Глава 9
Контрразведка и контрабанда
К дежурному по штабу Одесского военного округа явился подтянутый офицер и выложил на стол бумагу:
– Разрешите представиться: штабс-капитан Продан. Командирован для проведения ревизии, согласно распоряжению первого генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба.
Дежурный изучил предписание и кивнул:
– О вас была телеграмма, помню. Вы уже где-то остановились?
– Решил прежде воспользоваться вашим советом. Хочется, знаете ли, сэкономить командировочные.
– Понимаю. Сейчас пройдите к генералу Калнину. Эммануил Христианович – окружной квартирмейстер, он будет руководить вашей ревизией. В его власти поселить вас в одной из казарм. По случаю теплой погоды войска уже убыли в лагеря, казармы стоят пустые. Думаю, его превосходительство сумеет разместить приезжего офицера. Пока дайте-ка я отмечу ваше предписание.
Дежурный взял бумагу и воскликнул:
– Вас звать Игорь Алексеевич? Никогда прежде не встречал такого имени.
– Это в честь блаженного Игоря Черниговского. Имя действительно редкое, соглашусь.
Через несколько минут штабс-капитан уже входил в кабинет окружного генерал-квартирмейстера. Тот пожал гостю руку:
– Рад, рад. Лыков ждет не дождется. Его связали слежкой по рукам и ногам. Как только узнали, черти германские? Сейчас ищем, где протечка.
– Фингергут не мог?
Калнин энергично отмахнулся:
– Пусть он немец, но не можем же мы за одно это чернить его?
– Не можем, – согласился штабс-капитан. – Но кто тогда?
– Челебидаки, чиновник особых поручений при градоначальнике, – один из возможных болтунов. Это недалекий человек с манией величия. Целыми днями шляется по присутственным местам и мешает работать. Но, вернее всего, протечка случилась в городской управе. Земельным отделением там руководит Клаус Манфредович Зеебрюннер. Видная фигура в Немецком клубе, большой патриот фатерланда. За Лыковым стали следить сразу после того, как он пришел в управу с вопросами.
– Немецкий клуб, – напомнил Продан, – похож на шпионское гнездо. А у нас там нет никакой агентуры. Жулик, которого завербовал Лыков, не закроет все осведомление, он слишком ничтожная для этого персона. Может, поискать в Одессе порядочного немца и уговорить его пролезть туда? В городе их проживает десять тысяч. Неужели одного порядочного не найдем?
Генерал-майор скептически хмыкнул:
– Порядочный за своими шпионить не станет. Но цифры удручают. Дивизия запасных в самом городе, и еще столько же в окрестностях. Случись война, что будет?
Штабс-капитан только вздохнул:
– У вас еще ладно, две дивизии прописаны. А вокруг Петербурга знаете сколько немцев живет? Больше девяноста тысяч! Хватит, чтобы три корпуса укомплектовать. Куда смотрят власти?
Военные глубокомысленно помолчали, и штабс-капитан заговорил о другом:
– Лыков подозревает в измене Двоеглазова? Другие все чисты?
Квартирмейстер помрачнел:
– Двоеглазов всегда казался мне приличным и способным офицером. Сейчас сыскное отделение пытается выяснить, откуда у его бывшей жены взялись такие капиталы. Давайте воздержимся, не будем раньше времени порочить человека.
Продан кивнул:
– Хорошо. Дождемся результатов проверки. А я начну ревизию с морского батальона. Буду приглядываться, расспрашивать людей, сопоставлять… После перейду в окружное инженерное управление. Измена где-то там. Или, Эммануил Христианович, уж извините – у вас, в штабе.
– Даже думать об этом не хочется! А приходится.
Калнин ругнулся про себя и продолжил:
– Пора заканчивать разговоры. Я поселю вас в Сабанских казармах на Канатной угол с Полицейской, бок о бок с морским батальоном. Днем и ночью будете с ними, это полезно.
– Там отыщется для меня комната? – удивился штабс-капитан. – Ведь сухопутные моряки в лагери не отбывают.
– Моряки – нет, у них вся служба связана с заливом. Другие квартиры опустели, войска ушли в поле. Мест хоть отбавляй: казармы Фишеровича, Гринберга, Ратнера… Но вам лучше на Канатную. Говорят, ее скоро переименуют в улицу Полтавской победы. Есть в Одессе странная привычка переименовывать… Например, Дворянскую несколько лет назад назвали улицей Витте. А когда того разжаловали в рядовые, дума не постеснялась и перелицевала ту же улицу в Петра Великого. Так вот, на Канатной имеется свободная комната, ее и займете. Лыков просил передать, что ждет вас в шамбр-гарни Шапиро в Малом переулке сегодня в десять часов вечера. Номер снят на фамилию Смирнов. Честь имею!
Продан поехал в Сабанские казармы, заселился и представился начальнику Одесского морского батальона полковнику Набокову. Тот сразу же вызвал подполковника Стаматьева, заведывающего батальонным хозяйством. Офицеры договорились, что начнут ревизию с завтрашнего дня, и гость отправился осматривать город.
В оговоренное время штабс-капитан вошел в пятый номер меблированных комнат Шапиро. Там его дожидались Лыков и Азвестопуло. Сыщики и контрразведчик познакомились, после чего Алексей Николаевич сделал обстоятельный доклад. С его слов выходило, что Двоеглазов почти наверняка изменник. Над ним находится некто Пфаффель – то ли помощник резидента, то ли агент-вербовщик. Еще в организацию входит надворный советник Зеебрюннер из городской управы. Немцы из соседних с Одессой колоний почти поголовно вовлечены в деятельность шпионской сети, пусть и на мелких ролях: как наблюдатели, курьеры, запасные агенты. Один из почтовых ящиков организации – пароходная и транспортная контора «Гергард и Гей». Она отправляет пассажиров и грузы в порты Германии. А заодно пересылает шпионскую корреспонденцию. Ящик, скорее всего, не единственный. Резидент всей организации – русский. О нем ничего не известно, кроме того, что он высокого роста…
Игорь Алексеевич стал задавать вопросы. Почему сняли подозрение с Пейхеля? Как оказалось, его брат состоит в партии эсеров, бежал из ссылки и сейчас проживает в Берлине. Вот и связь с Германией! А у чертежника топографического отдела штаба округа Ламанского недвижимость в Бреслау. Почему он даже не попал в круг подозреваемых?
