черные чулки и пояс с резинками совершенно новые, а кружевное бюстье подчеркивает ее тонкую талию и увеличивает грудь. Она нанесла легкий макияж, однако тени как раз такие, чтобы подчеркнуть ее глаза. Большинству ее клиентов это очень нравится. Экзотика.
Свежие простыни на большой кровати, небольшая плетеная корзинка с презервативами на ночном столике рядом с часами, показывающими точное время 5:58. Свидание продлится два часа, после чего у нее будет достаточно времени, чтобы привести себя в порядок, принять душ и посмотреть свою любимую телепередачу. Она думает, не позвонить ли позже маме, чтобы попросить ее приготовить морского окуня.
Она открывает дверь еще до того, как он постучался, и, глядя на его лицо, убеждается, что все сделала хорошо и вид у нее отменный. Он заходит, а она закрывает дверь, прислоняется к ней и одаривает его улыбкой.
– Ты еще красивее, чем фотографии в твоем объявлении, – говорит он и пристально смотрит ей в глаза. – Особенно прекрасны глаза.
– Спасибо.
В коридоре она уже может хорошо его рассмотреть, она сосредотачивается на своем правом глазу и быстро мигает дважды. Вряд ли это когда-либо ей понадобится, но девушке необходимо себя защищать. Когда она перестанет заниматься своим ремеслом, то, скорее всего, выбросит все это на дно Бостонской бухты, прямо как в детстве, когда она еще совсем маленькой девочкой писала секреты на кусочках бумаги, сворачивала их и спускала в унитаз.
Он хорошо выглядит, но совершенно не запоминается: выше шести футов, загорелый, не лысый, а тело под отутюженной рубашкой смотрится мускулистым и ухоженным. Глаза дружелюбные, и она уверена, что он не будет слишком груб. Она догадывается, что ему не больше сорока, возможно, он работает в деловом центре, в одной из юридических или финансовых компаний, где служащие носят рубашки с длинными рукавами и черные брюки, что вполне разумно из-за постоянно включенных кондиционеров. Ему присуще то наглое высокомерие, которые многие ошибочно считают мужественной привлекательностью. Она замечает, что кожа у основания безымянного пальца светлее. Так даже лучше. Женатый мужчина, как правило, безопаснее. А женатый мужчина, который не хочет, чтобы она знала о его браке, – наиболее безопасный тип: он ценит то, что имеет, и не хочет это потерять.
Она надеется, что не ошиблась и он принадлежит к ее регулярному типу клиентов.
– Я очень рад нашему знакомству, – он достает простой белый конверт.
Она берет конверт и пересчитывает купюры. Затем, не говоря ни слова, кладет его поверх стопки с корреспонденцией на маленький столик у входа. Берет его за руку и ведет в спальню. Он останавливается, чтобы осмотреть ванную комнату и другую спальню в конце коридора.
– Ищешь вышибалу? – поддразнивает она.
– Просто хочу убедиться. Я ведь неплохой человек, которому есть, что терять.
Он достает сканер и поднимает его вверх, пристально глядя на экран.
– О Боже! Да ты действительно параноик, – говорит она. – Единственная камера здесь – в моем телефоне. И она точно отключена.
Он откладывает сканер в сторону и улыбается:
– Знаю. Просто хотел, чтобы это подтвердило оборудование.
Они входят в спальню. Она наблюдает, как он осматривает кровать, бутылочки с лубрикантами и лосьонами на комоде, длинные зеркала, закрывающие дверь в туалет рядом с кроватью.
– Нервничаешь? – спрашивает она.
– Немного, – соглашается он. – Я нечасто этим занимаюсь. Даже вообще никогда не занимался.
Она подходит к нему и обнимает, давая вдохнуть запах своих духов, такой цветочный и легкий, что не задержится на его коже. Через мгновение он обнимает ее в ответ, положив руки на ее обнаженную поясницу.
– Я всегда считала, что человек должен платить за опыт и чувства, а не за материальные вещи.
– Хорошая философия, – шепчет он в ее ухо.
– Я дам тебе опыт общения с подругой молодости, и опыт этот будет несколько старомодным, но неимоверно приятным. Ты будешь вспоминать его, вспоминать так часто, как захочешь.
– Ты сделаешь все, что я захочу?
– В разумных пределах, – отвечает она. Затем поднимает голову, чтобы взглянуть на него. – Но тебе нужно надеть презерватив. Кроме этого, я вряд ли откажу тебе в чем-то. Но как я сказала по телефону, за некоторые вещи придется доплачивать.
– Я сам достаточно старомодный. Не возражаешь, если я буду говорить тебе, что делать?
Она уже вполне расслабилась с ним, чтобы не сделать из его слов каких-либо негативных выводов.
– Если хочешь привязать меня, то за это нужно будет доплатить. И я не буду этого делать, пока хорошенько тебя не узнаю.
– Нет, ничего такого. Может, просто слегка попридержу тебя.
– Хорошо.
Он подходит к ней, и они целуются. Его язык проникает ей в рот, и она стонет. Он делает шаг назад, кладет руки ей на талию и отворачивает ее от себя:
– Ляжешь лицом в подушку?
– Конечно, – она ложится на кровать. – Ноги под себя или в стороны?
– В стороны, пожалуйста, – в его голосе появляются командные нотки. А он ведь еще даже не разделся, даже не снял своей бейсболки «Ред Сокс». Она несколько разочарована. Некоторые клиенты ценят послушание больше секса. Ей практически ничего не нужно делать. Просто надеяться, что он не будет слишком грубым и не оставит отметин.
Он забирается на кровать и движется к ней на коленях между ее расставленными ногами. Он наклоняется и берет подушку, лежащую рядом с ее головой.
– Очаровательно, – говорит он. – Теперь я попридержу тебя немного.
Она томно вздыхает лицом в подушку так, как ему обязательно должно понравиться.
Он кладет подушку ей на затылок и крепко прижимает, чтобы воспрепятствовать любой попытке движения. Он достает из-за пояса пистолет и одним быстрым движением подносит ствол, длинный и толстый ствол с глушителем, к тыльной части бюстье и делает два быстрых выстрела прямо ей в сердце. Она тут же умирает.
Он убирает подушку и откладывает пистолет. Затем достает небольшой хирургический набор из своего кармана вместе с парой латексных перчаток. Он работает быстро и эффективно, легко и точно делая надрезы. Он успокаивается, когда находит то, что ему нужно, ведь иногда по ошибке выбирает не тех девушек. Редко, но увы – такое случается. Во время работы он тщательно вытирает рукавами пот со своего лица, а благодаря кепке на лицо не падают волосы. Вскоре все закончено.
Он слезает с кровати, снимает окровавленные перчатки и оставляет их вместе с хирургическим набором на теле. Затем он надевает новую пару перчаток и ходит по квартире, методично пытаясь найти место, где она прячет деньги: внутри сливного бачка, за холодильником, в тайнике над дверью в туалет.
Он идет на кухню и возвращается с большим пакетом для мусора. Он берет окровавленные перчатки и хирургический набор и кидает их в пакет. Он берет ее телефон и нажимает кнопку, чтобы открыть голосовую почту. Он удаляет все сообщения, включая то, что оставил сам, когда в первый раз позвонил по этому номеру. Он мало что может сделать с журналами звонков в телефонной компании, но это и не страшно, ведь он оставит свой предоплаченный телефон там, где его сможет найти полиция.
Он снова смотрит на нее. Нет, он не опечален, но чувствует легкий оттенок утраты. Девушка была красавицей, и было бы здорово сначала насладиться ею, однако это оставило бы слишком много следов, даже с презервативом. Тем более что потом можно всегда оплатить услуги другой. Ему нравится платить за материальные вещи. Когда он платит, то чувствует прилив сил.
Из внутреннего кармана своей куртки он достает листок бумаги, аккуратно его разворачивает и кладет рядом с головой девушки.
Он убирает пакет с мусором и деньги в небольшую спортивную сумку, которую находит в одном из шкафов. Затем тихо выходит, взяв конверт с наличными, лежавший рядом со входом.
* * *
Из-за своей дотошности Руфь Ло еще раз просматривает числа в электронной таблице, где приведены выписки с кредитных карт и банковских счетов, и сравнивает их со значениями, указанными в налоговой декларации. Сомнений не оставалось. Муж клиентки прятал деньги от Налогового управления США и, что гораздо хуже, от ее клиентки.
Лето в Бостоне может быть убийственно жарким. Но Руфь не включает кондиционер в своем маленьком офисе, расположенном прямо над лавкой мясника в китайском квартале. За прошедшие годы она сделала стольких людей несчастными, что не было никаких причин предоставить им шанс незаметно приблизиться к ней, скрываясь за посторонними шумами.
Она достает свой сотовый телефон и начинает по памяти набирать номер. Она никогда не хранит номера в телефоне. Другим она говорит, что это в целях безопасности, однако ей самой иногда кажется, что таким образом она хоть как-то демонстрирует свою независимость от компьютеров.
Она останавливается, заслышав шаги поднимающегося по лестнице человека. Шаги эти звонкие и изящные, должно быть, поднимается женщина на тонких каблуках. Сканер в коридоре не сработал на оружие, однако это еще ничего не значит: она может убить без пистолета и ножа, как, впрочем, и многие другие.
Руфь бесшумно кладет телефон на стол, дотягивается до ящика, чтобы взяться правой рукой за рукоятку вселяющего уверенность Глока-19. Только тогда она слегка поворачивается, чтобы взглянуть на монитор, где транслируется видео с камеры безопасности, установленной прямо над дверью.
Она чувствует себя очень спокойной. Регулятор хорошо делает свое дело. Пока нет смысла выпускать адреналин.
Посетительница – женщина старше пятидесяти лет, в синем кардигане с короткими рукавами и белых штанах. Она ищет кнопку звонка у двери. Ее волосы настолько черны, что, скорее всего, крашены. Похоже, что она китаянка: худая, миниатюрная, зажатая и нервная.
Руфь успокаивается и отпускает пистолет, чтобы нажать кнопку, отпирающую дверной замок. Она встает и протягивает руку:
– Чем я могу вам помочь?
– Вы Руфь Ло, частный детектив? – В акценте женщины слышны, скорее, оттенки мандарина, а не кантонского или фуцзяньского диалекта. Возможно, она практически никак не связана с местным китайским кварталом.
– Да, это я.
Женщина кажется удивленной, как будто Руфь выглядит несколько не так, как она ожидала:
– Сара Динг. Я думала, что вы китаянка.
Когда они пожимают друг другу руки, Руфь смотрит Саре прямо в глаза: женщины примерно одного роста – пять футов четыре дюйма. Сара следит за собой, но ее пальцы тонкие и холодные, как когти птицы.
– Я наполовину китаянка, – говорит Руфь. – Мой отец – кантонец во втором поколении, моя мать была белой. Мой кантонский весьма посредственный, и я совсем не знаю мандарина.
Сара садится в кресло напротив стола Руфи.
– Но у вас офис в таком месте.
Та пожимает плечами:
– Много врагов. Многие некитайцы чувствуют себя очень неуютно в китайском квартале. Они сильно выделяются из окружения. Поэтому для меня безопаснее работать здесь. Кроме того, здесь самая низкая арендная плата.
Сара утомленно кивает.
– Я хочу, чтобы вы помогли мне с моей дочерью. – Она двигает по столу папку.
Руфь садится, но не берет папку.
– Расскажите мне о ней.
– Мона оказывала эскорт-услуги. Месяц назад она была убита в своей квартире. Полиция считает, что это ограбление, возможно, замешана банда, и у них нет никаких зацепок.
– Это очень опасная профессия, – говорит Руфь. – Вы знали, что она этим занимается?
– Нет. После университета у Моны начались трудности, а мы никогда не были так близки, как… Как мне бы хотелось. Мы думали, что последние два года ее дела пошли на лад, а она говорила нам, что работает в издательстве. Очень трудно узнать своего ребенка, если ты не смогла стать той матерью, которая ей нужна. В этой стране совсем другие правила.
Руфь кивает. Знакомые стенания иммигрантов.
– Сожалею о вашей утрате. Но, скорее всего, я ничего не смогу сделать. Большинство моих дел связано со скрытыми активами, неверными женами и мужьями, страховым мошенничеством, проверкой биографических данных – вот такими вещами. В прошлом я работала в органах в отделе по расследованию убийств. Я знаю, что следователи довольно тщательно ведут свои дела.
– Но это не так! – В голосе женщины слышатся гнев и отчаянье. – Они думают, что она обычная китайская шлюха и умерла просто по глупости или же связалась с какой-то китайской бандой, которая не стала бы трогать нормальных людей. Моему мужу настолько стыдно, что он даже не вспоминает ее имени. Но она моя дочь, и она мне дороже всего, что у меня есть.
Руфь посмотрела на нее. И почувствовала, что регулятор подавляет в ней чувство жалости. Жалость может привести к принятию весьма скверных деловых решений.
– Я все думаю, что наверняка был какой-то признак, который я не заметила, и что можно было как-то сказать ей, что я люблю ее. Если бы я только не была такой занятой, чуть более готовой проявить излишнее любопытство, копнуть поглубже, пусть даже она и причинила бы мне боль. Я с отвращением вспоминаю, как со мной общались следователи, – как будто я трачу их время, – но они пытались этого не показать.
