Глава 22
Доброе сердце, острый нож
На третью ночь кошмар вернулся.
Пантеры со сверкающей черной шкурой и мощными ногами я не видел, зато повсюду полыхал огонь. Он поджег что-то у меня под кожей, ноздри наполнились запахом тухлых яиц. Слова пантеры били меня по позвоночнику, словно гибкий шелковистый хвост.
– Слышишь поющую кость? Слышишь поющую кость?
В автобусе по дороге в школу я наконец решился спросить об этом Нелл. После того, как представители турагентств с большим энтузиазмом согласились сотрудничать с Домом семи ужасов, она больше не выглядела такой отчаявшейся.
«Как я и сказал, чтобы получить что-то, сначала ты должен сам что-то дать».
Я отмахнулся от Аластора, и стал ждать, когда Нелл ответит.
– Поющая кость? Это что-то из фольклора, из сказок, – сказала она. – Мама однажды рассказывала мне об этом. Есть разные варианты этой истории, но вот традиционный сюжет: завистливый брат или сестра убивают других братьев и сестер и прячут их кости. Но однажды кто-нибудь находит останки жертв, и кости поют, рассказывая правду о том, что произошло.
– М-м, – протянул я.
Но при чем тут мой сон? Что подсознание хочет до меня донести?
– А почему ты спрашиваешь? – спросила Нелл, когда дверь автобуса открылась, и мы пошли к выходу. Я увидел, как она украдкой оглянулась, когда мы проходили мимо каких-то ребят, но за всю поездку они ни слова не сказали ей или о ней.
– Да наткнулся, пока искал… Ну ты поняла, – сказал я, переходя на шепот. – Кстати, мне кажется, стоит заглянуть в тот словарь с именами демонов…
Нелл резко остановилась, и я налетел на нее сзади.
– Думаешь, мы не смотрели? Поверь, заклинание – единственный вариант.
– Да знаю, но…
– Дядя Барнабас связался с тем, кто должен достать для нас пальцы мертвеца. – Она снова понизила голос. – Не исключено, что их пришлют к концу следующей недели. Очевидно, он нашел способ доставки, чтобы на таможне никто не упал в обморок.
Мне показалось, что где-то глубоко внутри меня Аластор нервно вздохнул.
Я понимал, что у нас был план, и это был единственный надежный план, но вся эта история с истинными именами не давала мне покоя – я ведь помнил реакцию Аластора. Если Нелл и дядя Барнабас решили больше не думать об этом, я попробую сам. Вдруг нам понадобится запасной план?
– Эй… Еще кое-что, – сказал я тихо. – А ты не слышала ничего странного про Нижнее королевство? Не происходит ли там сейчас чего-нибудь… этакого?
«Ты не забыл?» – Аластор был искренне удивлен.
Нелл уставилась на меня.
– А почему я вообще должна что-то об этом слышать? У меня там нет друзей по переписке.
«Ну, я попытался, – ответил я демону. – Могу попробовать спросить у Мисси».
«Правда?»
Пока мы шли от автобуса до школы, я все еще думал об этих словах и о том, как демон удивился. Я не мог отделаться от этих мыслей, пока не наступил момент, чтобы привести еще один мой план в действие.
– Ну, ты идешь? – спросила Нелл, когда я свернул не в тот коридор.
Я посмотрел на часы в холле. Оставалось меньше десяти минут.
– Да, только сначала в туалет, – сказал я и помахал ей рукой. – Встретимся через пару минут.
Как только она скрылась, я выскочил на улицу под моросящий дождь, очень холодный, возможно, даже со снегом. Гигантские облака неслись по небу, и мне показалось, что я попал в центр туманной воронки.
«Что ты делаешь, слизняк?» – удивленно спросил Аластор.