Лыков пояснил, что дом в Бреслау достался Ламанскому по наследству, это подтвердил русский консул. А Пейхель находится в ссоре со всей родней после того, как принял православие. С братом-эсером они даже подрались… Так что все указывает на капитана Двоеглазова. Старший адъютант штаба округа – очень информированный человек. Калнин уже начал прятать от него некоторые документы. Надо что-то с этим делать. Если отстранить капитана от должности на время проверки, то на его репутацию ляжет пятно. А получится ли доказать вину офицера? Вдруг дальше подозрений дело не пойдет? Как тогда извиняться перед ним?
Продан сказал:
– Можно послать Двоеглазова, например, в Севастополь. С правдоподобным поручением. А в его отсутствие обыскать квартиру.
– Хорошая мысль, – поддержали сыщики. – Капитан живет на Среднем Фонтане, на даче Ранга. Потребуется удалить денщика, но мы найдем способ.
На следующий день ревизор приступил к проверке. Перед этим ему пришлось выдержать допрос с пристрастием. Подполковник Стаматьев спросил: почему Продан штабс-капитан, а не титулярный советник? Ведь ревизией хозяйственной деятельности строевые офицеры не занимаются, это дело военных чиновников. Командированный ответил, что при Главном штабе состоит небольшая группа офицеров, которая ведет особенные ревизии. И он входит в их число. Их вызывают, когда требуется проверить не только количество полотенец или седельных ремней, но и мобилизационную готовность части. Такие особенные ревизии совершаются негласно, в порядке очереди по всем округам. Вот теперь настало время Одесского округа. Командующий и генерал-квартирмейстер извещены об этом, а остальным знать не положено. И он, Продан, делает для Стаматьева исключение лишь по одной причине – им вместе работать над отчетом. Штабс-капитан будет запрашивать такие документы, которые вроде бы не должны интересовать обычного ревизора. Но так надо. В случае необходимости командование Одесского морского батальона может обратиться за разъяснениями к Калнину. И больше ни к кому.
Стаматьев глубоко задумался и доложил все Набокову. Вдвоем они поехали в окружной штаб. Генерал-майор Калнин их принял и подтвердил слова особенного ревизора. После неудачной русско-японской войны идет постоянное улучшение управления войсками. А что может быть важнее мобилизации? И вот помимо официальных проверок придумали еще такую, негласную. Проводят ее не экзекуторы, а офицеры, прикомандированные к мобилизационному отделу Главного штаба. Поэтому надо отвечать на все вопросы, которые будет задавать штабс-капитан Продан, какими бы странными они ни казались.
После такого объяснения ситуация выправилась, и командированный приступил к проверке. Делопроизводитель батальона по хозяйственной части коллежский секретарь Рыжак был отдан в его полное распоряжение. Ефим Григорьевич, очередной выкрест в составе Одесского округа, был опытным чиновником. Но даже он удивился приемам столичного ревизора. Тот не стал пересчитывать «рябчики» на складе, а сразу полез в штабной сейф. Осмотрел и разве что не обнюхал заветный конверт с надписью «Вскрыть после объявления мобилизации». Прошерстил списки запасных нижних чинов, подлежащих немедленному призыву в батальон. Затем поднял отчеты по обучению армейских частей навыкам морского десантирования за все годы существования батальона. Выяснилось, что в основном это были части Тринадцатой пехотной дивизии, стоящей в Крыму. Специалисты Набокова обкатали в море первую бригаду – Сорок девятый пехотный Брестский и Пятидесятый пехотный Белостокский полки. В июне прибудут орудия Тринадцатой артиллерийской бригады, и начнется самое сложное: отработка морских операций с тяжелым артиллерийским вооружением. Пехота на металлических катерах, пушки – на деревянных баржах, разведывательные команды учатся грести по бурному морю на шлюпках. Полки второй бригады назначены к обучению уже на следующий год…
Штабс-капитан посетил и гребную, и техническую роты батальона. Особый интерес он почему-то проявил к станции беспроволочного телеграфа, только-только появившейся в штатах. Питерец выяснял, можно ли передать со станции зашифрованный текст незаметно от командования. И дойдет ли сообщение до Константинополя. Начальник станции штабс-капитан Лебедев обратился за разъяснениями к Набокову. Полковник приказал: ничему не удивляться и оказать полное содействие.
А ревизор продолжал чудить. Вдруг он на целый день уехал в Дальницы на окружную военно-голубиную станцию. Изучил, как там поставлено дело, и задал начальнику, капитану Геруцкому, много странных вопросов. Особенно гостя интересовало, не залетали ли к военным «штатские» голуби с окрестных голубятен? И не было ли при них донесений на иностранных языках?
Геруцкий, известный всей России специалист, рассказал много любопытного. «Штатские» птицы прилетают постоянно, Одесса славится своими голубятнями. Какие-то бумаги на некоторых птицах имелись, но голубятники давно договорились не читать чужие послания. Прежде, еще когда договоренности не было, он, Геруцкий, развернул пару бумажек. Они были на немецком языке.
– Вы знаете, чьи это были почтальоны, Евдоким Григорьевич?
– Конечно, Игорь Алексеевич. Мне ли не знать? Оба раза птички были из «конюшни» Адама Зеебрюннера, комиссионера и большого энтузиаста голубиной почты.
– А кем он приходится Зеебрюннеру из городской управы?
– Вроде бы они двоюродные братья. А что это имя у вас такое редкое? Игорь… Никогда такого не встречал до сих пор. Хотя оперу Бородина «Князь Игорь» слушаю с удовольствием.
Простившись с Геруцким, Продан вернулся в морской батальон и засел в архиве. Вечером он постучался к Рыжаку:
– Ефим Григорьевич, вы не ушли?
– Пока нет. Хочу еще полчасика поработать.
– Не подскажете, что это за бумаги? Нашел в шкафу с картами лимана.
Делопроизводитель некоторое время разглядывал документы, потом сообразил:
– Ах, эти… Черновик отчета, который мы направляли в окружный штаб.
– А что за отчет?
