Глава 10
Под землю и обратно
Сыщики приехали на место и велели извозчику ждать их, сколько понадобится. Дядя оценивающе посмотрел на них и молча протянул грязную ладонь. Лыков так же молча сунул ему бумажный рубль.
– Ну, пошли.
Два смелых человека направились к скату балки. Алексей Николаевич косился по сторонам. Накатанная дорога вела к каменоломням. Оттуда ехал бенд-ваген, нагруженный плитами ракушечника. Правивший балагул с подозрением пялился на незнакомцев: что еще за фараоны в таком месте?
– Когда я последний раз спускался под землю, меня там завалило, – сообщил коллежский советник титулярному. – Четыре дня просидел, еле живой выбрался. Неприятные воспоминания.
– Это когда было?
– В тысяча восемьсот восемьдесят третьем году, в Даниловке под Москвой . Я тогда был еще о-го-го, не то что сейчас. Но даже поседел.
– А я только что родился, – констатировал грек. – Ну, даст бог, сегодня веселей пройдет.
Так за разговорами они подошли ко входу в катакомбы. Тот был разработан под большие упряжи: три сажени в ширину и две в высоту. Справа и слева на некотором удалении виднелись другие ходы, поменьше. Сбоку висела табличка: «Участки нумер от 100 до 134».
Наружу вышла группа пильщиков в робах, фартуках и с инструментами в руках.
– Опаньки, – сказал один, с дерзким нехорошим взглядом. – А у нас гости.
– Гости на гости – хозяину радости, – язвительно ответил Лыков.
– К кому изволите?
– Да не к тебе, не дрейфь.
– Нет, ответьте, сюда кто попало не ходют, – преградил путь сыщикам говорун.
Коллежский советник залез ему под фартук, взял за ремень, крякнул. Оторвал от земли, перевернул вниз головой и потряс, словно копилку. Из карманов гоношистого пильщика посыпалась мелочь. Когда вывалилась последняя монета, Лыков отбросил жертву в сторону и прошел в тоннель. Азвестопуло хихикнул, обращаясь к остальным пильщикам:
– Хорошо, штаны не сняли с дурака. Язык-то надо на привязи держать!
И вприпрыжку догнал шефа. Тот сказал:
– Сразу голова болеть перестала. Далеко нам?
– Серега сказал: пятьдесят саженей вглубь, до первой развилки. Свернуть налево и еще сто саженей. Там ворота с номером участка.
Сыщики зажгли карманные электрические фонари. Вокруг было темно, но чувствовалась жизнь: навстречу ехал очередной балагул, в боковых коридорах стучали кирки и слышались голоса.
Алексей Николаевич посветил на стену:
– Какой он тут желтый! Я думал, ракушечник светлее.
– Разный бывает, – тоном знатока пояснил грек. – От молочно-белого до лимонного и светло-коричневого.
Они говорили о пустяках, но на душе у обоих было неспокойно. Двое против неизвестного противника. Далеко под землей, в запутанных коридорах.
Наконец сыщики оказались перед крепкими деревянными воротами, стянутыми железной полосой. Они были распахнуты на одну створку, внутри плясали блики света. Лыков решительно шагнул вперед.
Им открылась пещера изрядных размеров, примерно десять саженей на тридцать, высотой в полтора человеческих роста. В центре горела керосиновая лампа. Возле нее стоял человек и смотрел на незнакомцев.
– Вовка, Сидор – вы, что ли?
– Здравствуйте, господин Фанариоти, – вежливо поприветствовал хозяина коллежский советник.
Контрабандист отшатнулся:
– Кто вы?
– Полиция, Спиридон Саввич. Приготовьте вашу пещеру для досмотра.
Фанариоти сунул было руку в карман, но тут же достал обратно.
– Вот это правильно, – одобрил Азвестопуло. Осмотрел мужчину опытным взглядом и добавил: – Тем более там ничего нет. Дома шпалер оставил? Ай-яй-яй.
– Покажите сначала документы, – сердито ответил застигнутый врасплох контрабандист.
Лыков вынул билет и назвал себя и помощника. Спиридон поднес бумагу к лампе, прочитал. Услышав фамилию Сергея, повернулся к нему:
– Азвестопуло? Это вас называли Серега Сапер?
– Было дело. А что?
– Хвалили.
– Очень или так?
Фанариоти хмыкнул:
– Говорили, что палец в рот не клади. А вон что – фараон оказался.
– Каждый зарабатывает на хлеб, как может. Вы воруете, я ловлю.
Алексей Николаевич осмотрелся. Вдоль стен, едва различимые в темноте, стояли ящики, бочки, тюки с товарами. Сквозь щели меж досок ближайшего ящика питерец разглядел швейную машинку.
