34
Изначально Инкарцерон был прекрасен. Его смыслом была любовь.
Наверное, любить нас оказалось слишком трудно. Наверное, мы слишком многого хотели. Наверное, мы свели его с ума.
Дневник лорда Каллистона
Рикс поднял обтянутую Перчаткой руку, и сверху к нему потянулся тонкий лучик. Покачав мерцающее на ладони пятнышко, чародей кивнул:
– В разуме твоем я вижу странное, отец мой. Вижу, как тебя создали по своему подобию; вижу, как ты проснулся во мраке. Вижу людей, населяющих тебя; вижу все коридоры, казематы и грязные камеры, в которых они ютятся.
– Рикс, прекрати! – крикнула Аттия.
Чародей улыбнулся, но даже не взглянул на нее:
– Я вижу, как одинок ты и как безумен. Сожрал ты душу свою, отец мой. Проглотил ты свою человечность. Осквернил ты свой собственный рай. А теперь Побег замыслил.
– Узник, ты видишь только луч на ладони.
– Да, именно луч, – подтвердил Рикс уже без улыбки. Он поднял руку в Перчатке так, чтобы на свету заиграла серебряная пыль, летящая сквозь его растопыренные пальцы.
Толпа ахнула.
Пыль все падала и падала. Вскоре пылинки слились в поток крошечных искр на фоне черного неба.
– Я вижу звезды, – объявил Рикс звенящим от напряжения голосом. – Под ними разрушенный дворец, свет в нем погас, окна выбиты. Я вижу его в замочную скважину на маленькой двери. Над дворцом гремит гром. Это Внешний Мир.
– У Рикса… – начала Клодия, стиснув руку Аттии.
– Думаю, да, видение. С ним бывает, – пояснила та.
Клодия повернулась к отцу:
– Внешний Мир? Это значит Королевство?
Серые глаза Джона Арлекса казались ледяными.
– Боюсь, что так.
– Но Финн…
– Тсс, Клодия! Мне нужно разобраться.
Клодия в гневе уставилась на Рикса. Чародей дрожал, глаза превратились в белые щелки.
– Путь Наружу существует, – взволнованно прошептал он. – Сапфик нашел его.
– Сапфик? – Голос Инкарцерона гремел и гудел по всему залу. Когда он раздался снова, в нем появились страх и удивление. – Рикс, как ты это делаешь? Как?
Чародей захлопал глазами. На миг показалось, что он сам потрясен происходящим. Толпа молчала. Вот Рикс шевельнул пальцами, и серебряная пыль стала золотой.
– Чародейское искусство! – выпалил он.
Джаред отошел от двери. Финн наверняка сейчас колотил в нее, но сюда не проникало ни звука. Сапиент обернулся.
Королевство лежало в руинах, но кабинет ничуть не изменился. Портал выпрямлялся с мерным гулом, который успокаивал нервы, а серые стены и одинокий стол помогли сосредоточиться. Джаред поднес дрожащую руку ко рту и слизнул кровь со стертой ладони.
Накатила усталость. Хотелось только спать. Джаред тяжело опустился в металлическое кресло перед экраном, на котором не было ничего, кроме бесконечного снегопада, с трудом поборов желание опустить голову на стол, закрыть глаза и забыть обо всем.
Но таинственный снегопад приковывал его взгляд. В снежный плен угодила Клодия, а Тюрьма и Королевство оказались во власти разрушения.
Джаред заставил себя сесть, вытер лицо грязным рукавом и откинул лезущие на глаза волосы. Он положил Перчатку на серую крышку стола, подкрутил ручки настройки и заговорил на языке сапиентов.
– Инкарцерон, – произнес он. Снег на экране не перестал, но теперь не падал, а причудливо кружился.
В ответ прозвучал удивленный голос:
– Рикс, как ты это делаешь? Как?
– Я не Рикс. – Джаред положил ладони на стол и вгляделся в них: такие тонкие, такие изящные. – Однажды мы с тобой уже разговаривали. Тебе известно, кто я.
– Да, этот голос я слышал, но очень давно. – Голос Тюрьмы повис в неподвижном воздухе кабинета.