– Проект постановки минных заграждений в Одесском заливе на случай войны. Надо бы приложить к мобилизационной части, да все руки не доходят.
– А какое отношение имеет Одесский морской батальон к минным заграждениям? Вы подчиняетесь округу, а мины будут ставить моряки Черноморского флота.
– Так-то это так, Игорь Алексеевич. Но у минной роты нет своих судов. Будет когда-то… как уж он называется? Заградитель. Вот. Минный заградитель. А пока нет ни ялика. И мы помогали промерять глубины и выставлять точки координат.
– Поглядите, пожалуйста, весь отчет на месте?
– Уже поглядел. Не хватает первого листа. Там самое начало плана, и указана нулевая координата, что возле Платоновского мола.
– А кто имел доступ к отчету с момента его написания и по сию пору?
Рыжак задумался:
– Я имел. Подполковник Стаматьев тоже. А еще командир технической роты капитан Фролов-Повало-Швейковский.
– Где он сейчас? Мы с ним не встречались, хотя я был в роте.
– А капитан убыл в длительную командировку в Севастополь.
– В Тринадцатую пехотную дивизию?
– Точно так, Игорь Алексеевич. Дивизия у нас уже в печенках сидит. Тоже мне, морской десант! А сами ничего не умеют, приходится их учить даже бороться с качкой.
Продан продолжил расспросы:
– А кто еще имел доступ к плану?
– Писари имели.
– Ваши, батальонные?
– Да. Вот я узнаю руку ефрейтора Фанариоти.
– Он еще служит?
Делопроизводитель помотал головой, в соответствии с фамилией рыжей:
– Вышел в отставку в марте. Я встретил недавно Спиридона на Екатерининской угол Базарной. Он формально альвичек, а на самом деле шмуглер.
– Простите, вы не могли бы перевести с одесского на русский? – улыбнулся штабс-капитан.
– Да, конечно. Альвичек значит торговец халвой. Это наружное занятие Фанариоти. А в действительности он шмуглер, то есть контрабандист.
– Вот как. И чем же сейчас промышляет отставной ефрейтор?
Рыжак нахмурился:
– Вас и это интересует, Игорь Алексеевич? Помимо шпионажа.
– Давно догадались про шпионаж?
– Почти сразу. Дураком надо быть, чтобы не догадаться. А я, простите, умный.
– Почему вас насторожил мой вопрос про контрабанду?
– Видите ли, Игорь Алексеевич… В Одессе занятие контрабандой считается вполне достойным, даже уважаемым. Таковы старинные традиции: многие богатейшие фамилии сколотили состояния на этом. Сейчас, конечно, масштаб не тот, но люди куют копеечку. И если вы хотите преследовать Спиридона, вредить ему, то я не смогу вам в этом помочь. Извините.
Продан закрыл плотно дверь и подсел к коллежскому секретарю.
– Ефим Григорьевич. То, что я вам сейчас скажу, большой секрет. О нем знает из местных лишь генерал-майор Калнин. Теперь узнаете и вы.
– А может, не надо?
– Вам знать? Надо. Иначе вы мне не поможете. А один я не справлюсь, мне нужны порядочные и умелые люди, как вы.
Рыжак нахмурился. Если хвалят, значит, дело плохо…
Штабс-капитан оглянулся на дверь и продолжил:
– Вы сами сказали, что в отчете по минным полям отсутствует первый лист. Помните?
– Разумеется.
– Так вот, мы его нашли.
– Где?
– В Петербурге, в секретном донесении германского шпиона.
Выкрест на глазах покрылся красными пятнами:
– Не думаете ли вы, что это я продал секрет?
– Если бы мы так думали, я бы говорил с вами иначе. И не здесь, а в военной тюрьме.
Рыжак помолчал, затем прошептал:
– Ну теперь мне понятно…
– Что вам понятно, Ефим Григорьевич?
– Ваши расспросы и вообще… То есть на самом деле начальство не мобилизационную готовность проверяет, а ищет предателя.
– Именно так. Помогите нам в этом. Я выполняю секретное распоряжение лично военного министра. Все, кто окажет содействие, будут отмечены.
– Но при чем тут Спиридон Фанариоти?
– Мы думали, что изменник в штабе округа. Но первый лист пропал из вашего экземпляра! Значит, он, продажная душа, здесь. Был, а может, и сейчас служит. Сколько писарей в штате батальона? Семь, если считать сверхштатных?
– Семь, – вздохнул Рыжак. – Бумажной волокиты очень много. Чем дальше, тем больше. Мы уже на пределе, а из штаба все шлют и шлют новые запросы. Приходится брать из строевых солдат наиболее грамотных и привлекать их к переписке.
– Семь писарей. Сколько времени уйдет у меня на их проверку? То-то. А Спиридон Фанариоти восьмой. Упростите мне задачу. Если он не связан с германской разведкой, пусть занимается своей контрабандой, мы его не тронем. Нас интересует другое.
– Понимаю. Что я должен сделать?
Продан облегченно вздохнул:
– Ну наконец-то. Мы договорились? Тогда в первую очередь вы должны рассказать мне о лицах, допущенных к секретам в Одесском морском батальоне. Начните с Фанариоти. Ведь именно он переписывал отчет.
Ночью сыщики и контрразведчик снова встретились. Штабс-капитан рассказал о своих открытиях. Первый лист плана отсутствует. Ну и что? В письме фон Циммермана был не сам лист, а перерисовка с него. Секретный доклад исполнял писарь, который после демобилизации стал контрабандистом. Обычное для Одессы дело… Вдруг лист похитили для отвода глаз? Чтобы навести подозрение на батальон. А перерисовали его в штабе округа и оставили на месте, в докладе.
Дознаватели разделили обязанности. Продан, как человек военный, пойдет в пограничную стражу, расспросит о контрабандистах там. Имеются ли у пограничников данные на Фанариоти? Как вообще обстоят дела с контрабандой? Не мелькал ли где немецкий след?
Азвестопуло подрядился зайти с другого конца, через таможенный округ. Что там известно насчет отставного писаря?
