Глава двадцать восьмая
ДОЧЬ ВИСЕЛЬНИКА
Когда граф Вейт-Манор воротился домой, то заперся в библиотеке. Он был ужасно бледен, смотрел тусклым, блуждающим взором, как человек, близкий к безумию.
Он бросился в кресло, кинул шляпу на пол и зарыдал. Смех толпы не переставал еще раздаваться в его ушах. Оскорбления, получаемые им, не влекли за собою ни возмездия закона, ни презрения людей! Совсем напротив, при каждом ударе свет улыбался и поощрял обидчика!
Графу Вейт-Манору перевалило уже за четвертый десяток. Он немного походил на брата, но выражение его лица было иным нежели брата. Грубые, развратные страсти отражались в его взоре. И действительно он долго вел порочную жизнь. В 1825-м году оратор из народа дал ему название поросенка. Лучшего определения нельзя было подыскать человеку, все пороки которого имели материальный характер. Он обольщал женщин золотом, и соучастниками его преступлений были такие люди, как Патерсон и Боб Лантерн. Очень легко угадать, что совесть и раскаяние не были ему знакомы. Милосердный Бог послал ему сплин, тяжелый, неизлечимый сплин. Все способности графа замерли, душевная дремота овладела им и, только удары брата выводили его время от времени из тягостной апатии!
Пробыв в таком положении минут десять, граф Вейт-Манор стремительно вскочил. Лицо его, покрытое прежде смертельной бледностью, побагровело теперь. Он позвонил так яростно, что тесьма звонка, оторвавшись, осталась в руках его.
— Позвать Патерсона, мошенника Патерсона! Подлого Патерсона! — бешено кричал граф вошедшему слуге. — Позвать его сейчас же, сию секунду!
— Верно Бриан еще что-нибудь выкинул! — шептал лакей, бросившись к квартире управителя.
Патерсон был в лучшем расположении духа. Все время после обеда он трудился для своего господина. Побывал у мистрис Мак-Наб, прикрываясь каким-то пустейшим делом и ему удалось увидать мисс Анну Мак-Фэрлен. Он был ослеплен ее красотой. Патерсон поспешил к господину и приятная улыбка озаряла его лицо, когда он вошел в кабинет лорда.
Граф стоял на прежнем месте. Рот его был полуоткрыт, губы трепетали, глаза устремлены в одну точку. Патерсон униженно поклонился, и, к несчастью, не заметил выражения лица своего господина.
— Милорд, — сказал он, — я торжествую…
Несчастный не кончил. Удар кулаком поразил его в живот и оттолкнул к стене. Патерсон застонал и обхватил живот руками.
— К черту отсюда! — заорал, задыхаясь, граф. — Ты всему причиной, негодяй! Как смел ты затевать процесс! Кто дал тебе позволение бить брата моего?! А?! Теперь он мстит мне! — Лорд опять сел на кресло.
— Но, ведь, милорд… — унижено заикнулся управляющий.
— Молчи разбойник, подлец, изменник! — кричал лорд. — Вон отсюда! Убирайся сейчас же! Я не желаю, чтобы ты еще дышал здесь. Завтрашний день ты можешь придти или прислать за наворованным тобою у меня! Я не хочу, чтобы ты спал еще раз под кровлею моего дома! — Лорд опустил голову на руки. — Ты причина того, что он сделается моим убийцею! — глухо продолжал граф. — А он убьет меня! Ступай вон!
Патерсон повиновался. Он вошел в свою квартиру, накинул пальто и вышел на улицу.
Ночь была холодна и туманна.
— Он выгнал меня! — ворчал Патерсон, шатаясь по улицам. — Выгнал в тот момент, когда я пекся об его удовольствиях. О, милорд! Вы дорого поплатитесь за это! Выгнал, когда мне оставалось лишь только пять лет, чтобы обеспечить себя на всю остальную жизнь! Только пять лет! Я составил себе план… О, я буду мстить! Нет, Патерсон, успокойся, лучше постарайся воротить себе место, частенько выходил я сухим из воды… Посмотрим, что-то будет теперь!
Таким образом он незаметно дошел до Корнгильской площади и, почувствовал усталость, присел на тумбу возле запертого магазина ювелира Фалькстона.
Глава двадцать девятая
БЕДНАЯ КЛАРА
Напротив магазина ювелира, на другой стороне узкой площади, во втором этаже опрятного белого домика горел огонек, мерцая сквозь лиловые занавески.
Это дом мистрисс Мак-Наб, а огонек горит в спальне дочерей Энджуса Мак-Ферлэна.
Была полночь.
Клара спала. Миленькая головка ее лежала на белой, полненькой ручке, выбившейся из-под одеяла. Она неровно дышала и время от времени тихий ропот вырывался из груди ее.
Анна сидела в постели. Она не погасила еще свечей, не зажгла ночника, хотя, в это время обыкновенно уже давно спала. Казалось, она ждала кого-то. При малейшем шорохе она вздрагивала и прислушивалась, а временами, складывала руки свои, как будто для молитвы.
Стефан Мак-Наб ушел с раннего утра из дому и не возвращался. Никто не знал, куда он отправился и какое-то несказанное предчувствие мучило сердце девушки. Она бросала по временам взгляд на спавшую сестру, завидуя сну или желая ее разбудить, чтобы поделиться опасениями. Но Клара спала, бредя какими-то невнятными словами и когда она в волнении поворачивала к свече лицо свое, то можно было заметить капли пота, покрывавшего разгоревшее лицо ее.
— Ах, бедная сестра! Которую уже ночь она мучится… Но где же он? Пошли его, Господи, поскорее.
Два могучие удара раздались у входа.
Анна спрыгнула с постели, побежала к дверям, приотворила их и посмотрела на лестницу, где уже была мистрисс Мак-Наб. Она тоже не могла заснуть и встретила Стефана в то же время, когда горничная отперла.
Стефан был грустен.
Анну, в ее легком, ночном платье, пробирал холод, она дрожала, но не отходила от двери. Она усиленно старалась расслышать что-нибудь, но сердце ее так билось, кровь так шумела в ушах, что она могла услыхать лишь имя Персеваля, и оханье Стефановой матери. Анна все еще продолжала стоять у двери, потому что знала, что Стефан пройдет мимо ее комнатки и она думала сказать ему «покойной ночи».
Но надежда ее не исполнилась. Стефан поцеловал мать и произнес одно имя… имя Клары!
В глазках Анны заблистали слезы.
— Клара! — грустно прошептала она. — А обо мне он и не помянул.
Выходная дверь затворилась.
Мистрисс Мак-Наб пошла в свою комнату, говоря чуть слышно:
— Стефан добрый честный человек… Ах, бедный господин Франк!
Анна захлопнула дверь. Сердце ее вновь отяжелело. Подойдя к кровати, девушка заметила, что Клара мучилась тяжелым сновидением.
— Клара, а Клара! — будила Анна.
— Стефан! О, Стефан! — говорила во сне Клара. — Спаси меня!
Анна зарыдала, ее слезы потоком полились из глаз.
— Боже, и она любит его! — проговорила она… и поцеловала сестру.
Клара проснулась, осмотрелась со страхом и обняла Анну, через силу улыбавшуюся.
— Это ты, спасибо? Я видела что-то ужасное во сне. Как велика любовь моя к тебе, Анна, и как приятно видеть тебя после такого сна, тяжкого, но приятного. Он был здесь… Обнимал меня… Я не сопротивлялась… Он влек меня…
— Кто? — спросила Анна, еле сдерживая готовые разразиться рыдания. — Стефан?
Клара покачала головой.
— Нет, — отвечала она. — Стефан хотел только защищать меня.
— От кого?
Клара внимательно взглянула на сестру и выражение лица ее вдруг переменилось.
— Не знаю, — прошептала она. — Что такое я сказала? Я говорила спросонья.
— Ты что-то сказала о Стефане, сестра.
— Да… верно… слушай-ка, Анна!
Она призвала сестру к себе и покрыла ее лицо поцелуями.
— Я угадала твой секрет, — сказала она. Ты влюблена в него. Ну, тем лучше! Папа пишет в последнем письме, что он скоро приедет сюда. Мы увидим его. Я буду говорить с ним, Анна. Счастье сойдет к тебе!
— Так ты не любишь его! — воскликнула Анна, и радостная улыбка светилась сквозь ее слезы.
— Я… я никого не люблю, сестра, — живо сказала Клара.
— Я полагала…
— Как пробирает тебя дрожь! Ложись поскорее, бедная сестра. Что за счастье будет для меня, когда ты будешь супругой доброго и бравого Стефана!
А Патерсон все еще сидел на тумбе, дрожа от холода, в наихудшем расположении духа и не зная, на что решиться. Скрип двери, затворенной Стефаном, прервал его неприятные мысли. Он встал, потянулся и зевнул.
— Где же это я? — говорил он, осматриваясь вокруг. Он узнал Корнгильскую площадь и взор его упал на свет дома мистрисс Мак-Наб. Грусть его рассеялась этим зрелищем, он хлопнул себя по лбу и, радостно усмехнувшись, сказал:
— Вот пустяки! К чему беспокойство! Завтра все дело будет исправлено. Но как бы это уладить? Развязать только мошну, а охотники налетят сами!
Патерсон кликнул фиакр и приказал ехать в Бефорлэнский переулок.
