Книга: Сборник "Горбун - Черные мантии-отдельные произведения. Компиляция. Книги 1-15"
Назад: ЧАСТЬ II Львиная пасть
Дальше: Глава тридцать первая МАРКИЗ РИО-САНТО
Глава пятнадцатая
ТАЙНА ПОДЗЕМЕЛЬЯ
Блеск тысячи свечей ослепил мои глаза, и я невольно вскрикнул. Я очутился в громадной зале, в глуби которой гремел целый оркестр музыкантов.
Среди залы был накрыт громадный, длинный стол, уставленный бутылками и кушаньями. Вокруг стола в разных позах сидело человек сорок, одетых в длинные капуцины, и все с большими, густыми бородами, закрывавшими лица. Подле каждого из них сидело по одной, едва прикрытой, женщине, в соблазнительной позе, с открытыми грудями, распущенными волосами, с бриллиантами и цветами на головах. Вся компания пребывала в каком-то нечеловеческом веселье. Мужчины разговаривали, смеялись, пели; женщины весело улыбались и посмеивались, опустив голову на грудь или колена своих кавалеров. Все это пило, громко чокаясь стаканами… Оркестр гремел…
Пораженный, я и не заметил, как на меня вдруг бросились несколько человек, схватили, в одну минуту связали и бросили в угол на кучу подушек, так что я невольно присутствовал при оргии.
Но вот мои глаза отыскали и остановились на том, кто показался мне начальником буйной толпы. Он сидел на самом краю стола, на почетном кресле, которое было выше и больше остальных. Мне в жизни не приходилось видеть более красивого — что я говорю! — более прекрасного лица. Глаза, то томные и задумчивые, то гневно-грозные, обладали непонятным могуществом. Когда он улыбался, все присутствовавшие невольно становились радостнее, веселее. К нему относились с особенной почтительностью и уважением и называли не иначе как «его честь».
У него на коленях лежала молодая девушка, совсем не похожая на остальных. В ее длинных, распущенных русых волосах не было ни бриллиантов, ни цветов, и простой белый пеньюар пленительными складками облегал ее роскошный стан, Она пила вино из одного стакана с «его честью». Вся кровь застыла в моих жилах, когда я увидел молодую красавицу. Я узнавал в этой страстно ласкавшей бандита молодой вакханке…
— О, друг! — прервал Стефан. — Я понимаю, ты узнал твою сестру. Но кто посмеет, кто может обвинить ее?
— Никто! — тихо и с удивительным спокойствием ответил Франк. — Никто, кроме меня одного!
Стефан с ужасом посмотрел на Франка. Но тот спокойно продолжал:
— На меня не обращали никакого внимания. Оргия разгоралась, становилась все шумнее, все отчаяннее.
«Его честью», видимо, одолевали животные страсти. Ежеминутно он подносил к губам молодой девушки хрустальный бокал. В его глазах выражалось пламенное желание… Но ее лица я все еще не видал.
Вдруг она с бокалом в руке встала и громко произнесла:
— Генрих! Мой возлюбленный Генрих! За твое здоровье!
— О, какая ужасная минута, Стефан! Я узнал сестру и понял все. Ее слова были откровением для меня. В припадке безумия она принимала бандита за своего любимого жениха, доброго, славного, благородного Генриха. Я громко вскрикнул, но шумное чоканье бокалов и рюмок заглушило мой крик, только один из бандитов услышал его и хлопнул меня салфеткой по лицу. Зверская ярость овладела мною. Нечеловеческим усилием я разорвал связывавшую веревку и скатился с подушек, на которые меня бросили.
— Пожалуй, что ему нужно будет зажать рот, — заговорили подле меня.
— Нет, о ради Бога, нет! — умолял я. — Ради Бога, оставьте меня. Быть может, если сестра увидит или услышит меня, она придет в себя!
— Этого-то мы и не хотим!
С этими словами меня опять связали и завязали рот салфеткой. Мне невозможно было ни кричать, ни пошевельнуться. Из разговоров всех присутствовавших я понял, что это была община разбойников. Ее постоянным местопребыванием был Лондон, но она разветвлялась далеко и за границу. Развалины Крьюсского аббатства служили ей местом безопасных оргий и убежищем в случае опасности. «Его честь» долго жил за границей, но теперь приехал в Лондон, чтобы осуществить широкие и дерзкие планы. Эта оргия была последней, и завтра вся шайка, получив необходимые инструкции, должна была рассеяться бесследно.
Все, что я рассказываю, Стефан, может тебе казаться невероятным, невозможным, но, тем не менее, это горькая истина, непреложность которой засвидетельствована могилой несчастной.
Несколько времени «его честь» небрежно слушал речи присутствовавших, потом встал и величественно поклонился всему обществу.
— Милорды и джентльмены! — с улыбкой заговорил он. — Всему свое время. Целую неделю мы только и делали, что спорили, рассуждали, решали. Будем же теперь веселиться!
— Да здравствует Ферджус! Виват, Ферджус! — закричали все с таким шумом, что, казалось, задрожали столетние стены монастыря.
В ту же минуту, по знаку, данному «его честью», оркестр загремел вальс. Несколько пар тут же поднялись с мест и закружились по зале. Скоро все, исключая «его чести» с моей сестрой, быстро кружились по зале. Глаза мои едва могли следить за танцующими. Лица женщин бледнели, глаза мужчин блестели и воспламенялись огнем страсти.
«Его честь» обнимал молодую девушку, но вот он наклонился к ней и поцеловал, потом приподнял ее и сошел с нею с возвышения, где стояло его кресло. Несчастная сестра улыбалась. Ее улыбка раздирала мне сердце. «Его честь» присоединился с сестрой к толпе вальсировавших, ряды которых стали редеть, так что Гарриет скоро осталась с ним одна… О, Стефан! Как я его ненавижу!
Одобрительный ропот послышался между смотревшими на них. В самом деле пара была очаровательно-прелестна. Гарриет, видимо, ослабевала; она опустила голову на плечо своего кавалера, который тотчас же остановился и опустил ее на диван. Что-то резко скрипнуло, и все свечи быстро погасли.
Наступил глубокий мрак. Оркестр умолк. Я рванулся так отчаянно, что веревки глубоко врезались в мое тело. Господь сжалился надо мной, и я лишился чувств.
— Бедный мой друг! — проговорил Стефан.
Франк замолчал. Потом он поднял голову, дико осмотрелся кругом и глухим голосом продолжал:
— Стефан, мой друг, не забудь, что это была дочь Персевалей… Клянись, что эта тайна умрет с тобой!
— О, Франк! Неужели ты можешь сомневаться!
— Нет, нет! — возразил Персеваль. — Пожалей меня, я и сам не знаю, что говорю. Слушай далее.
— Не знаю, сколько времени я был без чувств. Я опомнился, когда в залу вошли несколько человек с факелами в руках, и осветили отвратительную картину разврата. Моя несчастная сестра без сознания лежала на диване. Перед ней в глубокой задумчивости стоял «его честь». — Он вздрогнул, услышав шум, который произвели вошедшие люди.
Поцеловав несчастную девушку в лоб и прикрыв ее шелковым покрывалом, он выпрямился и грозным голосом крикнул:
— Пора вставать, джентльмены! Вставайте!
Все немедленно поднялись. Женщины исчезли, как будто их и не было. Музыканты тоже скрылись.
— Милорды и джентльмены! — заговорил «его честь». — Минута нашей разлуки наступила. Вами и вашей деятельностью я доволен. Теперь около года я должен пробыть на материке Европы. Через год я возвращусь к вам, друзья мои. До тех пор поступайте каждый сообразно полученным инструкциям.
Все поклонились.
— Экипажи готовы?
— Ожидают за развалинами, «ваша честь».
— Итак, до приятного свидания, милорды!
Все направились к дверям. Но один человек бросился к начальнику и, указывая на меня, спросил:
— Что делать с ним?
— Это брат молодой девушки! — с заметной грустью проговорил «его честь».
— Прикажете? — Жест, которым сопровождались эти слова, был очень выразителен.
— К чему бесполезное убийство?
— Не совсем бесполезное, милорд. Я надеюсь, что со мною согласятся…
— Мне не нужно ничье согласие, — гордо и звонко отчеканил «его честь», обводя всех глазами.
— Но он может погубить нас!
— Правда! Правда! — послышались голоса в толпе.
— Милорды и джентльмены! — заговорил «его честь», стараясь говорить спокойно. — Вы отлично знаете, что наше убежище слишком хорошо скрыто, чтобы ему могла угрожать хоть какая-нибудь опасность. Потом, я люблю эту бедную девушку, а он ей брат!
— Однако, милорд, — раздался в толпе грубый голос, — вам угодно жертвовать нашей безопасностью ради своих любовных удовольствий!
— О, Стефан! — если бы ты видел, как вдруг изменился «его честь». Его спокойно-прекрасное лицо перекосилось, губы задрожали, в глазах загорелся огонь, лоб раскраснелся и на нем резко обозначился белый шрам…
— Вверх от левой брови? — прервал Стефан.