Лыков взял себе сыскное отделение – и оплошал. Утром следующего дня он встал, чтобы отправиться к Черкасову. Но едва сделал несколько шагов к умывальнику, как его повело. Голова закружилась так, что сыщик едва не упал. Перед глазами поплыли зеленые и красные круги, ноги стали ватными, и заломило в том виске, по которому несколько дней назад чиркнула пуля. Контузия! Этого только не хватало. Алексей Николаевич уже испытал на себе, что некоторые контузии дают о себе знать не сразу. Иногда через несколько лет, иногда через сутки. И сейчас придется лечиться, а не бегать по притонам.
Коллежский советник телефонировал помощнику. Встревоженный Азвестопуло примчался, глянул на бледное лицо шефа и повез его в Новую городскую больницу.
Новая больница в Романовке считалась гордостью Одессы. Лестницы в ней были мраморные, стены облицованы фаянсовыми плитками, а полы в операционных и ванных выложены мозаикой. Больница копировала знаменитое заведение в Будапеште и была рассчитана на восемьсот коек. Лыкова долго водили по ней и окончательно измучили. Сергей поместил его в отдельную палату неврологического отделения, на улучшенном продовольствии. Обычное лечение для приезжего стоило тридцать рублей в месяц, а с улучшенным питанием – целых сорок восемь. Но чего жалеть? Лесное имение прокормит.
Так Алексей Николаевич временно выбыл из игры. Его помощники взялись за дело по своему усмотрению.
Продан явился в штаб Пятого округа Отдельного корпуса пограничной стражи. Представился начальнику штаба полковнику Байкову, но тот долго слушать его не стал. ОКПС хоть и являлся военной частью, но подчинялся министру финансов. От письма военного министра полковник просто отмахнулся. Сказал, что его люди лучше всех, от контрабандистов только перья летят. Но детали лучше запросить в Одесской бригаде.
Штабс-капитан вернулся туда, откуда ушел, – на Канатную улицу. Разыскал командира Одесской бригады генерал-майора Будкевича и задал ему свои вопросы.
Будкевич оказался большим энтузиастом своего дела. Заполучив собеседника, он вывалил на него целый ворох сведений о подвигах пограничной стражи. Беседа длилась больше часа. Штабс-капитан узнал, что Одесская бригада Пятого округа состоит из двух отрядов – собственно Одесского и Фонтанного. А еще у них в подчинении есть крейсер «Коршун». Только пограничники и конвойные войска имеют право в мирное время применять холодное и горячее оружие без особого приказа начальства, исходя из обстановки. И такое нет-нет да случается. Контрабандисты – народ лихой, с пустыми руками на дело не ходят. В стычках бывает всякое, в том числе и кровопролитие. В лихолетье пятого года происходили целые сражения, были убитые и раненые с обеих сторон. Сейчас все поутихло, но служба по-прежнему опасная.
– Что ввозят чаще всего? – спросил штабс-капитан.
– В последнее время, слава богу, опять начали тащить через границу фильдекосовые чулки. А то прежде все оружие норовили! Вам, кстати, не надо дюжину-другую чулок? Хорошие, французские. Мы конфискат продаем с аукциона, уступим подешевле.
– Спасибо, ваше превосходительство, позвольте подумать. А еще что везут?
– Как начинается лето, так сразу зонты. И кружева. Но главная статья, конечно, – это табак. Еще вино. Не хотите ли коньяку? По той же линии, выйдет для вас совсем недорого. Люди военные должны помогать друг другу!
– Благодарю, ваше превосходительство. А кто особенно отличается в контрабанде?
Генерал удивился:
– Греки, конечно. Боевые ребята, скажу я вам.
– Фамилия Фанариоти вам ничего не говорит? Спиридон Фанариоти, служил в Одесском морском батальоне, а сейчас контрабандист.
– Нет, не припоминаю такого. Вам лучше справиться у бригадного адъютанта, но он нынче в отпуску.
– А немцы вам попадались среди нарушителей?
Будкевич развел руками:
– Я командир, я статистики не веду. Вроде бы колбасников нет. А если и есть, то погоды они не делают, а делают, как я уже сказал, греки.
– Простите мне мой вопрос, господин генерал-майор. Однако я обязан его задать. Возможен ли сговор между чинами пограничной стражи и нарушителями? На корыстной основе.
Будкевич мрачно взглянул на дотошного командированного:
– Вы ведь офицер, должны знать воинский устав о наказаниях.
– Я его знаю, но прошу пояснить, что ваше превосходительство имеет в виду.
– А вот что. Чины пограничной стражи при исполнении ими служебных обязанностей по охране границы приравниваются к чинам военного караула, – терпеливо пояснил генерал-майор. – Известно вам это?
– Признаться, нет. Давно ли так заведено?
– С девяносто второго года, и это сразу подняло дисциплину в корпусе. Так вот, за содействие контрабандистам пограничников наказывают по статье сто шестидесятой воинского устава. Как за кражу имущества, вверенного их охранению. А это от четырех до восьми лет каторги!
Продан чуть не присвистнул от удивления.
Командир бригады продолжил:
– Это с одной стороны. С другой, поимщикам и задержателям контрабанды выплачивается вознаграждение. Вполне официально, и притом солидное. В ряде случаев награда доходит до шестидесяти шести процентов от стоимости проданных с аукциона товаров. А еще часть платится с пеней и взысканных пошлин. Или есть такой способ подзаработать: за каждого контрабандиста, схваченного с оружием в руках, стражник получает от казны сорок пять рублей. Вот только ребята там боевитые, сдаваться не хотят… Понимаете, штабс-капитан, к чему я веду?
– Кажется, я вас понял. Система такова, что чинам корпуса выгоднее честно служить, а не шкурничать.
– Вы правильно меня поняли. Если вас интересуют таможенные преступления, то ищите их не в славном Отдельном корпусе пограничной стражи. У нас рвачей нет. А вот в самой таможенной службе, где мутной воды как в Черном море и даже больше… Там и ищите. Вы уловили мой намек? Но я вам этого не говорил, поскольку подчиняюсь начальнику таможенного округа.
– Благодарю за подсказку, ваше превосходительство. И за разговор в целом. Честь имею!
Доводы генерала были убедительны. С одной стороны, восемь лет каторги, с другой – премии в тысячи рублей. Выбор очевиден. А таможенные служащие, которые отделываются отчислением со службы, испытывают другие соблазны. Но как залезть в эту огромную и закрытую для посторонних лавочку?