Глава тридцатая
БУРКЕР
В кабаке «Трубки и Кружки» царствовало гробовое молчание, только слабый огонек мерцал сквозь щели неплотно закрытых ставней. Но внутренность его представляла страшный беспорядок. На полу валялись битые кружки и поломанные стулья. Грязный пол был облит кровью, а в углу лежали два изувеченные тела, все показывало, что недавно здесь происходила ужасная сцена, побоище не на жизнь, а на смерть. А теперь лишь легкий шепот двух человек прерывал невозмутимую тишину. Один из них сидел на столе, другой — на стуле. Первый был еще очень молодой человек, но с геркулесовыми формами. Круглое, книзу утолщенное лицо похоже было на морду бульдога. То был буркер Томас Бишон. Другой был Боб Лантерн.
— Дышат еще! — сказал Боб, прислушиваясь к предсмертному хрипу несчастных жертв.
— Не много проживут! — прорычал буркер. — Если не оба, так уж один будет мой непременно завтрашний день.
— Но вы хотели мне что-то сказать, сэр Бишон? Потрудитесь поскорей, ибо в той каморке ждет меня какой-то господин.
— Хорош господин, который шляется по таким кабакам и водит дела с тобою! Запри покрепче дверь, чтобы ему нельзя было подслушивать за нами.
Боб исполнил приказание.
— Не могу сказать, смог ли бы я предложить другому то, что собираюсь предложить тебе. Такие дела еще ни разу не встречались в моей практике. Ну, да у тебя, Боб, нет ни души, ни совести, лишь бы только получше заплатили.
— А хорошо заплатят, сэр Бишон? — прервал Боб и глаза его заблестели.
Надо, видишь ли, украсть молоденькую… Это неприятно, черт возьми! Похитить молоденькую девушку и передать ее живую для исследований доктору, имя которого тебе нет дела знать!
— А какая цена? — спросил опять Боб.
— Девушка должна быть не моложе семнадцати и не старше двадцати лет, хорошо сложенная, без всяких недостатков.
— Будет найдена, будет! — вскричал Боб и в третий раз спросил о цене.
— Знаю, что сыщешь, порождение ада… Нет это не в моем характере, я бы не мог… живую девушку к этому кровопийце, доктору Муре… Нет, я не в состоянии!
— Так это для доктора Муре, — сказал Боб. — А сколько он даст?
— Сто фунтов… Хоть бы тысячу давали, я бы не взял. Что за гадость!
— Ладно! — вскричал Боб. — По рукам!
Буркер попятился с отвращением.
— Вам неугодно? — ухмыляясь, спросил Боб. — Что же, как будет угодно вашей чести! Вам известна дорогая жизнь Лондона… А водица с вами?
Бишон протянул Бобу фляжку, которую тот сунул в карман.
— Ладно! Не буду просить у вас задатку, мистер Бишон. Завтра девушка будет доставлена.
— Чтоб тебе провалиться, — вскричал буркер, удаляясь.
Глава тридцать первая
ЕЩЕ ОДНО ДЕЛЬЦЕ
— Сто фунтов! — ворчал Боб по уходе буркера. — Да, это не скоро раздобудешь. Я достану ему молоденькую девушку, что живет в доме на Корнгильской площади. Что за благодать это создание! Ну, да что же? Доктор полелеет ее и не сразу, а мало-помалу будет убивать, без всяких страданий. Но каким образом заманить ее? А! Я знаю, что Энджус Мак-Ферлэн — отец ее и этого для меня достаточно!.. Ах, да я и позабыл, что меня ждут.
Боб пошел в комнатку, где был прилавок. Там сидел какой-то мужчина, завернувшийся в плащ.
— Что вы желаете, сударь, я к вашим услугам? — поклонившись, сказал Боб.
— Мы одни?
— Как есть одни. Господин, с которым я сейчас вел разговор, ушел.
Незнакомец снял плащ.
— Мистер Патерсон! — воскликнул Боб. — Что это значит?
— Случилось большое несчастье для меня, — отвечал бывший управитель. — Надо, наконец, избавиться от навязчивого Бриана, честнейший Боб!
— Когда вашей чести будет угодно. Только я предупреждаю вас, что дешево за это взять нельзя… с Ленчестером шутки плохи. Ах, какая жалость, что господин, с которым я разговаривал, ушел. Это его специальность…
— Гм! — произнес со страхом Патерсон.
— Да, — рассеянно отвечал Боб, — это господин Бишон, буркер… чай слыхали?
Управляющий невольно затрясся, узнав, что совсем недавно был в обществе человека, при имени которого приходил в трепет весь Лондон.
— Теперь вам нечего бояться, — сказал, ухмыляясь, Боб, — ведь он ушел. Впрочем, я скажу вам, что Бишон имеет добрейшую душу: я сейчас совершенно убедился в этом. Ни с того, ни с сего подарил мне сто фунтов. Ей-ей! А это для меня много значит…
— Слушай же дело, бравый Боб, — с нетерпением прервал его управляющий. Не знаю хорошо, что сделал Бриан опять, только милорд приехал из театра в страшном гневе! Я было заикнулся о нашем предприятии, знаешь, о красавице с Корнгильской площади…
— Анне Мак-Ферлэн? Еще бы, я ее отлично знаю… Только что думал о ней.
— Она чудо, как хороша! — воскликнул управляющий. — Я увидал ее. Что за глазки, Боб! Что за губки! Что за цвет личика!
— Да, сказать по правде, таких красавиц маловато. Милорд, конечно, обрадовался?
— Милорд… нет, подожди еще! Он не захотел даже слушать меня. Милорд выругал меня…
— Что вы?! — удивленно вскричал Боб.
— Милорд поколотил меня!!
— Поколотил!! Да, неужели правда?!
— Милорд выгнал меня!!!
— Выгнал вас, мистер?!!
— Да, так-таки и выгнал!
— Ага! Вас прогнали? — холодно и дерзко произнес Боб, нагло смотря на Патерсона. — Стало быть вы теперь не управляющий более у милорда?..
— Ничего не значит, — сказал Патерсон. — У меня ведь есть золото. Недаром же управлял я пятнадцать лет делами графа Вейт-Манорского.
— Да, да, — сказал Боб, — это правда. Что же будет угодно вашей чести?
— Я нуждаюсь в твоей помощи, славный Боб, Я в полной уверенности, что молоденькая понравится милорду. Раздобудь мне ее.
— Трудновато, ваша честь, — отвечал Боб, почесывая затылок.
— Раздобудь мне ее непременно! Завтра вечером доставь мне ее, никак не позже!
— Но представьте только себе, мистер…
— Не хочу ничего слышать. Я торговаться не намерен. Если ты доставишь мне ее к завтрашнему вечеру, то получишь двести фунтов!
— Двести фунтов! — протяжно, с жадностью проговорил Боб.
— Двести фунтов! Если ты не согласишься, то я подыщу себе кого-нибудь другого.
— Дьявольски соблазнительно!
— Так как же?
Пожалуйте 50 фунтов задатку, ваша честь, и ручаюсь вам честным словом благородного человека, что завтра, не позже десяти часов вечера, молоденькая девушка будет в вашем распоряжении.
Патерсон вынул пять бумажек, по десяти фунтов каждая, и передал их Бобу.
— У крыльца, до десяти часов, слуга мой будет ждать тебя. Только смотри, не обмани!
— Приготовляйте остальные сто пятьдесят фунтов!
— Какова птица! — сказал Боб, оставшись один. — Важничает, как какой-нибудь лорд! Ну, да хорошо, когда придет время, когда я буду джентльменом и когда Темперенсу будут величать сударыней.
Он вдруг прервал свой монолог и ударив себя по лбу, глухо сказал:
— Темперенса! Темперенса! Ты проводишь меня! Подлый Тернбулль получил уже свою мзду. Я подговорил Мича, я лишился несколько крон, чтобы напоить его. И он боролся, как дикий зверь. Хорошо пришлось и Тому! Вон они валяются оба, Мич стонет еще. Тернбулль молчит… Не околел ли он? Тернбулль! Том Тернбулль! Молчит! А вот я заставлю тебя говорить — и, подойдя к телам, лежавшим в стороне, Боб ударил сапогом несчастного. — Тернбулль чуть слышно застонал.
— Как бы он не опомнился, — продолжал Боб, вытаскивая из-за пазухи нож. — Нет, я не буду трогать его… Здесь страшно, темно…
Несколько минут спустя Боб шел по грязному переулку и по временам отрывисто говорил:
— Две! Одна для доктора, другая для милорда! Что за прекрасная семья.
Глава тридцать вторая
ЧИСТИЛИЩЕ
Леди Б*** не могла сомкнуть глаз целую ночь. Рано утром ей подали два письма. Содержание первого было таково:
«Милостивая государыня!
Имею честь послать вам при сем двадцать тысяч фунтов стерлингов, Мне известно, что этим же утром вы можете получить за эту сумму обратно кольцо. Я согласен лучше лишить себя денег, чем столь драгоценной вещи.
Вы, сударыня, лично ни в чем не виновны — это одно лишь несчастие. Прошу вас по-прежнему быть моим искренним и преданным другом».
Письмо было анонимное, но леди Б*** поняла от кого оно.
Распечатав второе, она прочла следующее:
«Милостивая государыня!
Мы вправе думать, по известному всем благородству герцога I***, что он исполнит свое обещание и пришлет вам сегодня утром двадцать тысяч фунтов.
Потрудитесь, милостивая государыня, сесть с этими деньгами в карету, которая ждет уже вас у подъезда вашего дома. Садитесь и поезжайте одни к собору святого Павла. Если вы промаркируете хотя бы одним лишь часом, то кольцо будет уже на пути в Брейтон и мы окажемся не в состоянии воротить его из Франции, куда мы его отправляем».