— Да, — ответил Франк. — Ты помнишь то, что я говорил в бреду?
Глава шестнадцатая
УБИЙЦА ОТЦА СТЕФАНА
— Я помню то, что я видел, Франк, — говорил Мак-Наб. — Я помню убийцу моего отца. Это он! Послушай теперь меня, Франк. Сам доскажешь после. Ты знаешь, что один человек причинил нам обоим столько горести и страдания! Но эта черта, которую сам Господь запечатлел у него на лбу, будет нашей путеводной звездой на пути к отмщению!
— Слушай, Франк! Я еще был ребенком. Отец мой спал в той же комнате, о которой ты говорил, а моя кроватка стояла в углу. Через дверь, из которой ты спустился в подземелье, вдруг вошли двое в масках. Один из них стал завязывать мне рот платком. Я проснулся. У другого в руках были два кинжала, и он пошел прямо к постели отца и громко позвал его. Отец проснулся и вскрикнул.
— Не кричи, Мак-Наб, — сказал человек с кинжалами, — это я.
— О'Брин! — произнес мой отец. — Впрочем, я знал, что рисковал жизнью!
— Встань, Мак-Наб! Ты хорошо знаешь, что я не убийца. Вставай, вот два кинжала!
Отец медленно встал. О'Брин подал ему кинжал. Началась борьба — безмолвная, непродолжительная. Отец упал. О'Брин наклонился пред ним и маска упала у него с лица. О, Франк! Он быстро надел ее, но я видел его лицо и оно так глубоко врезалось в моей памяти, что я не забуду его никогда. На лбу, покрасневшем от напряжения, ясно обозначился белый шрам.
— Ребенок видел вас, милорд! — сказал его товарищ, замахиваясь на меня ножом.
Но О'Брин удержал его руку и, наклонившись, надо мной, очень жалостливо произнес:
— Бедный ребенок! Видит Бог, что я готов был на многое, чтобы иметь возможность пощадить твоего отца, но он стоял на моем пути.
Оба выскочили в окно. Я закричал, и ко мне сбежал весь дом. Я кричал и указывал на дверь в стене. Ее отворили, но за ней возвышалась поросшая мхом вековая стена.
— Итак, Стефан, — вскричал Франк, — ни малейшего сомнения, что это один и тот же человек, имя которого я знаю.
— Скажи его! — прервал Стефан.
— Подожди, дай мне кончить мой рассказ.
Глава семнадцатая
СМЕРТЬ ГАРРИЕТ
Гнев «его чести» произвел магическое действие. Все вдруг стихли и почтительно отступили от него.
— Я хочу, — твердо и решительно сказал он, — чтобы этот юноша не испытал никакого вреда.
Никто не возразил ни слова.
— Милорды и джентльмены! — продолжал он, успокаиваясь. — Вы можете удалиться.
Все молча и почтительно стали расходиться.
— Доктор, — обратился «его честь» к человеку, требовавшему моей смерти, — дайте несколько капель опия девушке. Она очень мила и достойна любви. Мне очень жаль ее.
Доктор молча исполнил его желание.
— Теперь сделайте то же и с ее братом, — задумчиво продолжал «его честь».
— Вы согласитесь выпить несколько капель опия? — обратился ко мне доктор.
Я жадно схватился за стакан, который он держал в руках, и залпом выпил.
— Клянусь всем святым, — вскричал я, обращаясь к «его чести», — что я благодарю вас за спасение моей жизни единственно потому, что надеюсь и жажду отомстить вам! О, будьте уверены, я всегда узнаю вас, где бы и когда бы я ни встретил вас!
— Слышите, милорд! — сказал доктор.
— Слышу.
«Его честь» подошел ко мне и, внимательно смотря на меня, сказал:
— И я узнаю вас и, если это будет возможно, поберегу вас.
— Да, Стефан, он сдержал свое слово. Моя жизнь была в его руках и он не убил меня!
— Когда? В понедельник? — вскричал Стефан.
— Да, и вот рана, которую он нанес мне! — ответил Франк, указывая на грудь.
— Рио-Санто! — вскричал Мак-Наб. — Итак, я не ошибался! Я не знаю этого человека, но не сомневаюсь — это он. Подивись, Персеваль, сходству нашей судьбы. Тот же самый человек, который стал между тобою и мисс Тревор — он же отнимает у меня сердце Клары!
— Возможно ли это! — вскричал Франк.
Стефан быстро направился к двери.
— Куда ты? — остановил его Франк.
— Пойду и вызову на дуэль маркиза Рио-Санто. Клянусь, она будет смертельна! Прощай!
— Остановись! — с упреком сказал Франк.
— Но пойми, что до сих пор у меня нет никаких известий о Кларе.
Франк сбросил одеяло и, прежде чем Стефан мог остановить его, был на ногах.
— Смотри, Стефан! — кричал он. — Смотри! Я здоров, бодр и силен.
— О, моя Гарриет! — продолжал он, смотря на портрет сестры. — Ты на небе… там прощают. Но на земле… здесь мстят! О, мой Стефан! Ты знаешь, как она была прекрасна, и сколько я плакал!
— Доктор развязал веревки, которыми я был связан, — продолжил Франк свой рассказ, — и вышел вместе с «его честью». Я на коленях дополз до сестры и приподнял с лица покрывало. Несчастная нежно улыбалась во сне, произнося имя Генриха Доттона. Бедная сестра! Но и на меня стал действовать опий…
Мы подъезжали уже к замку матери, когда я очнулся. Гарриет еще спала. Мы перенесли ее в замок, и я сказал матери, что Гарриет заболела в дороге.
— Милый Франк! — сказала мне Гарриет, едва придя в себя. — Я все помню, все. Я должна умереть.
И она сдержала свое слово, несчастная! Осенью, я вместе с плачущей матерью преклонил колена перед трупом несчастной сестры!
На другой день, по прибытии в замок, я написал к главному судье, твоему дяде. Я подробно рассказал ему все, умолчав только о позоре несчастной сестры. Твой дядя ответил мне очень уклончиво, называя мой рассказ невероятным и невозможным. Я, однако, настаивал. Предпринято было, по моим настояниям, следствие, и приступили к обыску, который с самого начала закончился неудачей, так как лестницы, о которой я говорил, не нашли совсем. За дверью была стена, древность которой оспаривать было бы чистым безумием, а все окрестные жители поклялись, что никогда ничего и не слыхали о подземельи.
— Франк! — вскричал Мак-Наб. — Нам необходимо действовать. Покажи мне твой пульс… Вот так, отлично!
И Стефан вдруг позвонил. На пороге вырос Джек.
— Помоги одеться твоему барину.
— Что ты хочешь делать? — изумленно спросил Франк.
— Я еще сам не знаю. Но прежде всего нам необходимо поехать к леди Офелии, — ответил Стефан.
Глава восемнадцатая
МИСС МЕРИ
В Тревор-Гаузе собрались гости.
Лорд Джемс играл в вист. Молодежь, в числе которой недоставало только маркиза Рио-Санто и кавалера Анджело Бембо, окружала леди Кемпбел. Мисс Мери разговаривала, отдалившись от остального общества, со своей подругой, Дианой Стюарт.
Эти две молодые девушки поражали резким контрастом. Ослепительная свежесть и здоровье Дианы затемняли благородную, аристократическую красоту Мери. Бледное лицо последней выражало столько же страдания, сколько его выражалось и в погасших глазах! От Дианы же так и блестело жизнью, здоровьем, счастьем, как будто ее лицо и было создано для того лишь, чтобы прелестно и весело улыбаться.
— Мери! — с участием и нежностью говорила Диана.
Отчего ты не хочешь довериться мне? Разве ты забыла нашу клятву делиться всем, горем и радостью, друг с другом. Разве ты разлюбила меня?
— Нет, Диана, я люблю тебя больше, чем прежде. И у меня, право, нет никаких секретов.
— Но почему же ты так побледнела? Отчего не улыбаешься?
— А прежде-то я разве улыбалась?
— Да, улыбалась и была счастлива.
— Счастлива! — повторила Мери, опуская голову. — Не помню.
Последние слова Мери произнесла с таким явным отчаянием, что слезы невольно навернулись на глазах Дианы.
— Мери, не будь же ты так печальна! — вздохнула она. — Вспомни наши мечты о будущем, вспомни, как мы были счастливы.
— Это были одни мечты!
— Которые могут осуществиться. Франк возвратился.
— Не напоминай мне, пожалуйста, о Франке.
— Но отчего же, Мери? Разве ты его не любишь?
— Нет. — И Мери с принужденной улыбкой отвернулась в сторону. — Неужели ты не знаешь? — продолжала она. — Я люблю маркиза Рио-Санто.
— И ты! — вскричала Диана. — О, берегись, берегись, моя милая, моя бедная Мери! Я сама едва не полюбила его.
Диана раскраснелась и замолчала.
— Но я ведь люблю по-своему, — весело и со смехом продолжала она. — А ты действительно любишь его, Мери? Я, право, счастлива от уверенности, что ты шутишь.
— Я не шучу, Диана. Я просто лгу. — В голосе Мери слышалась какая-то горечь.