– Это все необандеролено? – спросил он у хозяина.
– Сами как полагаете?
– Вы не дерзите, а отвечайте на вопрос.
– Алексей Николаевич, он кого-то ждет, – подал голос Азвестопуло.
– Я вижу. Тянет время, надеется, что ему помогут. Спиридон Саввич, давайте по-хорошему. Никто вас выручать не станет, даже Вовка Пасечник. Напасть на полковника полиции – значит подписать себе смертный приговор. У вас настолько смелые друзья?
Фанариоти сник.
– То-то. И потом, сперва выслушайте нас. Мы ведь с Сергеем Маноловичем контрабандой не интересуемся. Стащите хоть пароход с кофеем, нам все равно. Мы ловим шпионов.
– Шпионов? – искренне удивился подозреваемый. – Оглянитесь: где я и где шпионы?
– Давайте вылезем отсюда на свет божий, там и оглянемся. Шпионы не выдумка, и к вам имеются вопросы.
– А это?
– Товары? Заприте ворота, как вы обычно делаете. Тут ведь друг у друга не воруют?
– Всякое бывает.
Азвестопуло бесцеремонно вскрыл несколько мест и забрал коробку табака и мешок кофе.
– Вещественные доказательства, ежели что. Ну, идемте?
Лыков смотрел на отставного писаря и удивлялся. Тот повесил замок на ворота и пошел как ни в чем не бывало к выходу. Вот нервы у человека… Если он станет упираться, придется попотеть.
– Не хотите ни в чем признаться? – спросил сыщик у арестованного.
– Нет. Послушаю сначала, что вы мне скажете. Шпионы! Ишь чего удумали. Была бы шея, а хомут найдется?
– Пока вспоминайте вашу службу в Одесском морском батальоне.
Спиридон даже остановился от неожиданности.
– В Одесском батальоне? Это вы там измену нашли?
– Со всей очевидностью.
Дальше грек шел молча, обдумывая услышанное. Он что-то бормотал себе под нос и был явно озадачен.
Когда троица вышла наружу, там их уже поджидали. Четыре хлопца в фартуках стояли возле пролетки, пятый держал под уздцы лошадь.
– Саввич, что за пацюки? – спросил рослый парень с топором за поясом. – Ромику карманы растрясли, так он за подмогой побёг. Ты…
Лыков шагнул вперед, махнул руками, словно хотел хлопнуть в ладоши. Два оборванца повалились навзничь, включая оратора. Третий занес кистень, но ударить не успел: Азвестопуло заехал ему сапогом в пах. Четвертого коллежский советник схватил уже на отходе, дал в ухо и бросил. Пятый, что держал лошадь, успел удрать.
– Садитесь, едем, – приказал Алексей Николаевич Фанариоти. Тот стоял и наблюдал расправу, не вмешиваясь. Пальцем не пошевельнул, чтобы помочь своим защитникам.
К удивлению Фанариоти, сыщики доставили его не в полицию, а в гостиницу «Лондонская». В номере Лыкова прошел первый допрос. Алексей Николаевич положил перед контрабандистом копию доклада о минных полях.
– Ваша рука? Помните этот документ?
– Моя. Помню.
– Когда вы переписывали доклад, кто-нибудь интересовался его содержанием? Из тех, кому не положено.
– Так вы об этом меня пытать собрались?
– Ну не о контрабанде же. Повторяю: подземные ваши грешки нас не волнуют.
– Уф…
Спиридон распрямился, расправил плечи.
– Напугали. Я-то думал, для отвода глаз туман пускаете. В полицию не повезли, значит, будете взятку вымогать. А вы и впрямь про батальон.
Лыков молча смотрел на допрашиваемого, ждал, когда тот успокоится.
– Так, – подобрался Фанариоти. – Доклад помню, меня с ним торопили. А в чем вопрос?
– Из плана, который прилагался к докладу, пропал первый лист.
Контрабандист не понял:
– Ну и что?
– Мы обнаружили его в письме германского агента в Петербурге.
– В Петербурге? Но я там не был ни разу!
– Ты, может, и не был, – взъелся Азвестопуло. – Но какие-то шпионы выкрали доклад, скопировали и отослали в Германию.
– Да вы смеетесь!
Увидев, что сыщики не шутят, контрабандист смутился:
– Вы правда думаете, что это я лист вырвал?
– Допускаем, – ответил Сергей. – Чем ты хуже других, торговец халвой? Мог? Вполне. Вдруг тебя купили. Давай вспоминай: как составлялся доклад, кто проявлял к нему интерес, где могли его переписать или вырвать листы из плана?
– Столько времени прошло… Приказал мне подполковник Стаматьев. Исходные данные принес Рыжак. Вы с ними говорили уже?