Я никогда не был в школьном театре, но Нелл показывала мне его, когда мы проходили мимо. Он был в том же здании, что и художественные мастерские. Коридоры там были увешаны фотографиями актеров и работников сцены – больше половины из этих людей были заняты в «Суровом испытании». Между фотографиями висели большие афиши, на всех в главных ролях была одна и та же женщина с пышной прической в стиле семидесятых – Анна Драммер. Также известная как мадам Драммер, руководитель театрального кружка.
Я нашел ее в кабинете: склонив голову в мелких сиренево-розовых кудряшках, она штопала костюм, который выглядел даже старше нее. Справа стояли декорации, и я смог рассмотреть некоторые из них.
Не стоит, наверное, критиковать чужую работу, но… ой-ой-ой. Унылый лес внизу весь сморщился – очевидно, декорация пострадала от воды.
– Мадам Драммер?..
Женщина подскочила километра на два и схватилась за грудь.
– Простите, не хотел вас напугать, – сказал я. – Просто пришел поговорить. У вас есть минутка?
– Что ж… Господи, дайте мне хотя бы отдышаться, – ответила она. – Вы пришли на прослушивание?
Единственное, в чем мадам Драммер, носившая сразу три шарфа, и моя бабушка были похожи, – так это в том, что они пытались придать обычным словам – таким, как например, «просмотр», – французский флер, несмотря на то, что произносили они их с диким акцентом.
– Не для меня, – сказал я. – Для моей двоюродной сестры Нелл Бишоп.
Мадам Драммер уставилась на меня:
– Я не вполне понимаю…
– Она хочет играть Джона Проктора, – сказал я. – Выучила весь текст. Она очень хороша. Не понимаю, почему вы не позволяете ей хотя бы прийти на прослушивание.
– Потому что она девочка, – медленно и отчетливо сказала мадам, как будто я был неразумным младенцем.
«Неслыханно! – Аластор неожиданно возмутился и занял сторону Нелл. – Для Шекспира это не стало бы причиной отказа. У него в театре играли только мужчины, даже женские роли».
«Отличный аргумент!»
– А вот у Шекспира женщин играли мужчины, – сказал я. – Конечно, тогда были другие времена, но… Это просто несправедливо.
«Большинство людей не заботит справедливость, это все очень субъективно. Тем не менее, их мотивацию можно резко поднять обещаниями богатства и успеха».
Мне понадобилась примерно секунда, чтобы понять, что Аластор имеет в виду.
– Понимаете, пьеса достаточно специфична… Но подумайте, как много внимания можно будет привлечь таким образом! И, конечно же, условия должны быть равными для всех. Вы ведь каждый год ставите одну и ту же версию спектакля. С теми же декорациями и костюмами…
Мадам Драммер недовольно смотрела на меня:
– И что вы предлагаете?
– А что если… Ну, не знаю… Но разве сама пьеса не о том, как несправедливые гонения ломают человеку жизнь, а ложь и сплетни легко распространяются в любом обществе. – Я молол все подряд, что приходило мне в голову. – Это же… Это совсем как в школьной жизни! Что если оставить текст, как есть, но немного изменить обстановку и героев?
– Молодой человек! – заговорила мадам Драммер, набрав воздуха в грудь. – Спектакль в следующую среду, а сегодня пятница. Даже если мы будем работать все выходные, где же взять средств на новые декорации и костюмы? Вы что, действительно, считаете, что я могу попросить учителя рисования, эту дамочку с куриными мозгами, о помощи?
– Но если действие происходит в наши дни, актеры могут прийти в своей одежде. В школе вы можете взять парты и другой реквизит, а я бесплатно нарисую декорации. Просто подумайте об этом. Нелл великолепная актриса. Но вы так этого и не узнаете, если не дадите ей шанса.
В кабинете наступило долгое молчание, которое в конце концов прервал звонок.
– Я хочу увидеть ваши рисунки, – медленно сказала мадам Драммер, – и идеи.