— Ты лжешь! — изумленно спросила Диана.
— Я страдаю, — жалобно, едва сдерживая слезы, произнесла Мери.
— Я это хорошо вижу, Мери.
Диана обняла подругу:
— Будь же по крайней мере откровеннее со мною. Ты еще любишь Франка?
— Я — невеста маркиза Рио-Санто.
— Так это правда? Бедный Франк!
— Ты слышишь? — вскричала вдруг Мери, схватив руку подруги и со страхом прислушиваясь к шуму подъезжавшего экипажа. — Это, быть может, он!
— Он! Кто?
Он! О, если бы ты знала, как я боюсь его! Тетушка уверяет, что я люблю его. Может быть! Диана, послушай меня, не люби никогда… слышишь, не люби! Любовь выучит тебя плакать, сотрет с твоего лица белизну и румянец, танцами ты будешь утомляться, пение будет надоедать тебе, а ночью… О, Диана, не люби никогда!
Мери печально замолкла. Мисс Стюарт грустно смотрела на нее. Молчание продолжалось несколько минут.
Диана заговорила первая:
— Но скажи мне: прежде, когда ты любила Франка, ты не страдала так?
Лицо невесты маркиза Рио-Санто осветилось счастьем при этих словах.
— Прежде! — проговорила она. — Я никогда не могла дождаться его прихода! И как невыносимо тянулось время, когда его не было, и как быстро летело оно, когда он был со мной! Я вслушивалась в его слова, всматривалась в его глаза. Но это не любовь, Диана, тетушка объяснила мне все это. Я испытывала тогда чувство, полное блаженства, счастья, а любовь, говорит тетушка, страдание, мучение, пытка. Итак, ты сама видишь, Диана, что я люблю маркиза Рио-Санто.
Последние слова Мери произнесла с мрачностью отчаяния, но и с убеждением.
— Но ты не поняла твою тетю, милая Мери, — вскричала Диана. — Я вижу, что ты любишь Франка и больше, чем когда-либо!
— Диана, — печально ответила Мери, — мы слишком молоды и неопытны, мы не можем понять этого, тетя лучше нас знает. Диана! — сказала она вдруг. Ты не знаешь, как хороша и прекрасна та женщина, которая похитила у меня сердце Франка!
— Что? — воскликнула с удивлением Диана. — Теперь я понимаю: Франка оклеветали!
— Я видела сама.
— Ты видела? Ты ошибаешься, Мери! Я кузина Франка Персеваля и должна за него заступиться! Теперь я все понимаю и открою тебе правду, ты убедишься наконец.
— К чему? — прервала ее Мери с тихой грустью. — Все равно я скоро умру.
— Графиня Дерби! — вдруг доложил слуга.
Леди Офелия вошла в залу. Пока в Лондоне не появился маркиз Рио-Санто, леди Офелия и леди Кемпбел находились в самых дружеских отношениях. Но встречи Офелии с маркизом разорвали их дружбу. Офелия поняла скоро, что не Мери, а ее тетка настоящая соперница, и перестала замечать леди Кемпбел. Впрочем, их взаимное нерасположение стало проявляться более всего в том, что они перестали видеться друг с другом, исключая тех случаев, когда им приходилось встречаться по требованиям светского этикета.
Отсюда становится понятным, что ее неожиданный приезд произвел некоторое впечатление на гостей лорда Джемса. Все мужчины невольно поднялись со своих мест, тогда как сестра лорда Джемса с улыбающимся и ласковым лицом направилась к нежданной гостье навстречу.
Лицо леди Офелии было бледно, и вся она выглядела несколько странно.
— Где же мисс Тревор? — спросила она, раскланявшись со всеми, и как бы беспокойно осматриваясь кругом. — Здорова ли она?
Мери стояла перед нею.
— Ах, Боже мой! Какая я рассеянная! Но как вы переменились, милая Мери! — продолжала она.
Мери поцеловала Офелию и покраснела.
Леди Офелия хорошо видела, что любезность к ней леди Кемпбел далеко не искренняя, и скоро стала откланиваться. Распростившись с лордом и его сестрой, графиня быстро подошла к Мери, поцеловала ее и быстро вышла. Мери тихо вскрикнула… Диана быстро схватила у нее с колен записку, которую положила ей леди Офелия.
Тетушка подозрительно поглядывала на племянницу, но Диана успела спрятать записку. Записка была от Франка.
Несколько минут спустя обе девушки вышли в другую комнату и Мери прочитала записку. Франк умолял ее приехать завтра к его кузине, Диане Стюарт.
Две слезинки покатились из глаз молодой девушки. Она передала записку подруге, говоря:
— Ты завтра увидишь Персеваля, милая Диана. Скажи ему, что я… счастлива.
— Как? Ты хочешь отказать Франку… Но вспомни, как он страдает! — вскричала Диана.
— Но разве я меньше страдаю? — возразила Мери.
— Не забудь же, Диана, сказать ему, что я счастлива. Пусть только тогда, когда я буду в земле, узнает он, как много я страдала!
— Бедная Мери! Пожалей ты свое несчастное сердце и завтра приходи ко мне, хоть простишься с Франком.
— О, ты не видала ее, ты не знаешь, как она хороша! Нет, нет, я не пойду!
В голосе Мери слышалась страстная ревность.
Глава девятнадцатая
БОЛЕЗНЬ МЕРИ
На другой день, еще прежде назначенного часа, Франк был у Дианы. Она передала ему печальное известие, но при последнем слове дверь вдруг отворилась и вошла Мери.
— Здравствуй, милая Диана, — спокойно заговорила она, подавая одну руку Франку, а другую Диане. Здравствуйте, любезный Франк. Я вовсе не желала, чтобы вы могли думать, что у меня дурное и злое сердце.
Она была в легком белом платье. Бледное, страдальческое, но прекрасное лицо ее окаймляли длинные русые локоны, которые отливали золотом и роскошно вились по плечам и шее. Она была прекрасна, но красота ее, казалось, уже не принадлежала жизни.
Мери с улыбкой смотрела на Франка, лицо которого выражало глубокую грусть.
— Диана, что ты так печальна? — продолжала Мери.
— И вы молчите, Франк? Отчего же вы не говорите, что любите меня?
Диана не выдержала и, чтобы скрыть навернувшиеся слезы, подошла к роялю и взяла несколько аккордов. От неожиданных звуков Мери вздрогнула и вдруг холодно спросила Франка:
— Что вам угодно от меня, милорд?
— Мери, милая Мери! — умоляющим голосом заговорил Франк. — Я люблю вас и никого больше, никого и никогда не любил! Выслушайте меня… мое оправдание…
— Милорд! — возразила Мери, стараясь казаться холодной. — Вы удивляете меня! Вы хотите оправдываться? Но разве я обвиняла вас, милорд? Зачем вспоминать о том, что прошло, что мы забыли оба?
— Нет, Мери, я не забыл! Это прошлое, о котором вы забыли, будет для меня самым драгоценным воспоминанием. Боже! Вы в самом деле перестали любить меня? Неужели это правда, неужели это возможно?
— Это правда, милорд.
— И вы можете говорить так спокойно?
— Могу и должна… Я невеста маркиза Рио-Санто, милорд!
Франк несколько минут молчал, но потом твердо заговорил:
— Я забуду о себе, мисс Мери, я не буду ни просить, ни жаловаться. Я также, если вам угодно, постараюсь забыть прошлое. Но скажите мне, кто может отнять у меня право любить вас, боготворить вас, заботиться и болеть душой за ваше счастье и стараться отклонить нависшую над вами опасность.
— Я вас не понимаю, милорд.
— Не ждите от меня жалоб или упреков. Вы страдаете, бедная Мери, я знаю и понимаю это.
— О, Франк! Ослепленная на минуту, я едва не воротилась к вам… Но между нами стала женщина и, клянусь, как она хороша!.. И вот теперь я невеста маркиза Рио-Санто.
— О, Мери, какая ужасная ошибка! Никогда мое сердце не принадлежало никому, кроме вас, и я могу оправдать себя.
— Оправдайте! — едва слышно проговорила Мери.
— О, Мери! — страстно проговорил Франк. — Я любил, люблю и вечно буду любить только вас!
— Однако эта женщина?
— Я не знаю ее, Мери, и не понимаю, что это за коварный заговор, жертвою которого я сделался и кто ее приставил к моей постели.
— Но кто же? Бога ради, убедите меня…
— Кто? Вероятно это нужно было тому, кто хотел отравить меня, раненого, умирающего. Тому, вероятно, кому желательна моя смерть или мое несчастье.
— О, мой Боже! Они хотели убить вас, мой благородный Франк! И я подозревала вас!
Вдруг голос ее прервался, и лицо опять приняло мрачно-отчаянное выражение.
— Но теперь я невеста маркиза Рио-Санто, — сказала она вдруг, — и не должна верить вам.
— Мери, поклянитесь мне, что вы сохраните тайну, которую я скажу вам, и выслушайте меня. Мне доверила ее леди Офелия, чтобы спасти вас.