– Очень давно, – шепотом повторил Джаред. – Прежде, чем ты стал злым и старым. Когда сапиенты только создали тебя. И много раз потом, в моих бесконечных странствиях.
– Ты Сапфик.
– Теперь да, – устало улыбнулся Джаред. – Инкарцерон, у нас с тобой одна беда. Мы оба пленники собственных тел. Возможно, мы окажемся полезны друг другу. – Он поднял Перчатку и коснулся гладких чешуек. – Возможно, пробил час, о котором говорят все пророчества. Час гибели мира и возвращения Сапфика.
– Они же обезумели от страха, – проговорила Клодия. – Нас они снесут, а его просто растерзают.
Узников лихорадило все сильнее. Толпа рвалась вперед, вытягивала шеи, мерзко пахла потом – Клодия не могла не чувствовать охватившую толпу панику, не ощущать ее тревогу. Узники понимали: Побег Инкарцерона сулит им погибель. Если они поверят, что Рикс способен оживить статую, терять им будет нечего.
Аттия схватила нож Рикса. Клодия подняла кремневое ружье и посмотрела на отца. Тот словно окаменел, завороженно глядя на чародея.
Клодия протиснулась мимо Смотрителя, Аттия ужом юркнула следом. Девушки обошли пьедестал по краю и остановились на ступенях между толпой и Риксом. Жалкое подобие обороны. Ну и пусть!
– Этот голос я слышал, но очень давно, – пробормотала Тюрьма.
Рикс хрипло засмеялся и заговорил с особым пылом, словно пророчествуя:
– Путь Наружу существует. Сапфик нашел его. Дверь крохотная, меньше атома. Орел и лебедь стерегут ее, распластав крылья.
– Ты Сапфик.
– Сапфик возвращается. Инкарцерон, ты когда-нибудь любил меня?
Тюрьма загудела и хрипло ответила:
– Я тебя помню. Из всех их ты один был мне братом и сыном. Мы мечтали одними мечтами.
Рикс повернулся к статуе и посмотрел на ее безмятежное лицо, прямо в мертвые глаза.
– Дело очень опасное, поэтому веди себя тихо! – взволнованно прошептал чародей, словно секретничая с Тюрьмой. Потом снова развернулся к толпе. – Время пришло, друзья мои! Я выпущу его. Я верну его обратно!
– Еще раз! – Финн и Кейро бросились на дверь, но та даже не шелохнулась. Изнутри не доносилось ни звука.
Запыхавшийся Кейро повернулся спиной к черному лебедю и предложил:
– Можно выломать одну доску, а потом… – Он осекся. – Слышишь?
Голоса. Кто-то кричал, кто-то лез по тросу на второй этаж, кто-то толпился в рассыпающемся коридоре.
– Кто там? – громко спросил Финн, выступив вперед. Ответ пришел на ум раньше, чем его высветила молния: Стальные Волки нагрянули целой стаей, сверкая глазами из-под серебристых масок убийц.
Раздался голос Медликоута:
– Прости, Финн. С таким раскладом я согласиться не могу. Никто не удивится, если ты и твой дружок погибнете в развалинах поместья. Нас ждет новый мир без королей и тиранов.
– За той дверью Джаред! – зло проговорил Финн. – А ваш Смотритель…
– Мы выполняем приказ Смотрителя.
Волки подняли пистолеты. Финн почувствовал, как стоящий рядом Кейро вытянулся в струну. Его побратим подобрался, надменно и вызывающе глядя на убийц.
– Последний рубеж, братец, – посетовал Финн.
– За себя говори! – парировал Кейро.
Стальные Волки перекрыли коридор и двинулись в атаку.
Финн весь напрягся, а Кейро, напротив, держался чуть ли не вальяжно.
– Ближе, друзья мои! Чуть ближе!
Волки замерли, будто его слова выбили их из колеи. И тут – предчувствие Финна не обмануло – Кейро контратаковал.
Джаред держал Перчатку обеими руками. Чешуйки удивляли мягкостью, будто они стерлись о само Время.