В Российской империи всего четыре главные складочные таможни: Санкт-Петербургская портовая, Московская, Варшавская и Одесская. Последняя по объемам вывоза не имеет себе равных и даже обгоняет столичную. Но сыщиков больше интересовал привоз. Оказалось, что здесь Одесса в последнее время стала уступать. Всего-навсего пятое место, после Петербурга, Александрова, Вержболово и Ревеля. Азвестопуло подумал-подумал и привел в палату к Лыкову нового человека.
– Вот, Алексей Николаевич, знакомьтесь, – сказал он. – Это мой давний товарищ Сергей Владимирович Кузьминцев. Учились в одном классе гимназии. А теперь он владелец лавки колониальных товаров на Преображенской, угол Греческой. И большой специалист по интересующему нас вопросу.
Лыков поздоровался с гостем. Мускулистый, с обильной ранней сединой, вид независимый… Титулярный советник продолжил:
– Сергей Владимирович обещает честно ответить на наши вопросы. По старой дружбе. А мы взамен обязуемся не использовать полученные сведения ему во вред.
– Даже и отблагодарить можем, – подхватил коллежский советник. – В рамках закона. Облегчение с продлением промыслового свидетельства или что-нибудь в этом роде. Может, с приставом надо договориться? Только скажите.
– Да я сам решаю такие мелочи, – отмахнулся негоциант. – Но Сережа попросил помочь. Я готов, спрашивайте. Что вас интересует?
Лыков уселся на кровати поудобнее и начал с главного:
– Расскажите, пожалуйста, как в Одессе устроена контрабанда? Кто основная сила, а кто в запасных?
К удивлению питерца, гость ответил вопросом на вопрос:
– Какая из контрабанд вас интересует?
– А их что, две?
– Две. И они различаются.
– Хм. Тогда опишите обе.
Кузьминцев начал тоном ментора:
– Первая идет морем, а иногда и сушей и осуществляется силой и храбростью причастных к этому людей. Собственно, обыватели лишь такую контрабанду и знают.
– Вы имеете в виду фелюги, которые по ночам причаливают к пустынному берегу? А с них ловкие люди таскают ящики с турецким табаком?
– Примерно так, – кивнул негоциант. – Классика! Время от времени на них натыкаются пограничные дозоры или крейсера перехватывают в море. Но если все обошлось, груз попадает в одесские катакомбы и там отлеживается.
– Про катакомбы, пожалуйста, подробнее, – попросил коллежский советник. – Я, когда гулял по Ланжерону, видел в береговых склонах дыры наподобие пещер. Это они?
– Они.
– И как же там спрятать контрабанду? Это надо ее прямо на городских пляжах разгружать – кто дозволит?
Кузьминцев усмехнулся:
– Вы плохо представляете, что такое наши пещеры. Равных им нет во всем мире.
– Так уж и нет! – возразил петербуржец. – В Риме или Париже они тянутся на сотни верст.
– А у нас на тысячи.
– Да будет вам!
Гость обернулся к Азвестопуло:
– Сережа, что за сомнения? Ты ему не рассказывал про наши подземелья? Давай сводим, пусть убедится.
Тот заступился за Одессу:
– Алексей Николаевич, мой товарищ правду говорит. Там целый город, секретный. Всех его тайн никто не знает, карты не существует. А внизу, между прочим, обитают тысячи людей. Главные, конечно, каменотесы. Они пилят ракушняк, а другие используют образовавшиеся пустоты. Говорят, коридоры катакомб проходят под всей Одессой. И по ним можно добраться от Куяльника и Усатова до Аркадии и Романовки. Не знаю, верить ли – сам не проверял.
– Как они образовались? И как стали такими огромными? – спросил Лыков с недоверием. – От Куяльника до Аркадии поверху идти чуть не целый день…
– Одесса выстроена из ракушняка, – напомнил шефу его помощник. – Когда его добывали, образовались длинные коридоры. Камень сам по себе твердый, для стройки подходит. Но при этом кроится ручной пилой. Вот и напилили… Дороги, тупики, развилки в нужных местах. Некоторые участки выработаны в три этажа. Целый подземный город. А когда в Одессе ввели порто-франко, катакомбы очень пригодились предприимчивым людям. Зону беспошлинной торговли окопали рвом, караулы расставили. А одесситы тащили товар под землей, минуя рогатки. Порто-франко длилось сорок лет, за это время Одесса стала Южной Пальмирой. Потом режим отменили, а привычка к контрабанде – она же на века! Каменоломни в черте города запрещены, теперь камень добывают далеко от Ришельевской. Но коридоры, связывающие центр с окраинами, никуда не делись. Вот и результат…
– Хорошо, вернемся к контрабанде, – примирительно сказал Лыков. – Преступники высадились в темноте на берег, где нет надзора. Сгрузили товары и спрятали их в катакомбах. Что дальше?
– Дальше их по подземным коридорам доставили в лавки и магазины, – подхватил Кузьминцев. – Под многими домами в лучших частях Одессы существуют так называемые мины, или спуски в подвалы. Только это не те обычные подвалы, которые есть в каждом городе, с ледниками для хранения провизии и ларями для овощей. У нас подвалы особые. Мясо с рыбой там тоже лежат на холодке. Но еще есть вход в подземный город. Своя, так сказать, калитка. И через нее ходит тот, кому положено. А кому не положено, тому лучше не соваться, могут и голову оторвать.
– Так. Необандероленный товар попал в лавку купца Имярекова. Что дальше? Ведь он иностранного происхождения. На него нет ни таможенных ярлыков, ни фактур. Любой полицейский заподозрит неладное, потребует бумаги – и конец торговле.
– Правду говорите, – согласился одессит. – Мало протащить товар на Большую Арнаутскую, где магазин купца Имярекова. Нужно его прикрыть сопроводительными документами. Тут в дело вступают евреи-граверы. Они фабрикуют нужные бумаги. Даже таможенную пломбу соорудят, не говоря уже про коносамент. Или же контрабандный товар как можно быстрее увозят прочь из города, за пределы пятидесятиверстной зоны. Там, как известно, внутреннюю торговлю уже не проверяют и бумаг не спрашивают.