– С Рыжаком говорили.
– Вот. Промеры делали мы, и буйки ставили тоже мы. А координаты наносили офицеры флота. Сам я, понятно, в ялике не плавал, мое занятие писарское. Но знаю от других, что мерили все утречком, в тумане, и держали в секрете. Матросам говорили, что будут расширять аванпорт и строить дополнительный брекватер . Для этого-де и промеры.
– Люди верили?
– Да людям было все равно. В штабе батальона, конечно, обсуждали в открытую. Поэтому лично я знал цель работ.
– Насколько точно знали? – поинтересовался Лыков. – Ну-ка сформулируйте.
– Флот должен был поставить минные ловушки в Днепрово-Бугском лимане. Сразу как будет объявлена военная кампания. А так как я контрабандист, мне, конечно, было до крайности интересно. Вдруг мои товарищи на эти мины налетят? И я… Сделал копию, если честно.
Сыщики некоторое время молчали. Вот так новость!
– Куда ты ее дел? – перешел на ты коллежский советник.
– Дома валяется.
– Показывал кому-нибудь?
– Да так… Пару раз.
– Дурень! – взорвался Алексей Николаевич. – За контрабанду, да впервые, тебе дадут восемь месяцев тюрьмы. А за шпионаж – восемь лет!
– Какой же тут шпионаж! Я своим родственникам показал, из Аккермана. Дяде Жоре и его сыну. А второй раз – соседу по карьерному участку.
– Двоеглазову? – вскричал Сергей.
– Которому? Из штаба округа, что ли, капитану?
– Да. Ему? Ну, признавайся!
Фанариоти ошалел:
– Да нет же, соседу, он тоже контрабандист, Колька Горобчик. Такой, знаете, мелкий, шкиля макаронная.
Лыков привычно бросил просительный взгляд на помощника. Тот перевел:
– Горобчик – значит воробей. А шкиля макаронная – тощий.
– Фамилия твоему воробью как? – наседал коллежский советник.
– Кондогеорги.
– Он интересовался планом минных заграждений?
– Да всякий заинтересуется, кто по морю плавает. Вдруг набросают мин? Жить-то охота.
– Горобчик делал копии или выписки?
– Нет, – открестился Фанариоти. – Так, поговорили, я показал бумаги. Выпили метаксы. Я захмелел и пообещал в случае войны пролезть обратно в свой батальон. И разузнать для братьев-шмуглеров про обходные фарватеры. Херый был, нес всякий мишигас.
– И все? Больше никому не рассказывал и не показывал?
– Ей-богу, никому.
– Где копия, что ты сделал?
– Говорю же: дома валяется.
– Поедешь с Сергеем Маноловичем, когда мы закончим, и отдашь ему.
– Слушаюсь.
Фанариоти перевел дух и спросил:
– Что мне будет?
– За то, что скопировал секретный документ? Я бы тебя в Сибирь укатал, будь моя воля. Писарь чертов! Разве можно так поступать?
– Но я для себя, не для шпионства.
– Жандармам будешь это объяснять, кусок идиота, – накинулся на контрабандиста Азвестопуло. – Лист из плана попал к германцам. Откуда мы знаем, что не через твою копию?
– Ни я, ни родня в Аккермане, ни тем более Горобчик никакого отношения к германцам не имеют.
– Ага. В Одессе прописаны десять тысяч немцев, а ты живого колбасника в глаза не видел?
Арестованный готов был зарыдать:
– Я честный контрабандист, мне плевать на мелиху . Выкручиваюсь, как все, кормлю семью. Когда иерусалимские дворяне делали революцию, я ваших пальцем не тронул. Зачем мне шпионить на Германию, смотрел я на нее в гробу в белых шимми.
– Выясним, – буркнул Лыков. – Теперь расскажи мне о капитане Двоеглазове. Ты с ним имел дело?
– Кто я и кто он? Старший адъютант штаба округа. Фигура! И я, писарек.
– А с его бывшей женой?
– Какой еще женой?
– У нее участок рядом с твоим. Твой под номером сто три, а у нее – сто четыре.
Спиридон захлопал глазами и сказал:
– Этого еще не хватало. Сто четвертый у Двоеглазовой? Знать не знал. Она отдала его в аренду фактору по фамилии Шапсензон. Он ходит в мои ворота каждый день как в синагогу и предлагает всякий холомейс. Парень совсем переехал на Слободку.
– Это значит сошел с ума, – тут же перевел шефу Азвестопуло.
– Но я сам сейчас там лечусь, – удивился Лыков.
– Там, да не совсем. Аккурат рядом с Новой городской больницей находится психиатрическая лечебница, – пояснил помощник.