– Хорошо, – ответил я. – Во время перерыва на обед я сделаю несколько эскизов. Вам понравится, я уверен! Значит, вы позволите Нелл прийти на прослушивание?
Мадам Драммер махнула рукой:
– Да, да, ступайте уже на уроки.
Я не стал прятать улыбку, развернулся и, перепрыгивая через грязь, побежал обратно в школу.
«Зачем тебе это? – спросил Аластор. – Что ты попросишь у маленькой ведьмы взамен?»
«Ничего. Не все же только ради выгоды», – ответил я.
«Ты делаешь это, чтобы считать себя лучше?»
Душегуб, очевидно, никак не мог усвоить идею дружбы, не говоря уж о доброте.
«Я хочу помогать близким. Я думал, что ты знаешь, как это бывает. Ведь, как я понял, ты пытаешься узнать о том, как дела у твоей семьи, а не о том, что происходит в королевстве».
«Что за чушь! – возмутился он. – Какая дерзость!..»
Тут я увидел Паркера: он на костылях поднимался по пандусу рядом с лестницей, пытаясь не отстать от своих друзей. Я взбежал, с трудом вписавшись в дверь, разбрызгивая грязь и дождевую воду, и испачкал пол.
– Эй, – завопил уборщик, ткнув пальцем в знак с надписью «Проход закрыт» так сильно, что тот перевернулся. – Ты вообще смотришь, куда идешь?!
Я обернулся на бегу. Паркер и его компания подошли к уборщику.
– Идите в обход! – снова завопил тот. – Мне плевать, что вы опаздываете! Пол мокрый, тут опасно…
Я влетел в класс с первым звонком. В кроссовках чавкало, пока я бежал к своему месту рядом с Нелл. Второй звонок прозвенел как раз в тот момент, когда я плюхнулся на стул. Нелл встревоженно посмотрела на меня, а миссис Андерсон, писавшая на доске план урока, бросила на меня удивленный взгляд.
Пока учительница объясняла план, Паркер так и не появился. Но наконец он вошел в класс, хромая, промокший и злой.
– Ты опоздал, Паркер, – сказала миссис Андерсон, указывая на стул у доски. – Ты знаешь правила.
– Но мне пришлось идти в обход, – ответил Паркер, повиснув на костылях. – И вообще ходить с этими штуками трудно…
Учительница уперла руки в бока, а весь класс пытался не рассмеяться от визгливых нот в голосе Паркера. Мне хотелось заступиться за него.
«Слизняк, он не заслуживает твоей жалости».
– К несчастью для вас, – сказала миссис Андерсон, – я видела, как вы болтали с друзьями во дворе. У вас было полно времени, чтобы подняться сюда до звонка и успеть к началу урока.
Ох, миссис Андерсон была холодна как лед.
– Что сейчас будет? – спросил я Нелл шепотом, когда Паркер сел.
– Ему придется отвечать на вопросы, – сказала она. – Если ошибется, то в наказание его оставят после уроков.
– Итак, – сказала миссис Андерсон, глядя на Паркера, – вот ваш вопрос. Сколько внутренних слоев Земли?
Паркер дернулся, его лицо посерело, и стало ясно, что ответа он не знает. Я показал четыре пальца и начал поднимать руку над столом, но Аластор заставил меня ее опустить.
– Пять?.. – предположил Паркер.
Я вздохнул. Миссис Андерсон покачала головой.
– Четыре. Значит, обедать мы будем вместе.
Костыли застучали по плитке, когда Паркер шел к своей парте. Он тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками. Миссис Андерсон велела открыть учебники.
«Не нужно его жалеть, – сказал Аластор. – Он получил то, чего заслуживает, а в мягкое сердце проще всего всадить нож».
На уроке литературы мистер Гупта отозвал меня в сторону и сказал, что поговорил с учительницей рисования, – удивительно, но ее фамилия тоже была Драммер, – и что меня рады будут видеть на последнем уроке, и, если все пройдет хорошо, я смогу выбрать рисование в качестве спецкурса.
