Трап извивался над свинцовым океаном.

Сначала Кейро пустил коня галопом и шумно радовался скорости и свободе. Но скорость таила в себе опасность, ведь скользкий металлический трап то и дело заливала талая вода. Туман висел так низко, что Аттии чудилось, будто они скачут по облаку. Неясные темные силуэты вдали могли быть и островами, и холмами. Один раз сбоку разверзлась глубокая расселина.

В итоге конь выбился из сил и едва мог двигаться. Почти через три часа задремавшая Аттия проснулась и увидела, что океана под ними больше нет. Туман вокруг них рассеивался, обнажая целые джунгли колючих кактусов и остролистых алоэ высотой с человека. Трап нырял прямо в джунгли, по обе стороны от него морщились и дымились опаленные растения, словно Инкарцерон проложил эту дорогу считаные минуты назад.

– Он ведь не даст нам заплутать? – негромко спросил Кейро.

Путники спешились и на опушке колючего леса разбили убогий лагерь. Пахло опаленной землей. Глянув на джунгли, Аттия увидела остовы листьев, напоминающие тонкую проволочную паутину. Оба молчали. Кейро с тревогой всматривался в заросли. Словно глумясь над их страхами, Инкарцерон вдруг выключил свет.

Еды осталось в обрез – сушеное мясо, сыр, с которого Аттия срезала плесень, а для коня – два яблока, украденные у Рикса.

– А ты сумасброд почище Рикса, – проговорила Аттия с набитым ртом.

Кейро повернулся к ней.

– Нормальные люди с Инкарцероном не торгуются. Наружу он тебя не отпустит, а если заполучит Перчатку…

– Не твое дело! – Кейро отшвырнул огрызок и закутался в одеяло.

– Еще как мое! – Обозленная Аттия уставилась ему в спину. – Кейро!

Парень не отвечал. Наедине со своей злостью Аттия сидела до тех пор, пока по ровному дыханию Кейро не поняла, что он уснул.

Им следовало бы спать по очереди, чтобы сторожить лагерь, но Аттия слишком устала. Поэтому под фырканье голодного коня они заснули вместе, завернувшись в несвежие одеяла.

Аттии приснился Сапфик. Среди ночи он вышел из леса, сел рядом с ней и принялся ворошить горящие уголья длинной палкой. Аттия повернулась к нему. Длинные темные волосы заслоняли лицо. Высокий ворот плаща истерся от долгой носки.

– Света мало.

– Что?

– Не чувствуешь, что он тает? Блекнет. Угасает. – Сапфик покосился на девушку. – Свет утекает сквозь пальцы.

Аттия посмотрела на его пальцы, сжимающие обугленную палку. На правой руке белел покрытый шрамами обрубок указательного пальца.

– Господин, куда он утекает? – шепотом спросила Аттия.

– В мечты Тюрьмы. – Сапфик перемешал уголья, и девушка увидела, как напряжено его худое лицо. – Аттия, это я виноват. Это я показал Инкарцерону путь Наружу.

– Расскажите как! Как вы это сделали? – настойчиво вопрошала Аттия. – Как выбрались отсюда?

– В любой тюрьме найдется брешь.

– Какая брешь?

– Тайная, незаметная. – Сапфик улыбнулся. – Такая крохотная, что Тюрьма даже не знает о ее существовании.

– Так где же эта брешь? Ее можно открыть Ключом? Тем, который у Смотрителя?

– Ключом открывается только Портал.

Аттия похолодела от страха: на глазах у нее Сапфик начал разделяться, копироваться, и через секунду перед ней сидел целый ряд Сапфиков – совсем как отражения в зеркале, совсем как Оцепень на пуповине цепи.

Девушка изумленно покачала головой:

– У нас твоя Перчатка. Кейро говорит…

– Не надевай этот ужас себе на руку. – Голос Сапфика прошелестел сквозь колючие заросли. – Не то запляшешь под его дудку. Береги ее для меня, Аттия.

Огонь затрещал. Пепел зашевелился. Сапфик превратился в тень и исчез.