– Жена с капитаном развелась и вернула себе девичью фамилию, – сообщил шмуглеру Алексей Николаевич. – Знаешь какую? Ландерер. Немка, родом из Клейн-Либенталь. Немка, черт тебя дери. Скажешь, это тоже совпадение? Как-то много вокруг тебя совпадений.
– В глаза не видел никакой немки, чем хотите поклянусь! Дурака Шапсензона каждый день вижу. А ее никогда.
В разговоре опять возникла пауза. Сыщики переглянулись – о чем еще спросить? Коллежский советник объявил:
– Хорошо, хватит для первого раза. Поезжай домой и отдай Сергею Маноловичу копию бумаги. Вечером приведешь сюда своего Горобчика. Жандармам мы ничего сообщать не будем, они у вас в Одессе бестолковые.
– Спасибо!
– Благодарить пока не за что. По закону, охраной государственной тайны занимается, помимо ОКЖ, еще Четвертое отделение Особого отдела Департамента полиции. Там люди умные, служат с нами по одному ведомству. Понадобятся – вызовем их. Но ты, Спиридон, столько уже ошибок наделал, что не знаю, как тебя теперь обелить. Никто ведь не поверит, что ты скопировал секретный документ из любопытства. Ты это понимаешь?
– Понимаю, ваше высокоблагородие. Вы уж… как-нибудь… За мной благодарность не встанет.
– Плевал я на твою благодарность. Давай, начинай сам себя спасать. Вспоминай любые мелочи, которые тогда показались странными. Чей-то интерес или подозрительное поведение. Ну? Если не ты передал план германцам, значит, это сделал кто-то другой. Из тех, кто рядом стоял. Вот мы тебя спросили про капитана Двоеглазова не просто так. Он был женат на немке, развелся, а у бывшей супруги его обнаружились за душой и деньги, и земля. С чего вдруг? Может, это германские тридцать сребреников? А развод лишь фикция?
Контрабандист почесал голову и натянуто улыбнулся:
– Я, ваше высокоблагородие, теперь в лепешку расшибусь. Вы только жандармам ничего не говорите, глупость же за мной, а не измена.
– Ну, ступай.
Через минуту после того, как остался один, Лыков случайно выглянул в окно. На подъезде Азвестопуло что-то выговаривал Спиридону, а тот покорно кивал. Что за тайны у греков? Ну да ладно. Радовало другое. Стоило сыщику помахать у пещеры кулаками, и головные боли прошли. Он стал свежий, энергичный, как в молодости. Вот и рецепт! Подрался и выздоровел.
Алексей Николаевич съездил в больницу, рассказал о своих ощущениях доктору. О драке он говорить не стал. Эскулап объяснил выздоровление пилюлями и массажем. Питерец охотно ему подыграл, забрал вещички и вернулся в «Лондонскую». Хорошо дома…
Вдруг, на час раньше назначенного времени, в номер ввалился Фанариоти.
– Ты почему так рано? – удивился Лыков. – И один, без Горобчика.
– Вот, – выложил что-то на стол гость. – Как договаривались, здесь тысяча.
Лыков увидел смятые купюры.
– С кем договаривались?
– Сергей Манолович сказал: «С тебя большая. Там в пещере контрабанды не меньше чем на десять тысяч. По закону, если бы мы тебя сдали, нам полагалась бы в награду третья часть. Так что гони тысячу и радуйся, что легко отделался».
Коллежский советник с каменным лицом сгреб купюры и сунул их греку в карман:
– За Сергея Маноловича я извиняюсь, он свое получит. Ступай за макаронной шкилей. А про деньги забудь, разговора такого не было, никто их у тебя не вымогал.
Растерянный Фанариоти ушел, и через минуту появился Азвестопуло. Видимо, он успел переговорить со шмуглером. И не дожидаясь громов и молний, начал первый:
– У меня лесных имений нет, как у некоторых. А жена брюхатая. И как быть?
– Значит, надо взятки тянуть с подозреваемых? Ты что, очумел? А если он действительно шпион? Представляешь? Спиридон скажет на следствии, что два командированных сыщика склоняли его на мзду. Обещали взамен ничего не говорить жандармам. Ведь это же суд! Позор на всю жизнь! Как ты мог? И меня замели бы вместе с тобой под одну гребенку. Слов нет…
– Спиридон Фанариоти – простодыр, а не шпион. Вы это уж сами поняли.
– Похоже, ты прав, – согласился Лыков. Он залез в чемодан и вытащил оттуда деньги: – Держи, тут пять сотен. Это от меня на брюхатую жену.
– От вас не возьму, – набычился титулярный советник. – С контрабандиста, по совести, еще не столько надо содрать. На десять тысяч товара у него в пещере, я прикинул на глазок. Может, и больше. А вы почему должны мне деньги давать? Спиридон – жулик, он нарушает законы Российской империи.