Руфь не стала объяснять, что все следователи в полиции используют регуляторы, которые делают невозможным тот тип предубеждений, о котором говорила Сара. Вся суть регулятора состояла в том, чтобы сделать работу полицейских в условиях постоянного стресса более привычной и обыденной, чтобы они меньше полагались на догадки, эмоциональные импульсы и позывы принимать решения исходя из скрытых предубеждений. Если полиция утверждает, что это насилие, связанное с организованной преступностью, то у нее на то достаточно оснований.
Она ничего не сказала, потому что женщина перед ней страдала от душевной боли, а вина и любовь были настолько перемешаны в ее лице, что она решила заплатить за поиски убийцы своей дочери, чтобы хоть как-то попытаться оправдать себя – мать, дочь которой занялась проституцией.
Ее гнев и беспомощность смутно напоминают Руфь о чем-то, что она давно пыталась забыть.
– Если я даже найду убийцу, – говорит она, – вам от этого легче не станет.
– Мне все равно, – Сара пытается пожать плечами, но этот американский жест выглядит нелепо и неуверенно. – Мой муж считает, что я сошла с ума. Я понимаю, насколько это безнадежно, но вы не первый детектив, с которым я разговаривала. Некоторые из них предложили обратиться к вам, потому что вы женщина и китаянка, так что, может, у вас будет достаточно сочувствия, чтобы увидеть здесь то, что они не смогли.
Она открывает сумочку и достает чек, протягивает его через стол и кладет на папку.
– Здесь восемьдесят тысяч долларов. Я заплачу в два раза больше вашей ежедневной ставки и вдвойне покрою расходы. Если вы все используете, я дам больше.
Руфь смотрит на чек. Она думает о плачевном состоянии своих финансов. В сорок девять лет сколько еще может выпасть шансов отложить хоть какие-то деньги на будущее, когда она уже не сможет работать?
Она чувствует себя спокойной, рациональной и понимает, что регулятор отлично справляется со своей работой. Она точно знает, что принимает решение на основе издержек и выгод, а также реалистичной оценки этого дела, а не потому, что сгорбленные плечи Сары Динг выглядят как две хрупкие плотины, которые вот-вот рухнут под бурным потоком скорби.
– Хорошо, – говорит она. – Согласна.
* * *
Мужчину зовут не Роберт. Он не Пол, не Мэтт и даже не Бэрри. Он никогда не использовал имя Джон, потому что такие шуточки заставили бы девушек нервничать. Когда-то давно, еще до тюремного заключения, его называли Наблюдателем, потому что он любил отмечать все детали, заранее посещать место будущего дела, чтобы проработать оптимальные варианты действий и найти лучшие пути отхода. Он все еще воспринимает себя так, когда остается один.
Он снимает номер в дешевой гостинице вдоль трассы 128 и начинает каждое утро с душа, чтобы смыть холодный пот после кошмара.
Это пятая гостиница, где он остановился за последний месяц. Если оставаться на одном месте дольше недели, то начинаешь привлекать к себе внимание работников гостиницы. Он наблюдает, а не является объектом для наблюдения. В идеале ему следует совсем уехать из Бостона, но он еще не исчерпал всех возможностей этого города. Уезжать отсюда, когда ты еще не увидел всего, что хочется, кажется неправильным.
Наблюдатель завладел шестьюдесятью тысячами долларов наличными в квартире той девушки – совсем неплохо для дневного заработка. Девушки, которых он выбирает, со всей остротой понимают недолговечность своей карьеры, и не имея вредных привычек, они прячут деньги как готовящиеся к зиме белки. А так как они не могут положить их в банк, не вызывая подозрений у налогового управления, то прячут деньги в тайниках своих квартир. Потом приходит он и заявляет на них свои права как на найденный клад.
Деньги – это хороший побочный заработок, но не они привлекают его.
Он выходит из душа, вытирается и садится в кресло прямо в полотенце, чтобы еще немного поработать над тем крепким орешком, который ему предстоит расщепить. Это небольшая серебряная полусфера размером в половинку грецкого ореха. Когда он впервые достал ее, она была покрыта кровью и плотью, и он долго оттирал ее бумажными полотенцами, смоченными водой, над раковиной мотеля, пока металл не начал блестеть.
Он с трудом открывает порт доступа на тыльной стороне устройства. Открыв ноутбук, он подключает к нему один конец кабеля, а другой вставляет в полусферу. Он запускает программу, за которую заплатил огромные деньги, и дает ей поработать. Было бы эффективнее оставить программу работающей все это время, но ему хочется быть рядом, когда шифрование будет взломано.
Пока программа работает, он просматривает объявления эскорт-услуг. Сейчас он жаждет развлечений, а не идет на дело, поэтому ищет не таких, как Жасмин, а тех, кто ему действительно нравится. Они дорогие, но не слишком, тот тип, который напоминает ему о девушках, которых он желал в школе: шумные, веселые, с отличной фигурой, но обязательно набирающие вес через несколько лет – та беззаботная, но ускользающая красота, которая от этого становится еще более вожделенной.
Наблюдатель знает, что только такой бедняк, каким был он в свои семнадцать, стал бы заморачиваться ухаживанием за женщинами, пытаясь сделать все, чтобы им понравиться. Человек с деньгами и властью, каким он стал сейчас, может купить все, что пожелает. Есть какая-то чистота и непорочность в его страсти, которую он считает более благородной и не такой лживой, как страсти нищих людей. Они лишь мечтают о том, чтобы жить его жизнью.
Программа издает звуковой сигнал, и он переключается на нее.
Успех.
Изображения, видео, звуковые записи загружаются на компьютер.
Наблюдатель просматривает изображения и видеозаписи. Фотографии лиц и передаваемых денег… Он тут же удаляет те, где запечатлен он сам.
Но видео – это самое лучшее. Он откидывается на спинку стула и смотрит на мерцающий экран, любуясь операторскими способностями Жасмин.
Он разделяет видео и изображения по клиентам и помещает их в соответствующие папки. Это кропотливая работа, но ему она безумно нравится.
* * *
Первое, что Руфь делает с деньгами, – проводит жизненно необходимые калибровку и подстройку оборудования. Для преследования убийцы необходимо быть в наилучшей форме.
Она не любит таскать с собой пистолет. Мужчина в спортивной куртке со спрятанным под ней оружием может сливаться с толпой практически в любой ситуации, однако женщина в такой одежде, под которой можно скрыть пистолет, всегда будет выделяться как белая ворона. Держать пистолет в сумочке – ужасная идея. Он создает ложное чувство безопасности, однако сумочку всегда могут украсть, и тогда она останется безоружной.
Она сохраняет хорошую для своего возраста форму, однако ее противники всегда выше, тяжелее и сильнее. Она научилась компенсировать эти недостатки тем, что старается держаться начеку и наносит удар первой.
Но этого недостаточно.
Она идет к своему доктору. Но не к тому, кто прописан в ее медицинской карте.
Доктор Би выучился в другой стране, но ему пришлось покинуть свой дом, так как он разозлил не тех людей. Вместо того чтобы оформить вид на жительство и получить лицензию на ведение врачебной практики, что позволило бы легко найти его, он решил заниматься своим делом подпольно. Он мог сделать то, что никогда бы не посмели те доктора, которые заботятся о своих лицензиях. Он работал с пациентами, к которым те даже и не прикоснулись бы.
– Сколько лет, – говорит доктор Би.
– Проверьте все, – говорит она ему. – И замените, что нужно.
– Умер богатый дядюшка?
– Я выхожу на охоту.
Доктор Би кивает и вводит анестезию.
Он проверяет пневматические поршни в ее ногах, замененные композитные сухожилия в плечах и предплечьях, энергетические аккумуляторы и искусственные мускулы в руках, усиленные фаланги пальцев. Он подзаряжает все, что нужно подзарядить. Он изучает результаты наращивания кальция (мера по устранению хрупкости костей, неудачный побочный эффект ее азиатского происхождения) и настраивает регулятор, чтобы он дольше работал.
– Все как новое, – говорит он ей. И она платит.
* * *
Затем Руфь просматривает ту папку, что принесла Сара.
Там есть фотографии: школьный бал, выпускной, каникулы с друзьями, поступление в вуз. Она обращает внимание на название университета без удивления и печали, хотя именно туда мечтала поступить Джесс. Регулятор, как всегда, позволяет ей оставаться хладнокровной, способной воспринимать любую информацию и выделять из нее полезную.
Последняя семейная фотография, которую выбрала Сара, была снята ранее в этом году, когда Моне исполнилось двадцать четыре. Руфь внимательно рассмотрела ее. На фотографии Мона сидит между Сарой и ее мужем, беззаботно и радостно приобняв родителей обеими руками. Нет никакого намека на какую-то скрываемую от них тайну и никаких признаков (насколько могла оценить Руфь) синяков, употребления наркотиков и других отметин потери этой девушкой контроля над своей жизнью.
Сара очень аккуратно подбирала фотографии. Они должны были рассказать многое о жизни Моны, заставить людей проявить к ней сочувствие. Но Саре незачем было так стараться. Руфь уделила бы им столько же внимания, если бы ничего не знала о жизни девушки. Она профессионал.
Дальше идет копия полицейского отчета и результаты вскрытия. Отчет в основном подтверждает то, о чем Руфь уже догадалась: никаких признаков наркотиков, никакого взлома, нет следов борьбы. В ящике ночного столика перцовый баллончик, но он не использовался. Криминалисты полностью обследовали место преступления и нашли клетки волос и кожи десятков, может, сотен мужчин, что гарантировало практически полное отсутствие улик.
Мона была убита двумя выстрелами в сердце, затем ее тело было изувечено: вырезаны оба глаза. Полового акта не было. Квартира ограблена: вынесены все ценности и наличные.
Руфь выпрямилась. Нетипичный метод убийства. Если бы убийца планировал изувечить лицо, можно было просто застрелить ее в затылок – более надежный способ.
На месте преступления найдена записка на китайском, в которой заявлялось, что Мона наказана за свои грехи. Руфь не умеет читать по-китайски, но не сомневается в точности перевода в полицейском отчете. Полиция также получила распечатку телефонных звонков Моны. Было несколько номеров, по которым данные сотовых станций показали, что их владельцы приходили в тот день к Моне. Единственный номер без алиби – предоплаченный телефон с незарегистрированным владельцем. Полиция отследила его местоположение и нашла в мусорном контейнере там же: в китайском квартале. Дальше они продвинуться не смогли.
Довольно небрежное убийство, думает Руфь, если это действительно дело рук банды.
Сара также предоставила распечатки объявлений Моны об оказываемых эскорт-услугах. Мона использовала несколько псевдонимов: Жасмин, Акико, Синн. Большинство ее фотографий – в дамском белье, несколько – в вечерних платьях. Снимки сделаны так, чтобы выгодно подчеркнуть ее тело: вид наполовину прикрытой кружевами груди сбоку, вид ягодиц сзади, вид полулежа на кровати, рука на бедре. Если на снимках виднеется лицо, то глаза закрыты черными прямоугольниками в целях обеспечения хоть какой-то анонимности.
Руфь включает свой компьютер и заходит на интим-сайты, чтобы просмотреть другие объявления. Она никогда не работала в полиции нравов, поэтому ей приходится сначала ознакомиться с жаргоном и специальными сокращениями. По всей видимости, Интернет преобразовал эту сферу деятельности, позволив женщинам уйти с улиц и стать «независимыми поставщиками» без сутенеров. Сайты организованы так, чтобы клиенты могли выбрать именно то, что им нужно. Можно сортировать и фильтровать по цене, возрасту, оказываемым услугам, этнической принадлежности, цвету волос и глаз, времени доступности и оценке других клиентов. Сфера деятельности отличается высокой конкуренцией, а сайтам свойственна какая-то безжалостная эффективность, которую Руфь нашла бы весьма депрессивной без регулятора: можно было измерить (при использовании статистического программного обеспечения) обесценивание каждой девушки с каждым уходящим годом – то, сколько мужчины дают за каждый фунт, за каждый дюйм отклонения от нужного им идеала, насколько на самом деле блондинка дороже брюнетки и насколько может повысить свою ставку девушка, которая может сойти за японку, по сравнению с той, которая за японку ни за что не сойдет.
Некоторые рекламные сайты требовали оплаты членских взносов для просмотра фотографий с открытыми лицами девушек. Сара также распечатала эти фотографии Моны класса «премиум». На секунду Руфь подумала, что должна была чувствовать Сара, оплачивая взносы, чтобы убрать черные прямоугольники с соблазняющего взгляда своей дочери – той, перед которой, казалось, открывается беззаботное и многообещающее будущее.
На этих фотографиях на лицо Моны был нанесен легкий макияж, а на губах была видна обещающая или же невинная улыбка. Она была необычайно хорошенькой даже по сравнению с другими девушками ее ценового диапазона. Она принимала посетителей только у себя, возможно, считая, что это безопаснее и позволяет ей лучше контролировать ситуацию.
По сравнению с остальными объявления Моны можно было назвать «элегантными». В них не было орфографических ошибок и открыто грубого языка, содержались намеки на те сексуальные фантазии об азиатских женщинах, которые свойственны здешним мужчинам, и вместе с тем предлагалось американское качество, и этот контраст подчеркивал стратегически верно расставленные экзотические нюансы.