Наверное, Аттия снова заснула, потому что через несколько, как ей самой показалось, часов она проснулась от звона металла. Кейро седлал коня. Хотелось рассказать ему про сон, но тот стремительно стирался из памяти. Вместо этого Аттия зевнула и уставилась в высокий потолок Тюрьмы.

– Тебе не кажется, что освещение изменилось? – спросила она через некоторое время.

– В каком смысле? – отозвался Кейро, затягивавший подпругу.

– Слабее стало.

Кейро посмотрел на нее, потом вверх. На миг замер, потом снова принялся седлать коня.

– Может быть.

– По мне, так точно слабее.

Огни Инкарцерона всегда горели ярко, а сейчас казались слабым мерцанием.

– Если Тюрьма и впрямь создает себе тело, то сил на это уходит море. Вот она и расходует запасы энергии, опустошает все свои системы. Может, в спящем режиме не только Ледяное Крыло? После Оцепня мы ни одного живого существа не видели. Где местные жители?

– А я из-за них не парюсь.

– Напрасно.

Кейро пожал плечами:

– Первое правило подонков – «парься только из-за брата своего».

– Из-за сестры.

– Предупреждал же, закорешились мы с тобой временно.

Чуть позднее, усаживаясь на коня ему за спину, Аттия спросила:

– Что случится, когда мы приедем туда, куда ведет Инкарцерон? Ты просто отдашь ему Перчатку?

Презрительный смешок Кейро девушка прочувствовала через его броский алый камзол.

– Лучше на ус мотай, соплюшка цепная.

– Кейро, ты ничего не понимаешь! Тюрьме нельзя помогать!

– Даже ради Свободы?

– Ты Свободу, может, и получишь. А что будет с другими? Что будет со всеми остальными?

Кейро пустил коня галопом.

– В этом гадюшнике никто никогда из-за меня не парился, – процедил он.

– Финн…

– И Финн тоже. С какого перепугу мне париться из-за других? Другие – это не я. Другие для меня не существуют.

Спорить с ним не имело смысла. Конь понес их по темным зарослям, и Аттия невольно представила себе кошмары Тюрьмы в спящем режиме. Навсегда погаснут огни, расползется холод, отключатся системы жизнеобеспечения, закроются пищеблоки. Быстро и неудержимо обледенеют коридоры, мосты, целые жилые Крылья. Цепи заржавеют, города замерзнут, холодные дома опустеют, рыночные палатки рухнут под метельным снегом. Воздух превратится в яд. А люди?! Их судьбу даже представить страшно! Сколько паники, ужаса, обреченности вызовет такой развал. Начнется дикая, звериная борьба за выживание. Настанет конец света.

Инкарцерон самоустранится, отключит свой разум, бросит своих детей на произвол судьбы.

Свет поблек до зеленоватого сумрака. По тропе конь бежал почти беззвучно: копыта тонули в пепле.

– Ты веришь, что Смотритель здесь? – шепотом спросила Аттия.

– Если так, то у моего венценосного побратима не все гладко, – рассеянно ответил Кейро.

– Если он жив.

– Десятый раз повторяю: Финн из любой передряги выпутается. Забудь о нем! – Кейро вгляделся в сумрак. – Нам своих проблем хватает.

Аттия нахмурилась. Ну зачем Кейро так говорит о Финне, зачем прикидывается, что ему плевать, что никакой обиды нет? Порой хотелось в голос заорать о своей тревоге, но ведь Кейро в ответ лишь ухмыльнется и холодно пожмет плечами. На Кейро невидимый панцирь эксцентричной чванливости. Это часть его сущности, как немытые белокурые волосы и холодные голубые глаза. Лишь однажды, когда Тюрьма жестоко выставила напоказ его изъян, Аттии удалось заглянуть за эту броню. Девушка понимала, что Кейро никогда не простит Инкарцерону ни тот случай, ни свое чувство неполноценности.

Конь остановился и испуганно заржал. Кейро тотчас встрепенулся:

– Видишь что-нибудь?