Это письмо было также без подписи.
Леди Б*** позвонила, поспешно оделась и, взяв с собою ларчик, в котором герцог прислал деньги, вышла на улицу. В некотором отдалении от подъезда стояла карета. Лакей, не говоря ни слова, отпер дверцы. Леди Б*** на мгновение остановилась, но вспомнив о письме герцога, быстро села в карету. Кучер вскочил на козлы и, не спрашивая о направлении пути, тронул лошадей.
Оставшись одна в карете, леди Б*** почувствовала невыразимое чувство опасности. Она ехала к людям, ремесло которых было воровство. Бог весть, не отнимут ли у нее и громадную сумму, которую она везла с собою?
Проехав некоторое расстояние, карета вдруг стала.
Леди Б*** не успела оглянуться, как дверцы кареты отворились опять, и к ней с быстротой кошки вскочила низенькая, худая старуха, в платье из атласа, на вате. Карета тотчас же поехала дальше.
— Простите, respeitabile signora*), я вдова графа К***, вы, eccelenza**), можете быть вполне уверены во мне.
— Куда вы меня везете? — еле выговорила леди Б***.
— Беру Бога в свидетели, signora iilustissime***), что я готова поплатиться жизнью, чтобы услужить вам.
— Но я спрашиваю вас, куда мы едем? — повторила леди Б***.
— Клянусь тенью моего покойного супруга, что я предана вам всем сердцем! — И с этими словами старуха поцеловала руку леди Б***.
Леди думала, что эта женщина или жестоко насмехается над нею или она сошла с ума. Она хотела посмотреть в окно, чтобы узнать, по крайней мере, где она находится, но старуха спустила красные, непроницаемые шторы и закрыла оба окна. Молодая женщина со страхом села. Средь белого дня, в многолюдном городе, она была во власти того общества, рассказы о делах которого так часто наполняли ее сердце ужасом. Отчаянным движением она хотела поднять штору. Костлявая рука старухи остановила ее.
— Сеньора, — сказала она. — Я намеренно спустила шторы, чтобы никто не мог видеть вас в этом чудном экипаже. Бог весть, что могут сказать.
— Пустите меня! — вскричала леди, стараясь высвободиться из жестких рук старухи.
— Вам угодно выйти? — холодно сказала старуха. — Я не смею удерживать вас далее… Прощайте, eccelenza!
Леди Б***, пораженная холодностью старухи, опустилась опять на сиденье. Она обернулась назад — ларца с деньгами как не бывало…
— О, мой Боже! — проговорила она, закрыв лицо руками.
Карета ехала довольно быстро среди шума, наполняющего Лондон с утра до вечера. Это длилось долго. Но вот, мало-помалу, гул этот стал утихать и, наконец, совершенно прекратился.
Карета остановилась. Леди Б*** слышала только вой ветра, гулявшего в поле.
— Кто там? — послышался голос.
— Ночной джентльмен, — отвечал кучер.
Послышался стук и вслед за тем карета поехала по деревянной настилке. По глухому стуку колес можно было догадаться, что карета въехала под каменный свод.
— Пожалуйте мне вашу ручку, signora, — проговорила старушка, отворяя дверцы. — А вот и ларчик ваш, signora serenissime, я спрятала его на всякий случай. Пожалуйте сюда, сюда, signora!
Пересилив боязнь, леди Б*** пошла за старухой и через некоторое время вошла в светлые сени. Послышался большой шум и стук. Леди оглянулась — за нею, вместо двери, через которую она вошла, была гладкая стена. Последовав за старухой далее, леди Б*** вошла в узенький коридор, в конце которого слышался неясный гул. Воздух совершенно изменился: вместо сырости, как в первой комнате, здесь теплый воздух, переполненный миазмами, охватил ее.
Это зловоние поразило даму высшего круга. Она остановилась, не будучи в состоянии сделать даже шаг.
— Что с вами, ваша милость, — воскликнула старушка; tin piccolo disgusto!*)..? Ничего. Понятно, что этот воздух тяжел для вас, но что же делать, сеньора? Сказав это, она поднесла к носу леди пузырек с одеколоном.
Леди Б***, не говоря ни слова, решилась вполне покориться этой старухе. Страшная бледность покрывала ее щеки. Шум рос… В конце коридора отворилась дверь.
С леди Б*** чуть не сделалось дурно. То, что ей привелось увидеть и услышать, нельзя описать. Читатель с отвращением кинул бы нашу книгу под стол, если б мы стали передавать мельчайшие подробности ужасной сцены! Леди Б*** была в большой, квадратной комнате. По стенам, на грязной соломе, в страшном беспорядке лежали мужчины и женщины, молодые и старые, все оборванцы самой отталкивающей наружности. Мужчин было меньше и вид их казалось менее отвратителен, может быть и потому, что падение женщины ужаснее унижения мужчины.
И все это шумело, кричало, бранилось, сыпало проклятиями. В одном углу комнаты стояло около полдюжины железных печей, которые топились, наполняя воздух парами каменного угля, к которым примешивались еще запах мяса, жарившегося на углях, испарения пива, портера, рома, джина, табачный дым… И ни одного окна для освежения воздуха, еще более зараженного нечестивым дыханием более сотни этих дурных созданий! Только одно отверстие вверху проливало свет на эту грязную картину.
При появлении леди Б*** и старухи в комнате поднялся страшный шум. Несколько женщин, еле прикрытых лохмотьями, затолпились вокруг них и сальными пальцами трогали ее чудное, шелковое платье. Дети дергали ценную шаль.
— Тихо! — крикнула спутница. — Тихо, или я покажу вам, как…
Толпа грубым смехом отвечала на угрозы старухи. Леди Б*** готова была упасть в обморок, она ничего не видела и не слышала. Толпа кинулась к ней, но в тот же момент ужасный рев произвел на них волшебное действие.
— Тише, помойные ямы! Тише, милые друзья мои! — кричал громовой голос, подобно звукам огромного органа, наполнявший всю комнату. — Черт бы вас побрал! Если сейчас же вы не уйметесь, то сегодня не будет вам джину!
Подобно испуганным псам, мужчины и женщины заняли опять свои места. Леди Б*** была невольно испугана необыкновенным голосом, не походившим вовсе на голос человека. Она обратилась в ту сторону, откуда выходили звуки, и заметила отверстие акустической трубы.
— Что, не говорила ли я вам? — закричала худощавая старушонка. — Замолчали, чертовы дети! — Потом она подошла к отверстию акустической трубы и, привстав, закричала в нее:
— Слу-ша-а-ай!
— Слушаю! — отвечал тот же голос.
— Графиня К*** просит повидаться для переговоров с одним из джентльменов, но лишь с одним. Я привела с собою богатую леди и милорды не имеют нужды показываться!
— Хорошо! — отвечал голос.
Через несколько минут, возле самой трубы образовалась дверь. Леди Б*** пошла за старухой в открывшийся темный коридор и, пройдя через три дубовые двери, окованные железом, очутилась в опрятной, светлой комнате.
— Я думала, что приходит уже мой конец! — сказала леди, вздыхая свободнее и сжимая руки. — О! Как ужасно все это!
— Да, правда, — прервала старушка, — местечко не совсем приятное. Это наше чистилище, но успокойтесь, миледи, мы воротимся другим путем. Теперь же потрудитесь следовать за мной.
Миновав светлую, красивую галерею, леди Б*** вступила в обширный зал, меблированный с некоторой роскошью. В середине его стоял стол, покрытый ковром вместо сукна. На кем лежали книги и бумаги. Кругом стола в строгом порядке стояли красивые и удобные кресла.
За столом восседал мужчина в синем сюртуке и лосиных брюках — почтенный капитан Педди О'Крен.
— Здорово, Мадлен, — сказал он старухе. — Здравствуй, самка фигляра, милая подруга моя.
— Фу! — воскликнула старушка, оскорбленная бессовестным приемом капитана. Вы, друг мой, не умеете обращаться с дамами!
— Лжешь, лжешь, лукавая кошка, голубка моя, — прервал ее капитан и, обращаясь к леди, продолжал:
— Потрудитесь сесть, сударыня… черт меня возьми, если я недостойным образом уважаю прекрасный пол… Не обращайте внимание на эту ведьму, она лучшая приятельница моя. Прошу присесть, миледи! Садись и ты, лукавая плясунья, и поговорим о делах. Что вам угодно?
— Мистер О'Крен, — с презрением ответила старуха, как бы желая отомстить ему за его грубости, — вы знаете, что нам угодно. Делайте ваше дело и не забывайте с кем говорите!
— Не про себя ли ты уже говоришь, Мадлен! — вскричал капитан с удивлением.
— Потрудитесь объясниться сами, сеньора, — холодно и с досадой сказала старуха, — я не буду разговаривать с этим наглым грубияном.
— Грубияном! Что ты! Да я тебе сейчас докажу, что умею обходиться с дамами высшего круга… Сударыня, побеседуемте по-приятельски… Вы пожаловали сюда за пустой вещичкой — перстнем.
— Экая пустая вещичка в полмиллиона!
— С тобою не говорят, проклятая трескушка! Итак, вы пожаловали за кольцом, которое у вас взяли на подержание в Ковент-Гарденском театре. Кольцо это у меня в кармане. Если я вру, то пусть черт вертит меня на том свете, как кубарь!