— Клянусь.
Франк обхватил рукой талию молодой девушки и продолжал:
— Вы знаете, что графиня должна была выйти замуж за маркиза Рио-Санто?
— Я знаю, что она любит его.
— Помните вы молодого Вебера, иностранца, который приехал в Лондон вместе с Рио-Санто?
— Помню. Это тот, который отправился в Индию.
— Нет, Мери, Вебер просто убит.
— Убит! — с ужасом повторила Мери.
— Он был молод, богат, знатен. Он страстно полюбил графиню Дерби. Узнав, что она выходит замуж за маркиза Рио-Санто, он написал ей, умоляя не делать этой ошибки. Он просил позволения видеть ее, чтобы рассказать о каких-то опасностях и тайнах. «Если я не получу вашего ответа, миледи, — писал он, — то завтра в одиннадцать часов утра я буду у вас». Графиня не придала значения письму, но вечером, хватившись письма, в котором был указан адрес Вебера, она нигде не могла его найти, и провела в беспокойстве бессонную ночь.
Мери побледнела. Сердце ее сильно билось.
— В десять часов утра у ней был уже маркиз, который принес с собой две шпаги и умолял позволить ему, вместо нее, принять Вебера. Графиня не могла не уступить и согласилась. Неизвестно, о чем они говорили, но скоро в комнате, где они были, зазвучали шпаги. Графиня бросилась в комнату. Перед трупом Вебера скрестив руки на груди стоял маркиз.
— Вы убили его! — вскричала графиня.
— Да, он хотел стать между нами.
— Слышите, Мери? — с беспокойством вскричал Франк, заметив, что глаза ее были неподвижны, и она вся как бы онемела.
— Мери, что с вами?
Ответа не было.
— Диана! — вскричал Франк. — Мери плохо, помогите!
Диана бросилась к нему.
— Мери, Мери! — звала она. — Боже! Что с ней?
За дверью послышался какой-то шум. Диана бросилась к двери и столкнулась с леди Кемпбел.
— Мери и Франк! — со злобой и негодованием сказала леди Кемпбел. — Давно ли, мисс Стюарт, дом вашей матери стал местом для подобных свиданий?
— Миледи, теперь не время… — начала было покрасневшая Диана.
— Мисс Диана, — сухо прервала ее тетка, — ваше поведение неприлично и низко.
Диана была не в состоянии сдерживаться более.
— Миледи! — вскричала она. — Недавно еще Франк спрашивал меня, что это за бессердечный палач, который доводит Мери до такого состояния, теперь я могу ответить ему.
— А! Это она! — с ненавистью проговорил Франк.
Леди Кемпбел гордо посмотрела на него и обращаясь к Мери, заговорила:
— Пойдем, Мери, пойдем, мое дитя, тебе неприлично быть в этом доме.
И взяв ее за руку, она тут только поняла, в каком состоянии была Мери. Она громко вскрикнула и упала в кресло, франк подошел к ней и сказал с упреком:
— Миледи! Когда я оставил ее, она дышала жизнью, здоровьем, счастьем. Да, она была счастлива! А теперь она умирает!..
Глава двадцатая
МУРЕ СТАВИТ ДИАГНОЗ
Леди Кемпбел потребовала, чтобы позвали доктора Муре. Тот явился скоро и сразу понял, в чем дело. На лице его не выразилось ни изумления, ни беспокойства. Он придвинул себе кресло и несколько минут рассматривал Мери. Потом приблизил свою щеку к губам Мери. Легкое, холодное, едва заметное дыхание коснулось его щеки.
— Так и есть! — почти с удовольствием заговорил он. — Миледи, горчицы, таз и воды!
Когда приказание его было исполнено, он пустил кровь из руки Мери. Несколько капель крови упало в таз.
— Так и есть! — продолжал со все возраставшим жаром Муре. — Странное, таинственное, редкое состояние, представляющее все признаки смерти… Спирту, миледи, опия!
Муре налил несколько капель опия на губы Мери и приложил к ее ногам горячую горчицу. Напрасно, Мери даже не пошевелилась. Муре с крайним любопытством рассматривал ее.
— Есть ли надежда, доктор? — умоляющим голосом спросила леди Кемпбел.
— Прикажите приготовить постель, — ответил он не оборачиваясь, — жесткую, наклонную. Я думал, миледи, что это истерика, но нет, это каталепсия! — вскрикнул он будто восторженным голосом. — Странное, редкое, таинственное явление, имеющее все признаки смерти. Первый случай моей двадцатилетней практики! О счастье!..
— Сумасшедший! — вскрикнула Диана.
Муре вздрогнул.
— Миледи, — с упреком проговорил он, — люди науки не всегда знакомы со светскими законами. И это им простительно. Ничего удивительного, что иной раз они высказывают мысли, за которые невежды клеймят их именем сумасшедших. Но они умеют презирать обиды, точно также, как и прощать невежеству.
Диана покраснела и извинилась. Мери перенесли на постель. Муре осторожно закрыл ей глаза, но едва он отнял руку, как глаза раскрылись сами собой.
— Миледи, — спрашивал он, — скажите пожалуйста, что предшествовало и, по всей вероятности, произвело этот обморок?
— Так это обморок?
— Смерть — ни что иное как бесконечно длящийся обморок, миледи. И позвольте мне повторить вам, что мне необходимо знать…
— Я ничего не знаю, доктор. Нужно спросить мисс Стюарт.
— Она разговаривала с Франком Персевалем, ответила мисс Стюарт.
— А!.. — протянул Муре.
— С самого начала она была в каком-то странном состоянии.
— Не было ли особой причины ей прийти сюда?
— Она получила от Франка записку, — едва слышно ответила Диана.
— Какой срам! — вскричала леди Кемпбел.
— А! — с иронией воскликнул доктор. — Сэр Франк Персеваль раненько выздоровел.
Через несколько минут он уже откланивался.
— Но неужели же вы уйдете, не обнадежив нас? — воскликнула леди Кемпбел.
— Мисс Тревор жива, — холодно ответил Муре. — Я сейчас пришлю помощника, а вечером заеду сам. До свидания.
Приехав домой, Муре сейчас же позвал к себе Раулея.
— Ну что же наша птичка? — спросил Муре.
— Сидит в клетке.
— Диета?
— Через день пол-унции хлеба.
— В темноте?
— В полнейшей. Однако очень крепка! Давно бы нужно протянуть ноги, а она все еще живет. Впрочем порядком-таки добрал я ее — кожа да кости… Ну, а спать-то более десяти минут не следует никак.
Раулей посмотрел на часы и продолжал:
— Ах, черт меня возьми, заболтался я с вами, а она услаждается сном тринадцатую минуту. Разбужу ее!
Минуту спустя послышался какой-то рев, за которым следовал крик испуга.
Глава двадцать первая
ЗВЕРСТВА РАУЛЕЯ
С тех пор, как Клара попала в руки доктора Муре, прошло пять дней. Она очнулась в совершеннейшем мраке, комнате, куда поместил ее Муре. Мало-помалу она вспомнила случившееся с ней.
— Батюшка! — вскрикнула она. — Я видела его. Анна? Где ты?
И она стала шарить кругом, но напрасно.
— Боже, они убили ее! Но где же я? Мрак, тишина… Жива ли я сама… Неужели они убили и меня… Так это смерть! Вечная, глубокая ночь, мертвая тишина… я в могиле! Боже! Долго ли мне так страдать?
Клару охватил смертельный холод. Но преодолев свой ужас, она вдруг вскочила и, протянув вперед руки, сделала два шага. Руки ее уперлись во что-то мягкое, уступчивое. Она бросилась в другую сторону, но и там встретила то же самое.
Стены этой комнаты были обиты клеенкой с войлоком, так что ни малейший шум снаружи не мог достигнуть ее слуха, а ее крики быть услышаны за стенами.
Желание свободы, света, воздуха, движения овладело Кларой. Она закричала — ни малейшего отзвука. Охваченная бешенством, она ударила головой в стену — мягкая подушка подалась от удара. С воплем упала она на пол и стала молиться.
Время, однако, шло, но ничего не менялось. Вскоре к ее страданиям присоединились еще муки голода. Вряд ли что может сравниться с этой ужасной пыткой, которой подвергали несчастную, беспомощную жертву «во имя науки и общей пользы человечества».
А на третьи сутки с ней начались нервные припадки, ею овладевал бред. Ей мерещилась то засыпающая Анна, то бледное лицо отца, то прелестное лицо мечтателя Эдуарда… Несчастная успела полюбить его всеми силами души!
Она стала терять сознание, слабость постепенно разливалась по всем ее членам, пока она не забылась совсем.
Тогда дверь тихо отворилась и на пороге появилась желтая, зверская фигура Раулея, со свечкой в руке и с ящиком под мышкой.
— Ну, стоило ли платить столько денег, — ворчал он. Правда, девчонка славная, но все же дорого. Впрочем, не мое дело. Однако здесь скучно, маловато развлечений. Но женщины, где хотите, сумеют найти себе их. Прибегнут к обморокам — вот и развлечение!