– Нарушает. Но, во-первых, мы обещали твоему однокласснику Кузьминцеву не трогать его по контрабандному делу. Во-вторых, сам сообрази: как выглядит твое вымогательство после того, что мы решили не выдавать Фанариоти жандармам? Он же поймет это по-своему: если не заплачу, они передумают. Эх ты… А еще мой помощник. Бери деньги и не брыкайся. Эта история пусть останется между нами. «Доить» Фанариоти я запрещаю. Все понял?
– Так точно, – ерничая, по-военному ответил Сергей. Протянул было руку к купюрам, но в последний момент ее отдернул.
– Не могу. И вообще… Прошу меня простить. Сорвался. Больше не повторится.
Лыков простил своего помощника. Он помнил, как сам мыкался в молодые годы без денег. И взятки брал в Нижнем Новгороде, всякое бывало… Алексей Николаевич поделился с Сергеем наблюдением, что хорошая драка помогает избавиться от мигрени. Они посмеялись – и замяли неловкую ситуацию.
В условленное время Спиридон привел своего товарища Николая Кондогеорги по кличке Горобчик. Тот оказался жилистым, загорелым и веселым.
– Здравияжелаювашиблагородия! – гаркнул гость. – Имею честь и вообще!
– Садись, – скомандовал Лыков. – Тебе объяснили, в чем дело?
– Так точно! Когда мы, значит, гамыры нажрались, как бабируссы… Тогда разговор, значит, и возник. Про минные ловушки. И Спиря показал мне листки. Мы, значит, оценили их по-нашему, по-гречески. Ну как два бывалых шмуглера. Помню, что два прохода на плане было всего. И мы, значит, решили, что этого не хватит. Ведь в Одесском порту шесть гаваней. Что им, по три на проход делиться? Пока суда в очереди стоят, тута их всех и накроют. Согласованным артиллерийским огнем…
– Ишь стратег выискался… – нахмурился коллежский советник. – Тебя забыли спросить, когда план составляли.
– А что? Я в море как у себя дома!
– Дальше что было?
– Ничего. Захрапели мы, а наутро, значит, в те бумажки тарань завернули.
– Да, Алексей Николаевич, в копии нескольких листов не хватает, – подтвердил Сергей. – Я кое-что на кухне нашел, там и правда тарань лежит.
– И я об том, – завершил свой рассказ Горобчик.
– А немцы бумагами теми не интересовались? – с умыслом спросил его Лыков.
– Немцы? Не. Они моря боятся. Им бы землю уродовать, в этом они мастаки. А моря дрейфят. Зачем им те бумаги?
Было ясно, что здесь сыщикам ловить нечего.
– Иди домой и никому о нашем разговоре ни слова, – приказал коллежский советник.
– Слушаюсь!
Кондогеорги удалился, а Фанариоти остался. Как только дверь за приятелем закрылась, он сказал:
– Я вспомнил. Всю голову сломал, а вспомнил.
– Что именно?
– А вы, ваше высокоблагородие, что мне приказали? Думать, не было ли чего подозрительного в то время, когда наш батальон глубины промерял.
– И?
– Был один случай, который меня тогда озадачил. Да я решил, что не моего ума дело, и рукой махнул. А сей секунд думаю: подозрительно.
– Ты о чем? Переходи к сути.
– Подозрительно себя вел батальонный адъютант.
Лыков сел напротив грека, внимательно поглядел на него:
– Рассказывай. Как зовут адъютанта?
– Штабс-капитан Пилипенко Алексей Яковлевич.
– И что тебе показалось странным или подозрительным?
– Когда я переписывал доклад, он своей властью снял с него подзаголовок «Секретно».
Сыщики встрепенулись.
– А раньше этот подзаголовок имелся?
– Имелся, когда все оформлялось в черновиках. Обороты копий нельзя было использовать, Рыжак за этим следил, отбирал их у меня и сжигал. Все исходные данные запирались в несгораемый шкап. Листы нумеровались по порядку, утром я их брал, а вечером сдавал под роспись. Не дай бог, какого-нибудь номера не окажется – Рыжак заставлял искать хоть до утра.
– А Пилипенко секретность отменил?
– Так точно. Пришел однажды и объявил, что получил указание из окружного инженерного управления. Доклад-де не секретный и вообще нас не касается, только флота. А мы сухопутные, для нас это вроде отхожего промысла. Так и сказал. С тех пор бумаги где только не валялись…
Это была важная новость. Во-первых, получалось, что грек скопировал без ведома начальства обычный документ, а не секретный. Тоже незаконно, но это совсем другой расклад. Во-вторых, батальонный адъютант своей властью, да еще и устным распоряжением изменил статус доклада. А на каком основании? Кто в окружном инженерном управлении дал ему такое указание?