— Вот выкуп за него, — прервала его леди Б***, подавая шкатулку. — Здесь ровно 20000 фунтов, сэр!
— Слышишь, Мадлен, миледи назвала меня сэром! Вот это доказывает, что я умею обращаться с дамами! Так вы сказали, миледи, что в этом ларце 20000 фунтов! Это чертовски лестно! И, надев на свой длинный, узкий нос очки, капитан начал считать.
— Двадцать тысяч, — проворчал он наконец, — все сполна! Миледи, вот ваш перстень!
— Погодите, — воскликнула старуха, — и вырвала перстень из руки Педди, — я сама хочу отдать его сеньоре.
— Что вы делаете? — с волнением сказала леди Б***.
— Пожалуйста, не извольте беспокоиться, многоуважаемая сеньора, я отдам вам ваш перстень, когда буду прощаться с вами.
— Это уже до меня не касается, равнодушно сказал капитан, делитесь между собой, как вам угодно. До свидания миледи. Прощай, Мадлен, коварная кошка!
Не говоря ни слова, старушонка взяла леди Б*** за руку, вышла с ней в сени и тут остановилась.
— Позвольте, eccelenza, пришпилить к вашей шляпке вуаль. Это маленькая, но необходимая предосторожность.
— Делайте, что хотите, только выведите меня поскорее отсюда.
Старуха вынула вуаль на подкладке из шелковой материи и пришпилила его к шляпке леди Б***. Они сошли с лестницы и через несколько минут леди, следуя за старухой, очутилась в карете, которая привезла их сюда. Старуха отшпилила вуаль и спустила занавески у окон.
Прошел добрый час, во время которого старуха трещала что есть мочи, леди же Б*** не слушала, будучи погружена в другие мысли. Когда карета остановилась, старуха подняла шторы и сказала:
— Сеньора, вы у подъезда вашего дома. А вот и ваше кольцо!
Леди Б*** вдруг опомнилась, живо схватила драгоценную вещь и, без помощи лакея, подававшего ей руку, взбежала по ступенькам лестницы.
— Addio, signora, addio! — кричала ей графиня К***.
Карета быстро уехала и через несколько минут стояла на Вимпольской улице, перед домом N 9.
— Велите сию минуту заложить мне карету, — сказала старуха лакею, вышедшему из дома, чтобы высадить ее. — Где племянница?
— Княжна в своей спальне, с одним молодым человеком.
— А-а!..
Глава тридцать третья
ТЕМНАЯ КОМНАТА
Старуха или графиня де К***, или герцогиня де Жевре, или Мадлен, как звал ее Педди, быстро взбежала по лестнице к комнатам княжны де Лонгвилль, но, вместо того, чтобы дойти до верху, она свернула на повороте лестницы в потаенный ход, в конце которого была темная каморка с замазанным черной краскою окном, выходившим в спальню княжны де Лонгвилль. В краске было процарапано несколько отверстий. Старуха приложила глаз к одному из них и увидела Бриана Ленчестера и Сюзанну, сидящих на диване.
— Прекрасно! — проворчала она, потирая руки.
— Тише! — произнес чей-то голос в темноте.
— Вы уже здесь, милорд! Ну, что поделывают наши голубочки?
— Молчат, вздыхают и смотрят друг на друга.
— Умное препровождение времени, — возразила старуха, улыбаясь.
Действительно Бриан и Сюзанна уже долго сидели вместе, но едва сказали несколько слов. Бриан был задумчив, как бы боясь начинавшейся любви. Сюзанна — счастлива и доверчива, она позабыла все свои мучения и всем сердцем отдалась блаженной минуте.
— Ведь вы видели мой вчерашний поступок, — выговорил, наконец, Бриан, — вы прочли меня насквозь и все еще любите меня!
— Будь вы монарх или нищий, честный человек или преступник, я не перестану любить вас, — отвечала Сюзанна, — а без вашей любви я умру!
— Я люблю вас! О, я всем сердцем люблю вас! — воскликнул Бриан с пылом, противоречащим его всегдашней холодности. — Я желал бы не любить вас, я ведь беден. Я вступил в борьбу, исход которой ни в каком случае не будет благополучен для меня. Я несчастен!
— Бриан, вы честны, у вас благородная душа!
— Мы будем несчастливы, Сюзанна, и я буду причиной. Эта мысль убивает меня! Послушайте, княжна, вы знаете жизнь мою, видите, с каким оружием нападаю я на злейшего врага, на родного брата. Теперь я открою вам тайну, единственную покуда тайну мою.
Старая француженка и милорд внимательно прислушивались.
— Я обеднел, — продолжал Бриан, — до такой степени, что средства мои равны средствам нищего.
— Но ведь я не бедна, — робко прервала его Сюзанна.
Ленчестер сжал ее руку и продолжал:
— Я беден, но живу, как следует жить молодому человеку, хотя мне давно уже перестали верить в долг. Вам одной открою я тайну моего существования. Каждый месяц неизвестный покровитель присылает мне сто фунтов… Как милостыню! И, странно, я получил в первый раз эти деньги в тот момент, когда прожил последнее и не знал, что мне делать?
Последние слова были произнесены Брианом тихо и с оттенком грусти.
— Бриан, — сказала Сюзанна с умоляющим взором, — не грустите! О Боже! Если бы жизнью моей могла я возвратить вам счастье, страдания не были бы более известны вам! — Она взяла руки Ленчестера и судорожно прижала их к груди. — Увы, — продолжала она, — чем утешу я вас? Я отдам вам всю любовь мою, и лишь одну частицу сердца той щедрой руке, которая…
— Молчите во имя Бога! — прервал ее Ленчестер, нахмурившись. — Я выдал вам тайну… не говорите о ней даже мне! Разве неведомо вам, в каком положении находится дворянин, когда ему подают милостыню?!
— Простите меня, — кротко ответила Сюзанна, опустив глаза. — Я нанесла вам оскорбление, но вы улыбаетесь… О, благодарю! Тысячу раз благодарю!..
— Вы видите, — произнес Бриан. — Мы не будем счастливы!
— Нет! Послушайте! — воскликнула вдруг Сюзанна с радостью. — Вы не будете более терпеть нужду! Я сильна… О Бриан, впервые счастлива я от своего богатства… Вы открылись мне!.. Я хочу сообщить вам также и мою тайну!..
— Тиррель, надо воспрепятствовать ей! — сказала француженка своему другу.
— Бегите скорее, Мадлен, бегите! — задыхающимся шепотом произнес Тиррель. — Она не должна выдавать… — И в тот же момент он выхватывает из-под себя стул и сильно ударяет им об пол.
Сюзанна, спутавшись непонятного шума, поднялась вместе с Брианом.
— Что это значит? — подозрительно спросил Ленчестер.
Герцогиня де Жевре, вошедшая в комнату, помешала ей ответить.
— Дорогая племянница! — сказала она, поклонившись Бриану. — Карета ждет нас у подъезда.
Сюзанна кинула печальный взгляд на Ленчестера, который тут же распрощался и вышел.
— Вам известно, ma chere belle, — сказала старуха по уходе Бриана, — чего от вас требуют? Надо молчать до времени, молчать непременно, в противном случае вы лишитесь ваших покровителей, и сам сэр Бриан Ленчестер…
— Зачем примешиваете вы его? — гордо прервала ее Сюзанна.
— Не сердитесь, пожалуйста, душа моя… Я хочу лишь сказать, что сам сэр Бриан лишится своих ста фунтов.
— Как! — бледнея, воскликнула Сюзанна. Вам известно?
— О, мне все известно! — полушутливо, полусерьезно отвечала старуха и, набросив шаль на плечи Сюзанны, сошла с ней по лестнице.
— На Кэстль-Стрит, — крикнула герцогиня, садясь в карету.
На Кэстль-Стрит жил Франк Персеваль.
Глава тридцать четвертая
ИЗМЕНА
Лорд Тревор получил анонимное письмо, сильно расстроившее его. «Бедная Мери! — говорил он сам себе, гуляя по тенистым аллеям своего маленького садика — от Франка я не мог ожидать ничего такого! Впрочем, разве возможно поверить анонимному письму? Нет, нельзя, положительно нельзя!» Однако он все же перечитал письмо. — «Я видел, — продолжал он говорить про себя, что Франк третьего дня был задумчив, рассеян. Бедная Мери! Э! Чушь! Кто говорит правду, тот не надевает маски, а кто не подписывает письма, тот клеветник!»
Леди Кемпбел подошла к своему брату.
— Джеймс, я хочу сказать вам два слова, — начала она.
— Что вы желаете? — спросил лорд Тревор с нетерпением.
— Бракосочетание Мери…
— Оставьте меня в покое! — вскричал лорд. — И не напоминайте мне об этом негодяе Франке, его поступок непростителен! Неприличен в высшей степени, миледи!
— Почему, милый брат?
— Почему? Прошу вас, не защищайте его! Я не хочу ничего слышать! Я задыхаюсь от оскорбления!
— Но, милорд…
— Не хочу ничего слышать!
— Но поймите, милый брат!
— Я не могу понять, как у вас хватает духу защищать Персеваля.
— Но я не защищаю его, милорд!
— Так это другое дело! Зачем же толкуете вы мне о свободе?
Леди Кемпбел никак не предполагала, что все примет такой удачный оборот.
— Милорд, — отвечала она с таинственностью, — это тайна!
— Не люблю я вообще тайн, миледи.
— Дурное поведение Франка, о котором вы говорите, должно быть наказано.