– Значит, это была первая разновидность контрабанды, – подытожил коллежский советник. – Та, которую знают обыватели. И которую пытаются пресечь герои из корпуса пограничной стражи. Кто тут главные действующие лица? Греки?
– Они по преимуществу, – подтвердил негоциант. – Одесские греки тесно связаны с допголаками, греками малоазиатскими, – главными поставщиками восточных товаров. Вера-то одна, легче договориться. Турки шустрят на вторых ролях, русские с малороссами чуть-чуть подыгрывают.
– А немцы?
– Немцы для таких забав слишком законопослушные. Так-то они жулики не хуже остальных, если могут словчить – словчат. Но биться с пограничниками не в их обычае.
– А что вообще пограничники делают в Одессе? Неужели в черте города на пляжах по ночам действительно разгружают контрабанду? С трудом в это верится…
– Каждую ночь разгружают, – заверил сыщика негоциант. – По мелочи, с пришедших в гавань судов. А крупные партии идут другим маршрутом, в обход. Береговую линию охранять трудно. Одно время в моде был Аккерман, всю контрабанду выгружали там. Сейчас, я слышал, много везут из Румынии и доставляют в Килийское гирло. Но чем ближе к катакомбам, тем безопаснее. Потому пригородные лиманы удобнее всего.
– А что чаще всего тащат?
– То, что мало весит, но дорого стоит. Чулки, перчатки, корсеты, белье, кружева. Косметику и парфюмерию. Чай и кофе. Табак. Специи. Карточные колоды сейчас в большом ходу, их покупают клубы. Некоторые из наших специализируются на мануфактуре или обуви. Качественные сукна в цене, особенно английские. Порнографические открытки. Журналы. Спирт.
– Хорошо, Сергей Владимирович, я понял. Насчет катакомб интересно. Не там ли прячется тот, кого мы ищем?
– Балуца? – сразу догадался гость. – Очень даже возможно.
– И как нам с Сергеем Маноловичем туда попасть?
– Лучше туда не попадать, – осторожно возразил одессит. – Чужих под землей не жалуют. Больше скажу: даже тела не найдут. В катакомбах есть места, куда сто лет никто не заходил и не зайдет. Присыплют покойника каменной крошкой, и делу конец… Там много таких тайных захоронений. Некоторые из них я видел своими глазами. Безымянные могилки неведомо кого… Бр-р!
– Давай про вторую разновидность, – приказал товарищу Азвестопуло.
Тот пожал плечами:
– Извольте. Вторая денежнее, чем первая. И гораздо менее рискованная.
– И в чем она заключается? – навострил уши Лыков.
– Да проще пареной репы. Надо только купить хабарника, и ваше дело в шляпе.
– Хабарник – это взяточник?
– А кто же еще? Русская таможня как будто нарочно устроена так, чтобы облегчить чиновникам поборы. Рассказать вам про ихние порядки?
– Для этого, Сергей Владимирович, мы вас и побеспокоили. Значит, честные контрабандисты меньше вреда казне наносят, чем хабарники?
– В десятки раз! Ну, слушайте.
Продавец колониальных товаров закурил сигарету, устроился поудобнее и начал:
– Одесская главная складочная таможня самая важная на всем юге. Знаете, в чем ее отличие от, к примеру, таможни первого класса? В первоклассной привезенный груз может храниться без оплаты пошлины один год. А в главной – три года. За хранение взимают полежалое, само собой. Но пошлину можно оттянуть. А еще при морском привозе дозволяется доставлять товар без указания, кому он адресован. Груз выдается лицу, предъявившему дубликат коносамента; это называется провоз на ордер. К чему я это рассказываю? А к тому, что вопрос оплаты пошлины самый тонкий. За один и тот же товар можно отдать много, а можно – мало.
Смотрите, как это делается. Получатель заморского товара, если тот не запрещен к ввозу в империю, подает в таможню так называемое объявление. Это справка о грузах, поступивших на его имя. В объявлении негоциант должен подробно описать товары. Настолько подробно, чтобы таможня, проверив сам товар, могла начислить на него полагающуюся пошлину. Согласно нашим законам, бумага должна быть составлена по особой форме. И содержать все сведения, необходимые для проверки товара, его выпуска и регистрации. То есть число мест, их знаки и номера, количество и качество, цену… Слово «качество» тут главное. И что делает грузополучатель? Ведь у него есть только те немногие сведения, которые он получил от продавца. Две строки в фактуре и счете, да еще на иностранном языке. Чтобы безошибочно составить объявление, надо сличить содержание фактуры – с чем?
Полицейские пожали плечами. Кузьминцев продолжил:
– С редакцией всех статей тарифа: какое тарифное наименование ближе всех к данному товару.
– А что за статьи тарифа?
– Ну это кодификатор ввозимых товаров. Он всегда неполный, но отступать от него даже на букву нельзя.
– А если привезенный товар отсутствует в кодификаторе? – спросил Азвестопуло. – Или получатель не может сам определить тарифное наименование, поскольку не имеет точных данных? А лишь те две строчки на иностранном языке.
– Он вправе написать: товар неизвестен, подробно объявить его не могу. Тогда таможня начисляет ему акциденцию, то есть штраф, в размере трех и одной трети процента с суммы пошлины. За неправильное оформление взыскивают еще строже. Процедура расчета запутана, а цена ошибки большая. Самому негоцианту разобраться трудно. Поэтому он нанимает экспедитора.
– Что за фрукт?
– О, это великое изобретение русской таможни! Экспедитор – главный человек во всей махинации. Как я уже говорил, товар – материя тонкая, качество его можно представить в том или ином виде. А в таможенных тарифах лишь самые простые вещи прописаны. Как рассчитать тарифную ставку? Если же имеет место разносортица, то вообще голову сломаешь. И тогда применяются так называемые факультативные пошлины, когда хозяин товара и таможенный чиновник официально договариваются о скидках. Помогает в этом тот самый экспедитор – особый посредник, состоящий на службе у таможни. Он-то все и проворачивает. А точнее, обеспечивает сговор негоцианта с чиновником. Ведь экспедитор – испытанный проводник взятки, другого там не держат. Будучи внутри системы, опытный махинатор сводит два конца. Рассчитывает настоящую пошлину, показывает грузохозяину. Вот, мол, сколько с тебя положено на самом деле. Но здесь и здесь мы схитрим, перемешаем товары, понизим сорт, изменим наименование на близкое по смыслу, у которого тариф ниже. Экономия такая-то, с тебя тридцать процентов. Из полученной маржи экспедитор дает на лапу таможенному чиновнику. И тот оформляет необходимые бумаги. Товар очищается пошлиной по низшему разряду, на него вешается пломба или клеится таможенная бандероль. Грузохозяин получает квитанцию об оплате сбора – важнейший документ, по которому товар законно пересекает границу. Все!