С этими словами он поднес к носу Клары склянку со спиртом. Клара с легким стоном судорожно пошевелилась. Раулей быстро закрыл ей глаза.
— Не хотите ли покушать, мое дитя? — спросил он.
Клара не ответила.
— Молчание — знак согласия. Впрочем, верно и проголодалась. Не хотите ли хлебца, мое дитя?
Раулей снял платок с глаз Клары и опять поднес склянку к ее носу, но быстро задул свечу, как только она стала открывать глаза.
— Свет! Я видела свет! — воскликнула несчастная.
Ей ответил стук затворившейся двери.
Глава двадцать вторая
НОВЫЕ ПЫТКИ
Раулей шел в свою комнату и раздумывал:
— Пожалуй она не найдет хлеба на столе, а доктор приказал беречь ее.
Войдя к себе в комнату, он приподнял в углу небольшой люк и кротко проговорил:
— Мое дитя! У ног твоих немного хлеба, поищи и найдешь. Господь да хранит тебя!
На Клару это произвело действие, которого совсем не ожидал Раулей. Набожная и склонная к мистицизму Клара приняла Раулея за голос свыше. Горько раскаиваясь в своем отчаянии, она бросилась на колени и стала молиться. Поев хлеба, она почувствовала себя подкрепленной и спокойно заснула. Когда она проснулась, то обнаружила себя на постели со спущенными занавесками, сквозь которые она видела свет и какого-то мужчину, сидевшего за книгой.
— О, Боже! Как я страдаю! — простонала она.
— Та, та, та… Страдать изволите! — усмехнулся Раулей, закрывая книгу. — Ну что ж? У нас свой доктор, да еще какой!
— Хлеба! Ради Бога, дайте хлеба.
— Та, та, та… Хлебца! Нельзя-с, хлеб очень дорог.
С лампой в руке Раулей подошел к постели. Клара закрыла глаза.
— А крепка! — усмехнулся Раулей.
Губы Клары посинели и она потеряла сознание.
— Ай, кризис! Позвать доктора.
Доктор Муре всю ночь не отходил от Клары.
— Что же теперь делать с ней? — спросил его Раулей.
— Необходимы новые припадки. Я очень доволен, этой ночью я получил драгоценные сведения.
— Перенеси ее опять в комнатку, Раулей, — продолжал он. — Ее будет клонить сон. Но по временам ты ее буди.
Для Клары началась новая пытка. Ей необходим был, после нервных припадков, крепкий, глубокий сон; но Раулей аккуратно, каждые десять минут, будил ее. Через три дня она была уже в состоянии, необходимом для опытов Муре. Ее крепкий организм совсем расстроился, но нервная восприимчивость, раздражаемая постоянным пробуждением ото сна, была близка к чисто эпилептическому состоянию.
Между тем болезнь Мери внезапно переменилась, что несказанно озадачило Муре. Не имея возможности ввергнуть Клару в каталептическое состояние, он оставил ее в полном распоряжении Раулея.
С Мери же Муре не знал, что делать.
— Ну что Клара? — спросил Муре.
— Нужно ковать железо, пока горячо, но оно уже начинает холодеть.
— Есть признаки?
— Да. А завтра будет новый — она умрет.
— Но жива еще?
— Как будто. Она в обмороке.
Муре схватил его за руку и тихо сказал:
— Поди, приготовь большой вольтов столб.
Раулей изумленно посмотрел на него.
Глава двадцать третья
МАРКИЗ ВЫНУЖДЕН ДЕЙСТВОВАТЬ
В четыре часа Бембо разбудил маркиза Рио-Санто, спавшего в комнате Энджуса.
— Это ты, Бембо? — проговорил маркиз. — Ах, как я устал.
— Отдохните еще, маркиз. Дело поспеет и завтра. Оно велико.
Бембо говорил с искренним участием.
— Великое дело? — ласково переспросил Рио-Санто.
— Однако у тебя проницательный глаз, Бембо, как у ревнивой женщины. Никогда не расспрашиваешь, а угадываешь. Тебя и не видно, когда ты не нужен, а в опасности ты появляешься в одну минуту.
— Клянусь, — воскликнул Бембо, — что в том чувстве, которое заставляло наблюдать за вами, не было и тени простого любопытства.
— Разве я сомневаюсь? Я все слышал и все знаю. У тебя очень благородное сердце, Анджело.
Рио-Санто с чувством пожал ему руку.
— А ты счастливец, Анджело, — продолжал он. — Господь любит тебя. И у тебя нет кровавых воспоминаний…
Анджело с почтением слушал.
— О! — продолжал маркиз. — Не страшна мне смерть, но я не хочу умереть, не достигнув цели.
Он отвечал этими словами как бы на собственные мысли.
— Если бы кто другой, Анджело, знал только половину того, что знаешь ты, я убил бы его. Мои тайны — из тех, которые должны покоиться под могильным камнем. Но ты мой единственный друг.
— Благодарю, милорд, благодарю! — воскликнул Анджело с горячей признательностью. — Но ради Бога, дайте и мне долю в ваших опасностях. Не откажите просьбе. Я хочу или умереть, или победить вместе с вами!
— Синьор Анджело Бембо! — торжественно ответил маркиз. — Я недаром называю вас моим другом, вы пойдете со мной рядом.
Анджело с жаром поцеловал руку маркиза.
— Анджело, сегодня ты поедешь со мной, ты мне нужен. Позови Эреба.
Рио-Санто с трудом приподнялся с кресла, когда Анджело вышел, и подошел к постели Энджуса. Тот крепко спал. Маркиз смотрел на него, пока в соседней комнате не послышался шум.
Это был Эреб, маленький негр маркиза.
— Пить! — тихо сказал маркиз.
Эреб снял с шеи маленький ключик и отпер им небольшой резной ящик. Из него он вынул маленькую рюмочку и до половины опорожненный графин.
Налив в рюмку воды, он капнул туда две капли из графина: вода зашипела и приняла золотистый оттенок.
— Хорошо! Дай одеться, — приказал маркиз, принимая от него рюмку.
Выпив его содержимое, он ушел в соседнюю комнату. Когда Рио-Санто вышел оттуда, его нельзя было узнать: глаза горели ярким огнем, бледные щеки покрылись румянцем, стан выпрямился, поступь была тверда. Анджело смотрел на него с суеверным изумлением.
Через четверть часа карета маркиза подъехала к дому графини Дерби.
— Анджело, я скоро вернусь, — сказал маркиз.
Графиня Дерби была одна в комнате. Ее печальные мысли рассеялись, когда ей доложили о маркизе. Сначала она с радостью бросилась к двери, но потом ее вдруг объял ужас, ибо она вспомнила о том, что она открыла Персевалю. Быть может, она совершенно погубила этого человека, которого так любила.
В отчаянии она упала в кресло. Рио-Санто вошел и взял ее дрожавшую руку. Смущение леди Офелии передалось и ему. С беспокойством он посмотрел на хозяйку дома. Та не вынесла его взгляда. Рио-Санто нахмурился. Заметив, что она плакала, он холодно поцеловал ее и пошел к двери.
— Милорд! — вскрикнула она умоляющим голосом.
— Не уходите!
Рио-Санто остановился и вдруг нежно посмотрел на нее:
— Вы раскаиваетесь. Я верю, миледи. Вы хотели дорогой ценой искупить вашу нескромность.
— Ценою моей крови, милорд! — умоляла леди Офелия.
— Верю, бедная моя Офелия. Вы добры и любите меня… Я знаю, что ваше раскаяние искренно, но того, что сделано — не воротишь.
— Вы знаете все?
— Я ничего не знал, миледи, совсем ничего. Вы сами сказали мне все. Прежде вы встречали меня так весело, были так счастливы. А сегодня я вижу слезы!.. Но это большое несчастие, миледи.
— Как! Разве опасность угрожает вашей жизни?
— Моя жизнь! — грустно сказал маркиз. — Что моя жизнь? Разве не довольно Вебера?
Глаза графини мигом высохли.
— О, милорд! — вскрикнула она. — Я не хочу, не желаю понимать ваших слов!
— Однако вы их хорошо понимаете, миледи. Вашей нескромностью вы погубили не меня, но другого.
— О, сжальтесь, милорд! Умоляю вас, сжальтесь над ним!
Леди Офелия опустилась на колени перед маркизом. Тот поднял ее и посадил рядом с собой.
— Бедная Офелия! — сказал он. — Сколько горя и страданий принесла вам моя любовь. Я же люблю вас еще больше! И я готов исполнить вашу просьбу. Ну-с, садитесь и пишите сэру Франку.
Офелия с готовностью исполнила его желание. Рио-Санто стал за ее креслом и продиктовал: «Завтра вечером, в девять часов, я жду вас в карете перед Сен-Джемским театром, на углу Декской улицы».
— Теперь подпишите. Завтра вы отправите туда ваш экипаж. Сами останетесь дома, а я буду ждать сэра Франка.
Офелия посмотрела на него с беспокойством.
— Клянусь вам, дорогая Офелия, продолжал маркиз, поняв значение ее взгляда, — клянусь, я пощажу его жизнь. Запечатайте письмо.