— Наказано? Полноте! Если пораскинуть умом немного, так бедный Франк не…
— Ах, милорд! Вы в одно и то же время защищаете и обвиняете Франка Персеваля. Я сама люблю и почитаю его…
— Глупости! Он не достоин ни того, ни другого!
— Да, да, — отвечала леди Кемпбел с улыбкой, — но, чтобы не терять драгоценное время, я объясню вам все дело в нескольких словах. Маркиз Рио-Санто просит руки вашей дочери, милорд.
— Слишком много требует! Я отказываю маркизу в руке моей дочери.
— Но вы не рассудили, милый брат…
— Нечего рассуждать!
— Но, по крайней мере…
— Глупости!
— Спросите вашу дочь!
— К чему! — нахмурился старик.
— Приличие требует этого! — отвечала леди Кемпбел. — К тому же, Бог весть…
— Я не могу понять вас, сударыня.
— Что бы вы сказали, если бы дочь ваша любила маркиза?
Лорд Тревор попятился назад. Жилы на лбу его раздулись, кулаки конвульсивно сжались.
— Дочь моя, миледи… — задыхающимся голосом повторил он, — Мери Тревор… Этого быть не может!
— А между тем это факт, милостивый государь!
— Вот что! Знаете ли… я вызову Рио-Санто на поединок. Знаете ли вы это?
Лорд Тревор был один из тех честных, бравых людей, для которых не сдержать данного слова считалось невозможным. Одно лишь в глазах его могло оправдать измену Мери — измена самого Франка. Но он уже не обвинял Франка. Из строгого прокурора он сделался его ревностнейшим защитником. Не желая продолжать разговор, он обругал сестру и расстался с ней.
Тем временем в спальне леди Кемпбел сидел Рио-Санто и ждал. Она рассказала ему все, как было.
— Итак, мне не остается более ничего, как удалиться отсюда навсегда, — с оттенком грусти произнес маркиз.
— Не теряйте надежды! Подождите немного.
— Подождать! — сказал маркиз с иронией. — Не могу, сударыня. Я люблю мисс Тревор чистою, искреннею любовью, но она не принимает ее.
— Не она, а отец ее! Он сознается в своем заблуждении. Подождите минутку, милорд! Умоляю вас именем Мери, которая любит вас.
— О, если бы так, — с глубоким вздохом произнес Рио-Санто.
Если бы вы знали это верно, то что бы вы сделали?
— Что бы я сделал, миледи! — с воодушевлением воскликнул маркиз. — Бог свидетель, что я жил бы лишь для счастья мисс Мери! Скажите, миледи, может ли мисс Тревор делить свою любовь?
— Что сказали вы, милорд?
— Франк Персеваль обманывает вашу племянницу, он влюблен в другую девушку дивной красоты…
— Да, маркиз, это правда, — сказала леди Кемпбел, — но…
— Я понял вас, миледи. Вы хотите сказать, какой мужчина не был влюблен в своей жизни? Я также… — Рио-Санто умолк и, грустно посмотрев на леди Кемпбел, продолжал: — Да, я также был влюблен, но как увидел мисс Тревор, мое сердце стало принадлежать лишь ей! Персеваль привез эту девушку сам из Франции, в то же время, когда я приехал в Лондон, чтобы обручиться с Мери.
— Так он привез ее из Франции!
— Да, вы, миледи, раз уже видели ее. Сэр Франк воротился третьего дня. Вчера, впервые в столице, появилась княжна де Лонгвилль!
— Ах, правда! — воскликнула леди Кемпбел. — Не та ли это дивная красотка, что вы показали нам вчера?
— Да, это она.
— О, Франк, Франк! Вот этого я никак не могла ожидать от него, но теперь уже поздно пенять, а надо делать дело. Именем моей племянницы, благодарю вас, милорд! Я сейчас же иду к брату, чтобы рассказать. Подождите минутку, милорд, я вполне уверена, что моя вторая просьба будет успешнее.
Лорд Джеймс все еще гулял по аллеям садика, когда слуга доложил ему, что его дочь мисс Мери желает переговорить с ним. Лорд Тревор застал дочь бледной, расстроенной. Она горько плакала, закрыв лицо ладонями. Леди Кемпбел суетилась, стараясь утешить ее.
— Видите, милорд, вот что наделал ваш Франк! — воскликнула она. — Он наглым образом обманывает Мери, он любит другую!
— Знаю, знаю, — равнодушно отвечал лорд, сминая письмо, которое все еще вертел в руках.
— Племянница моя не любит его более, — продолжала тетка.
— Кто это вам сказал? — спросила Мери, гордо подняв голову.
Слезы не текли более из глаз ее, раскрасневшихся от плача и блиставших лихорадочным огнем.
— Я не перестала любить его, — продолжала она, — я долго заблуждалась, со мною случилось несчастие, но теперь!
— Бедная! — с чувством сострадания сказала леди Кемпбел, — ведь это горячечный бред.
Лорд Тревор знаком руки заставил ее замолчать.
— Теперь хотят взвести на него низкую клевету! — продолжала Мери. — Говорят, будто он влюблен в другую женщину. О Боже мой! Как это ужасно! Взводить клевету на раненого, на умирающего человека!
— Раненого, умирающего? Что это такое! — удивленно спросил лорд Тревор.
— Франк Персеваль дрался на поединке, — запинаясь, смущенным голосом сказала леди Кемпбел.
— Мне хочется его видеть, отец! — продолжала Мери. — Свозите меня к нему. Я хочу уличить клеветников! О, мой Франк! Мой честный Франк!
Лорд Тревор вызвал слугу.
— Карету мне! — приказал он. — Поскорей! Успокойся, Мери, я сам поеду навестить Персеваля.
— Я с вами также!
— Ты? — Лорд посмотрел на сестру. — Здесь что-то кроется… — пробормотал он сквозь зубы. — Оденься, Мери, мы поедем вместе.
Мери с благодарностью поцеловала отцовскую руку.
Леди Кемпбел пробормотала что-то о приличии и, воротившись к Рио-Санто, рассказала ему вторичное поражение. Но маркиз был совершенно спокоен.
— Я подожду здесь лорда Тревора. Когда он вернется, мы увидим, кто победил, — сказал он с коварной улыбкой.
Глава тридцать пятая
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Экипаж лорда Тревора подъезжал к Додлей-Гоузу, у которого уже стояла карета княжны де Лонгвилль.
— Идите, идите! — говорила герцогиня де Жевре племяннице, увидав карету Тревора, Идите по этой лестнице. Там наверху вы постучите, вам отопрет человек, который укажет вам дальнейший ход действия.
Сюзанна беспрекословно повиновалась. Герцогиня уехала. В ту же минуту подъехала карета лорда Тревора. Мери заметила Сюзанну и крепко прижалась к отцу.
— Отец! — задыхаясь, проговорила она. Кто эта, женщина?
— Какая?
Мери показала на Сюзанну, всходившую по лестнице.
— Ах, дьявол! — заворчал лорд. — Ты хочешь знать, кто эта женщина? Я ее не знаю.
— А я знаю! — тихо произнесла Мери, бледнея и дрожа всем телом.
Отец раскаивался, что согласился взять ее.
— Подожди тревожиться! — сказал он, стараясь казаться спокойным.
Потом прибавил:
— О, Франк, изверг, варвар!
— Я не тревожусь, отец, — отвечала Мери, — ничуть, но карета стала — выходите!
— Милая дочь! — возразил отец твердо, но с лаской.
— Я поступил опрометчиво; мне не надо было брать тебя с собою. Побудь здесь, Мери, я пойду к Франку один.
— Я всегда повиновалась вам, мой отец, — отвечала Мери, — но теперь, именем Бога, прошу вас, исполните мою просьбу! Обещайте передать мне… Она на минуту замолчала. — Обещайте передать мне все по чистой правде!
— Обещаю, — ответил лорд.
— Дайте честное слово!
— Даю!
Глава тридцать шестая
ТОРЖЕСТВО РИО-САНТО
У постели Франка Персеваля сидел бедный слепой, Эдмонд Маккензи. Стефан, не покидавший одра больного, воспользовался услугой доброго сэра Эдмонда и ушел, чтобы повидаться со своей матерью.
Франк был в забытьи. Старик Джек работал в сенях и, услыхав стук в дверь, пошел отворять!
— Здесь живет сэр Франк Персеваль? — спросила Сюзанна.
— Его нельзя видеть, сударыня, — отвечал Джек.
— Да, он болен, — возразила Сюзанна, с неохотою повторяя заученную фразу. — Я знаю это и пришла по просьбе Мак-Наба. Он догадался, что поступил необдуманно, поручив больного человека слепцу.
— Какая добрая душа у мистера Стефана! — произнес старый Джек. — Извините, мисс, вы верно одна из сестер мистера Стефана. Или, может быть, вы дочка сэра Энджуса Мак-Ферлэна. Потрудитесь пожаловать, сударыня, и да благословит вас Господь за участие, принимаемое вами в болезни моего господина!
Сюзанна спешно вошла в дом и встретила слепого Тирреля. Хотя она впервые видела его днем, она тотчас же узнала его. Неподвижный взгляд его упал на Сюзанну.
— Кто здесь? — тихо спросил он.
— Та, которую вы ждете, — отвечала Сюзанна.
— Дочь моя, — сказал он, беря ее за руку, — сделай то, что я тебе прикажу или ты погибла навеки!
— Постоянные угрозы! — воскликнула Сюзанна.