Оценки анонимных клиентов хвалили ее отношение и готовность «пройти лишнюю милю». Руфь предполагает, что Мона получала хорошие чаевые.
Руфь возвращается к фотографиям с места преступления и кровавым снимкам безглазого лица Моны. Интеллектуально и бесстрастно она изучает комнату Моны во всех деталях. Она замечает разницу между ними и эротичностью фотографий на объявлениях. Эта молодая женщина очень гордилась своим образованием и считала, что она может создать с помощью тщательно подобранных слов и фотографий некий фильтр, чтобы привлечь только нужный тип клиентов. Это было и наивно, и мудро одновременно, и Руфь почти могла почувствовать, несмотря на регулятор, некоторую симпатию к такому уверенному безрассудству.
Что бы ни вынудило ее пойти этим путем, она никогда и никому не причинила вреда, а теперь уже мертва.
* * *
Руфь встречает Ло в комнате, попасть в которую можно только пройдя длинные подземные туннели и ряд закрытых на замок дверей. Здесь пахнет плесенью и человеческим потом, а также пряной едой, гниющей в мешках для мусора.
По пути она видела еще несколько закрытых комнат, за которыми, как она догадывалась, находился человеческий груз: люди, которые отдали свои жизни в руки этих змеенышей, чтобы их контрабандой провезли в эту страну, где они могли бы работать, мечтая о будущем богатстве. Она ничего никому о них не скажет. Ее сделка с Ло зависит от ее осмотрительности, тем более что Ло более сносно относится к своему грузу, чем многие другие.
Он похлопывает ее по спине, скорее в качестве жеста, а не теплого приветствия. Она предлагает раздеться, чтобы доказать отсутствие записывающих устройств. Он отмахивается.
– Ты видел эту женщину? – спрашивает она на кантонском, показывая фотографию Моны.
Ло достает сигарету изо рта, внимательно изучая фотографию. В тусклом свете татуировки на его голых плечах и руках приобретают зеленоватый оттенок. Через несколько секунд он протягивает фотографию обратно:
– Нет, не думаю.
– Она была проституткой, работавшей в Квинси. Кто-то убил ее месяц назад и оставил такую записку. – Она протянула фотографию записки, оставленной на месте преступления. – Полиция считает, что это сделала какая-то китайская группировка.
Ло смотрит на фотографию. Он поднимает брови, пытаясь сосредоточиться, затем сухо смеется:
– Да, конечно, эту записку оставила китайская банда.
– Ты можешь сказать, какая?
– Конечно! – Ло смотрит на Руфь, и его ухмылка обнажает зазоры между его зубами. – Эта записка была написана буйным Так-Као, членом Банды Вечного Мира, после того, как он убил невинную Май-Инг, прекрасную служанку с континента, в приступе ревности. Оригинал можно увидеть в третьем сезоне сериала «Мой Гонконг, твой Гонконг». Тебе повезло, что я его фанат.
– Это взято из мыльной оперы?
– Да. Или у твоего человека хорошее чувство юмора, или он не знает китайского и нашел это в Интернете. Это может провести полицию, но нет, мы, конечно, не будем оставлять подобных записок. – Он задумался, а потом сплюнул на землю.
– Возможно, это просто подделка, чтобы запутать полицию. – Она тщательно подбирает слова. – А может, одна группировка оставляет такую записку, чтобы натравить полицию на конкурентов. Полиция также нашла в мусорном баке китайского квартала телефон, который, возможно, использовался убийцей. Я знаю несколько азиатских массажных салонов в Квинси. Может, эта девушка составляла слишком сильную конкуренцию? Ты действительно ничего не можешь сказать по этому поводу?
Ло смотрит другие фотографии Моны. Руфь наблюдает за ним, готовясь отреагировать на любые внезапные движения. Она думает, что может доверять Ло, но никто ничего не может сказать о реакции мужчины, который вынужден убивать, чтобы заработать себе на жизнь.
Она концентрирует внимание на регуляторе, подготавливаясь к выбросу адреналина, чтобы ее движения стали быстрыми и четкими. Пневматика в ее ногах на полном взводе, она прислоняется спиной к сырой стене, чтобы придать силу удару ногами. Внезапный сброс давления в пневматических цилиндрах, установленных рядом с берцовыми костями, выпрямит ее ноги за считаные секунды с силой в несколько сотен фунтов. Если ее нога достанет до груди Ло, она, без всяких сомнений, сломает пару ребер, однако спина Руфи будет болеть после этого несколько дней.
– Руфь, ты мне нравишься, – говорит Ло, замечая краем глаза ее внезапное оцепенение. – И тебе не нужно ничего пугаться. Я не забыл, как ты нашла того букмекера, что пытался стащить мои деньги. Я всегда говорю тебе правду или же откровенно признаюсь, что не могу ответить. Нам нечего было делить с этой девчонкой. И никакая это не конкуренция. Мужчины идут в массажные кабинеты за 60 долларов в час, чтобы расслабиться и получить все, что им нужно, – это не те люди, которые готовы заплатить за такую девушку.
* * *
Наблюдатель едет в Сомервилл к северу от Бостона, практически рядом с Кембриджем. Он паркуется с самого края парковки гастронома, где его «Тойота Королла», приобретенная за большие наличные деньги, не будет ничем выделяться.
Затем он идет в кофейный магазин и выходит оттуда со стаканом кофе со льдом. Посасывая трубочку, он бродит по солнечным улицам, глядя время от времени на гаджет, висящий на его брелоке. Гаджет показывает ему, что он в пределах досягаемости какой-либо незащищенной домашней беспроводной сети. Здесь живут многие студенты Гарварда и MIT, так как арендная плата здесь достаточно высокая, но не астрономическая. Привыкшие к хорошему беспроводному доступу, они часто берут мощные маршрутизаторы для своих небольших квартир и не заботятся об их защите, что дает возможность доступа к этим сетям с улицы (в конце концов, к ним всегда приходят друзья, которые постоянно зависают в Интернете). А так как настало лето и количество студентов все время меняется, обнаружить, что кто-то использует их сети извне, практически невозможно.
Возможно, это излишние меры, но ему нужно быть осторожным.
Он садится на скамейку на краю улицы, достает свой ноутбук и подключается к сети «ИНФОРМАЦИЯ_ДОЛЖНА_ОСТАВАТЬСЯ_ОТКРЫТОЙ».
Ему нравится, что он докажет неправоту владельца этой сети. Информация не должна оставаться открытой. Она ценна, поэтому должна быть добыта тяжелым трудом. А ее существование никогда никого не делает свободным. Наоборот, наличие информации приводит к совершенно противоположным последствиям.
Наблюдатель тщательно выбирает сегмент видео и просматривает его еще раз.
Жасмин хорошо поработала, преднамеренно или нет, однако на этих кадрах потная физиономия мужчины видна четко и ясно. Его движения, а в результате и движения Жасмин сделали изображение немного нестабильным, поэтому он вынужденно применяет программную стабилизацию изображения. И теперь это выглядит довольно профессионально.
Наблюдатель пытался идентифицировать мужчину, который выглядит как китаец, выгрузив полученное от Жасмин изображение в поисковую систему. Они там всегда улучшают свое программное обеспечение для распознавания лиц, поэтому иногда у него сразу же получается определить, кто это. Но на сей раз это бесполезно. Однако для Наблюдателя это не проблема. У него есть другие методы.
Наблюдатель регистрируется на форуме, где китайские экспатрианты вспоминают прошлое и спорят о политике своей родины. Он публикует фотографию мужчины из видео и пишет на английском: «Какая-то знаменитость?» Затем сидит, попивая свой кофе и обновляя время от времени экран, чтобы прочитать ответы.
Наблюдатель не знает китайский (или русский, или арабский, или хинди, или любой другой язык, который необходимо использовать в деле), однако лингвистические способности вряд ли пригодились бы. Большинство экспатриантов говорят по-английски и могут понять, о чем он спрашивает. Он просто использует этих людей как инструменты для своих исследований – поисковая система, работающая на человеческих стремлениях и новых принципах краудсорсинга, то есть использования потенциала всех пользователей сети. Довольно забавно, как пользователи готовы предоставлять совершенно незнакомым людям в Интернете информацию только для того, чтобы показать, насколько они осведомлены. Ему очень нравится пользоваться этим жалким тщеславием.
Нужно просто узнать имя и положение этого человека, а для этого достаточно любой фразы, пусть даже коряво переведенной с другого языка компьютером.
По самому корявому переводу он понимает, что этот человек – видный чиновник в китайском Министерстве транспорта, и, как большинство китайских чиновников, он ненавидим гражданами. Этот человек – более крупная рыба, чем основные клиенты Наблюдателя, однако он может стать отличным примером.
Наблюдатель благодарен Кинжалу, который объяснил ему китайскую политику. Когда он в последний раз вышел из тюрьмы, тем же вечером он стал свидетелем того, как китаец ограбил нескольких китайских туристов вблизи китайского квартала в Сан-Франциско.
Туристы успели позвонить 911, и грабителю пришлось убегать с места преступления вниз по аллее. Однако Наблюдателю понравилась простота такого подхода. Он проехал квартал, остановился у другого конца аллеи и, когда китаец наконец появился, открыл перед ним пассажирскую дверь и предложил ему уехать на автомобиле. Тот поблагодарил его и сказал, что его зовут Кинжалом.
Кинжал любил поболтать, поэтому рассказал, насколько злы и завистливы люди в Китае в отношении чиновников Партии, которые просто купались в деньгах, отжатых у простых людей, как они брали взятки и передавали общественные средства своим родственникам. Он обрабатывал тех туристов, которые, по его мнению, были женами и детьми чиновников, поэтому воспринимал себя в качестве современного Робин Гуда.
Однако сами чиновники не имели полного иммунитета. Все, что требовалось, – это общественный скандал с участием молоденьких девушек, которые не были их женами. Разговоры о демократии не возбуждали людей, однако один лишь вид чиновника, кичившегося перед обществом своими доходами, заставлял людей свирепеть от ярости. А аппарату Партии не оставалось ничего другого, как только наказать опозоренных чиновников, так как единственное, чего боялась Партия, – это гнева общества, которое всегда могло выйти из-под контроля. Если в Китае случится революция, – язвил Кинжал, – она будет вызвана любовницами, а не пылкими выступлениями.
Именно тогда светлая мысль посетила голову Наблюдателя. Он как будто воочию увидел бразды правления, уходившие из рук тех, кто хранил тайну, в руки тех, кто тайну знал. Он поблагодарил Кинжала и высадил его, где тот сказал, пожелав всего хорошего.
Наблюдатель представил, как воображаемый китайский чиновник посетит Бостон. Скорее всего, он приехал бы ознакомиться с опытом внедрения скоростного трамвая, но на самом деле это просто финансируемый государством отпуск, шанс посетить роскошные магазины на Ньюбери-стрит, насладиться дорогой едой, не страшась отравления, а также анонимно нанести визит качественным девушкам без страха быть записанным на видео, которое будет передано заинтересованным лицам.
Он публикует видео на форуме и в качестве бонуса добавляет ссылку на биографию чиновника на веб-сайте Министерства транспорта. На доли секунды он сожалеет об упущенной выгоде, но прошло уже слишком много времени с тех пор, как он делал последнюю демонстрацию, чтобы поддержать на плаву свой бизнес.
Он убирает свой ноутбук. Теперь следует подождать.
* * *
Руфь не считает, что есть какой-то смысл в осмотре квартиры Моны, однако она научилась на собственном опыте, что под лежачий камень никогда не течет вода. Она берет ключи у Сары Динг и заходит в квартиру около 18:00. Осмотр места преступления примерно в то время, когда было совершено убийство, иногда бывает очень полезным.
Она проходит гостиную. Телевизор стоит напротив дивана-футона – того типа мебели, который молодая девушка оставляет у себя после университетских времен, не видя смысла в обновлении. Эта гостиная, которая не предназначена для посетителей.
Она переходит в ту комнату, где было совершено убийство. Криминалисты полностью вычистили ее. Эта комната не была спальней Моны, которая располагалась внизу и была маленькой и довольно уютной, с двуспальной кроватью и голыми стенами. Здесь же все было вычищено, все свободно стоявшие предметы были унесены в качестве улик. Матрас ничем не закрыт, как и ночные столики. Ковер тщательно вычищен. Это место пахнет, как гостиничный номер: спертый воздух и едва уловимый оттенок духов.
Руфь замечает ряд зеркал вдоль кровати на дверях шкафа. Наблюдение возбуждает людей.
Она представляет, насколько одинокой чувствовала себя Мона, когда ее касались, целовали и трахали мужики, идущие нескончаемым потоком и пытающиеся скрыть от нее свою сущность. Руфь представляет, как та сидит перед своим небольшим телевизором, одевшись, чтобы встретить своих родителей и лгать им в лицо.
Руфь представляет, как убийца стреляет в Мону, а затем разрезает ее. Может, их было несколько, поэтому Мона решила, что сопротивляться бессмысленно? Они застрелили ее сразу же или потребовали показать, где лежат деньги? Она чувствует, как регулятор включается, чтобы ее эмоции оставались уравновешенными. Со злом следует бороться бесстрастно.