Вокруг них корчились гигантские заросли колючника.

– Нет, – ответила Аттия.

Зато она кое-что слышала. Слабый, далекий звук, похожий на шепот в кошмарном сне.

Кейро тоже его услышал. Обратившись в слух, он повернулся к Аттии:

– Голос? Что он говорит?

Слабый, едва уловимый шелест, повторяющий что-то трехсложное.

Аттия замерла. Бред, конечно, полное безумие, но…

– Кажется, меня зовут по имени, – проговорила она.

– Аттия, Аттия, ты меня слышишь? – Джаред подкорректировал выходной сигнал и попробовал снова. Он проголодался, а булочка на тарелке успела засохнуть. Но лучше так, чем пировать наверху с королевой.

Сиа заметит его отсутствие? Джаред отчаянно надеялся, что нет. Тем не менее пальцы на ручках настройки дрожали от волнения.

Большой экран он разобрал до проводов и электросхем, а кабели частично вырвал из разъемов. Портал безмолвствовал, если не считать его обычного гула. Джаред любил это безмолвие, оно успокаивало настолько, что притуплялась боль, когтями вонзавшаяся ему в грудь. Прямо над головой кишел интригами лабиринт Хрустального дворца со всеми своими скрытыми башнями и тайными покоями, а за садами и конюшней простирались сельские районы Королевства, бескрайние и прекрасные в сиянии звезд.

Джаред чувствовал себя изъяном в сердце этой красоты. Он чувствовал вину, оттого и работал с маниакальным усердием. После вкрадчивого шантажа Сиа, посулившей тайные знания Академии, Джареда мучила бессонница. Он либо лежал без сна на своей узкой койке, либо бродил по садам, настолько поглощенный страхами и волнениями, что лишь через несколько часов замечал пристальную слежку.

Перед самым ужином Джаред отправил Сиа кратенькую записку:

Каждое слово ощущалось им как рана, как предательство. Поэтому Джаред и корпел сейчас над работой.

До башни сапиента за ним следовали двое, в этом Джаред не сомневался, но по Протоколу войти внутрь они не могли. Башню при дворе, эдакую каменную твердыню, отдали под покои королевских сапиентов, но, в отличие от башни в поместье Смотрителя, эта полностью соответствовала Эпохе. Ее набили моделями солнечной системы, перегонными кубами, книгами в кожаных переплетах, превратив в насмешку над наукой. Не башня, а настоящий лабиринт! В первые дни при дворе Джаред обнаружил коридоры и катакомбы, незаметно выводящие на конюшню, на кухни, в прачечные, в винокурни. Оторваться от шпионов Сиа было легче легкого.

Впрочем, Джаред перестраховывался. Уже несколько недель лестница, ведущая к Порталу, охранялась его собственными изобретениями. Половина пауков на пластмассовой паутине были наблюдательными устройствами.

– Аттия! Аттия, ты меня слышишь? Это Джаред. Ответь, пожалуйста!

Это его последний шанс. Появление Смотрителя доказывало, что экран исправен. Ловко включенное мерцание не обмануло Джареда: отец Клодии прервал соединение, чтобы не отвечать на вопрос Финна.

Джаред подумывал разыскать Кейро, но Аттия казалась надежнее. Джаред подключил запись ее голоса, ее изображения, которые они с Клодией видели в Ключе; подсоединил поисковый механизм, который при нем однажды использовал Смотритель. Джаред часами экспериментировал со сложными выходными сигналами. Он почти потерял надежду, когда раздался треск, мигнула панель управления и Портал ожил. Джаред искренне надеялся, что Портал ищет Аттию, определяя ее местоположение в огромной Тюрьме. Но клятое устройство гудело целую ночь, и изможденный сапиент не мог избавиться от ощущения, что мучается напрасно.

Джаред допил воду, вытащил из кармана часы Смотрителя и положил на стол.

Кубик звякнул о металлическую поверхность.

Смотритель сказал ему, что этот кубик и есть Инкарцерон.

Джаред легонько крутанул его мизинцем.