– Теперь скажи пару слов за адъютанта, – потребовал Азвестопуло.
Спиридон смутился:
– На донос похоже…
– Ты насыпь, а там видно будет.
– Хм… Пилипенко, я слышал, из Одессы уехал. Хочет в Петербурге в академию поступать.
– И что? – продолжил наседать грек.
– Не знаю, как его начальство отпустило, – вздохнул бывший ефрейтор. – Он же игрок.
– Игрок? Карточный?
– Так точно.
– И много долгов накопил штабс-капитан Пилипенко? – сразу поставил вопрос ребром Алексей Николаевич.
– Про то надо спрашивать у Амбатьелло, – ответил контрабандист.
– У какого? У владельца ресторана на Нежинской?
– Ага.
Сыщики придвинулись к нему:
– И что, там мельница?
– Еще какая! Лучшая в городе.
– Давай рассказывай, чего мы из тебя каждое слово клещами вытягиваем! И про Пилипенко, и про Амбатьелло…
– Значит, так. Алексей Яковлевич, будучи уже батальонным адъютантом, стал часто захаживать на Нежинскую. И поутру являлся на службу сильно не в духе. Потом, слышно, начал занимать в долг у других офицеров. Несколько сот рублей занял, если все сложить. А отдавать из чего? Жалованье куцее. Я сам слыхал, как полковник Набоков выговаривал Пилипенко. Кончай, мол, ты это дело, до добра оно тебя не до ведет.
– И что?
– То, что начальник батальона запретил офицерам давать штабс-капитану в долг.
– Вот как, – переглянулись сыщики. – И что дальше было?
– Дальше случился у него декохт . Потеряв кредит у товарищей, адъютант пошел к тому же Амбатьелло, – сообщил Фанариоти. – Что еще ему оставалось?
– Ну-ну…
– Ресторатор тот – натура жадная и нечистоплотная. Мельница ему больше дохода дает, чем само заведение. И он обобрал многих… Я еще знаю с полдюжины. И все они военные.
Рассказ контрабандиста становился все интереснее. Офицер, попавший в зависимость из-за карточных долгов, – легкая добыча для шантажистов.
– Кто именно угодил в сети, строевые или штабные?
– Больше штабных. Начальник отчетного отделения Фингергут, старший адъютант штаба Восьмого армейского корпуса капитан Фуголь, начальник штаба Пятой саперной бригады подполковник Драгослав-Надточинский… И другие есть. Даже командующий Четвертым полевым жандармским дивизионом полковник Папалазарь у них в руках.
Новость была ошеломительная. Пришлось срочно искать встречи с Проданом. Связь с ним сыщики поддерживали через официанта кондитерской Онипко на Ришельевской, 17. Тот был негласным осведомителем сыскного отделения. В результате вечером все трое сошлись в номерах Шапиро.
Лыков сразу спросил о главном:
– Игорь Алексеевич, вспомните: на экземпляре доклада в штабе округа был гриф «Секретно»?
– Разумеется, был.
– А на копии, которая осталась в исходящих бумагах морского батальона?
– Тоже был. Я не пойму, Алексей Николаевич, куда вы клоните?
– Минуту. А на копии в инженерном управлении?
– Да тоже был. Это же закрытый документ, как иначе?
Сыщик повторил контрразведчику рассказ Фанариоти. Штабс-капитан был поражен:
– Батальонный адъютант изменил статус бумаги?
– Сославшись на инженерное управление округа.
– Устно, без официального уведомления?
– Да.
– Так не делается в армии.
– Я знаю, – ответил Лыков. – И это подозрительно. Ведь потом гриф на всех экземплярах доклада вновь появился. Значит, режим секретности был снят лишь на время. Затем или адъютанта поправили сверху, или он сам вернул надпись «Секретно».
– Когда дело было уже сделано и документ тайно скопирован… – завершил мысль питерца Продан.
– Вот именно. Вы общались с Пилипенко?
– Нет, Алексей Николаевич. Он сейчас в Петербурге, сдает экзамены в Академию Генерального штаба. С января готовился, зубрил, в батальоне не появлялся. Если он связан со шпионами… А мы его пустим в академию… Представляете?
– Пусть сначала сдаст, – язвительно парировал коллежский советник. – Я от генерала Таубе знаю, что это не всем удается.
Сыщик рассказал контрразведчику о карточных долгах Пилипенко, которые тот завел в тайном игорном доме Амбатьелло. И о том, что итальянец многих опутал таким образом, причем отдавал предпочтение штабным офицерам.