Она решает, что увидела все, что нужно. Она выходит из квартиры и закрывает за собой дверь. Направляясь к лестнице, она замечает поднимающегося мужчину с ключами в руке. Их взгляды встречаются, и мужчина поворачивается к двери квартиры напротив.
Руфь уверена, что полиция допрашивала соседа. Но иногда люди с радостью расскажут то, что не сказали копам, совершенно безобидной женщине, встретившейся в коридоре.
Она подходит и представляется, объясняя, что она друг семьи Моны и пришла, чтобы закончить все семейные дела с квартирой. Мужчина, которого зовут Питер, ведет себя настороженно, но пожимает ее руку.
– Я ничего не видел и ничего не слышал. Мы все здесь живем по отдельности и не проводим время вместе.
– Я верю вам. Но вы очень поможете, если расскажете хоть немного. Семья практически ничего не знает о ее жизни здесь.
Он неохотно кивает и открывает дверь. Войдя в квартиру, он машет руками вверх и в стороны, как будто дирижирует оркестром. Включается свет.
– Ничего себе, – говорит Руфь. – У вас все так компьютеризовано?
Его голос, настороженный и опасающийся, становится оживленным. Разговор о чем-то, кроме убийства, похоже, успокаивает его.
– Да. Это называется эхо-чувствительностью. К беспроводному маршрутизатору подсоединяется адаптер и несколько антенн по всему помещению, затем используется допплеровское смещение радиоволн, которое генерируется движениями тела, и таким образом определяются жесты.
– То есть вы говорите, что движения могут определяться только по тому, как сигналы Wi-Fi отражаются от стен помещения?
– Да, примерно так.
Руфь вспоминает, как смотрела рекламно-информационный ролик об этой технологии. Она обращает внимание на то, какая эта квартира маленькая и как недалеко она располагается от квартиры Моны. Они сидят и разговаривают о том, что Питер помнит о Моне.
– Красивая девушка. Я совершенно не ее уровня, но она всегда казалась довольно приятной.
– К ней часто приходили посетители?
– Я не подглядываю за другими людьми. Но я бы сказал, что да. Много посетителей, в основном мужчины. Я даже думал, что она оказывает эскорт-услуги. Но это меня не беспокоило. Мужчины всегда были опрятными, бизнесменами на вид. Не опасными.
– Никаких гопников или бандитов?
– Понятия не имею, как они выглядят. Но нет, не думаю.
Они говорят, перепрыгивая с темы на тему, еще пятнадцать минут, и Руфь понимает, что она потратила достаточно времени.
– Можно ли приобрести у вас маршрутизатор? – спрашивает она. – И эту штуку, эхо-чувствительность.
– Вы можете заказать себе комплект в Интернете.
– Я ненавижу покупать что-то в Интернете. Вернуть покупку практически невозможно. Я знаю, что вот это все работает, и мне это нужно. Я предлагаю вам две тысячи наличными.
Он размышляет над предложением.
– Думаю, что на четверть этой суммы можно купить новый маршрутизатор и другой адаптер эхо-чувствительности.
Он кивает и передает маршрутизатор, взяв у нее деньги. Эта сделка представляется несколько нелегальной, какими, впрочем, она считает и сделки Моны.
* * *
Руфь публикует объявление на локальном сайте тематических объявлений, описывая в общих словах свою задачу. Особенность Бостона в том, что здесь очень много хороших вузов, где учится множество молодежи, готовой решать технологические задачи любой сложности и за предлагаемые ей деньги, и даже бесплатно, за идею. Она просматривает найденные резюме и находит человека с нужными, по ее мнению, навыками: разблокирование телефонов, обратное проектирование закрытых протоколов, здоровое неуважение к таким государственным ограничениям, как Закон о защите авторских прав в цифровую эпоху и Оценка финансовой отчетности страны.
Она встречается в своем офисе с молодым человеком и объясняет, что именно ей нужно. Смуглый, долговязый и застенчивый Дэниел горбится на стуле и слушает ее, не прерывая.
– Ты можешь это сделать? – спрашивает она.
– Может быть, – отвечает он. – Компании типа этой, как правило, анонимно отправляют данные клиента на главный сервер, чтобы и дальше улучшать технологию. Иногда данные кэшируются некоторое время локально. Возможно, я найду журналы месячной давности. Если они там, я все для вас достану. Однако мне придется выяснить, как данные были закодированы, иначе они будут совершенно бессмысленными.
– Ты считаешь, что в моей теории есть смысл?
– Я вообще в восторге, что вы это придумали. Беспроводные сигналы проходят сквозь стены, поэтому вполне возможно, что этот адаптер воспринял все движения людей в соседних квартирах. Это стало бы кошмаром для любой личной жизни, поэтому я абсолютно уверен, что компания не раскрыла бы эти недокументированные возможности.
– Как много времени это займет?
– Может, один день, а может, целый месяц. Не могу сказать, пока не начну. Что мне поможет, так это схема квартир и расположение мебели внутри.
Руфь предоставляет то, что он просит. А затем говорит: «Я буду платить три сотни долларов в день плюс пять тысяч долларов, если ты сможешь все сделать на этой неделе».
– Договорились.
Он улыбается и забирает маршрутизатор, готовясь уйти.
Всегда важно объяснить людям, насколько полезен их труд, поэтому она говорит:
– Ты поможешь поймать убийцу молодой девушки, которая была немногим старше тебя.
Затем она отправляется домой, потому что помимо этой зацепки у нее ничего больше не осталось.
* * *
Первый час после пробуждения всегда был для Руфь худшим временем дня.
Как всегда, она просыпается после кошмара. Она лежит в кровати, не понимая, где находится, а образы из ее сновидения накладываются на разводы на ее потолке, оставленные беспечными соседями сверху. Ее тело покрыто испариной.
Человек держит Джессику перед собой левой рукой, а в его правой руке пистолет, направленный ей в голову. Она в ужасе, но не из-за действий этого человека. Он сгибается, чтобы полностью скрыться за ней, и что-то шепчет ей в ухо.
– Мама! Мама! – кричит она. – Не стреляй. Пожалуйста, не стреляй!
Руфь ворочается в недомогании. Она садится на край кровати, ненавидя запах раскаленной комнаты, пыль, которую у нее никогда нет времени убрать, которая искрится в ярких солнечных лучах, проникающих через выходящее на восток окно. Она срывает с себя простынь и быстро встает, пытаясь успокоить дыхание. Она пытается справиться с растущей паникой без посторонней помощи: ее регулятор выключен.
Часы на ночном столике показывают 6:00.
Она согнулась за открытой водительской дверью своего автомобиля. Ее рука дрожит, когда она пытается удержать голову мужчины в прицеле своего пистолета, а ведь его голова так близко к голове ее дочери. Если она включит регулятор, ее рука станет твердой, и выстрел будет точным.
Однако какова вероятность, что она попадет в него, а не в нее? Девяносто пять процентов? Девяносто девять?
– Мама! Мама! Нет!
Она встает и бредет на кухню, чтобы включить кофе-машину. Она брюзжит, когда видит, что емкость пуста, и швыряет ее в раковину. Звук шокирует ее, и она слегка приседает.
Затем она бредет в душ: медленно, превозмогая боль, как будто нет тех мышц, которые она ежедневно тренирует. Она включает горячую воду, но это не согревает ее дрожащее тело.
Горе охватывает ее как неподъемный груз. Она садится в душе, пытаясь свернуться в клубок. Вода стекает по ее лицу, поэтому она не знает, бегут ли слезы, пока она ноет и трясется.
Она борется с желанием включить регулятор. Время еще не пришло. Она должна дать своему телу отдохнуть.
Регулятор, целый ряд микросхем и электрических контуров, внедренный в ее позвоночник, подключен к лимбической системе и основным кровеносным сосудам ее мозга. Как и одноименное устройство в механических и электрических системах, он поддерживает надлежащие уровни дофамина, норадреналина, серотонина и других химических веществ в мозгу и крови. Он фильтрует избыточные химические вещества и выпускает их при появлении недостатка.
И он выполняет ее волю.
Этот имплантат позволяет человеку контролировать свои базовые чувства: страх, отвращение, радость, восхищение, любовь. Его использование офицером правоохранительных органов является обязательным, так как это значительно снижает риск влияния эмоций на решения, касающиеся жизни и смерти, и устраняет предвзятость и иррациональность.
– Тебе разрешено стрелять, – говорит голос в гарнитуре. Это голос ее мужа, Скотта, главы ее департамента. Его голос совершенно спокоен. Его регулятор включен.
Она видит голову мужчины, двигающуюся вверх и вниз, когда тот отступает вместе с Джессикой. Он идет к фургону, припаркованному у края дороги.
– В фургоне другие заложники, – продолжает говорить муж в ухе. – Если ты не выстрелишь, жизнь тех трех девочек и бог знает скольких еще людей будет в опасности. Это наш последний шанс.
Звук сирен спешащих ей на помощь машин подкрепления все еще слишком слабый. Они очень далеко.
Кажется, что прошла вечность, прежде чем она стала на ноги и включила воду. Она вытирается насухо и медленно одевается. Она пытается думать о чем-нибудь другом, только бы убежать от своих мыслей. Но ничего не помогает.
Она ненавидит это дикое и нечеткое состояние своего сознания. Без регулятора она чувствует себя слабой, растерянной, обозленной. Волны отчаяния захлестывают ее, и весь мир кажется безнадежно серым. Она думает, почему до сих пор жива.
Это пройдет, – думает она. – Нужно всего лишь несколько минут.
Когда она еще работала в органах, то следовала требованию не оставлять регулятор включенным более двух часов подряд. Продолжительное использование регулятора чревато физиологическим и психологическим риском. Некоторые ее коллеги жаловались на то, как регулятор делал их похожими на роботов, практически мертвыми. Не было восхищения от встречи с красивой женщиной, не хотелось испытывать экстаз от погони, отсутствовал праведный гнев при борьбе с нарушениями. Все казалось преднамеренным: ты решал, когда включить адреналин, чтобы закончить дело, но не слишком сильно, чтобы все-таки принять верное решение. Но иногда, как некоторые спорили, эмоции, инстинкты, интуиция были просто необходимы.
Ее регулятор был выключен в тот день, когда она пришла домой и поняла, что человек прячется от перехвата, объявленного по всему городу.
Может, я работала слишком долго? – думает она. – Я совсем не знаю ее друзей. Когда Джесс познакомилась с ним? Почему я не задавала ей больше вопросов, когда она поздно возвращалась домой? Почему я остановилась, чтобы купить обед, вместо того, чтобы приехать домой на час раньше? Есть тысячи вещей, которые я могла бы сделать и должна была сделать и сделала бы.
Страх и гнев и сожаление – все смешалось в ней, так что она уже не могла разобраться в этих чувствах.
– Включи свой регулятор, – сказал голос ее мужа. – Ты сможешь сделать выстрел.
Почему я должна беспокоится за жизнь других девочек? – подумала она. – Я беспокоюсь только о Джесс. Даже самая маленькая вероятность причинить ей вред – это слишком много.
Может ли она доверить компьютеру спасение своего ребенка? Должна ли она полагаться на компьютер, чтобы ее руки были тверды, зрение не размыто, чтобы она сделала выстрел и не промахнулась?
– Мама, он отпустит меня. Он не причинит мне вреда. Он просто хочет уйти отсюда. Опусти пистолет!
Возможно, Скотт может рассчитать, сколько жизней будет сохранено и сколькими жизнями придется рисковать. Но она не в состоянии это сделать. Она не доверяет компьютеру.
– Все хорошо, дорогая, – хрипит она. – Все будет хорошо.
Она не включает регулятор. Она не стреляет.
Позже, когда она идентифицировала тело Джесс (а тела других четырех девочек были практически полностью сожжены от сработавшей бомбы), когда ей вынесли дисциплинарное взыскание и уволили, когда они со Скоттом расстались, когда она не нашла успокоения в спиртном и медикаментах, она наконец обрела необходимую помощь: теперь она могла не выключать регулятор.
Регулятор притуплял боль, утишал горе и делал скорбь от потери практически незаметной. Он сдерживал сожаление, давал возможность ощутить, что все забыто. Она жаждала того спокойствия, безмятежной ясности, которые он предоставлял.
Она была совершенно не права, когда не полагалась на него. Это недоверие привело к гибели Джесс. Она никогда больше не совершит подобной ошибки.
Иногда она воспринимает регулятор как надежного любовника, который всегда рядом и на которого можно положиться. Иногда она чувствует, что пристрастилась к нему, но не пытается разобраться в этих мыслях.
Она бы предпочла никогда не выключать регулятор, чтобы больше не совершать подобных ошибок. Но даже доктор Би запретил ей так поступать («Твой мозг превратится в месиво»). Он согласился внести незаконные модификации, чтобы регулятор работал не более двадцати трех часов подряд. Затем она должна на час прерываться, оставаясь в это время полностью в сознании.
Поэтому каждое утро сразу после пробуждения, когда она еще не оделась и пребывает наедине со своими воспоминаниями, когда она беззащитна от приступа кроваво-красной ненависти (к тому мужчине? к себе?) и холодной как лед ярости, она смотрит в эту черную, бездонную бездну и пытается вынести это как свое наказание.