И маркиз, посмотрев на часы, взялся за шляпу.
— У меня крайне важное дело, — продолжал он, — мне необходимо уехать. Вы колеблетесь. Но знайте, что это единственное средство спасти жизнь сэру Франку Персевалю.
Простившись с леди Офелией, Рио-Санто воротился к Анджело.
— На Корнгильскую площадь, к магазину Фалькстона, — приказал маркиз кучеру.
— Анджело, ты говорил об опасностях, они наступили.
— Тем лучше, милорд! — глаза Бембо сверкали.
— Бембо! Не вверяй никогда своих тайн женщине. Мой план еще не вполне созрел, но, несмотря на это, женская нескромность принуждает меня действовать прежде времени.
— Я не расстанусь с вами, милорд!
— Я знаю это, Анджело, и благодарю.
Маркиз замолчал. Карета остановилась там, где он приказал. Лицо маркиза вдруг сделалось грустным.
— Итак, Анджело, — сказал он, — ты сделался моим адъютантом.
— Располагайте мною, милорд, я жду ваших приказаний.
— Распорядись, чтобы сегодня вечером все «ночные лорды» собрались в Вейт-Чепльском доме. Через два часа я приеду туда сам. К вечеру ты доставишь мне сведения о банковском проходе.
— Исполню, милорд.
— До свиданья!
Маркиз завернул за угол, ко входу в контору Эдуарда и K°. Карета осталась ждать около магазина Фалькстона, а Анджело уехал на извозчике.
Глава двадцать четвертая
ПИСЬМО
В доме Эдуарда и K° нигде не видно было огня. Малютка Эреб, соскочивший с запяток, когда карета остановилась, отворял уже маркизу дверь в контору.
— Позвони один раз в гонг средней залы, — приказал ему маркиз и вошел в круглую залу без окон. Едва послышался удар в гонг, появилась Фанни.
Несомненно, мистрисс Бертрам была когда-то красавицей. И теперь еще, назло всем злоупотреблениям удовольствиями, ее лицо было выразительно. Во всех ее движениях просвечивалась упоительная нега. Но красота и грация как бы подавлялись апатией.
Она когда-то любила и сама была любима маркизом Рио-Санто. Ее нисколько не удивила и не поразила перемена, произошедшая в маркизе относительно нее. Она даже не огорчилась. Но с этих пор она заглушила в себе голос пламенной страсти, прервала знакомство со всеми и дышала лишь одной безгранично-беспредельной преданностью к маркизу.
В руках у нее находился красивый ящик.
— Есть письма? — нетерпеливо спросил маркиз.
— Много, милорд.
Фанни села рядом с ним и раскрыла ящик. Маркиз заглянул в него. Там находилось около двадцати писем. Одному из них — в грубом, сером конверте, с ирландской почтовой печатью — он чрезвычайно обрадовался. По мере того, как он его читал, лицо Рио-Санто оживлялось радостью.
— Десять тысяч! — вскрикнул он. — Десять тысяч храбрецов!
Им овладел неистовый энтузиазм. Он еще раз перечитал письмо, прежде чем взять другое.
— Боже мой! — вскричал он, едва распечатав следующее письмо. — Они здесь в Лондоне! А я еще не готов!.. Потерял целые шесть дней!
Маркиз просмотрел все письма. Он хотел уже встать, когда Фанни подняла с полу еще одно, оброненное им, письмо.
— Вот еще письмо, милорд.
Маркиз поцеловал руку, в которой она держала письмо.
— Мой добрый гений, — с благодарностью проговорил он, принимая письмо. — Вы бережете и храните мои тайны, даже и не пытаясь проникнуть в них. Благодарю вас.
Фанни хотела улыбнуться, но вместо улыбки на глазах у ней показались слезы. Фанни не могла забыть прошлого. Рио-Санто сосредоточенно прочитал письмо и вдруг нетерпеливо скомкал его.
— Пустые слова! — с досадой и неудовольствием проговорил он. — Умный человек, но адвокат. Пусть его ждет, я же буду действовать!
Глава двадцать пятая
АНДЖЕЛО ПРОВЕРЯЕТ РАБОТУ
В Банковской улице, против самого банка, стоял маленький чистенький беленький домик. В нижнем этаже его находилась красиво и удобно обставленная лавочка, принадлежавшая, по-видимому, члену общества умеренности, потому что в лавочке продавалась исключительно шипучая содовая вода. Покупателей не было. Мрачно холодный и важный вид хозяина или, лучше сказать, хозяев — за конторкой постоянно менялись два человека — отталкивал покупателей. Только тогда, когда хозяев в лавочке не было, покупатели изредка осмеливались перекинуться веселым словцом с долговязым приказчиком-ирландцем.
За конторкой в эту минуту стоял один из хозяев, человек очень почтенной наружности. Вооружив глаза зелеными очками, он внимательно читал Библию.
Колокольчик громко зазвенел, когда Анджело вошел в лавку.
— Что вам угодно?
— Мистер Эдуард прислал меня к вам, майор.
— Тс! Я здесь не майор, а мистер Смит.
И хозяин быстро захлопнул книгу.
— Я пришел, мистер Смит узнать, как идет работа?
— Да тише же ради Бога, синьор! Работа, слава Богу, близится к концу.
— Милорду угодно знать определеннее.
— Я исполню волю милорда.
Мистер Смит громко позвонил. Послышались тяжелые шаги.
— Скорее же, приказчик, скорей! — прокричал мистер Смит.
— Тысячи чертей и дьяволов! Иду, иду! Какой это черт так захотел воды! — послышался грубый голос.
— Ну, не ругайся! — проворчал Смит.
— Ваша правда, мистер, или пусть я пригожусь чертям на ростбиф!
На пороге показалась длинная фигура добрейшего и почтеннейшего капитана Педди О`Крена в длинном переднике.
— Что вам угодно, хозяин?
— Этому джентльмену нужно переговорить с тобой.
— Очень рад, черт возьми? Что вам угодно, мистер?
Бембо повторил вопрос.
С важным видом Педди ответил:
— Следовательно, я могу объявить именем самого сатаны, что я, черт меня побери, вовсе не приказчик какой-то глупейшей лавчонки, чтоб ей не было ни дна, не покрышки, а капитан Педди О’Крен, чтоб мне сейчас же провалиться!
— Коротко и ясно, капитан, — сказал мистер Смит.
— Коротко и ясно, ах, черт возьми! Хорошо, я буду отвечать.
— Мне некогда, — сказал Бембо, и с нетерпением топнул ногой.
— Так бы и сказали, сэр! Дело идет понемногу, изволите видеть! Дублин построен, правду сказать, не в один день, а до банка черт знает как далеко. Саундерс, по правде, отъявленный дурак, но все-таки малый славный. Работает добросовестно, но и напивается также добросовестно, проклятая скотина!
— Но проход?
— Проход, то есть желоб или эта проклятая подземная труба! У нас под ногами, сэр!
— Я могу видеть?
— Отчего же нет?
— Вы как думаете, мистер Смит?
— По поручению «его чести», мистер, — ответил мистер Смит.
— Экая дьявольщина!
Педди почтительно приподнял шляпу.
— Итак, ваш покорнейший слуга, — продолжал он.
— Извольте видеть — дыра почти просверлена и, если эта проклятая выдумка, компас, не врет, то нам очень и очень недалеко до проклятых банковых сундуков. Пора! А то эта добрая скотина, Саундерс, уже почти околевает, бедняга. И то сказать: уж девятый месяц, как он безвыходно под землей и поглощает безмерное количество зелена вина! Черт бы нас всех побрал! То есть не вас, мистер Смит, не вас, почтеннейший джентльмен, да и не меня, по правде сказать. Вам угодно спуститься в эту проклятую дыру?..
— Да, чтобы дать верный отчет милорду.
И Бембо спустился за капитаном в подвал. Педди отодвинул в самом тесном углу бочку. Тут начинался проход, который вырыл Саундерс.
Глава двадцать шестая
ТАЙНЫЙ ПОДКОП
В 183* году, в Эстлейском цирке выступал клоун по имени Саундерс-Масс, прозванный Слоном за необычную силу. Это был тяжелый и бестолковый великан, в котором физическая сила подавила все
умственные и нравственные силы. Вдруг Саундерс исчез неизвестно куда, что глубоко опечалило всех любителей цирка.
Между тем Саундерс очутился в приятном обществе капитана Педди и потреблял чрезмерное количество джина. Саундерс кутил три дня. На четвертый почтенный Педди вручил ему лом, другие инструменты и поставил на работу. Чтобы понять всю трудность задуманного предприятия, необходимо вспомнить, что требовалось вырыть целый коридор в рост капитана Педди и в ширину самого Саундерса. А последний проходил только там, где могли стать рядом два человека.
Сначала работа подвигалась медленно: великану запретили трудиться слишком усердно из осторожности. Когда Саундерс выбрался за черту дома, работа пошла несравненно быстрее, великан и сам уже привыкал к ней.