– Ты не боишься? – полюбопытствовал Инкарцерон.
– Конечно боюсь. И кажется, боюсь уже давно. – Джаред коснулся плотных, острых когтей. – Только что ты понимаешь в чувствах?
– Сапиенты научили меня чувствовать.
– Удовольствие? Грубость?
– Одиночество. Отчаяние.
Джаред покачал головой:
– Они хотели, чтобы ты и любить умел. Чтобы любил своих Узников. Чтобы заботился о них.
В голосе Тюрьмы послышались печаль и надрыв.
– Сапфик, ты же знаешь, что я любил только тебя. Об одном тебе я заботился. Ты был крошечной брешью в моей броне. Ты был дверью.
– Поэтому ты и позволил мне бежать?
– Дети всегда убегают от родителей.
Из Портала донесся ропот, похожий на вздох в конце длинного пустого коридора.
– Я тоже боюсь, – признался Инкарцерон.
– Тогда нам нужно бояться вместе.
Сперва на пальцы, потом уверенно на всю ладонь; стоило натянуть Перчатку, как послышался далекий стук – не то в дверь, не то в сердце… А может, это был стук шагов надвигающейся толпы. Джаред закрыл глаза. Ладонь застыла, когда Перчатка обняла ее и слилась с кожей. Нервные клетки горели огнем. Джаред сжал кулак – когти слушались, как свои. Тело стало огромным, ледяным, населенным бесчисленными страхами. Его существо не выдержало – оно чахло, таяло в световых вихрях. Джаред наклонил голову и закричал.
– Я тоже боюсь… – Ропот Тюрьмы раздавался во всех его залах, в лесах, над морями. От его страха в глуши Ледяного Крыла рушились сосульки, а стаи птиц взлетали над металлическими чащами, где не ступала нога Узника.
Глаза закрыты, лицо исказил экстаз – Рикс раскинул руки и закричал:
– Мы никогда больше не будем бояться! Узрите же!
Аттия охнула. Узники с диким воем рванули вперед. Клодия отпрянула от них и повернулась к отцу. Джон Арлекс не сводил глаз со статуи: на правой руке Сапфика появилась Перчатка.
– Как?.. – пролепетала потрясенная девушка, но ее возглас утонул в шуме и гаме.
Пальцы статуи превратились в драконьи, ногти стали когтями. А еще пальцы двигались. Сапфик сжимал и разжимал их, словно шарил во тьме или искал, к чему прикоснуться.
Узники притихли. Кто-то падал на колени, кто-то разворачивался и сквозь плотную толпу пробивался обратно к выходу.
Клодия и Аттия замерли. Аттию переполняли эмоции. На глазах у нее творилось удивительное; еще немного, и она закричит от страха и радости.
Смотритель сохранял ледяное спокойствие. Клодия чувствовала, что происходящее для него не загадка.
– Объясни мне! – шепотом попросила она.
Джон Арлекс рассматривал статую, и в глазах у него читалось мрачное одобрение.
– Свершается чудо, моя дорогая Клодия. Нам повезло наблюдать его воочию, – насмешливо начал он и чуть тише добавил: – А я, похоже, в очередной раз недооценил наставника Джареда.
Выстрел кремневого ружья пробил потолок. Один из нападавших со стоном рухнул на пол. Спина к спине Кейро и Финн двигались по кругу.
В разрушенном коридоре мельтешили свет и тени. Мушкетной пулей раздробило деревянную панель у самого локтя Финна. Он выбил оружие у нападавшего в маске и повалил его на пол.
Кейро отнял у кого-то шпагу и молотил ею Волков, пока не сломал и не пошел врукопашную. Удары он наносил безжалостно, точно и быстро, а для Финна за спиной больше не было ни Тюрьмы, ни Королевства – только насилие и боль: с трудом отраженный удар в грудь; тело, летящее на стену…
Пот застилал глаза. Финн взревел, отражая атаку Медликоута. От удара о стену шпага секретаря согнулась пополам, Финн тотчас решил отнять ее. Он крепко стиснул Лукаса за грудную клетку и повалил на пол. Молния высветила улыбку Кейро, сверкнув на стальной волчьей морде. Вдали глухо зарокотал гром.