Звонит будильник. Она концентрируется словно медитирующий монах и чувствует, как с легким вибрированием включается регулятор. Спокойствие разливается из центра ее мозга до самых кончиков пальцев – облегчающее онемение, безмятежность регулируемого, дисциплинированного сознания. Регулирование означает – вести регулярную жизнь.
Она встает: гибкая, изящная, сильная, готовая к охоте.
* * *
Наблюдатель идентифицировал других людей на фотографиях. Он переехал в новый номер другого мотеля, более дорогого, чем обычно, так как посчитал, что достоин некой награды за то, что пришлось пережить. Работа день-деньской над редактированием видеозаписи – весьма утомительное занятие.
Он обрезает кадр по краям, чтобы придать видео больше динамики и движения. В этом есть свое искусство.
Он удивлен, насколько мало людей знает о глазных имплантатах. Есть что-то такое в глазах: уязвимое и важное для восприятия людьми мира и самих себя, что вселяет в них чувство защищенности и нетерпимости к вторжению извне. Законы, регулирующие модификацию глазных яблок, – самые строгие, однако через некоторое время люди начинают путать «не разрешено» и «невозможно».
Они не знают только то, чего не хотят знать.
Всю жизнь ему недоставало некой ключевой информации, какой-то тайны, которую, казалось, знали все остальные. Он образован, усерден, но почему-то ничего в жизни не клеилось.
Он не знал своего отца, а когда ему исполнилось одиннадцать, его мать бросила его, оставив дома с двадцатью долларами, и больше не возвращалась. Потом последовал целый ряд семейных приютов, и никто, никто не мог объяснить, чего ему недоставало, почему его жизнь все время зависит от разрешений, выдаваемых судьями и бюрократами, почему он не мог сам управлять своей жизнью, не мог решить, где он будет спать, где он будет есть, кто будет иметь над ним власть в последующие годы жизни.
Он решил, что будет изучать людей, наблюдать за ними и пытаться понять, на что они ведутся. Большая часть полученных знаний разочаровала его. Люди были тщеславными, горделивыми и глупыми. Они позволяли страстям контролировать себя и игнорировали вполне очевидные риски. Они не думали и не планировали. Они даже не знали, чего действительно хотят. Они позволяли телевизору рассказывать им, к чему стремиться и на что надеяться, покорно шли на свои жалкие работы для воплощения своей никчемной мечты.
Он жаждал власти. Он хотел, чтобы все плясали под его дудку так, как он когда-то плясал под дудку своих наставников.
Поэтому он терпеливо работал над собой, чтобы стать безупречным и целенаправленным, как острый нож в ящике, полном ненужных, изысканно украшенных и вычурных столовых принадлежностей. Он знал, чего хотел, и делал все, чтобы добиться своей цели.
Он изменяет цвета и динамический диапазон, чтобы компенсировать слабое освещение в этом видео. Он хочет, чтобы при идентификации этого человека не возникло ошибки.
Он выпрямляет уставшие руки и потирает ноющую шею. Какое-то мгновение он размышляет, стоит ли улучшать функциональность каких-либо частей своего тела, чтобы он мог работать дольше без усталости и боли. Но мимолетный каприз тут же улетучивается.
Большинству людей не требуются медицинские усовершенствования, и они используют их, только если это необходимо по работе. Наблюдателя не заботят сентиментальные сомнения о целостности или естественности организма. Он не любит улучшений, так как рассматривает зависимость от них как признак слабости. Он должен побеждать врагов своим разумом с помощью тщательного планирования и предвидения. Ему не нужно полагаться на компьютеры.
Он научился воровать, грабить, а затем и убивать из-за денег. Однако деньги – всего лишь вспомогательный элемент, средство для достижения цели. Ему нужна была власть. Единственным мужчиной, которого он убил, был адвокат, лгавший всем подряд и этим зарабатывавший себе на хлеб. Ложь приносила ему деньги и давала власть, перед ним склонялись люди, улыбались ему и говорили неизменно уважительно. Наблюдателю нравился тот момент, когда мужчина просил пощадить его, когда он готов был сделать все, чего ни пожелал бы Наблюдатель. Наблюдатель взял у него все, что ему было нужно, и взял по праву из-за превосходства своего интеллекта и силы. Однако за это Наблюдателя поймали и закрыли в тюрьме. Система, поощрявшая лжецов и наказавшая Наблюдателя, никак не могла называться справедливой.
Он нажал «Сохранить». Это видео готово.
Знание правды придавало ему сил, и он заставит других признать его превосходство.
* * *
Прежде чем Руфь делает свой следующий ход, звонит Дэниел, и они снова встречаются в ее офисе.
– У меня есть все, что вам нужно.
Он достает свой ноутбук и показывает анимационный ролик, почти как фильм.
– Адаптеры способны сохранять видео?
Дэниел смеется.
– Нет. Устройство не может по-настоящему «видеть». Это в разы бы увеличило объем данных. Адаптер просто хранит показатели, числа. Я сделал такую анимацию, чтобы было нагляднее.
Она поражена. Молодой человек действительно знает, как показать себя.
– Эхо-сигналы Wi-Fi не захватываются с достаточным разрешением, чтобы мы смогли разобрать все детали. Но в принципе можно приблизительно оценить форму тела и рост людей, а также их движения. Вот что мне удалось получить за указанный вами день и час.
Они наблюдают, как более крупная фигура, смутно напоминающая человеческую, появляется у двери квартиры Моны ровно в 18:00 и встречается с невысокой, смутно напоминающей человеческую фигурой.
– Похоже, у них встреча, – говорит Дэниел.
Они видят, как невысокая ведет большую в спальню, затем они обнимаются. Затем невеличка залезает куда-то – вероятно, на кровать. За ней следует большая фигура. Они наблюдают за выстрелами, после чего невеличка сжимается и пропадает. Они видят, как большая фигура наклоняется над ней, а невеличка снова появляется время от времени, так как ее передвигает большая фигура.
Итак, только один убийца, – думает Руфь. – И он был клиентом.
– Можно узнать его рост?
– Сбоку есть шкала.
Руфь смотрит анимацию снова и снова. Мужчина шесть футов два дюйма или шесть футов три дюйма, вес, возможно, от 180 до 200 фунтов. Видно, что он слегка прихрамывает.
Теперь она уверена, что Ло говорил правду. На свете не много китайцев ростом шесть футов два дюйма, и такой высокий человек значительно выделялся бы из толпы, чтобы стать убийцей в банде. Каждый свидетель запомнил бы его. Убийца Моны был клиентом, может, даже регулярным. Это было не случайное, а тщательно спланированное ограбление.
Убийца все еще на свободе, а такие осторожные и дотошные редко убивают только единожды.
– Спасибо! – говорит она. – Возможно, ты спасешь жизнь очередной девушке.
* * *
Руфь набирает номер полицейского департамента.
– Капитана Бреннана, пожалуйста.
Она называет себя, и ее звонок переводят, затем она слышит мрачный, усталый голос своего бывшего мужа:
– Чем я могу помочь?
Она еще раз радуется, что включен регулятор. Его голос будит воспоминания о его скрипучем бормотании по утрам, о громогласном смехе, нежном шепоте наедине – о всем том звуковом сопровождении их двадцати лет вместе, о той жизни, которая, как они считали тогда, будет продолжаться, пока один из них не умрет.
– Хочу попросить тебя об одолжении.
Он молчит, не отвечает сразу. А она думает, не была ли она слишком резкой – это побочный эффект постоянно работающего регулятора. Может, следовало начать с «Ну как ты»?
Наконец он говорит:
– В чем дело? – Голос сдержан, но в нем чувствуется опустошающая, изматывающая боль.
– Мне нужно воспользоваться твоим доступом к Национальному информационно-криминологическому центру.
Еще одна пауза.
– Зачем?
– Я работаю над делом Моны Динг. Я думаю, что этот человек убивал раньше и убьет опять. У него есть четкая методика. Я хочу знать, были ли аналогичные дела в других городах.
– Руфь, об этом не может быть и речи. И ты это понимаешь. Кроме того, в этом совершенно нет смысла. Мы провели все поиски, которые только были возможны, и не нашли ничего похожего. Это была китайская банда, защищавшая свой бизнес, и больше ничего. Пока у нас не будет своих ресурсов в подразделении по борьбе с организованной преступностью, скорее всего, этому делу придется немного повисеть.
Руфь слышит то, что он не произносит. Китайские банды всегда живут за счет своих. Пока они не трогают туристов, их просто нужно оставить в покое. Она часто выслушивала аналогичные сантименты, когда сама работала в полиции. Регулятор не мог ничего сделать с некоторыми видами предубеждений. Все совершенно рационально. И совершенно неправильно.
– Мне так не кажется. У меня есть источник, который говорит, что китайские банды совершенно к этому не причастны.
Скотт фыркает:
– Конечно, китайским товарищам всегда надо верить на слово. Но там есть еще записка и телефон.
– Записка, скорее всего, подделка. И ты действительно думаешь, что китайский бандит недостаточно умен, чтобы понять, что телефонные записи выдадут его, если он решит оставить телефон где-то рядом с местом преступления?
– Кто ж их знает. Преступники довольно глупы.
– Этот человек чересчур методичен, чтобы совершать глупые ошибки. Это ложная улика.
– У тебя нет доказательств.
– У меня есть хорошая реконструкция преступления и описание подозреваемого. Он слишком высокий, чтобы быть рядовым членом китайской банды.
Чувствуется, что он заинтересовался сказанным.
– Откуда?
– У соседа стояла домашняя система определения движений, которая захватила все эхо-сигналы беспроводной связи из квартиры Моны. Я заплатила специалисту для расшифровки данных.
– Это можно использовать в суде?
– Сомневаюсь. Необходимы будут показания эксперта, а также нужно будет заставить компанию признать, что их оборудование способно принимать такую информацию. Но она всеми силами будет этому противодействовать.
– Ну тогда это не представляет для нас интереса.
– Если ты мне дашь возможность заглянуть в базу данных, может, я найду то, что окажется для тебя полезным, – она ждет немного и продолжат давить, надеясь, что он будет хоть немного сентиментальным. – Я никогда не просила многого.
– Ты вообще впервые просишь меня сделать что-то подобное.
– Как правило, я не занимаюсь такими делами.
– Что ты нашла в этой девушке?
Руфь обдумывает вопрос. На него можно дать два ответа. Она может рассказать, сколько ей заплатили и почему она думает, что способна помочь. Или же сказать то, что, как она подозревает, является настоящей причиной. Иногда регулятор очень усложняет понимание, в чем тут правда.
– Иногда люди считают, что полиция практически ничего не предпринимает, если жертва работала в сфере сексуальных услуг. Я знаю, что твои ресурсы ограниченны, но, может, я смогу помочь.
– Все дело в матери, правда? Ты проявила к ней сочувствие.
Руфь не отвечает. Она чувствует, что регулятор снова включается. Без него она, пожалуй, была бы вне себя от ярости.
– Она не Джесс, Руфь. Если ты найдешь ее убийцу, то легче тебе все равно не станет.
– Я прошу об одолжении. Ты можешь просто сказать «нет».
Скотт не вздыхает и ничего не бормочет. Он просто молчит. Но через несколько секунд произносит:
– Приходи в мой офис около восьми вечера. Можешь воспользоваться компьютером у меня.
* * *
Наблюдатель считает себя хорошим клиентом. Он получает свое сполна за заплаченные деньги, но оставляет щедрые чаевые. Ему нравится четкая простота денег – как они делают очевидным передачу власти и силы. Девушка, которая только что ушла, без сомнения, была благодарна.
Он ведет машину на большой скорости. Он чувствует, что последние две недели потворствовал своим желаниям и работал слишком медленно. Нужно сделать все, чтобы следующие его цели обязательно заплатили. Если нет, то они должны быть наказаны. Действие. Противодействие. Все очень просто, если только понять правила.
Он трет жгутик, наложенный на основание безымянного пальца, что позволяет поддерживать бледность тонкой полоски кожи, которая очень ценится девушками. Устойчивый, тонкий и сладкий запах духов последней девушки – Мелоди, Мэнди, он уже забыл ее имя, – напоминает ему о Таре, которую он никогда не забудет.
Тара, наверное, была единственной девушкой, которую он любил. Она была изящной и очень дорогой блондинкой. Но он ей по какой-то причине понравился. Возможно, потому, что оба были разбиты своей жизнью и вдруг осколки начали подходить друг к другу.
Она перестала брать с него деньги и сообщила свое настоящее имя, сделав в каком-то смысле своим бойфрендом. Он был любопытен, и она объяснила ему тонкости своего бизнеса: как некоторые слова и фигуры речи, сказанные по телефону, могут стать предостережениями; какие признаки пыталась она усмотреть в человеке, чтобы понять, что он регулярный клиент; какие знаки, подаваемые мужчиной, говорили, что он не представляет собой опасности. Ему очень нравилось узнавать эти подробности. Похоже, девушка должна была очень пристально наблюдать, а он уважал тех, кто наблюдал, изучал и обращал полученную информацию себе на пользу.
Во время совокупления он смотрел ей прямо в глаза, а потом спросил:
– Что у тебя с правым глазом?
Она остановилась:
– Что?
– Я сначала не был уверен. Но теперь вижу, похоже, что у тебя за глазом что-то скрыто.