Такой маленький.

Такой непонятный.

Тюрьма, которую можно носить на часовой цепочке.

Каких только исследований Джаред ни проводил над кубиком, но не выяснил ровным счетом ничего, даже его плотность. У кубика не было ни магнитного поля, ни какой-то энергии. Ни один из инструментов Джареда не мог проникнуть в его серебристые глубины. В кубике неизвестного состава скрывался целый мир.

Точнее, так сказал ему Смотритель.

Джареда вдруг осенило, что исходит он исключительно из слов Джона Арлекса. Вдруг это лишь подарочек с подколом, прощальный сюрприз для дочери? Вдруг Смотритель солгал?

Тогда почему он, Джаред, ничего не рассказывает Клодии?

Рассказать нужно немедленно. Клодия должна узнать правду. Тут же появилась неприятная мысль о том, что Клодия должна узнать и о его соглашении с королевой.

– Аттия, Аттия, пожалуйста, ответь мне!

В ответ из кармана раздался писк. Джаред вытащил сканер и негромко выругался. Может, шпионам королевы надоело храпеть на крыльце башни и они пошли его искать?

По подвалам кто-то крался.

– С тропы сходить нельзя! – рявкнул Кейро, всматривавшийся в заросли.

– Говорю же, я имя свое слышала.

Кейро нахмурился и слез с коня:

– Верхом там не проедешь.

– Тогда поползем. – Аттия уже опустилась на корточки. В зеленом сумраке корни беспорядочно переплетались под колючими верхними листьями. – Низом поползем. Думаю, тут близко.

Кейро мешкал.

– Если свернем с тропы, Тюрьма решит, что мы мухлюем.

– С каких пор ты боишься Тюрьмы? – Аттия посмотрела на Кейро, и тот ответил недобрым взглядом: подкалывать его девушка умела мастерски. – Жди здесь. Я сама справлюсь, – проговорила она и поползла прочь.

Раздраженно зашипев, Кейро крепко привязал коня и пополз за Аттией. Опавшие листья были мелкими и хрупкими, они хрустели под коленями, прокалывали перчатки. Корни расползались гладкой металлической сетью. Вскоре Кейро понял, что корни – толстые провода, они удерживают листву, как балдахин, и уползают в почву Тюрьмы. Голову не поднять. Кейро сгорбился, но стальные шипы и колючки цеплялись за волосы и рвали их.

– Нагнись ниже, – шепнула Аттия. – Плашмя ляг!

Распоров алый камзол на плече, Кейро злобно выругался:

– Мать твою, ничего же не…

– Прислушайся! – Аттия замерла, ногой едва не припечатав Кейро нос. – Слышишь?

Голос. Казалось, это шипят помехи или трещат колючие ветви, раз за разом повторяя три слога.

Кейро потер щеку грязной рукой.

– Ну, шевелись! – шепнул он.

Не джунгли, а бритвы с ножами! Аттия цеплялась за опавшие листья, проталкивая себя вперед. В воздухе стояла пыль, мелкая, как пыльца, и девушка чихнула. По голове, шкворча, прополз «жук». Аттия обогнула толстый ствол и увидела стену темного строения, будто вплетенную в колючие шипастые заросли.

– Точь-в-точь как в книге Рикса! – пролепетала она.

– В какой еще?

– Про красавицу-принцессу, которая целый век проспала в разрушенном замке.

Недовольно ворча, Кейро продирался сквозь колючки.

– И что?

– Однажды в замок залез вор и украл кубок. Принцесса обернулась драконом и дала вору бой.

Кейро подполз поближе к Аттии. Грязь и пот превратили его светлые волосы в патлы.

– Я вконец свихнулся, раз тебя слушаю. Так кто победил?

– Дракон. Принцесса проглотила вора, а потом…

Затрещали помехи. Кейро улегся в пыль рядом с Аттией. Колючие побеги вились по стене из темного глянцевого кирпича. Плющ почти задушил крохотную деревянную дверь.

Из-за нее донесся трескучий, шелестящий голос:

– Кто там?