Саундерс не выходил из-под земли; он, впрочем, и не жаловался на это, так как его кувшин с джином никогда не опорожнялся.
Притом Педди сумел вполне подчинить его себе, так что великан слепо ему верил и покорялся.
Восемь часов в сутки Саундерс работал, а остальные шестнадцать ел, пил, курил и спал. Однако продолжительный покой, прерываемый тяжелой мускульной работой, вместе с сырым нездоровым воздухом, сильно подрывал его здоровье. Но он работал усердно, ввиду обещанной награды, обеспечивавшей его на всю жизнь.
Бембо не мог поверить, что видит работу одного человека. Широкий длинный коридор, на сорок футов ниже поверхности земли, освещенный лампами, представился его глазам.
— Ничего не слышно! — сказал он. — Верно он спит или отдыхает.
— Спит! Как бы не так! Если бы он спал, так храпел бы на весь коридор. Прислушайтесь хорошенько, сэр. Вон он, собачий сын, мой приятель. И черт знает, что ему за охота кряхтеть? А вот его постель и бутылка.
— Посмотрите, посмотрите, сэр, — продолжал Педди, прижимаясь к стене и пропуская Анджело. — Вот он, Саундерс-Слон, величайший и толстейший негодяй трех соединенных королевств!
Перед глазами Бембо возникла глыба, которая, кряхтя, поднимала и опускала руки. Даже не глянув на подошедших людей, Саундерс спокойно продолжал работу. Земля, которую он отрывал, падала в большой ящик, откуда он рассыпал ее по небольшим бочонкам. А ночью вырытую землю отвозили. Позади ящика стоял стол с картой, компасом и ватерпасом.
Бембо онемел от изумления при виде этой колоссальной массы в образе человека. Саундерс был наг по пояс. Свет от лампы падал на его дюжие плечи с напрягавшимися мускулами. Анджело с любопытством, смешанным с боязнью, осматривал громаду.
Педди просто наслаждался изумлением Анджело.
— Что, сэр? Как вам нравится мой малютка? — В голосе его слышалось наслаждение барышника, показывавшего редкую лошадь.
Удивительно, прошептал Бембо. Он роет совсем без шума.
— Точно в пудинге копается, не правда ли? Пусть меня на Темзе схватит морская болезнь, если вы найдете еще одного такого молодца?
— Он, кажется, очень устал.
— Сейчас кончит.
В эту минуту висевшие подле часы пробили одиннадцать. Слон тотчас же опустил лом и вздохнул с очевидным удовольствием. Когда он оглянулся, Бембо чуть не вскрикнул от изумления, увидев вялую, страждущую, бесстрастную физиономию великана, который почтительно поклонился. На его лице показалась добродушная улыбка и он стыдливо опустил глаза.
Педди подал ему громадный стакан джину, который Саундерс опорожнил разом.
— Славно, мистер Педди! Ей Богу славно!
— Еще бы не славно! — ласково ответил ему капитан.
— Насмотрелись, сэр?
Анджело сострадательно покачал головой. Педди принял это за согласие и обратился к Слону:
— Теперь иди спать, дружок. Спи хорошенько, чтоб тебя черти побрали! Спокойной ночи!
Саундерс поклонился и исчез.
Минуту спустя он уже храпел.
— Что же сделано? — спросил Анджело.
— Много, мистер. Мы, моряки, отлично считаем. Извольте видеть, мистер, мы в двенадцати футах от казны. — И Педди с удовольствием щелкнул по грязной, исписанной цифрами бумажке.
Глава двадцать седьмая
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ
Через полчаса Анджело уже входил в залу, где леди Б*** вручала как-то капитану Педди шкатулку с деньгами. Кругом стола, среди комнаты, сидело человек двадцать. Почти все они занимали почетное положение в обществе. Правда некоторые из них вышли в свет под ложными именами и титулами. На самом почетном месте сидели Рио-Санто с доктором Муре, Лица были почти все знакомые читателям: слепой сэр Эдмонд Маккензи, мистер Смит, сэр Ватерфильд, доктор Мюллер, бриллиантщик Фалькстон…
Когда Бембо вошел в залу, Мерьлью что-то с жаром толковал. Это был очень молодой человек, свеженький и розовый. Он занимал должность помощника казначея в банке.
— Да, господа, — восклицал он, — кому же и знать, как не мне. В сундуках банка около двадцати пяти миллионов фунтов стерлингов.
Радостный ропот покрыл его голос.
— Поскольку же достанется каждому из нас? — послышался голос.
— Все зависит от верности деления, — улыбнулся кассир.
— Сэр Вильям, — прервал Рио-Санто, — потрудитесь сказать нам, сколько там банковых билетов?
— Мне кажется, что этого и знать-то не стоит, милорд, это пустые лоскутки, как только не станет обеспечения.
— Я спрашиваю вас, сэр, — холодно повторил маркиз, — на какую сумму там банковых билетов?
— Вдвое больше, чем наличные суммы.
В эту минуту к маркизу подошел Бембо.
— Милорды! — вскричал маркиз, выслушав Бембо.
— Мы близки к цели. Завтра мы проникнем в банк!
Ему ответили громким «ура».
— Но необходимы некоторые предосторожности и, надеюсь, милорды, вы позволите распорядиться.
— О, конечно, конечно!
— Сэр Вильям, потрудитесь дать нам точнейшие сведения, а в особенности укажите место и точную сумму банковских билетов, которыми вы пренебрегаете, — продолжал маркиз.
— Но если банк будет разорен.
— Потрудитесь, сэр, исполнить, что приказывают.
— Что же касается до полиции, — обратился он к лордам, — то будьте спокойны: наши люди поднимут шум в разных концах Лондона, так что вся вооруженная сила города будет занята этим. Не удивляйтесь, поэтому я и созвал всю «семью».
Муре бросил на него быстрый, проницательный взгляд: ему казалось, что маркиз что-то утаивает. Тиррель пристально посмотрел на доктора и едва заметно мигнул мутными глазами.
Ночные лорды разошлись.
— Анджело, ты свободен в эту ночь и завтра, а послезавтра — принадлежишь мне, сказал маркиз, прощаясь.
— Я всегда ваш, — ответил с поклоном Анджело.
Глава двадцать восьмая
ПРИВИДЕНИЕ
Простившись с маркизом, Анджело бросился к окну в коридоре. Анна, бледная и печальная, находилась еще в сереньком домике.
— Эту ночь и завтра! — прошептал Анджело. — А послезавтра я должен забыть ее! Но если в это время? О, нет! Я спасу ее, мою первую и последнюю любовь!
Ночь была светлая и ясная, на улице стояла глубокая тишина, прерываемая только стуком запоздавшей кареты. Бембо очутился на дворе со свертком в руках. Бросив сверток на балкон соседнего домика, Бембо прислушался, не разбудил ли он кого? Потом по водосточной трубе взобрался туда и спустил веревочную лестницу. Выдавив стекло и отогнув решетку, Бембо пробрался в комнату. Проснувшаяся Анна вскрикнула было от испуга, но затем вдруг бросилась в объятия Бембо, радостно крича:
— Стефан! О, мой Стефан! Вы здесь!
Бембо задрожал: одно слово разрушало все его надежды, все его упование.
— Я столько Молилась, продолжала Анна, и Господь услышал мои молитвы! Я знала, что вы придете спасти меня!
Наконец она рассмотрела лицо Бембо и бросилась в противоположный угол комнаты. Бембо с сжавшимся сердцем остался на месте.
— Стефан! — тихо повторял он. — Но где же он? Отчего не придет спасти ее? О, Боже! Как бы я ее любил!
Анною между тем все больше и больше овладевал ужас при виде смотревшего на нее незнакомца. Она вдруг упала на колени и умоляющим голосом произнесла:
— О, умоляю вас, сжальтесь надо мной, сжальтесь!
Бембо вздрогнул при этих словах, его сердце охватили жалость и сострадание. «Да, я возвращу ее этому Стефану, — думал он. — Буду молить его об ее счастье. Может его любовь будет так же велика, как моя».
— Успокойтесь и не бойтесь, — нежно проговорил он. — Мои намерения добрые, я пришел, чтобы спасти вас. Я пришел от него! — принудил он себя прибавить еще.
— От Стефана! О, Боже! — вскричала Анна. В ней не было заметно и тени недоверия.
— Да, от Стефана! — едва слышно повторил Бембо.
Анна радостно бросилась к нему, улыбаясь сквозь слезы. Анджело отвернулся.
— Вы пришли за мною, — лепетала она. — О! Как я буду благодарна вам!
Трудно описать страдания Бембо, но он продолжал свою великодушную игру.
— Идемте, — сказал он, — Стефан ждет! — И взяв Анну к себе на руки, он помог ей вылезти через окно на крышу.
Бембо спускался с Анной по веревочной лестнице, когда в доме маркиза неожиданно стукнуло окно… Бембо не остановился. Вдруг Анна задрожала у него в руках.
— О, Боже! — вскрикнула она. — Посмотрите… Привидение…
Бембо не мог оглянуться назад, а Анна не отводила глаз от того привидения, которое, как ей казалось, спускалось по дереву. В ту самую минуту, когда Бембо ступил на мостовую, привидение соскочило со стены на противоположную сторону улицы.