Не было таких слов, чтобы описать мое восхищение, поэтому я просто прокричал: «Да!» в лицо мистеру Гупте. Не думаю, что в гимназии Редхуда я мог бы посетить хотя бы один урок рисования – только не вместе с теми, кто осуждал меня и издевался, что бы я ни делал. Но здесь я был Итаном и всем вокруг – о, чудо! – было на меня плевать.
Не прошел я и двух шагов в сторону кабинета рисования, как прямо у дверей увидел еще одну женщину с сиренево-розовыми кудряшками, выбивавшимися из-под косынки. Одного взгляда хватило, чтобы понять, кем приходятся друг другу преподавательницы по фамилии Драммер.
Они были двойняшками, как мы с Прю.
Я вздохнул, пытаясь прогнать мысли о сестре.
«Больше тоски, грусти и одиночества, слизняк, умоляю. Божественно!» – ворковал Аластор.
– Ты, наверное, Итан, – сказала мисс Драммер, вытирая руки о фартук, перепачканный красками. – Приятно познакомиться! Мне очень понравились рисунки, который показывал мистер Гупта. У тебя настоящий талант, так передавать светотень… Ты учился рисовать?
Я помотал головой.
– Ничего страшного, но даже очень талантливым людям нужны техника и наставник, чтобы реализовать свой потенциал. Надеюсь, мы сможем поделиться с тобой полезными навыками и идеями, которые помогут тебе расти дальше и развивать свой собственный стиль.
У меня не было слов. Я смог только восторженно пискнуть, как сдувающийся воздушный шарик.
– Сейчас у меня занятие с восьмиклассниками, но это не важно, – сказала мисс Драммер, провожая меня в класс. – Единственная разница между классами в том, что я рассказываю им о разных техниках рисования и живописи. Но тебе явно нечего делать с семиклассниками, там для тебя не будет ничего нового.
Мы вошли в огромный зал, оформленный в стиле хай-тек – много открытого пустого пространства, вокруг металлические стеллажи с красками и прочими материалами. В центре – большие деревянные столы, покрытые отметинами: тут что-то пролито, там – нарисовано или процарапано. Учеников было немного, всего человек двадцать пять. Пока все доставали холсты из высоких и узких шкафчиков, мисс Драммер представила меня классу.
– Здесь есть свободное место, – подняла руку одна девочка. Она убрала сумку, чтобы я сел. – Привет, меня зовут Лиззи, а напротив – Коди и Брейтон.
– Прос… М-м… Итан, – представился я. – Спасибо, что разрешила сесть рядом.
Она удивленно на меня посмотрела:
– Пожалуйста. А почему бы мне не разрешить?
Потому что в Редхуде даже те, кого я не знал, вставали и уходили в другой конец класса, если я пытался сесть рядом.
Огромные окна за спиной мисс Драммер давали море света, несмотря на пасмурный день и дождь.
– Итак, несколько объявлений, пока вы не принялись за свои проекты, – сказала учительница, подходя к отдельно стоящей пробковой доске. – Сначала плохая новость: дирекция сообщила, что в школе закончились стены, которые мы можем расписывать. Придется придумать другой проект на ваш выпускной.
Класс разочарованно зашумел.
– Поэтому мы возвращаемся к этой доске, – сказала мисс Драммер, подмигнув. – Хорошо, что мы все очень креативные и у нас полно идей. Подумайте об этом на выходных. Только помните – это должно быть что-то полезное, над чем мы сможем работать вместе. А теперь хорошая, то есть, прекрасная новость. – Мисс Драммер потрясла какой-то бумажкой. – Наша прекрасная Лиззи заняла второе место в штате на художественном конкурсе среди учеников седьмых, восьмых и девятых классов за работу «Дома, в гавани».