Она начала извиваться под ним. Он был очень раздражен и хотел удержать ее. Но решил этого не делать. Похоже, она была готова рассказать что-то очень важное. Он слез с нее.
– Ты весьма наблюдателен.
– Стараюсь. Так что это?
Она рассказала ему об имплантате.
– Ты записываешь, как клиенты занимаются с тобой сексом?
– Да.
– Я хочу посмотреть, как мы это делали с тобой.
Она засмеялась.
– Мне нужно пойти под нож, чтобы это сделать. А этого не произойдет, пока я не выйду на пенсию. Первого вскрытия черепа уже было достаточно.
Она объяснила, как эти записи позволяли ей чувствовать себя в безопасности, вселяли в нее чувство уверенности и даже власти, словно у нее были банковские счета, о которых знала только она и суммы на которых постоянно росли. Если ей кто-либо будет угрожать, она сможет позвонить влиятельным людям, которые обязательно помогут. А после ухода из профессии, если она не сгорит на работе и если будет очень нуждаться в деньгах, то, возможно, воспользуется этими записями, чтобы попросить о небольшой помощи у своих регулярных клиентов.
Ему понравился ход ее мыслей. Такое коварство! Такое сходство с его идеями.
Он очень сожалел, когда убил ее. Отделение ее головы было более трудным и грязным, чем ему казалось вначале. Выяснение, что следует делать с небольшой серебряной полусферой, заняло несколько месяцев. Со временем он наловчился делать все гораздо эффективнее.
Но Тара не могла даже предугадать всех последствий того, что она наделала. То, что у нее было, являлось не только страховкой или сбережениями на черный день. Она открыла ему, что у нее есть способ осуществления его мечты, и ему пришлось отобрать у нее все.
Он паркуется перед гостиницей и чувствует, как его охватывает неизвестное чувство: печаль. Он скучает по Таре, как по любимому разбившемуся зеркалу.
* * *
Руфь отталкивается от того, что преступник ищет независимых проституток. Эффективность и методичность убийства Моны дает понять, что для убийцы это практика.
Она начинает поиск в базе данных Национального информационно-криминологического центра тех проституток, которые были убиты подозреваемыми, соответствующими описанию, полученному с помощью эхо-чувствительности. Как она и подозревает, нет ничего, что выглядело бы хоть сколько-нибудь похожим. Мужчина не оставил явных улик.
Возможно, зацепкой могут стать глаза Моны. Может, у убийцы какой-то фетиш по отношению к азиаткам. Руфь меняет поиск, чтобы найти увечья азиатских проституток, аналогичные тем, которым подверглось тело Моны. И снова ничего.
Руфь откидывается на спинку стула и думает о сложившемся положении. Серийные убийцы, как правило, концентрируются на жертвах определенной этнической принадлежности. Но это может оказаться ложным следом.
Она расширяет поиск, чтобы включить всех независимых проституток, убитых за последний год или около того, и теперь результатов становится слишком много. Десятки и десятки убийств проституток любого типа. Большинство подверглись сексуальному насилию. Некоторых пытали. Многие тела изувечены. Практически все ограблены. В нескольких делах под подозрением оказывались банды. Она просматривает эти случаи, пытаясь вычленить похожие признаки. И ничего не привлекает ее внимания.
Ей нужно больше информации.
Она заходит на сайты эскорт-услуг в различных городах и просматривает объявления убитых женщин. Не все они остаются в сети, так как многие сайты отключают объявления, когда поступает слишком много жалоб о недоступности. Она печатает все, что может, раскладывая листы вплотную друг к другу для более удобного сравнения.
Затем она видит то, что нужно. Это в самих объявлениях!
Ряд объявлений показался Руфь до боли похожим. Они были тщательно написаны, не содержали орфографических и грамматических ошибок. Они были откровенными, но не чрезмерно, соблазнительными без превращения в пародию. Люди, публиковавшие оценки, характеризовали их как «стильные девочки».
Это сигнал, поняла Руфь. Объявления написаны так, чтобы создать атмосферу осторожности, разборчивости и осмотрительности. В них есть то, что при отсутствии более подходящих слов можно описать как вкус.
Все женщины из этих объявлений необычайно красивы: с шелковистой кожей и длинными, струящимися волосами. Всем от двадцати двух до тридцати лет, не слишком юны, чтобы быть неосмотрительными или тратить деньги на обучение, и не слишком стары, чтобы не иметь возможностей казаться юными. Все были независимыми, не прибегали к помощи сутенера, не сидели на наркотиках.
Ей вспомнились слова Ло: «Мужчины идут в массажные кабинеты за 60 долларов в час, чтобы расслабиться и получить все, что им нужно, – это не те люди, которые готовы заплатить за такую девушку».
Есть определенный тип клиента, которого могут привлечь те знаки, которые подают эти девушки, – думает Руфь. – Мужчины, которых очень беспокоит вероятность раскрытия их тайны, которые считают, что они достойны чего-то особенного, соответствующего их утонченным вкусам.
Она печатает записи по этим женщинам из базы данных.
Все женщины, которых она нашла, были убиты у себя дома. Никаких признаков борьбы, возможно, потому, что они встречались с клиентом. Одна была задушена, другие застрелены в сердце со стороны спины, как Мона. Во всех случаях, кроме одного – того, где женщину задушили, – полиция обнаружила запись странного телефонного звонка в день убийства с предоплаченного телефона, который позже всплывал в том или ином месте города. Убийца забирал все деньги этих женщин.
Руфь понимала, что она на верном пути. Теперь ей нужно более подробно изучить рапорты по этим делам, чтобы определить, есть ли какие-то другие общие черты, по которым она сможет определить убийцу.
Дверь в офис открывается. Пришел Скотт.
– Все еще здесь? – Хмурый взгляд на его лице свидетельствует о том, что он не включил свой регулятор. – Уже за полночь.
Она не первый раз отмечает, что мужчины, работающие в департаменте, всегда отказывались использовать регулятор, если только это не было абсолютно необходимым, объясняя это тем, что он притупляет инстинкты и интуицию. Но они всегда спрашивали ее, включила ли она свой регулятор, когда она смела возражать им в чем-то. И при этом смеялись.
– Мне кажется, что я кое-что обнаружила, – спокойно говорит она.
– Ты что, работаешь теперь на этих проклятых федералов?
– Ты о чем?
– Ты не смотрела новости?
– Я просидела здесь весь вечер.
Он достает свой планшет, открывает закладку и протягивает ей. Это статья в международном разделе журнала «Глоуб», который она очень редко читает. «Министр транспорта Китая со скандалом покидает свой пост», говорится в заголовке.
Она быстро просматривает статью. В китайских микроблогах появилось видео, на котором важный чиновник из Министерства транспорта занимается сексом с проституткой. Более того, похоже, он оплачивает ее услуги из народных средств. Он уже уволен со своей должности из-за гневных протестов общественности.
Статью сопровождает зернистая фотография, стоп-кадр из видеоролика. Прежде чем включается регулятор, Руфь чувствует, что ее сердце остановилось. На фотографии виден мужчина, лежащий на женщине. Ее голова повернута в сторону, прямо на камеру.
– Это твоя девушка, да?
Руфь кивает. Она узнает кровать, ночной столик, часы и плетеную корзинку, какими они были на фотографиях с места преступления.
– Китайцы просто вне себя от ярости. Они считают, что за этим человеком следили, когда он был в Бостоне, и выложили это видео специально, чтобы уничтожить его. Они протестуют через закрытые каналы и угрожают ответными мерами. Федералы хотят, чтобы мы занялись этим и узнали, как было сделано это видео. Они еще не в курсе, что она мертва, но я узнал ее сразу же, как только увидел. Если хочешь знать мое мнение, то это организовали сами китайцы, чтобы избавиться от этого парня из-за каких-то там своих внутренних разногласий. Может, они даже заплатили девушке, чтобы она провела все как нужно, а затем убили ее. Или это, или наши шпионы решили убрать ее после того, как использовали девушку в качестве приманки. В этом случае, я думаю, расследование будет завершено довольно быстро. Однако я не вижу в таком развитии событий ничего хорошего. И рекомендую тебе также завязывать с этим.
Руфь чувствует возмущение, прежде чем оно сглаживается регулятором. Если смерть Моны была частью политической интриги, то Скотт все верно сказал, и ей это не под силу. Полиция не права в том, что это убийство совершено китайской бандой. Но и она тоже не права. Мона оказалась несчастной пешкой в политической игре, и тенденция, которую заметила Руфь, оказалась лишь иллюзией, простой чередой совпадений.
Сейчас самым рациональным поступком было бы отдать все на откуп полиции. Ей придется сказать Саре Динг, что она больше ничего не в состоянии сделать.
– Мы снова должны осмотреть квартиру на наличие записывающих устройств. И тебе лучше назвать имя информатора. Мы должны тщательно допросить его, чтобы узнать, какие банды в этом участвовали. Теперь это вопрос национальной безопасности.
– Ты знаешь, что я не могу этого сделать. У меня нет никаких оснований подозревать, что он как-то с этим связан.
– Руфь, теперь мы этим занимаемся. Если ты хочешь найти убийцу девчонки, помоги мне.
– Ты можешь выловить всех обычных подозреваемых в китайском квартале. Это все равно нужно сделать.
Он уставился на нее. Его лицо, такое злое и уставшее, очень хорошо ей знакомо. Затем его лицо расслабляется. Он решил включить регулятор и теперь больше не хочет спорить или обсуждать то, о чем им не стоит разговаривать.
Ее регулятор включается автоматически.
– Спасибо, что разрешил воспользоваться твоим офисом, – благодушно говорит она. – Спокойной ночи.
* * *
Скандал разразился, и все пошло так, как и планировал Наблюдатель. Он доволен, но еще не готов праздновать. Это был только первый шаг, демонстрация его возможностей. Затем он должен сделать все, чтобы это начало приносить прибыль.
Он просматривает записи и фотографии, полученные от мертвой девушки, и выбирает несколько самых многообещающих жертв. Двое из них – высокопоставленные китайские бизнесмены, связанные с высшими партийными деятелями; один – брат индийского дипломатического атташе; еще двое – сыновья саудовского принца, обучающиеся в Бостоне. Удивительна схожесть динамики между сильными мира сего и их подданными во всем мире. Он также находит высокопоставленного исполнительного директора и судью массачусетского Высшего апелляционного суда, но оставляет их на потом. И дело не в том, что он излишне патриотичен, однако на инстинктивном уровне он понимает, что, если одна из его жертв решит сдать его полиции вместо того, чтобы заплатить, проблем окажется гораздо меньше, если этой жертвой не будет американец. Кроме того, американские общественные деятели не так вольны в анонимном перемещении денежных средств, чему он стал свидетелем, пытаясь обработать двух сенаторов в Вашингтоне, что практически развалило всю его стройную схему. Наконец, никогда не повредит иметь под рукой судью или какую-нибудь знаменитость, на кого можно положиться в случае, если Наблюдателя поймают.
Но главное – терпение и внимательность к деталям.
Он отправляет электронные письма. В каждом приводится ссылка на статью о китайском министре транспорта («видите, на его месте можете оказаться вы!») и два файла. Один – весь видеоролик с министром и девушкой (чтобы доказать, что это именно его материалы), а второй – тщательно обработанное видео совокупления получателя и девушки. Каждое электронное письмо содержит требования по оплате и инструкции, на какой счет в швейцарском банке следует вносить средства или как осуществить анонимный перевод с использованием электронной криптовалюты.
Он снова просматривает сайты эскорт-услуг. Сужает список девушек до двух-трех. Теперь нужно внимательно изучить каждую, чтобы сделать правильный выбор. Предполагаемая встреча возбуждает его до крайности.
Он глядит на людей, проходящих мимо него по улицам. Все эти глупые мужчины и женщины ходят будто во сне. Они не понимают, что мир полон тайн, доступных только тем, кто достаточно терпелив и наблюдателен, чтобы вскрыть эти тайны, извлечь их из теплых, кровоточащих тайников, словно жемчужину из мягкой плоти моллюска. И уже затем, вооружившись этими тайнами, можно заставить дрожать и танцевать перед тобой человека на другом конце земного шара.
Он закрывает ноутбук и встает, чтобы уйти. Он думает о том, что нужно прибраться в своем номере, о том, как он достанет хирургический набор, бейсболку, пистолет и еще парочку сюрпризов, которые он привык брать с собой на охоту.
Пришло время выкапывать новые сокровища.
* * *
Руфь просыпается. К старым кошмарам добавились новые. Она лежит в кровати, свернувшись в клубок, пытаясь справиться с приступами отчаяния. Она хотела бы лежать так вечно.
Она работала уже несколько дней, и совершенно никаких результатов.
Ей придется позвонить Саре Динг, но потом, когда она включит регулятор. Она скажет ей, что Мона, скорее всего, не была убита бандой, но каким-то образом стала жертвой таких событий, с которыми Руфи даже не стоит связываться. Как это может успокоить Сару?
Фотография из вчерашних новостей никак не уходила из ее памяти, как бы она ни пыталась от нее избавиться.
Руфь с трудом встает и достает статью. Она не может объяснить почему, но фотография кажется неправильной. Отсутствие регулятора очень затрудняет мыслительные процессы.