Бембо стоял в нерешительности. Привидение вдруг запело шотландскую балладу, от которой Анна вздрогнула. Увидав отца, она вырвалась из рук Бембо. Энджус узнал ее и бросился к ней, но вдруг остановился, вскрикнув: «Умершие преследуют меня!» В отчаянии Анна продолжала звать его; он же, не обращая внимания на стоны дочери, вдруг оттолкнул ее так, что она без чувств упала на мостовую, и с криком: «Обе погибли, обе!» скрылся за углом.
Глава двадцать девятая
СЮЗАННА И КЛАРА
Доктор Муре и Тиррель состояли в дружественных отношениях. Дома их находились рядом, и кроме общего хода имели потаенный коридор, о котором знали только они и их друзья. Этот-то коридор и был причиной неудачи Бриана Ленчестера, когда он вздумал привести сюда полицию. Доктора Муре целый день не было дома, а Раулей хлопотал около Клары, которую необходимо было покормить.
Соединявший оба дома коридор проходил рядом с кабинетом доктора Муре. Сюзанне не приходило и в голову, что она была уже в другом доме.
В кабинете Муре Тиррель тихо и таинственно поучал герцогиню:
— Отправляйся в Вейт-Чепльский дом, Мадлен, и передай кому следует, что мой дом окружен полицией. Я и сам пошел бы, но мне нужно уговорить Бриана, чтобы тот не вздумал болтать с неприятными гостями.
— Грустно расставаться с моим маленьким и красивым домиком, где я устроилась так уютно, — вздохнула старая француженка.
— Не беспокойся, может быть, завтра же мы будем иметь дом красивее и удобнее этого, сказал ей Тиррель. Но только прошу тебя идти скорее, так как времени остается мало.
Герцогиня покосилась на Сюзанну.
— Куда же мы денем ее? — спросила она.
— Под замок, понятное дело.
— Ну иди! Я займусь Брианом. — И Тиррель вышел.
Герцогиня подошла к Сюзанне.
— Ах, моя милая, как вы неосторожны! Но теперь уже не воротишь. Я постараюсь помочь вам и поправить дело.
Она пошла было к двери, но вдруг остановилась и заговорила опять:
— Я и забыла, что уйду надолго, и совсем было заставила вас голодать, но я сейчас распоряжусь, чтобы вам дали поужинать.
Сюзанна отказалась от ужина совсем.
— О, я вас понимаю, моя милая, — лепетала старуха.
— Горе сильнее голода, но все-таки цыпленок и рюмка вина дело вовсе не лишнее?
И герцогиня ушла. Немного спустя, она вернулась. За ней грум нес целый поднос, уставленный кушаньями. Пожелав Сюзанне с аппетитом поужинать, она ушла, заперев за собою дверь.
Оставшись одна, Сюзанна опять предалась мыслям. Неизъяснимый страх обуял ее. Она вспомнила угрозы Тирреля, которые должны были посыпаться на Бриана. Она бранила себя за неосторожность и каждую минуту силы все более и более покидали ее, наконец, она зарыдала.
— О Боже мой! Я погубила Бриана!
Как бы в ответ на ее восклицания она услышала стон из другой комнаты. Она тихо встала и прислушалась. Стон усиливался. Сюзанна оглядела всю комнату и увидела маленькую, полурастворенную дверь. Она взяла свечу и, озираясь вокруг, тихо вошла в соседнюю комнату. В ней стояла кровать, закрытая занавесью. Она подошла, отдернула занавеску и увидела лежащую Клару. Не зная, как выразить свою радость, она упала на колени и, скрестив руки, благодарила Бога. Клара проснулась и была поражена таким милым видением.
— Если я не ошибаюсь, — сказала Сюзанна тихо, — это вы, вы, которую я до сих пор не забыла, и которую мое сердце никогда не сможет забыть.
Мисс Мак-Ферлэн изумилась, услыхав такие слова.
— Вы меня, конечно, не можете помнить, — объяснила Сюзанна. — Это понятно! Но я вас не забыла. Я всегда молюсь за вас и за вашу милую и кроткую сестру Анну.
— Я вас не знаю, кто вы! — спросила утомленная Клара.
— Это правда, вы не знаете моего имени и не полюбопытствовали узнать, когда увидели меня, умиравшую от голода и холода.
— Я, встретила вас, умиравшую от голода, — вспомнила Клара, — и вот теперь я сама умираю от голода.
— Вы умираете от голода, возможно ли это? — Сюзанна побежала в свою комнату и принесла ей ужин.
— Теперь, — сказала Сюзанна, — я прощаю этой старухе все, за то, что она помогла мне помочь вам.
И, приподняв больную с постели, она поддерживала ее пока Клара с жадностью ела.
— Как я рада, — воскликнула Сюзанна, — что могу вас хоть чем-нибудь отблагодарить за ваше внимание, которое вы оказывали мне, когда я была без куска хлеба.
— Благодарю и вас, — ответила Клара, — и очень жалею, что вы не можете долго оставаться со мною, и, как только вы удалитесь, они уморят меня.
Сюзанна как бы пробудилась в эту минуту; только теперь она вспомнила о положении мисс Мак-Ферлэн, и не могла понять, отчего эта девушка умирала здесь от голода.
— Милая Клара, — спросила вдруг Сюзанна, — почему мисс Мак-Ферлэн переносит такие страдания в богатом доме?
— Причины их мы обе не понимаем.
— Как, они вас мучают без причины? Я не допущу этого, я защищу вас. — Но вдруг она умолкла, заметив быструю перемену на лице Клары. Не успев расспросить Клару о причине такой перемены, она вдруг услыхала мужские голоса. Она обернулась и увидела человека, который с яростью смотрел на остатки обеда.
— Как вам не стыдно, миледи, лезть не в свои дела, — с досадой ворчал Раулей. — Что скажет теперь доктор?
Сюзанна, не обращая внимания на слова помощника-отравителя, стояла перед постелью и злобно поглядывала на Раулея.
— Что вы глядите так злобно? — ворчал Раулей, удаляясь в другой угол, и про себя добавил: «Не думает ли она, что я боюсь ее? Да нет, у меня есть капли, которые подействуют уже через несколько минут. Но все-таки как бы удалить ее от нас».
К величайшему неудовольствию Раулея его желание не могло исполниться: в это время вошел доктор Муре.
— Что это значит? — спросил он у Раулея, показывая глазами на леди.
Ее привел сюда сэр Эдмонд через потаенный коридор, — отвечал Раулей.
— Я приказываю вам увести ее отсюда и удалиться самому.
— Нет, я не выйду отсюда, — отвечала твердо Сюзанна.
Доктор Муре пришел, чтоб совершить страшный опыт, но при Сюзанне это было невозможно.
Глава тридцатая
ЖИД С ДОЧЕРЬЮ
Боясь, что Сюзанна уступит просьбе доктора, бедная Клара приподнялась и тихо проговорила:
— Умоляю вас, не покидайте меня, не дайте мне умереть здесь с голоду.
— Оставить вас! — вскричала Сюзанна. — Это невозможно, никакие просьбы, никакие угрозы не заставят меня вас покинуть.
— Какова женщина! — вскричал Раулей. — Я вам приказываю удалиться отсюда или вы меня еще узнаете, — бешено закричал Муре.
— Я знаю, что вы изверг, что вы хотите убить ее, но я не допущу этого, — смело сказала Сюзанна.
В это время явился слепец Эдмонд Маккензи. Его никто не заметил и он, остановившись у порога, не мог понять, что происходит. Решительный ответ Сюзанны заставил его задрожать.
— Я прошу вас немедленно удалиться, если вам не надоело жить.
— Я вам опять повторяю, что не оставлю ее одну, — вскричала Сюзанна.
Опустив руки в карманы, доктор ходил по комнате и придумывал, как удалить Сюзанну, но, когда ему на глаза попался Раулей, он диким голосом закричал:
— Вон! Я уже несколько раз это повторял.
Раулей поспешил выйти. Оставшись один, Муре с бешенством бросился к Сюзанне, но слепец оттолкнул его.
— Как ты смеешь меня останавливать? — вскричал Муре.
— Не сметь убивать эту женщину! — закричал в ответ Тиррель.
— А кто мне запретит?
— По двум причинам не смеете вы убивать ее. Первая та, что Рио-Санто велел мне ее беречь.
— Как? — удивился доктор.
— А мы должны беспрекословно исполнять волю Рио-Санто, — заметил слепец.
— Но она знает мою тайну и выдаст меня, — возразил доктор.
— Не беспокойся, — отвечал Тиррель, — я вполне уверен, что она не выдаст твоей тайны.
— Но кто же поручится мне в этом?
— Я поручусь тебе — она дочь моя, дочь Измаила Спенсера.
Сюзанна, услыхав эти слова, вскрикнула и упала без чувств.
Назад: ЧАСТЬ II Львиная пасть
Дальше: Глава тридцать первая МАРКИЗ РИО-САНТО