– Экспедиторы – такие полезные люди, – заметил Алексей Николаевич. – Из кого они вербуются?
– Да из кого угодно. Главное, чтобы человек не был опорочен по суду. Образование, наличие залога, репутация – все это не имеет никакого значения.
– Вот так схема! – возмутился грек. – Таможенные сборы – важнейшая статья дохода государства. И ее доверили черт-те кому. Как это вышло?
Кузьминцев ухмыльнулся:
– А вам известно, что отчет о таможенных сборах предоставляется самому государю еженедельно? Во как. Больше, наверное, нет таких сведений, которые Его Величество видит настолько часто.
– Ну как нет? – обиделся Лыков. – А сводка наиболее опасных происшествий? Я тоже каждую неделю ее составляю, лично. Когда нахожусь в Петербурге.
– Ну разве что происшествия, – охотно согласился Кузьминцев. – Из финансовых новостей только пошлины. И в таком деле, которое находится на первом плане у самого государя, допускаются злоупотребления. Проще всего жульничать с чаем. Как известно, треть поступающего в Россию чая ввозится через Одессу. Огромные обороты, трудно даже представить какие. И главные чайные короли давно уже все отладили. По той же схеме. Ввозят высший сорт, а пишут чайную пыль. И пошлину платят соответствующую. С кофе та же история. Вы пьете его у Левкопуло или Амбарзаки и платите двадцать пять копеек за маленькую чашку! Как же, высший сорт. А таможенную пошлину они заплатили как за бросовый. Спасибо экспедитору.
– А вы, Сергей Владимирович, пользуетесь контрабандным товаром? – поинтересовался коллежский советник.
– Само собой. Иначе барышей не нажить.
– Стало быть, знаете таможенных ловкачей поименно?
– Да их все знают, даже полиция.
– И наши бездействуют? – скривился Лыков.
– А что они могут предъявить? Бумаги в порядке, пошлина уплачена. С квитанцией груз спокойно вывозится из пятидесятиверстной полосы и расходится по всей России. Сортность, господа, сортность!
Кузьминцев глубокомысленно поднял указательный палец:
– Так протаскивают все, что пользуется спросом: зеркала и зеркальное стекло, бронзу, фарфор, мрамор, швейные машинки, пианино, часы, мебель… Даже дубильные вещества и джут. Про хлопок, табак и алкоголь я уже не говорю. Таможенный кодификатор, нарочно составленный к удобству чиновников, дает массу возможностей. Но некоторые вещи провозить нельзя, например игральные карты. Поймают – плати за каждую дюжину пятнадцать рублей штрафу. Однако если дружишь с экспедитором, то и здесь имеется выход. Товар просто вывозят через ворота, с почетом, мимо караула. Только в ярлыке и квитанции написано, что ящики заполнены, к примеру, литографическим камнем. Его в России нет, и пошлина минимальная.
– Получается, ребята с таможни подделывают документы? И не боятся?
– А чего бояться? Это пограничной страже светит восемь лет каторги. А «скорпионам» – арестантские отделения максимум на четыре года, если принял заведомо подложные документы. А еще поди докажи. Кроме того, самые опасные бумаги чиновник никогда не подпишет. Для этого существуют особые люди, те же самые граверы с Молдаванки. Чиновник просто закроет глаза и получит свой гешефт. Вон у них после выхода в отставку какие дома появляются!
Алексей Николаевич дал негоцианту выговориться и задал следующий вопрос:
– Вы знаете человека по имени Спиридон Фанариоти?
– Ну.
– Что «ну»?
– А какой у вас к нему интерес?
– Он контрабандист? – продолжил сыщик.
– Ну.
– Сергей Владимирович, ответьте честно, пожалуйста.
Кузьминцев заартачился:
– Вы полицейские. Значит, хотите ему навредить. Тут я вам не помощник.
– Нам дела нет до его контрабанды, – заявил питерец. – Мы подозреваем Фанариоти в более серьезном преступлении – в шпионаже.
У бакалейщика отпала челюсть:
– Спиридона? В шпионаже?
– Да. И поверьте, для подозрений есть основания.
Одессит растерянно оглянулся на одноклассника:
– А… как же так? Не может этого быть.
– Может, дружище, может, – ответил Азвестопуло. – Мы обязаны его проверить. Лучше пусть проверим мы, а не жандармы. Они так нашумят, что весь город будет знать. Поломают твоему контрагенту гешефт на годы вперед. А мы с Алексеем Николаевичем сделаем все аккуратно, без огласки. Если подозрения не подтвердятся, он останется при своих. Никто и не узнает.
– А точно у вас есть основания? Не врете?
– Зачем нам врать? – ответил Лыков. – Затевать такой обман, чтобы поймать контрабандиста средней руки? За кого вы нас принимаете? Шпионаж в Одессе имеет место. Я приехал сюда по двум линиям: МВД и Военного министерства. Вот, взгляните, письмо за подписью военного министра Сухомлинова. Немцы украли важные военные планы. Следы ведут в Одесский морской батальон, где ваш приятель служил писарем. Тут не арестантскими отделениями, тут каторгой пахнет.
Кузьминцев изучил бумагу и сказал озабоченно:
– Это явно ошибка. Спиридон – парень-хват, за хороший лаж мать с отцом на кон поставит. Но чтобы для германцев секреты воровать… Ну дела!
Бакалейщик вскочил, прошелся по комнате взад-вперед и спросил:
– Что вы хотите? И что требуется от меня?
Азвестопуло приобнял его за плечи:
– Серега, успокойся. Мы все сделаем осторожно. Если Спиридон виноват, поедет в Нерчинск, не обессудь. Если нет – продолжит поставлять тебе беспошлинный кофей.