Полыхнуло пламя выстрела. Залп полетел в Волков, и в свете искр Финн углядел, как они пригибаются – запыхавшиеся, окровавленные.
– Бросай оружие! – хрипло, с надрывом крикнул Кейро. Он выстрелил снова, и все содрогнулись: с потолка белым снегом посыпалась штукатурка. – Бросай, говорю!
Несколько человек подчинились.
– Теперь лечь! Всех, кто стоит, пристрелю.
Один за другим Волки опустились на пол. Финн сорвал маску с Медликоута и отшвырнул ее в сторону. В душе вдруг проснулась ярость.
– Я тут король, господин Медликоут. Вам ясно? – начал он резким от злости голосом. – Старому миру конец, а значит, конец лжи и заговорам. – Он поднял секретаря, как тряпичную куклу, и швырнул на стену. – Я Джайлз! Протоколу конец!
– Финн, оставь его. – Подоспевший Кейро забрал у него шпагу. – Он и так полудохлый.
Финн медленно отпустил Медликоута, и тот рухнул на пол, вне себя от облегчения. Финн повернулся к побратиму, но разглядел его не сразу: гнев все еще застил взор.
– Успокойся, братец. – Кейро внимательно осматривал пленных. – Ну, как я тебя учил?
– Я спокоен.
– Отлично. По крайней мере, ты не стал рохлей, как остальные тут. – Кейро повернулся к кабинету, поднял ружье и несколько раз пальнул по двери, целясь чуть ниже злобного лебедя. Дверь зашаталась и рухнула внутрь.
Финн прошагал мимо Кейро и споткнулся: в знак приветствия Портал выпрямил кабинет.
Джаред исчез.
Вот она, смерть.
Теплые липкие волны накатывают, как приступы боли. Воздуха нет – дышать нечем, слов нет – нечего говорить. Смерть душит, как ком в горле.
Потом забрезжил серый свет. В нем стояли Клодия, ее отец и Аттия. Джаред потянулся к своей ученице, хотел окликнуть ее, но губы стали холодными и бесчувственными, как мрамор, тяжелый язык не ворочался.
– Я умер? – спросил он Тюрьму. Вопрос эхом разнесся по холмам, коридорам, по вековым галереям, затянутым паутиной, и Джаред понял, что он и есть Тюрьма, что он мечтает ее мечтаниями.
Он был целым миром, оставаясь при этом совсем крошечным. Он мог дышать. Сердце билось ровно, глаза смотрели зорко. Казалось, он избавился от невыносимой тревоги, от невыносимого бремени, которым, возможно, была прежняя жизнь. Теперь внутри его раскинулись леса и океаны, высокие мосты через расщелины, спиральные лестницы, ведущие в пустые белые камеры, где он родился. Он обошел этот мир, выведал его секреты и рухнул в его мрак.
Только он знал ответ на загадку. Знал, где находится дверь, ведущая Наружу.
Клодия услышала. В тишине статуя содрогнулась и позвала ее по имени.
Завороженно глядя на статую, девушка отшатнулась, но отец схватил ее за локоть.
– Я учил тебя ничего не бояться, – тихо напомнил он. – К тому же ты знаешь, кто это.
Статуя оживала прямо под взглядом девушки. Мраморные глаза стали зелеными, в них засветились ум и любопытство. Да, Клодия хорошо их знала.
Тонкое лицо наполнилось жизнью и больше не казалось бледным. Длинные волосы потемнели и заколыхались, плащ сапиента стал переливчато-серым. Он развел руки, и мерцающие перья сделали их похожими на крылья.
Он сошел с пьедестала и замер перед ней.
– Клодия, – проговорил он и повторил: – Клодия…
А у нее слова застряли в горле.
Тем временем Рикс упивался шумными восторгами толпы. Вот он схватил Аттию за руку и заставил ее поклониться. Казалось, конца не будет шквалу аплодисментов и воплям радости, которыми приветствовали Сапфика, вернувшегося, чтобы спасти людей.