— Угрозы идут теперь к месту, ибо ты счастлива, — возразил слепой с добродушной улыбкой. — Теперь незачем тебе бросаться в Темзу… Кстати, ты поступила сегодня опрометчиво, ты чуть не погубила себя и Ленчестера.
— Что?! — воскликнула Сюзанна с ужасом. — И вы знаете это?
— Мне все известно! Берегись же и будь осмотрительнее. Тише!
У входа постучали. Тиррель толкнул Сюзанну к постели.
— Сейчас сюда придет мужчина, — тихо сказал он ей. — Как только он появится на пороге, ты сделаешь, что тебе приказано.
Лорд Тревор вошел и, увидав Сюзанну, остановился, как пораженный громом!
— Делай, что приказано! — шепнул Тиррель.
Сюзанна страшно побледнела и не двигалась.
— Делай же или Ленчестер будет навсегда потерян для тебя.
Слезы полились из глаз Сюзанны. Она наклонилась и поцеловала лоб Персеваля.
Жалобно застонал лорд Джеймс.
— Кто здесь? — спросил слепой.
Ответа не было. Лорд Тревор опрометью кинулся вон.
— Теперь свободна, можешь идти, — шепнул Тиррель Сюзанне. — Благодарю тебя.
Сюзанна ушла.
Поцелуй ее пробудил Франка. Ему, как бы в бреду, предстало строгое лицо лорда Тревора и прелестное личико девушки. Но когда он совсем пришел в сознание, то увидел у своей головы доброго сэра Эдмонда.
— Что это такое? — произнес он тихим голосом. — Мне казалось, что сюда приходил Тревор и какая-то молоденькая девушка. Только не моя Мери.
— Милый Франк, — ответил Эдмонд Маккензи, — я слышал сам чьи-то шаги по комнате, но ведь вам известно, что я лишен зрения.
— Позовите, пожалуйста, Джека, сэр! — прервал его Персеваль.
Старый слуга вошел.
— Кто был здесь? — с беспокойством спросил Франк.
— Разве вы не узнали его? А я думал, чтобы это могло статься с лордом Тревором, что он пошел отсюда такой злой!
— Лорд Тревор? — перебил его Франк.
— Так точно, сударь. Он сейчас ушел, сказав, что нога его не переступит более этот порог.
— Что ты? — с беспокойством спросил Франк.
— Да и молоденькая барышня-то ушла не совсем довольная.
— Какая барышня? Про кого говоришь ты?
— Про кузину мистера Стефана.
— А! — успокоился Франк Персеваль.
— А вот и сам мистер Стефан.
Стефан вошел в комнату. Его кузины были дома. Они не выходили со двора.
— Боже мой! — произнес Франк. — Что же это такое. Сюда приходила девушка, лорд Тревор видел ее… и сказал… Он не мог говорить дальше и в бесчувствии опустился на подушки.
— Кто же была эта женщина? — ворчал старый Джек, — сэр Эдмонд… О, Боже, ведь он не видит!
Стефан терялся в предположениях. Что это за женщина? Кем послана? Не второй ли это акт трагедии, разыгрываемой доктором Муре и помощником его Раулеем?
— Сэр Маккензи, — наконец, сказал он. — Франк пришел в себя. Простите, мне нужно переговорить с ним один на один.
— Я уйду, мистер Мак-Наб, — отвечал слепец. — Я хотел услужить вам, — сказал он так искренне грустно, что тронул душу Стефану до слез, — но сегодня, как почти всегда, мое присутствие более принесло вреда, чем пользы. Да оградит вас Бог от подобного бедствия, мистер Мак-Наб?
Стефан молча сжал его руку. Старый Джек вывел сэра Эдмонда и нанял ему фиакр.
Глава тридцать седьмая
ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА
Когда Франк пришел в чувство, по сторонам его кровати находились Стефан и леди Офелия.
— Друг мой, — сказал Стефан, щупая его пульс, — вы еще очень слабы, и я, как доктор, не позволил бы вам разговаривать о таких вещах, которые могут произвести на вас сильное впечатление. Но здесь идет речь о счастьи или несчастьи всей вашей жизни: доктор должен дать место другу. Слушайте же, вы сделались предметом ужасного заговора.
— Да, вспоминаю, жалобным тоном произнес Франк. — Следовательно это был только один сон?
— Нет, — возразил Стефан. — То, что вы видели, происходило в действительности. Теперь меж вами и леди Тревор лежит пропасть.
— Отец ее… Моя последняя надежда! — проговорил Персеваль.
— Крепитесь друг. Разве из слов моих не можете вы понять, что у меня есть еще шанс помочь вам? Графиня Дерби здесь, она вам обо всем расскажет…
— Нет, сэр, нет! — воскликнула леди Офелия. — Нет, не могу, эта тайна принадлежит не мне. Умоляю вас, позвольте мне уйти.
Стефан с выражением упрека посмотрел на нее.
— Неужели вы пришли сюда затем, чтобы любоваться мучениями Франка, — сказал он с иронией.
Упрек этот возымел действие. Графиня села к постели Франка и сказала доктору:
— Сэр, мне хочется переговорить с Франком Персевалем. Прошу вас, оставьте нас наедине.
Стефан дал принять больному лекарства и вышел, поклонившись графине. Леди Офелия до мельчайших подробностей рассказала историю, в которой часто упоминалось имя маркиза Рио-Санто.
Франк слушал с большим вниманием. Казалось, это возвращало ему силы.
— И этот зверь просит руку Мери! — вскричал он, когда графиня кончила свой рассказ.
Офелия взяла его за руку. Из глаз ее текли слезы.
— Франк, — тихо сказала она, — вы властны теперь над маркизом, не употребляйте же власть во вред ему. Не забывайте вашего обещания и, что он любим мною.
Последние слова были произнесены графиней с усилием. Щеки ее покрылись ярким румянцем и, не дожидаясь ответа, она встала и вышла.
— Стефан, — воскликнул Франк, — скорее чернил, лист бумаги! Позовите Джека. Еще не все пропало! Хочу испытать последнее!
Джек тотчас же принес чернила, перо и бумагу.
— Вы продиктуете мне, Франк? — спросил Стефан.
— Нет, друг мой, — вскричал Франк, горячясь все более, — я хочу испытать судьбу, это последняя надежда для меня, если и это не удастся, я пропал!
Когда Франк кончил писать, то отдал письмо Джеку и сказал:
— В собственные руки лорда Тревора! Понимаешь?
— Понимаю, сэр!
— Будь, что будет. Пробейся силой, если не пустят!
— Я не ворочусь прежде, чем сам отдам это письмо лорду, — ответил Джек и вышел.
Глава тридцать восьмая
ПИСЬМО
Лорд в страшном гневе воротился к экипажу. Он не хотел сначала ничего говорить, но Мери напомнила ему о данном обещании и честном слове.
— Да, я видел, видел своими глазами! — в исступлении кричал лорд. — Франк подло изменил тебе, дочь моя!
Мери была уже приготовлена, но, несмотря на это, слова отца пронзили ее в самое сердце. Она упала в подушки кареты и не сказала ни слова. Лишь изредка из груди ее вырывался глубокий вздох.
В гостиной их ждали леди Кемпбел и маркиз.
— Милорд, — сказал лорд Тревор, обращаясь к Рио-Санто, — я отказал вам в руке моей дочери этим утром, ибо она была еще прежде обещана другому. Но этот другой, которого, откровенно сказать, я люблю более вас, маркиз, изменил моей дочери и своему обещанию. Следовательно… лорд Джеймс Тревор остановился.
— Не правду ли я вам говорила, маркиз? — воскликнула леди Кемпбел. Мой брат старый служака, выражения которого подчас бывают очень странны, но вы видите, наконец, что он дает согласие.
— Нет еще, подождите! Дочь моя свободна, я позволяю ей самой выбрать себе супруга. Да будет благословение Божие над нею!
Мери молча сидела возле тетки.
— Так как же душа моя? — спросила тетка.
Мери поглядела на нее. Невольная дрожь пробежала по всему телу девушки и она заплакала.
— О, — воскликнула она, — как велика была любовь моя! Тетя, — прибавила она, опуская голову на руки леди Кемпбел, — уверьте меня что я разлюбила его!
Смущение леди Кемпбел было слишком ясно. Лицо Рио-Санто омрачилось.
— Мери, — тихо сказал он, наклоняясь к молодой девушке, — неужто я впадал в заблуждение? Вы не любите меня?!
Мисс Тревор поднялась и дала ему руку. Рио-Санто схватил ее и со всем пылом страсти прижал к своим губам.
Прошедшее потеряно для меня, с усилием сказала она, я хочу любить лишь вас, милорд. Я желаю!
— Слава тебе, Господи! Наконец! — радостно целуя племянницу, воскликнула леди Кемпбел.
Лорд Тревор взял руку Мери и соединил ее с рукою маркиза.
— Мэри согласна, милорд. С этой минуты рука ее принадлежит вам!
В смежной зале послышался шум. Слуги лорда не впускали в зал человека, рвавшегося туда насильно.
— Дай мне письмо, — говорил лакей, — я отдам его милорду.
— Я сам хочу отдать! — решительным голосом отвечал кто-то.
Дверь отворилась и старый Джек, расталкивая слуг, ворвался в зал. Он еле переводил дух.
Лорд Тревор тотчас же узнал его и повернулся к нему спиною.
— Вот письмо вам, милорд, — сказал старый слуга, — от моего господина.