– Насчет того, что требуется от вас, – подхватил Лыков. – Мы хотим взять его с поличным, на контрабанде. И прижать. Если он докажет, что план минирования Одесской бухты продал не он, то будем считать, что ареста не было. Мы отпустим Фанариоти.
– План минирования Одесской бухты? – побледнел Кузьминцев. – Боже ж мой. А зачем ее минировать?
– На случай войны. Чтобы не было как в тысяча восемьсот пятьдесят четвертом, когда вражеские корабли подошли и разнесли город с моря.
– И немцы украли ваш план?
– Да. Никому не говорите, это военная тайна. Теперь понятна цена вопроса?
– Теперь да.
Все трое какое-то время молчали. Потом негоциант обратился к Лыкову:
– А можно сделать так, чтобы я остался вроде как ни при чем?
– Конечно. Дайте наводку, а дальше мы сами. Ваше имя нигде не будет фигурировать.
– И если шпионаж не подтвердится, Спиридона оставят в покое?
– Обещаю.
– Тогда что же вы за полицейские?
Коллежский советник спросил в ответ:
– Я похож на человека, который гоняется за контрабандными чулками?
– Вообще-то нет.
– Правильно. Мы ищем убийцу родителей Сергея Маноловича, негодяя, которому место в аду. Тут еще Военное министерство, узнав, что буду в Одессе, попросило о помощи. Я чиновник особых поручений Департамента полиции в шестом классе. Всякая мелочь – не мой профиль.
– Хорошо. Я вас слушаю.
– Что за человек Спиридон Фанариоти? Как он связан с преступным промыслом?
Азвестопуло тут же вмешался:
– Алексей Николаевич, в Одессе выражаются иначе! Дозвольте лучше мне. – И переформулировал вопрос: – Как Спиридон связан с благородным делом беспошлинной торговли?
Кузьминцев повеселел:
– Так оно лучше. Спиридон Фанариоти – потомственный контрабандист. Еще его дед дрался с таможенной стражей. Весь в шрамах был, я его помню. Отсидел несколько лет в тюрьме, шел на каторгу, но откупился.
– Как получилось, что одессит отбывал воинскую повинность в своем городе? – опять взял слово Лыков. – Это против правил. Он должен был служить в другом месте.
– Точно я не знаю, но могу предположить, – ответил бакалейщик. – Спиридон ведь грек. Греки от природы мореходы, из них получаются лучшие рыбаки и лучшие контрабандисты. А в Одесский морской батальон набирают самых-самых.
Титулярный советник расправил плечи и заявил:
– Да, мы такие…
– Чем именно промышляет наш герой? – продолжил расспросы питерец.
– Я покупаю у него кофе, какао, оливки, специи, паштеты, греческие вина и коньяки. Еще, как мне известно, он возит турецкий табак.
– Где хранится контрабанда?
– В катакомбах, конечно. У Фанариоти есть свой участок в каменоломнях.
– Где именно? Какой номер участка?
Кузьминцев пожал плечами:
– Номера я не знаю, надо справиться в городской управе. Место скажу. Это в Дальнике.
– Вы там бывали?
– Пару раз приезжал за товаром. Обычно его доставляет мне прямо в магазин биндюжник Вовка Пасечник. Доверенный человек Спиридона и тот еще головорез.
– Часто Фанариоти там бывает? Поясню: нам надо взять его с поличным, на контрабанде.
– Вас будет только двое?
– Да, мы с Сергеем Маноловичем и никого более.
– Хм. Под землей, двое полицейских, да еще хотите взять потомственного контрабандиста… Вы хоть понимаете, чем это может кончиться?
Лыков с Азвестопуло переглянулись, и грек ответил:
– Ничем особым не кончится. Мы сцапаем отставного писаря и зададим ему вопросы. Никто не придет ему на помощь, под землей каждый сам за себя.
Кузьминцев покачал головой:
– Ты рассуждаешь, как Нат Пинкертон. А тут большие деньги замешаны.
– Это мы еще поглядим. Ты нас с Алексей Николаичем в деле не видел.
Лыков пресек их пикировку:
– Участок выработки записан на имя Фанариоти? Где он, хотя бы примерно?
– Участок его, официально. Место между Жеваховой горой и путями железнодорожной ветки на Куяльник.
– Вход кто-то караулит?
Бакалейщик напряг память:
– Вроде нет. Там добывают ракушняк, рядом все время болтаются люди. Они не контрабандисты, простые пильщики. Но в тех местах каждый поднимет тревогу, ежели увидит полицию.
На этом разговор закончился. Бывшие одноклассники удалились чуть не в обнимку, о чем-то весело перешептываясь. Азвестопуло поехал в управу наводить справки о каменоломне подозреваемого в шпионаже. А Лыков снова лег. Беседа утомила его. Головные боли не проходили, а к ночи даже усиливались. Они делались почти невыносимы, хоть на стенку лезь. Лечащий доктор предлагал снимать их уколами морфия, но сыщик пока держался. Он хорошо знал, к чему приводят такие процедуры…
Титулярный советник вернулся через час с бумажной выпиской:
– Нашел. И выкопировку сделал. Вот, за Жеваховой горой, как и говорил Серега. Участок номер сто три.
– Как? – вскричал Алексей Николаевич. – Ах ты чувырло. Забыл, что сто четвертый номер записан за госпожой Ландерер?
– Да я и не знал… – растерялся грек. – Ну и ну. Не похоже на простое совпадение, а? В городе сто семьдесят каменоломен, и именно эти две оказались рядом.
Дело принимало новый оборот. Бывшая жена капитана Двоеглазова владела каменоломней, расположенной бок о бок с участком Фанариоти.
– Ладно, поедем туда и узнаем, – решил коллежский советник. – Только никакое это не совпадение…
– А вы сдюжите? – обеспокоенно спросил помощник.
– Доползу как-нибудь.
– Серега сказал, что Спиридон бывает в своем тайнике каждый день с четырех до восьми часов пополудни.
– Давай нагрянем к пяти. Приготовь оружие. И еще… Сообщи Черкасову, куда мы пошли. Мало ли что… Если не вернемся, пусть выжигает участок номер сто три дотла.