– Мы через сыскное начнем проверку ресторатора. Что за человек, и, главное, нет ли у него связей с германцами. Ежели таковые обнаружатся, то все понятно: он резидент или ближайший его помощник. Прощупать офицеров сложнее. Начнем, как с другими: долги, порочные наклонности, крупные денежные суммы в банках… Но про репутацию офицеров могут рассказать лишь другие офицеры. Как быть с этим?
– Рыжак догадался о нашем дознании, – напомнил Продан. – Он уже негласно помогает мне. Пусть соберет материал на батальонного адъютанта. А вы займитесь тем, что в ваших силах. Только быстро: времени у нас мало.
Сыщики расстались с Игорем Алексеевичем и отправились к себе. Лыков с утра переселил помощника в «Лондонскую». Сказал: так ты будешь на виду, а то распустился вконец, взятки вымогаешь. Оплачивал трехрублевый номер коллежский советник из своего кармана.
В гостинице, несмотря на поздний час, полицейских ждали. Фанариоти сидел в буфете и цедил пиво. Завидев номерантов, он демонстративно повернулся к ним спиной.
– Я сейчас, – метнулся к нему титулярный советник. – Только узнаю, что он тут делает.
Лыков сел за другой столик, заказал кружку венского. Разговор между греками затянулся. Отставной ефрейтор что-то настойчиво предлагал бывшему одесситу, тот сперва отказывался, но затем начал поддаваться. Опять у греков тайны, раздраженно подумал коллежский советник.
Наконец собеседники замолчали. Азвестопуло посидел немного и направился к шефу.
– Спиридон предлагает выгодное дело.
– Какое?
– Он даст наводку на контрабанду. Мы ее захватим и хорошо заработаем.
– Опять за старое?! – рассердился Лыков. – Одни деньги на уме. А кто будет шпионов ловить? И про Степана Балуцу тоже забыл? Тебя в Одессу начальство послало, чтобы ты тут карман набил?
– Алексей Николаевич, а что тут плохого? Я же набью карман законным способом. А то взятки брать нельзя, контрабанду ловить нельзя… Это же Одесса.
– Что насчет Балуцы?
– Все я помню. Ничего не забыл и не простил. Мы со Спиридоном выстраиваем доверительные отношения. В городе идет война между двумя группами контрабандистов. С одной стороны те, которые возят товары по ночам, морем. Это греки. С другой – продувные ребята, купившие таможенных чиновников. Они все евреи. Там и обороты больше, и рисков меньше.
– Ну и что? Ты хочешь влезть в свару и поддержать соплеменников? Ты, чиновник Департамента полиции, находящийся здесь в полузаконном отпуску?
– Навроде того.
– Вот Курлов удивится. Титулярный советник Азвестопуло почти что при смерти, вынужден лечиться и потому в столицу, на службу, пока прибыть не может. А контрабанду ловить, с большими премиальными, – может. Представляешь последствия? Шталмейстер – человек завистливый. Он все сразу поймет и разгневается.
Сергей взорвался:
– Черт с ним! До бога высоко, до царя далеко. Здесь я подчиняюсь вам. Если дадите разрешение, я рискну. А объясняться стану потом, с купюрами в кармане это делать приятнее. Курлов все равно будет есть меня поедом. Так хоть денег заработаю.
Лыков задумался. Финансовый вопрос был для Азвестопуло болезненным. Жалованье у титулярных советников копеечное, а с учетом столичных цен и вовсе недостаточное. Брать деньги у шефа Сергей не хотел, законных подработок у полицейского чиновника не случается. Да тут еще семья, жена беременная, нужно переезжать в квартиру побольше. И чего он, Лыков, мешает парню? Сам-то вон при капиталах.
– Что они хотят?
Бывший одессит жестом подозвал торговца халвой, а на самом деле шмуглера. Тот подошел и подобострастно произнес:
– Доброго вечера, ваше высокоблагородие!
– Называй меня Алексей Николаевич.
– Слушаюсь.
– Расскажи, что ты предлагаешь? И от чьего лица?
– Так что, Сергею Маноловичу не помешает законный приработок…
– Спиридон! Про благотворительность не ври. Грек греку завсегда поможет – в обмен на встречную услугу. Что от нас требуется и что вы за это хотите?
– Слушаюсь. Есть еврейчик, звать Абрам Немой. Купец второй гильдии.
– Немой? А чем он занимается?
– Ввозными и вывозными операциями. Туда гонит все, что купят. Во Францию – бочарные клепки, в Турцию – канительные изделия, в Румынию – живых раков и мишуру, а в Германию – кишки и сушеную кровь. Ну и ввозит разное.
– И в чем проблема?
– Немой через экспедитора Фишелеса, большого жулика, купил партию орлеанского пуха. Таможенную пошлину заплатил как за третий сорт, а на самом деле там высший.