— Но заметив, что лорд не хочет даже удостоить его взглядом, продолжал:
— Возьмите же, милорд, во имя Бога прошу вас! Господин мой при смерти!
— Знать не хочу твоего господина, так и скажи ему! — ответил Тревор со строгостью.
Рио-Санто заметно побледнел, увидав старого слугу, но слова лорда Джеймса успокоили его.
— Сжальтесь, милорд! — умоляющим голосом, еще раз сказал слуга.
Лорд Тревор схватил письмо и разорвал в клочки. Замешательство Джека длилось недолго. Поглядев на лорда с упреком, он медленно и с грустью произнес:
— А это была его последняя надежда! Теперь ему остается умереть!
Глава тридцать девятая
ШОТЛАНДЕЦ
С самого утра по Корнгильской площади прохаживался человек в костюме шотландских горных племен. Это был, вероятно, какой-нибудь несчастный, недавно приехавший в Лондон и блуждающий в лабиринте громадной столицы. Он был, видимо, сильно озабочен и, время от времени, с нетерпением топал ногою, не сводя глаз с дома мистрисс Мак-Наб.
Около трех часов мистер Стефан, оставив при страждущем услужливого сэра Эдмонда, пошел навестить мать. Шотландец, увидав его, тотчас же свернул на Финчлендскую улицу.
— Только этого недоставало! — в сердцах проворчал он. — Теперь еще этот сосуля воротился! Вот тебе на! Уже скоро смеркнется, а я ни черта не сделал!
Таким образом прошел час. Дверь белого домика снова отворилась и Стефан с матерью появился на пороге.
Глаза шотландца радостно заблестели, он с удовольствием потирал руки. Когда Стефан с матерью скрылись из виду, шотландец подошел к двери и постучал.
— Что тебе? — спросила горничная, отпирая дверь.
— Я послан от моего господина с поклоном к барышням, — отвечал шотландец с твердостью.
— От какого господина?
— От какого! — повторил он. — Знамо от какого! Наш лорд Энджус Мак-Ферлэн, помещик Крьювского замка!
Девушки, слыша последние слова шотландца, выскочили на лестницу. Ему это только и нужно было. Зверская радость на минуту осветила его лицо. Вы, читатель, несмотря на странный костюм этого человека, вероятно узнали в нём Боба Лантерна?
— Папаша! — воскликнула Клара, — посланный от папаши! Бетси, веди его к нам!
— Ах, Господи! — радостно произнес Боб, оставаясь один с девушками. — Как вы, сударыни, похорошели! Какие вы большие-то стали! Моя добрая Эффи совсем не узнала бы вас, хоть и выкормила вас обеих!
— Эффи! — отвечала Анна. — Кормилица наша! Разве ты ее муж, мызник Дункан Аид?
— Муж нашей Эффи! — воскликнула Клара.
— Понятно, сударыни, — наивно отвечал Боб, — вы, верно, еще не позабыли мою Эффи, ее песни? Помните рыбацкую песню?
— Еще бы не помнить! — сказала Анна. — О, мы ясно помним нашу дорогую Шотландию!
— Но ты совсем изменился, Дункан! — с удивлением сказала Клара.
Боб вытер слезы.
— Ах, как я счастлив, что вижу вас! — глубоко вздыхая, сказал он. — Как будет рада моя старая жена!
— А как поживает твоя дочка, Эльсбэт?
— Эльсбэт?! — горестно проговорил Боб. — Бедная! Скоро будет с полгода, как она лежит в могиле.
Он опять вытер слезы и продолжал:
— Но я пришел к вам не попусту! Ваш батюшка ждет вас.
— Батюшка! — прервала его Клара. — Как, разве он тоже приехал? Где же он? Увидим ли мы его?
— Когда вам только угодно будет. Только… — Боб с осторожностью огляделся, — одни ли мы?
— Что за осторожность! К чему это, — с удивлением спросила Клара.
— Вот что, сударыньки, ваш папенька не любит, чтобы его долго расспрашивали. Он сказал мне только: остерегайся! Я и остерегаюсь. Больше ничего. — Боб, говоря это, сделал наивную физиономию.
— Так где же папаша? — разом спросили обе девушки.
Боб еще раз оглянулся вокруг и, подойдя поближе, шепнул им:
— Он в Лондоне. Дела заставили его жить инкогнито, он ожидает вас! Но тише! Дело идет о свободе, даже о его жизни!
Девушки невольно ахнули.
— Ради Бога, успокойтесь. Минут через десять я пришлю коляску… Будьте же готовы.
— Его жизнь в опасности, — проговорила Клара.
— Это ведь только предположение, но я знаю, что дела нашего лорда не в порядке! Однако до свидания, молодые барышни! Вы сами порасспросите вашего батюшку! Во всяком случае, через десять минут коляска будет у подъезда, только никому ничего не надо говорить. Никому!
Боб приложил палец ко рту. Потом лицо его прояснилось и он, поклонившись молодым девушкам, вышел.
Анна и Клара молча смотрели друг на друга.
— Какая перемена в нем! — заметила, наконец Клара.
— Но ведь мы так давно не видели его, — отвечала Анна.
— Он был гораздо выше и не толст.
— Дункан показался тебе ниже, потому что он пополнел, — ответила опять Анна. — Ах, как мы счастливы, мы увидим папу!
— Да, это правда, но тогда у Дункана не было такого странного выражения глаз.
— Ax, бедная Эльсбэт! — вздыхая, воскликнула Анна. — Как не хочется умирать в такую пору жизни!
— Да, бедная Эльсбэт! — машинально проговорила за ней Клара. — Но верно ли, что этот человек точно Дункан Лид?
Анна улыбнулась.
— Скорее, сестрица, — сказала она, — нас верно уже ждет коляска.
Клара не двигалась с места. Анна приблизилась и прижалась к ней.
— Клара, — с нежностью произнесла она, — нас ждет папаша, а разве ты позабыла, что вчера обещала мне сказать ему кое о чем?
— Я всегда предусмотрительна, — сказала Клара, целуя сестру, но теперь я вижу свою ошибку. Добрый старый Дункан от души бы посмеялся, если бы узнал, за кого я его приняла.
— За кого же, сестра?
— Ах, вздор! — отвечала ей Клара с веселым видом.
— Одевайся же поскорее, Анна, мы потолкуем с папой о Стефане, не так ли? Ты будешь очень счастлива. Стефан будет любить тебя, у тебя такое доброе сердце, сестра! С того времени, как последняя надежда пропала для меня, я молю Бога только о тебе.
Клара умолкла. Улыбка сбежала с лица Анны, она грустно взглянула на сестру.
— Надежда покинула тебя! — повторила она. — Ты не хочешь откровенно признаться мне.
— Не хочу быть откровенной? — воскликнула Клара.
— Мне нет причин сторониться тебя. Только тот, кто любит, может иметь тайны, а я не люблю никого.
Молодые девушки оделись. Клара взяла охотничьи перчатки, а Анна — шитый кисет для отца, и потом, незамеченные никем, они вышли из дома.
Глава сороковая
ПЕЧАЛЬНОЕ ПРЕДЧУВСТВИЕ
Спустя полчаса коляска, в которой сидели молодые девушки, подвезла их к меблированным комнатам мистера Груффа, с которым читатель уже знаком.
Мистер и мистрисс Груфф были несомненно созданы один для другого, если принять во внимание, что закон противоположностей есть правитель мира. Мистер Груфф был низенький, краснощекий, толстый господин, с рыжими баками, всегда угрюмый и грубый. Мистрисс же Груфф была высокая, желтая женщина, постоянно улыбавшаяся. Она ругалась лишь с супругом, а его лицо просветлялось лишь для жены.
Почтенная чета вышла встретить молодых девушек.
— Вы, кажется, дочки уважаемого лорд? — спросил хозяин. — Пожалуйте, сударыни, мы сейчас покажем вам его номер.
— Как счастлив отец, имеющий таких чудных дочерей, — с улыбкой воскликнула хозяйка. — Пожалуйте, пожалуйте, мисс, я сама проведу вас.
Сестры пошли за хозяйкой в большую комнату в первом этаже, пыльные окна которой смотрели на Темзу.
Посреди комнаты стоял большой стол, а на нем три прибора.
— Ваш батюшка только что ушел, — любезно сказала мистрисс Груфф. — У него так много дел! Но он скоро воротится!
— Ничего, мы подождем! — сказала Клара.
Анна с боязнью смотрела вокруг.
Мистрисс Груфф почтительно поклонилась и вышла. Сойдя вниз, она встретила мужа, разговаривавшего с Бобом Лантерном, Тот успел уже переменить свой костюм.
— Мистрисс, — сказал он входящей Груфф, — поручаю вам этих девушек, посмотрите за ними.
— Здесь присмотр одинаков за всеми! — грубо отрезал хозяин.
— Милый мой, — с лаской сказала жена, обращаясь к нему, — не говори так! А ваши пташки, мистер Боб, будут целы и невредимы. Пожалуйста не беспокойтесь! А вы захватили водицу с собой?
Боб передал хозяйке флакон, данный ему буркером Бишопом и с улыбкой сказал:
— Не больше трех капель, мистрисс, не больше и не меньше!
— Хорошо, хорошо, мистер Боб.
— Я подплыву на лодке к люку, — продолжал Лантерн, — смотрите же, мистер, спускайте потише. Я должен доставить товар в целости и невредимости, говоря словами мошенника Патерсона.