Она находит фотографию с места преступления в спальне Моны и сравнивает ее с фотографией из статьи. Она смотрит на одну, потом на другую.
Плетеная корзинка стоит на другой стороне кровати?
Этот снимок сделан с левой стороны кровати. Поэтому двери шкафа с зеркалами должны быть на задней стороне снимка, за людьми. Но за ними на снимке только пустая стена. Сердце Руфи бьется настолько быстро, что она практически теряет сознание.
Звонит будильник. Руфь смотрит на красные числа и включает регулятор.
Часы.
Она смотрит на фотографию. Будильник на снимке маленький и нечеткий, однако она с трудом, но различает цифры. Они перевернуты.
Руфь уверенно подходит к своему ноутбуку и начинает искать это видео в Интернете. Она быстро находит его и включает воспроизведение.
Несмотря на стабилизацию видео и тщательную обрезку, она видит, что глаза Моны всегда смотрят прямо в камеру.
Этому есть только одно объяснение: камера направлена на зеркала и находится в глазу Моны.
Глаза.
Она просматривает взятые вчера из базы данных информационно-криминологического центра записи по другим женщинам, и теперь схема становится весьма понятной.
Была блондинка в Лос-Анджелесе, чью очаровательную головку отрезали после смерти и не нашли впоследствии, была брюнетка в том же Лос-Анджелесе, чей череп был вскрыт, а мозги раздавлены в кашу; были мексиканка и негритянка в Вашингтоне, чьи лица после смерти были изуродованы меньше: лишь скулы разбиты вдребезги. Наконец, была Мона, глаза которой были аккуратно извлечены.
Убийца совершенствовал свой метод.
Регулятор сдерживал ее волнение. Ей нужны дополнительные данные.
Она снова просматривает все фотографии Моны. На ранних фотографиях нет ничего необычного, однако на снимке с дня рождения вместе с ее родителями использовалась вспышка, и в ее левом глазу есть странный блик.
Большинство фотоаппаратов автоматически компенсируют эффект «красных глаз», который вызван отражением света от насыщенной кровью сосудистой оболочки на задней стенке глаза. Но блик на фотографии не красный, а синеватый.
В абсолютном спокойствии Руфь просматривает фотографии других убитых девушек. И находит этот красноречивый блик у каждой из них. Должно быть, так убийца и определял своих жертв.
Она вынимает телефон и набирает номер своей подруги. Они с Гейл вместе учились в университете, а теперь та работает исследователем в компании, выпускающей медицинские приборы.
– Алло? – Фоном слышатся разговоры других людей. – Гейл, это Руфь. Можем поговорить?
– Секундочку, – она слышит, как фоновые разговоры становятся тише, а затем и вовсе прерываются. – Ты обычно звонишь, если нужно дополнительное улучшение. Мы не можем сделать тебя моложе, как ты понимаешь. Пора уже остановиться.
Именно Гейл предлагала различные улучшения, которые Руфь с годами приобретала. Гейл даже нашла для нее доктора Би, так как не хотела, чтобы Руфь стала инвалидом. Но она всегда сопротивлялась этому, боясь превратить Руфь в киборга.
– Это неправильно, – говорила она. – Тебе не следует так к себе относиться. В этом нет медицинской необходимости.
– Это может спасти мне жизнь, когда в следующий раз кто-то попытается меня придушить, – возражала Руфь.
– Это не одно и то же, – говорила подруга. Но их разговоры всегда заканчивались тем, что Гейл сдавалась, однако делала суровые предупреждения о недопустимости дальнейших улучшений.
Иногда можно помочь друзьям, даже осуждая их решения. Все сложно в этом мире.
Руфь говорит Гейл:
– Нет, со мной все в порядке. Но я хотела бы узнать о новом типе улучшения. Высылаю тебе фотографии. Лови, – и отправляет фотографии девушек, в глазах которых виден странный блик. – Вот взгляни-ка. Видишь непонятный блеск в их глазах? Ты знаешь, чем он вызван?
Она не хочет рассказывать Гейл о своих догадках, чтобы не подталкивать подругу к ответу.
Гейл молчит некоторое время:
– Я поняла о чем речь. Фотографии так себе, но я поговорю со знающими людьми и перезвоню.
– Не отсылай фотографии целиком. У меня тут расследование в самом разгаре. Просто вырежи глаза, если сможешь.
Руфь вешает трубку. Регулятор работает на полную мощность. Что-то сказанное ею – да, про вырезание глаз, – привело к ответной реакции тела, которую теперь подавляет регулятор. Она не уверена, почему. С включенным регулятором иногда трудно разглядеть связи между вещами.
Ожидая звонка Гейл, она еще раз просматривает текущие интернет-объявления по Бостону. Убийца явно умерщвляет по нескольку девушек в каждом городе, прежде чем переехать в другой. Должно быть, он сейчас ищет здесь вторую жертву. Поэтому лучший способ его поймать – найти жертву до него.
Она просматривает одно объявление за другим: не замечает ненужных деталей, все для нее кажется размытым, кроме глаз. Наконец она находит то, что нужно. Девушка называет себя Керри, у нее светло-каштановые волосы и зеленые глаза. Ее объявление не содержит грубостей, четкое, хорошо составленное, как стильная вывеска посреди мигающих рядом неоновых огней. Отметка времени на объявлении показывает, что последний раз она изменила его двенадцать часов назад. Скорее всего, она все еще жива.
Руфь звонит по указанному номеру.
– Это Кэрри. Пожалуйста, оставьте сообщение.
Как Руфь и предполагает, Керри фильтрует звонки.
– Здравствуйте! Меня зовут Руфь Ло, я звоню по вашему объявлению. Я хотела бы встретиться с вами. – Она колеблется, потом добавляет: – Это не шутка. Я действительно хочу встретиться.
Она оставляет свой номер и вешает трубку.
Телефон тут же звонит. Руфь отвечает. Но это Гейл, не Керри.
– Я поспрашивала специалистов. Люди говорят, что у девушек, скорее всего, новый вид ретинальных имплантатов. Они не разрешены Управлением по контролю за продуктами и лекарствами. Но, конечно, можно съездить в другую страну и за приличную сумму их установить.
– Для чего они служат?
– Это скрытые камеры.
– Как можно получить с них фотографии и видео?
– Никак. Нет беспроводного подключения к внешнему миру. Более того, они экранированы, поэтому генерируют минимальное количество радиочастотных излучений и незаметны для сканеров на наличие камер. Так что беспроводное подключение означало бы лишний способ их взлома. Хранилище находится внутри устройства. Для получения данных необходимо снова проводить хирургическую операцию. Конечно, это не то устройство, в котором будут заинтересованы массовые пользователи, если только не пытаются снимать видео о людях, которые действительно не хотят, чтобы их записывали.
Когда ты так стремишься к безопасности, то думаешь, что вот эти технологии дадут тебе достаточную страховку, – подумала Руфь. – Хоть какой-то задел и гарантии на будущее.
– Нет никаких способов получить записи, кроме хирургического вмешательства.
– Спасибо.
– Не знаю, во что ты вляпалась, Руфь, но ты действительно становишься слишком стара для этого. Ты все еще оставляешь регулятор постоянно включенным. Это очень нездорово.
– Думаешь, я не знаю? – Она меняет тему и говорит о детях Гейл. Регулятор позволяет вести эту беседу совершенно безболезненно. После достаточного по этическим нормам времени она прощается и вешает трубку.
Телефон снова звонит.
– Это Кэрри. Вы звонили мне.
– Да, – Руфь пытается сделать свой голос легким и беззаботным.
Голос Керри звучит кокетливо, но осторожно:
– Это для вас и вашего парня или мужа?
– Нет, только для меня.
Она вцепилась в телефон и считает секунды. Она пытается внушить Керри, чтобы та не вешала трубку.
– Я нашла ваш веб-сайт. Вы частный детектив?
Руфь знала, что Керри так и поступит.
– Да, это так.
– Я не смогу вам ничего рассказать о моих клиентах. Основа моего бизнеса – конфиденциальность.
– Я не буду спрашивать вас о клиентах. Мне просто нужно увидеться с вами. – Она думает, как заполучить ее доверие. Регулятор все очень усложняет, так как она уже отвыкла от оценки эмоциональных качеств решений и выражений. Она думает, что правда покажется слишком грубой и страшной, чтобы Керри поверила ее словам. Поэтому пытается действовать по-другому. – Я заинтересована в новом опыте. Всегда хотела попробовать что-то новое, но никак не удавалось.
– Вы работаете на полицейских? Я заявляю прямо сейчас, что вы платите мне только за сопровождение, а все, что происходит помимо этого, является решением по взаимному согласию взрослых людей.
– Ну, ну, полицейские не стали бы использовать женщину для того, чтобы заманить вас в ловушку. Это было бы слишком подозрительно.
Молчание дало Руфи понять, что Керри заинтригована.
– В какое время вам будет удобно?
– Как только вы освободитесь. Может, прямо сейчас?
– Еще даже не полдень. Я начинаю работать в шесть вечера.
Руфь не хочет быть слишком навязчивой и напугать девушку.
– Тогда я хотела бы провести с вами всю ночь.
Та засмеялась.
– Почему бы нам не ограничить первое свидание двумя часами?
– Хорошо, договорились.
– Вы видели мои расценки?
– Да. Конечно.
– Сделайте снимок себя с удостоверением личности и отправьте его мне, чтобы я понимала, что вы говорите на полном серьезе. Если все нормально, приходите на угол Виктории и Бич в Бек-Бее в 18:00 и позвоните мне оттуда. Деньги положите в простой конверт.
– Хорошо.
– Увидимся, – и она повесила трубку.
* * *
Руфь смотрит девушке в глаза. Теперь, когда она знает, что искать, то замечает что-то похожее на блик в ее левом глазу.
Она протягивает деньги и смотрит, как та их пересчитывает. Она очень красива и молода. То, как она опирается на стену, напоминает ей о Джесс. Включается регулятор.
Она в кружевной ночнушке, черных чулках и поясе с резинками. Ее пушистые домашние туфли на высоком каблуке кажутся, скорее, смешными, чем эротичными.
Кэрри откладывает деньги в сторону и улыбается ей.
– Вы хотите вести, или мне взять все в свои руки? Мне удобно и так, и так.
– Я бы хотела сначала немного поговорить.
Керри хмурится.
– Я сказала, что не буду говорить о своих клиентах.
– Знаю, но мне сперва хотелось бы кое-что тебе показать.
Керри пожала плечами и повела ее в спальню. Она походила на спальню Моны: широкая двуспальная кровать, кремовые простыни, стеклянная чаша с презервативами, незаметные часы на ночном столике. Зеркало установлено на потолке.
Они садятся на кровать. Руфь достает папку и протягивает Керри стопку фотографий.
– Все эти девушки были убиты в прошлом году. У всех были те же имплантаты, что и у тебя.
Потрясенная Керри поднимает взгляд. Ее глаза дважды быстро мигают.
– Я знаю, что у тебя за глазом. Я знаю, ты думаешь, что это обеспечит твою безопасность. Может, ты даже думаешь, что когда-нибудь записанная там информация станет дополнительным источником доходов, когда ты сделаешься слишком старой для этого бизнеса. Но есть человек, который хочет вырезать это из тебя. Так он поступал со всеми остальными девушками.
Она показывает ей фотографии мертвой Моны с кровавым, изувеченным лицом.
Керри роняет фотографии.
– Убирайтесь. Я вызываю полицию. – Она встает и берет телефон.
Руфь не двигается.
– Вызывай. Попроси позвать капитана Скотта Бреннана. Он знает, кто я, и подтвердит тебе все, что я сказала. Я думаю, что ты – следующая жертва.
Та сомневается.
– Или можешь посмотреть на эти фотографии, – продолжила Руфь. – Ты знаешь, что надо искать. Они мало чем отличались от тебя.
Керри садится и начинает смотреть.
– О Боже! О Боже!
– Я понимаю, у тебя есть свои регулярные клиенты. При твоих расценках тебе не нужно находить новых, да их и не будет. Но соглашалась ли ты встретится с кем-то новым в последнее время?
– Только вы и еще один. Он придет в 8 вечера.
Включается регулятор.
– Ты знаешь, как он выглядит?
– Нет. Но я попросила его позвонить мне, когда он доберется до угла улиц, прямо как вас, поэтому я смогу рассмотреть его, прежде чем он поднимется.
Руфь берет ее телефон.
– Мне нужно вызвать полицию.
– Нет! Вы арестуете меня. Пожалуйста!
Руфь размышляет. Она только предполагает, что этот мужчина может оказаться убийцей. Если она привлечет полицию сейчас, а незнакомец окажется простым клиентом, это испортит Керри всю жизнь.
– Тогда мне нужно самой посмотреть на него, чтобы понять, кто он такой.
– Может, мне просто отменить встречу?
Руфь слышит страх в голосе девушки, и это напоминает ей о Джесс, когда та просила ее остаться с ней в спальне после просмотра ужастика. Она чувствует, что регулятор снова включился. Она не может дать волю своим эмоциям.
– Возможно, это и было бы более безопасным для тебя, но мы упустим шанс поймать его, если он действительно убийца. Пожалуйста, очень нужно, чтобы ты приняла его, а я сумела его рассмотреть. Это может оказаться единственным шансом остановить его, прежде чем он причинит вред другим.