– Пуха? – не понял командированный.
– В переводе с одесского это означает хлопок, – пояснил Азвестопуло.
– Ясно, валяй дальше.
Фанариоти продолжил:
– Пух хранится на складе Юго-Западной железной дороги. Через два-три дня его увезут в Москву, на мануфактуры. Еще можно успеть.
– Ты предлагаешь нагрянуть на склад, вспороть кипы и проверить сортность хлопка?
– Так точно. Мы этого сделать не можем. А вы из самого Департамента полиции, вам и карты в руки. Немому придется доплатить пошлины. Плюсом взыщут штраф в пятикратном размере. Да еще товар конфискуют и продадут с аукциона. И кроме того, денежное взыскание в размере двойной цены на товар. Открывателям набежит, ежели все суммы сложить, двенадцать-тринадцать тысяч. Для оценки пуха понадобится эксперт, его мы дадим.
– Ваш интерес в чем?
– Ребята получат арестантские отделения, три года с полтиной. Как собравшие для провоза шайку. Собаку Фишелеса тоже посадят на Арсенальную .
– И что? Хотите занять его место на таможне?
– Нет, Алексей Николаевич. Мы, греки, «скорпионов» кормить не хотим…
– «Скорпионы», напомню, это таможенные чиновники, – встрял Сергей.
– …Просто Абрам Мойшевич мне цену на кофе сбивает. Он ведь и его ввозит по заниженной пошлине.
– Так давай его с кофе поймаем, – предложил Лыков.
– Ха! Там цены другие. А с пухом он будет разорен, сядет в тюрьму и вообще сойдет со сцены. И другим жидам урок.
– А не боишься, что они тебе отомстят?
– Распря между нами тянется уже сто лет. Нет, не боюсь. Другие греки меня поддержат.
Коллежский советник подумал и сказал:
– Хорошо. Я даю санкцию своему помощнику на эту операцию.
– А вы сами? – встревожился Спиридон. – Вы-то полковник, а он лишь капитан…
– У Сергея Маноловича в кармане лежит такой же билет, что и у меня. Департамент полиции имеет все необходимые полномочия. Хватит вам и титулярного.
– Хм. Но тогда вы не получите премию.
– Отдайте ее всю Сергею Маноловичу. Мне же от вас, шмуглеров, нужно вот что. Найдите мне Степку Балуцу, если он прячется в катакомбах.
Контрабандист смутился:
– Фартового сдать? В Одессе это не приветствуется.
Лыков рассвирепел и так приложился кулаком о стол, что кружки повалились набок.
– А убивать стариков кувалдой приветствуется?
Подбежал официант, сменил скатерть. Когда питерец успокоился, то продолжил:
– Сдавать своих нигде не любят, но везде сдают. Ты же указал нам Немого.
– В Одессе сильна конкуренция, – возразил шмуглер. – Евреи тоже сдают нас полиции, это обычное дело.
– Спиридон, ты меня услышал. Или нет? Если нет, то хлопок поедет в Москву.
Грек задумался:
– Ой, нехорошо… А деваться некуда. Но… Тьфу!
Полицейские его не торопили. Наконец Фанариоти кивнул:
– Я пришлю к вам Раздуханчика.
– Кого-кого?
– Эфраима Нехелеса. Он все настроит как надо.
– Что за Нехелес? И почему раздуханчик? Что это значит?
– Раздуханчик по-одесски значит веселый человек. Нехелес изучил катакомбы лучше всех. Можно сказать, что это его ремесло.
– Не понял, – признался питерец. – Поясни.
– Ну Эфраим однажды догадался, что знание подземного города может приносить доход. Например, мы просим найти место для склада товара.
– Контрабандного?
– Конечно. Нужно, чтобы оно было укромное, но удобное для доставки и выгрузки. В катакомбах и зимой, и летом температура не выше четырнадцати градусов по Цельсию. Глубина прохода кое-где достигает сорока саженей. Есть места легкодоступные, а есть боковые коридоры, куда никто не зайдет. Ну и другие бывают заявки…
– Тело спрятать? – догадался Лыков.
– Это вопрос к Эфраиму. Но он год лазал по всем коридорам и нарисовал план. В голове нарисовал, понятное дело. И теперь приторговывает знаниями. Где искать вашего Балуцу, лучше него никто не скажет.
– Погоди, – тронул грека за рукав Азвестопуло. – Но ведь Нехелес еврей. А у вас с ними вражда.
– Ну и что? Евреи разные бывают. И порядочных много среди них. Нехелес порядочный.
– Хорошо, – согласился Алексей Николаевич. – Присылай своего чичерона…
– Кого?
– Знатока подземелья. И забирай Сергея Маноловича. Двух дней вам хватит?
– Обернемся.