Анна и Клара, между тем, болтали. Сначала об отце, потом перешли на Стефана. Время проходило. Ветер завывал в трубе. Уличный шум, по временам, долетал до их слуха. То крики матросов, то гул экипажей прерывали общую тишину. Молодые девушки скучали.
Их номер был довольно велик. Большая постель с занавесками, дюжина другая стульев, сервированный стол и старое бюро — вот вся его меблировка.
Становилось темно.
— Клара, — тихо проговорила Анна, — ты ведь правду говорила, что человек тот вовсе не походил на нашего Дункана!
— А ты смеялась над моей мнительностью! — улыбаясь, сказала Клара.
— Я не знаю, но Дункан всегда глядел прямо, а не исподлобья. Выйдем отсюда, Клара!
— Но папа сейчас приедет, — отвечала Клара, — не тревожься, Анна!
— Мне страшно, Кларочка! Мне очень страшно!
В это время дверь отворилась и мистрисс Груфф вошла, неся большую миску супа. За ней шел ее толстый муж с лампою в одной руке и с кружкой эля — в другой.
— Вам вероятно скучно, сударыни, — с улыбкой сказала хозяйка. — И правда, уважаемый лорд что-то запоздал. Это очень странно.
— Странно! — повторил хозяин.
— Милый мой, — ласково сказала мистрисс Груфф, — поставь лампу и эль на стол и выйди.
Муж скоро исполнил приказание жены.
— Успокойтесь, барышни, — весело воскликнула хозяйка, — ваш папенька верно скоро будет, а вы закусите тем временем. Чай, проголодались, голубушки!
Клара отрицательно покачала головой.
— Так выпейте эля, мисс! — продолжала мистрисс Груфф, наливая стаканы. — Батюшка ваш очень уважает его, отведайте, мисс.
— Мы лучше дождемся папу! — ответила Клара с твердостью.
— Как вам заблагорассудится, — ответила хозяйка, широко улыбаясь. Но смею уверить вас, эль — прелесть что такое! — Мистрисс Груфф откланялась и удалилась, но за дверьми приложила глаз к замочному отверстию и стала наблюдать.
Страх и опасения Анны были несколько рассеяны ласкою хозяйки. Она совершенно успокоилась, но зато беспокойство перешло к Кларе. Она не верила лести хозяйки.
— Зачем так холодно обошлась ты с этой славной женщиной? — спросила ее Анна. — Она очень любезна и вежлива, я не дрожу более. Теперь я без боязни могу ожидать до полуночи таким образом.
— До полуночи! — с ужасом повторила Клара. — Помилуй Бог! Разве ты не заметила, какой странный взгляд у этой мистрисс?
— Странный? О нет, по мне она даже чересчур любезна…
— Улыбка ее продрала меня по коже, как мороз, — произнесла Клара чуть слышно.
— А на меня, напротив, эта улыбка произвела успокаивающее действие… но как бледно твое лицо? Ты беспокоишься? Что с тобою? Бедная Анна с трепетом нагнулась к сестре. — Я было совсем успокоилась, а ты снова напугала меня.
Клара взглянула на сестру и, с трудом улыбаясь, сказала:
— Папенька скоро будет.
— О да, наш папа! Наш добрый, любимый папа. Мы скоро увидимся с ним. Будем говорить с ним…
— О Стефан? — Яркий румянец покрыл щеки Анны.
— Твое счастье будет велико, Анна! — воскликнула Клара. Но что же это делает наш папа?
Последние слова были сказаны с большим беспокойством в голосе. Анна нагнулась к своей сестре. Клара же, заметив ее страх, взяла Анну за руки и, успокаивая, говорила:
— Ах, какая же ты трусиха? Я хотела только испробовать, как это подействует на тебя. Я не понимаю, какая опасность может грозить нам здесь? Как горячи твои руки!
— Да, я с удовольствием выпила бы стакан воды, — отвечала Анна, — но заметив налитый эль, она воскликнула: — Клара, выпьем по стакану эля за здоровье папы!.. — и сразу выпила полстакана.
За дверью послышался шорох.
— Чудный эль! — продолжала Анна, что же ты стоишь, Клара? Ведь это за здоровье дорогого папы!
Клара поднесла стакан ко рту. За дверью ясно раздались поспешно удалявшиеся шаги. Мистрисс Груфф опрометью кинулась вниз.
Глава сорок первая
НЕОЖИДАННЫЙ ГОСТЬ
— Обе выпили! Обе выпили! — вскричала хозяйка, дернув за руку своего мужа, который храпел перед камином.
— Что такое? Что произошло? — спросил, протирая заспанные глаза, мистер Груфф.
— Что произошло, негодный пустой мешок, что произошло? — передразнивала почтенная хозяйка своего супруга. Да вот что произошло: дочки лорда напились водочки мастера Боба.
— Напились, мой друг?
— Напились, и терпеливо будут поджидать своего папашу, который между тем охотится теперь себе где-нибудь в шотландских горах.
— Охотиться теперь уже поздно.
— Поздно не поздно, но штука-то в том, что в то время, как дочки ждут отца, его надо искать в двухстах милях от…
С шумом растворившаяся дверь прервала слова хозяйки. Мужчина, закутанный в шотландский плащ вошел в комнату.
Мистрисс Груфф опустилась на скамью.
— Лорд! — с ужасом прошептала она. — Сам дьявол принес его сюда!
Человек, который так неожиданно вошел в гостиницу, был, по-видимому, лет пятидесяти пяти. Бледное лицо его ясно носило на себе следы целого ряда неизлечимых страданий, жестоких мучений и борьбы диких, необузданных страстей.
Вид он имел озабоченный и печальный, но печаль его не принадлежала к числу тех, которые являются вследствие случайной неприятности и которые улетучивается при первом радостном луче; это была печаль постоянная, следствие продолжительных и беспрерывных горестей.
Большие, прекрасные его глаза лежали в глубоких впадинах; на лоб, покрытый морщинами, ниспадали редкие, серебристые волосы; рот, прекрасно очерченный, оканчивался по обеим сторонам глубокими морщинами верными знаками страданий, горестей и глубокого уныния.
В характере искусных лгунов — старание как можно ближе подходить к истине. Верный этому принципу Боб Лантерн завлек молодых девушек, несчастных сестер, именно в ту самую гостиницу, где имел обыкновение — во время своего приезда в Лондон — останавливаться Энджус Мак-Ферлэн. Неожиданное его появление поразило хозяйку гостиницы невыразимым страхом, а ее супруг бессмысленными глазами уставился на гостя и нервно теребил свои рыжие бакенбарды.
Мак-Ферлэн не заметил смущения своих хозяев, он поспешно сбросил с себя плащ и подошел к камину.
— Я устал, — сказал он, — приготовьте мою комнату.
— Вашу комнату! — повторил мистер Груфф. — Признаться, лорд Мак-Ферлэн, сегодня я не ожидал вашу милость, право, не ожидал!
— А что? Разве комната моя занята?
— Занята? Благодарение Богу, в нашей гостинице не одна только комната. Комната вашей милости…
— Друг мой, не болтай! — оборвала его супруга, которая тем временем успела прийти в себя и уже улыбалась. — Ах, какой сюрприз вы нам сделали. Как ваше здоровье? Какие новости?
— Я нездоров, — холодно отвечал гость, — и не имею никаких новостей. Приготовьте же поскорее мою комнату!
— Извольте видеть, — отвечала хозяйка, — мы имеем маленький промысел, и комната ваша завалена теперь тюками.
— Уберите их! — перебил нетерпеливо Мак-Ферлэн.
— В нашей гостинице имеются и другие комнаты, — сердито проворчал хозяин.
— Друг мой, — сказала жена, — я уже просила тебя, чтобы ты помолчал. Кажется, его милость имеет полное право выбирать для себя ту комнату, которая ему нравится. Подождите немножко, лорд Мак-Ферлэн. Через какие-нибудь полчаса все будет готово. Не прикажите ли подать вам пока покушать?
— Я буду ужинать в своей комнате, — отвечал лорд.
— Постарайтесь поскорее очистить ее!
— Весь дом наш к вашим услугам, сэр, — возразила с непоколебимой любезностью хозяйка. — Сию минуту все будет готово!
Проходя мимо мужа, она шепнула ему: «Займи его здесь, а когда услышишь мой кашель, приходи наверх».
Хозяйка вышла из комнаты. Энджус Мак-Ферлэн опустился на табурет против камина.
— Сегодня чертовски холодно, — заговорил мистер Груфф, который помнил приказание жены занять постояльца. — Чертовски холодно! Ваша милость, может быть, на это возразите, что теперь такое уж время. Конечно, это совершенная правда, но ведь нужно и то сказать, что и холод холоду рознь. Гм… Иногда ведь и зимами бывает тепло, даже, можно сказать, очень тепло… Не прикажете ли табачку, мистер Мак-Ферлэн?
Он протянул лорду руку с табакеркой и тут только заметил, что тот совсем не слушал его. Мак-Ферлэн сидел, сложив руки на коленях. Голова его опустилась на грудь, глаза были неподвижно устремлены на густой дым, подымавшийся от каменного угля и вылетавший в трубу. На его лице теперь было еще более мрачное выражение, брови нахмурились, грудь тяжело подымалась.
— Мак-Наб! Мак-Наб! — проговорил он, наконец, задыхающимся голосом. Бедный мой брат! Судьба решила: своею кровью я должен отплатить за тебя! Но мне нужна твердость, чтобы нанести удар. О, почему я так его люблю!