Керри прикусила нижнюю губу.
– Хорошо! Где вы спрячетесь?
Руфь думала, что нужно было захватить на встречу свой пистолет, однако она не хотела совсем уж привести Керри в ужас, тем более совершенно не ожидала, что придется брать преступника. Ей нужно подобраться достаточно близко, чтобы остановить этого человека, если он окажется убийцей, и в то же время недостаточно близко, чтобы он мог с легкостью ее обнаружить.
– Я вообще не могу прятаться внутри. Он осмотрит все, прежде чем пойти с тобой в спальню. – Она заходит в гостиную, которая смотрит во двор, прямо на стену другого здания, и открывает окно. – Я могу спрятаться здесь, повиснув на карнизе. Если он окажется убийцей, я должна появиться как можно позже, чтобы отрезать ему все пути к отступлению. Если же он не убийца, я просто спрыгну и уйду.
Керри этот план совершенно не успокаивает, но она кивает, пытаясь сохранять спокойствие.
– Веди себя как обычно. Не дай ему понять, что что-то идет не так.
Звонит телефон Керри. Она проглатывает комок в горле и отвечает. Затем подходит к окну. Руфь следует за ней.
– Это Керри.
Руфь смотрит из окна. Человек, стоящий на углу, похоже, такого же роста, как и убийца, но этого явно недостаточно. Нужно поймать его и допросить.
– Я в четырехэтажном здании примерно в ста шагах от тебя. Поднимайся в квартиру 303. Я так рада, что ты пришел, дорогой. Мы замечательно проведем время, обещаю, – и повесила трубку.
Мужчина двинулся по направлению к квартире. Руфь обратила внимание, что он хромает, но опять же, этого слишком мало для полной уверенности.
– Это он? – спрашивает Керри.
– Не знаю. Мы должны впустить его, чтобы во всем убедиться.
Руфь чувствует вибрацию регулятора. Она знает, что сама идея использования Керри в качестве приманки пугает ее и кажется отвратительной. Однако это самый логичный выход. У нее больше не будет подобного шанса. Она должна поверить в себя и в то, что способна защитить девушку.
– Я иду за окно. Милая, ты держишься великолепно! Просто дай ему говорить и делай все, что он скажет. Дай ему расслабиться и всецело обратить на тебя внимание. Я появлюсь, прежде чем он сможет причинить тебе вред. Обещаю.
Керри улыбается:
– Я неплохая актриса.
Руфь идет к окну в гостиной и ловко перелезает через подоконник. Она виснет, вцепившись в карниз пальцами, так что из квартиры ее не видно.
– Хорошо, закрывай окно. Оставь небольшую щелочку, чтобы я могла слышать, что происходит внутри.
– Как долго вы сможете так провисеть?
– Достаточно долго.
Керри закрывает окно. Руфь рада, что искусственные пистоны и натяжители в ее плечах и руках, а также усиленные пальцы позволяют ей продержаться в таком подвешенном состоянии. Все было сделано, чтобы повысить ее эффективность в ближнем бою, но и теперь эти технологии пригодились.
Она считает секунды. Человек должен уже быть в здании… он должен подниматься по лестнице… он уже должен стоять у двери.
Она слышит, как открывается дверь в квартиру.
– Ты еще красивее, чем на фотографиях, – роскошный, глубокий, удовлетворенный голос.
– Спасибо.
Она слышит, как они разговаривают, слышит шелест денег. Затем звуки шагов.
Они идут в спальню. Она слышит, как мужчина останавливается, чтобы заглянуть в другие комнаты. Она практически ощущает взгляд в окно поверх своей головы.
Руфь медленно и тихо подтягивается. Она видит спину мужчины, удаляющегося в коридор. Явная хромота.
Она выжидает еще несколько секунд, чтобы тот не смог броситься назад мимо нее, прежде чем она дойдет до коридора, – чтобы не дать преступнику уйти, – затем глубоко вдыхает и мысленно приказывает регулятору начать выброс адреналина. Кажется, что мир стал ярче, а время замедлилось, когда она начала выгибать руки и забираться на подоконник.
Она приседает и резко открывает окно одним плавным движением. Она знает, что скрежет насторожит преступника, и у нее будет всего несколько секунд, чтобы добраться до него. Она пригибается и вкатывается через открытое окно на пол в гостиной. Она продолжает двигаться, перекатываясь, пока не встает на ноги, а затем активирует поршни в ногах, чтобы броситься вниз по коридору.
Она падает и снова делает кувырок, чтобы он не смог прицелиться, а затем выпрямляется как пружина и влетает в спальню.
Мужчина стреляет, и пуля попадает ей в левое плечо. Она сбивает его с ног, выставив руки вперед и ударив в живот. Он падает, и пистолет отлетает в сторону.
Она наконец чувствует боль от ранения. Она заставляет регулятор вбросить еще адреналина и эндорфинов для анестезии. Она тяжело дышит и концентрируется на схватке за свою жизнь.
Мужчина пытается перевернуть ее за счет своей большей массы, пригвоздить ее к полу, однако она делает захват за шею и давит изо всех сил. Человек недооценил ее в самом начале борьбы, и она должна воспользоваться этим преимуществом. Она знает, что ее хватка кажется ему железными тисками, ведь в руках сработали имплантированные энергетические аккумуляторы и руки теперь работают на полную мощность. Он содрогается, хватает ее за кисти рук, пытаясь оттащить их в сторону. Через несколько секунд, поняв бесполезность этого, он перестает сопротивляться.
Он пытается говорить, но не может набрать легкими хоть сколько-нибудь воздуха. Руфь ослабляет хватку, и он кашляет:
– Сдаюсь.
Руфь снова усиливает захват, выдавливая из него последний воздух. Она поворачивается к Керри, которая замерла у края кровати.
– Вызывай полицию. Прямо сейчас.
Та повинуется. Она продолжает держать телефон у уха, как ей велел диспетчер службы 911, и говорит Руфь:
– Они выехали.
Мужчина обмяк, закрыв глаза. Руфь отпустила его шею. Она не хочет его убивать, поэтому берет его за запястья и садится ему на ногу, удерживая на земле.
Он приходит в сознание и начинает стонать:
– Ты сейчас сломаешь мне долбаные руки!
Руфь немного ослабляет давление, чтобы сэкономить силы. У мужчины носом идет кровь после падения на пол, когда Руфь сбила его с ног. Он шумно дышит, глотает через силу и говорит:
– Я захлебнусь, если ты не дашь мне сесть.
Руфь оценивает все возможности. Она еще больше увеличивает давление и вытягивает его в сидящее положение.
Прямо чувствуется, как опустели аккумуляторы в ее руках. Скоро у нее не будет физического преимущества, и она не сможет его так удерживать.
Она зовет Керри.
– Подойди и свяжи ему руки.
Керри откладывает телефон и с опаской подходит.
– Чем?
– У тебя нет, что ли, никаких веревок? Для этих… клиентов?
– Я таким не занимаюсь.
Руфь думает вслух:
– Можно использовать чулки.
Пока Керри связывает руки и ноги мужчины, тот кашляет. Видимо, кровь попала не в то горло. Руфь не двигается и не ослабляет давление, и тот снова содрогается.
– Черт возьми. Ты психованная сука-робот.
Руфь не слушает его. Чулки хорошо тянутся и не удержат его долго. Но этого должно быть достаточно, чтобы она добралась до пистолета и взяла его на мушку.
Керри перебегает на другую сторону комнаты. Руфь отпускает мужчину и пятится назад к пистолету, лежащему на полу в нескольких ярдах, не сводя с него глаз. Если он начнет делать резкие движения, она тут же снова набросится на него.
Он лежит вяло и практически не двигается. Она начинает расслабляться. Регулятор пытается успокоить ее чувства и вывести лишний адреналин из системы.
Когда она проделывает полпути до пистолета, человек внезапно лезет себе связанными руками в карман. Руфь колеблется только одну секунду, прежде чем оттолкнуться ногами и прыгнуть назад к пистолету.
Как только она приземляется, мужчина находит что-то в своем кармане, и внезапно Руфь чувствует, что ее ноги и руки безжизненно виснут, и она, ошарашенная, просто падает на землю.
Невдалеке кричит Керри.
– Мой глаз! Боже, я ничего не вижу этим глазом!
Руфь совершенно не чувствует ног, а ее руки становятся словно резиновые. Но самое плохое – это приступ паники. Кажется, что ей никогда не было так страшно и так больно. Она пытается ощутить присутствие регулятора, но не чувствует ничего. Пустота. Она вдыхает сладковатый, слабый запах горелой электроники. Часы на ночном столике ничего не показывают.
Это она недооценила его. Ее накрыло такое отчаяние, с которым она уже ни за что не сможет справиться.
Руфь слышит, как мужчина, шатаясь, встает с пола. Она приказывает себе перевернуться, начать двигаться, достать пистолет. Она ползет. Фут, еще фут. Кажется, что она ползет по патоке, потому что никогда не чувствовала такой слабости. Она ощущает каждый прожитый год своей сорокадевятилетней жизни. Каждый укол боли в плече.
Но она дотягивается до пистолета, хватает его и садится спиной к стене, нацелив дуло на середину комнаты.
Мужчина выбрался из слабых узлов Керри. Он держит слепую на один глаз Керри перед собой, скрываясь за ней, как за щитом. К ее горлу он приставил скальпель. Он уже надрезал кожу, и тонкая струйка крови бежит по девичьей шее.
Он пятится к двери спальни, увлекая Керри за собой. Руфь знает, что, если он дойдет до двери и скроется в коридоре, она уже никогда не сможет его поймать. Ее ноги попросту бесполезны.
Керри видит пистолет в руках Руфи и кричит:
– Я не хочу умирать! О Боже! О Боже!
– Я отпущу ее, когда окажусь в безопасности, – говорит он, пряча свою голову за головой девушки.
Руки Руфи дрожат вместе с пистолетом. На нее накатывают приступы тошноты, в ушах стучит пульс, она не способна предсказать, что может произойти в следующие секунды. Полиция в пути и, возможно, будет здесь через пять минут. Можно ли предположить, что он отпустит ее сразу же, как сможет, чтобы с легкостью убежать самому?
Мужчина делает еще два шага назад; Керри больше не сопротивляется, а только пытается удержаться ногами в чулках на гладком полу, стараясь выполнить все приказы преступника. Но она не перестает плакать.
– Мама, не стреляй! Пожалуйста, не стреляй!
Или, может, когда он выйдет из комнаты, то просто перережет Керри горло и вырежет ее имплантат? Он знает, что там есть его запись, поэтому не может позволить себе оставить улику в руках полиции.
Руки Руфь очень сильно дрожат. Она проклинает саму себя, ведь знает, что не сможет попасть в мужчину, если между ними будет Керри. Попросту не сможет.
Руфь хочет рационально оценить свои шансы, принять решение, но сожаление, скорбь и ярость, которые скрывались и удерживались в подчинении регулятором, теперь воспряли как никогда, набрали небывалую резкость и силу после стольких попыток забыть обо всем. Вселенная сжалась в колеблющееся пятно на конце мушки пистолета: молодая девушка, убийца и время, которое безвозвратно уходит.
Ей не на кого положиться, некому довериться, неоткуда ждать помощи… Только одна она: злая, испуганная, дрожащая. Она в абсолютном одиночестве, беспомощная как младенец посреди всего этого мира, и была такой всегда, как, впрочем, и все люди на этой Земле.
Преступник почти добрался до двери. Керри уже просто несвязно всхлипывает.
Таким всегда был регулярный ход человеческой жизни. Никакой четкости, никакого успокоения. Там, где заканчивается рациональность, нужны просто решимость и вера, что все можно перетерпеть, все можно пережить.
Первый выстрел Руфь пробивает бедро Керри. Пуля проходит сквозь кожу, мышцы и жировую прослойку и выходит на тыльной стороне, разбивая колено мужчине.
Тот кричит и роняет скальпель. Кэрри падает, заливая кровью пол из раненой ноги.
Второй выстрел Руфь попадает мужчине в грудь. Он падает на пол.
– Мама, мама!
Она роняет пистолет и ползет к Керри, успокаивая ее и пытаясь перевязать рану. Она плачет, но все хорошо.
Глубокая боль наполняет ее тело, словно чувство всепрощения, словно сильный ливень, который напоит землю после долгой засухи. Она не знает, будет ли ей так же легко впоследствии, но этот момент она переживает всем своим существом, и она благодарна жизни.
– Все хорошо, – говорит она, гладя голову Керри, которая лежит у нее на коленях. – Все хорошо.
* * *
Примечание автора.
Технология эхо-чувствительности, описанная в этом рассказе, является приблизительной и довольной вольной экстраполяцией принципов технологии, описанной в статье Кивана Пу и других исследователей «Распознавание жестов во всем доме с помощью сигналов беспроводной сети»: 19-я ежегодная Международная конференция по мобильным вычислениям и сетям (Mobicom'13) (доступна по адресу http://wisee.cs.washington.edu/wisee_paper.pdf). Не следует считать, что технология, описанная в указанном документе, соответствует придуманной для этого рассказа технологии.
Назад: Симулякр
Дальше: Бумажный зверинец