Лиззи, сидевшая рядом со мной, замерла и покраснела как рак, пока все радовались.
– Молодец, девочка! – сказала мисс Драммер. – Скоро нам пришлют табличку с твоим именем и сообщат о церемонии награждения.
– Ого, спасибо! – выдавила Лиззи, едва справившись с волнением. Остальные уже занялись своими проектами, а она так и смотрела на свой рисунок.
Мисс Драммер ходила от одного ученика к другому и комментировала работы, а я открыл блокнот и попытался придумать несколько идей для ее сестры.
– Итан, прости, забыла объяснить тебе, – сказала мисс Драммер, когда очередь дошла до меня. – На этой неделе у нас проект: «Любимое явление природы», живопись маслом. Очень интересно посмотреть, что у тебя получится. Давай, покажу, где взять холст.
– Извините, – сказал я, оглядывая материалы. – У меня вопрос: можно я останусь с вами на все две с половиной недели и займусь проектом для мадам Драммер?
При упоминании о сестре мисс Драммер побледнела.
– Прости, как ты сказал?..
– Для «Сурового испытания» нужны новые декорации, – пояснил я. – И только здесь помещение достаточно просторное, чтобы можно было их нарисовать.
– Точно, – отозвался Коди, сидевший напротив. – У них, кажется, лопнула батарея в хранилище, да? Наверное, все декорации испортились.
– Правда? – спросила мисс Драммер. Она пробормотала что-то себе под нос и добавила: – Почему же она ничего об этом не сказала?
Я не стал говорить, что, возможно, это как-то связано с тем, что ее сестра считает, что у мисс Драммер «куриные мозги».
– А может, это и будет нашим общим проектом? – спросила Лиззи. – Давайте сделаем новые декорации для школьного театра!
– Хорошая идея, – сказала мисс Драммер, положив руку мне на плечо. – Я поговорю с сестрой и попрошу, чтобы она составила список сцен, к которым нужно придумать декорации. Спасибо, что рассказал нам об этом. А теперь я все-таки покажу тебе, где лежат холсты…
Я пожал плечами и пошел за ней к другой полке, слушая инструкции о размерах холстов и материалах, и что для чего следует использовать. Я вернулся за стол и стал раскладывать принадлежности для рисования, а Лиззи подошла к пробковой доске и сняла листок с новостями о конкурсе.
– А кто выиграл первый приз? – спросил Коди.
Лиззи посмотрела на листок и рассмеялась:
– Не трудно догадаться! Проспер Реддинг.
Я замер.
– Статистика! – сказал Брейтон. – Эта семья – просто нечто. Можно посмотреть?
Лиззи передала ему листок.
– «Вид на Дом», Проспер Реддинг, – прочел Брейтон.
– Что? – воскликнул я.
Коди придвинулся ко мне.
– Да вот, сам посмотри. Кстати, совсем не плохо. Теперь мы хотя бы знаем, что это победа талантливого человека, и судьи в жюри не купленные.
– Вообще-то Реддингов так много! – засмеялся Брейтон. – Может, судьи просто их родственники.
Я смотрел на объявление и руки у меня тряслись. Но оно было там – мое имя. И фотография небольшого рисунка, который я собирался подарить Прю на день рождения. Но потом передумал. Мне стало ужасно неловко, и я спрятал его под кроватью.
Прю… Наверное, это сделала она. Нашла его и отправила на конкурс от моего имени. О, нет. Глаза защипало, мне нужно было выйти проветриться на несколько минут. Но… Я выиграл. Не Итан Уайт, а Проспер Реддинг.
– Ты что, знаком с кем-то из Реддингов? – спросила Лиззи. – Ты так удивлен.
– Нет, – сказал я как можно более убедительно, отложил объявление и взял кисть.
Если за последнюю неделю я что-то и усвоил, так это то, что я должен категорически отрицать, что знаю свою семью. И особенно сестру-двойняшку.
